Текст книги "Сидни Шелдон. После полуночи"

Глава 8

Донна Санчес любила свою работу в городском морге, чего никак не могли понять друзья и родственники.

– Все эти покойники… Неужели у тебя мурашки по коже не бегут?

Донна только улыбалась.

Грузная пуэрториканка с жирными пальцами-сосисками и круглым тестообразным лицом, Донна выросла в большой шумной семье. Вне работы саундтреком к ее жизни служили детские вопли, звон бьющейся посуды, воющие автомобильные клаксоны, орущие телевизоры. Донна хорошо относилась к мертвецам, потому что они молчали. Городской морг на Кларксон-авеню в Бруклине был белым, чистым и аккуратным, что способствовало умиротворению.

Конечно, бывали у нее и скверные дни. Даже после восьми лет службы безжизненные тела детей вызывали у Донны подобие сердечных спазмов. Некоторые жертвы аварий выглядели чудовищно. И самоубийцы тоже. Увидев впервые «прыгуна», Донна едва не упала в обморок. Потом несколько недель ей снились кошмары: кости, прорвавшие кожу изуродованного трупа, расколотый, как сгнивший арбуз, череп… Обычно, легче всего было смотреть на утопленников. Холодная вода, похоже, замедляла разложение. Кроме того, выражение их лиц было блаженным, почти счастливым.

Но только не сегодня. Омерзительная груда, лежавшая на столе, не имела лица: об этом позаботились рыбы. Тело чудовищно разбухло. Левая рука и кисть чудом остались нетронутыми, но остальных конечностей попросту не было. Отломлены, как клешни краба.

От такого, как говаривали подруги Донны, действительно мурашки по коже поползут!

– Неужели они притащат смотреть на это его бедняжку жену?

Как все остальные служащие морга, Донна знала, что копы считают «это» Ленни Брукштайном. Поэтому и привезли тело в Нью-Йорк, почти за две тысячи миль от того места, где останки были выброшены волнами на побережье Массачусетса.

– Никто не должен видеть своих любимых такими!

Техник Дуэйн Тайлер расплылся в ехидной улыбочке. Симпатичный чернокожий паренек, только что окончивший школу, Дуэйн был законченным циником.

– Прибереги свое сочувствие для более достойных! Прежде всего Грейс Брукштайн бедной не назовешь. Говорят, сукин сын обчистил кучу народу. Простых людей.

– Знаю я, что говорят. Но это еще не значит, что говорят правду. И что из того? Жена тут при чем?

Дуэйн покачал головой:

– Не верь, девушка. Думаешь, жены ни о чем не знают? Эти богатые белые сучки? Все им известно! Все они знают!

В офисе окружного прокурора сидели Гарри Бейн и Гэвин Уильямс.

Ни для кого не было секретом, что родители Анджело Микеле оказались среди ньюйоркцев, обобранных Ленни Брукштайном. Анджело считался самым способным и умным прокурором в Нью-Йорке, но Гарри Бейн боялся, что в этом случае он не сможет быть объективным. И первые слова прокурора отнюдь не показались ему обнадеживающими.

– Я хотел получить голову Брукштайна на блюде. А получил почти то же самое: тело Брукштайна на столе в морге.

– Возможно, это еще не он, – возразил Гарри. – Его жена сейчас едет в морг на опознание тела. Вернее, того, что от него осталось. Потом можно будет проводить вскрытие.

– Прекрасно.

Задачей ФБР было найти пропавшие деньги «Кворума», а Микеле следовало наказать воров. Отчасти он был рад тому, что труп обнаружен. Вероятность, хоть и слабая, того, что Ленни Брукштайн каким-то образом сбежал и теперь роскошествует на личном атолле в Тихом океане, не давала Анджело спать по ночам. И в то же время он чувствовал себя обокраденным. Если Брукштайн мертв, значит, избежал наказания и следует найти другого виновника.

– Продвинулись в допросах Мерривейла или Престона?

– Нет, – нахмурился Бейн – Пока нет.

