Текст книги "Поле зрения"

Глава 7

– Оружие? – спросил Джеймс. – Что у нас есть из оружия?

– То же, что раньше.

Перечный баллончик и дрянной ножичек.

Черный джип повернул с заносом и, выбросив из-под колес груду камней, резко остановился в двадцати ярдах, вне поля зрения Джеймса. Тот застонал от отчаяния. Дальше высовываться из-за фары, не открыв себя снайперу, он не мог. Только слышал, как с подобным воплю динозавра скрежетом, отразившимся от дальних скал и вернувшимся обратно, открылась дверца.

– Давай твой перечный баллончик.

Эль достала из сумки баллончик и кинула мужу.

Дверца джипа захлопнулась, и по прерии прокатилось эхо. По песку захрустели шаги. Распластавшаяся у заднего колеса Эль различила мужчину или, по крайней мере, его ноги. А стоявший слева от нее на коленях Джеймс не видел. Баллончик скользил в его потных руках. Он открыл защитный колпачок.

– Куда он идет?

– Огибает автомобиль, приблизился к багажнику. – Эль резко выдохнула, подняв облачко медной пыли. – С чем-то там возится.

Ритмичное поскрипывание, сначала негромкое, становилось все слышнее и резче, словно натягивали тросы. Жесткое трение металла о металл. Джеймс поежился.

– Чем он там занят? – спросил Рой.

– Не вижу! – крикнула в ответ Эль.

Держа баллончик в обеих руках, Джеймс пытался прочитать инструкцию, но глаза не фокусировались и буквы двоились. Джеймс моргал, пока тени не слились и он не увидел текст: 10 %-ный «олеорезин капсикум». Стандартный слезоточивый реагент. Слезы, течение из носа, зуд и жжение – обычные «приятные» ощущения. Но его сердце упало, когда Джеймс ознакомился с приемами использования.

– Что с тобой? – спросила жена.

– Эффективная дистанция начинается от шести футов. – Джеймс стиснул баллончик. – Ближе мне никак не подобраться.

– Ты сам мне такой купил.

Джеймс вынул из заднего кармана перочинный нож, открыл лезвие длиной в два дюйма и зафиксировал с хрустким щелчком.

– Вот и весь наш арсенал: слезоточивый баллончик и нож для размазывания масла на бутерброде.

Эль устало кивнула.

– Когда он подойдет, распыли ему в глаза. – Джеймс бросил ей обратно баллончик. – А я буду обходиться ножом.

– Чтобы подействовало, он должен подойти совсем близко.

– Знаю. Остается надеяться, что он к тому же сделан из мягкого масла.

Джеймс расположил нож вдоль кисти так, что ручка оказалась у большого пальца. Вспомнил, как по телевизору показывали правильные и неправильные приемы хватания боевого ножа. Рассказывалось о филиппинском и других, которым любителям пользоваться не следует, а он ведь и был любителем. Сейчас Джеймс пожалел, что невнимательно слушал. Не мог представить, как это – ударить человека ножом. А таким маленьким лезвием куда бить? Два дюйма не достанут до желудка и не пробьют грудь настолько, чтобы добиться немедленного эффекта. Значит, пищевод или дыхательное горло. Может, лоб. Или глаза.

– Глаза?

От джипа послышался последний стон изнемогающего металла, затем раздались быстрые шаги.

– Он снова идет. – Джеймс похлопал жену по плечу. – Куда?

– Повернул в другую сторону. – Эль подвинулась и, следуя взглядом за человеком из джипа, вытянула шею. Нога царапнула по гравию. – Направляется… к машине Роя и Эш.

Джеймс подкатился к ней и разглядел черные грубые сапоги – те самые, что видел на бензоколонке. Заляпанные пылью, они топали по дороге в сторону багажника «акуры». Каждый спокойный шаг механически выверен: одинаковая поступь, одинаковый подъем ноги и постановка стопы каблуком вперед на неровную поверхность колеи.

– Рой! Эш! – крикнула Эль. – Он идет к вам.

– Ничего себе!

Джеймс вжал подбородок в землю, но увеличить угол обзора не получилось.

– Он вооружен? Ты видишь оружие у него в руках?

– Нет, – ответила жена.

