Текст книги "Семь дней в июне"

Лицо Евы пылало. Он пытался купить эмблему? Он знает мой сайт?

– Еще один вопрос, и мы отпустим мистера Холла, – сказала Сиси, разбивая заклинание тишины изящным покашливанием.

Ей пришлось произнести эти слова, потому что Халил так обиделся на забывшую о нем аудиторию, что у него чуть ли пар не шел из ушей.

Встал рыжеволосый парень лет двадцати с небольшим. Он был похож на принца Гарри, если бы принц Гарри жил в Ред-Хуке.

– Привет, я Рич из Слейта. Бренда, Халил и Шейн, ваши работы очень мощные. Ева, я не был знаком с вами до этого вечера, но Шейн прекрасно о вас сказал.

Ева слабо улыбнулась, как женщина на смертном одре, пытающаяся быть храброй ради близких.

– Не могли бы вы рассказать о проявлениях явного расизма, с которыми вы сталкиваетесь как чернокожие авторы? Шейн?

– Я? Э-э… Нет.

– Нет?

Шейн повторил:

– Нет.

– Разве не для этого мы здесь? – спросил Халил.

– Вы здесь для этого, – сказал Шейн.

«Хорошо, но почему ТЫ здесь?» – мысленно закричала Ева. В висках запульсировало, и она бессознательно щелкнула надежной резинкой на правом запястье.

Словно услышав ее мысли, Шейн бросил на Еву быстрый взгляд. Когда он увидел резинку, по его лицу скользнула тень беспокойства. Он замолчал, словно забыв, что хотел сказать дальше. Этот взгляд она помнила отчетливо. Ева опустила руку.

– Хочешь услышать правду, Рич? – спросил Шейн.

– Да, пожалуйста. – Его глаза загорелись так, как загораются у многих белых либералов после выборов. Как будто они жаждут, чтобы им сказали, как все плохо, как они плохи, и чувство вины превратило их в мазохистов. Большой палец Рича навис над приложением диктофона в его телефоне. – В этой обстановке важно делиться свидетельствами. Давайте привлечем Америку к ответственности. Давайте отнесемся к ее преступлениям серьезно.

Шейн задумчиво выпятил нижнюю губу.

– Я не воспринимаю Америку всерьез, – сказал он с легкостью человека, которому никогда не нужно было заботиться о политической корректности. Или о корректности вообще. (Отдел рекламы «Рэндом Хаус» подготовит пресс-релиз с извинениями к 8:00 утра следующего дня.)

На первый взгляд он выглядел непринужденно. Никто, кроме Евы, не заметил, что с их бурного обмена репликами рука Шейна так крепко сжимала микрофон, что кончики пальцев побелели. Только это его и выдавало.

Это – и дрожащий микрофон.

– Слушай, хочешь поговорить о так называемом социально-политическом климате? Я давно в нем живу. Я противостоял Трампам, Пенсам[54]54
  Речь идет о Майке Пенсе, американском государственном деятеле, политике, 48-м вице-президенте США.


[Закрыть] и Грэмам[55]55
  Речь идет о Линдси Грэме, американском политике, старшем сенаторе США от штата Южная Каролина.


[Закрыть] с незапамятных времен. Первым из этой когорты был охранник, с которым я остался один на один в тюремной камере. Мне было восемь лет. Никаких законов, никаких видеокамер, никакой пощады. То, что произошло за тот час, навсегда убедило меня в том, что я не обязан обсуждать расизм с белыми. – Он пожал плечами. – Не я должен объяснять это, Рич. Это бремя лежит на вас – вы должны все исправить. Удачи.

Шейн говорил с таким безразличием, что было непонятно, волнует ли его это в высшей степени или не волнует вовсе. Как бы то ни было, он произнес чертовски интересную речь. Отказавшись пролить свет на «Борьбу», он сделал именно это, и одна короткая история из жизни вызвала больший резонанс, чем целый час разглагольствований Халила.

– Понятно, – ответил Рич.

Слегка прищурившись, Шейн посмотрел на бейджик с именем на рубашке Рича. На его лице появилось лукавое выражение, и он плавно сменил тему:

– Однако мне вдруг захотелось обсудить морковные тальятелле.

Рич охнул.

– Вы… вы читали мои…

– Ты Рич Морган, верно? Иногда пишешь о еде в Slate? Та статья стала для меня откровением. Я и не знал, что из овощей можно приготовить лапшу.

– Я предлагаю воспользоваться спирализатором с пятью лезвиями с Amazon Prime, – восторженно сообщила Белинда.

