Текст книги "Хотите быть герцогиней?"

Глава 9

Это была самая большая глупость, которую Эш совершил за… последние двенадцать часов.

После вчерашней ночной прогулки и до сегодняшнего сражения в бадминтон ему с трудом, но удалось выбросить из головы мысли об Эмме. А теперь он опять остался один на один с ней, балансируя на грани разумного, чтобы не скатиться в омут вожделения.

Но не только страсть снедала его. Эш кипел от гнева.

Кто был тот мерзавец, что причинил ей столько боли?

Ведь кто-то наверняка ее обидел, потому и сбежала она из дому в Лондон в шестнадцать лет, одинокая, без гроша в кармане. Эшу хотелось воздать негодяю сполна. Чем-нибудь острым, смертельным. Вряд ли дело было в умении глубоко сочувствовать, однако он был оскорблен по-настоящему. Кто-то осмелился обидеть ту, кто находился под его защитой.

А Эмма теперь была под его защитой и покровительством.

Господи, она была в его объятиях!

Стоя в бальном зале, когда ее макушка касалась его подбородка, он ощущал себя побитым временем ветхим сундуком, который должен хранить в себе нечто хрупкое и прекрасное.

А еще он легко мог заглянуть в ее корсаж.

– Важно рассчитать момент, – назидательно говорил он. – Вы не можете подбросить волан и одновременно ударить по нему. Надо выждать секунду, потом сделать замах. – Герцог подкрепил свои слова демонстрацией, подбросив волан перед ракеткой Эммы, а затем, руководя движением ее кисти, с громким шлепком послал волан в воздух. – Поняли?

– Кажется, да.

– Тогда попробуйте сами.

Он отошел назад, чтобы у нее было достаточно пространства для броска. Эмма закусила губу, сосредоточиваясь, – ее брови сошлись на переносице. Она подбросила волан, помедлила, замахнулась ракеткой – и подача вышла вполне сносной. По крайней мере, этот чертов волан перелетел через сетку.

Но со стороны могло бы показаться, будто Эмма выиграла приз в десять гиней. Эш пожалел, что ничему не может радоваться так, как радовалась Эмма удачному удару по волану. Да она просто прыгала от счастья!

– Ну как? – спросила его жена, явно ожидая похвалы.

Он склонил голову набок, выдерживая драматическую паузу.

– Неплохо.

– Спасибо. – Она лукаво улыбнулась. – Подобная похвала много значит в ваших устах, мой ягненочек!

– О-о, это невыносимо! – И он протянул к ней руки.

Но Эмма увернулась, звонко рассмеявшись.

Нырнув под сетку, Эш бросился в погоню, поймал жену за талию, подхватил – ее ноги оторвались от пола, и она оказалась на его здоровом плече.

Это было ошибкой. От резкого движения его пронзила боль от шеи до бедра. Ему пришлось замереть на месте, чтобы отдышаться и унять яростную боль.

– Вам нехорошо? – Эмма не добавила никакого ласкательного прозвища, а в ее голосе он услышал искреннюю тревогу.

– Все в порядке, – сухо отозвался Эш.

Это была ложь, но иногда ложь имела оправдание.

Чтобы отвлечься, Эш стал развлекаться непристойными фантазиями. Например, можно уложить Эмму на диван и задрать ее юбки к самым ушам. Или поступить уж совсем неприлично: прижать к стене и держать так, нырнув под юбки. Все, что угодно, лишь бы она обхватила его ногами. Любую часть его тела. Обхватила талию, обвила бедра, закинула ноги на плечи…

Когда боль притупилась, ему потребовались немалые усилия, чтобы отогнать столь соблазнительные видения. Разумеется, она будет ему принадлежать. Но он должен дождаться наступления ночи, сорвать с нее все десять ее пелен и взять в смущенном молчании.

Он дал ей ускользнуть, всем телом ощутив мимолетные прикосновения мягких закруглений ее тела. Сладчайшая из мук! Эмма старалась отдышаться от смеха и бега, порозовев во всех приятных глазу местах. Но потом взглянула на него – и улыбка ее погасла.

– Вам же больно!

– Ничего подобного.

Она дотронулась до его раненого плеча. Эш поморщился.

– Ничего страшного. Во всяком случае, вам нечего беспокоиться.

