Текст книги "Маленький свободный народец"

– А ну, получи мал-мала люлей, ты, чучундра копытная! Ишь, верзуна оно носит! – раздался крик, и маленький человечек с размаху ударил головой между глаз коня.

К изумлению Тиффани, животное покачнулось.

– Пондра? – завопил крохотный воин. – И ишшо разокс на закукс!

На этот раз конь попятился, задние ноги его подогнулись, и он рухнул в снег.

Из изгороди валом повалили маленькие человечки. Всадник попытался встать на ноги, но его захлестнуло яростной сине-рыжей волной…

И тогда он исчез. И лошадь исчезла. И снег.

Ещё мгновение посреди пыльной дороги оставалась шевелящаяся груда синекожих человечков. Один из них заорал:

– Раскудрыть! Я себе по балде люлей налягал!

А потом исчезли и они, но Тиффани успела заметить рыже-синий всполох, сверкнувший в направлении изгороди.

Жаворонки пели, как раньше. Изгороди стояли цветущие и нетронутые – ни одна веточка не сломана, ни один цветок не опал. Небо снова было голубым, от алмазного сияния не осталось и следа.

Тиффани посмотрела вниз. На её башмаках таяли последние снежинки. Это её даже немного успокоило. Значит, чудо было на самом деле, она не сошла с ума. Вот и хорошо, потому что, стоило ей закрыть глаза, в ушах раздавалось свистящее дыхание всадника без головы.

Теперь ей требовалось оказаться там, где много людей и жизнь течёт своим чередом. Но ещё больше ей требовались ответы.

А если уж совсем честно, она бы всё отдала за то, чтобы не слышать зловещего дыхания всякий раз, закрывая глаза.

Палатки исчезли. Если не считать нескольких обломков мела, яблочных огрызков и тут и там куриных пёрышек, ничто больше не напоминало о том, что недавно здесь были учителя.

– Эй! Только тихо! – окликнул тоненький голосок.

Тиффани посмотрела вниз. Из-под листа щавеля осторожно выбралась жаба, точнее, жаб.

– Мисс Тик говорила, что ты ещё придёшь, – сказал он. – Наверное, хочешь о многом спросить?

– Обо всём! – выпалила Тиффани. – Мне не дают покоя маленькие человечки! Я не понимаю и половины из того, что они говорят! И они всё время зовут меня каргой!

– О да. Нак-мак-Фигли, – важно кивнул жаб.

– Пошёл снег, а потом исчез, как не было! За мной гнался всадник без головы… А потом один из… как ты их назвал?

– Нак-мак-Фигли, – повторил жаб. – Их ещё называют «пиксты». А сами они себя зовут маленьким свободным народцем{10}10
  Их ещё называют «пиксты». А сами они себя зовут маленьким свободным народцем.
  Пиктсы, они же Нак-мак-Фигли, имеют немало общего с пиктами – древнейшим из известных народов, когда-то населявшим Шотландию. Они покрыты синими татуировками, причём рисунок у каждого клана – свой; поэтому их и называют пикстами: пиктами (от лат. Picti – «раскрашенные») римляне назвали жителей Центральной и Северной Шотландии, поскольку те «раскрашивали» себя синей вайдой. Расцвет пиктского государства пришёлся на VIII век; к XI веку пикты ассимилировались со скоттами и прекратили своё существование как отдельный народ, – а по легенде, переселились в пещеры под холмами и в погребальные курганы. Любопытно, что у пиктов передача власти происходила не по мужской, а по женской линии.


[Закрыть].

– Так вот, один из них ударил головой лошадь! В лоб! И лошадь упала! А она была немаленькая!

– Очень похоже на Фиглей, – подтвердил жаб.

– Я дала им молока, а они опрокинули блюдце!

– Фиглям? Молока?!

– Ты же сам сказал, что они – пикси!{11}11
  Пикси (pixies) – персонажи английского фольклора, маленькие фейри, обитающие главным образом в вересковых нагорьях вокруг Девона и в Корнуолле; возможно, легенды о них – кельтского происхождения. По поверью, обитают на древних городищах, в кругах камней, могильниках, дольменах, менгирах. Изображают их обычно в зелёных курточках, красных колпачках, с заострёнными ушками, по-детски проказливыми, но это – наследие Викторианской эпохи. В древних преданиях они ходят в лохмотьях (которые охотно меняют на одежду поновее) и не слишком безобидны: сбивают путников с дороги, крадут лошадей, спутывают им гривы; а тот, кто по доброй воле последовал на зов пикси, может и не вернуться. Чтобы прогнать пикси, нужно вывернуть наизнанку куртку или показать им железный крест: пикси, как и прочие фейри, боятся холодного железа. Одно из преданий уверяет, что пикси – это друиды, умалившиеся до крошечных существ, поскольку отвергали христианство, или те из людей, которые были недостаточно хороши для рая и недостаточно плохи для ада и навсегда остались на земле. Пикси наверняка уже знакомы вам по книгам о Гарри Поттере; но у Дж. Роулинг описана только корнуолльская разновидность пикси.


