Текст книги "Сидни Шелдон. Узы памяти"

Глава 15

Рокси де Вир оглядела в зеркале свое обнаженное тело и нахмурилась. Небольшая выпуклость чуть ниже талии беспокоила ее.

«Я толстею. Если чуть сильнее выпятить живот, я буду выглядеть беременной».

Она попыталась выпятить живот, подвинувшись на край кресла, специально сконструированного физиотерапевтами в «Гайс-хоспитл» так, чтобы она могла сама принимать душ. Повернувшись боком, девушка погладила свой вздутый живот.

– Только на это я и способна, – сказала она. – Матерью мне никогда не быть.

В эту минуту ненависть Рокси к матери была вполне осязаемой, плюшевым мишкой, которого можно было прижать к груди и понянчить. Иногда же ненависть была тяжкой. Как каменное ядро, прикрепленное к ее кандалам. Когда-нибудь она сделает это – швырнет камень в океан жалости к себе и утопит. И тогда ее мать сильно пожалеет.

Пожалеет ли? Рокси больше ничего не понимала.

Знала только, что Эндрю Бизли – единственный мужчина, которого она будет любить до конца жизни. И что из-за матери Эндрю больше не с ней.

Добравшись до спальни, Рокси оделась. Это занимало много времени, но благодаря изобретательности медиков и сотням тысяч фунтов, вложенным отцом в решение проблемы, Рокси могла все делать самостоятельно.

– Вы вполне могли бы жить одна, – повторяла Мария, главный физиотерапевт Рокси. – Купите себе квартиру. Вовсе не обязательно жить в этом доме, если не хотите.

Но Рокси отвечала, что остается в Кингсмире ради отца.

– Мамы почти никогда не бывает дома. Дорогой папочка отчается, если останется совершенно один.

Но настоящей причиной было желание сделать назло матери. Как бы сильно Рокси ни ненавидела жизнь под одной крышей с Алексией, она знала, что Алексия ненавидит это еще сильнее.

«Почему эта сука должна жить мирной счастливой жизнью с папой после того, что сделала со мной? Она должна быть наказана. Это ей следовало страдать».

Рокси связала белокурые волосы в хвост и нарумянила щеки. Несмотря на искалеченное тело, она по-прежнему красива.

Скоро парламентские каникулы. Семья, как всегда, отправится в Мартас-Вайнъярд, а Алексия при необходимости будет летать в Лондон и обратно.

Ах, если бы только она смогла найти способ по-настоящему ранить Алексию! Единственное, о чем та заботится, – это ее карьера. Черт возьми, именно ее Алексия и должна потерять!

К несчастью, мать Рокси обладала почти сверхъестественным даром выживания в политике.

Но все же… Когда-нибудь…

Сидя в кабинете своего лондонского дома, Алексия перелистывала переданное сэром Маннингом досье. Она затребовала информацию только вчера, но Эдвард, со своей типичной предусмотрительностью, положил досье ей на стол в восемь утра. Досье оказалось куда толще и подробнее, чем она ожидала.

– Вы взяли это в госдепартаменте США? – спросила она.

– Я получил его из надежного источника, министр внутренних дел.

– И больше никто не знает, что я его затребовала? Вы не обсуждали это с комиссаром Грантом?

Сэр Эдвард принял оскорбленный вид.

– Вы же просили об этом, министр внутренних дел. Конечно нет.

«Возможно, я не права, не доверяя ему? – подумала Алексия. – Он предан министерству, пусть и не мне лично. Пока я не добьюсь того, чтобы наши интересы совпадали, Эдвард будет полезным союзником».

– Уверены, что хорошо себя чувствуете, Эдвард? – спросила она, откладывая доклад. – Выглядите так, будто у вас что-то болит. Грудь?

Сэр Мэннинг запоздало сообразил, что снова хватается за рану. Вчера ему пришлось трижды сменить рубашку, и он пожирал таблетки ибупрофена горстями. Вчера приезжал Сергей Милеску спросить о «прогрессе». Он настоял на сексе, что стало истинной пыткой для Эдварда, и ушел с невысказанной угрозой насилия, тяжело повисшей в воздухе.

– Мои друзья не слишком терпеливые люди, Эдди. Они ждут результатов.

– Но я даже не знаю, что искать, – взмолился сэр Эдвард. – Мне нужно время. Нужно влезть к ней в доверие. Неужели не можешь им объяснить?

Сергей пожал плечами:

– Не мои проблемы. Скоро увидимся, Эдди.

