Текст книги "Шляпа, полная небес"

Когда Тиффани вернулась в дом, мисс Левел вместе с мисс Левел сидела за кухонным столом.

Собственно, их было две.

– Извини, – сказала мисс Левел, сидящая справа. – Я подумала, что лучше будет, если мы покончим с всеми вопросами прямо сейчас.

Обе женщины выглядели совершенно одинаково.

– Ага, понятно, – ответила Тиффани. – Вы двойняшки.

– Нет, – ответила левая мисс Левел. – Я не двойняшка. Боюсь, что это не так-то просто…

– …понять, – продолжила другая мисс Левел. – Постой-ка. Ты слышала…

– …про двойняшек говорят, что у них бывают общие мысли и чувства? – спросила первая мисс Левел.

Тиффани кивнула.

– Вот, – сказала вторая мисс Левел. – Но мой случай немного сложнее, потому что…

– …я один человек с двумя телами, – продолжила первая мисс Левел.

Они разговаривали, перебрасываясь словами словно мячиком, как будто играли в теннис.

– Я хочу подвести тебя к этому…

– …постепенно, потому что иногда люди расстраиваются от…

– …самой идеи и они находят нас пугающими или…

– …просто…

– …ненормальными.

Мисс Левел замолчали.

– Прошу прощения за последнее предложение, – сказала левая мисс Левел. – У меня бывает такое, когда я сильно нервничаю.

– Эээ, вы хотите сказать, что вы обе… – начала было Тиффани, но правая мисс Левел быстро перебила ее:

– Нет никаких обе. Есть только я, понимаешь? Я знаю, это нелегко. Но у меня есть правая правая рука и правая левая, и левая левая рука и левая правая. И это все я. Я могу пойти за покупками и остаться дома в одно и то же время, Тиффани. Если это поможет, думай обо мне как об одном…

– …человеке с четырьмя руками и…

– …четырьмя ногами и…

– …четырмья глазами…

Все четыре глаза тревожно следили за Тиффани.

– И с двумя носами, – предложила Тиффани.

– Точно. Суть ты ухватила. Мое правое тело не такое ловкое, как левое, но зато правая пара глаз видит лучше. Я такой же человек, как и ты, только меня немного побольше.

– Но одна из вас – то есть одна из ваших половинок – даже в Двурубахи слетала за мной, – сказала Тиффани.

– Да, я могу разделиться, – ответила мисс Левел. – В этом нет никаких трудностей. Но как только расстояние между нами превысит двадцать миль, я стану довольно неловкой. А сейчас, я думаю, нам обоим не помешает выпить по чашечке чая.

Не успела Тиффани и глазом моргнуть, как обе мисс Левел встали и пересекли кухню.

Тиффани смотрела, как один человек в четыре руки заваривает чай.

Чтобы заварить чашку чая, надо выполнить довольно много действий, и мисс Левел проделывала их все одновременно. Оба тела стояли бок о бок, передавая друг другу различные предметы. Руки, чайник, чашки и ложки порхали в воздухе, словно танцуя в балете.

– Когда я была ребенком, все думали, что я двойняшка, – бросила она через плечо. – И затем… Они решили, что я – зло, – продолжила она через другое плечо.

– А вы – зло? – спросила Тиффани.

Обе мисс Левел резко обернулись, шокированные.

– Разве такие вопросы задают? – спросила она.

– Ммм… Но это же очевидный вопрос? – ответила Тиффани. – Я что хочу сказать, если бы все сразу отвечали на такие вопросы: «Да! Бва-ха-ха-ха-ха!», то это помогало бы избежать будущих неприятностей, верно?

Четыре глаза прищурились.

– Госпожа Ветровоск была права, – сказала мисс Левел. – Она говорила про тебя, что ты ведьма до мозга костей.

В глубине души Тифани просияла от гордости.

– Итак, что касается очевидных вещей, – продолжала мисс Левел. – Зачастую, все оказывается далеко не… Госпожа Ветровоск в самом деле сняла перед тобой шляпу?

– Да.

– Однажды ты поймешь, какую честь она тебе оказала, – ответила мисс Левел. – Ну да ладно… Нет, я не зло. Но думаю, что чуть им не стала. Моя мать умерла вскоре после моего рождения, а отец ушел в море и не вернулся…

– От моря всего можно ожидать, – сказала Тиффани. Так говорила Бабушка Болит.