[Закрыть]

– Не пикси, а пиксты. И уж чего они не пьют, так это молока.

– Они явились из того же места, откуда Дженни? – спросила Тиффани настойчиво.

– Нет. Они взбунтовались.

– Взбунтовались? Против кого?

– Против всех. И всего, – ответил жаб. – А теперь подбери меня.

– Зачем ещё?

– Затем, что вон та женщина у колодца странно на тебя смотрит. Ради всего святого, подбери меня и положи в карман передника.

Тиффани подхватила жаба с земли и улыбнулась деревенской матроне:

– Понимаете, я собираю раздавленных жаб.

– Какая ты умничка! – сказала женщина и поспешила по своим делам.

– Не смешно, – заявил жаб из кармана.

– Люди всё равно не слышат, что им говорят, – сказала Тиффани.

Она устроилась под деревом и достала жаба из кармана:

– Эти Фигли пытались стащить у нас пару яиц и барана. Но я заставила их всё вернуть.

– Тебе удалось заставить Фиглей вернуть украденное? – поразился жаб. – Они что, все заболели?

– Да нет… На самом деле они где-то даже любезно себя вели. И помогли мне по дому.

– Фигли?! Помогли по дому?! Да они никогда никому не помогают, ни по дому, ни вообще!

– А потом этот всадник без головы! – продолжала Тиффани. – У него головы напрочь не было!

– Ну, иначе бы его на эту работу не взяли, – сказал жаб.

– Скажи мне, что происходит? – попросила Тиффани. – Кто вторгается к нам? Фигли?

Жаб неуверенно замялся:

– Мисс Тик не хотела, чтобы ты ввязывалась в это дело. Она скоро вернётся, приведёт помощь…

– А она успеет вовремя? – упрямо спросила Тиффани.

– Не знаю. Может быть. Но ты лучше не…

– Я хочу знать, что творится!

– Она приведёт ещё кого-нибудь из ведьм, – сказал жаб. – Она считает, тебе не надо…

– Лучше расскажи мне всё, что знаешь, жаба, – проговорила Тиффани. – Мисс Тик здесь нет. А я – есть.

– Столкновение миров, вот что происходит. Нашего и чужого, – сказал жаб. – Теперь довольна? Но дело идёт быстрее, чем ожидала мисс Тик. Все чудовища возвращаются…

– Почему?

– А кто им помешает?

На мгновение воцарилось молчание.

– Я.

Глава 4
Маленький свободный народец

По пути на ферму ничего особенного не произошло. Небо оставалось голубым, овцы в загонах вроде бы не носились задом наперёд, в воздухе была разлита знойная пустота. Крысодав возился на тропинке, ведущей к задней двери, – он кого-то поймал и прижимал лапами. Завидев Тиффани, он подхватил добычу зубами и проворно шмыгнул за угол дома. Тиффани очень метко бросалась комьями земли.

Хорошо ещё жертва, которую он сжимал в зубах, не была синей и рыжеволосой.

– Только посмотри на него! – сказала Тиффани. – Жирный трусливый паршивец. Если б он только перестал ловить бедных птенчиков…

– Слушай, а у тебя, случайно, нет какой-нибудь шляпки? – спросил жаб. – Терпеть не могу вот так сидеть и ничего не видеть.

Тиффани с жабом в кармане вошла в молочню, где её обычно никто не трогал до вечера.

В кустах у двери раздались тихие голоса.

– Что крага грит?

– Вона хочет, чтоб кошакс не цапал мал-мал птах.

– И всё-то? Раскудрыть! Да лехко!

Тиффани с величайшей осторожностью высадила жаба на стол.

– Что ты ешь? – спросила она, потому что знала: гостей положено угощать.

– Последнее время перебиваюсь червяками, улитками и всяким таким, – сказал жаб. – Пришлось привыкнуть. Хотя было непросто. Не переживай, если у тебя ничего подобного нет. В конце концов, ты ведь не ожидала в гости жабу.

– Молоко будешь?

– Очень любезно с твоей стороны.

Тиффани налила немного молока в блюдце и стала с интересом смотреть, как жаба ковыляет к нему по столу.

– Ты был прекрасным принцем? – спросила она.

– Ага. Может быть. Типа того, – ответил жаб, принимаясь лакать.

– А почему мисс Тик превратила тебя в жабу? – не унималась Тиффани.