Сэр Эдвард глянул на Алексию:

– Небольшой инцидент. Упал с велосипеда по пути на работу.

– Когда? – ужаснулась Алексия. – Но почему ничего не сказали? Вам нужно ехать домой и отдохнуть.

– Ни к чему, министр внутренних дел.

– Необходимо. Вы уже не так молоды, Эдвард. Подобные вещи нужно принимать всерьез.

– Всего несколько царапин и синяков. Я вполне способен работать.

Алексия покачала головой.

– Слышать ничего не хочу. Я сама сегодня днем работаю дома. Так что вам нет никакой необходимости оставаться здесь. Поезжайте домой. Сейчас прикажу своему водителю вас отвезти.

Перечитывая дома оставленное Эдвардом досье, Алексия гадала, действительно ли ее секретарь лег в постель или прокрался обратно в офис, чтобы поработать. Карьерные государственные служащие вроде сэра Мэннинга, «лайферы»[7]7
  Lifers – приговоренные к пожизненному заключению (англ.).


[Закрыть], как их называли в парламенте, почти все были трудоголиками, одержимыми работой и перипетиями вестминстерской жизни.

Но она быстро забыла об Эдварде, погрузившись в чтение.

«Результаты осмотра психиатра. Конфиденциально».

Больной: Уильям Хэмлин.

Пациент проявляет классические симптомы паранойяльной шизофрении, включая бред и слуховые галлюцинации, которым часто дает толчок телефон или телевизор. Он настаивает на том, что слышит определенный голос: классическая доминантная негативная галлюцинация, объединяющая критические комментарии со специфическими инструкциями пациенту. Периодически он описывает голос как женский. (Мать? Умерла, когда пациент был ребенком. Пациент ссылается на то, что его забросили и предали.) Одержим мыслями о женщинах в основном не сексуального, а ориентированного на семью характера. Пример: острое беспокойство о дочери. Его развод тоже кажется скрытым фактором в его бредовом мышлении и психозе. Хотя отношения с бывшей женой считаются хорошими.

Перемежающаяся депрессия, но без мысли о самоубийстве. Тенденций к насилию не отмечается. Очень ограниченная агрессия.

Состояние пациента вполне управляемо с помощью медикаментов и домашнего ухода. При условии, что он будет эти медикаменты принимать. Атипичные антипсихотики крайне эффективны в лечении этого пациента. Особенно геодон (зипрасидон). К сожалению, пациент не принимает медикаменты систематически. Пристрастие к алкоголю только усугубляет ситуацию».

Доклад был составлен и подписан полтора года назад. Алексия читала и перечитывала его несколько раз, пытаясь соотнести исковерканную внутреннюю жизнь Хэмлина с тем, что было написано, с тем, что проглядывало между строк. Кто этот человек, который ее искал? И чего хочет от нее?

«У него близкие отношения с женщинами, женой и дочерью, но именно в женщинах коренится причина его умственной нестабильности. Он считает, что женщины бросили его и предали. Но в нем нет гнева и склонности к насилию. Он слышит голоса, пугающие голоса».

Алексия улыбнулась.

«Полагаю, в этом у нас много общего. Только мои голоса реальны. Никакие дозы зипрасидона не заглушат их».

Собственно говоря, все, что она читала в досье сэра Эдварда, подтверждало мнение комиссара Гранта. Уильям Хэмлин не травил собаку. И явно не желал Алексии зла.

Но все же мысль о том, что он скитается где-то в Англии, ищет ее, пытается выследить, была неприятна. Комиссар так и не смог его выследить.

– С психически больными людьми всегда сложно. Если они не ищут помощи, быстро уходят с экрана радара. Турист без медицинской страховки, без определенного адреса, без полиса национального страхования, Хэмлин – просто призрак, – утверждал он.

Алексия де Вир боялась призраков.

Пора проверить, насколько далеко может зайти преданность сэра Эдварда Мэннинга.

Джеймс Мартин, глава по связям с общественностью на Даунинг-стрит, схватился за голову.

– Насколько все плохо, Джеймс? Только честно? – спросил Уитмен.

– Честно, премьер-министр? Очень. Мне не хочется употреблять слово «несчастье», но…

Мужчины сидели за круглым столом для совещаний, заваленным горой газет. Заявление Алексии по поводу дела сельскохозяйственных рабочих вызвало вой либеральной прессы, а также разожгло огонь под новыми сторонниками правого крыла в британской публике, подогревая расистское насилие и брожение в народе, в масштабах, не виденных со времен знаменитой речи Эноха Пауэлла «Реки крови» в шестьдесят восьмом.