– Да, верно, может так оно и было, а может он просто решил не возвращаться домой, – сухо ответила мисс Левел. – И меня отдали в богадельню. Дрянная еда, жуткие учителя, то да сё и я попала в самую плохую компанию, какую только можно было найти – свою собственную. Это просто изумительно, какие трюки можно проделывать, обладая двумя телами. Конечно, все думали, что я двойняшка. В конце концов, я убежала с бродячим цирком. Я! Можешь себе это представить?

– Топси и Типси, Поразительное представление – чтение мыслей на расстоянии? – перебила ее Тиффани.

Мисс Левел застыла как вкопанная, с раскрытым ртом.

– Так было написано на плакатах на лестнице, – добавила Тиффани.

Мисс Левел расслабилась.

– Ах, да. Конечно. Ты очень… быстро соображаешь, Тиффани. Да. И ты все замечаешь, не так ли…

– И я бы не стала платить за то, чтобы взглянуть на Эвакуацию, – продолжила Тиффани. – Это означает «вывод публики» и ничего больше[3]3
  Все же есть некоторая польза в чтении больших словарей.


[Закрыть].

– Умница! – сказала мисс Левел. – Монти повесил это объявление на палатке с «Хотите-Верьте-Хотите-Нет», чтобы публика там не задерживалась и проходила дальше. «Эвакуация здесь!» Конечно, все думали, что это женщина-гигант или что-то в таком же духе, поэтому Монти посадил на выходе здоровяка со словарем в руках, доказывать им, что они за что платили, то и получили! А ты когда-нибудь была в цирке?

Тиффани вспомнила, что была как-то раз, но особого удовольствия ей это не доставило. Что слишком сильно старается казаться забавным, редко преуспевает в этом. Там был беззубый, поеденый молью лев; канатоходец, чей канат был натянут всего лишь в нескольких футах над землей, и метатель ножей, кидавший ножи в пожилую женщину в розовом трико, стоящую на большом вращающемся деревянном диске. Так он в нее ни разу и не попал. Самое интересное случилось уже после окончания представления, когда повозка переехала клоуна.

– Мой цирк был намного больше, – пояснила мисс Левел, после того, как Тиффани поделилась своими воспоминаниями. – Хотя, должна признать, что наш метатель ножей тоже не отличался меткостью. У нас были слоны, верблюд и лев, такой свирепый, что однажды чуть не оторвал человеку руку.

Тиффани согласилась, что это звучало более заманчиво.

– И что вы делали? – спросила она.

– Ну, я просто перевязала его, отгоняя льва в сторону…

– Нет, мисс Левел, я про вашу работу в цирке. Вы только мысли читали?

Мисс Левел широко улыбнулась Тиффани.

– Не только. Я делала практически все. Надену другие парики – и я уже Потрясающие Сестры Боханкас. Я носила расшитые блестками костюмы, жонглировала тарелками и помогала в номере канатоходца. Нет, конечно, по канату я не ходила, от меня требовалось улыбаться и заигрывать с публикой. Все думали, что я близняшки, а циркачи обычно не задают слишком много вопросов. Ну и потом, одно к другому, то, да это… Я пришла сюда и стала ведьмой.

Обе мисс Левел внимательно смотрели на Тиффани.

– Последнее предложение было особенно длинным, – заметила Тиффани.

– Ну что поделаешь, – ответила мисс Левел. – Я же не могу рассказать тебе все. Ты все еще хочешь остаться? Три последние ученицы не захотели. Кое-кто считает меня несколько… чудной.

– Ммм… Я останусь, – медленно проговорила Тиффани. – Но то, что перемещает вещи, почуднее будет.

Мисс Левел удивленно поглядела и затем сказала:

– А, так это ты про Освальда?

– Невидимый мужчина по имени Освальд может в любую минуту зайти в мою спальню? – ужаснулась Тиффани.

– Ох, нет. Это только имя. Освальд не мужчина, он Ондагейст. Ты когда-нибудь слышала о Полтергейстах?

– Ээээ… Невидимые духи, расшвыривающие предметы?