– Кто? Она? Да ей такое не под силу, чтоб ты знала! Превратить человека в жабу так, чтобы он продолжал считать себя человеком, – это серьёзное волшебство. Нет, это не она, это фея-крёстная постаралась. Никогда не связывайся с дамочками, у которых есть такая палочка, а на палочке – звёздочка. Все они подлые, низкие твари.

– Но почему она тебя заколдовала?

Жаб засмущался.

– Не знаю, – признался он. – Я не очень-то хорошо помню, как это было. Просто знаю, что раньше я был человеком. Ну, или мне так кажется. На самом деле, меня от таких мыслей в дрожь бросает. Иногда просыпаюсь по ночам и думаю: а что, если я на самом деле никогда человеком не был? Что, если я всегда был жабой, а однажды чем-то досадил фее-крёстной, и она заколдовала меня, заставив думать, что я бывший человек? Вот уж наказание, врагу не пожелаешь, верно? В смысле, если мне не в кого превращаться обратно… – Жаб поднял на Тиффани встревоженные жёлтые глаза. – Ведь это, должно быть, совсем несложно, задурить жабе голову, правда? Во всяком случае, куда легче, чем превратить сто шестьдесят фунтов человечины в восемь унций жабы, согласна?[7]7
  Фунт равен примерно 4,45 кг; унция равна приблизительно 28 граммам. (Примеч. ред.)


[Закрыть] Ну, то есть я всё думаю: куда лишнее-то делось? То, что в остатке, оно как выглядит? Подумать даже страшно. Да, у меня имеется парочка-другая воспоминаний о том, как я был человеком, но что такое воспоминания? Они ведь только в голове. Почём мне знать, настоящие они или нет? Иногда, особенно если поужинаю несвежим слизняком, я от этих мыслей просыпаюсь по ночам с криком. То есть на самом деле с кваком, конечно. Спасибо за молоко, очень вкусно.

Тиффани молча смотрела на жабу.

– Знаешь, – проговорила она, – я и не думала, что магия – это так сложно.

– Трепых-пых-пых! Чирик-чик-чик! Ай-ай, бедный мал-мал я, чири-ик!

Тиффани кинулась к окну.

На дорожке возле дома суетился Фигль. На нём были крылышки из лоскутков и шапочка с клювом, кое-как сделанная из соломы. Ряженый Фигль носился кругами, хлопая «крыльями» и всячески изображая раненую птицу.

– Чирик-чирик! Трепых-пых-пых! Ой-ой, токо бы кис-кисун не прошмыгнул мимоходом! Ай-ай, я плак-плак птах! – верещал он.

Крысодав, злой рок всех птиц и птенцов, был тут как тут – подкрадывался к Фиглю по тропинке. Тиффани открыла было рот, чтобы закричать, но кот уже взвился в воздух и приземлился всеми четырьмя лапами прямо на маленького человечка.

Точнее, туда, где Фигль только что был. Человечек успел сделать сальто и оказался прямо у кота перед носом, после чего немедленно схватил зверя за уши.

– Ага! Подь сюды, кошакс мерзявый! Вот те за всех мал-мал птах, ты, чучундра грязнорыла! – И врезал коту головой по носу.

Крысодав перекувырнулся в воздухе, упал на спину и остался лежать. Глаза его съехались к носу. Оцепенев от ужаса, кот уставился на Фигля, который наклонился над ним и заорал:

– Чири-и-ик!!!

После такого Крысодав вдруг взвился в воздух, как это умеют только коты, рыжей молнией метнулся по тропинке к дому, шмыгнул между ног Тиффани и забился под раковину.

Фигль, ухмыляясь, посмотрел ему вслед… и увидел Тиффани.

– Пожалуйста, не уходи!.. – начала она, но тот уже растворился в воздухе.

Тем временем по дорожке к дому торопливо спускалась мама. Тиффани едва успела спрятать жабу в карман передника.

– Где Винворт? – спросила мать. – Он вернулся домой? Ну же!

– А разве вы не взяли его с собой на стрижку, мама? – спросила Тиффани.

Ей вдруг стало очень не по себе. Паника сочилась из матери, будто струйки дыма.

– Его нигде нет! – чуть не плача, сказала мать. – Я отвернулась всего на минутку! Ты точно его не видела?

– Но он же не мог уйти сам так далеко…

– Иди и посмотри в доме! Живо!

Госпожа Болен поспешила дальше. Тиффани торопливо вынула жабу из кармана и посадила под раковину. Она слышала, как заколдованный жаб квакнул на Крысодава, и кот, ошалевший от всего пережитого, мохнатым вихрем вылетел из молочни.

Тиффани выпрямилась. За первую мысль, которая пришла ей на ум, ей тут же стало стыдно: «Он же так хотел посмотреть, как стригут овец! Как он мог потеряться! Там же были и мама, и Ханна, и Фастидия! Но так ли уж хорошо присматривали за братцем Ханна и Фастидия, когда вокруг все эти удальцы-стригали?»