– Грабеж в Бернли, попытка поджога предприятия, которым владеют мигранты в Дувре, и яростные протесты в доках Саутгемптона. Британская Национальная партия призывает к одновременным массовым митингам в Лондоне, Манчестере и Бирмингеме в субботу под лозунгом: «Возродим Британское движение».

– Иисусе! А что пишут в газетах?

– Ничего такого, что бы вы хотели услышать. «Гардиан» называет Алексию «оторвавшейся пушкой»[8]8
  Идиома относится к тем временам, когда не имевшие лафета корабельные пушки срывались с канатов и бесконтрольно катались по палубе, грозя причинить немалый ущерб. В переносном смысле – психопат, слетевший с катушек.


[Закрыть]. «Таймс» спрашивает, уж не министерство ли внутренних дел управляет страной, а «Инди» считает, что министр внутренних дел должен быть привлечен к суду за призывы к расовой ненависти. Зато «Сан» признает Алексию героиней. Да и карикатура из «Телеграфа»…

Джеймс придвинул боссу соответствующую страницу, на которой Алексия де Вир, одетая леди Британией, сидела на троне, а у ее ног пресмыкалась комнатная собачка с лицом премьера. Алексия протягивает Генри кость с надписью «Европейский союз». Подпись гласила: «Погрызи это, мальчик».

– Я думал, вы потребовали, чтобы она несколько смягчила тон заявления.

– Так и было, – мрачно буркнул Генри Уитмен.

– Так дальше продолжаться не может, премьер-министр. Нужно, чтобы все увидели, как вы наводите порядок.

– Утром полечу в Бернли. Можете сегодня в шесть вечера устроить пресс-конференцию?

– Конечно. Но предлагаю устроить ее прямо сейчас, как можно скорее. И не нужно, чтобы министр внутренних дел прибыла туда первой.

Сидя в машине, Алексия взяла трубку.

Она ожидала, что премьер-министр будет зол. Но не настолько же!

– Я говорил вам, настоятельно советовал изменить тон заявления.

– И я изменила.

– Всего одно слово! Видели, что творится по всей стране! Это чрезвычайная ситуация! Могут погибнуть люди!

– Люди рассержены, Генри, – холодно отпарировала Алексия, – и я их не осуждаю. Британский народ устал быть заложником банды наглых иммигрантов, которые высасывают у нас деньги и мочатся на наш флаг. Я выступаю от лица простых избирателей.

– Чушь собачья! Вы пытаетесь набрать личный политический капитал. Если собираетесь вступить в борьбу за власть с коллегами из кабинета, делайте это не столь публично.

– Но, Генри…

– Молчать!

Генри впервые повысил на нее голос.

– Вы ничего не скажете! Ясно? Ничего! Ни мне, ни прессе, никому. Сидите тихо и позвольте мне уладить весь этот кошмар. Мы поняли друг друга?

Алексия молчала.

– Имеете вы представление, Алексия, сколько человек требуют вашей отставки?

Раздражение премьера было ощутимым.

– Под каким давлением я нахожусь, пытаясь сохранить вам место?

– Понятия не имею! – вызывающе бросила Алексия. – И мне все равно!

– А стоило бы встревожиться! Помните, Алексия, меня тоже можно довести до точки.

– Да, Генри. Но возможно, и вам стоит это помнить.

Она первая повесила трубку. Эдвард, сидевший рядом, заметил, как дрожат ее руки. Неясно, от страха или гнева…

– Могу я помочь, министр внутренних дел?

– Нет, спасибо, Эдвард, все в порядке.

Они ехали молча, а когда свернули на Эмбанкмент, движение стало не таким оживленным. Через несколько минут они будут на Парламент-сквер.

– Еще одно, Эдвард. Это насчет досье, которое вы мне дали вчера вечером. На нашего друга Хэмлина. Американца.

Сэр Эдвард насторожился. Премьер-министр, очевидно, только сейчас задал жестокую выволочку миссис де Вир. Ее карьера висит на волоске из-за скандала с иммигрантами. И все же она тревожится из-за какого-то безвредного психа.

«Почему?»

– А что с ним, министр?

– Ну… полиция безуспешно пыталась его найти. Я задавалась вопросом, знаете ли вы… альтернативные каналы?

– Понятно.

– Мне бы хотелось его разыскать.

