Текст книги "Я Пилигрим"

И тут Сарацин, стремительно выбросив вперед руку, вцепился в шею Тласса. Тот, не успев даже испугаться, понял, что его душат.

Первая мысль заместителя директора была рождена яростью: ну уж нет, он не даст этому беженцу никаких денег. Чтобы их получить, тому придется его убить. А потом в голову ему пришла и вторая мысль: неужели этот попрошайка, питающийся отбросами, может быть столь дьявольски силен?

Тлассу уже не хватало воздуха, и он пытался вспомнить прием рукопашного боя, который позволил бы ему освободиться от удушающего захвата, но внезапно ощутил у основания шеи жгучую боль. Тласс хотел закричать, но не смог. Он сразу понял, что это не нож: тогда ему перерезали бы горло и теплая кровь струилась бы сейчас по груди. Правильный ответ забрезжил в его мозгу, когда огненный шарик взорвался в мышце шеи и разлился в крови.

От боли Тласс пошатнулся. Теперь он знал точно, что это шприц, поршень которого с силой двигался вниз. Сбитый с толку и охваченный ужасом, заместитель директора института сознавал, что надо кричать, звать на помощь, но химическая субстанция, введенная в его тело, внезапно парализовала мышцы лица и не позволила произнести слова, звучавшие в его мозгу.

Испытывая бессильную ярость, Тласс понял, что действие препарата уже ничем не остановишь. Он видел, как из его ослабевшей руки выпали ключи от машины. Пальцы напавшего на него бродяги промелькнули в воздухе и схватили их на лету. И это больше, чем что-либо другое, сказало Тлассу, что он попал в руки настоящего мастера.

Глава 15

У Тласса подогнулись колени, но Сарацин подхватил его и волоком потащил к черному американскому внедорожнику, ветровое стекло которого, изображая нищего бродягу, он так часто мыл.

На полпути саудовец остановился и сильно ударил Тласса по лицу, увидев глаза своего пленника, полные боли и ярости.

Когда Сарацин планировал это нападение, его больше всего беспокоило, что внутривенные успокоительные средства, обнаруженные в теле покойного, могут содержать химический маркер, который позволит отследить номер партии товара. Не исключено, что эта информация приведет в ливанскую больницу, где работал Сарацин. Добросовестной команде следователей из сирийской тайной полиции не составит большого труда проверить список сотрудников больницы и выяснить, что в интересующий их период времени Сарацин находился в отпуске.

В Бейруте чуть ли не на каждом шагу встречаются тележки, запряженные осликами, а потому и ветеринарные препараты можно купить без особого труда. Вколов Тлассу ампулу предназначенного для лошадей транквилизатора, Сарацин от души надеялся, что рассчитал дозу правильно: достаточно, чтобы тот не мог пошевелиться, но не так много, чтобы жертва испустила дух. Если глаза Тласса остекленеют, он станет бесполезен. Что бы дальше ни случилось, пленник должен оставаться в сознании.

Шлеп! Сарацин ударил его по лицу еще разок и потащил к внедорожнику. Когда, прикидываясь бродягой, он мыл ветровое стекло машины, то заметил, что Тласс открывает дверцы автомобиля, нажимая кнопку на брелоке, и сейчас проделал то же самое, а потом уложил своего пленника на заднее сиденье.

Внутри машины было темно, как в пещере. Во всех странах с невыносимо жарким климатом, от Средиземного моря и до Персидского залива, имеется один безошибочный способ выяснить, у кого есть wasta[7]7
   Связи, влияние (араб.).


[Закрыть], а у кого нет. Знаете, что такое makhfee? У арабов этим сленговым словом обозначается тонировка – солнцезащитное покрытие, которое наносят на стекла машин. По правилам интенсивность тонировки не должна превышать пятнадцати процентов, но чем большей wasta располагает владелец автомобиля, тем больше makhfee он может себе позволить.

Как видно, у Тласса имелось очень много wasta: стекла его машины были закрашены до устрашающих восьмидесяти процентов, что делало салон автомобиля почти совершенно приватной территорией, ну просто идеальным местом для того, что должно было здесь произойти. Сарацин захлопнул заднюю дверцу, сел на место водителя и завел мотор. Саудовец не собирался никуда ехать, но ему нужно было, чтобы кондиционер нагнетал прохладный воздух. Он щелкнул тумблером, который управлял задним сиденьем: спинка опустилась, и Тласс очутился на плоской поверхности, как выловленный тунец на палубе.