Он лично, в общей сложности шесть раз, допрашивал двух топ-менеджеров «Кворума», но ни на шаг не приблизился к разгадке тайны пропавшей совершенно безумной суммы. Интуиция подсказывала, что оба знают больше, чем говорят. Но пока что доказать это было невозможно.

– Агент Уильямс обнаружил кое-что интересное.

Анджело глянул на Гэвина Уильямса. От этого человека становилось не по себе. Похож скорее на робота, чем на человеческое существо. И говорил он монотонно, избегая встречаться с собеседником взглядом.

– Похоже, за неделю до гибели Леонард Брукштайн изменил структуру компании. Волевым решением лишил Джона Мерривейла статуса партнера.

– Черт! – Микеле покачал головой.

– Так плохо? – осведомился Гарри.

– Разумеется. Если Ленни Брукштайн был единственным официальным владельцем, почти невозможно обвинить, а тем более наказать остальных игроков. Если только в штаны Мерривейла не зашито несколько миллиардов, мы в пролете.

– Он не был единственным партнером.

– Но вы, кажется, сказали…

Уильямс вздохнул, как школьный учитель, пытающийся объяснить очевидные истины семилетнему питомцу:

– Я сказал, что Ленни лишил Мерривейла доли, но не утверждал, что он остался единственным партнером. Ленни отдал долю Мерривейла. Перевел ее на другого человека.

Сердце Микеле едва не выскочило из груди.

– На кого, во имя Господа?!

Гэвин Уильямс улыбнулся:

– На свою жену.

– Уверены, что готовы это увидеть, миссис Брукштайн? – мягко спросила Донна Санчес.

Грейс кивнула.

«Какая разница? Все это сон. Кошмарный сон. Когда она откинет простыню, я проснусь».

– Все будет очень быстро. Попытайтесь рассмотреть руку. Если узнаете обручальное кольцо, больше ничего не потребуется.

Донна откинула простыню.

Грейс подняла голову и пронзительно закричала.

Джон Мерривейл уставился на лежавшие перед ним документы, потирая покрасневшие от усталости глаза.

– Д-должно быть, какая-то ошибка.

Гарри закурил сигарету. Джона затошнило от дыма.

– Никакой ошибки, Джон. Это подпись Ленни. А это – Грейс. Неужели мы, по-вашему, не проверили подлинность?

Документы были юридически заверенными приказами, изменявшими структуру владения «Кворумом». При этом вся доля Джона переводилась на имя Грейс. На каждом стояла дата 8 июня. За день до бала в «Кворуме». Каждый был подписан Ленни и Грейс.

– Не обманывайте себя, Джон. Брукштайны вас обобрали. Хотели забрать оставшиеся деньги и сбежать.

– Н-нет. Ленни не сделал бы так-кого. Т-только не со мной.

– Да прочтите вы это! Доказательства перед вами. Черным по белому. Он это сделал. ОНИ сделали это. Вместе. Не думаете, что пора бы уже перестать защищать их?

Джон зажмурился. Думать почему-то не получалось.

Сколько он пробыл в этой комнате? Три часа? Четыре?

Он вспомнил о Грейс. Как там она, одна в морге? Полицейские не позволили ему ехать с ней. Бедная девочка наверняка сойдет с ума от ужаса.

– Л-Ленни имел полное право реструктуризовать компанию, как ему было угодно. «Кворум» был его бизнесом.

Гарри Бейн, не веря ушам, уставился на финансиста.

– То есть вы не возражаете против того, что Ленни Брукштайн вас обчистил?

– А я говорю, что этого не могло быть.

– Но это есть. И все изложено в этих бумагах.

– Должно быть, у него были свои причины. Его здесь н-нет. Некому защитить его д-доброе имя.

– Доброе имя?! – расхохотался Бейн. – Ленни Брукштайн был мошенником, и жена недалеко от него ушла. Это мы знаем точно. Вопрос в том, ЧЕГО мы не знаем. Что вы от нас скрываете?

– Н-ничего я не скрываю.