Сэр Эдвард помедлил, словно собираясь задать вопрос, но тут же передумал.

– Конечно, министр внутренних дел. Считайте, что дело сделано. О Господи!

На Парламент-сквер царил хаос. Там толпились группы обозленных протестующих всех партий с плакатами, выкрикивавших лозунги. Снимки Алексии держали отдельно, словно иконы, как сторонники, так и противники. Одна компания, в основном мужчины восточно-европейского происхождения, пририсовали к голове министра рога дьявола. Сквозь тонированные стекла «даймлера» Алексия слышала оскорбления как английские (расистская сука), так и пропитанные ненавистью ругательства на славянских языках.

– Поезжайте вокруг, – велел сэр Эдвард. – Мы пройдем через задний вход.

– Ничего подобного, – отрезала Алексия. – Остановитесь здесь.

И прежде чем сэр Эдвард успел удержать ее, она открыла дверь и вышла.

– Министр внутренних дел, – окликнул он, но она не обернулась. Как только люди поняли, кто перед ними, разразился настоящий ад. К счастью, поблизости оказались двое полицейских, вставших по обе стороны от Алексии, но они мало что могли поделать с натиском напиравших людских масс.

Второй раз за этот день Алексия испугалась. Звонок премьер-министра вселил в нее страх, хотя она этого не выказала ни Генри Уитмену, ни своему секретарю.

«Никогда не показывай слабости. Никогда не отступай». Загнанная в угол, она дралась еще яростней. Теперь она понимала, что сделала ошибку, выступив с заявлением, но никогда не признается в этом. Особенно сейчас, когда ставки так высоки. Она должна казаться сильной в глазах Даунинг-стрит, в глазах кабинета, в глазах всех. Сила – вот главный конек Алексии де Вир.

Но это совсем другое. Это физический страх. Она поддалась порыву, выскочила из машины, и это тоже было ошибкой.

«Стоило послушаться Эдварда и войти через черный ход. Кругом опасность».

Сообразив, что ее, должно быть, фотографируют, она держала голову высоко, пробираясь через разъяренную толпу, где почти не было женщин. Но она боялась. Близость мужчин вселяла неприятное чувство. Вселяла унизительный страх. Алексия ощущала несвежее, испорченное горечью обид дыхание, и ей стало нехорошо.

Но тут кто-то неожиданно схватил ее за руку и потащил вперед. Она не видела спасителя, но знала, что тот ведет ее к служебному входу для членов парламента и правительства. К безопасности.

«Кто-то из охраны. В следующий раз я должна быть более осторожной».

Расслабившись, она позволила подтащить себя ближе, отвернулась от злобных лиц, окружавших ее со всех сторон, и сосредоточилась на видневшейся впереди двери. Наконец опасность осталась позади. Сзади выстроилась стена из полицейских, оттесняя протестующих. Рука, сжавшая ее запястье, разжалась, и Алексия впервые глянула в глаза своего спасителя.

– Вы! – ахнула она.

– Я.

Билли Хэмлин улыбнулся. И сказал два слова, которые Алексия уже не думала услышать. Два слова, мгновенно вернувшие прошлое. Наполнившие ее сердце безграничной, беспредельной тоской.

– Привет, Тони.

Часть 3

Глава 16

Тони Гилетти думала, что исчезнуть будет трудно. Но на самом деле это оказалось пугающе легко. Через несколько дней после суда над Билли она вылезла из окна спальни, пока еще не рассвело, и побежала. Бежала и бежала без оглядки. А когда окончательно задохнулась, остановилась, стала ждать. Наказания. Того, что отец явится за ней. Или ее друзья. Или полиция. Или адвокаты Билли, уже работающие над апелляцией. Правда обязательно ее догонит, верно ведь? Ее потащат в тюрьму и оставят там гнить.

Но ничего не случилось. Ни передач по телевидению, ни дорогих частных детективов у нее на хвосте. Никто не приходил за Тони. Оказалось, никому она не нужна.

Нет, не совсем. Единственный человек, кому она нужна, пожертвовал ради нее свободой и позволил заклеймить себя званием убийцы, а Тони за это пообещала выйти за него, отдать ему жизнь. Точно так же, как он отдал ей свою. Глаз за глаз.

Но когда дошло до дела, Тони не смогла. Не смогла положить жизнь на алтарь юношеской ошибки. Ни ради Билли Хэмлина. Ни ради кого другого. Как только она поняла это, остальное стало ясным. Ей ничего не оставалось, кроме как бежать.

