Текст книги "Опочтарение"

Терри Пратчетт
Опочтарение

Пролог: 9000 лет назад

Флотилии мертвецов дрейфуют по всему миру в подводных реках.

Почти никто не знает о них. Но теорию понять легко.

Она гласит: море, в конце-то концов, во многих отношениях есть ничто иное, как мокрая форма воздуха. А про воздух точно известно, что он разрежен на большой высоте, а чем ниже вы спускаетесь, тем плотнее он становится. Таким образом, когда застигнутый штормом корабль тонет и идет ко дну, он рано или поздно достигнет такой глубины, на которой плотность воды остановит его падение.

Короче говоря, он перестанет тонуть и будет плавать под водой, недосягаемый для штормов, но и морского дна далеко еще не достигший.

Здесь царит покой. Мертвый покой.

У некоторых затонувших кораблей сохраняются снасти, а у некоторых даже паруса. У многих есть команда – запутавшиеся в снастях или привязанные к рулевому колесу моряки.

Благодаря подводным течениям их путешествие все еще продолжается – без цели, без гавани плывут по миру мертвые корабли с командами из скелетов, над затонувшими городами и между подводными горами, до тех пор, пока корпус не рассыплется в прах от гнили и корабельных червей.

Иногда с них срывается якорь и падает на самое дно, в холодную тишину глубоководной равнины, тревожа покой столетий поднятым облачком ила.

Один из таких якорей почти попал в Ангхаммарада{1}1
  Anghammarad.


[Закрыть], который мирно сидел на дне и смотрел на мертвые корабли, плывущие высоко над его головой.

Он запомнил это событие, потому что это было единственное, что с ним случилось интересного за последние девять тысяч лет.

Пролог: Месяц назад

Есть такая… болезнь семафорщиков{2}2
  clacksmen – работники, обслуживающие семафорные башни.


[Закрыть]. Вроде солнечного удара у моряков, когда, проведя несколько недель под безжалостным солнцем, они вдруг воображают, что корабль окружен зеленой травкой и просто шагают за борт.

А семафорщики иногда воображают, что умеют летать.

Большие семафорные башни стоят через каждые восемь миль, и если забраться на самый верх, то вы окажетесь в 150 футах над землей. Говорят, если слишком долго находиться там с непокрытой головой, то ваша семафорная башня начинает казаться все выше, а соседние башни – все ближе; и в конце концов вам покажется, что можно запросто перепрыгнуть с одной башни на другую, или перелететь, оседлав снующие между ними невидимые сообщения, а может быть, вы вообразите, что вы и есть сообщение. Говорят, это не более чем временное помешательство, вызванное шумом ветра в оснастке. Точно никто не знает. Те, кто шагнул в воздух с высоты 150 футов, редко склонны потом делиться впечатлениями.

Башня слегка гнулась под порывами ветра, но так и было задумано. Куча новых идей была воплощена в этой башне. Она использовала и сохраняла энергию ветра, чтобы работали механизмы, она гнулась, но не ломалась, она вела себя скорее как дерево, чем как строение. Большую часть ее конструкций можно было собрать на земле, а потом установить башню на нужном месте всего лишь за час. Она была изящна и красива. И она могла посылать сообщения почти в четыре раза быстрее, чем башни старой конструкции, используя новую систему заслонок и разноцветные огни.

Вернее, вскоре сможет, как только они разрешат несколько проблем, связанных с задержкой срабатывания механизма…

Юноша проворно взбирался на самый верх башни. Большую часть пути он проделал в липком утреннем тумане, но теперь выбрался на сияющий солнечный свет, а туман простирался внизу, как море, до самого горизонта.

Он не обращал никакого внимания на окружающие красоты. Он никогда не мечтал о полетах. Он мечтал об удивительных механизмах, которые делали бы возможным такое, о чем раньше и помыслить не могли.

А прямо сейчас он мечтал обнаружить, почему же опять заклинило блок заслонок. Он смазал ползунки, проверил тяги, а потом ему пришлось качнуться далеко в сторону сквозь свежий утренний воздух, чтобы дотянуться и осмотреть сами заслонки. Проделывать такие трюки было не положено, но любой линейный{3}3
  linesman – семафорные башни стоят в линию через каждые 8 миль. Так что линейный – это то же самое что и семафорщик.


