Текст книги "Сидни Шелдон. Узы памяти"

Тедди даже не улыбнулся.

– Ты видела Дэнни?

Дэнни был старым семейным псом, жесткошерстной таксой с интеллектом не выше, чем у капусты, но де Виры были очень к нему привязаны. Особенно Тедди.

– Я позвал его утром на прогулку, а он не пришел. И нигде его нет.

– Возможно, спит в темном уголке, – отмахнулась Рокси, – или поковылял к коттеджу егеря за колбасками. Хочешь, я его поищу?

– Тебе не трудно? Глупо, я знаю, но почему-то волнуюсь за него.

Через полчаса встревожилась и Рокси. Они дважды обыскали весь дом и сад. Стало ясно, что собака пропала.

– Может, мама случайно выпустила его, когда утром уезжала в Лондон? – недоумевала Рокси. – Нужно позвонить ей и проверить.

– Уже сделано. Она сказала, что не заглядывала в корзинку, но не помнит, чтобы видела Дэнни, и он точно не выбегал за ворота.

– Ваша милость.

В дверях кухни появился Альфред Дженнингс. Тедди вот уже десять лет как отказался от титула, когда Алексия впервые избиралась в парламент, но Альфред был совершенно не способен обращаться к Тедди как-то иначе.

– Вы нашли его?

Круглая физиономия Тедди осветилась надеждой.

Старый привратник опустил глаза.

– Да, ваша светлость. Боюсь, что нашли.

Алексия откинула простыни от Фретте на постели в лондонском доме и скользнула между ними. День выдался тяжелый. Со времени ее нового назначения все дни были тяжелыми, и мягкое прикосновение египетского хлопка к голым ногам казалось восхитительным. Алексия обычно надевала в постель шелковые пижамы от «Тёрнбулл энд Ассер», но в Лондон нахлынула трехдневная волна жары, а единственной роскоши, которой не было в Чейн-Уок, – это кондиционеров.

– Если я заплачу за эту чушь, мы разоримся, – твердил Тедди. – Будет жарко, откроем окна.

«Иногда он может быть таким англичанином», – с любовью подумала Алексия.

Тедди уже звонил из Кингсмира. Сэр Эдвард Мэннинг трижды передавал ей, что звонит муж, но у Алексии буквально не было ни единой свободной минуты, чтобы ответить. Телефон зазвонил в тот момент, когда она потянулась к трубке.

– Дорогой, прости, ты не поверишь, что сегодня творилось. Две выборные комиссии, первая встреча с кабинетом министров… я…

– Алексия. Кое-что случилось.

Тон Тедди мгновенно отбил всякую охоту продолжать. В мозгу мгновенно заклубились всякие ужасы.

«Несчастный случай. Майкл. Рокси».

– Собаку отравили.

На секунду ее охватило облегчение.

«Это всего лишь Дэнни. Не дети».

Но тут до нее дошло то, что пытался сказать Тедди.

– Отравили? Намеренно?

– Не уверен. Но никто из садовников не признался в том, что рассыпал крысиный яд, а ветеринар утверждает, будто в желудке Дэнни его полно.

– Полно? Он мертв?

– Да, мертв. Именно это я пытаюсь тебе сказать. Весь проклятый день!

Алексия слышала, как дрожит голос Тедди. Он любил пса.

И вдруг ей стало страшно. Таинственный посетитель. Гибель Дэнни. Возможно, между этими двумя случаями нет связи. А если есть? Что за психопат способен убить милую маленькую собачку?

Алексия десять минут утешала мужа, прежде чем повесить трубку. Но телефон тут же снова зазвонил. Она схватила трубку, молясь, чтобы это не оказалась свекровь, часто звонившая по ночам. Вдовствующей леди де Вир было девяносто шесть, и она уже почти полностью оглохла – недостаток, который ни в коем случае не гасил ее любви к телефону как к средству связи. Особенно она обожала выкрикивать рецепты, предпочитая забывать о том, что невестка за шестьдесят лет жизни тоста не поджарила и вряд ли собирается сделать это в будущем, теперь, когда на ее плечи легла такая «легкая» задача, как управление страной. Обычно вызов начинался со слов: «Тедди обожает заливных угрей. У тебя есть под рукой ручка и бумага?»

