Текст книги "Поддай пару! Вор Времени (сборник)"

Дик помолчал с минуту, как будто разогреваясь для следующей мысли, а потом сказал очень осторожно:

– Можно подумать, они рождены для этого!

– Не скажу, что это меня удивляет, Дик, – заметил Гарри. – Семафорщики говорят то же самое. Кажется невероятным, но гоблины на лету схватывают устройства механизмов, так что смотри в оба: они любят разбирать все на детальки, просто чтобы посмотреть, как это устроено. Зато когда поймут, сразу соберут обратно. Никакого злого умысла, просто им нравится во всем быть впереди, и знаешь, иногда они даже делают лучше, чем было. Ума не приложу, чем это объяснить. Но на твоем месте я бы уложил кого-то на ночь под Железной Ласточкой, чтобы гоблины не распускали руки.

На следующее утро Мокрица вежливо разбудил Кроссли, который до сих пор не усвоил глубины отношений своего хозяина со сном. Мокриц не преминул напомнить ему об этом, переворачиваясь на другой бок. Он сказал:

– Брмл брмл грррм брмл мммн брмл вон!

Дворецкому пришлось повторить процедуру тремя минутами позже и получить тот же ответ, только на сей раз последнее слово было интонационно выделено и повторено трижды со все возрастающей громкостью.

Затем – если быть точным, ровно пятнадцать минут спустя – Мокрица фон Липвига вырвали из объятий Морфея отнюдь не деликатным тычком меча, принадлежащего стражнику из анк-морпоркской дворцовой стражи (подвид человека, который Мокриц и без того не слишком жаловал за их флегматичность и тупость). Да, то же можно было сказать и о половине Городской Стражи, но их тупость, по мнению Мокрица, в общем и целом была изобретательной и даже комичной, так что с ними проводить время было куда занимательнее. С ними можно было заговорить и быстро сбить с толку, тогда как дворцовая стража… Эти только и умели, что тыкать мечами, причем с большим знанием дела. Мокриц принял взвешенное решение не доставлять им лишних хлопот, а потому, будучи прекрасно знакомым с процессом, угрюмо оделся и отправился с ними во дворец, где, по всей видимости, его ждала аудиенция с лордом Витинари.

Патриций, вопреки обыкновению, не был занят бумагами, но изучал что-то на большом полированном столе, который занимал половину Продолговатого кабинета. Он во что-то играл. Казалось бредом, но нельзя было отрицать: Витинари внимательно следил за детской игрушкой, миниатюрной тележкой или вагончиком, на миниатюрной железной дороге. Игрушка, дребезжа, безостановочно нарезала круги с неясной на первый взгляд целью. Мокриц громко откашлялся, и патриций выпрямился.

– А, господин фон Липвиг. Как любезно с твоей стороны почтить нас своим присутствием… в конце концов. Скажи мне, что ты об этом думаешь?

Мокриц, слегка ошеломленный, ответил:

– Это похоже на детскую игрушку, сэр.

– На самом деле это искусная модель чего-то большего и опасного. – Лорд Витинари повысил голос, обращаясь как будто не только к Мокрицу, но ко всему свету. – Кто-то скажет, что мне не составило бы труда это предотвратить. Бесшумно вонзенный клинок здесь, подсыпанный в вино яд там – и многие проблемы решились бы в мгновение ока. Вооруженная дипломатия – дело, конечно, прискорбное, зато не подлежит обжалованию. Кто-то решит, что я недосмотрел и, халатно отнесшись к собственным обязанностям, позволил отраве просочиться в человеческое воображение и необратимо изменить мир. Да, я мог бы принять меры, еще когда впервые увидел рисуночки, подозрительно похожие на эту игрушку, у Леонарда Щеботанского на полях его картины «Графиня Кватро Формаджи за туалетом», но нет, я скорее уничтожу ценнейшую в мире античную вазу, чем позволю упасть хоть одному волоску с этой бесконечно полезной и почтенной головы. Я думал, все кончится так же, как и с его летательными аппаратами, останется не более чем игрушкой. А теперь вот до чего дошло. Никогда нельзя доверять изобретателям. Они придумывают самые ужасные вещи из чистой любви к процессу, бездумно, безответственно, и откровенно говоря, я бы предпочел посадить их на цепь где-нибудь там, где они не смогут никому навредить. – Здесь лорд Витинари взял паузу и продолжил: – И незамедлительно так бы и поступил, господин фон Липвиг, если бы эти проклятые существа не были так полезны.