– Я ваша жена. И я должна беспокоиться, если у вас что-то болит.

«Прекрати, – мысленно взмолился Эш. – Не делай этого. Не приближайся, не спрашивай меня о ранах, не прикасайся к ним. Будь равнодушной».

Нормальный человек должен быть благодарен за заботу. Отчасти и он был благодарен. Отчасти ему хотелось пасть к ее ногам и выплакаться. Но вторая часть его души, исполненная горечи и покрытая ранами, не принимала ее жалости.

Сидящий в нем дьявол набросился бы на нее бездумно и самым непростительным образом. И ей пришлось бы зализывать собственные раны, предоставив его самому себе.

– Я могу чем-нибудь помочь? – спросила Эмма.

– Да, – сухо ответил он. – Можете оставить меня в покое.

Видишь? Кажется, даже такой удар достиг цели. Он должен ее оттолкнуть – ради ее же блага и ради сына, которого она ему родит.

Вот только он не знал как. И в этот момент – чудо из чудес! – его дворецкого угораздило принести пользу.

Хан открыл двери бального зала и возвестил:

– Ваша светлость, простите, я ненавижу вторгаться…

Эш отошел от Эммы, испытывая исключительное облегчение.

– Лжец. Ты обожаешь появляться не вовремя.

– Как ни удивительно для нас обоих, на этот раз я говорю искренне. Прибыл секретарь вашего поверенного. Я проводил его в библиотеку. – Поклонившись, Хан скрылся там, откуда возник.

Эш указал на дверь.

– Мне действительно следует…

– Идти и управлять своим царством, – закончила Эмма, оправляя платье. – Да, я знаю. Мой фант был «оставить вас в покое».

Он кивнул в знак согласия и покинул бальный зал.

«Как вовремя нас прервали, – сказала себе Эмма. – Просто большая удача. Наш брак не игра. Его цель вовсе не радость и удовольствие. Любая форма привязанности может принести несчастье».

Он будет спать с ней несколько недель. Если повезет, этого срока окажется достаточно, чтобы она забеременела. А он исполнит свой долг.

И тогда все закончится.

В тот вечер обед прошел без происшествий, за что Эмма была благодарна Небесам. У нее оказалась масса свободного времени до того, как герцог нанесет ей визит.

Пришла Мэри, чтобы расчесать герцогине волосы и помочь снять единственное вечернее платье. После того как девушка ушла, Эмме не осталось ничего другого, как беспокойно расхаживать по спальне. Она то и дело смотрела на часы – вот бы они тикали почаще!

Мысль о том, чтобы занять себя чтением или шитьем, не казалась ей заманчивой – она ни за что не смогла бы сейчас сосредоточиться. Наконец Эмма решила, что может хотя бы приготовить комнату к визиту герцога и приготовиться сама. Она задула свечи и забралась в кровать.

Кутаясь в одеяла, она размышляла, а вовсе не нервничала.

Она горела от нетерпения.

Ей снова хотелось – отчаянно хотелось! – почувствовать его прикосновения. И не только прикосновения рук – его нежность. Пусть днем он иногда был высокомерен и груб, но во тьме прошлой ночи герцог казался ей совсем другим человеком. Терпеливым. Почтительным. Чувственным.

На этот раз, старалась убедить себя Эмма, она не погубит дела. Чем быстрее произойдет зачатие, тем лучше для всех, кого это касается.

Наконец раздался стук в дверь. Герцог вошел, не дожидаясь, когда она ответит.

– Сегодня приступим прямо к делу, – возвестил он. – Раз, два – готово.

Наверное, нельзя представить себе менее возбуждающих слов. Но Эмма, очевидно, сошла с ума, потому что они все равно привели ее в состояние радостного предвкушения.

Он не стал совсем гасить огонь, оставив в спальне немного тепла и янтарного сияния. Спотыкаясь гораздо меньше вчерашнего, добрался до постели, нашел край одеял – сегодня Эмма ограничилась всего двумя – и сорвал их с нее одним движением, прежде чем лечь рядом. Она задержала дыхание, ожидая первого восхитительного прикосновения.

– Хорошенькое дело! – воскликнул он. – Вы же совсем голая!

Да, не очень обнадеживающее начало.

– С чего бы вам вздумалось лечь в постель голой?