Но это оказалась не мать Тедди. Судя по тихому щелчку, звонок был междугородним. Но на другом конце линии молчали.

– Алло!

Иногда на линии бывали задержки, особенно если звонок поступал из США.

– Люси, это ты?

Люси Мейер – ее соседка по Мартас-Вайнъярд. Больше ей никто не мог звонить домой в такой час. Скоро летний отпуск, и Люси звонила чаще, приятное напоминание о мирной жизни вне политики.

«Если бы только Люси перебралась в Англию, насколько легче была бы жизнь!»

– Это ты, Люси? Ничего не слышно. Перезвони.

Но это оказалась не Люси. В трубке рычал явно измененный механический голос.

– День грядет. День, когда гнев Господа обрушится на тебя.

– Кто это?

– Согрешила ты против Господа, и потому я сделаю тебя беспомощной. Как слепца, не способного найти дорогу.

– Я спросила: кто это?

– Кровь твоя прольется в пыль, и тело твое будет гнить на земле. Сука, убивающая невинных!

Все смолкло. Алексия, задыхаясь, положила трубку. Закрыла глаза и представила вид из окна офиса: серебристая Темза и ее предательские течения, змеями обвивающие здания, запирающие ее, как Рапунцель в башне.

«Кто-то в этом мире ненавидит меня».

Вода прибывала.

Глава 12

Алексия нетерпеливо постучала по столу серебряной авторучкой «Монблан». Комиссар Грант, старший офицер городской полиции, отвечающий за ее личную безопасность, опаздывал на встречу к трем часам. Если что-то Алексия и не могла терпеть, так это опоздания.

Ее первый политический босс, одиозный член парламента от партии либералов, по имени Клайв Лейнстер, был помешан на пунктуальности, и урок Алексия усвоила навсегда. Боже, какой все-таки болван этот Клайв! Работа секретаря изменила жизнь Алексии, но босс был ходячим кошмаром: лет сорока пяти, женатый и омерзительный развратник даже по вестминстерским стандартам, внешне – лысый коротышка с кривыми ногами, почти несуществующим подбородком и зловонным дыханием. Для Алексии Паркер (такую фамилию она носила тогда) было почти чудом то, что Клайв Лейнстер нашел единственную женщину, согласившуюся с ним спать.

– Власть – невероятный афродизиак, Алексия, – хрипло выдыхал Клайв ей на ухо после одного из долгих, сдобренных выпивкой ленчей. Через месяц ей с болезненной ясностью увиделось, какой именно работы ждет от нее Клайв. Вовсе не той, которую была готова предложить Алексия.

– Знаешь, ты никогда не продвинешься в Вештминстере, если не готова играть по правилам, – прошипел Клайв, когда Алексия забирала свои вещи.

– По крайней мере я умею выговорить «Вестминстер», – отрезала Алексия. – И я готова играть по правилам, просто не с вами.

Прошествовав к выходу с высоко поднятой головой, Алексия ушла. Она была убеждена, что немедленно найдет работу. Однако следующие шесть месяцев пришлось провести за стойкой бара в «Коуч энд хорсез» на Хаф-Мун-стрит.

– Ни один член парламента не дотронется до меня, – жаловалась она одному из постоянных посетителей, застенчивому молодому финансисту по имени Эдвард де Вир. – Можно подумать, у меня чума или что-то в этом роде. Эта сволочь Лейнстер, должно быть, отравил колодец.

– Я могу поспрашивать в «Карлтон-клаб», если хотите. Посмотрю, ходят ли какие-нибудь слухи.

– Вы член «Карлтон»?