– Почему вы его защищаете?

– Он был моим другом.

«Моим единственным другом».

– Он не был вашим другом. Он использовал вас, Джон. Использовал с самого начала. Интересно, зачем такому блестящему уму, как Ленни, понадобился в команде такой простак, как вы? Вы когда-нибудь задавали себе такой вопрос?

«Постоянно».

– И почему же?

– Потому что вы придавали ему легитимность – вот почему. Потому что вели себя как глупый, обожающий его и слепо преданный лох. Как собака.

Джон резко вскинул голову. Перед ним была ехидно ухмылявшаяся физиономия Гарри Бейна. Но голос! Голос принадлежал Кэролайн!

– Ты просто комнатная собачка, Джон! Ты жалок! Хоть бы раз постоял за себя!

– Все было не так.

– Нет? А кто же тогда? Потому что, с моей точки зрения, вы либо гребаный кретин, который не видел, что происходит у него под носом, либо все знали.

– Я н-н-ничего не знал!

– Не верю. Где деньги, Джон?

– Н-не знаю.

– Куда вы их запрятали? Вы со своим ДРУЖКОМ Ленни Брукштайном? Парнем, который так вам доверял? Полагался на ваши советы? Куда вы дели наличные?

– Я уже говорил, чт-то не…

– Может, нам следует потолковать с Эндрю Престоном? Это ему доверял Брукштайн на самом деле?

– Кон-нечно, нет! Ленни был вс-сегда ближе ко мне, чем к Эндрю.

– Настолько близок, что отдал ваши акции Грейс?

Пронзительный свист в голове Джона становился все громче. Словно вскипевший чайник…

– Где они, Джон? Где деньги? Если вы не были преданным псом Ленни, докажите это!

Свист стал таким оглушительным, что, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки.

– Где гребаные деньги, Джон?!

– Не знаю!

Обмякший на стуле Джон разразился слезами.

– Ради всего св-вятого, что вам от меня нужно? Не знаю я!

Стоявший по другую сторону двустороннего стекла Анджело Микеле обратился к психологу:

– Ну? Что вы думаете?

– Думаю, он не лжет. Действительно ничего не знает. При виде этого документа он чуть в обморок не упал!

Анджело кивнул.

Интересно, сумеет ли этот автомат Уильямс чего-то добиться у Грейс?

– Где вы были, когда подписывали эти документы?

Грейс пыталась сосредоточиться. Все еще не оправившаяся от потрясения, она честно старалась понять, где находится. Мрачный седой мужчина, сидевший напротив, кажется, сотрудник ФБР. Он арестовал ее, когда она выходила из морга, и куда-то повез, но она никак не могла вспомнить, куда именно и сколько времени заняла дорога. Теперь сидела в белой комнате без окон, а перед глазами, словно в ужастике, мелькали кадры стола в морге и изуродованного тела Ленни. Мужчина продолжал говорить:

– Они датированы восьмым июня.

«Кожа белая, восковидная, как творожистая смазка, которая покрывает кожу новорожденного…»

– Миссис Брукштайн, эти документы доказывают, что вы сознательно стали партнером «Кворум интернэшнл» с целью получать незаконные доходы, с 2004 по 2009 год.

– Я ничего не знаю, – едва слышно прошептала Грейс.

Гэвин подался вперед, так что его лицо оказалось в миллиметре от ее собственного. Грейс ощутила несвежее дыхание.

– Не лгите мне, миссис Брукштайн, иначе очень об этом пожалеете.

Грейс подняла голову и увидела в его глазах безжалостную пустоту. Холодный кинжал страха пронзил ее.

– Я не лгу.

– Вы были партнером в фонде вашего мужа.

– Партнером? Нет. Вы ошибаетесь. Я никогда не была партнером. Я ничего не понимаю в бизнесе. Партнерами были Ленни и Джон.

– Отрицаете, что это ваша подпись?