[Закрыть] знает, что иногда только так можно заставить семафор работать. Да и вообще, это совершенно безопасно, если ты…

Раздался «дзынь». Он обернулся и увидел, что карабин его страховочной веревки лежит на подъездной дорожке, заметил тень, почувствовал жуткую боль в пальцах, услышал крик и упал…

…как якорь.

Глава первая. Ангел
В которой наш Герой испытывает Надежду, Величайший Дар

Сэндвич Уважения – Мрачные Размышления Палача о Высшей Мере – Знаменитое Последнее Слово – Наш Герой Умирает – Ангелы, кое-что о – Некоторая Опасность Неуместных Предложений Насчет Метлы – Неожиданная Поездка – Мир, Свободный От Честных Людей – Скачущий Человек – Всегда Есть Выбор

Говорят, что перспектива быть повешенным с утра пораньше чудесным образом заставляет разум человека предельно сосредоточиться; к сожалению, он неизбежно сосредотачивается как раз на том, что помещается в теле, которое утром повесят.

Человек, которого собирались повесить, получил от своих любящих, но не очень мудрых родителей имя Мокрист фон Губвиг{4}4
  Moist von Lipwig.


[Закрыть], однако он не собирался порочить это имя (если такое имечко в принципе возможно опорочить), будучи повешенным под ним. Для всего мира в целом, а также для его кусочка под названием «смертный приговор» в частности, он был Альбертом Блестером{5}5
  Albert Spangler.


[Закрыть].

Он решил взглянуть на ситуацию с хорошей стороны и постарался сосредоточить свой разум на том, чтобы не быть повешенным сегодня утром, а в особенности на том, как бы половчее выскрести с помощью ложки крошащийся цемент вокруг одного из камней в стене его камеры. Эта работа занимала его уже пять недель, а ложка в процессе сточилась до размеров пилки для ногтей. К счастью, тюремщики здесь не утруждали себя сменой постельного белья, потому что в противном случае они обнаружили бы самый тяжелый в мире матрас.

Предметом его забот был большой и тяжелый камень с вбитой в него железной скобой для крепления кандалов.

Мокрист сел лицом к стене, уперся в нее ногами, обеими руками ухватился за скобу и потянул изо всех сил.

Его плечи свело судорогой, а перед глазами поплыл красный туман, но камень все-таки вывалился из стены, издав какой-то странный тихий «звяк!». Мокрист с трудом отодвинул его в сторону и заглянул в образовавшуюся дыру.

Другой ее конец был запечатан еще одним огромным камнем, цемент вокруг которого выглядел подозрительно свежим и очень крепким.

Прямо перед ним лежала новая ложка. Блестящая.

Пока он разглядывал ее, у него за спиной раздались аплодисменты. Он повернул голову (недавно перенапряженные сухожилия заныли от боли) и увидел нескольких тюремных охранников, глядевших на него сквозь решетку.

– Прекрасная работа, мистер Блестер! – сказал один из них. – Рон теперь должен мне пять долларов! Я ведь говорил ему, что вы очень упорны! «Он просто упрямец», – вот как я сказал!

– Вы подстроили все это, да, Уилкинсон? – слабым голосом спросил Мокрист, вернувшись к созерцанию ложки{6}6
  Намек на «Матрицу»? Может быть.


[Закрыть].

– О, это не мы, сэр. Приказ лорда Ветинари. Он особо подчеркнул, что всем осужденным преступникам должна быть предоставлена возможность выбраться на свободу.

– На свободу? Да здесь же этот чертов огромный камень лежит на пути!

– Да, лежит, сэр, именно так, лежит, – согласился охранник. – Это же только возможность, а не сама свободная свобода как таковая. Ха, звучит немного глупо, э?

– Да уж, – согласился Мокрист.

Он не стал добавлять «вы, ублюдки». В конце концов, охранники совсем неплохо обращались с ним все эти шесть недель, а он взял себе за правило налаживать хорошие отношения с людьми. В этом ему не было равных. Навыки общения были его основным товаром, может быть, даже и вовсе единственным.

Ну и кроме того, у них были большие дубинки. Так что он осторожно добавил лишь:

– Возможно, кое-кому это показалось бы жестоким, мистер Уилкинсон.