Она не ослышалась? Неужели он только что спросил, почему она обнажена? Разве об этом можно спрашивать?

– Я не разделась прошлой ночью лишь потому, что подумала: вдруг вы сами захотите меня раздеть?

Он промолчал.

– Хотите, я вас раздену? – спросила Эмма.

– Нет. – Потом заявил тоном отчаянной решимости: – Давайте наконец это сделаем!

О, это просто невыносимо! И Эмма не могла смолчать.

Она приподнялась на локте.

– Что я делаю не так? Разумеется, ваши предыдущие любовницы в постели вели себя активно?

– Да, но они были вполне искушены в любви. Некоторые и вовсе были продажными женщинами. А вы – моя супруга. Вам не положено испытывать удовольствие. Вам полагается просто лежать и терпеть.

– Значит, вот чего вы от меня ожидаете – молчаливая, апатичная партнерша.

– Да.

– Очень хорошо, – сказала Эмма, чувствуя себя разочарованной. – Я постараюсь.

Его ладонь легла на ее бедро, и одним внезапным движением он заставил ее раздвинуть ноги. Потом замер, замерла на месте и его рука. А вот новое прикосновение – и все вдруг стало другим.

Ее муж ясно высказал свое намерение быстро покончить «со всем этим», а заодно и громкое неудовольствие, обнаружив ее в постели обнаженной. Но несмотря на это, герцог, похоже, передумал действовать в спешке, без малейшей ласки.

Действительно, в нем произошла разительная перемена. Прикосновения снова стали нежными. Исследуя ее тело, он тихо, одобрительно мурлыкал себе под нос, что привело Эмму в восторг.

Его ладонь накрыла ее грудь. Это было восхитительно, но ей пришлось прикусить губу, чтобы не вскрикнуть от удовольствия. Он гладил и ласкал нежную кожу: сначала одну грудь, потом вторую, потом все повторялось. Ее соски отвердели, прося ласки. Неторопливое, дразнящее движение его большого пальца доставляло ей сладчайшее удовольствие, но этого ей было мало.

Ее дыхание участилось. Эмме не терпелось, но он не торопился. Его ладони исследовали каждый изгиб ее тела, зажигая его горячим желанием.

Но самым поразительным было то, что герцог заговорил.

– Как вышло, что вы оказались здесь? – прошептал он. Похоже, Эшбери обращался не к ней, а говорил сам с собой. – Как, черт возьми, я сумел вас заполучить? – Он погрузил ладони в ее волосы и легонько потянул, пропуская локоны между пальцами. Потом едва слышно выдохнул одно-единственное слово: – Красивая…

Эмма протянула руку, желая коснуться его и ласкать в ответ. Положила ладони ему на грудь, прикрытую тонкой тканью рубашки.

Он замер.

– Не делайте этого.

Она уронила руки на постель.

– Простите, я…

Что сказать, Эмма не знала. Быстрая, запретная ласка горела на ладони одной ее руки, и она погрузилась в воспоминание о сильных гладких мышцах под покровом наглаженной льняной материи. Но другая ее рука хранила иное воспоминание: твердые рубцы раневой ткани, разбегающиеся по грудной клетке, стягивающие кожу, как паутина.

– Простите, – повторила Эмма.

Он отвернулся, и она пришла в отчаяние. Неужели она лишила его решимости продолжать? Во второй раз?

Но он достал из кармана халата какой-то маленький флакон. Она услышала звук вынимаемой пробки. Ее ноздрей достиг экзотический аромат, и она успела подсмотреть, как он наливает несколько капель себе на ладонь. Наверное, это какое-то масло?

Похоже, она угадала насчет ароматного вещества. Его пальцы легко скользнули внутрь и принялись поглаживать ее лоно. Ощущения были неуловимы, как струящаяся вода. Эмма вдруг почувствовала, что она влажная внутри, под стать этой самой воде. К тому времени, когда он устроился между ее ног, Эмма уже хотела его страстно, опьяненная ожиданием сладкой боли, которая, как подсказывал инстинкт, только и могла ее насытить. Она знала, как доставить себе удовольствие, но никогда не могла заполнить пустоту внутри – это невозможно в одиночку!