Гэвин Уильямс ткнул ей под нос листок бумаги. Грейс узнала собственный почерк, но даже под угрозой расстрела не могла бы вспомнить, что это за документ, когда и почему она его подписала. Всем заправлял Ленни.

– Я… я ничего не отрицаю. Просто… сбита с толку.

– Да неужели?! – крикнул Уильямс. – Потеря памяти?!

– Я требую присутствия адвоката, – услышала собственный голос потрясенная Грейс.

«Боже, словно эпизод из “Закона и порядка”».

– Что?

– Я сказала, что мне нужен адвокат.

Гэвина затрясло от злости. Он надеялся настичь Грейс в момент нерешительности, неуверенности в себе и вырвать признание. Сломать ее. Но она потребовала адвоката, и он не имел права отказать. Сука!

– Допрос закончен. Выключите запись.

Уильямс, кинув напоследок презрительный взгляд на Грейс, удалился.

Наутро новости об аресте Грейс Брукштайн и обнаружении тела Ленни Брукштайна опубликовали все газеты.

Онор Уорнер закончила читать. Ее трясло.

– Они нашли тело Ленни.

– Знаю, – бросил Джек. – Я умею читать.

– Как ты можешь быть таким спокойным?! ФБР арестовало Грейс. Подумать только, в чем ее обвиняют! Афера, мошенничество, отмывание денег… Это Грейс, которая не знает точно, сколько будет дважды два! Что нам теперь делать?

Джек улыбнулся:

– Нам? Мы ничего не намерены делать.

– Но, Джек…

– Что, «Джек»? Мы умоем руки и отойдем в сторону.

Онор с ужасом уставилась на мужа.

– Пожалуйста, хоть при мне не притворяйся, что тебе есть дело до Грейс, – фыркнул Джек. – Немного поздно для этого, не так ли, дорогая? Думаешь, все эти годы я не видел тебя насквозь?

– О чем ты?

– Воображаешь, будто я не знаю, как сильно ты ненавидела сестру? Как ненавидела ее всегда?

Пристыженная, Онор отвернулась.

«Все верно. Я ее ненавижу. Но позволить ей сесть в тюрьму…»

Она попробовала зайти с другого бока:

– Хорошо. Забудем о Грейс. Как насчет нас, Джек? Если дело дойдет до суда, начнутся вопросы. Вопросы о делах Ленни. Его сообщниках. О том, что случилось в тот день, когда он исчез. Что, если полиция докопается?

– Не докопается.

– Но все же?

Джек холодно взглянул на нее:

– Онор, хочешь быть первой леди?

Онор этого хотела. Больше всего на свете.

– Хочешь видеть меня в Белом доме?

– Конечно. Ты же знаешь.

– Тогда прекрати паниковать. Держи рот на замке и не возникай. Ленни мертв. Больше он нам ничего не сделает. А вот Грейс – может. Одному Богу известно, сколько всего успел рассказать ей старик.

Онор вздрогнула. Об этом она не подумала!

– Если твоя сестра сядет в тюрьму, это лучший для нас выход. Передай мне кофе, пожалуйста. Становится холодно.

Майкл Грей ужаснулся, услышав новости.

– Мне так жаль, солнышко, – прошептал он, обнимая Конни. – Чем я могу помочь?

Конни покачала головой:

– Чем тут можно помочь? Очевидно, Ленни и Грейс не те, за кого мы их принимали.

– Ты веришь, что Грейс виновна во всех этих преступлениях?

– Мир сошел с ума, – пожала плечами Конни. – Я уже не знаю, что думать.

– Да, но отмывание денег? Грейс?

– Не вижу, что тут такого невероятного. Взгляни хоть на Ленни. Мы все любили и уважали его. Но оказалось, что он вор и трус.

В голосе Конни было столько яда, что Майкл оторопел. А потом испугался.

– Мы все знаем, что Грейс была помешана на Ленни. Кто знает, на что она способна, чтобы помочь ему или защитить?

Мария Престон восприняла арест Грейс как волнующий эпизод в одной из ее «мыльных опер».