– Да, сэр, мы спрашивали его об этом, сэр, но он сказал, вовсе нет. Он сказал, это курс, – охранник наморщил лоб, – труд-но-терьера-пии, это такие упражнения для здоровья, предотвращают хандру и дарят величайшее из всех сокровищ – Надежду, сэр.

– Надежду, – мрачно пробормотал Мокрист.

– Вы не расстроились, сэр?

– Расстроился? Да отчего же мне расстраиваться, мистер Уилкинсон?

– Да уж, вы не то, что ваш предшественник в этой камере, сэр. Он умудрился пролезть вот в эту сливную трубу. Очень маленький был человек. Очень гибкий.

Мокрист взглянул на маленькую решетку в полу. Такой вариант ему даже в голову не приходил.

– Она ведет в реку? – спросил он.

Охранник улыбнулся.

– Вы бы так и подумали, да? Вот он был действительно расстроен, когда мы выудили его обратно. Рад видеть, что вы поняли дух этой затеи, сэр. Вы стали просто образцом для всех нас, ну, как вы себя вели. Прятали цемент в матрас, да? Очень умно, очень аккуратно. Очень чистенько. Содержать вас здесь – это и в самом деле поднимало нам настроение. Кстати, миссис Уилкинсон передает вам самую искреннюю благодарность за корзинку с фруктами. Очень шикарная корзинка. В ней даже кумкваты были!

– Не стоит благодарности, Уилкинсон.

– Начальник тюрьмы аж позеленел от зависти из-за этих кумкватов, потому что у него в корзинке оказались только финики, но я сказал ему, сэр, что фруктовые корзинки – они как жизнь: пока не снимешь сверху ананас, ни за что не угадаешь, что же там под ним. Он тоже вас благодарит.

– Рад, что ему понравилось, мистер Уилкинсон, – рассеянно сказал Мокрист.

Некоторые дамы, раньше сдававшие ему жилье, приносили в тюрьму передачи для «бедного заблудшего мальчика», а Мокрист считал разумным инвестировать в щедрость. В конце концов, чтобы сделать такую карьеру, как у него, в первую очередь нужно быть стильным.

– Вообще говоря, – как бы невзначай заметил мистер Уилкинсон, – мы тут с ребятами подумали, может, вы захотите сейчас облегчить свою душу, ну, на предмет местонахождения того самого места, в котором расположена та самая точка, где вы, да что уж ходить вокруг да около, где вы спрятали украденные деньги?

Вся тюрьма притихла. Даже тараканы внимательно слушали.

– Нет, я не могу сделать этого, мистер Уилкинсон, – громко ответил Мокрист, предварительно выдержав драматическую паузу.

Он похлопал себя по карману куртки, поднял палец и подмигнул.

Охранники улыбнулись в ответ.

– Ах, как мы вас понимаем, сэр! А сейчас я бы на вашем месте немного отдохнул, сэр, потому через полчаса мы вас повесим, – сказал Уилкинсон.

– Эй, а как же мой завтрак?

– Завтрак не подается до семи часов, сэр, – укоризненно напомнил тюремщик, – но знаете что? Я сделаю вам сэндвич с беконом, потому что уважаю вас, мистер Блестер.

До рассвета оставалось всего несколько минут, когда его провели по короткому коридору, вывели из тюрьмы и препроводили в небольшую комнатку под эшафотом. Мокрист почувствовал, что смотрит на самого себя со стороны, как будто часть его души отделилась от тела и летала вокруг как воздушный шарик, готовый сорваться с веревочки.

Комнатка освещалась сквозь щели в помосте эшафота у него над головой и в особенности – сквозь щели по краям большого люка. Петли упомянутого люка в данный момент аккуратно смазывал человек в капюшоне.

Заметив вновь прибывших, он прервал свое занятие и сказал:

– Доброе утро, мистер Блестер, – он любезно снял капюшон. – Это я, сэр, Даниэль «Раз Вздернуть» Трупер{7}7
  Daniel «One Drop» Trooper – вообще-то trooper обычно обозначает солдата, кавалериста или парашютиста. Но я в данном случае решил оставить «трупер» потому что так гораздо смешнее на русском звучит.


[Закрыть]. Сегодня я ваш палач, сэр. Не волнуйтесь, сэр. Я повесил десятки людей. Так что вскоре мы с вами расстанемся.

– А правда, что человеку, которого не смогли повесить с третьей попытки, даруется помилование, Дэн? – спросил Мокрист, пока палач аккуратно вытирал руки ветошью.