Первые два года она провела в мекке потерянных душ – в Лас-Вегасе. Невада была словно другой планетой, жаркой, сухой, бездушной и бессонной, таким же подходящим местом, чтобы в нем затеряться, как всякое другое. Шел семьдесят пятый год, бизнес процветал, каждый месяц из земли вырастали новые отели и казино, как огромные бетонные морские змеи, поднимавшиеся из воды. Работы было полно, и никто не интересовался твоим прошлым. Если и существовало такое место, где можно переродиться и стать другим человеком, – это Лас-Вегас середины семидесятых.

Тони Гилетти так и сделала. Взяла новое имя: Алексия Паркер (ее лучшую подругу в школе звали Алексией, и она всегда любила это имя. Фамилия Паркер часто встречалась и казалась вполне реальной). Начала работать барменом. У нее не было документов и номера социального обеспечения, но наниматели в Вегасе были рады платить наличными. Алексия Паркер была сексуальной цыпочкой, которую любили посетители. Кроме того, она оказалась трудолюбивой и надежной, что абсолютно устраивало владельцев клубов. Сексуальные цыпочки были в Вегасе по тринадцать на дюжину, но Алексия Паркер сочетала свою идеальную внешность с полной трезвенностью и мало того что не пила, но и не употребляла наркотиков. А это встречалось куда реже. Кроме того, она, похоже, приняла обет целомудрия и никогда не встречалась с посетителями или другими служащими бара.

Тони Гилетти обожала развлекаться. Но Тони Гилетти умерла. Алексия же вся была в работе. Через два года она скопила достаточно, чтобы продержаться во время учебы в колледже. Она собралась поступать в Калифорнийский университет, намереваясь специализироваться в политических науках.

К несчастью, в отличие от владельцев бара в Вегасе, университет требовал бумаги. У Алексии Паркер не было ничего. Даже свидетельства о рождении. Возникла проблема. И она решила ее, нарушив обет целомудрия. Перебралась в Лос-Анджелес, где соблазнила Дуэна из офиса Социального обеспечения на бульваре Санта-Моника.

– Меня могут уволить за это! Посадить, – стонал Дуэн, впечатывая фальшивые данные Алексии в официальные бланки, пока та умело делала ему минет под столом.

– Меня тоже, – бросила та, выплюнув дергающийся «петушок» Дуэна, как цыпленок – противного червяка. – А это означает, что мы должны оба хранить тайну, верно?

– Что ты делаешь? Не смей останавливаться!

– Я сказала, мы оба станем хранить тайну, верно Дуэн?

– Конечно, конечно! Ты своего добилась. Я никому не скажу. Только пожалуйста, пожалуйста, не останавливайся!

Алексия покинула офис Дуэна с новехонькой картой социального обеспечения и свидетельством о рождении, выданным задним числом. Результаты Академического оценочного теста[9]9
  Тест для приема в высшее учебное заведение США – SAT.


[Закрыть] она подделала сама.

Алексия не считала себя нечестным человеком. Она просто делала то, что должна была. Смотрела только вперед, никогда не оглядывалась, решала проблемы по мере их возникновения, используя природный талант к актерской игре и мимикрии, чтобы стать совершенно другим человеком.

«Первое правило политика – будь прагматиком».

Всего два года спустя Алексия, трудившаяся, как вол, с отличием окончила университет и села в самолет до Лондона. Делать политическую карьеру в Вашингтоне не было никакой возможности, прошлое обязательно вернется, чтобы преследовать ее. Но теперь политика была в ее крови. Пришло время начать новую главу жизни.

Алексия вышла в аэропорту Хитроу. Ни друзей, ни связей, и двести фунтов в кармане.

Ей было двадцать три года.

Билли снова сжал ее руку:

– Пожалуйста, Тони, мне нужно с тобой поговорить.

Алексия вырвала руку. Сердце ее колотилось.

– Боюсь, вы ошиблись. Я не знаю никакой Тони. Простите.

Вход был всего в нескольких футах. Она рванулась к нему, опасаясь за свою жизнь. Но Билли догнал ее и стиснул запястье.

– Тони! Ради Бога, это я. Билли.

Алексия смотрела в его глаза, полные смущения и отчаяния.

«Что ты здесь делаешь, Билли? Неужели не понимаешь? Тони мертва. Умерла много лет назад. Теперь я Алексия. Совершенно другой человек, феникс, возродившийся из пепла погубленной жизни. Я не могу позволить тебе снова утащить меня в прошлое».