Он вздохнул, и Мокриц невольно забеспокоился. Никогда он не видел его светлость в таких расстроенных чувствах. Патриций все не сводил глаз с тележки, которая так и ездила по кругу и наполняла кабинет запахом метилового спирта. В этом было что-то гипнотическое. Во всяком случае, для лорда Витинари.

Тихо и зловеще на плечо Мокрица опустилась рука. Он резко обернулся и увидел перед собой слегка улыбающегося Стукпостука.

– Советую сделать вид, что ты ничего не слышал, – прошептал секретарь. – Когда он находится в… кхм, меланхолии, так лучше всего, поверь. Конечно, во многом тут виноват кроссворд. Ты же знаешь, как он к ним относится. Придется лично написать редактору. Его светлость считает элегантное решение головоломки проверкой собственной состоятельности. Кроссворд должен быть увлекательной и познавательной загадкой. – Его розоватое лицо густо покраснело, и Стукпостук добавил: – Уверен, кроссворды не должны становиться пыточным орудием, и уж точно нет такого слова – «могарыч». Однако у его светлости восхитительные способности к реабилитации, так что если подождешь, пока я сварю тебе кофе, он наверняка придет в себя прежде, чем ты успеешь сказать «смертный приговор».

В итоге лорд Витинари простоял, уставившись в стену, всего восемь минут, после чего стряхнул с себя оцепенение. Он широко улыбнулся Стукпостуку и уже менее радостно отметил присутствие Мокрица, который искоса поглядывал на незавершенный кроссворд, разложенный прямо посреди стола.

– Милорд, – сказал Мокриц уверенно и с самыми чистыми помыслами, – вы наверняка знаете, что слово «магарыч» пишется совсем иначе. Это мысли вслух, конечно, просто я хотел помочь, сэр.

– Да. Я понимаю, – ответил лорд Витинари мрачно.

– Могу ли я еще чем-то вам помочь, милорд? – спросил Мокриц, понимая, что его выволокли из постельки не из-за кроссворда и не за тем, чтобы показать детскую игрушку.

Лорд Витинари сосредоточил взгляд на Мокрице и ледяным тоном произнес:

– Поскольку ты наконец соизволил присоединиться к нам в эти трудные времена, господин фон Липвиг, я расскажу тебе, что жил однажды человек по имени Нед Кекс, который изготовил механическое устройство для сбора урожая, приводимое в движение самым загадочным образом. Наши нынешние проблемы вполне могли начаться уже тогда, но, к счастью, его устройство не сработало, проявив склонность к самовозгоранию, так что равновесие в мире удалось сохранить. Но конечно же, изобретатели, которые не могут без каких-нибудь железяк, продолжали ковыряться в них по своим амбарам. Но это еще не все. Они находили барышень, разумных хороших барышень, которые непостижимым образом соглашались выйти за них замуж и нарожать им детей, тем самым продолжая и множа род изобретателей. Один из них, отпрыск вышеупомянутого Кекса, точно так же ковырялся в отцовской мастерской и наверняка задавался вопросом, а сможет ли он, со своей безудержной любознательностью, добиться того, что, увы, не удалось его отцу. И теперь этот юноша построил машину, которая поглощает дрова и уголь, исторгает огонь, коптит небо, наверняка вселяя страх во все живые существа в радиусе многих миль, и производит богомерзкий шум. Мне так рассказывали. И вот, юный господин Кекс нашел способ встретиться с нашим старым другом Гарри Королем. И по всей видимости, вдвоем они замыслили предприятие, которое называется, если не ошибаюсь… железная дорога. – Витинари умолк совсем ненадолго и тут же продолжил: – Господин фон Липвиг, я чувствую, что будущее поджимает, и в эту ответственную минуту остается или быть раздавленным, или возглавить его. У меня на это нюх, господин фон Липвиг, наверняка ты понимаешь, о чем я. Так что я намерен взять пример с обитателей Четвертого континента и оседлать волну будущего. Подогнать его немного под свой размер, тогда с ним можно будет работать. Мое чутье говорит мне, что эта самая железная дорога, которая представляется нам проблемой, может стать ее блестящим решением.