Алексия впервые сообразила, что у де Вира могут быть влиятельные связи. И в политике тоже. «Карлтон-клаб» – это эксклюзивный клуб тори в районе Сент-Джеймс. Как все будущие политики-консерваторы, Алексия душу бы продала, чтобы получить в него доступ, но женщинам членство запрещалось. А даже если бы и разрешалось, имя неизвестной барменши, без семьи и связей, вероятно, не оказалось бы в самом верху списка для комиссии по приему новых членов.

Вновь Тедди появился через два вечера.

– Так вы слышали что-то?

– Собственно говоря, да.

– И?

Алексия перегнулась через барную стойку, случайно позволив посетителю полюбоваться ее грудью.

– Не держите меня в неизвестности.

– Скажу, но при двух условиях.

– Условиях? – нахмурилась она.

– Вообще-то их даже три.

– Три?

– Три.

– И какие же?

– Первое: не стрелять в гонца.

«Черт! Должно быть, услышал что-то скверное. Крайне скверное».

– Я бы никогда этого не сделала. Продолжайте.

– Второе – называть меня «Тедди». «Эдвард» звучит так напыщенно!

– Договорились, Тедди, – рассмеялась она. – А третье?

– Согласитесь поужинать со мной в пятницу вечером.

Алексия немного подумала. На пятницу у нее уже было назначено свидание с танцором Франческо из Королевского балета. Ее коллеги-геи были вне себя от волнения по этом поводу.

– Счастливица, – проворковал хозяин заведения, бесстыдно пожирая глазами ширинку Франческо на рекламных фото, показанных Алексией. – Все при нем, верно?

– Это была любовь с первого взгляда? – хихикнул управляющий Стивен.

По контрасту с Франческо Эдвард де Вир, Тедди, выглядел неуклюжим школьником. Краснощекий, неловкий и болезненно застенчивый с женщинами, Тедди был живым воплощением британского аристократизма, причем не слишком привлекательным. И все же он набрался храбрости пригласить Алексию. И он был смешным. И членом «Карлтон-клаб». Но, что важнее всего, знал, почему Алексия занесена в черный список вестминстерских ЧП, и не хотел ничего объяснять, пока она не согласится с ним поужинать.

– Хорошо, я поужинаю с вами.

– В пятницу.

– В пятницу. А теперь, ради всего святого, что вы слышали?

Тедди набрал в грудь воздуха.

– Клайв Лейнстер рассказал всей палате общин, что спал с вами и вы наградили его мандавошками.

– Я… он… – задохнулась Алексия. – Блин! Как он посмел! Лживый маленький…

– Заеду за вами в семь, – просиял Тедди. – Поедем в «Руле».

Алексия впервые была в таком ресторане, хотя с самого переезда в Лондон иногда бывала в модных заведениях, где подавали шампанское и устриц и где претенциозные метрдотели командовали богатыми клиентами, отказывая им в лучших столиках. Но «Руле» был рестораном другого класса. Да, дорогим. Но она словно оказалась на ленче в школьном пансионе: бифштекс, запеченный в тесте, вареный пудинг с изюмом, рагу из зайца, пирог с мясом и почками. Средний возраст официантов примерно восемьдесят лет, и одеты они так, словно сошли со страниц романов Диккенса, – в длинных черных передниках и жестких крахмальных сорочках. Все в этом заведении – разваренные овощи, запах пчелиного воска от натертых деревянных полов и «зайчики», испускаемые хрустальными бокалами, – было таким же аристократически-английским, как Букингемский дворец.

Едва войдя в ресторан, Алексия сделала два вывода. Первый: ей здесь не место. Второй: зато Тедди де Вир здесь как дома.

– Все еще сердитесь из-за вшей? – спросил Тедди, и Алексия немедленно пожалела, что он не понизил голос по крайней мере на октаву.

– Нет, не сержусь, – прошептала она. – Я в бешенстве. Все знают, что женщины могут существовать в палате общин только в роли секретарей. Я прекрасно подготовлена, но благодаря этой твари не имею ни единого шанса. Ах, если бы хоть кто-то мог наградить Клайва Лейнстера мандавошками! Словно они уже не ползают по нему, омерзительному извращенцу!