Действуя по сценарию, который он разрабатывал не одну неделю, Сарацин вытащил из кармана несколько катушек широкой клейкой ленты и перебрался в заднюю часть машины. Тласс в немом ужасе наблюдал, как «мастер» схватил его за запястья и прикрепил их лентой к ручкам дверцы, предварительно положив своего пленника на сиденье лицом вверх. Тласс и сам однажды проделал нечто подобное с обнаженной женщиной. Он получил большое удовольствие, «допрашивая» ее до тех пор, пока несчастная не обессилела настолько, что уже не могла даже кричать. Тогда Тлассу надоела эта возня, и он придушил ее.

Сарацин приклеил скотчем к сиденью стопы, бедра и грудь своего пленника, удостоверившись, что тот не в состоянии двигаться. А потом произошло нечто странное: «мастер» надежно прикрепил лоб и лицо Тласса к подголовнику, жестко, как в тисках, зажав его голову. Пленник попытался было заговорить с бродягой, чтобы выяснить, что, черт возьми, тот с ним делает – вряд ли он мог воспользоваться своей головой для побега, – но так и не смог ничего выдавить: язык не слушался, а рот наполнился слюной.

С тихим удовлетворением Сарацин наблюдал, как Тласс силится что-то ему сказать, как мечутся его испуганные глаза. Теперь саудовец знал наверняка, что правильно подобрал для своего пленника дозу седативного средства. Распластанный на сиденье Тласс был не в состоянии двигаться. Сарацин открыл заднюю дверцу и, убедившись, что поблизости никого нет, выскользнул из машины и побежал к своему биваку.

Одним резким движением саудовец сдернул брезент с креплений, погрузил на него газовую плитку и другие пожитки, не оставив ничего, что могло бы помочь криминалистам. Сарацин связал брезент узлом, перекинул через плечо, прихватил свою старенькую сумку-холодильник, заранее тщательно собранную, словно он готовился к какому-то диковинному пикнику.

Увесистый мешок со льдом, который наш герой уложил последним, доставил ему больше всего беспокойства. Он долго обдумывал, где приобрести лед. Ответ оказался обескураживающе прост: Сарацин попросил самого добродушного охранника, рассказавшего, что они имеют привычку дружно исчезать на Эйд-аль-Фитр, помочь ему сохранить напитки прохладными: дескать, он тоже хочет устроить себе скромный праздник.

– Не могли бы вы дать мне немного льда из морозильника институтской кухни? – обратился к нему саудовец, и этот добрый мусульманин принес ему пару часов назад целый мешок.

– Эйд Мубарак, – поздравили они друг друга, когда Сарацин поместил лед в сумку-холодильник, где лежали два небольших пластиковых контейнера, какие-то остатки пищи и несколько флаконов стимулирующего сердечного средства – все это в действительности было лишь ширмой. Настоящее содержимое холодильника – необходимое Сарацину специальное оборудование – было спрятано в потайном отделении внизу.

С сумкой под мышкой и узлом на плече Сарацин бегом устремился к внедорожнику. Тласс, услышав, как открылась дверца, стал бешено вращать глазами, чтобы проследить, как палестинец грузит свои пожитки в его машину, садится сзади и захлопывает дверцу. Зловещий бродяга нагнулся вперед и нажал на тумблер блокировки. Теперь они были надежно закупорены внутри.

Наклонившись, Сарацин тщательно обыскал карманы пленника, отложил в сторону его мобильник, потом открыл бумажник, проигнорировав деньги и кредитки, и наконец обнаружил то, что искал, – закодированную карточку, служившую электронным пропуском в здание.

Почувствовав теперь себя еще более уверенно, саудовец опустился на колени, аккуратно устроился рядом с головой Тласса и открыл крышку сумки-холодильника. Вытащил еду и освободил защелку, после чего удалил фальшивое дно. Из потайного отсека он достал тяжелый пластиковый мешок, завязанный веревкой, и положил его рядом. После этого Сарацин принялся заполнять льдом два пластиковых контейнера. И тут, наблюдая за спокойными и размеренными действиями палестинца, Тласс наконец кое-что понял.

«Проклятье, да никакой он, похоже, не бродяга, а самый настоящий врач!» – пронеслось в его голове (вслух он, конечно, этого сказать не мог). Глаза Тласса метались из стороны в сторону: внезапная догадка до смерти испугала его.