– Слышал я о таком, сэр, слышал. Но меня ведь не за красивые глаза прозвали «Раз Вздернуть», сэр. Желает ли сэр надеть сегодня черный мешок на голову?

– А чем это поможет?

– Ну, некоторые считают, что мешок добавляет экстравагантности. К тому же, он скрывает вылезшие из орбит глаза. На самом-то деле мешок – это больше для зрителей. Кстати их сегодня немало собралось. Думаю, это оттого, что вчера «Таймс» опубликовала отличную заметку про вас. В ней все говорят, каким вы были замечательным юношей и все такое. Э… вы не согласились бы предварительно подписать мне веревку, сэр? Ну, я имею в виду, что после того мне вряд ли удастся попросить вас об этом, э?

– Подписать веревку? – удивился Мокрист.

– Да, сэр, – ответил палач. – Это, типа, традиция такая. Многие охотно покупают использованные веревки. Коллекционеры, можно сказать. Чего только люди не собирают, э? Подписанная, конечно же, сто́ит дороже.

Он взмахнул в воздухе толстой веревкой.

– У меня и ручка специальная есть, чтобы на веревке писать. Как насчет одной подписи на каждую пару дюймов? Просто подпись, никаких посвящений не нужно. Для меня это живые деньги, сэр. Буду очень вам признателен!

– Так признательны, что не повесите меня? – спросил Мокрист, принимая ручку.

Палач благодарно рассмеялся. С удовлетворением кивая, Мистер Трупер следил, как Мокрист подписывает веревку по всей длине.

– Отличная работа, сэр, считайте, что вы только что подписали мой пенсионный план. Ну а теперь… все готовы?

– Я – нет! – быстро сказал Мокрист, чем вызвал новый приступ всеобщего веселья.

– Ну вы и тип, мистер Блестер, – сказал мистер Уилкинсон. – Нам будет не хватать вас, это правда.

– А уж мне-то как будет не хватать! – ответил Мокрист.

Это снова было воспринято как остроумная шутка. Мокрист вздохнул.

– Вы действительно думаете, что такие спектакли помогут предотвратить преступления, мистер Трупер? – поинтересовался он.

– Ну, в общем, я думаю, трудно сказать точно, потому что, видите ли, проблематично подвергнуть учету те преступления, которые не были совершены, – сказал палач, напоследок еще раз проверяя, хорошо ли открывается люк. – Однако, в частности, сэр, я бы отметил высокую эффективность этих мероприятий.

– В каком смысле? – спросил Мокрист.

– А в таком, что там, наверху, на эшафоте, я никого и никогда не встречал дважды. Ну что, пойдем?

Когда они вышли на свежий утренний воздух, в толпе началось оживление, раздалось несколько выкриков «Бу-у!», а кое-где даже послышались аплодисменты. Все-таки люди странно мыслят. Укради пять долларов – и тебя назовут мелким воришкой. Но если ты украл тысячи, то тут уж одно из двух: или ты правительство, или герой.

Пока зачитывали список его преступлений, Мокрист просто смотрел в пространство. Он никак не мог избавиться от чувства, что все происходящее просто нечестно. Он никогда не опускался до того, чтобы бить кого-нибудь по голове. Он даже дверь ни разу не выламывал. Ну да, иногда вскрывал замки, но потом всегда аккуратно запирал их за собой. Помимо всех этих конфискаций, неожиданных разорений и внезапных банкротств, что он, в сущности, сделал действительно плохого? Он просто менял местами числа.

– Неплохая сегодня толпа собралась, – заметил мистер Трупер, перебрасывая веревку через перекладину и занимаясь узлами. – И пресса тоже. «Кого вздернули?» даст подробный репортаж, конечно же, и «Таймс» тут, и «Псевдополис Геральд», это наверное из-за банка, который там обанкротился, да и корреспондент из «Дилера Равнин Сто» тоже здесь, я слыхал. У них отличный финансовый раздел, я всегда смотрю там цены на использованные веревки. Похоже, куча народу мечтает увидеть вас в петле, сэр.

Мокрист заметил черную карету, тихо возникшую позади толпы. На ней не было герба, по крайней мере, так казалось, если вы не знали маленький секрет: гербом лорда Ветинари был черный щит. Черное на черном. Нельзя не признать – у этого ублюдка есть стиль…

– Э? Что? – спросил он, почувствовав, что его толкнули в бок.