Мокриц посмотрел на сумрачное лицо патриция. Тот произносил слова «железная дорога» с такой интонацией, с какой пожилая герцогиня могла бы объявить, что нашла нечто непотребное в своем супе. Он был весь окутан аурой презрения. Но если рассматривать настроения лорда Витинари как погоду (а Мокриц был экспертом по метеорологии патриция), то легко можно было заметить, что зачастую метафизический проливной дождь очень скоро превращался в погожий летний денек. Мокриц буквально носом чувствовал, как патриций смиряется с представшей ему действительностью: перемены в мимике и осанке сменяли одна другую – и вдруг лицо Хэвлока Витинари озарилось такой улыбкой, что Мокриц понял: игра началась, и в голове лорда Витинари как по маслу закрутились шестеренки.

С каждым словом все приободряясь, Витинари сказал:

– Моя карета ждет внизу, господин фон Липвиг. Иди за мной.

Мокриц знал, что какие-либо возражения тут бесполезны, так же как знал, что и лорд Витинари это знает. Но у него еще оставалась гордость, поэтому он сказал:

– Милорд, я вынужден отказаться! У меня много работы. Вы же понимаете!

Лорд Витинари уже был у двери, край его мантии развевался за спиной, как парус. Он был долговяз, и Мокрицу пришлось бежать, чтобы поспевать за ним, иногда перепрыгивая по две ступеньки за раз. Стукпостук следовал за ними.

Патриций сказал через плечо:

– Господин фон Липвиг, нет у тебя никакой работы. Ты же главный почтмейстер, заместитель председателя Королевского банка Анк-Морпорка 1717
  Стоит отметить, что непосредственным председателем был Шалопай, гав-ный председатель.


[Закрыть], не говоря уже о распорядителе Монетного двора, в твоем подчинении состоит множество умнейших людей, у которых, в свою очередь, работы много, тут не поспоришь. Твое странное чувство локтя, твой талант нравиться людям с первой встречи и вопреки всем доводам рассудка продолжать им нравиться, что вообще поразительно, делают тебя отличным начальником, отдаю тебе должное, и твои подчиненные тебе очень преданы. Но в конечном итоге все, что тебе нужно делать в плане кабинетной работы, – это время от времени устраивать небольшие проверки.

Лорд Витинари ускорил шаг и продолжал:

– И какой можно сделать из этого вывод, не слышу я твоего вопроса? Я отвечу. Мудрый человек сделал бы вывод, что хорошему начальнику не жалко оказать любую услугу, а я, господин фон Липвиг, образцово-показательный и великодушный начальник. Это следует из того обстоятельства, что твоя голова все еще крепко держится на плечах, а ведь могла бы быть совсем в другом месте.

Страна Лламедос с гордостью называла себя умеренно гномьей. Вообще-то в Лламедосе проживало примерно столько же людей, сколько и гномов, но, поскольку большая часть его обитателей работала в шахтах, они были или низкорослы, или страдали чуть ли не хроническим сотрясением мозга, так что приходилось внимательно присматриваться, чтобы различить две расы между собой. И потому как почти все были примерно одного роста, в тех краях царила дружеская обстановка, особенно когда богиня любви сделала так, чтобы ее чары действовали на всех без разбора – хотя об этом обычно не распространялись. А поскольку об этом не распространялись, то… об этом не распространялись, и жизнь шла своим чередом, с добычей золота (последних его остатков), железных руд вроде цинка и мышьяка (которые приходилось буквально выжимать из неподатливых камней), ну и конечно, угля. Все это дополнялось рыбной ловлей на побережье. Внешний мир вторгался изредка, только когда происходило что-то по-настоящему важное.

Но так было вчера. Сегодня важное случилось.