Позади у замдиректора Института передовых методов медицины были годы безупречной работы, он уверенно продвигался по карьерной лестнице и никогда не совал свой нос куда не следует. Так в чем же дело? Какая зараза обосновалась на их парковке?

Нет, это не простой грабитель, этот человек тщательно продумал все заранее и сейчас действует, воплощая в жизнь некий замысел. Тласс сообразил, что столкнулся с фанатиком. А с такими людьми вряд ли можно договориться, даже если все ваши мышцы действуют как надо и вы в состоянии говорить.

Тут врач вытащил из потайного отделения пару новых резиновых перчаток, и это почему-то ужаснуло Тласса больше всего.

«Для чего ему понадобились перчатки?!» – мелькнуло в голове несчастного. Но крик этот не вырвался наружу.

Словно отвечая на его вопрос, доктор заговорил с пленником, пояснив:

– Я собираюсь взять ваши глаза.

Глава 16

«Что он сказал?! – изумился Тласс. – Что этот мерзкий тип сказал про мои глаза?!»

Сарацин с удовлетворением увидел панический ужас на лице своей жертвы. Нет, что ни говори, а все-таки он был настоящим профессионалом. Разумеется, совершенно не обязательно было объяснять Тлассу, что врач собирается делать. Но ему требовалось, чтобы внезапный страх и прилив адреналина расширили зрачки пленника и наполнили его органы зрения кровью. Чем сильнее будет прилив крови, тем дольше глаза сохранят видимость жизни, после того как будут удалены.

– Мне ваши глаза нужны для дела, – пояснил Сарацин. – Лично против вас я ничего не имею, я вас вообще не знаю.

И все же он знал этого человека: именно такими саудовец представлял себе людей, которые много лет назад в Джидде бросили его отца в тюрьму.

Услышав подобное заявление, Тласс убедился, что был прав: перед ним и впрямь фанатик, люди этого сорта всегда говорят так. Тласс попытался призвать на помощь все свои скрытые резервы, каждую унцию энергии. Он страстно желал, чтобы его мышцы наконец заработали, воспротивились насилию и помогли хозяину освободиться. Сарацин наблюдал, как по телу его жертвы прошла едва заметная дрожь. Грустная картина, что и говорить.

Глаза несчастного наполнились слезами, в них отразились страх, бессилие, ненависть. Сарацин наклонился и распутал бечевку, раскрыв пластиковый мешок. Там лежал хирургический набор, и молодой человек был доволен, что Тласс его увидел. Сарацин рассчитывал, что это спровоцирует вспышку страха и новый выброс адреналина. Из кармана он вытащил инструмент – четырехдюймовый металлический скальпель.

Сириец не сводил с него глаз.

«Вот проклятье! Я должен что-то сделать! Хоть что-нибудь!»

Сарацин с удовлетворением констатировал, что довел жертву до нужной кондиции.

– Думаю, начнем с правого глаза, – сказал он.

Призвав на помощь каждую клеточку своего ослабленного тела, Тласс каким-то невероятным шепотом, словно бы его душили, сумел выдавить:

– Нет.

Если Сарацин и услышал его, он никак этого не показал.

– Удаление глаз не слишком сложная процедура, – продолжал врач спокойно, взявшись за ручку инструмента.

Тласс словно взбирался по черной стене ужаса и отчаяния, наблюдая, как скальпель скользит по самой уязвимой части человеческого тела. Лезвие угрожающе нависло над правым глазом. Доктор развел его веки большим и указательным пальцем. И начал ловким движением срезать их.

– По-научному это называется энуклеация, – любезно пояснил он.

Тласс подумал, что его сейчас вырвет, да он и хотел этого. Все, что угодно, лишь бы этот сумасшедший остановился!

Хлынула кровь, наполовину закрыв поле зрения правого глаза. Тласс ощущал, как большой палец безумца двигается между его переносицей и краем глазного яблока, Сарацин отводил его в сторону, отыскивая мышцы, которые удерживали глаз в глазнице, и разрезая их.

Тласс тонул в накатывающих волнах боли, и все же еще видел правым глазом. Пока что не сработало! Но тут Сарацин нашел и перерезал последнюю скрепу: зрительный нерв.

Половина видимой вселенной Тласса мгновенно исчезла, ее словно бы всосала черная дыра. Выскочило глазное яблоко.