– Полиция утверждает, что Грейс украла акции Джона Мерривейла! Что они с Ленни планировали ограбить его и всех инвесторов, сбежать с деньгами. «Грейс Брукштайн – последний оставшийся в живых партнер фонда». Вот что тут написано! И одно это делает ее ответственной перед законом за все потери «Кворума». Представляешь?

Эндрю не представлял. Со времени возвращения из Нантакета он почти не спал.

Пока что ему везло: ФБР интересовала рыбка покрупнее, – но рано или поздно раздастся стук в их дверь. Обязательно раздастся.

Его страшило не разоблачение. И даже не тюрьма. Настоящий ужас будет, если он потеряет Марию. Ведь он сделал все ради нее! А она считала, что все вокруг игра!

– Думаю, стоит надеть в суд мое новое платье от Диора. Фисташковое…

– Мы не будем на суде.

– Но, Энди, там будут все!

– Господи, это тебе не долбаное бродвейское шоу! – взорвался он, хотя крайне редко выходил из себя.

Мария с восторгом уставилась на мужа. Ей неожиданно понравился этот новый Эндрю в роли мачо.

– Пропали миллиарды долларов. Федералы напали на нас как черная оспа! Все в «Кворуме» под подозрением!

– Ну вот все и прояснилось, – жизнерадостно заметила Мария, отрезая еще кусочек итальянского кекса панеттоне. – Похоже, ФБР нашло жертвенного агнца. Милая маленькая прелестная Грейси пойдет в тюрьму.

«Надеюсь», – подумал Эндрю и тут же испугался собственных мыслей.

Когда он стал таким бессердечным? Таким жестоким?

«Я больше не узнаю себя. О, Мария! Что ты со мной сделала?»

– Ты не пойдешь в тюрьму, Грейси. Давай говорить прямо: ты невиновна, и будешь на этом стоять. Договорились?

Грейс слабо кивнула. Все так запуталось…

Фрэнк Хэммонд казался сгустком энергии. Не то что ее первый адвокат, Кевин Макгуайр, старый друг родителей Грейс из Ист-Хэмптона. Грейс позвонила ему в день ареста. Хотела, чтобы он спас ее от агента, открыто над ней издевавшегося. И он спас. Но когда они остались наедине, без обиняков выложил правду.

– Как полноправный партнер в «Кворуме», ты по закону ответственна за действия Ленни независимо от того, принимала ли ты эти решения или нет, – объяснил он. – От тебя потребуется только чистосердечное признание.

– Но я даже не знала, что была партнером!

Адвокат был участлив, но тверд. Незнание закона не освобождает от ответственности.

– Ты подписала контракт, Грейс. И если не признаешь себя виновной, судья может вынести максимально суровый приговор. Да, и мой совет – не стоит подавать прошение о выходе на волю под залог.

Грейс не верила собственным ушам:

– То есть… ты хочешь, чтобы я оказалась в тюрьме? Но может пройти несколько месяцев, прежде чем дело будет рассмотрено в суде!

– Верно. Знаю, тебе нелегко придется. Но поверь, Грейс: здесь тебе будет безопаснее. Вряд ли ты сознаешь, сколько злобы накопилось у людей против тебя!

Он был прав. Грейс не права. Если не считать небольшой стычки с зеваками, толпившимися около ее дома, когда Грейс уезжала к Мерривейлам, она почти не контактировала с окружающим миром: Джон не позволял ей смотреть новости и запретил приносить в дом газеты. На следующий день после того, как коронер официально объявил смерть Ленни самоубийством, Кевин Макгуайр показал Грейс несколько статей, от которых до сих пор ограждал ее Джон.

«Брукштайн выбрал трусливое бегство».

«Гнусный мошенник покончил с собой. Правосудие для обманщиков».

«Брукштайны – самая ненавистная в Америке пара».

Неделю назад заголовки могли бы шокировать Грейс, но теперь, пройдя через ужас опознания тела Ленни, она сомневалась, что способна на какие-то сильные эмоции. Она словно окаменела. И утратила всякую связь с действительностью.