Корабль причалил в Пант-а-Лон, крупнейший лламедосский город, вскоре после обеда. Наличие на борту грагов, которые явились, чтобы проповедовать идею истинного гномства жителям города, было бы встречено радушнее, если бы вместе с ними не прибыли глубинники, ударные силы грагов, которые доселе никогда не выглядывали из-под земли. До той поры жителей Лламедоса вполне устраивало, что граги занимались своими делами в области духовной жизни и рассуждений об оной и следили за ее соблюдением, предоставляя остальным заниматься пустяками, такими как рудники, рыбалка и каменоломни в горах.

Но сегодня все пошло катастрофически наперекосяк, потому что Блодвен Щелкоступ выходила замуж за Дэви Кантера, первоклассного шахтера и рыбака, а главное, человека, хотя важность этой детали не казалась местным жителям такой уж, собственно, важной. Почти все в Пант-а-Лоне знали их обоих и считали подходящей парой в первую очередь потому, что те знали друг дружку с пеленок. И пока они росли, люди, по своему обыкновению, гадали, каковы шансы, что гном и человек смогут зачать ребенка, и считали это крайне маловероятным, но затем утешались разговорами о том, что уж любви-то между ними через край, и в конце концов, кого, кроме них, это касается? Блодвен и Дэви подходили друг другу и любили друг друга. А шахты и море унесли немало жизней шахтеров и рыбаков, и в городе было полно сирот, искавших новый дом в родной стране. И все в Пант-а-Лоне сходились во мнении, что такая ситуация, пускай и не идеальная, вполне устраивала тех, кто не совал нос в чужие дела, и земляки поздравляли счастливых влюбленных, которые, надо отметить, были практически одного роста, и желали им всего наилучшего.

Но увы, граги и глубинники считали иначе, и они снесли двери часовни, а поскольку лламедосцы не ходили на свадьбы вооруженными до зубов, граги все повернули по-своему. Могла бы случиться настоящая бойня, если бы старик Ффлергюнт, сидевший до тех пор незамеченным в уголке, не сбросил свой плащ, когда все ринулись в укрытие, и не оказался тем самым гномом, который ходит на свадьбы вооруженным до зубов.

Он замахнулся тяжелым мечом и топором одновременно в феерически сокрушительном дуэте, закружилась драка, и в итоге среди участников свадебной церемонии жертв было всего две. К сожалению, одной из них оказалась Блодвен, убитая грагом, но так и не выпустившая руки мужа.

Покрытый кровью, Ффлергюнт обвел взглядом перепуганных гостей и сказал:

– Вы все меня знаете. Я не люблю смешанных браков, но, как и вы, я вовсе не выношу этих чертовых грагов, ублюдки! Чтоб им обвалиться!

Карета лорда Витинари петляла по улицам Анк-Морпорка, и Мокриц наблюдал за дорожной суетой вокруг, пока они не достигли речных ворот и не выехали за пределы города. Карета быстро помчалась по дороге, протянувшейся вдоль берегов Анка, по направлению к промышленной зоне Гарри Короля – миру паров, дымов, а главное, сомнительных ароматов.

Анк-Морпорк приводил себя в порядок. Работы было непочатый край: пикантные запахи, эпидемии, потопы и прочие увеселения. Но анк-морпоркский доллар вырос до небес, а вместе с ним и цены на недвижимость. Удивительно, как много людей хотели жить в Анк-Морпорке, а не в каком-нибудь другом месте (ключевое слово – жить, а не умереть в Анк-Морпорке, что всегда было доступной альтернативой). Но все понимали, что город стянут тугим каменным корсетом, и никому не хотелось оказаться поблизости, когда шнурок, образно выражаясь, лопнет.

Город выплескивался из берегов, да еще как! Фермерские угодья за пределами города всегда процветали, а сейчас изобиловали спекулятивными проектами 1818
  Термин, означающий, что строитель спекулирует на том, как далеко он успеет убежать и с какой суммой денег, прежде чем заказчик обнаружит, что подпоры ничего не подпирают, отстойник закопан на один фут и заваливается набок, а кирпичи обязаны своим существованием самому естественному и бесценному из всех стройматериалов – коровьему навозу. Процесс обычно начинается с планирования (во всех смыслах слова). Строились целые районы под обманчивыми названиями вроде Соловьиной рощи или Подсолнечных садов, где соловей ни разу не пролетал, а подсолнух не распускался, но тем не менее они выставлялись на продажу компанией Внекоторомродедвижимости СРБН Достабля и партнеров, у которой дела шли вовсю.