– Я спросил вас, не хотите ли сказать последнее слово, мистер Блестер? – осведомился палач. – Это обычай такой. Может, вы заранее придумали что-нибудь?

– Вообще-то я не собирался умирать, – сказал Мокрист.

И это была правда. Он действительно не собирался, вплоть до настоящего момента. Он был уверен, что хоть что-нибудь помешает этому случиться.

– Отличное последнее слово, сэр, – одобрил мистер Уилкинсон. – Ну что же, приступим?

Мокрист прищурился. Занавеска на окне кареты шелохнулась. Потом открылась дверца. Перед ним забрезжила Надежда, величайшее из сокровищ.

– Нет, постойте, на самом деле это не было мое последнее слово, – поспешно сказал он. – Э… Дайте подумать…

Из кареты вышел худощавый, похожий на клерка человек.

– Э… в общем, сейчас неплохую речь скажу… э…

Ага, теперь в происходящем появился смысл! Ветинари просто хотел испугать его, вот что. Очень в его стиле, судя по тому, что Мокрист раньше слышал об этом человеке. Ну а теперь дело идет к помилованию!

– Я… э… я…

Там, внизу, клерк с трудом продирался сквозь плотную толпу.

– Не могли бы вы немного поторопиться, мистер Блестер? – сказал палач. – Хорошенького понемножку, э?

– Я хочу сделать все как следует, – раздраженно сказал Мокрист, наблюдая, как клерк пытается обойти огромного тролля.

– Да, но всему же есть предел, сэр, – поторопил его палач, слегка обеспокоенный нарушением установленного этикета. – Иначе вы могли бы говорить, э, целые дни напролет! Коротко и ясно, сэр, вот в чем стиль.

– Верно, верно, – сказал Блестер – Э… о, посмотрите, вы видите вон того человека? Вон он, машет вам?

Палач взглянул на клерка, который уже пробрался в первые ряды толпы.

– У меня сообщение от лорда Ветинари! – прокричал клерк.

– Да! – воскликнул Мокрист.

– Он говорит, пора приступать к делу, уже давным-давно рассвело! – крикнул клерк.

– Ох, – сказал Мокрист, пожирая взглядом черную карету. У проклятого Ветинари чувство юмора ничуть не лучше, чем у охранников в тюрьме.

– Давайте же, мистер Блестер, вы же не хотите, чтобы у меня были неприятности? – сказал палач, похлопав его по плечу. – Всего пара слов, и все мы отправимся дальше по жизни. Исключая присутствующих, разумеется.

Ну что же, вот и настал тот самый миг. Мокрист испытал даже какое-то странное облегчение. Не нужно больше опасаться худшего, потому что худшее уже случилось и скоро все будет кончено. Охранник был прав. Все, что нужно сделать в этой жизни, – это вытащить ананас, сказал себе Мокрист. Он большой, колючий и шишковатый, но зато под ним могут оказаться персики. Эта теория прекрасно подходила для жизни, но сейчас казалась абсолютно бесполезной.

– В таком случае, – сказал Мокрист фон Губвиг, – я вручаю свою душу любому богу, который сможет найти ее.

– Мило, – прокомментировал палач и дернул за рычаг.

Альберт Блестер умер.

Впоследствии все согласились с тем, что он произнес отличное последнее слово.

– А, мистер Губвиг, – сказал отдаленный голос, приближаясь. – Вижу, вы проснулись. И все еще живы, пока что.

Была в последнем замечании какая-то интонация, которая подсказала Мокристу, что длительность этого «пока» полностью зависит от говорящего.

Мокрист открыл глаза. Он сидел в удобном кресле. За столом напротив, слегка поджав губы и соединив перед лицом пальцы рук, сидел Хавелок, лорд Ветинари, человек, под чьим откровенно-деспотическим управлением Анк-Морпорк стал городом, в котором всем почему-то хотелось жить.

Древний животный инстинкт подсказал Мокристу, что другие люди стоят позади его удобного кресла, и что ему сразу же станет крайне неудобно, если он попытается сделать резкое движение. Но даже они не вызывали в нем такого ужаса, как этот внимательно глядящий на него худощавый человек со смешной маленькой бородкой и руками пианиста, одетый в черную мантию.