– Нет оружия?

– Нет, не вижу его руки.

Темные ноги и его шуршащие по пыли сапоги скрылись за задним крылом «акуры». Джеймс с нарастающей паникой вспомнил, что происходило на бензоколонке, и подумал, не за Эль ли приехал этот человек, чтобы похитить ее и…

– Он остановился. Позади багажника их машины. И смотрит на них. Они на него. По-моему, он собирается убить их…

Снова пронзительный скрежет металла. Звук вращался, углублялся, подобно отвертке, все надежнее ввинчивающейся в классную доску, приобретал новые измерения страха. Обернулся черным монстром, крадущимся по позвоночнику Джеймса, и, непонятно почему, его мысли перескочили к сценическим ужасам, виденным утром в восковом Музее смерти, где каждое гениально придуманное устройство было создано с единственной целью – причинить как можно больше боли. Задолго до пенициллина люди знали, как разрывать тела себе подобных, чтобы те как можно дольше оставались в сознании, и тем самым продлить их агонию. Джеймс вспомнил избитое молотом железо, старый дуб, натянутый как струна канат и все осклизлое от изображающей кровь кукурузной патоки. Кровь воспроизвели вполне реально: свежие брызги из ран блестящими ярко-красными, старые пятна – тускло-коричневыми.

В холле, направляясь к выходу, он спросил Эль:

– Это что, забавно?

– Нет, – улыбнулась она. – Жизнеутверждающе.

Незнакомец встал на колено за «акурой», и его сапог заскользил по земле. Полез под бампер – Джеймс по-прежнему не видел его лица, – в руке был свернутый широкими кольцами металлический лебедочный трос, другой конец которого был прикреплен к джипу.

Эль схватила мужа за запястье:

– Он что…

Джеймс кивнул:

– Собирается оттащить в сторону их машину.

Тэпп сжал кулак, устроил на нем правую руку и лег на нее щекой. Когда дыхание и сердцебиение успокоилось, он выскользнул из здешнего мира в другой, лучший, где ничто его не трогало. Снайперы зовут его пузырем. Все, что физически отвлекает, испаряется. Он больше не чувствовал вулканической гальки под животом, капелек пота на переносице, даже ритма сердца, вызывающего цветовые вспышки на сетчатке глаз. Его вывел из этого состояния голос:

– Эй, Рой и Эш, бегите к нашей машине!

Кофеин в венах выплеснулся тихой паникой, и он, сбив прицел, обернулся до того, как с удивлением понял, что голос неестественный – электронный и доносится из его собственной рации. Узнал металлические искажения и вспомнил, что на рации Сватомира кнопка «Передача» грязная и от болтанки в кармане может залипнуть.

Именно это сейчас и произошло.

Тэпп выдохнул сквозь зубы и заставил себя расслабиться. Его напиток выливался в песок, а он вслушивался, что передавала рация Сватомира, но различал только помехи и похожее на скрип наждачной бумаги шуршание штормовки. Затем шаги – его корректировщик вернулся к джипу.

А этот голос… Тэпп его уже знал. Это был голос мужа. Интеллектуала, который научил остальных, с какой стороны прятаться за автомобилями. Того, кто разбил боковое зеркальце «тойоты», а осколки использовал в качестве… Муж сказал что-то еще, но неразборчиво.

Тэпп освободил левую руку и, внезапно заинтересовавшись, вставил в ухо наушник. Помехи усилились до такой степени, что он почувствовал, как вибрируют коренные зубы. Приложив глаз к прицелу с сорокакратным увеличением, он увидел, как Сватомир возвращается к джипу вдоль лебедочного троса, скользя по нему толстыми пальцами. Судя по всему, он не знал, что его болтающаяся на поясе и подпрыгивающая на ходу рация включена на передачу.

Скажи что-нибудь еще.

Тэпп вжимал наушник в ухо, пока не зазвенела барабанная перепонка. А затем услышал:

– Нельзя ждать, когда автомобиль придет в движение. Надо застать снайпера врасплох, – проговорил муж. Сватомир шел дальше, и голос мужа становился тише и неразборчивее. Тэпп закрыл глаза, напрягая слух, и старался разобрать слова сквозь волны электронного шума. – Бегите к нашей машине раздельно, чтобы его внимание рассеялось между вами. Зигзагом. Меняйте направления. Не позволяйте ему прогнозировать ваш путь.