[Закрыть]. Это была дивная игра, и Мокриц в прежней своей жизни, несомненно, вступил бы в ряды играющих и наварил себе состояние и даже несколько. И действительно, пока лорд Витинари смотрел из окна, Мокриц слушал песни сирен, заманчиво поющих о золоте, которое может заработать подходящий человек в этом – таком подходящем – месте, и чарующий мираж на одно соблазнительное мгновение возник перед его взором.

Анк-Морпорк стоял на суглинках, которые легко копать, так что, если коровий навоз заканчивался, материал для кирпичей валялся прямо под ногами, а пиломатериалы можно было запросто достать у гномов, которые брались сплавить их на стройку по реке. И совсем скоро у тебя на руках был готовый поселок новеньких чистеньких домиков, доступных для увеличивающегося в численности и переполненного амбициями населения. Все, что было нужно дальше, – это привлекательный плакат и, главное, план побега.

Карета проезжала мимо множества таких построек, которые наверняка покажутся маленькими дворцами своим будущим хозяевам, вырвавшимся с Куроносной улицы и с Поросячьего холма и из прочих районов, где люди все еще грезили, что могут «устроиться лучше» – достижение, которого якобы можно добиться, заимев в один прекрасный день «свой угол». Это была вдохновляющая мечта, если не вникать в такие слова, как закладная, и выплаты по кредитам, и изъятие, и банкротство. Поэтому низший средний класс Анк-Морпорка, который считал, что по нему топчутся представители верхнего класса и что его обирают представители нижнего, выстраивался в очередь с одолженными денежками, чтобы по кусочку купить себе свой собственный Ой-Донг 1919
  Ой-Донг во многом был похож на Шангри-Ла.


[Закрыть]. Карета с грохотом проезжала мимо поселков, вкупе получивших название Подморкпорк, и Мокриц гадал, сглупил ли Витинари, позволив колонизировать эти земли подобным образом или, наоборот, поступил очень умно. Мокриц поставил бы на «умно». Это была безопасная ставка.

В конце концов они подъехали к первому пропускному пункту у ворот сложно устроенного, смердящего (зато сказочно прибыльного), огороженного проволочной сеткой участка Гарри Короля, оборванца с помойки, который стал богатейшим человеком в городе.

Мокрицу Гарри был очень симпатичен, и они порой подмигивали друг другу, узнавая друг в друге людей, которые добились всего сложным путем. И Гарри Король действительно пришел к славе сложным путем, а те, кто вставал у него на пути, сложным путем летели вниз.

Большая часть территории была заполнена продуктами зловонного бизнеса Гарри Короля, конвейерные ленты поднимались и опускались страшно подумать куда и откуда, а гоблины и вольные големы помогали их грузить и разгружать. Мимо сновали лошади с повозками, нагруженные новым «зерном» для этой мельницы. В дальней зоне участка стояло несколько больших сараев, а перед ними – полоса неожиданно чистого пространства. Тут Мокриц заметил за забором толпу, жмущуюся к каждому дюйму сетки, и почуял их возбуждение.

Карета остановилась, и он почувствовал едкий запах угольного дыма, прорывающийся сквозь общее зловоние, и услышал звук, наводящий на мысль о драконе, страдающем бессонницей, какое-то ритмично повторяющееся пыхтение, а потом вдруг – вопль, как будто самый большой в мире чайник вдруг очень, очень рассердился.

Лорд Витинари похлопал Мокрица по плечу и сказал:

– Сэр Гарри уверяет меня, что эта штука совершенно безвредна, если обращаться с ней осторожно. Не хочешь составить мне компанию и посмотреть? Только после тебя, господин фон Липвиг.