– Я купила себе именно такой в прекрасном магазине для кухни и дома на озере Комо, – добавила Сиси.

Ева закрыла глаза, размышляя, не подсыпал ли кто кислоты в ее минералку. Разговор стал просто смешным. Шейн в одно мгновение изменил настроение в зале. Когда он успел стать таким раскованным? Таким болтливым? Она никогда не слышала, чтобы он говорил несколько слов кряду, не ворча при этом, общаясь с кем-то, кроме нее.

– Ясно, закажу это дерьмо, – сообщил Шейн. – Я новичок в здоровом питании. Например, я застрял на тостах с авокадо. Рич, спасибо за помощь.

Засиявший Рич опустился на свое место.

Халилу было противно.

– Помогите мне понять, что происходит. Вы не хотите говорить о расизме, но открываете дискуссию о хипстерских макаронах?

Шейн пожал плечами.

– Здоровье – это богатство.

Сиси широко повела рукой, указывая на гостя.

– Шейн Холл, дамы и господа!

Шейн передал Сиси микрофон, вытер влажные ладони о джинсы, даже не взглянув на Еву, и вернулся к бурно аплодирующей аудитории.

До конца обсуждения оставалось еще двадцать минут, но дискуссия была фактически закончена. Шейн увел ее у них из-под носа.

И Ева была разбита.

Глава 7. Ты первая

Спустя полчаса гости еще толпились вокруг участников дискуссии, болтали с ними, просили Белинду и Халила подписать потрепанные книги в мягких обложках, которые несли в сумках. Никто не принес Еве на подпись ни одной книги из серии «Проклятые», но на нее внезапно обрушился поток жаждущих узнать как можно больше о ее книгах в жанре «феминистского фэнтези». Тем временем восхитительный фанат «Проклятых» в шляпе превратился в команду поддержки Евы, перескакивая от группы к группе, распространяя священный сюжет о Себастьяне и Джии.

Ева на такое и не надеялась. Она внезапно попала в поле зрения совершенно новой категории людей, покупающих книги. Увлеченные литературой. Они станут писать о ней в Twitter, Snapchat и Instgram[56]56
  Деятельность социальной сети Instagram запрещена на территории РФ по основаниям осуществления экстремистской деятельности. (Здесь и далее).


[Закрыть], шумиха разрастется, и (скрестим пальцы) она превратится из популярного в своей нише автора в крупную персону в книжном мире. Лидер мнений! Некто, на чей фильм о межвидовом сексе вы бы купили билет!

Но в тот момент она не могла этого почувствовать.

И Белинда, и Сиси с жадным блеском в глазах несколько раз пытались заманить ее в угол. Но Ева каждый раз оказывалась втянутой в новый разговор. Она не могла встретиться с ними лицом к лицу. Пока не могла. С чего ей вообще начать?

Сердце колотилось, она взглянула на Шейна с другого конца зала.

Явно чувствуя себя неуютно в толпе окруживших его фанатов, он каким-то образом скрылся в дальнем углу. (Шейн 2019 года чувствовал себя более комфортно среди людей, чем Шейн 2004 года, но все же не стал любителем тусовок.) Он делал вид, что разговаривает по телефону. Ева знала, что он притворяется, потому что он держал телефон у уха, но ничего не говорил. И она знала это, потому что смотрела на него.

И он тоже украдкой поглядывал на нее. Раз, другой, а потом, словно не мог удержаться… очень часто. От этих взглядов у нее кружилась голова. От всего у нее кружилась голова. От тупой пульсации в висках. Невозможные каблуки! Платье сексуальной красотки. Оно стало еще теснее, обтягивая ее, как пленка. Ева продолжала одергивать подол. На ней было платье размера 2, который на самом деле был 0, а Ева носила размер 4, но во время ПМС – 6. Из-за всего этого и из-за грубого столкновения ее прошлого с настоящим она уже несколько часов толком не могла вздохнуть.

Ее телефон разрывался от шквала сообщений – Одри ругала ее за то, что она забыла купить все, что нужно для финала художественного конкурса «Икона феминизма»:

Сегодня, 19:35

Мой ребенок

Мамочка, ты забыла купить мне материалы для портрета бабушки Лизетт! Он должен быть готов в пятницу! Я не могу закончить, пока у меня не будет перьев для ее волос, но нет, все круто, продолжай ставить под угрозу мое художественное творчество! ХОХО

На этот раз Ева решила проигнорировать дочь. И точно так же отодвинула в сторону стыд, который испытывала, потому что из-за нее Одри верила: ее бабушка была иконой феминизма. В лучшем случае – это пересмотр истории. В худшем – откровенная ложь.