Тиффани попыталась сделать вид, будто этой мысли не было, однако её разум всегда был предательски внимателен, подмечая её ложь. Разум – это хорошо, вот только если бы он ещё не заходил мыслями туда, куда ему не велено…

Но Винворт никогда не пытался сбежать подальше от людей! От хижин стригалей до дома полмили пути! А Винворт ведь не может быстро ходить, проковыляет несколько шагов, шлёпается на попу и требует конфет!

Но если он и правда исчез, в доме станет немного поспокойнее…

Последняя мысль опять была гадкой и постыдной, и Тиффани постаралась прогнать её, занявшись поисками брата. Первым делом она отсыпала леденцов из кувшина и принялась бегать по комнатам, шурша кульком.

Она слышала, как по двору топают мужчины, вернувшиеся со стрижки овец, но не обращала на это внимания, продолжая заглядывать под кровати и открывать дверцы шкафов, даже те, куда карапуз уж никак не мог бы забраться, а потом снова смотреть под кроватями, хотя уже смотрела там – потому что это был как раз тот случай, когда ищешь даже на чердаке, хотя чердак весь год заперт.

Несколько минут спустя во дворе раздались голоса – люди бегали там и звали Винворта на все лады. А потом Тиффани услышала, как папа сказал: «Посмотрите у реки!» – и поняла, что он тоже в отчаянии, потому что уж так далеко Винворт точно не мог уйти добровольно, его всегда требовалось подкупить, чтобы увести к реке. Он был не из тех детей, кто готов просто так взять и удалиться от источника сладкого.

Это всё ты виновата.

Мысль была холодной, как лёд.

Это всё ты виновата, ведь ты его никогда не любила. С тех пор как появился Винворт, ты перестала быть младшей в семье. И он таскался за тобой хвостом, и был обузой, и ты только и мечтала, чтобы его не было, верно? Вот он и пропал.

– Неправда, – тихо-тихо прошептала Тиффани. – Мы с ним… ладили.

Не слишком-то. И не всегда. Он не умел играть как надо и вечно не слушался. И ты то и дело думала, как было бы здорово, если б он пропал пропадом.

«И вообще, – мысленно добавила она, – невозможно всё время любить человека, у которого непрерывно течёт из носу. И всё же… Что, если…»

– Как бы я хотела отыскать моего брата, – сказала она вслух.

Похоже, это не возымело никакого действия. Но в доме было полно людей, и все кричали, хлопали дверьми и путались друг у друга под ногами. А Фигли, хоть у многих из них физиономии и смахивали на сжатые кулаки со множеством костяшек, были довольно застенчивы…

«Не надо хотеть, – сказала бы мисс Тик. – Надо делать».

Тиффани спустилась вниз. Оказалось, даже кое-кто из женщин, что должны были паковать шерсть в мешки в хижинах стригалей, вернулся на ферму. Они собрались вокруг матери, которая сидела за столом, заливаясь слезами. На Тиффани никто не обратил внимания. Так часто бывало.

Она мышкой прошмыгнула в молочню и наклонилась заглянуть под раковину… Дверь с грохотом распахнулась, в комнату влетел отец и резко остановился. Тиффани с виноватым видом обернулась.

– Его не может быть там, детка, – сказал папа.

– Ну, я… э… – промямлила Тиффани.

– Ты наверху смотрела?

– Даже на чердаке, пап.

– Что ж… – Отец глядел на неё с отчаянием и в то же время нетерпеливо. – Тогда иди и… поищи ещё где-нибудь.

– Хорошо, папа.

Когда дверь за ним закрылась, Тиффани снова всмотрелась в темноту под мойкой:

– Эй, жаб! Ты там?

– В помойном ведре, и поживиться нечем, – пожаловался тот, выбираясь на свет. – Уж больно ты заботишься о чистоте. Даже ни одного паука нет.

– У меня срочное дело! – рявкнула Тиффани. – Мой младший брат пропал. Среди бела дня! Выше по склону, где видно на много миль вокруг!

– О, брекекекс! – сказал жаб.

– Что?

– Это я… выругался по-жабьи. Извини, но…

– Как думаешь, в этом замешана магия? – перебила Тиффани. – Ведь замешана, правда?

– Надеюсь, что нет, – ответил жаб. – Но полагаю, что да.

– Это маленькие человечки украли моего брата?

– Что ты! Фигли не крадут детей!

В том, как жаб это сказал, Тиффани послышалось нечто подозрительное. Детей, значит, не крадут…

– Тогда кто забрал моего брата? – настойчиво спросила она. – Ты знаешь, кто это сделал?