– Отлично, – сказала мисс Левел. – Так вот, Ондагейст делает все наоборот. У них одержимость порядком. Вообще-то, иметь его дома довольно удобно, но когда я готовлю, он превращает кухню в кошмар. Он все время все убирает. По-моему, уборка доставляет ему наслаждение. Извини, что я не предупредила тебя, но он обычно прячется, когда кто-нибудь приходит в дом. Он стесняется.

– И он мужчина? Я имею в виду, он мужского рода?

– Разве можно об этом судить? У него нет тела и он не говорит. Я называю его Освальдом только потому, что всегда представляла его в виде маленького озабоченного человечка с метелкой и совком в руках.

Левая мисс Левел хихикала, пока правая мисс Левел расказывала об Освальде. Это производило странное впечатление и даже, если поразмышлять, немного пугающее.

– Ну, мы с ним хорошо ладим, – нервно сказала правая мисс Левел. – Что еще тебя интересует, Тиффани?

– Что вы хотите от меня? Чем вы сами занимаетесь?

Как оказалось, мисс Левел в основном требовалась помощь в делах по дому. Нескончаемых домашних делах. Тщетно было бы ожидать уроков полета на метле, разучивания заклинаний или инструкций по управлению остроконечной шляпой. В основном, вся работа была просто… работой.

Мисс Левел держала небольшое стадо коз, которое формально возглавлял козел Вонючка Сэм, сидящий на цепи в собственном загоне. На самом же деле, главной в стаде была Черная Мэг – старая коза, которая терпеливо разрешала Тиффани доить ее и затем осторожно и обдуманно ставила копыто в ведро с молоком. Такой был у коз способ знакомиться. Если вы привыкли к овцам, козы причиняли вам немало волнений, потому что козы – это овцы с мозгами. Но Тиффани уже приходилось встречать коз. Несколько человек в деревне держали коз ради их молока, которое было очень питательным. И она уже знала, что к козам надо применять псекологию[4]4
  Тиффани знала, что такое психология, но в словаре не указывалось произношение.


[Закрыть]. Если вы выйдете из себя, закричите на них и ударите (поранив себе руку, потому что бить козу – все равно что бить по мешку с деревянными вешалками), то значит они Победили и хихикают теперь над вами на своем козлином языке, который и так сплошное хихиканье.

Тиффани в два дня научилась бороться с этим – чуть Мэг поднимала заднюю ногу, чтобы пнуть доильник, надо было тут же хватать ее за ногу и продолжать задирать дальше. Мэг теряла равновесие, нервничала, и другие козы начинали хихикать над ней, и Тиффани Побеждала.

Кроме коз были еще пчелы. Мисс Левел держала около дюжины ульев не только ради меда, но и ради воска. Они стояли на маленькой полянке, наполняя ее жужжанием. Прежде чем открыть улей, мисс Левел надела сетку и перчатки, и Тиффани заставила надеть.

– Конечно, – заметила мисс Левел, – если ты внимательна, спокойна и живешь в полном согласии с собой, то пчелы тебя не ужалят. К несчастью, далеко не все пчелы знакомы с этой теорией. Доброе утро Улей Три, это Тиффани, она поживет с нами какое-то время…

Тиффани была почти готова к тому, что улей откликнется высоким жужжанием – «Доброе утро, Тиффани!». Но он не ответил.

– Почему вы им это сказали? – спросила она.

– Ох, с пчелами необходимо разговаривать, – ответила мисс Левел. – Или удача покинет вас. Как правило, я болтаю с ними по вечерам. Мы обменивемся новостями и сплетнями. Каждый пчеловод знает о «Беседах с пчелами».

– А пчелы с кем общаются? – спросила Тиффани.

Обе мисс Левел улыбнулись ей.

– С другими пчелами, думаю.

– Тогда… Если вы умеете слушать пчел, то будете знать обо всем, что происходит вокруг, да? – продолжала гнуть свою линию Тиффани.

– Знаешь, забавно, что ты подумала об этом. Ходили слухи… Но для этого надо уметь думать, как рой пчел. Один ум на тысячи крошечных тел. Это слишком трудно, даже для меня. – Она обменялась задумчивыми взглядами сама с собой. – Тем не менее, нельзя сказать, что это невозможно.