Тедди усмехнулся:

– Знаете, у вас прекрасный запас слов, Алексия. Вам бы следовало быть политиком.

Алексия ткнула вилкой в неаппетитный йоркширский пудинг.

– Когда-нибудь.

– Почему не сегодня? Место от округа Бетнал-Грин так и молит его занять.

– Молит? – рассмеялась Алексия. – Только не меня.

– Все может быть, – серьезно ответил Тедди. – Я попросил кое-кого в клубе прозондировать почву. Тори ищут немного иного кандидата на это место: «Кого-то помоложе, посовременнее», – как сказал Тристан.

– Тристан? То есть Тристан Ченнинг?

Тедди кивнул:

– Мы были вместе в Итоне.

«Еще бы ты там не был»!

Тристан Ченнинг управлял центральным офисом консерваторов и в партии считался вторым после Бога.

– Быть молодой и современной – это одно. Но неужели вы считаете, что женщина моего происхождения имеет возможность получить это место?

– Почему нет? – пожал плечами Тристан. – Есть только один способ это выяснить, не так ли? Забудьте всю эту чушь насчет карьеры секретаря и бросьте в шляпу жребий со своим именем. Попытка не пытка.

Трудно поверить, что этот разговор происходил более тридцати лет назад. И вот теперь она министр внутренних дел.

«Я всегда была честолюбива. Но именно Тедди меня подталкивал. Давал уверенность и открывал все двери».

– Министр внутренних дел! Приехал комиссар Грант.

Голос постоянного личного секретаря Алексии, сэра Эдварда Мэннинга, вернул ее к действительности. Как всегда в безупречном костюме-тройке, с прилизанными волосами, слабо пахнувший тем же афтершейвом «Флорис», которым всегда пользовался Тедди…

– Давно пора, черт бы все это побрал. Вам известно, что в четыре пятнадцать назначена встреча с российским послом?

– Знаю, министр. Это не займет слишком много времени.

Пара влиятельных российских олигархов, основавшихся в Лондоне, на стену лезли от новых правил, предложенных Алексией парламенту, предназначенных закрыть лазейки в налоговом законодательстве для супербогачей и воспрепятствовать отмыванию российских денег в Сити. В результате посол потребовал встречи, и сэр Эдвард ее назначил. Русские олигархи не те люди, которых палата общин хотела бы видеть своими врагами. Комиссару Гранту придется быть как можно более кратким.

– Прошу прощения, министр внутренних дел. Сегодня утром нам пришлось срочно решать ситуацию в Бернли. Вероятно, ячейка исламских террористов.

Комиссар Грант, немолодой, грузный и крайне непривлекательный мужчина с бледным одутловатым лицом, маленькими свиными глазками и тонкими губами, которые он нервно облизывал, выглядел по сравнению с Эдвардом Мэннингом ужасно неряшливым в мятом костюме из синтетики и дешевом галстуке из «Тай Рэк», усеянном кофейными пятнами.

Алексию его вид не утешил.

«Надеюсь, его разум не так беспорядочен, как вкус в одежде».

– Я чего-то не знаю?

– Да, мадам. Угроза была нейтрализована, но вашему офису был дан короткий брифинг.

– Я подумал, что мы все обсудим после этой встречи, – вкрадчиво заметил сэр Мэннинг.

– Полагаю, угроза террористического акта важнее нескольких психов, угрожающих мне по телефону и пытающихся пролезть в мой дом.

– Как я уже сказал, угроза неактивна. Но ваша безопасность жизненно важна. Позвольте…

Не дожидаясь согласия, комиссар Грант вынул из портфеля ноутбук и плюхнул его на стол Алексии. Отодвинул в сторону груду документов и открыл презентацию с помощью программы «PowerPoint».

– В качестве заместителя министра тюрем вы получили в прошлом году больше угроз, чем любой член партии тори.

Напористое начало.

«Он не боится меня. Это хорошо», – подумала Алексия.