– Нет. Но, может быть… – принялся юлить жаб. – Послушай, мисс Тик строго наказала мне, чтобы ты не…

– Моего брата похитили, – отрезала Тиффани. – Прикажешь мне сидеть сложа руки?

– Нет, но…

– Вот и ладно. Где сейчас Фигли?

– Попрятались, наверное. Тут ведь полно людей, которые обшаривают каждый уголок, но…

– Что мне сделать, чтобы они вернулись? Они нужны мне!

– Гм, мисс Тик сказала…

– Как их вернуть?

– Ты правда хочешь, чтобы они вернулись? – сокрушённо спросил жаб.

– Да!

– Просто обычно люди хотят совсем другого, – пояснил жаб. – Пиксты – это тебе не домовые. Если в доме завелись Фигли, остаётся только убраться восвояси. – Он вздохнул. – Скажи, твой отец выпивает?

– Иногда он пьёт пиво, – сказала Тиффани. – А при чём тут это?

– Только пиво?

– Ну, есть ещё то, что папа зовёт особой овечьей притиркой, только мне вроде как не полагается о ней знать, – призналась Тиффани. – Бабушка делала её в старом хлеву.

– А она крепкая, эта притирка?

– В ней ложки растворяются. Папа держит её для особых случаев. Он говорит, что это пойло не для женщин, потому что от него волосы на груди растут.

– Тогда, если ты правда хочешь найти Нак-мак-Фиглей, раздобудь немного этой выпивки, – посоветовал жаб. – И они явятся, вот увидишь.

Тиффани управилась за пять минут. Трудно что-то утаить от ребёнка с хорошим зрением, так что она знала, где хранятся бутылки, и утащила одну. Бутылка была плотно заткнута, под пробку подложена тряпица, но пробка была старая, и Тиффани удалось подцепить её кончиком ножа. От запаха у неё заслезились глаза.

Тиффани наклонилась налить немного золотисто-коричневой жидкости в блюдце.

– Нет! – крикнул жаб. – Так они затопчут нас до смерти. Просто не затыкай бутылку.

Пары́ поднимались над бутылкой волнами, как горячий воздух над камнями в знойный день.

Тиффани почувствовала, как в полутёмной прохладной комнате сгустилось напряжение, и села на табурет для дойки.

– Ладно, – сказала она. – Можете показаться.

Их были сотни. Они вылезали из-под вёдер. Спускались с потолочных балок по верёвкам. Воровато выбирались из-за полок для сыров. Выползали из-под мойки. Появлялись из таких мест, где, казалось бы, никак не мог бы остаться незамеченным человечек с волосами, пылающими, как сверхновая.

Все они были не выше шести дюймов ростом, все синекожие, хотя трудно было сказать, это их природный цвет или всё дело в татуировках, которые покрывали пикстов с головы до пят. Все носили короткие килты, на некоторых красовались и другие детали одежды вроде тесных кожаных жилеток. Кое-кто щеголял в шлемах из кроличьих или крысиных черепов. И у каждого за спиной висел меч. Мечи были ненамного меньше своих хозяев.

Но прежде всего Тиффани бросилось в глаза не всё это, а то, как они её боятся. Большинство упрямо таращилось на свои ноги, а это было зрелище не для слабонервных, ибо ступни у Фиглей были большие, грязные, обмотанные звериными шкурками в качестве весьма посредственной замены башмакам. И никто не смел поднять на неё глаза.

– Это вы наполнили вёдра водой? – спросила Тиффани.

Раздалось множественное шаркание, покашливание, и нестройный хор ответил:

– Ах-ха.

– И дровяной ящик?

– Ах-ха, – снова вразнобой донеслось снизу.

Тиффани сердито оглядела собрание:

– А баран – ваших рук дело?

Тут уж потупились все поголовно.

– Почему вы украли барана?

В толпе принялись толкаться и пихаться, пока не выдавили вперёд одного человечка. В руках он смущённо вертел свой шлем – кроличий череп.

– Мы жратс хотели, – сказал Фигль. – Мы не бум-бум, что ме-зверь твоя. А как бум-бум, быро его взад.

Пиксты выглядели такими виноватыми, что Тиффани стало жаль их.

– А, значит, вы украли его только потому, что были голодны? А иначе бы не стали воровать? – спросила она.

Фигли обменялись сотнями удивлённых взглядов.

– Мы б всё одно тырили, хозяйка, – сказал за всех тот, что крутил в руках шлем.

– Всё равно воровали бы? – Тиффани не смогла скрыть изумления, и говоривший оглянулся на своих товарищей в поисках поддержки.

– Да, хозяйка. Мы токо так. Все бум-бум: мы тырим. То слава! Ах-ха, ребя? Чё для нас самолучшее?

– Тыркс-лямзь! – дружно заорали синие человечки.