Тэпп ощутил приближение дразнящего багрового марева рокового выстрела патроном калибра 338.

– Три! – начал отсчет муж.

Он видел тени Роя и Эш под автомобилем: они пригнулись, зарывшись каблуками в дорогу. Тэпп жалел, что не может вернуться к окуляру стократной зрительной трубы и упустит мельчайшие детали – облачка поднятой пыли, их скрученные нервной энергией плечи, то, как распластали ладони на спрессованной земле. Вот оно! То самое! Великие моменты настолько мимолетны, что пытаться их оценить все равно что ловить дождь в шляпу. Какой-то отстраненный участок мозга повторял слова двоюродного брата Сватомира молодого Сергея Коала: «Этот парень очень дотошный и в своей дотошности скор. Настолько скор, что способен реагировать на действия до того, как ты их совершишь».

– Два…

Уильям Тэпп был готов. Глаз приник к прицелу. Легкие наполовину пусты, палец жмет на спусковой крючок с усилием в три унции. Все лишние мысли слились в единую: искать, предвидеть, стрелять.

Он демон. Сверхъестественное существо. Он – скорость света, африканская ненасытность. Он несущийся по анафемскому прачечному желобу намазанный жиром гепард…

– Один!

Ухватившись за бампер «тойоты», Рой обогнул ее и, приземлившись на зад, скользнул за нее, разбросав угодившие Джеймсу в лицо камешки.

– Нога… – выдохнул он. – Ей оторвало ногу.

В нескольких футах от радиатора машины оседала туча пыли, и Джеймс не мог за колесом с пассажирской стороны разглядеть целиком девушку. Только ее вздымающиеся плечи и дергающуюся темную тень на песке. Затем услышал плач, слезливые причитания, словно маленькая девочка ободрала на игровой площадке колено и впервые в жизни увидела свою кровь.

– Ее нога… – Рой прижал к губам кулак. – Висит на одной ниточке.

– Я ее вытащу. – Джеймс перекатился на живот, чтобы проползти под днищем «тойоты». – Она близко, сумею втянуть ее к нам.

Снайпер расколол ей голову и прекратил рыдания. Джеймс всего не видел – только всплеск голубых волос за колесом и марево кровавых брызг. Тень за автомобилем осела. По пустыне прокатился далекий звук первого выстрела. Наступила тишина. Затем долетело эхо второго выстрела, тоньше первого.

В двадцати ярдах незнакомец включил сцепление джипа. Мотор взревел, покрышки зарылись в грунт, и лебедочный трос, пронзительно звякнув, приподнялся с земли. Бампер «акуры» застонал, и автомобиль, оставляя колеи, двинулся на заторможенных колесах. Джеймс подполз к водительской дверце «тойоты» и смотрел, как джип тащит за собой трос, столб пыли и плененную машину. Внезапно на заднем стекле автомобиля вспыхнул отраженный свет, и он заметил за ним какой-то предмет: широкие края, выступающие углы. Джеймс узнал виденный несколько часов назад красный указатель, отправивший его с дороги в объезд.

Это была подстава. И она сработала.

Джеймс стал противен себе. Надо было многое сделать по-другому! Постараться как-то помочь Глену в его последние жуткие минуты. Не проглядеть две дырки в корпусе «тойоты» размером с десятицентовую монету и сообразить, что мотор потек вдоль и поперек не просто так, а потому что в него попали двумя разрывными пулями. Должен был воспользоваться заложенной в навигатор функцией вызова экстренной помощи на дороге, прежде чем снайпер заметил его и вывел из строя. Не отговаривать Роя спасать невесту, когда та, корчась от боли, истекала кровью. Все разом нахлынуло на него, и он, поняв цену своих просчетов, прошептал:

– Прости, Эль.

Жена не слушала. Она сидела, словно в трансе, опустив плечи и сцепив пальцы на коленях. Не пошевелилась, когда он придвинулся к ней и обнял за плечи. Ее глаза блестели на солнце.

– В последние минуты своей жизни Эш слушала мой треп о змеях, – тихо промолвила она.