Ее телефон снова пискнул – пришло уведомление о новом сообщении из фан-группы «Проклятые» на Facebook. Модератором в группе была энергичная домохозяйка из Вермонта, чей богатый муж, дистрибьютор рождественских елок, финансировал ее поездки со всеми турне Евы. @GagaForGia была ее самой большой поклонницей. И самой находчивой.

Группа «Проклятые»

Поступили сплетни с какого-то авторского мероприятия в Бруклинском музее. Наша Ева (плюс другие) выступала на панели о расизме или о чем-то в этом роде. Источники говорят, что ОДИН из наших был на сцене! Это Знаменитый Автор™ по имени Шейн Холл? И он восторженно отзывался о «Проклятых». А также вам известно, что у Евы есть автограф Себастьяна на запястье? Зигзагообразная буква S?

У Шейна на запястье буква G. ТО ЖЕ МЕСТО, ТОТ ЖЕ ЗИГЗАГООБРАЗНЫЙ ШРИФТ. G – это Джия, очевидно. Он одержиммм.

Но сюжет закручивается, друзья. Мы все знаем, что Джия не пишет финикийским алфавитом. И ее подпись даже не упоминается в «Проклятых».

И это еще не все. У Шейна Холла БРОНЗОВЫЕ ГЛАЗА. Как у Себастьяна.

Как всегда, оставляйте свои предсказания о сюжете пятнадцатой книги в комментариях. И #staycursed[57]57
  Букв. #оставайтесь с проклятыми.


[Закрыть]

У Евы упало сердце.

Всего за сорок пять минут ее очень личная жизнь превратилась в публичную мыльную оперу.

Ева понятия не имела, почему Шейн ворвался в ее жизнь в понедельник вечером, но она знала одно: он должен уйти. Не просто сейчас, а прямо сейчас.

Срочность была связана вовсе не с Шейном. Ева испугалась того, какой она была с ним: неуправляемой. Безответственной. Превращалась в один большой, яростный всплеск. Ей пришлось напрячь все силы, чтобы похоронить того беспокойного подростка. А теперь он явился, вытаскивая на свет прошлое.

Через два года после истории с Шейном она приехала в Нью-Йорк с новой книгой, новыми деньгами и новым именем. Женевьева Мерсье превратилась в Еву Мерси. И Ева Мерси посвятила себя тому, чтобы построить жизнь, которая была бы безопасной и предсказуемой, как диснеевский фильм. Она вышла замуж за самого незамысловатого мужчину на земле, а потом развелась самым дружелюбным образом. Она жила в самом семейном районе Бруклина. Конечно, серия «Проклятые» была развратной, но почему она отказывалась попробовать что-то новое? Потому что и так была на пике безопасности.

Иногда она все же думала о нем. Лежа в одиночестве на больничной койке в два часа ночи или во время приступов писательского застоя. Он появлялся на задворках ее мыслей – без лица, просто ощущение. Вспоминался его теплый, мятно-ванильный запах. Шероховатая мягкость его кожи, словно бархат, обработанный против ворса.

Они не приближались друг к другу целых пятнадцать лет. Ева должна была выяснить, почему он приехал сейчас. Она была готова предложить свои баллы American Express, чтобы оплатить его обратный рейс. Ей нужно было, чтобы Шейн исчез.

Ева снова почувствовала на себе его взгляд. Неопределенно наклонив голову, он пригласил ее в свой угол комнаты. Она же, нахмурившись, жестом попросила его подойти к ней. Ситуация и так сложилась трудная, не хватало еще ковылять через всю комнату на ходулях.

Шейн кивнул. Поколебался. Потом засунул кулаки в карманы и направился к ней.

Ева убрала телефон в клатч. Когда она подняла голову, он стоял перед ней. Прямо перед ней.

В зале жужжали разговоры. Но для Евы все внезапно стихло до неясного гула. Боже, неужели он стал выше ростом? Так спокойно держится. Такой широкоплечий, такой… большой. Его слишком много.

Ева напомнила себе, что нужно дышать. Она не собиралась делать это сейчас. Смотреть на него вот так, на людях. После их маленького представления на сцене у них сложилась аудитория.

– Привет, незнакомец, – сказала она и всем телом вздрогнула.

– Привет.

Глаза Шейна остановились на ее глазах. Ее желудок сжался.