Еще мисс Левел собирала лекарственные растения. Рядом с домом был большой сад, в котором росли травы, но вряд ли вы рискнули бы нафаршировать ими индейку. В это время года еще оставалось много работы – сбор, сушка, возня с кореньями. Тиффани это даже нравилось. И мисс Левел хорошо в них разбиралась.

Существует так называемое «Учение о Признаках». Оно заключается в следующем: когда Создатель Вселенной создавал лекарственные растения, он (или, по некоторым версиям, она) сопроводил их специальными приметами для подсказки. Растения, используемые для лечения зубной боли, имели форму зубов, а для лечения ушной – форму уха. Из растений для лечения насморка сочилась зеленая слизь, ну и так далее. Многие люди верили в это.

Чтобы применять эту доктрину на практике, надо иметь немалую толику воображения (но в случае Лабазника Носового лучше не иметь), и поэтому в мире Тиффани Создатель проявил более творческий подход. На некоторых растениях были крошечные надписи, надо было только знать, где их искать. Найти их было трудно, а прочитать еще труднее, потому что растения понятия не имели о грамматике. Большинство людей слыхом не слыхали о надписях и применяли традиционный способ определения ядовитости или полезности растения: они давали его престарелой тетушке, которая им всем надоела. Мисс Левел же разработала новую методику. Она надеялась, что с этой методикой жизнь станет получше (а что касается тетушек – то и подлинее).

– Вот это Ложная Горечавка, – говорила она Тиффани в длинной холодной мастерской позади дома. В руках она торжествующе держала какой-то сорняк. – Считается, что это еще одно средство от зубов, но ты только взгляни на срез стебля в собранном лунном свете, через мое голубое увеличительное стекло…

Тиффани взглянула и прочитала: «Памагаит ат прастуды Вызываит санливаст Не работат с тяжелыми придметами».

– Да, орфография ужасна, но для маргаритки сойдет, – сказала мисс Левел.

– Вы хотите сказать, что растения сами указывают, как их надо применять?

– Нуууу, не каждое, конечно… И надо знать, куда смотреть, – ответила мисс Левел. – Например, вот этот обычный грецкий орех. Чтобы прочитать надпись, надо поджечь скрученную красную ватку и посмотреть сквозь зеленое увеличительное стекло.

Тиффани прищурилась. Буквы были мелкими и трудночитаемыми.

– Может содержать орех? – разобрала она. – Но это же ореховая скорлупа. Конечно, внутри находится орех. Эээ… Ведь так?

– Не обязательно, – ответила мисс Тик. – Внутри может оказаться, например, изысканная миниатюра из золота и самоцветов, изображающая причудливый храмовый ансамбль в далеких землях. Почему бы и нет, – прибавила мисс Тик, заметив выражение лица Тиффани. – Это не противоречит законам. Само по себе не противоречит. Мир полон чудес.

Тиффани было что записать в дневник этим вечером. Дневник лежал на комоде, придавленный большим камнем. Похоже, что Освальд понял намек, но теперь он начал полировать камень.

А теперь отойдем назад, поднимемся над домом и окинем взглядом ночную землю…

В нескольких милях от коттеджа, что-то невидимое тащилось по земле, издавая звуки, как роящиеся мухи…

Полетим дальше. Мимо со свистом проносятся дороги, города и деревья. Летим, пока мы не окажемся в большом городе. В центре его стоит высокая старая башня. Под ней раскинулся старинный магический университет. Летим в универститескую библиотеку, к книжным полкам и… наше путешествие только начинается.

Мимо проносятся полки с книгами. Книги прикованы к полкам цепями, а кое-какие из них даже лязгают переплетами, когда мы пролетаем мимо.

И вот мы попадаем в отдел с наиболее опасными книгами, теми, которые держат в клетках или в чанах с ледяной водой, или просто зажимают между свинцовыми пластинами.

Здесь, под стеклянным куполом хранится полупрозрачная, излучающая магический свет книга. Прежде чем заняться исследованиями, всем молодым волшебникам, увлеченным наукой, рекомендуется ее прочитать.