– Это хорошо.

– Ничего хорошего. Я со всеми говорю о змеях.

– Она только что видела, как убили ее сестру. Общаясь с ней, ты дала ей возможность отвлечься.

– Ну да. На змей.

Джеймс вздохнул. Он не знал, как помочь жене. Она на глазах цепенела, выглядела так, как два года назад после первого выкидыша. Тогда Джеймс вернулся домой с радиостанции и обнаружил ее сидящей на лестнице со сложенными руками. Подрагивала лишь верхняя губа, и то едва заметно. Потребовались все силы, чтобы пробить стеклянную стену, и это было только начало.

Здесь покоится Эль Эверсман…

Он вспомнил пьяно-монотонный голос Эль, когда вытаскивал ее из «субару». В четверг в два ночи машина стояла в гараже, и мотор работал на полных оборотах.

Здесь покоится Эль Эверсман, чья отравленная утроба рождает безжизненные трупики…

Это не было попыткой самоубийства – ее действия имели конкретную цель: в таком виде съездить на бензоколонку в Уэллесли за буррито. В то же время нельзя утверждать, что мысли о самоубийстве вообще не было в голове жены. Джеймс страшно разозлился на нее. Когда он нес Эль в гостиную и укладывал на диван, его руки тряслись. Она содрала с себя рубашку. У нее изо рта несло перегаром. Бессвязная речь напугала Джеймса – Эль бормотала как одержимая. Не дано ей детей, потому что ее матка, как поверхность Венеры. Потоки кислотных дождей, ядовитый воздух и серные вулканы… Возвращаясь в гараж, он слышал на фоне своих шагов ее гулкий, до странности лиричный голос. Вулканы расплавленной серы и образовавшаяся из незаметных смертей атмосфера… Джеймс заглушил мотор и поднял гаражные ворота. К тому времени, когда он вернулся в гостиную, Эль уже спала на диване.

Правильнее всего было бы на следующий день обсудить случившееся, но утром Джеймс не стал вспоминать о вчерашнем. Ждал, чтобы Эль заговорила сама, но этого, разумеется, не случилось. Тему похоронили дни, потом месяц, затем еще три. А вскоре у соседа взорвалась нарколаборатория, и их мир изменился. Во взлетах и падениях их отношений инцидент с «субару» стал просто одной из нижних точек. Джеймс благодарил Бога, что в их доме не было оружия, иначе та ночь могла бы закончиться по-другому.

Эль не дано детей. Только детские трупики.

И змеи.

– Я знаю, как улизнуть от снайпера, – проговорила она тем сонным голосом, от которого у Джеймса катился по спине мороз.

Он поднял голову:

– Как?

Словно смущаясь, Эль потупилась и посмотрела на свои кеды.

– Я не утверждаю, что нужно поступить именно так. Только хочу сказать: если не найдется ничего лучшего, это вариант.

– Говори.

– Мы встанем. Оба. – По ее щеке скатилась слеза.

– Нет.

– Возьмемся за руки. Вот так. – Она стерла с запястья засохшую кровь. – И вспомним каждый свое. Знаешь, что вспомню я?

– Замолчи, Эль! – У Джеймса не было сил на подобные разговоры.

– Я вспомню маму. Как она в хосписе еще в сознании сказала твердым, как камень, голосом, что если есть жизнь после смерти, то она найдет способ связаться со мной. Постучит в стену, сбросит с полки книгу и откроет на определенной странице или взорвет электрическую лампу. Что-нибудь такое, чтобы я поняла, что она по-прежнему где-то существует. Ну и потом… ты понимаешь…

Джеймс прижался лбом к ее лбу. То, как Эль произнесла «ты понимаешь», опечалило его.

– Конечно, ничего не случилось. – Голос жены дрогнул. – Я не ждала чего-либо паронормального, но это было просто, ну, сам знаешь… Хорошо, что она так сказала. Это был ее последний мне подарок. Наверное, чтобы мне было легче.