«Мы говорим о Ленни? Обо мне? Как могут люди ненавидеть нас? Мы не сделали ничего дурного».

Ленни? Покончил с собой? Абсурд! Всякий, кто хоть раз с ним встречался, знал, как Ленни любит жизнь. Он боролся бы до конца, невзирая ни на какие обстоятельства. Это был несчастный случай! Налетела буря! И никто не мог предсказать заранее, что случится.

Кевин честно старался заставить Грейс сосредоточиться на настоящем, осознать тот факт, что ей, возможно, грозит заключение. Но Кевин не понимал: тюрьма не пугала Грейс. Ее мало волновало, что будет. Без Ленни все потеряло смысл. На земле для Грейс больше не осталось ни радости, ни надежды.

И снова Джон Мерривейл пришел на помощь и заставил ее образумиться. Весь мир обвинял Грейс в том, что она предала Джона, сговорилась с Ленни украсть его долю в «Кворуме», но верность Джона выдержала это испытание.

– Это ошибка, Грейс, договорились? Ошибка. Не знаю, почему Ленни это сделал, но, должно быть, у него были свои причины.

– Ты ведь знаешь, он никогда не пытался обмануть тебя. Ни я, ни он.

– К-конечно, милая. Кон-нечно, знаю.

Услышав, какие советы Кевин Макгуайр дает Грейс, Джон заставил тут же его уволить.

– Кевин – старый друг, – запротестовала Грейс.

– Согласен, но он несет чушь. Чистосердечное признание – черта с два! Это безумие! Нужно договориться с Фрэнком Хэммондом. Он лучший.

Джон, как всегда, оказался прав. Фрэнк Хэммонд ворвался в жизнь Грейс подобно циклону. С первой же встречи с ним Грейс неожиданно почувствовала, как надежда робко подняла голову. Появился свет в конце тоннеля. Наконец-то у нее нашелся защитник, сильный человек, адвокат, который верит ей и будет за нее бороться. Одно присутствие Фрэнка возвращало Грейс силы.

– Как насчет залога? – робко спросила она. – По-вашему, есть шанс…

– Я уже подал прошение. Слушания назначены на завтра. Я вытащу вас.

– Понимаете… у меня нет денег… я не смогу вам заплатить, – пробормотала Грейс. Но Фрэнка это не обескуражило.

– Забудьте. Обо всем уже позаботились. А теперь внимательно меня слушайте. Вы на это способны?

Грейс кивнула.

– Забудьте обо всех выдвинутых против вас обвинениях! Забудьте о суде, забудьте о том, что говорят люди за пределами этого здания. Мое дело – все это уладить. Ясно?

– Ясно.

«Он так уверен в себе… ощущение такое, будто я говорю с Ленни».

– А ваша работа – придерживаться правды. Вы не крали никаких денег. Ленни не крал никаких денег. Тот факт, что такая куча миллиардов числится пропавшей, означает, что кто-то должен был их украсть. И этот же человек подставил вас и вашего мужа. Таковы наши обстоятельства.

– Но кто мог это сделать?

Фрэнк улыбнулся, открыв ряд неровных желтоватых зубов. Сразу было видно, что дантисты на нем не разбогатели.

– Кто может украсть семьдесят миллиардов? Девяносто девять процентов американцев, будь они уверены, что это им сойдет с рук.

– Хорошо, но кто же это сделал?

– Понятия не имею. Главное, – вселить разумное сомнение в умы судьи и присяжных. Пусть над обвинением трудится окружной прокурор! Это его задача.

Грейс долго молчала, прежде чем спросить:

– Мистер Хэммонд, как вы считаете, мой муж покончил с собой?

Адвокат взглянул ей прямо в глаза:

– Нет, миссис Брукштайн. Не думаю.

С этого момента Грейс поняла, что может безоговорочно доверять Фрэнку Хэммонду.

«Он наверняка выиграет дело. Освободит меня. И тогда я обязательно узнаю, кто украл деньги. И верну доброе имя Ленни».