Твердый ствол его мужского естества пришел в соприкосновение с ее животом, легко скользя в оболочке ароматного масла. Ощущение этой твердости вблизи ее возбужденного средоточия… Она чувствовала, что теряет разум. Даже застонала от отчаянного желания, двигая бедрами для достижения полного контакта.

Он снова замер.

– Не останавливайтесь, – стала она умолять, едва дыша. – Пожалуйста! Мне не больно, клянусь. Мне очень, очень, очень хорошо.

Но он прикрыл ей рот ладонью.

– Не двигайтесь.

– Почему?

– Потому что мы не одни…

Глава 10

Эш увидел, что из угла спальни на него таращится пара горящих огнем глаз. По спине прошел холодок. Сердце перестало скакать галопом и замерло.

Чужак.

Черт возьми, как же он пробрался в комнату?

Впрочем, сейчас это не так важно, сказал он себе. Этот вопрос подождет. Сейчас самым насущным делом было ответить вот на что: как же ему убить мерзавца? Он мысленно перебрал все возможное оружие, которое могло найтись в комнате. Лучше всего воспользоваться каминной кочергой, да только она далеко, не достанешь. В крайнем случае из пояса халата можно соорудить неплохую удавку.

Если придется, он будет драться голыми руками. Его единственной заботой было защитить Эмму.

Он перекатился на бок и встал на колени, собственным телом загородив Эмму от врага.

– У тебя три секунды, чтобы убраться отсюда тем же путем, каким ты сюда явился, – велел Эш. – Иначе, клянусь, я сверну тебе твою поганую шею.

Но чужак напал первым, рванувшись вперед с нечеловеческим воплем.

Словно дюжина острых, точно бритва, шипов впились в его плечо и руку. Эш вскрикнул от боли. А Эмма проворно натянула на себя одеяло:

– Брысь! Штанина, не надо!

Так это кошка?

Когти. Зубы. Шипение.

Кошка!

Эш соскочил с кровати и попятился, пытаясь стряхнуть с себя зверя, рукой прикрывая детородный орган. Тем временем Эмма, сидя на постели, кричала на кошку и умоляла это чудовище убраться, но напрасно. Она бросила в кошку подушку, но подушка угодила Эшу в лицо и не помогла избавиться от животного, которого она сама же притащила в дом.

В следующий момент герцог перевернул туалетный столик. Вся стеклянная мелочь разлетелась, осколки тут же впились в его босые ноги. Тогда он стал бить кошку о столбик кровати, пытаясь испугать животное и обратить его в бегство. Но зверь лишь сильнее вцепился в рубашку и в кожу под рубашкой – сущая колючка! Мяукающая, с острыми зубами.

Эш был готов сунуть руку вместе с кошкой в огонь. Ну появятся еще несколько свежих ожогов! Однако, как известно, паленая шерсть омерзительно пахнет, и ему хватило сдержанности, чтобы не сжечь заживо питомицу Эммы у нее на глазах.

Завтра он вытащит кошку в сад – там и прикончит.

Сейчас ему требовалось всего-навсего стряхнуть с себя это треклятое животное.

Оставив пах незащищенным, Эш протянул руку, схватил кошку за загривок и начал трясти изо всех сил. Маленькая тварь упала на пол и пустилась наутек, растворясь в темноте. Хорошо бы ей исчезнуть навсегда, если у нее есть хоть капля разума.

Осмотрев свои фамильные сокровища, герцог понял, что они остались в целости и очевидной невредимости, да только съежились так, что никакой возможности уговорить их вернуться в рабочее состояние не предвиделось – даже ради всех девок из «Ковент-Гардена».

Ничего не поделаешь. Ему предстоит еще одна долгая, унылая прогулка по ночным улицам.

– У вас кровь? – спросила Эмма.

– Всего-то местах в двадцати. – Эш дотронулся до своего плеча и поморщился. Пальцы стали влажными. – Наверное, мухи покусали.

Эмма легла, огорченно вздохнув.

– Мне очень жаль. Я и понятия не имела, что она где-то в спальне.

– Запомните мои слова, – мрачно сказал Эш. – Завтра ночью ее здесь точно не будет.

– Вы действительно вышли замуж за герцога Эшбери? – На прогулке в парке Девина Палмер взяла Эмму под руку. – Если позволите мне спросить… Как же это произошло? – прошептала она ей на ухо.