Он кивнул в сторону бараков, и, когда Мокриц с патрицием подошли ближе, запах дыма стал гуще, а почти текучее пыхтение – громче. «Видимо, это какой-то механизм, – подумал Мокриц, – что же еще? Просто что-нибудь вроде часов, да, обыкновенный механизм». И он расправил плечи и бесстрашно (ну или так это должно было выглядеть со стороны) пошел вперед, к дверям, где чумазый юноша в промасленной фуражке и еще более промасленном комбинезоне приветствовал его лукавой усмешкой, как лисица, примеривающаяся к цыплятам. Судя по всему, их ждали.

Выскочил вперед Гарри.

– Приветствую вас, милорд… и господин фон Липвиг. Прошу, входите и познакомьтесь с моим новым партнером, господином Диком Кексом.

Позади них в бараке стояло дрожащее железное чудище, и оно было живое. Оно в самом деле было живое! Эта мысль сразу же прочно засела в голове Мокрица. Он чувствовал его дыхание и слышал голос. Да, жизнь… необычная форма жизни, но все-таки в каком-то роде жизнь. Это была живая вещь, и каждая ее частичка заметно подрагивала и шевелилась, почти танцуя, замерев в нетерпении.

Позади чудища в бараке он увидел вагоны, видимо, готовые к буксировке, и подумал: точно, это железная лошадь. Вокруг нее сновали помощники: они вытачивали что-то на токарных станках, стучали молотками по железу, сновали туда-сюда с ведрами машинного масла и банками мазута, и порой с какими-то дощечками, которые смотрелись не к месту среди всего этого металла. И вокруг стояло крепкое ощущение, говорившее: мы хотим сделать это, и мы хотим сделать это немедленно.

Дик Кекс широко улыбнулся под густым слоем сажи и сказал:

– Здрасте, господа. Ну, вот она! Да вы не бойтесь! Зовут ее, строго говоря, «номер первый», но я зову ее Железной Ласточкой! Это моя машина. Все детали тут сделаны моими руками: гайки, болты, фланцы и даже все до единого винтики. Тысячи штук! И всю работу по стеклу сделал. Вот смотровые оконца, вот измерительные приборы – очень важное дело. Мне все самому пришлось проектировать, потому что до меня этого никто не делал.

– А если поставить ее на рельсы, она сможет увезти груза больше, чем целая рота троллей, и доставит на место гораздо быстрее, – ввернул Гарри из-за плеча Мокрица. И добавил: – Это правда. Клянусь, юный Дик корпит над Железной Ласточкой постоянно: ковыряется и ковыряется, каждый день все до последнего винтика осмотрит. – Он засмеялся. – Не удивлюсь, если однажды она у него полетит.

Дик вытер руки грязной тряпкой, от чего они перепачкались еще сильнее, и протянул одну из них лорду Витинари, который вежливо отмахнулся и сказал:

– Я бы предпочел, чтобы ты имел дело с господином фон Липвигом, господин Кекс. Если я разрешу вам продолжать этот занимательный… эксперимент, отчитываться будете в первую очередь перед ним. Лично я дорожу своим неведением в области механики, хотя прекрасно понимаю, что для некоторых это представляет огромный интерес, – добавил патриций тоном, намекающим, что он имел в виду людей странных и загадочных… занятых, увлеченных, дотошных, кропотливых и взрывных. Таких людей, которые порой говорят невинные вещи вроде: «А давай попробуем, какой от этого вред? В случае чего спрячемся под столом».

– Мой интерес, – продолжал лорд Витинари, – вызывают средства и способы, возможности, риски и последствия. Я понятно выражаюсь? Мне объяснили, что твой удивительный мотор приводится в движение паром, нагретым до состояния, когда котел почти взрывается, но не совсем. Это так?

Дик радостно усмехнулся:

– В общих чертах так оно и есть, шеф, я и взорвал пару-тройку, пока экспериментировал, мне не стыдно признаться! Но теперь-то, сэр, мы все сделали как надо. Предохранительные клапаны! Вот в чем соль! Свинцовые предохранительные клапаны с втулками, чтоб плавились, когда топка перегревается, и тогда туда льется вода и тушит огонь, прежде чем котел взорвется. Открытый пар, ясное дело, штука опасная для тех, кто в нем не разбирается, но, шеф, для меня он все равно что ласковый щеночек. Сэр Гарри позволил нам построить демонстрационные рельсы, – сказал он и показал на колею, выходившую из барака и делавшую круг по периметру участка. – Могу я предложить вам прокатиться, господа?