Джеймс помнил, чем все обернулось. Он не гордился тем, как поступил, но не мог не вмешаться. Даже не дал духу Рэйчел де Сильвы много времени, чтобы отправить свое материальное послание. Через неделю после того, как она тихо угасла от рака, поинтересовался у одного инженера на работе, как устроить, чтобы в доме при включении лампочки она взорвалась, не принеся никому вреда. Способ оказался на удивление удобным. Надо ввинтить в патрон лампу существенно меньшего вольтажа (чем она дешевле, тем лучше) и ждать представления. Так Джеймс и поступил с потолочным светильником в гостиной. Но когда на следующее утро Эль села отобрать фотографии для слайд-шоу с похорон, лампа загорелась и продолжала прекрасно светить. В течение последующих недель Джеймс поменял лампы на такие же, но меньшего вольтажа в кухне, в ванной и трубку рядом с диваном – с тем же нулевым результатом. К тому времени горе стало отступать, на губах Эль появилась улыбка, вернулись ее прежние шутки, и он решил: пусть все идет, как идет, и забыл про свою затею.

Через две недели в городской электросети возник небольшой «подскок» напряжения. Эль вынимала из микроволновки миску с супом, когда все семь ламп в трех комнатах разлетелись с эффектом фейерверка. Джеймс пошел проверить почтовый ящик, и из-за двери ему показалось, будто открывают бутылки с шампанским. Он бросился домой и нашел жену скрючившейся под кухонным столом. Весь пол в осколках стекла, лапша в раковине и на дверце холодильника. Обхватив руками колени, Эль раскачивалась взад и вперед, словно жертва посттравматического синдрома. И хотя каким-то образом поняла, что это его рук дело, это был удивительный момент, который он никогда не забудет, – они вместе в темноте под столом, а в воздухе похожий на пороховой дым запах сгоревших нитей накаливания.

Даже здесь, в Мохаве, стоило закрыть глаза, и Джеймс мысленно переносился в то время.

– Это ты мне устроил тогда полтергейст? – спросила Эль с небрежной улыбкой.

– Да.

– А я тебя так и не поблагодарила. Спасибо.

– Как ты узнала, что это моя работа?

Она посмотрела на него внезапно потускневшими безжизненными глазами. Мираж рассеялся, и ими снова овладел этот реальный дрянной мир.

– Потому что, Джеймс, нет жизни после смерти.

Он никогда не мог понять, почему жена в этом настолько уверена, и это надрывало ему сердце.

– Он вернется, – холодно продолжила она. – Отцепит где-нибудь их машину и приедет за нашей. Тогда нам негде будет спрятаться, некуда бежать, и мы умрем.

Джеймс кивнул.

– Нам осталось несколько минут. Самое большее.

Сожженные нити накаливания лампочек.

Что?

Сожженные нити взорвавшихся ламп.

При чем тут они?

От них в воздухе стоял запах…

В голове возникла идея, одновременно гениальная и поразительно очевидная. Джеймс задержал дыхание и сидел, замерев, словно малейшее движение могло прогнать хрупкое озарение. Уж слишком оно казалось идеальным, чтобы осуществиться в реальности. Напоминало превратившийся в дымку, наполовину развеявшийся сон. Он повернулся к Эль.

– Ты здесь не умрешь.

– Джеймс, ради бога… – Она рисовала пальцем на песке бесформенные фигуры. – Каким бы ты ни был и за что бы я тебя ни любила, ты не способен вытащить нас из этой невероятной передряги.

– Мы поедем в Талсу.

– У тебя не получится в следующие двадцать минут спасти кого-нибудь из нас. – На ее губах мелькнула призрачная улыбка. – Я тебя за это прощаю.

Джеймс погладил ее грязной рукой по щеке. Его губы тоже изогнулись в улыбке – сначала еле заметной, но по мере того, как он обретал уверенность и убеждался в своей правоте, превращавшейся в мальчишечью ухмылку. Он изобразил выговор чернокожего врача:

– Шансов мало, но они есть.

Эль подняла голову.

И тут что-то ударило его по скуле.

Глава 8

Эль вскрикнула.

Рой был крупнее Джеймса и сознавал это. Удар получился зубодробительным, сотрясающим мозги – Рой не впервой пускал кулаки в ход. У Джеймса полетели искры из глаз, стиснула боль, и из носа и по подбородку поплыло что-то теплое. Он моргнул, но не увидел ничего, кроме белого солнечного света, и, не разглядев обидчика, поднял руки, защищаясь от нового удара. Однако удара не последовало.