Эмма тихо рассмеялась.

– Я сама задаю себе тот же самый вопрос. Примерно каждый час.

Она увела мисс Палмер подальше от оживленной аллеи. Слишком велик риск, что их подслушают. Они обошли пруд с крякающими утками, и тогда Эмма вкратце поведала, как все вышло. Платье мисс Уортинг. Стремление герцога жениться во что бы то ни стало. Его странное предложение, всего неделю назад, и их поспешная свадьба.

– Предложение, конечно, шокирующее, но я не могла ему отказать.

– Отказать герцогу? Разумеется, нет. Готова спорить, что ему не отказала бы ни одна женщина в Англии.

Одна женщина в Англии поступила именно так. Мисс Аннабел, так мечтавшая взлететь по социальной лестнице, отказалась от руки герцога Эшбери. Чем больше Эмма размышляла об этом, тем больше укреплялась в подозрении, что дело это темное.

Но сегодня она должна думать о другом.

– Мне бы ваш здравый смысл, Эмма. – Голос Девины Палмер дрогнул. – Какая же я была идиотка – вот и оказалась в таком положении.

– Вовсе вы не идиотка.

– Я до сих пор не понимаю, как это могло произойти. Я предпринимала все меры, чтобы не забеременеть.

Эмма понизила голос:

– Хотите сказать, что джентльмен… удалялся прежде, чем закончить акт?

– Нет.

– Значит, вы пользовались губкой?

– Губкой? А зачем нужна губка?

– Значит, он надевал кондом?

Девина ошеломленно покачала головой.

– А это еще что такое?

Эмма была окончательно сбита с толку.

– Тогда что именно вы предпринимали?

– Все, что обычно делают в таких случаях. После того как мы заканчивали, я прыгала вверх-вниз минут десять, нюхала перец, чтобы чихнуть три раза, выпивала полную чашку уксуса… Я все делала правильно!

Эмма поджала губы. Похоже, девушка действительно выставила себя идиоткой, если таковы ее представления о противозачаточных мерах. Тем не менее нельзя допустить, чтобы ей пришлось всю жизнь расплачиваться за свои ошибки.

– Слава богу, у вас есть подруга, то есть я. Для начала я набросала несколько фасонов для вашего гардероба, чтобы можно было скрыть растущий живот. Я дам знать Фанни, когда они будут готовы. Кроме того… – Эмма взяла Девину за руку, привлекая поближе к себе. – Герцог говорит, что у меня будет собственный дом в Оксфордшире. Я приглашу вас погостить подольше. – Конечно, при условии, что Эмма сможет поехать туда сама. – Вы побудете у меня в деревне до тех пор, когда придет время родить.

– Вы уверены, что герцог не станет возражать?

– Он даже не узнает. У нас брак по расчету. Все, что ему требуется, – это наследник. Как только я забеременею, он не захочет меня видеть. – Эмма улыбнулась. – Славная из нас выйдет парочка! Будем сидеть с нашими распухшими ногами, уложив их на чайный столик, объедаться засахаренными фруктами и вязать крошечные чепчики.

– О, звучит заманчиво! Но что будет потом?

– Это уж вам решать. Однако, если вы захотите найти семью, в которой можно будет оставить младенца, мы, наверное, отыщем такую в ближайшей деревеньке. И тогда у вас будет возможность навещать его когда пожелаете. Наши дети будут расти и играть вместе.

Девина сжала руку Эммы.

– Не верится… Но вы делаете для меня так много!

– Вы даже не представляете, какое для меня счастье думать, что я смогла вам помочь.

– Да, но сначала мне нужно получить разрешение папы. Это, выходит, единственная загвоздка.

– Разумеется, он не упустит возможность, чтобы дочь погостила у герцогини.

– Видите ли… – Девина заметно колебалась. – Дело в том, что…

– Я необычная герцогиня, – закончила за нее Эмма.

И если уж на то пошло, Эшбери тоже не назовешь обычным герцогом. Он не появлялся на людях много лет, а теперь взял да женился на портнихе.

– Этот брак вызовет некоторое любопытство, – заметила Девина.

Любопытство. Очень мягко сказано. Точнее – сплетни.

Эмма знала, как злословят дамы друг о друге. В швейной мастерской они болтали в ее присутствии всякое.