Мокриц повернулся к Витинари и сказал с бесстрастным видом:

– Да, как насчет прокатиться… шеф? – на что получил в ответ острый, как клинок, взгляд, обещавший: об этом мы еще поговорим.

Витинари повернулся к Дику:

– Благодарю, господин Кекс. Но, боюсь, я не смогу составить вам компанию, будучи, э, шефом целого города. Кроме того, государственные дела не могут ждать, даже ради вашей чудесной машины. Впрочем, господин фон Липвиг наверняка не откажется. И осмелюсь предположить, что Стукпостук с радостью составит ему компанию.

Сказано это было бодро, но по лицу Стукпостука нельзя было сказать, что его прельщает такая перспектива, да и Мокриц, положа руку на сердце, был не в восторге: он слишком поздно вспомнил, что как раз надел новый дорогой сюртук.

Мокриц поинтересовался:

– Господин Кекс, если не сложно, объясни, почему твоему механизму нужны эти рельсы, чтобы ехать?

Дик Кекс улыбнулся щедрой улыбкой человека, которому очень хочется говорить о своем распрекрасном чудо-проекте и который, будь у него такая возможность, довел бы каждого встречного до отчаянной скуки, а в отдельных случаях и до самоубийства. Мокриц знал таких людей: полезные и дружелюбные сами по себе, совершенно беззлобные, но все-таки потенциально небезопасные.

И прямо сейчас Дик Кекс, довольный, как слон, и закопченный, как шашлык, на полном серьезе начал рассказывать:

– Ну как, пару ведь нравится, чтобы машина ехала гладко, а за городом сплошные ямы и пригорки. К тому же пар с железом тяжелые. Мы еще дома в Швайнетауне это все обдумали и решили, что куда логичнее будет проложить рельсовое полотно – это такая дорога из железных линий, рельс то есть, специально, чтобы по ней бегал наш локомотив.

– Паровоз звучит гораздо лучше, – заметил Гарри. – Я все твержу этому парню: пусть будет ясно и по делу, такие слова народ запоминает. Как можно рассчитывать, что люди захотят ездить на чем-то таком, что они и произнести не умеют.

Дик просиял, и его добрая улыбка вдруг как будто осветила собой все вокруг.

– Ну вот, Железная Ласточка на мази, на пару и разогрета специально для вас, господа. Кто хочет прокатиться?

Стукпостук не проронил ни звука, продолжая таращиться на покрытый испариной механизм, точно в ожидании своего смертного часа. Мокриц в кои-то веки проникся состраданием к маленькому секретарю и не то затащил его, не то помог забраться в небольшую открытую кабину на носу металлического чудища, пока Дик возился с приборами, постукивая по загадочным медным и стеклянным штукам, а огонь в животе чудища жарко горел и наполнял пространство еще большим количеством дыма.

Внезапно в руке у Мокрица оказалась лопата – Дик всучил ее так быстро, что Мокриц даже не успел отказаться. Инженер усмехнулся и сказал:

– Будешь за кочегара, господин фон Липвиг. Когда понадобится ее растопить, я дам тебе знать, и ты откроешь топку. Ух, и весело будет!

Дик перевел взгляд на растерянного Стукпостука и продолжал:

– Ага, а с тобой, господин, мы вот как поступим. Будешь давать гудок – для этого надо дернуть вон ту цепочку. Так вот, господа, это у нас рабочий прототип, удобств пока нет, но вы держитесь, и все будет в порядке, главное, голову не высовывайте слишком далеко. Сегодня мы тянем порядочный груз. Сэр Гарри хотел посмотреть, из какого мы теста, так что это, господин Стукпостук, гудок, пожалуйста!

Стукпостук безмолвно дернул за цепь и содрогнулся, когда из мотора вырвался крик банши. А потом – потом, показалось Мокрицу, не было ничего особенного… один «чух», один рывок, еще «чух-чух», еще рывок, еще «чух», и вдруг они пришли в движение и стали набирать скорость, как будто хвост Железной Ласточки пытался вырваться вперед.