Эль что-то прокричала. Громче.

И тут он увидел его. Рой… плакал. Жалкая фигура – упал на спину под солнечным небом, щеки мокрые, тянет кулаки, словно в боксерской стойке. Ему хотелось драться. Все существо рвалось в драку, но Джеймс не даст ему такой возможности. Взрослый парень, а на деле ребенок, Рой что-то шептал, перемежая слова судорожными всхлипами, раскачивался взад и вперед и, крепче сжимая пальцы, снова и снова, проникаясь ужасной истиной, повторял:

– Я ее не спас. Я ее не спас. Я ее не спас.

Сару.

Джеймс подтянулся к водительской дверце «тойоты» и сжал нос. Боль полоснула между глаз. Нос хотя и ломило, но он скорее всего не был сломан. Но даже если и был, это последнее, о чем ему следовало в эту минуту беспокоиться. Наклонившись, чтобы кровь не затекала в горло, он не сводил с Роя глаз.

– Я… – Внезапно смутившись, тот поднял голову. – Прости.

– Все в порядке. – Джеймс, наверное, в сотый раз за день сплюнул кровь изо рта.

– Поверь, мне очень стыдно.

– Кретин! – бросила Эль из-за спины мужа, шурша по земле коленями и откидывая назад волосы.

– Проехали, – произнес Джеймс. – Пусть останется на его совести.

– Если он еще тебя ударит, я его кастрирую.

– Верю.

Рой стукнул кулаком в дверцу. От звука удара кости об алюминий Джеймс вздрогнул. Плечи Роя поникли, он осел на землю и, сверкая глазами, снова и снова колотил машину. Последним ударом разбил костяшки пальцев и оставил на желтом кузове маслянистый красный отпечаток. Закричал, но не от боли – долгим воплем надрывающей горло ярости.

Эль закрыла лицо руками.

Джеймс стиснул пальцами нос, и ноздри, сходясь вместе, дважды щелкнули наподобие компьютерной мыши. Он не сердился на Роя. Должен был – ведь тот мог вытолкнуть его в зону прицела снайпера или надолго вырубить, – но не сердился. Нисколько. Джеймс Эверсман вообще не сердился на людей. Он их жалел, он им сочувствовал, даже если их боль, вырываясь наружу, крушила ему челюсть. Много лет назад Джеймс уяснил простую истину: люди обижают других, если обижены сами, и отвечать обидой на обиду не следует. Он стыдился своей чувствительности, поскольку считал ее личной слабостью. Но Эль, однажды подвыпив, прошептала ему в ухо по дороге домой, когда они входили в железные ворота под янтарным фонарем, что это его секретная сила и за нее она его полюбила.

– Рой! – позвал он. Тот, глядя в дверцу автомобиля, шмыгнул носом. Джеймс дотронулся до его плеча. – Рой, послушай меня.

– Сара истекала кровью, и я ей не помог.

– Рой!

– Позволил ей умереть.

– Рой, заткнись! Вини во всем меня.

– Что? – Рой ошарашенно моргнул.

– Это я тебе сказал не высовываться. – Джеймс проглотил набравшуюся в рот, отдающую металлическим привкусом кровь. – А ей велел не шевелиться. Вина на мне. Я виноват, и поэтому твою невесту убили. Я, а не ты.

Повисло неловкое молчание. Джеймс сам не понимал, искренне говорит он или нет.

Наконец Рой пожал плечами:

– Можно считать, что мы все уже мертвы. Когда вернется джип и подцепит вашу машину, откроется сезон охоты на нас. Так что – какая разница?

– Разница в том… – Джеймс усмехнулся. – Я думаю, у Глена Флойда есть оружие.

Эль от неожиданности вскрикнула.

– Я понял это по его походке, – пояснил он. – Заметил, как топорщилась одежда на бедре.

– Точно? – Лицо Роя совсем не изменилось.

– Нет. Интуиция.

– Тогда откуда ты знаешь?

– Говорю же, интуиция.

– Лет в шестнадцать я была в походе, которым руководили парк-рейнджеры. – В голосе Эль прозвучала надежда. – Так вот, по-моему, они были при оружии.