– Я расстроила несколько человек.

– Больше, чем несколько. Вот список инцидентов, связанных с вашей безопасностью. Все: от маршей протеста до швыряния яиц и писем с выражением ненависти перечислено здесь в порядке серьезности угроз. Моя работа – отличить подлинную опасность от…

– Общего моря враждебности? – улыбнулась Алексия.

Комиссар улыбнулся в ответ:

– Я намеревался сказать «от обычных неприятностей».

– Верно. Чем могу помочь?

– Если я верно понял сэра Эдварда, со дня вашего нового назначения произошли три неприятных инцидента. Появился человек, пытавшийся пробраться в вашу загородную резиденцию. Отравили собаку вашего мужа. И был зафиксирован звонок с угрозами в ваш лондонский дом.

– Совершенно верно. Думаете, все они связаны?

– Нет.

Алексия вскинула брови. Такого ответа она не ожидала.

– Гибель собаки по меньшей мере может иметь отношение к визиту неизвестного в Кингсмир. Но телефонный звонок мы считаем отдельным инцидентом. Вот что нам удалось пока узнать.

Комиссар кликнул мышью, и изображение поменялось. Алексия увидела лицо своего ровесника с редеющими светлыми волосами, поразительными лазурно-синими глазами и мягким, смущенным выражением лица.

– Уильям Джеффри Хэмлин. Мы почти уверены, что это он приходил в Кингсмир в тот вечер.

Алексия казалась изумленной, что было вполне естественно.

– Но откуда вы это знаете?

– Наши эксперты поработали над пленками с камеры и сделали лицо более четким. Ваш привратник вспомнил, что у этого человека был американский акцент, так что мы послали фото нашим друзьям в госдепартамент и ФБР. На всякий случай. Нам повезло. Не будь у него тюремного срока, мы бы никогда его не нашли.

– За что он сидел? – оживился сэр Эдвард.

– Непредумышленное убийство. – Алексия нервно прикусила губу.

– Все не так плохо, как звучит. Утонувший ребенок в начале семидесятых. Хэмлин как раз был вожатым в лагере. Вышел в конце восьмидесятых. Никаких дальнейших нарушений, никаких преступлений. Судя по тому, что мы знаем, я был бы крайне удивлен, если бы это он отравил пса.

Алексия взглянула в добрые глаза Хэмлина и согласилась.

– Что он здесь делает? – спросил сэр Эдвард. – Я имею в виду в этой стране.

– Мы не знаем. Возможно, приехал отдохнуть. Зато мы знаем, что у него долгая история психиатрических проблем. Министр, вы знаете причину, по которой этот человек может интересоваться вами?

– Ни одной, – покачала головой Алексия.

Она смотрела в лицо на экране. Было в нем что-то такое печальное…

– И имя «Уильям Хэмлин» ничего для вас не значит?

– Простите, нет.

– Он опасен? – вмешался сэр Эдвард.

– Возможно, нет. Как я сказал, он не буйный и ни разу в жизни не совершал насилия. Но с шизофрениками никогда нельзя знать наверняка. Думаю, он все еще в стране, а если это так, мы должны его найти. Меня больше волнует телефонный звонок.

На экране снова появилось изображение: рассерженное, угрюмое лицо еще одного мужчины средних лет.

Этого человека Алексия узнала и инстинктивно сжала губы.

– Гилберт Дрейк.

– Совершенно верно.

– Кто такой Гилберт Дрейк? – встревожился Мэннинг.

– Таксист из Восточного Лондона, – пояснил Грант.

– И друг Санджая Патела, – с горечью добавила Алексия.

– Вот как!

Сэр Эдвард знал о деле Патела. Все в Британии знали о деле Патела. Именно оно, более чем другие, едва не разрушило карьеру Алексии де Вир как министра тюрем.

Чисто человеческая симпатия, которую Алексия одно время могла питать к Пателу, давно сменилась холодным гневом. Сторонники Патела были не только агрессивны и сыпали угрозами, но таблоиды, особенно «Дейли Мейл», превозносили его, как самого Ганди.