Сарацину теперь приходилось работать быстро: он наложил лигатуру, перевязав кровеносные сосуды, ведущие к глазному яблоку, пытаясь удержать там как можно больше жидкости, и предусмотрительно погрузил его в лед. На всякий случай саудовец оставил также включенным кондиционер, и тот продолжал нагнетать прохладный воздух. Теперь врач переключил все свое внимание на левый глаз, работая с удвоенной скоростью.

Через несколько секунд Тласс лишился второй половины своей видимой вселенной. Боль была настолько сильной, что он едва сознавал, что полностью ослеп.

Сарацин разблокировал дверцу, выскочил из машины, пересек парковку и ринулся к входным дверям института. В руке он нес два глаза Тласса, каждый из которых был помещен в отдельный контейнер со льдом.

Но все это было лишь первой составляющей головоломки, которую ему предстояло решить, второй важнейшей частью ее был вес.

Глава 17

Закодированная электронная карточка, которую Сарацин вытащил из бумажника Тласса, мгновенно сработала, и входная дверь института открылась.

Хотя на посту охраны, как и в самом здании, никого не было, металлодетекторы по-прежнему работали. Сарацин миновал их без всяких осложнений: он заранее снял часы и освободил карманы. Пройдя еще шесть шагов, он остановился.

Впереди был единственный путь – узкий коридор, который упирался в стальную дверь с электронным замком. Пол был выложен длинными металлическими панелями. Когда Сарацин, делая вид, что наслаждается прохладой от кондиционера, наблюдал за входом в институт, он разгадал один из многочисленных секретов безопасности здания: под полом были спрятаны весы. Прежде чем ступить на металлические панели, необходимо было приставить закодированную карточку еще к одному считывающему устройству. Затем компьютер сличал имя на карточке с базой данных, которая проверяла вес входящего.

Если бы не эта мера предосторожности, Сарацин мог бы просто схватить Тласса за шиворот и пройти вслед за ним, но если бы два человека одинакового роста одновременно встали на весы, это автоматически заблокировало бы вход в здание.

Сарацин, так и не снявший хирургических перчаток, провел по считывающему устройству карточкой Тласса. Он ступил на весы, не имея ни малейшего понятия, при каком допуске на ошибку срабатывала система, готовый к тому, что с потолка сейчас опустятся жалюзи и он окажется в ловушке.

Но ничего не случилось: догадка, что Тласс весил столько же, сколько и он сам, оказалась верной. Последним препятствием был сканер системы идентификации по сетчатке глаза. Сарацин поставил контейнеры со льдом на выступ и взял в каждую руку по глазу, заранее отметив, какой из них левый, а какой правый. Держа скользкие шарики между большими и указательными пальцами рук, он сильно прижал их к своим векам, костистым глазным впадинам. Ничего не видя и уповая только на милость Аллаха, Сарацин повернулся лицом к сканеру на стене.

Он знал, что перчатки на руках не создадут проблем: система была сконструирована таким образом, что не реагировала на пластик, металлическую оправу очков, контактные линзы, косметику и тому подобное. Ее интересовало только одно: кровеносные сосуды на оболочке задней части глаза, рисунок которых уникален для каждого из шести миллиардов живущих на Земле и разнится даже у однояйцевых близнецов.

Фирма-изготовитель этой системы утверждала, что данное устройство обмануть невозможно. Действительно, сетчатка глаза после смерти очень быстро разлагается. Вопрос заключался в том, будут ли глаза, взятые у живого человека менее трех минут назад, содержать достаточно крови, чтобы убедить компьютерную программу: перед сканером стоит Башар Тласс собственной персоной. Едва ли кто-нибудь прежде пытался это выяснить, и Сарацин мог узнать ответ исключительно опытным путем.

Наблюдая за проходной, саудовец подметил, что большинство людей стояли перед сканером секунды две, поэтому он заставил себя досчитать до трех и только тогда отвернулся. Бросив глаза Тласса в лед, Сарацин направился к металлической двери в дальнем конце коридора. И вновь он стал считать: по его наблюдениям, никто не ждал, пока она откроется, дольше четырех секунд.