«Ты в порядке. Просто скажи, что нужно сказать, и быстро уходи. Давай, прямо сейчас…»

– Ты можешь…

– Ты хочешь…

– Извини, ты первая.

– Нет, ты.

Ева сосредоточилась, расправила плечи и попробовала еще раз. Это было мучительно.

– Ты можешь встретиться со мной в кафе «Костюшко», недалеко от Восточного бульвара? Завтра утром, в десять?

Шейн редко делал то, что ему говорили. Но на это предложение энергично кивнул.

– Да, давай так и поступим.

– Хорошо, – сказала Ева и бездумно забормотала: – Я бы… э-э… встретилась сейчас, но мне… Мне нужно купить кое-что для художественного проекта дочери. Перья. Хэштег – мамины хлопоты! А еще мне нужно вылезти из этого платья.

Она сунула ему в руку клочок бумаги. Это был номер ее телефона, нацарапанный на чеке из ресторана Hale and Hearty, который нашелся в сумочке. – На всякий случай, вдруг пригодится…

Шейн положил его в карман джинсов и, задумавшись, сказал:

– Слушай. Я не знал, что ты будешь здесь.

– Давай потом.

– Честно говоря, тебя не было в списке приглашенных. Я бы не пришел вот так…

– Все потом.

Еве нужно было выйти из зала, но она не могла пошевелиться. Так и стояла – в висках стучало, сердце колотилось. Гости выходили из зала, строили планы на остаток вечера, фотографировались, смеялись. Все было нормально. А Шейн и Ева застыли посреди всего этого. Были кем угодно, но только не такими, как остальные.

Повинуясь импульсивности, с которой, как Ева надеялась, рассталась навсегда, она смело подалась к Шейну, сокращая расстояние между ними. Они стояли близко. Слишком близко.

– Только вот что, – прошептала она, чуть ли не касаясь губами его подбородка. Она не хотела, чтобы их услышали. – Пока не забыла.

– Что?

– Перестань писать обо мне.

Только Ева могла заметить перемену в его выражении лица. Она увидела, как он слегка поморщился. Его губы медленно изогнулись в довольной улыбке. Бронзово-янтарные глаза вспыхнули, будто он годами ждал этих слов. Словно девочка, чьи косички он дергал на перемене целый год, наконец-то дала ему отпор. Он был доволен.

Голосом, одновременно хриплым и низким, и таким знакомым, Шейн ответил:

– Ты первая.

Глава 8. Так с поцелуем я умру 2004

В висках Женевьевы безумно пульсировало. После утреннего столкновения с дружком-педофилом Лизетт голова раскалывалась. И от яркого солнечного света, заливавшего школьный двор, становилось только хуже.

Это был первый понедельник июня и ее первый день в этой средней школе Вашингтона, округ Колумбия.

Признаться, являться в класс новенькой в конце года было неловко. Но Женевьева профессионально умела не вписываться в коллектив. В четырех предыдущих школах она либо становилась лакомой добычей для заурядных злюк, либо ее просто не замечали. Но каждый вечер, в заведенный час, она доставала блокнот и все исправляла. Она переписывала день в свою пользу. Превращала себя в супергероя. Уносила одноклассников в художественную литературу.

«Я сама виновата. Кто захочет со мной дружить?»

Ее лицо обычно искажалось гримасой боли. Разговоры она вела двумя способами: язвительно-прямо или глубоко саркастически. Она не хихикала. Женевьева не хотела никого отталкивать, но, как и сегодня, до появления в школе она обычно проживала пять жизней. Она еще не научилась надевать на себя маску, притворяясь, что все в порядке, не показывая личных катастроф.

И пока что двенадцатый класс превращался в катастрофу. Ей всегда удавалось получать высший балл по всем предметам. Но в этом году мигрень жестоко захватила новые территории. Из-за сильных болей Ева начала прогуливать школу, проводя день за днем в постели – то в парализующей агонии, то под кайфом от обезболивающих, то в тошнотворной комбинации того и другого. Пятерки превратились в двойки с минусом, и Принстонский университет отказал ей в приеме. Принстон должен был ее спасти. Что же спасет ее теперь?

В то утро в ванной Женевьева прозрела. Пришло время завести друга. Она хотела узнать чьи-то секреты. И поделиться своими.

Вашингтон, округ Колумбия, мог стать новым стартом. Она просто выберет кого-нибудь и погрузится в работу. Разве это трудно? У самых ужасных людей были друзья. У О. Джей Симпсона[58]58
  Американский раннинбек и актер. Получил скандальную известность после того, как был обвинен в двойном убийстве.