Мокриц оглянулся и сквозь клубы пара посмотрел на груз, который они волокли за собой в скрипящих вагонах. Он как будто сам почувствовал этот вес. А паровоз все набирал скорость и разбег. Дик невозмутимо постукивал по приборам и двигал рукоятки, и вот впереди показался поворот, и поезд запыхтел, и все вагоны один за другим, как утята, следующие за мамой-уткой, вписались в этот поворот, немного постанывая и скрипя, но оставаясь единым движущимся организмом.

Мокрицу было не впервой путешествовать на высокой скорости. Да, лошадь-голем, это редкое создание, с легкостью обошла бы их сейчас. Но этот механизм был создан человеческой рукой: колеса, гайки, медные ручки, приборы, клапаны, пар и хрипящая топка, рядом с которой сейчас стоял Стукпостук, завороженно дергая цепочку гудка, словно выполняя священный долг, – и все непрерывно тряслось и дрожало в этом раскаленном докрасна дурдоме на колесах.

Показались лорд Витинари и Гарри – поезд несся прямо на них, завершая первый круг, – и скрылись за спиной у Мокрица в клубах дыма и пара, повисших в воздухе. И пока Железная Ласточка продолжала рассекать пространство, на Мокрица вдруг снизошло осознание, что это было не волшебство, но и не грубая сила – это была изобретательность. Уголь, железо и вода, пар и дым, слитые в божественной гармонии. Он стоял в жгучем жару кабины с лопатой в руках, глядел на все это и думал о будущем. Сцепленные вагоны прогромыхали еще один круг, слегка взвизгнув на втором повороте. Потом металл испустил утомленный стон, и паровоз проскользил по рельсам до полной остановки в нескольких шагах от наблюдателей, перед самым гаражом Железной Ласточки.

Дик засуетился и закрутился, отключая одни штуки и закручивая другие, когда чудо-машина затормозила. Не затормозила, поправил себя Мокриц, она заснула, но все еще капала водой и сопела паром и каким-то невероятным образом была совершенно живой.

Кекс соскочил с подножки на самодельную деревянную платформу, взглянул на свой огромный секундомер, проверил датчики и объявил:

– Недурно, но здесь никак не получится раскочегарить ее как следует. На экспериментальной колее в Швайнетауне я разогнал ее почти до семнадцати миль в час и готов поклясться, что она могла бы ехать намного быстрее, если бы только проложить путь подлиннее! И как она славно шла, правда же, господа? И с таким-то грузом, несколько тонн, – последнее было обращено к коллегам-инженерам.

– А это еще что? – Дик кивнул на оборванного глазастого мальчишку, который как из-под земли вырос возле полотна. Дик с серьезным видом наблюдал, как оборванец извлек из кармана крошечную записную книжку и сосредоточенно внес туда цифру 1 – как будто отдавал блокноту команду.

А Мокриц почему-то не смог удержаться от замечания:

– Отлично подмечено, молодой человек, но знаешь что? Думается мне, что с такими темпами тебе понадобится книжка побольше.

В этот момент Мокрица охватила уверенность в будущем. Пусть Витинари оставался невозмутим, зато лица Гарри Короля и некоторых зрителей сияли в дымном свете грядущего. За забором уже собралась плотная толпа, люди тянули шеи, чтобы получше рассмотреть паровоз. Судя по всему, новости уже разлетелись по городу.

Гарри Король сказал:

– Ну, ребятки, разве не чудо эта железная лошадка? Она все что хочешь сдвинет с места, готов биться об заклад. Кстати, в зале заседаний нас ждет сытный обед. Пойдемте, господа?.. Обещаю превосходную говядину.

Первым подал голос лорд Витинари:

– Разумеется, сэр Гарри. А заодно никто не поможет разыскать моего секретаря?

Все повернулись в сторону паровоза, который остановился совсем как человек, не вмиг и сразу, но постепенно успокаиваясь, – так старушка устраивается поудобней в любимом кресле, с той лишь разницей, что в эту секунду Железная Ласточка с шипением выпустила струю водяного пара, что нечасто бывает со старушками, во всяком случае не при посторонних.