Ее название гласит: «Роители: Трактат об Изумительно Хитроумном Устройстве» Доктора Магической Философии, Бакалавра Сверхъестественных Языков, Почетного Профессора Магии, Сентимента Суетона. Большая часть рукописи посвящена описанию большого и мощного магического аппарата для безопасной поимки Роителя. Но на самой последней странице, доктор Суетон пишет или написал:

«В соответствии с прославленной старинной рукописью Res Centum et Una Quas Magus Facere Potest[5]5
  Сто и одна вещь, которую может сделать волшебник.


[Закрыть], Роитель является разновидностью демона (действительно, профессор Ужастолп классифицировал их таким образом в своем труде „Подглядывая за Демонами“. Кюви также относит их к разделу „удивительные духи“ в LIBER IMMANIS MONSTRORUM[6]6
  Чудовищная книга чудовищ.


[Закрыть]. Однако, древние тексты, найденные в Пещере Сосудов той самой злосчастной Первой Экспедицией в район Локо, рассказывают совершенно другие истории, которые подтверждают мои собственные, не такие уж и ничтожные, научные изыскания.

Роители появились в первые же секунды Творения. Они не живут, но обладают некоторым жизненным состоянием. У них нет тела, нет мозга или своего собственного сознания, и сам по себе роитель является довольно пассивным существом, неторопливо плывущим сквозь бесконечную ночи между мирами. Согласно Ужастолпу, большинство из них закончили свой путь на дне глубоких морей, в жерлах вулканов или в сердце звезд. В сравнении со мной, Ужастолп был довольно заурядным мыслителем, но тут он оказался прав.

И все же, роитель способен испытывать страх и жажду. Мы не можем догадываться, что же так страшит роителя, но судя по всему, они ищут прибежища в телах, обладающих тем или иным могуществом – величайшей силой, интеллектом или необыкновенными магическими способностями. Этим они напоминают обычных слонов-отшельников Говандолэнда, Elethantus Solitarius, которые проводят жизнь в поисках глинянной хижины потяжелее, чтобы спрятаться в ней, как рак-отшельник в своей раковине.

Я не подвергаю сомнению мысль, что роители послужили развитию жизни. Почему рыбы выползли из моря? Как человечество смогло освоить такую опасную вещь, как огонь? Я уверен, что за всем этим стояли роители, зажигая наиболее выдающихся представителей различных видов огнем необходимых амбиций, который вел их ввысь и вперед! Что же ищут роители? Что же толкает их вперед? Что они хотят? Это то, что я выясню непременно!

О, волшебники мелкого пошиба предупреждают, что роитель разрушает мозг своего хозяина, вызывая его скисание, и приводит к скорой смерти от мозговой лихорадки. Что за вздор! Люди всегда боятся того, что не понимают!

Но я все понимаю!!!

Сегодня утром, в два часа, я поймал роителя с помощью моего устройства! И сейчас он заперт в моем сознании. Все его воспоминания стали моими, воспоминания каждого живого существа, в котором он когда-либо жил. И вместе с тем, благодаря своему исключительному интеллекту, я могу управлять роителем. Он не может овладеть мной. Я не чувствую изменений от его присутствия. Мой ум по прежнему могуч, как и был всегда!»

В этом месте на рукописи появляются пятна, по-видимому у доктора Суетона закапала слюна.

«О, как они препятствовали мне все эти годы, эти черви и ничтожества, которым лишь рок повзолил считаться моими руководителями! Они смеялись надо мной! НО ТЕПЕРЬ ТО ОНИ НЕ ПОСМЕЮТСЯ!!! И даже те, кто называет себя моими друзьями, О, ДА! Даже они лишь мешают мне. – А как же предупрежения? – спрашивают они. – Почему сосуд, в которых лежали схемы, был закрыт крышкой, с вырезанными на ней словами „Не Открывать Ни При Каких Обстоятельствах!“ на пятнадцати языках? – говорят они. Трусы! И это, с повзоления сказать, мои друзья! Они говорят – существа, в которых поселился роитель, становтся параноиками и сходят с ума! Они пищат, что роителя нельзя контролировать!!! ДА КТО ХОТЬ НА МИНУТУ ЭТОМУ ПОВЕРИТ? О, какая слава меня ЖДЕТ!!! Я очистил свою жизнь от всего презренного!!! И что до этих, кто проявляет ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ, ДА, ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ, колотя в мою дверь из-за того, как я обошелся с так называемыми Аркканцлером и Советом Колледжа… КАК ОНИ СМЕЮТ ОСУЖДАТЬ МЕНЯ!!!!! Как все насекомые, они даже ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮТ ОБ ИСТИННОМ ВЕЛИЧИИ!!!!! НУ Я ИМ ВСЕМ ПОКАЖУ!!!! Но… Я выскомр… блит!!!!! молоточекккккдфджуиф блорт…»