– Расскажите о Дрейке, – попросил сэр Эдвард.

– Его дважды предупреждали относительно угроз в адрес миссис де Вир, – пояснил комиссар. – Провел четыре месяца в тюрьме за незаконное ношение оружия.

– И вы считаете, что это Гилберт Дрейк звонил прошлой ночью?

– Вполне возможно.

– Но каким образом таксист из Восточного Лондона получил телефонный номер министра внутренних дел, которого нет ни в одном справочнике?

Комиссар нахмурился:

– Это больше всего нас тревожит. Мы не знаем точно, был ли это Дрейк. Правда, некоторые вещи указывают именно на него. Он и раньше вам угрожал. И тоже пользовался цитатами из Библии.

– Верно. – Алексия зябко передернула плечами.

– Мы знаем, что Дрейк стал активным членом секты возрожденных христиан. Ведет блог, посты в котором пестрят подобными выражениями. Он также непонятно зачем ездил в Оксфордшир, избирательный округ министра внутренних дел. Так что его интерес к миссис де Вир должен быть весьма живым и неподдельным.

Алексия встала и подошла к окну.

Искаженный голос в трубке напугал ее больше, чем хотелось признать. Сама мысль о том, что за всем стоит непроходимый мерзавец вроде Дрейка, оскорбляла ее гордость.

– Вряд ли это был Дрейк.

– Почему?

– Уверена, что звонок был международным или междугородним. Тот факт, что его не удалось отследить, и использование синтезированного голоса доказывают, что звонил человек с такой степенью интеллекта, которую Дрейк просто не может иметь. Он не стратег и самое большее, на что способен, – бросаться камнями.

Комиссар обдумал сказанное.

– Возможно, вы правы, министр. Надеюсь, что так. Но нам стоило бы поговорить о деле Патела.

Алексия подняла глаза к небу:

– Неужели это так необходимо? Как я устала слышать имя Санджая Патела, просто передать не могу! Все считают его святым, а не осужденным драгдилером, участвовавшим в переправке нелегальных беженцев, который был наказан по заслугам и в соответствии с британскими законами.

«Они правы в отношении мадам де Вир», – подумал Грант.

Ему она понравилась больше, чем ожидалось, и эта женщина – крепкий орешек.

– Расскажите мне о деле, мадам. С вашей точки зрения.

– Вопрос не в точке зрения, комиссар. Факты есть факты. Случившееся стало публичным достоянием.

– Прошу вас, министр внутренних дел, исполните мой маленький каприз. Тут мы с вами в одной команде.

– Хорошо, – вздохнула Алексия. – В 2002 году в Дувре был арестован некий Ахмед Хан. Он прибыл в эту страну еще с двенадцатью мужчинами как часть партии нелегальных иммигрантов. В фургоне, перевозившем Хана и остальных, были найдены наркотики, преимущественно героин. Во время допроса Хан сказал полиции, что в Пакистане боялся за свою жизнь, – они все это говорят, – и что его двоюродный брат Санджай Пател организовал приезд в Англию. Он отрицал, что осведомлен о героине. Ни один из остальных беженцев не упомянул о том, что кого-то знает в Англии. Было названо имя Патела, а кроме того, это он нанял водителя. Патела арестовали, и он признался, что помогал своему кузену Хану, но уверял, что также понятия не имеет о героине. Так или иначе, его судили и признали виновным в контрабанде наркотиков и нелегальной транспортировке людей. Судья приговорил его к минимальному сроку. По-моему, к двенадцати годам.

– Пятнадцати, – поправил комиссар.

– Разве? Верно. В любом случае его подача просьбы об обжаловании была назначена на июнь 2004 года, но после вступления в силу моих реформ по вынесению приговоров и наказаний подача просьбы была отменена, а срок заключения соответственно увеличен.

– До двадцати двух лет.

– Именно.

– Крутой подъем.

Алексия прищурилась:

– Похоже, вы сочувствуете, комиссар.