– А ишшо?

– Дракс-передракс!

– А ишшо?

– Пойло жракс!

– А ишшо?

На сей раз пикстам потребовалось некоторое время на размышление, но вскоре у всех был готов один ответ:

– Пойло жракс, морда дракс!

– А что ж ишшо-то… – пробормотал обладатель кроличьего шлема как бы про себя. – Ах-ха! А ну-кась, ребя, пусть карга бум-бум!

– Тыркс, дракс, пойло жракс! – радостно грянули Фигли.

– А ну, сказаните карге, кто мы такие, ребя?

Множество крохотных мечей взметнулись в воздух.

– Нак-мак-Фигли, нах! Долой Королька! Долой Кральку! Долой господавов! Нас ужо не окрутнёшь!

Тиффани сердито оглядела их. Все Фигли напряжённо смотрели на неё, не зная, что она будет делать дальше. Чем дольше тянулось молчание, тем больше они нервничали. Пиксты смущённо опустили мечи.

– Но мы признаём могучу каргу, если только не нахрюксаемся выш-крыш, – добавил тот, что всё теребил в руках шлем. От волнения он принялся вертеть череп быстрее прежнего и не сводил глаз с бутылки. – Ты нам подмогнёшь?

– Помочь вам? Я думала, вы поможете мне! – сказала Тиффани. – Кто-то похитил моего брата среди бела дня!

– Ой-ёи-ёи-ёи! – завопил Фигли. – Горе, горе! Мы опоздали, она ужо тута со своими о’чарами! Кралька тута!

– Никаких кралей тут не было! – сказала Тиффани.

– Они имеют в виду Королеву, – вмешался жаб. – Королеву м-м-м…

– Пасть затыкни! – рявкнул Фигли со шлемом, но его голос утонул в общем вое.

Фигли катались по полу, рвали на себе волосы, причитали: «Ой-ёи! Раскирдыкс-беда!» Жаб и шлемоносец о чём-то жарко спорили, и каждый старался перекричать остальных…

Тиффани встала:

– Все замолчали, живо!

Пала тишина, лишь несколько запоздалых всхлипов и «Ой-ёи!» донеслось из задних рядов.

– Мы просто шмыг-шмыг свой удел, хозяйка, – сказал шлемоносец.

Когда Тиффани прикрикнула на них, он присел от страха, да так и остался стоять на полусогнутых.

– Нашли место! – возмутилась Тиффани. – Это молочня! Здесь должно быть чисто!

– Гм, он хотел сказать, что они оплакивали свою судьбу, – перевёл жаб.

– Тамушта раз Кралька здесь, нашая кельда{12}12
  Кельда – древнеисландское слово kelda означает «источник, первоисточник, родник».


[Закрыть] скоро будет слаб-слаба! На кого ж мы останемся? Кто по-за нами будет зырить?

«Кто за нами присмотрит», – мысленно перевела Тиффани. Толпа маленьких забияк, каждый из которых мог бы претендовать на приз за самый переломанный нос, нуждалась, чтобы за ними кто-то присматривал.

Она глубоко вздохнула.

– Моя мама сидит на кухне и плачет, – сказала Тиффани. – И…

«И я не знаю, как её утешить, – добавила она про себя. – Не сильна я в этом. Никогда не могу подобрать слова».

– И хочет, чтобы мой брат вернулся. Гм. Очень хочет. – И добавила скрепя сердце: – Она любит его больше всех.

Тиффани ткнула пальцем в шлемоносца, который испуганно попятился:

– Но сначала вот что. Я не могу больше звать тебя про себя «тот, со шлемом». Как твоё имя?

Фигли дружно ахнули, и кто-то прошептал:

– Точнякс карга! Токо карга так спросит!

Обладатель шлема испуганно поднял взгляд.

– Я – Большой Человек нашего клана, – сказал он. – И моё имя… – он нервно сглотнул, – Явор Заядло Фигль. Токо, пжлста, не пользувай его спротив мя!

Жаб с готовностью пояснил:

– Они думают, что имена имеют волшебную силу. И держат их в тайне, чтобы никто не мог записать.

– Ах-ха, особливо в о-фи-ци-яль-ных бумагах, – кивнул Фигль.

– В повестках типатого! – добавил кто-то.

– И под словом «разыскивается»!

– Ах-ха, ишшо в счетах и показаниях!

– И в залоговых описях!

При одной мысли обо всех этих страшных бумагах Фигли бледнели и испуганно переглядывались, ища поддержки.