– Но герцог, разумеется, обязан предъявить вас обществу, – сказала Девина. – И уж точно ему придется представить вас ко двору. Просто попросите его отвезти вас на бал, в оперу или на званый ужин.

Ха-ха. Действительно, Эмме стоит просто попросить. Чтобы он просто ответил «нет».

Ее план все больше усложнялся. Чтобы помочь Девине, Эмма должна немедленно забеременеть, а этому постоянно мешали: то судьба, то представитель семейства кошачьих. А может, убедить герцога подарить ей каникулы? Тогда она постарается стать респектабельной герцогиней в глазах светского общества, чтобы мистер Палмер разрешил дочери у нее погостить.

Все это казалось безнадежной затеей.

– Что, если отец вам не разрешит? – спросила Эмма.

– Наверное, тогда мне придется сбежать, – тихо сказала Девина. – Я единственный ребенок, и папа хочет, чтобы я вышла за какого-нибудь преуспевающего джентльмена, который потом унаследует наш семейный бизнес. Если погибнет моя репутация, погибнут и папины планы. Вы понимаете?

– Да. Я вас понимаю.

Эмма все прекрасно понимала. Ведь она тоже обожала своего отца. Но когда отец был ей особенно нужен, он встал на сторону приличий, но не собственной дочери, отказавшись ее поддержать.

Эмма не хотела, чтобы бедная девушка осталась в беде одна. Конечно, ее собственная ситуация была несколько другой, хотя не менее ужасной. До сих пор ее мучили жестокие воспоминания: одни проявлялись внешне, другие таились глубоко в душе. Боль навсегда останется в ее прошлом, ее ничем не вытравишь. И вот теперь у Эммы появилась возможность спасти будущее этой милой молодой женщины.

И она найдет способ, чего бы ей это ни стоило.

И лучшая стратегия в данный момент состояла в том, чтобы отправиться домой и завлечь – затащить силой, если понадобится, – своего супруга в постель.

– Ваша светлость, вы могли бы назвать себя неуклюжей? – спросила Мэри, когда перед обедом укладывала Эмме волосы.

– Нет, – ответила Эмма. – Не замечала за собой такого.

– Ах как жаль!

– Почему же?

– Ну, я тут подумала… Что, если бы вы споткнулись и герцогу пришлось вас подхватить? Это наверняка бы его поощрило. Еще можно пролить вино на платье, тогда ему придется сорвать с себя шейный платок, чтобы промокнуть вино. – Не успела Эмма ответить, как Мэри осенила новая счастливая мысль. – Вы могли бы даже подвернуть ногу, и ему бы пришлось взять вас на руки. Это так романтично!

– Я не собираюсь подворачивать ногу. Что ты выдумываешь?

– Вы считаете, не стоит и пробовать?

– Нет.

– Тогда мы придумаем что-нибудь другое. Я вот представила: вы бы забрались на чердак, а мистер Хан отправил бы на чердак герцога… А потом мы бы закрыли вас с герцогом на чердаке. Случайно.

– Мэри! Выбрось из головы свои фантазии. Герцог в меня не влюбится, даже если его закрыть на чердаке. Если честно, в данный момент он вообще очень зол на меня.

Или на ее кошку.

Вздохнув, Мэри воткнула последнюю шпильку в прическу хозяйки.

– Готово. Повернитесь, чтобы я могла на вас посмотреть.

Оглядев Эмму, Мэри схватила рукава ее платья, стянула их вниз, обнажая плечи, потом одернула корсаж так, что он едва прикрывал соски.

– Ну хоть что-то по крайней мере.

Когда Эмма вошла в столовую, обнаружилось, что герцога там нет и оценить ее глубокое декольте некому. Она прождала четверть часа – ничего.

Похоже, он разозлился на нее всерьез. Может быть, она не увидит его и ночью? Такими темпами они никогда не произведут на свет потомство.

Она собралась вернуться к себе, позвонить горничной, чтобы принесла поднос с обедом, и залечь в постель с каким-нибудь романом, однако, проходя по коридору, услышала, как ее тихо окликнули:

– Заходите сюда.

Эмма обернулась, заинтригованная. Герцог был в библиотеке, босиком, сидел по-турецки на ковре и смотрел в незажженный камин.

– Что вы делаете?