[Закрыть] были друзья.

В ее последней школе, в Цинциннати, было трудно. Но школа Вест-Трумен оказалась намного сложнее. Школьный двор был запружен детьми, а учителей не было видно. Толпа будто явилась из рекламных видеороликов – ностальгические свитера, тимберленды и кофточки конфетных расцветок. Из колонок доносились неистовые удары, а половина школы была в футболках Madness[59]59
  Британская группа новой волны, образовавшаяся в 1976 году в Лондоне.


[Закрыть].

Женевьева следовала образу «девчонка-сорванец» и «мне плевать». На ней была старая футболка с концерта Nas Illmatic[60]60
  Illmatic – название дебютного студийного альбома американского хип-хоп-исполнителя Nas.


[Закрыть], треники, из которых она сделала шорты, и кроссовки Air Force 1[61]61
  Модель кроссовок Nike.


[Закрыть]. Кудрявые локоны собраны в конский хвост на затылке. Как обычно, она прятала тощую фигурку под безразмерной мужской рубашкой работяги.

Ева расположилась у спортивных трибун, на кладбище сигарет. Перспективы операции «Друг» выглядели мрачно. Толпа на школьном дворе казалась непроницаемой, единой группой. Правда, на трибунах сидели несколько одиночек. Прищурившись от солнца, Ева оглядела ряды в поисках дружелюбного лица.

Он сидел в верхнем ряду трибун, прислонившись к кирпичной стене, заклеенной объявлениями. Белая футболка и тимбы. На его коленях лежала книга, и он читал ее, сосредоточенно нахмурив брови и прикусывая губу. Он выглядел так, будто жил словами.

«Я тоже так читаю», – подумала она.

Он перевернул страницу, и Ева мельком увидела его блестящие золотистые волосы, каштановые глаза. В солнечных лучах они засияли бронзовым светом. Может быть, это игра света? Этот мальчик излучал такое спокойствие. Ангел среди смертных.

Женевьева доверяла красивым мальчикам. С ними она была в безопасности, потому что им были нужны королевы бала, а не она. Беспокоиться стоило из-за других парней, равных ей, из ее лиги.

Она направилась вверх по шатким трибунам. Именно тогда она заметила истрепанный гипс на его левой руке. Никаких подписей. Подошла чуть ближе и увидела свежий шрам, рассекший его нос. Еще шаг – и она увидела на костяшках его пальцев (на обеих руках) фиолетовые и зеленоватые синяки. А зрачки его глаз были очень, очень расширены.

Ладно, вблизи вид у него был уже не такой ангельский. Но теперь, когда она стояла перед ним, поворачивать было слишком поздно. Он посмотрел на нее с легким любопытством и вернулся к книге. Джеймс Болдуин «Другая страна»[62]62
  Роман Джеймса Болдуина «Другая страна» (1962) повествует о непростых взаимоотношениях группы белых и чернокожих, ведущих богемный образ жизни.


[Закрыть].

– Привет, – сказала она. – Можно я здесь посижу?

Тишина.

Не выдержав, она опустилась рядом с ним.

– Я Женевьева Мерсье. – Она произнесла это как Джон-Ви-Эв Маре-Си-Эй[63]63
  Женевьева переделывает французское имя и фамилию на английский лад, считая, что так собеседнику будет понятнее.


[Закрыть].

Он хмуро взглянул на нее.

– Французское имя, – добавила она.

Он бросил на нее взгляд, говоривший: «Да ладно».

– Ничего, что я здесь сижу?

– Нет.

– Ты что, придурок?

– Oui[64]64
  Oui (фр.) – Да.


[Закрыть].

Социальный эксперимент провалился. Женевьева всегда знала, что нельзя отождествлять красоту с совершенством. Она жила с бывшей «Мисс Луизиана», которая выглядела безупречно, но однажды протерла всю квартиру салфеткой для лица Neutrogena.

До звонка оставалось еще пятнадцать минут, а тем временем солнце уже вовсю трудилось над ее головой. Неуклюже порывшись в рюкзаке, она достала роликовый пузырек лавандово-мятного эфирного масла и втерла каплю в виски. Масло приятно пощипывало.

Женевьева заметила, что мальчик наблюдает за ней, отложив книгу.

– У меня бывают мигрени, – объяснила она. – Такие ужасные, что головы не повернуть. Например, если я хочу посмотреть направо, мне приходится поворачиваться всем телом. Вот так.

Она повернулась к нему. Он смотрел на нее недоверчиво и растерянно.