И на этом записи обрывались. На табличке возле книги некий волшебник тех времен написал: «Все, что удалось найти от профессора Суетона, было помещено в банку и похоронено в Саду Роз. Мы советуем всем студентам, занимающимся научными изысканиями, проводить некоторое время у его могилы, в размышлениях о причинах, способствующих его смерти».

Луна была на пути к полнолунию. Растущая луна, вот как она сейчас называлась. Одна из самых скучных фаз луны, которые так редко изображают на картинах. Вся слава досталась полной луне и полумесяцу.

Роб Всякограб сидел один-одинешенек на кургане напротив поддельной кроличьей норы и не сводил глаз с далеких гор, чьи снежные вершины блестели в лунном сиянии.

Чья-то рука легонько коснулася его плеча.

– Так на тя не схоже, дозволить кому к себе подкрасться, Роб Всякограб, – сказала Дженни, присаживаясь рядом с ним.

Роб Всякограб вздохнул.

– Вулли Валенок мне поведал, что ты так и не откушал, – заботливо продолжала Джении.

Роб Всякограб вздохнул.

– И Велич Ян рек, что сегодня на охоте ты лиску мимо пропустил, даже не пнув хорошенько на дорожку?

Роб снова вздохнул.

Что-то тихо чпокнуло и послышался булькающий звук. У Дженни в руках появилась крошечная деревянная кружка и кожанная фляга.

Из кружки подымался дымок.

– А вот залишки Особлиго Овечкино Наружного, что твоя мальца велика карга нам на свадьбу дарувала. Я его заховала на крайний случай.

– Она не моя мальца велика карга, Джении, – ответил Роб, не глядя на кружку. – Она наша мальца велика карга. И вот что я кажу те, Дженни, по всякому быть бы ей каргой из карг. Есть в ней могутность, что ей самой и не снилось. Только роитель тоже энто учуял.

– Айе, ну, выпивка есть выпивка, как ее ни назови, – мягко сказала Дженни. Она помахала кружкой под носом у Роба.

Он вздохнул и отвернулся.

Дженни вскочила.

– Вулли! Велич Ян! Подите-ка сюды шибко! – завопила она. – Роб выпивки зачурался! Никак помер!

– Ах, не время нынче для пьянства, – ответил Роб Всякограб. – Тяжко мне на сердце, жинка.

– Ну-ка шибко! – прокричала Дженни в нору. – Он помер, да речи вести продолжает!

– Она карга холмов этих, – говорил Роб, не обращая внимания на Дженни. – Так же как и ее Бабуля до того. Кажный день она холмам толкует, что такое они есть. Эти холмы у нее в костях. Она хранит их в сердце своем. Мне и помыслить о будучем без нее невмоготу.

Из кургана поспешно выбежали фиглы. Они в нерешительности уставились на Дженни.

– Чегой-то не так? – спросил Вулли Валенок.

– Айе! – отрезала кельда. – Роб Особлива Овечкина Наружного зачурался!

Маленькое личико Вулли моментально скривилось в горестной гримасе.

– Айя, Большой клана нашего помер! – зарыдал он. – О, вейли, вейли, вейли…

– Вулли, а ну захлопни пасть, ты, велик мутнец! – заорал Роб, вскакивая на ноги. – Я таки ще не помер! Я тута переживаю момент душевна трепету пред личиной существования, уразмел? Кривенс, да что за жисть така, коли нельзя хлопцу почуять ледяные ветры Судьбы под своим килтом без того, чтоб не сбежалась толпа, вопящая, что он помер!

– Ага, чую я, что ты опять с жабом балакал, – вставил Велич Ян. – Никто кроме него не скаладет таки длины слова, что их и за день не вымолвить.

Велич Ян повернулся к Дженни.