– Тише. – Он предостерегающе поднял ладонь. – Не делайте резких движений.

Эмма сняла туфельки, в одних чулках прошла по ковру и села рядом с герцогом. Спрятала ноги под юбки и тоже уставилась в пустой камин.

– Куда вы смотрите? – шепотом спросила она.

– Там ваша кошка. Чертовка прячется за каминной решеткой. Мы караулим друг друга.

Эмма заглянула в темный камин и действительно увидела пару горящих зеленых глаз, глядящих на нее из черных от сажи каминных недр.

– И давно вы тут сидите? – осведомилась девушка.

– Который теперь час?

– Половина восьмого.

– Значит, часа четыре.

– Четыре? А сколько еще собираетесь просидеть вот так?

Он стиснул зубы и сердито кивнул в сторону камина.

– Сколько потребуется.

Эмма увидела, что под боком у него стоит пустой сундук. Два толстых кожаных ремня с пряжками лежали наготове рядом с сундуком.

Она ахнула:

– Вы собираетесь запереть Штанину в сундуке?

– Да, на одну ночь. Похоже, она умеет открывать двери.

– Без пищи? Без воды?

– Я проделал дырки, чтобы она могла дышать. И поверьте, пусть скажет спасибо хотя бы за это.

– Но почему?

– А разве не понятно? – Впервые с той минуты, как Эмма вошла в библиотеку, он бросил на нее косой взгляд. – Потому что я намерен сегодня же сделать вам ребенка или предпринять к этому самую серьезную попытку. И на этот раз нам никто не помешает.

Отвернувшись от жены, он снова уставился в камин.

Эмма прикусила губу. Покраснев от шеи до корней волос, она старалась тем не менее сохранять невозмутимый вид.

– Вы действительно так ужасно пострадали вчера? И сердитесь на меня?

– Не знаю, смогу ли я когда-нибудь вас простить, – сухо ответил герцог. – У меня будет новый шрам.

Она подумала немного и рассмеялась. И Эш улыбнулся уголком рта, довольный, что сумел развеселить Эмму. Эмма тоже радовалась. Оказывается, герцог умел очаровательно шутить, когда не язвил, подбирая острые точно бритва слова.

– Я сейчас вернусь, – сказала Эмма, вскакивая.

Через четверть часа она вернулась с подносом, на котором были сандвичи, два стакана и бутылка вина.

– Угощайтесь. – Эмма протянула герцогу сандвич с ростбифом. – Вы должны быть в хорошей физической форме.

Он взял сандвич и с жадностью откусил огромный кусок.

– Безуспешно? – Эмма откусила уголок сандвича с яйцом и кресс-салатом.

Герцог покачал головой.

– Где вы взяли эту ходячую заразу, эту мяукающую наглую тварь?

– А откуда у вас эта манера столь изобретательно ругаться?

Он схватил второй сандвич.

– За это нужно благодарить моего отца. В то лето, когда мне было девять, моя матушка подслушала, как я бормочу под нос какие-то грязные словечки, которые подцепил в школе. Тогда отец отвел меня в сторону и сообщил с предельной ясностью, что я образованный джентльмен и что он ни при каких обстоятельствах не желает больше слышать от меня подобные вульгарные грубости. А еще он сказал: «Если хочешь ругаться, то по крайней мере используй язык Шекспира». И тогда к концу летних каникул я прочел все пьесы Шекспира.

– Очень гуманно с его стороны.

– Отец был мудрый, достойный человек. Может, я и не дотягиваю до него по части мудрости и достоинства, но у меня по крайней мере есть чувство долга. Его наследство, а также все, чем он владел, и каждый, кто находился под его защитой, теперь оказались на моих плечах. Я не допущу, чтобы все пропало или погибло.

– И вы по-прежнему ругаетесь языком Шекспира?

– Я пытаюсь по крайней мере, чтобы почтить его память. Не могу поклясться, однако, что мои мысли формулируются столь же литературно.

Эмма сочла нужным немного помолчать.

– Должно быть, вам очень недостает отца. Вы были так молоды, когда потеряли его. Как это случилось?

Эмма замолчала. Может, она зашла на запретную территорию?

– Лихорадка унесла моих родителей. Я тогда учился в школе.

– Боже мой. – Эмма придвинулась чуть поближе. – Наверное, это было ужасно.