– Хотите узнать кое-что об ангелах, мистер Губвиг? – приветливо спросил Патриций. – Я знаю о них два интересных факта.

Мокрист промычал что-то неразборчивое. Путей побега перед собой он не видел, а о том, чтобы обернуться, не могло быть и речи. Шея болела ужасно.

– Ах, да. Вас же повесили, – сказал Ветинари. – Висельное дело – точная наука. Мистер Трупер – мастер высокого класса. Толщина веревки и то, как она скользит, там ли завязать узел или здесь, связь между весом и расстоянием… о, я уверен, он мог бы целую книгу об этом написать. Вы были на волосок от смерти, как я понимаю. Только эксперт мог бы заметить, что вас повесили не до конца, а единственным экспертом в непосредственной близости был наш друг мистер Трупер. Нет, Альберт Блестер мертв, мистер Губвиг. Триста человек готовы поклясться, что видели, как он умер.

Ветинари наклонился вперед.

– И, соответственно, я хочу сейчас поговорить с вами об ангелах.

Мокрист снова что-то промычал.

– Первый интересный факт об ангелах, мистер Мокрист, состоит в том, что иногда, очень редко, в какой-то момент жизни, когда человек по глупости так запутал ее, что иного выхода, кроме смерти, не остается, к нему приходит, или даже я сказал бы является ангел и предлагает ему вернуться к тому моменту, когда все пошло наперекосяк, и сделать все снова, на этот раз правильно. Мистер Мокрист, я был бы счастлив, если бы вы думали обо мне как об… ангеле.

Мокрист уставился на него. Он же чувствовал рывок веревки и хватку петли на горле! Он же видел, как накатила тьма! Он умер!

– Я предлагаю вам работу, мистер Губвиг. Альберт Блестер похоронен, но у мистера Губвига есть будущее. Очень короткое, конечно, если он будет вести себя глупо. Я предлагаю вам работу, мистер Губвиг. Работу, за зарплату. Я понимаю, что эта концепция вам мало знакома.

«Только как разновидность ада», – подумал Мокрист.

– Это работа Главного Почтмейстера Анк-Морпоркского Почтамта.

Мокрист продолжал тупо смотреть на него.

– Хочу только добавить, мистер Губвиг, что позади вас есть дверь. Если вы в любой момент нашего собеседования почувствуете желание уйти{8}8
  Пародия на собеседования при приеме на работу в крупных корпорациях. Там одно из условий так и звучит: «вы можете прервать собеседование и уйти в любой момент как только пожелаете».


[Закрыть], вам достаточно просто шагнуть сквозь эту дверь, и вы больше никогда не услышите обо мне.

Мокрист мысленно поместил эти слова в раздел «очень подозрительно».

– Продолжаю: работа, мистер Губвиг, предполагает обновление и поддержку функционирования городской почтовой службы, подготовку международных отправлений, поддержание в порядке имущества Почты и так далее и тому подобное…

– А если вы воткнете мне в зад метлу, я еще и пол смогу подметать, – вдруг раздался голос. Мокрист понял, что это был его голос. У него в голове царил кавардак. Обнаружить, что загробная жизнь вот такая, стало для него настоящим шоком.

Лорд Ветинари очень, очень внимательно посмотрел на него.

– Ну, если вы так настаиваете, – сказал он и повернулся к стоящему поблизости клерку. – Барабантт{9}9
  Drumknott.


[Закрыть], вы не знаете, есть ли у нашего уборщика чулан с метлами на этом этаже?

– О, да, милорд, – ответил клерк, – могу ли я…

– Это была шутка! – взорвался Мокрист.

– Ах, извините, я не понял, – сказал Ветинари, снова поворачиваясь к Мокристу. – Пожалуйста, предупредите меня, если вы почувствуете потребность еще раз пошутить, хорошо?

– Послушайте, – сказал Мокрист, – я не знаю, что здесь происходит, но про доставку почты я не знаю вообще ничего!

– Мистер Мокрист, этим утром у вас не было вообще никакого опыта относительно пребывания в мертвом состоянии, но, если бы не мое вмешательство, то вы бы и с этим чрезвычайно успешно справились, – резко заметил лорд Ветинари. – Это прекрасная иллюстрация простой истины: не попробуешь – не узнаешь.

– Но когда вы приговорили меня…

Ветинари приподнял бледную руку.