– Нужно забрать у Глена пистолет, – продолжил Джеймс. – И когда тот псих вернется за нашей машиной, устроим ему самый большой в жизни сюрприз. Завладеем его внедорожником и выберемся из этого места. Тогда ничто нас не остановит.

– А если у него нет пистолета? – прищурился Рой.

– Хуже, чем сейчас, не будет.

– Только есть одна проблема. – Эль откинула голову и посмотрела на скрюченное тело Глена. Тот лежал на дороге там, где в него угодила роковая пуля. – Он все равно что на Луне.

– Вспомни про секунду, – улыбнулся муж.

– Что?

– Про ту секунду, о которой мы узнали, когда он разбил твой фотоаппарат. Мысль стрелка должна опережать нас на секунду. Плюс время, когда он обнаружит цель и возьмет на мушку. Таким образом… у нас в запасе целых две секунды.

– Две секунды, – разочарованно протянула Эль.

– Старый аппарат у тебя остался?

Она взяла его с заднего сиденья и принялась разрывать пузырчатую упаковку.

– Только учти, у «Сони» совсем небольшое увеличение.

– Он этого не знает. – Джеймс показал на противоположную сторону долины. – Поставим под бампером, как ты сделала в прошлый раз.

– Он его опять расстреляет.

– Да. Но это будет означать, что он станет метить в аппарат. – Джеймс покосился на Глена. – Это даст нам первую секунду. Через долю секунды после того, как камера разлетится, я брошусь к телу.

– Как быстро ты до него доберешься?

– За полторы секунды.

Эль поморщилась.

– Две секунды, – продолжил муж. – Отлично. Пока укладываемся.

– К этому времени он уже, вероятно, будет в тебя целить и давить на курок.

– Не исключено. – Репетируя движение, Джеймс открыл и закрыл ладонь. – Еще секунда, чтобы распахнуть куртку, расстегнуть кобуру и забрать пистолет.

– Он тебя убьет.

– Больше секунды у трупа я не задержусь. Если он в меня выстрелит, то промахнется.

– Хорошо. – Рой подался вперед, как футболист во время совещания на поле, и заговорил неожиданно четко и сосредоточенно, словно уже раньше занимался чем-то подобным. – А если потребуется больше секунды, чтобы вытащить пистолет? Или снайпер просечет, что твоя цель – тело старика, и выстрелит до того, как ты там окажешься?

– У него… – Джеймс проглотил застрявший в горле ком. Он прекрасно понимал, что это самый большой пробел в его плане, – у него будет очень мало времени, чтобы спрогнозировать мои действия.

– А если все-таки сумеет?

– Возвращение займет еще две секунды. – Джеймс не позволял себе критически оценить свою сумасшедшую затею, потому что это только бы выявило в ней новые недостатки. – Я брошусь в сторону багажника, но на половине пути, чтобы сбить его с толку, изменю направление и таким образом заработаю последнюю секунду. Пять секунд и четыре изменения направления.

– Эш бежала зигзагом, – буркнул Рой. – Однако он ее достал.

– Допускаю, что он хороший стрелок. Но не идеальный.

– Как и твоя глуповатая идея.

– Математический расчет! Теоретически задача выполнима. Можешь сомневаться в моем таланте бегуна, можешь не верить, что я способен хорошо петлять. Однако ты должен согласиться, когда я говорю, что один прибавить один, прибавить один, прибавить один равно четыре.

Рой пожал плечами:

– Если в итоге получится пять, ты покойник.

– Если глупость работает на достижение цели, это уже не глупость.

– Только сначала надо добиться результата, а потом утверждать это.

– Джеймс, любимый, ты делаешь слишком много допущений. – Эль оторвала последний кусок липкой ленты и вложила аппарат мужу в руки. «Сони» был больше и тяжелее «Никона», со встроенным аналоговым видео и серебристым сколом из-за того, что пять лет назад Джеймс уронил его на пристани для яхт. – Одна ошибка, одна неучтенная деталь, и ты лишишься своей форы в секунду. Ну, например, за сколько времени ты можешь расстегнуть кобуру пистолета?

– Выясню.