– Это подстава? Кто-то собирается на меня напасть? – Его голос был сонным и скучающим. – Ты дилер? Каюсь, если я должен тебе денег.

– По-твоему, я похожа на дилера?

– У меня были девушки-дилеры. – Он пожал плечами. – Я феминист.

– Я бы не стала подставлять тебя под удар. Я бы все сделала сама.

Он обежал взглядом ее миниатюрную фигуру.

– Ты ростом и комплекцией – леденец «Веселый ранчер».

– У меня комплекс Наполеона.

– У девочек такого быть не может.

– Ладно, феминистка. – Женевьева закатила глаза, отчего в висках взвилось небольшое торнадо. Мимо прошли две девушки, посмотрели на них и захихикали, прежде чем убежать.

Он нахмурился.

– Что ты здесь делаешь?

– Пытаюсь завести друзей, – сказала Женевьева.

– У меня нет друзей.

– Не представляю почему.

– Я не знаю, что говорить людям. – Он воткнул ластик в свой гипс и провел им туда-сюда будто в режиме замедленной съемки. – О чем говорят нормальные люди? О выпускном? Об убийствах и гангстерах?

– Да хрен его знает, – призналась она. – Но это даже хорошо! Мы можем посидеть в тишине.

– Отвянь.

Он вернулся к книге.

Не очень приветливый. Но теперь она хотя бы познакомилась с кем-то в этой огромной, страшной школе. Не представляя, что теперь делать, она прикрыла рукой глаза от солнца и втерла в виски побольше масла.

Женевьева почувствовала, что парень за ней наблюдает. Она уже собиралась объяснить ему, как лаванда снимает напряжение, когда он вынул из кармана джинсов очки Ray-Ban и протянул ей. Она надела их, ошеломленная щедростью. Потом он выдохнул (с покорностью?), закрыл книгу и прислонился спиной к кирпичной стене, закрыв глаза.

Женевьева не могла отвести от него взгляд. Она никогда не видела такого лица, как у этого парня. Сердце слегка дрогнуло, и она прикусила губу. Нет. Она не могла влюбиться. Она не доверяла себе; всегда заходила слишком далеко.

Но посмотреть на него не помешает. Она изучала его мечтательное, отрешенное выражение лица, гадая, что он принимает.

– Морфин? – спросила она. – Кетамин?

Он приоткрыл один глаз.

– Ты точно не дилер?

– У меня есть рецепты от врачей. По сути, я целая аптека. – Она помолчала. – «Аптекарь! Быстро действует твой яд…»[65]65
  Уильям Шекспир. Ромео и Джульетта. – Пер. Татьяны Щепкиной-Куперник.


[Закрыть]

– Вот так я умираю с поцелуем, – тут же ответил он. – Китс?

– Шекспир! – воскликнула Женевьева. – Помнишь, из какой пьесы?

– «Ромео и Джульетта», – проворчал он.

– Ты писатель? Или просто ходишь на курс английского для ботаников?

Он пожал плечами.

– Я пишу. У тебя получается?

Он опять пожал плечами.

Она ухмыльнулась.

– Я лучше.

А потом он усмехнулся. И это было неправдоподобно, удивительно, как если бы вас затоптали единороги в Нарнии. Господи, как же его много. Ей нужно было отвлечься.

– Я… хочу есть, – неловко пролепетала она. – Хочешь персик? У меня с собой два.

Он покачал головой. Женевьева расстегнула рюкзак, достала персик и тонкий, острый как бритва перочинный нож. Опираясь локтями о колени, она щелкнула лезвием и провела им вдоль персика. Это всегда было так приятно – чувствовать натяжение кожицы под лезвием. Напряжение. Она нажала чуть сильнее, кожица лопнула, и сок вытек наружу. Она поймала его языком. Потом отрезала кусочек, прижав большой палец, и отправила дольку в рот.

Поеживаясь, Женевьева взглянула на своего нового друга. Он смотрел на нее так, будто впервые в жизни увидел настоящую радугу.

– Так вот как ты ешь персики?

– Мне нравятся ножи.

Он моргнул. Один раз. Дважды. Затем быстро потряс головой, как бы встряхивая и перераспределяя мозг.

– Не, детка, – сказал он. – Давай отсюда. Я пытаюсь держаться подальше от неприятностей.

– Неприятностей? Но…

– Ты опасная. А я еще хуже. Я буду опасен для твоего здоровья.

– Я и так опасна для здоровья. – Женевьева сорвала солнцезащитные очки для пущей убедительности. – Мы теперь друзья! Ты говорил, что не умеешь разговаривать с людьми, но ты разговариваешь со мной!