– А? – переспросил он.

Мозг Мокриста, который наконец-то осознал, что ему пора включиться в дело, взял контроль на себя:

– Э… когда вы… приговорили… Альберта Блестера…

– Неплохо. Продолжайте.

– …вы сказали, что он был прирожденным преступником, мошенником по призванию, отчаянным лжецом, извращенным криминальным гением и абсолютно не заслуживающим доверия типом!

– Вы принимаете мое предложение, мистер Губвиг? – резко спросил Ветинари.

Мокрист взглянул на него.

– Извините, – сказал он, поднимаясь на ноги, – я просто хочу проверить кое-что.

Позади его кресла стояли два одетых в черное человека. Это не был какой-то особенный стильный черный цвет, скорее, это был практичный черный цвет, такую одежду одевают люди, которые не хотят чтобы на ней были заметны мелкие брызги и пятна. Они производили впечатление обычных клерков, но только до тех пор, пока не заглянешь им в глаза.

Они разошлись в стороны, когда Мокрист направился к двери, которая находилась именно там, где было обещано. Он очень осторожно открыл ее. За дверью ничего не было, в том числе пола. Как человек, который хочет досконально изучить все возможности, он вынул из кармана то, что осталось от ложки, и уронил вниз. Прошло немало времени, прежде чем он услышал звук падения.

Затем он вернулся и сел в свое кресло.

– Возможность свободы? – спросил он.

– Именно, – ответил лорд Ветинари. – Всегда есть выбор.

– Вы имеете в виду… что я могу выбрать верную смерть?

– Тем не менее, это выбор, – сказал Ветинари. – Или назовите это альтернативой. Видите ли, я верю в свободу, мистер Губвиг. Не многие люди на это способны, хотя и утверждают обратное. И ни одно практическое определение свободы не обойдется без свободы принимать последствия своих действий. Несомненно, это именно та свобода, на которой базируются все остальные свободы. Ну а теперь… вы беретесь за эту работу? Никто вас не узнает, я уверен. Кажется, вас никто и никогда не узнавал.

Мокрист пожал плечами.

– Ох, ну хорошо. Конечно, я согласен, как прирожденный преступник, отчаянный лжец, мошенник и абсолютно не заслуживающий доверия извращенный гений.

– Превосходно! Добро пожаловать на государственную службу! – сказал Ветинари, протягивая ему руку. – Я всегда гордился своей способностью нанимать именно тех людей, каких нужно. Ваш оклад составляет двадцать долларов в неделю, и, насколько я знаю, Почтмейстеру положена небольшая квартирка в здании Почтамта. Где-то там и ваша форменная шляпа. Мне понадобятся регулярные отчеты. Удачного дня.

Он опустил взгляд в свои бумаги. Потом снова поднял его.

– Вы все еще здесь, Главный Почтмейстер?

– Вот так вот просто? – спросил потрясенный Мокрист. – Минуту назад меня повесили, а в следующую минуту вы уже берете меня на службу?

– Хм, посмотрим… да, думаю так и есть. Хотя, нет. Конечно же. Барабантт, выдайте мистеру Губвигу его ключи.

Клерк шагнул вперед и вручил Мокристу целую связку ключей на огромном ржавом кольце, а затем протянул ему ведомость.

– Распишитесь здесь, пожалуйста, Главный Почтмейстер, – сказал он.

«Постой минутку, – подумал Мокрист, – ведь это всего лишь один город. У него есть ворота. Он полностью окружен самыми разными направлениями для бегства. Так какая разница, что я тут понапишу?»

– Конечно, – сказал он вслух и нацарапал в ведомости свое имя.

– Ваше настоящее имя, если не трудно, – сказал лорд Ветинари, не поднимая взгляда от своих бумаг. – Какое имя он написал, Барабантт?

Клерк склонил голову, вглядываясь.

– Гм… Этель Змея{10}10
  Ethel Snake.


[Закрыть], ваша светлость, насколько я могу разглядеть.

– Сконцентрируйтесь, мистер Губвиг, – не отрываясь от своей работы, устало сказал Ветинари.

Мокрист расписался снова. В конце концов, какие это может иметь далекоидущие последствия? Хотя идти придется действительно далеко, особенно если ему не удастся найти лошадь.