– Я рад, что меня не было дома и что я не видел, как они болели. В результате они останутся в моей памяти сильными и здоровыми. И конечно, я благодарен судьбе, что родители не увидели меня после того, как… Вот таким.

Эмма понимала, что он имеет в виду, но ей не хотелось верить, что он говорит искренне. Вот если бы герцог жил в кругу любящих родных, было бы совсем другое дело.

Тем временем Эш, отпив щедрый глоток вина, взглянул на Эмму.

– А ваши родители? Вы обмолвились, что покинули родной дом и уехали в Лондон в очень нежном возрасте. Почему так вышло?

Эмма нерешительно начала:

– Вот так и вышло. Строгая дисциплина. Юная бунтарка. Слова, которые нельзя взять назад.

– Это, – заметил он, – не ответ.

– Нет, это именно ответ. Вы задали вопрос. Я ответила. Много слов и все такое.

– Я сообщил вам подробности: возраст, события, чувства. Я открыл перед вами душу.

Эмма недоверчиво поглядела на него.

– Ладно. Пусть так. У меня нет души. Но сути дела это не меняет. Вы могли бы рассказать немного подробнее?

– Право же, это очень скучная история. – Не успел он возразить, как Эмма извлекла из кармана газетную вырезку. – А вот эта история гораздо интереснее! «Привидение в плаще угрожает Мейфэру».

Герцог замер.

– Смешно.

– А мне эта история показалась прямо-таки захватывающей. – Хмыкнув, Эмма начала читать вслух: – «Уже во второй раз за несколько недель наводящий ужас призрак посеял панику и хаос в самом неподходящем для подобных явлений квартале – Мейфэре. Призрак является в виде высокой фигуры, одетой во все черное, в крепких сапогах и бобровой шляпе, надвинутой так низко, что ее поля прячутся под высоко поднятым воротником плаща. Наш репортер расспросил потрясенного свидетеля, который клянется, что видел привидение в плаще в парке Сент-Джеймс не далее как в прошлый четверг. Лишь вчера ночью очевидцы, обретающиеся в районе Овечьего рынка, видели демона с обезображенным лицом, который, невнятно бормоча, бродил по переулкам. Привидение напугало не менее дюжины подростков, прежде чем скрыться в темноте. Мы советуем матерям не отпускать от себя детей, на тот случай если чудовище из Мейфэра появится вновь».

Эмма опустила газету.

– Что скажете?

– Дешевая сенсация.

– А мне показалось, вы призадумались. – Она неспешно сложила газетную вырезку и спрятала в карман. – Не догадываетесь, кто мог бы быть этим чудовищем?

Герцог молчал.

– Простое совпадение. Потому что на прошлой неделе мы с вами были в парке Сент-Джеймс. И у вас действительно есть цилиндр и черный плащ. Но, разумеется, вы не стали бы пугать невинных детей.

Он не выдержал и раздраженно воскликнул:

– Невинных детей, вырви мне глаз? Паршивцы напали на цветочницу, требуя денег, и получили по заслугам.

Эмма улыбнулась.

– Знаете, я всегда подозревала, что в глубине души вы хороший человек. Если копнуть в вашей душе очень-очень глубоко, на дне пропасти, под вулканом…

В нем таилось куда больше, чем она предполагала. Юмор, терпение, страсть. И эти качества казались Эмме несказанно привлекательными – огорчительно привлекательными!

Выходи же, Штанина!

Наконец в темном углу за каминной решеткой что-то шевельнулось.

– Теперь тихо. – Отщипнув кусочек сандвича с лососем и нагнувшись вперед, герцог вытянул руку. Угощение оказалось под носом у кошки – соблазн был великий. – Давай же, гнусное пугало, мяукающая отрыжка, – увещевал Штанину Эш. – Я принес тебе обед.

Осторожными, плавными движениями и обманчиво-ласковыми словами он начал выманивать кошку из-за решетки камина. Эмма сидела не шелохнувшись, чтобы не спугнуть животное.

– Вот он, смотри, – прошептал герцог, отводя руку и дразня кошку угощением, точно рыбу тащил из воды удочкой. Наконец Штанина проглотила наживку. Изголодавшееся животное жадно набросилось на еду. – Ну вот, попалась.