– Я сказал, что не могу разговаривать с нормальными людьми. – Он посмотрел на нее. – Ты не нормальная.

Она не была уверена, но это было похоже на комплимент. Она чувствовала, что ее понимают. Это было что-то новое. В животе затрепетало.

– Откуда ты знаешь, что я ненормальная? Мы только что познакомились.

– Тогда кто ты?

Женевьева положила подбородок на руки, уперев локти в бедра. Она не знала, как ответить. Кто она?

Она устала. Устала болеть, устала от того, что от ее болтовни одни неприятности, устала переезжать, устала отбиваться от мужчин, которые считали, что мать и дочь – это двойная сделка, и устала ненавидеть себя такой, какая есть.

Может быть, не стоит говорить ему правду. Слишком это некрасиво. Но, возможно, честность-то и нужна, чтобы обрести настоящего друга.

Будь хорошей. Будь умницей.

– Я не хорошая, – тихо призналась она. – И не умница.

Он медленно кивнул. Опустив взгляд на тимбы, почесал подбородок.

– Я тоже.

Так все и началось. С маленького признания. Женевьева никогда никому не говорила, что с ней не все в порядке, и, похоже, он тоже не говорил. Она повернулась к нему, собираясь заговорить. И замерла. Потому что он смотрел на нее во все глаза.

Что-то вспыхнуло между ними – понимание, взаимное притяжение, и это было так необычно, так безотчетно, что Женевьева чуть не задохнулась. Ошеломленная, она слегка раздвинула губы. А потом совсем перестала дышать, потому что он медленно перевел свой сонный, одурманенный взгляд с ее глаз на рот и снова на глаза. На его лице заиграла уверенная, довольная улыбка. Она нерешительно улыбнулась в ответ.

И все закончилось. Он вернулся к своей книге, как будто не было этого невероятно интимного взгляда. А мир Женевьевы сбился с оси. Но в одном она была уверена.

«Мне обязательно нужно с ним подружиться», – подумала она.

– Ну и, – вздохнула она, – как тебя зовут?

– Я же сказал, у меня нет друзей. Дай мне спокойно подумать.

– Не бойся. Откуда гипс?

Он вздохнул.

– Я все время ломаю руку.

– Черт. Недостаток кальция?

– Нет. Я делаю это специально.

Женевьева вытаращилась на него. Прозвенел звонок. Низкий голос прокричал что-то в громкоговорители, и ученики шумной толпой вошли в здание из красного кирпича. Они же не шелохнулись.

– Ты не ломаешь себе кости, – прошептала она, – ты просто не хочешь разговаривать и пытаешься меня напугать, чтобы я ушла.

– Получается?

– Нет. – Женевьева была поражена. – Что с тобой?

Он вздохнул.

– Много всякого.

– Не могу себе представить, что совершу такое безумие.

– Нет?

Она проследила за его взглядом, который сосредоточился на ее правой руке. Мужская рубашка сползла с ее плеча. И стали видны ряды неглубоких горизонтальных порезов у плеча. Некоторые были заклеены пластырем, остальные засохли струпьями, а некоторые стали шрамами. Женевьева всегда носила безразмерную рубашку, чтобы скрыть эти отметины, но несколько раз в школе рубашка сползала. Всегда можно было сказать, что это экзема. Никто никогда не спрашивал.

Женевьева поддернула рукав.

– Ты не знаешь, что у меня за жизнь, – прошипела она.

– Попробуй расскажи, – предложил он, его галактические глаза пожирали ее заживо.

Ее будто ударило током, она ощутила нечто первобытное, грязное, отчаянное, сбивающее с толку. Неужели ее увидели такой, какая она есть на самом деле? Заметили? Это было пьяняще и пугающе. Женевьева надеялась, что ей будет с кем поделиться секретами. Но не рассчитывала, что кто-то окажется еще более сумасшедшим, чем она. И не надеялась, что этим человеком окажется мальчик – мальчик, который вот так выглядит и так на нее смотрит.

Каким-то образом он пробрался в ее голову и вонзил клыки в ее мозг, отравляя надеждой. Жестокая шутка.

Женевьева рванулась вперед и схватила его футболку в кулак, притянув его до уровня своих глаз.

– Перестань смотреть на меня так, будто твой член у меня во рту, – сказала она, задыхаясь, все еще сжимая персик в левой руке. – Я тебе нравлюсь? Думаешь, это так оригинально? Парням нравится мучить странную девчонку, уродку. Но знаешь что? Я и так рассыпалась на кусочки, так что…

С невероятной быстротой он вырвался и зажал ее руку за спиной. Женевьева выгнулась дугой, переводя дыхание. Ее пронзила восхитительная дрожь.