– Ну вот, осталось только урегулировать вопрос с вашим надзирающим офицером, – сказал лорд Ветинари, все еще погруженный в свои бумаги.

– Надзирающим офицером?

– Да. Я же не совсем идиот, мистер Губвиг. Он встретит вас перед Почтамтом через десять минут. Удачного дня.

Когда Мокрист ушел, Барабантт вежливо кашлянул и спросил:

– Вы думаете, он придет на эту встречу, милорд?

– Всегда нужно учитывать психологию субъекта, – сказал Ветинари, не отрываясь от редактирования официального доклада. – Я это делаю постоянно, а вы, Барабантт, к сожалению, нет. Вот почему он унес вашу ручку.

Всегда двигайся быстро. Потому что никогда не знаешь, что преследует тебя по пятам.

Десять минут спустя Мокрист фон Губвиг был уже далеко за городом. Он купил лошадь, что его немного раздражало, но скорость была сейчас важнее всего, времени у него хватило только на то, чтобы забежать в один из своих тайников, схватить припрятанный там на крайний случай пояс с деньгами и купить старую клячу в «Купи-коробочке», что в платных конюшнях Хобсона{11}11
  Bargain Box in Hobson's Livery Stable.


[Закрыть]. По крайней мере, покупка имела перед кражей то преимущество, что раздраженный горожанин не побежит жаловаться в Стражу.

Никто не задержал его. Никто не обратил на него внимания; собственно, так было всегда. Городские ворота, разумеется, были широко распахнуты. Перед ним раскинулись равнины, открывающие массу возможностей. А уж превращать ничто в кое-что к своей выгоде он был великий мастер. Например, в первом же попавшемся на пути маленьком городке он поколдовал над своей старой клячей с помощью кое-каких ингредиентов и приемов, после чего ее цена повысилась в два раза, по крайней мере, на ближайшие двадцать минут, если раньше не пойдет дождь. Двадцать минут было как раз достаточно, чтобы продать ее и купить лошадь получше за цену немного меньше ее реальной стоимости. Он повторит этот трюк в следующем городке и в ближайшие три, максимум четыре дня у него будет действительно стоящий конь.

Но все это был мелкий побочный бизнес, просто чтобы не терять сноровку. У него было три кольца с почти настоящими брильянтами, зашитых в подкладку его куртки; одно с совсем настоящим в секретном кармашке на рукаве; и почти совсем золотой доллар, хитро запрятанный в воротник. Для него это были рабочие инструменты, как пила и молоток для плотника. Весьма примитивные инструменты, надо признать, но с ними он был снова в деле.

Есть поговорка: «Нельзя обмануть честного человека», ее чаще всего повторяют люди, которые имеют неплохой доход, обманывая честных людей. В любом случае, Мокрист никогда не делал этого преднамеренно. Обманутый честный человек имеет тенденцию бежать с жалобами в местную Стражу, которую в наши дни стало совсем непросто подкупить. Обманывать нечестных людей гораздо безопаснее и в некотором роде представляет больше спортивного интереса. И, конечно же, играет свою роль то, что их очень много вокруг. Почти не приходится выбирать.

Через полчаса после прибытия в городок Хэпли{12}12
  Hapley.


[Закрыть], из которого большой город выглядел всего лишь как столб дыма на горизонте, он уже сидел около местной гостиницы, очень грустный, с брильянтовым кольцом ценой не меньше ста долларов в руках и острой необходимостью как можно скорее попасть домой в Колению{13}13
  Genua.


[Закрыть], где его бедная престарелая матушка помирала от Мошкробов{14}14
  Gnats – букв. «комары», «мошки».


[Закрыть]. Одиннадцатью минутами позже он уже терпеливо стоял около ювелирной лавки, внутри которой ювелир объяснял добросердечному горожанину, что колечко, которое приезжий готов продать за двадцать долларов, на самом деле стоит семьдесят пять (даже ювелирам надо на что-то жить). А через тридцать пять минут после этого он уже скакал прочь на хорошей лошади с пятью долларами в кармане, оставив позади злорадствующего добросердечного горожанина, который, несмотря на то, что он был достаточно сообразителен, чтобы внимательно следить за руками Мокриста, скоро должен был отправиться к ювелиру и попытаться продать ему за семьдесят пять долларов блестящее бронзовое колечко со стекляшкой, которое стоило максимум пятьдесят центов чьих-либо денег.