– Они верят, будто написанное имя обладает даже большей магической силой, – прошептал жаб. – Боятся слов на бумаге. Видишь их мечи? Они начинают светиться голубым, если поблизости появляются законники{13}13
  Видишь их мечи? Они начинают светиться голубым, если поблизости появляются законники.
  Шутливая аллюзия на сказку Дж. Р. Р. Толкина «Хоббит» и роман «Властелин Колец»: некоторые мечи, выкованные эльфами (например, Оркрист и Гламдринг), начинали светиться синим, если рядом находились орки.


[Закрыть].

– Ладно, – сказала Тиффани. – Идём дальше. Я обещаю не писать его имя. А теперь расскажите мне про эту Королеву, которая похитила Винворта. Что ещё за Королева, кем она правит?

– Низзя грить, хозяйка, – ответил Явор Заядло. – Она слыхает, когда её зовут, и приходит.

– Так и есть, – подтвердил жаб. – И поверь мне, ты не хочешь с ней встречаться.

– Она что, плохая? – спросила Тиффани.

– Хуже. Зови её просто Королева.

– Ах-ха, Кралька. – Явор Заядло смотрел на Тиффани с тревогой. – Ты не бум-бум про Кральку? И ты – отпрыкс Ма Болен, у кой эти холмы в костях? Ты не бум-бум путей? Она не показала те? Так ты не карга? Как так? Ты ж шандаракснула зелён-бошку, ты зырила Всаднику Без Бошки в глазья, каких нет?

Тиффани натянуто улыбнулась ему и шёпотом спросила у жаба:

– Кто кого бум? И что такое «отпрыкс Ма Болен»?

– Насколько я понял, – ответил жаб, – они удивляются, что ты ничего не знаешь про Королеву и, э… магические пути, при том что ты внучка матушки Болен и не испугалась чудовищ. «Отпрыкс» значит отпрыск, потомок.

– А кто кого бум-то?

– Забудь, не до того, – прошипел жаб. – Они думают, что матушка Болен научила тебя всему, в смысле, магии. И, э… поднеси меня к уху, пожалуйста. – Тиффани послушалась, и он прошептал: – И лучше их не разочаровывать, ага?

Тиффани обмерла.

– Но бабушка никогда не рассказывала мне ни о чём волшеб… – Она осеклась.

Да, матушка Болен и правда ни слова не говорила ей о чудесах. Но она каждый день творила чудеса так, что все это видели.

Однажды, давным-давно, случилось так, что лучшая собака барона загрызла овцу на глазах у людей. Неудивительно, ведь это был охотничий пёс, он случайно выскочил на пастбище, овца побежала, он и погнался…

Барон знал, что полагается за вред, причинённый овцам. На Меловых холмах были древние неписаные законы. Никто уж и не помнил, кто их придумал, но закон на такой случай знали все: собаку, которая загрызла овцу, убивают.

Но этот пёс стоил аж пять сотен золотых, и потому барон, как гласит легенда, послал своего слугу к кибитке матушки Болен. Старуха сидела на ступеньке, покуривала трубочку и смотрела на овец вдалеке.

Человек барона подъехал к кибитке на лошади, не соизволив спешиться. Не стоит так делать, если не хочешь попасть в немилость к матушке Болен. Подковы портят дёрн. Она этого не любит.

Слуга сказал:

– Барон повелевает тебе изыскать способ спасти его пса, госпожа Болен. В награду за это он даст тебе сотню серебряных монет.

Матушка Болен долго молчала, с улыбкой разглядывая горизонт и попыхивая трубочкой. Потом промолвила:

– Кто восстанет против своего господина, того повесят. Кто с голоду украдёт овцу своего господина, того повесят. Таков закон холмов, а мел холмов – у меня в костях. Кто таков барон, чтобы заради него закон рушить?

– Барон – хозяин этой земли, – сказал слуга. – И это его закон.

И тогда матушка Болен посмотрела на него так, что тот поседел. Так говорят. Истории о матушке Болен всегда немного сказочные.

– А коли это его закон, как ты говоришь, – сказала она, – так пусть барон плюёт на него, и посмотрим, что из этого выйдет.

Несколько часов спустя барон прислал к матушке Болен своего управляющего. Тот был человеком куда более важным, чем давешний слуга, но знал матушку дольше.

– Госпожа Болен, – сказал он, – барон просит тебя оказать ему услугу. Люди прислушиваются к тебе, так что ты можешь спасти его пса. А барон с радостью отблагодарит тебя за помощь полусотней золотых. Уверен, все останутся довольны.

Матушка некоторое время курила, разглядывая новорождённых ягнят, а потом ответила:

– Ты говоришь за своего господина. Господин твой заступается за своего пса. А кто заступится за холмы? Где твой барон, чтобы заради него закон рушить?

Рассказывают, что, когда барону передали ответ матушки, он не сказал ни слова. Но, пусть он и был человеком высокомерным, заносчивым и порой безрассудным, глупцом он не был. И тем же вечером он пешком поднялся к кибитке и сел возле неё на траву.