Он держал ее так несколько секунд, а потом склонился к ее уху:

– Не надо.

– Ч-что – не надо?

– Не называй себя уродиной.

Он отпустил ее. Выхватил из ее руки персик и намеренно снисходительно вгрызся в сочную мякоть. Вытер рот рукой.

– Я Шейн, – сообщил он с триумфальными искрами в глазах. И ушел.

* * *

Женевьева нашла свой класс. За дверью царил хаос. Несколько учеников сцепились, одна девочка распускала волосы, а мальчик стучал партой об пол. Четверо дремали на стульях, еще один – прямо на полу. На доске учитель объяснял понятие фотосинтеза, который Женевьева изучала в частной школе в пятом классе.

В дальнем углу, откинувшись слишком далеко назад на стуле, сидел Шейн.

Она не была готова увидеть его после того, что они только что пережили. С трибун она спускалась пошатываясь, словно угодила в торнадо.

Она покрутила на пальце поцарапанное старинное кольцо с камеей, которое когда-то украла из шкатулки Лизетт. Обычно это успокаивало. Но не сейчас.

Глубоко вздохнув, она вошла в комнату. В классе постепенно воцарилась настороженная тишина. Тридцать пар глаз следили за Женевьевой, когда она шла до пустой парты в первом ряду. Она села.

В ответ на внезапную тишину учитель обернулся.

– Кто вы?

– Женевьева Мерсье. Извините, я… потерялась.

– Мы все потерялись. – Мистер Вайсмюллер был худым и бледным. Как будто у него мононуклеоз. – Класс, поприветствуем Женевьеву.

– Что за имя? – крикнула какая-то девушка.

– Янг, почему у нее имя как у Пепе ле Пью?[66]66
  Персонаж мультсериалов студии Warner Bros. Looney и Merrie Melodies, впервые появившийся в 1945 году. Это полосатый скунс, который постоянно находится в поисках понимания и любви.


[Закрыть]

Женевьева сползла со стула. Мистер Вайсмюллер повернулся к классной доске.

– Эта сучка думает, что она Алия[67]67
  Алия (Aaliyah) – американская певица, актриса и модель.


[Закрыть], потому что у нее полчашки волос.

– И те не ее, – сообщила высокая девушка в джинсах «Эппл Боттом»[68]68
  «Эппл Боттом» (Apple Bottom) – американский бренд одежды, основанный несколькими рэп-исполнителями.


[Закрыть], сидящая позади Женевьевы.

Она повернулась к говорящей. Из своего угла в конце класса Шейн поймал ее взгляд. И покачал головой. Предупредил, но Женевьева его проигнорировала.

– Что ты сказала?

– Я сказала, что волосы не твои, ха. И что?

– Да, и что? – повторил невысокий мальчик, материализовавшийся рядом с Эппл Боттом. Вероятно, ее бойфренд. На Женевьеву смотрел весь класс. Она была окружена. Единственный знакомый сидел в четырех рядах от нее. Ей не победить.

– Ничего, – пробормотала она.

– Я так и думала, – ответила Эппл Боттом, и класс вернулся к своим занятиям.

Женевьева услышала, как Бойфренд шепнул Эппл Боттом: «Да, сделай это дерьмо».

Настала наэлектризованная тишина. Внезапно шея Женевьевы дернулась назад, а голова стала жутко невесомой. Она обернулась и увидела, что Эппл Боттом в одной руке держит три четверти хвоста Женевьевы, а в другой – ножницы. Парень гоготнул.

– Я позову директора Миллера, – провозгласил мистер Вайсмюллер и бесстрастно, не торопясь, вышел из класса.

Женевьева пощупала за шеей, где больше не было волос. В ней вспыхнула красная ярость, и она с силой толкнула парту Эппл Боттом, отбросив ее назад. Эппл Боттом вскрикнула. Она не ударилась, но лежала под стулом.

– Убить эту новенькую сучку! – крикнул ее парень, обращаясь ко всем.

– Нет, – заявил Шейн, вставая. – Ты. Бейся со мной.

Все посмотрели на парня Эппл Боттом. Он явно не хотел драться.

Какая-то девушка сказала:

– Ну все. Если Шейн взялся за свое дерьмо, я ухожу. Я не собираюсь из-за вас вылететь из школы прямо перед выпускным.