Медленно досчитав до шести, наш герой понял: надо бежать. На случай неудачи он разработал следующую стратегию: разбить окно из толстого листового стекла, если система заблокирует карточку-ключ и двери. Вырвавшись наружу, добраться на внедорожнике до мусорной свалки, которую он приметил загодя, уничтожить там труп Тласса, а потом пройти пешком двадцать миль до автовокзала. Сесть на автобус и уехать из страны (Сарацин надеялся, что ему удастся пересечь границу раньше, чем ее закроют).

На счете «восемь» он уже поворачивал назад. Весь его план рушился, и Сарацин испытывал ненависть к самому себе. Страх молотом стучал в висках, заставляя дорожить каждым мгновением, но тут стальная дверь вдруг открылась, и он оказался внутри.

Причина этой задержки так и осталась для него тайной: возможно, едва заметные изменения в глазах сбили систему с толку и вынудили ее использовать более сложный алгоритм или она пробуждалась из режима ожидания – это его уже не волновало. Через открывшуюся стальную дверь в конце коридора саудовец вошел в большой зал, испытывая от достигнутого успеха настоящую эйфорию. Но вскоре восторг его поутих.

Высокие стены, колючая проволока, камеры наблюдения – в силу этого все его представления об институте ограничивались фасадом здания. Располагая столь скудной информацией, Сарацин прикинул приблизительные размеры учреждения, но, как оказалось, серьезно, а может быть, даже фатально ошибся. Очутившись сейчас в зале, он понял, насколько велико его пространство.

Один Аллах знает, как много времени придется потратить, чтобы найти в таком огромном помещении то, что ему нужно. А там, во внешнем мире, скоро обнаружат исчезновение Тласса. Когда члены его семьи или друзья не смогут дозвониться ни в офис, ни на мобильный телефон, кто-нибудь, несомненно, станет искать его на автостоянке.

Сарацин не знал, сколько времени в его распоряжении, – может быть, поиски Тласса уже начались. Он понимал, что ему надо торопиться, а задача, стоящая перед ним, чрезвычайно трудноразрешима. Говоря словами турецкой пословицы, ему предстояло выкопать колодец при помощи иголки.

Невооруженный, рискуя оказаться во власти любого, кто мог случайно войти в эту минуту, Сарацин бежал по первому из пяти широких коридоров, пока, свернув направо, не достиг их пересечения. Он остановился, не успев сделать очередной шаг: дорогу ему преградило армированное стекло – пост безопасности.

Двое охранников, которые угостили бродягу чаем в первые выходные после его приезда, упоминали о специальных средствах защиты внутри здания. Из их описания Сарацин понял, что эта система включала рентгеновский сканер на основе обратного рассеивания. Внести сюда что-то тайком невозможно: каждого входящего просвечивали насквозь. С помощью рентгеновского излучения можно было также установить большой диапазон параметров человеческого тела, например длину правого бедра, расстояние между носом и мочкой уха. В отличие от сканера сетчатки глаза, здесь невозможно было выдать себя за кого-то другого.

Ни одно самое передовое медицинское учреждение в мире не могло похвастаться армированным стеклом и рентгеновским сканером на основе обратного рассеивания. Сарацин знал, что под их защитой скрываются ужасные исследования, тайно проводившиеся в Институте передовых методов медицины. Он не очень-то надеялся проникнуть внутрь этого бастиона. Впрочем, если его догадки верны, это не главное.

Сарацин повернул назад и вскоре вновь оказался на пересечении коридоров – иностранец в чужой стране, отчаянно пытающийся обнаружить некую уникальную и, как ни странно, совершенно безвредную вещь – коробку с маленькими флаконами, содержимое которых было призвано защитить работающих здесь людей.

Сарацин нырнул в следующий лабиринт коридоров и офисов. Он проходил полностью затемненные участки, места, где неясно вырисовывались какие-то очертания, – опасность могла поджидать его на каждом шагу. И тут он увидел, как в коридорах на уровне плинтусов внезапно зажегся свет. Он обернулся и застыл на месте.

Кто-то проник в здание и включил свет! Сарацин прислушивался каждой клеточкой своего существа, пытаясь определить местонахождение вошедшего. Где-то далеко раздался телефонный звонок, сочилась вода из крана, снаружи дребезжало на ветру железо. Этот стук почти совпадал с ритмом биения его сердца. Он пытался уловить шум шагов, шелест одежды, звяканье вытаскиваемого из кобуры оружия. Ничего.

И тогда он понял: свет шел от электронных часов, а за стенами здания наступила ночь. Страх уполз назад в свою пещеру.