– Никак у него тяжкий случай раздумья, миссус. Стоит лишь хлопцу связаться с читаниями да писаниями, раздумья тут как тут. Пойду приведу парней, сунем его башкой в воду, пока не очухается. Боле ничего не поможет. От раздумий и помереть не долго…

– Да я десятерым таким как ты наддаю! – закричал Роб Всякограб прямо в лицо Величу Яну и замахнулся кулаком. – Это я – Большой клана и…

– А я – кельда, – сказала кельда. Такой голос – твердый, холодный, резкий, режущий воздух, как лезвие лед, был одним из секретных приемов кельдования. – И мое слово – всем возвертаться назад в курган и чтоб ни одна рожа мне на очи не показывалася, пока я на то дозволение не дам. Но не ты, Роб Всякограб Фигл! Ты останешься, пока я тя не отпущу!

– Ох, вейли, вейли… – начал было Вулли Валенок, но Велич Ян закрыл ему рот рукой и быстро потащил прочь.

Рваные облака начали собираться вокруг луны. Наконец Дженни и Роб Всякограб остались одни. Роб опустил голову.

– Я не пойду, Дженни, коли ты скажешь, – сказал он.

– Ах, Роб, Роб, – ответила Дженни, начиная плакать. – И как ты не уразумеешь. Не желаю я зла велика мальца дивчинке, правда не желаю. Только нет у меня сил и помыслить, как ты сражаешься с чудищем, что убить нельзя! Разве ж ты сам не чуешь, что это о тебе все тревоги мои?

Роб обнял ее за плечи:

– Айе, чую.

– Я, твоя жена, Роб, прошу тя не ходить!

– Айе, айе, я останусь, – ответил Роб.

Дженни подняла на него глаза. Слезы блестели в лунном свете.

– Правда?

– Никогда еще не порушил я свое слово, – сказал Роб. – Не считая копперов и всяких, навроде них, а они, вишь ли, не считаются.

– Ты останешься? И ты верен будешь моему слову? – спросила Дженни, шмыгая носом.

Роб вздохнул:

– Айе, буду.

Дженни немного помолчала и затем сказала резким, холодным голосом кельды:

– Роб Всякограб Фигл, вот те мой наказ: иди и спаси мальцу велику каргу!

– Чегось? – в изумлении спросил Роб. – Да ты только молвила, чтоб я оставался…

– Это я как жинка твоя молвила, Роб. А сейчас я молвлю как кельда. – Дженни встала с поднятой головой и решительным выражением лица. – Коли порушишь слово кельды своей, Роб Всякограб, от тя откажется весь клан. Тебе сие ведомо. Так что слухай мя хорошенько. Бери кого те треба, пока не стало слишком поздно, иди в горы и проследи, чтобы с мальца великой дивчинкой ничего не стрялося. И возвертайся назад цел и невредим. То мой приказ те. Нет, это больше, чем приказ! Это ковы, что возлагаю я на тя! Их порушить нельзя!

– Но я… – начал Роб, совершенно сбитый с толку.

– Я – кельда, Роб. – сказала Дженни. – Не вмочь мне кланом управляться, коли Большой в угол загнан. И холмам детей наших треба карга. Все ведомо, кто-то должен молвить земле, что она такое есть.

Было что-то особенное в том, как Дженни заговорила о детях. Роб Всякограб соображал не слишком быстро, но рано или поздно до него обязательно доходило.

– Айе, Роб, – сказала Дженни, заметив выражение его лица. – Скоро у меня родятся семеро сыновей.

– О, – ответил Роб Всякограб. Он не спрашивал, откуда ей известно количество детей. Кельды просто знают. – Вот здорово!

– И одну дочь, Роб.

Роб моргнул.

– Дочь? Так скоро?

– Айе, – ответила Дженни.

– Вот клану повезло! – сказал Роб.

– Айе. И потому у тя есть причина вертаться ко мне невридимым, Роб Всякограб. И я тя умоляю, применяй бошку свою не только для того, чтобы колотить ею вражин.

– Благодарю тя, Кельда, – ответил Роб Всякограб. – Все сроблю, как ты велела. Возьму хлопцев и найду мальца велику каргу, ради холмов наших. Туго приходится бедной мальца великой дивчинке совсем одной на чужбине.

– Айе, – сказала Дженни, отвернувшись. – Мне то ведомо.