Помолчав, матушка Болен спросила:

– Что привело тебя ко мне, господин мой?

– Матушка Болен, пожалуйста, спаси мою собаку, – сказал барон.

– А ты принёс злато? Аль серебро? – спросила матушка Болен.

– Нет, – ответил барон. – Ни золота, ни серебра.

– Хорошо. Закон, который можно перебороть златом аль серебром, – никудышный закон. И что же?

– Я прошу тебя, матушка Болен.

– Хочешь перебороть закон силой слова?

– Да, матушка Болен, этого и хочу.

Говорили, матушка Болен долго любовалась закатом, прежде чем ответила:

– Видишь вон тот старый каменный хлев ниже по склону? Приходи туда завтра на рассвете, и посмотрим, можно ли старого пса научить новым трюкам. Каждый получит по заслугам. Спокойной тебе ночи.

Наутро чуть не вся деревня собралась возле старого каменного хлева. Матушка Болен приехала на небольшой телеге с фермы и привезла с собой овцу с новорождённым ягнёнком. Она завела их в хлев.

Люди барона привели пса. Пёс рычал и огрызался после ночи на цепи в сарае и пытался укусить дюжих мужиков, которые вели его на двух кожаных поводках. Пёс был косматый. И клыкастый.

Барон приехал верхом, и с ним был управляющий. Матушка Болен кивнула им и распахнула дверь хлева.

– Хочешь запереть в одном хлеву пса и овечек, госпожа Болен? – спросил управляющий. – Чтобы пёс придушил ягнёнка?

Смех быстро стих. Люди не очень-то жаловали управляющего.

– Посмотрим, – только и сказала матушка Болен.

Люди барона подтащили пса к хлеву, втолкнули его внутрь и быстро захлопнули дверь. Все бросились к маленьким оконцам.

Заблеял ягнёнок, зарычал пёс, подала голос мать-овца. Но это было не обычное овечье блеяние. От её крика волосы вставали дыбом.

Что-то ударилось о дверь, да так, что она едва не слетела с петель. Пёс отчаянно взвизгнул.

Матушка Болен взяла Тиффани на руки и поднесла к окну.

Пёс весь дрожал. Он пытался подняться, но не успел – овца снова ударила его, всеми своими семьюдесятью разъярёнными фунтами, словно хотела забодать.

Матушка Болен опустила внучку на землю и раскурила трубку. Она мирно попыхивала табачком, а хлев за её спиной трясся и содрогался, собака скулила и визжала.

Через минуту-другую матушка кивнула людям барона. Те распахнули дверь.

Пёс вышел, хромой на три лапы, и не успел уковылять далеко – овца вылетела за ним и поддала так, что он упал и остался лежать. Возможно, понял, что вставать лучше не пытаться.

Матушка Болен снова кивнула, и овцу затолкали обратно в хлев.

Барон смотрел на всё на это разинув рот.

– Он загрыз дикого вепря весной, – сказал он. – Что ты с ним сделала?

– Он поправится, – сказала матушка Болен, старательно обойдя вопрос. – Пострадала-то больше его гордость. Но он ни в жизнь теперь не сунется к овце, вот те палец. – Она лизнула свой большой палец и подняла его, повернувшись к барону.

Поколебавшись лишь мгновение, барон сделал то же самое и, свесившись с седла, прижал свой большой палец к пальцу матушки. Все знали, что это значит. На Меловых холмах, когда сделку скрепляют на пальцах, нарушить её никак нельзя.

– По твоему слову был нарушен закон, – сказала матушка Болен. – Вспомнишь ты этот день, когда будешь править суд? Однажды придётся вспомнить.

Барон кивнул.

– Вот и ладно, – сказала матушка Болен и опустила палец.

На следующий день барон отплатил матушке Болен золотом. Точнее, золотой фольгой, в которую была завёрнута унция «Весёлого капитана», вонючего и крепкого табака. Матушка курила только это зелье и очень переживала, если бродячие торговцы долго не заходили в деревню и её запасы подходили к концу. Чтобы подкупить матушку Болен, не хватило бы всего золота в мире, но унции «Весёлого капитана» было вполне достаточно, чтобы привлечь её внимание.

С тех пор жить сделалось намного легче. Управляющий стал уступчивей, когда подходил срок выплат, и барон обращался с людьми более вежливо. А однажды поздно вечером, после второй кружки пива, отец Тиффани сказал маме: барон, мол, теперь знает, что бывает, когда у овец кончается терпение, и скоро всё может очень даже измениться. Мать шикнула на него, чтобы не говорил такого – мало ли кто услышит.

А как-то раз отец тихо сказал маме: «Это старый фокус, все пастухи его знают. За своего ягнёнка овца будет сражаться как лев».