– Да, до какой-то степени, министр. Всякий нуждается в надежде, даже преступники. Отнимите надежду и получите отчаявшихся людей.

На мгновение в воздухе повисло напряженное молчание. Потом Алексия широко улыбнулась. Приятно хотя бы для разнообразия видеть, как кто-то имеет мужество ей возразить или по крайней мере постоять за себя. Комиссар, конечно, ошибался, но Алексия находила, что он все больше ей нравится.

– Что ж, – дружелюбно заметила она, – Санджай Пател наверняка согласился бы с вами. Но он повесился в камере на Рождество 2008 года. С тех пор его сторонники винят меня в его смерти.

Если она и испытывала угрызения совести или сожаления, то ничем это не выказала. Сэр Эдвард Мэннинг тридцать лет работал с политиками, но редко видел кого-то столь бесчувственного и безжалостного.

– Я прав, утверждая, что Пател неизменно заявлял о своей невиновности? – спросил Грант.

– По моему опыту осужденные преступники всегда так поступают.

– Да. Но в случае с Пателом доказательства считались крайне неубедительными.

– Считались? Кем? «Дейли мейл»?

Сейчас сэр Эдвард словно наблюдал бой на шпагах, в котором оба противника были непревзойденными мастерами.

– Разве Пател не был осужден исключительно на основании показаний Хана? Ни анализ ДНК, ни отпечатки пальцев – ничего не связывало Патела с торговлей наркотиками.

– Очевидно, присяжные посчитали доказательства достаточными. И не мне, а тем более не вам, комиссар, сомневаться в их приговоре.

– Разумеется, министр внутренних дел. Подобные вещи должен решать суд. Только в случае с Пателом не было подачи просьбы о досрочном освобождении.

– Не было.

– Из-за вашей реформы?

– Из-за реформ, переданных в законодательство большинством членов парламента при дружной поддержке британского народа, – улыбнулась Алексия. – Есть ли смысл в этом разговоре?

– Только тот, что мы считаем сторонников Санджая Патела истинной потенциальной угрозой вашей безопасности. Отныне мы будем относиться к ним как к любому террористическому выступлению против министерства внутренних дел или против вас лично.

– Хорошо, – серьезно кивнула Алексия. Словесный поединок закончился. Комиссар сделает, как сказал.

– А как насчет Уильяма Хэмлина?

– Мы за ним проследим. Как только найдем. Хэмлин и Дрейк интересуют нас больше всего. Будем держать вас в курсе.

– Пожалуйста. И если можно, расследуйте отравление Дэнни.

Комиссар, похоже, не сразу понял, о чем идет речь.

– Дэнни?

– Наша такса. Понимаю, что это могло быть несчастным случаем. Но он был таким чудесным песиком. Я бы хотела знать, что произошло.

Сэр Мэннинг проводил комиссара в вестибюль, где поговорил с ним с глазу на глаз:

– Вы действительно считаете, что сторонники Патела так опасны?

– Да, особенно Гилберт Дрейк при определенных обстоятельствах. А могут быть и другие. Некоторые анонимные письма, полученные ею в прошлом году, достаточно недвусмысленны. Кроме того, написать что-то на бумаге или сказать по телефону – это совершенно разные вещи.

– А американец?

– Безвреден. Но я хотел кое-что у вас спросить, Эдвард. Не для передачи.

– Да?

– Эта история с собакой. Перед министром внутренних дел я делал вид, что это сущие пустяки. Не стоит создавать лишний ажиотаж. Но мне это не нравится.

– И никаких следов?

– Нет. Что вы знаете о ее семейных отношениях?

– Не так много, как хотелось бы, – откровенно признался сэр Эдвард. – Миссис де Вир, к сожалению, закрытая книга. По слухам, там какие-то неприятности с дочерью. Очевидно, она ненавидит мать, но это может быть преувеличением. Она по-прежнему живет в доме. Комиссар Грант задумчиво потер подбородок.

– И собака тоже. Жила.