– Нет, так не годится. – Рой протер глаза. – Мой отчим носил оружие, и в юности я играл с его кобурой. Они бывают разного типа в зависимости от марки пистолета – «кольт» или какой-нибудь иной. В одних пистолет просто вставлен, и его легко выдернуть. В других, как у шерифов, застегивается на пуговицу, которая продевается…

– Ты о чем?

– О том, что если ты никогда не имел дело с кобурой, то у тебя ничего не получится. Провозишься дольше секунды. Для тебя это новое движение, здесь нужен инстинкт. А у меня сохранилась мышечная память. Не так, чтобы очень, но будем надеяться, достаточно.

– Ты намерен идти?

Рой едва заметно кивнул.

– Глуповатая идея – твои слова, – заметил Джеймс.

– Я от них не отказываюсь.

– Что же изменилось?

– Ничего. И ничего не изменится, если мы не попытаемся что-нибудь предпринять. – Рой подался вперед, необыкновенно серьезный в своей футболке с надписью: «Я вас всех имел». – Я был не до конца с вами откровенен. У меня имеются причины, важные причины не словить здесь пулю. Вот так-то, Джеймс. Я все выполню, только при одном условии.

– Слушаю.

– Так вот. – Рой прикусил губу. – Когда тот подлец вернется, чтобы подцепить на буксир вашу машину, я хочу быть тем, кто выстрелит ему в морду!

Уильям Тэпп замер и прислушивался к изменению ветра.

Как всякий разумный человек он понимал, что наступившая тишина иллюзорна. Все находится постоянно в движении. Он представил, как под его животом раскалываются и стонут, словно динозавры, тектонические плиты. Земля вращается на оси с такой силой, что выпячивается на экваторе. Даже Солнечная система – одна из миллионов осколков расширяющейся Вселенной – несется в пространстве, будто горсть брошенных камешков. Стрельба на дальние дистанции перестает быть собственно стрельбой и превращается в нечто иное. Каждые лишние сотни метров дистанции добавляют в уравнение новые измерения аккуратности и инстинкта. Даже немного воображения. При стрельбе на милю и дальше Тэпп ощущал себя координатором или устроителем, помогающим встретиться цели и выпущенной пуле – двум движущимся объектам в движущемся мире, – чтобы оба одновременно оказались в нужной точке в нужное время. В пределах сантиметра и миллисекунды.

Время заканчивается.

Ничего подобного.

Заканчивается. Остается всего два часа.

Тэпп почувствовал, как пропитанный солоноватым привкусом береговой ветер рвется на сотни миль в глубь суши. Над западными холмами распространяется готовая пролиться дождем область пониженного давления, а над горизонтом формируется масса кучевых облаков и встает тень громыхающей грозовой тучи. Его желтые флажки один за другим начинали трепетать. Воздух взбалтывался и становился жиже. Все константы нужно корректировать.

– Поспеши, – попросил он Сватомира.

Оставалось два часа рабочего светового дня. Гроза не в счет: она придет после того, как наступит темнота. К тому времени Тэпи будет сидеть на перезагрузочной скамье в серном свете своего фонаря, а Сватомир – раздевать на запчасти машины и сжигать тела на хрустком штабеле дров. Тэпп не любил эту часть дела и всегда сваливал на других. Чувства вины за загубленные жизни он не испытывал, однако ощущал усталость. Возможно, следствие сверхнапряжения нервной системы или спад после ее наивысшей активности – это состояние Тэпп сравнивал с перееданием, когда после жирной пищи приходится забрасывать в себя антациды и, расстегнув брюки, ложиться отдыхать. А еще сжигаемая плоть воняет. Запах пропитывает одежду и, напоминая о шипящем на сковороде жирном куске говядины, надолго пристает к волосам. Или подгоревшей баранины. От разных людей несет по-разному, но всегда неприятно.

Посмотреть, как потрескивают трупы, приезжал двоюродный брат Сватомира Сергей – глупый, противный тинейджер. Посредством электронной почты он был связан с какой-то околосатанинской группой в Вайоминге. Участники организации огня и серы называли себя «Порядком черного пламени». У Тэппа не укладывалось в голове, чтобы сатанисты имели счет на «Хотмейл». Но ничего не поделаешь, такова жизнь. Брат Сватомира глядел на огонь часами, пока не оставались только угли и кости.