– Отпустите меня.

– Я знаю, ты занята.

Глаза Билли наполнились слезами.

– Но это важно. Вопрос жизни и смерти. Моя дочь в страшной опасности.

– Отойдите, сэр.

Полицейскому наконец удалось оттащить Билли. Пьянея от облегчения, Алексия едва не упала в обморок. К счастью, сэр Эдвард появился вовремя и помог ей войти в здание.

– Все в порядке, министр внутренних дел?

Алексия кивнула. Ее все еще трясло. Из-за закрытой двери доносились вопли Билли. Сэр Эдвард тоже их слышал.

– Тони, пожалуйста! Это моя дочь! Моя дочь! Почему ты это делаешь? Я знаю, кто ты!!!

Они ждали, пока шум уляжется и станет тихо. Потом сэр Мэннинг сказал:

– Думаю, нам надо поговорить, министр внутренних дел. Вы так не считаете?

Они ретировались в личный кабинет Алексии. Сэр Эдвард закрыл и запер дверь.

– Это был он, верно? Уильям Хэмлин?

– Думаю, да, – кивнула Алексия.

– Он узнал вас. Вы знали друг друга.

Алексия смотрела в окно, поверх головы сэра Эдварда. Две баржи медленно плыли по Темзе. Так лениво и безмятежно, как пара дремлющих лебедей.

«Это реальность. Лондон. Парламент. Моя жизнь с Тедди. Настоящее. Я Алексия де Вир. Я министр внутренних дел Англии. Прошлое осталось позади».

Только прошлое не осталось позади. Оно было там, на Парламент-сквер, схватило ее при свете дня, требуя, чтобы его услышали. Угрожало всему, чем она стала, всему, ради чего работала.

– Министр внутренних дел?

Голос сэра Эдварда вернул ее к реальности.

– Каковы ваши связи с Уильямом Хэмлином?

– Между нами нет ничего общего, Эдвард.

– Не верю, – отрезал секретарь. – То, что вы расскажете мне, не выйдет за эти стены. Но мне нужно знать, что происходит. Иначе я не могу выполнять свои обязанности.

Мысли Алексии были в смятении.

Может ли она ему довериться?

Есть ли у нее выбор?

– Когда-то в детстве мы немного знали друг друга. И все. Я не видела Билли почти сорок лет.

– И все же предпочли не делиться с полицией этой информацией. Почему?

– Потому что я родилась и выросла в Соединенных Штатах. Никто в Англии этого не знает: ни пресса, ни партия, ни даже мои друзья. И я бы хотела, чтобы все оставалось по-прежнему.

Сэр Мэннинг попытался осознать услышанное. Воистину открытие. Сделать такую потрясающую карьеру в политике и при этом успешно скрыть большой отрезок прошлого – настоящий подвиг.

– Могу я спросить, почему вы решили это скрыть? В конце концов быть американкой – вовсе не преступление.

– Совершенно верно. Но я не американка. Отказалась от гражданства много лет назад, еще до выборов в парламент. Вся моя взрослая жизнь прошла в этой стране. И я считаю себя англичанкой. Меня никогда не спрашивали о моем детстве, кроме как в самых общих чертах. Вопрос никогда не возникал, и это все.

– Но возник сейчас.

Алексия вздохнула:

– Да. В ту ночь, в Кингсмире. Человек на пленке с камеры. В нем было что-то знакомое. Сначала я не могла понять, что именно. Но потом вспомнила.

– Вы узнали Хэмлина?

– Нет, не определенно. Я понятия не имела, что это он. Не была уверена, так как не видела его с детства. Но едва комиссар Грант упомянул его имя…

Она не договорила.

– Вы знаете, что он сидел в тюрьме?

– Да, – кивнула Алексия, немного поколебавшись. – Тогда подробности были во всех газетах.

– О ребенке, который утонул.

– Да.

Алексия вздрогнула. От одного слова «утонул» кровь стыла в жилах.

– Но я не знаю, что случилось с ним потом. Его бред, галлюцинации, душевная болезнь… все такое.

– Как по-вашему, почему Хэмлин хочет поговорить с вами?

– Понятия не имею. Вы видели его досье. У него финансовые проблемы, да еще и душевная болезнь.

Сэр Эдвард задумался. Он действительно что-то читал о банкротстве. О том, как автомастерская Хэмлина разорилась во время кризиса.

– Считаете, что он охотится за деньгами?

Алексия пожала плечами:

– Я уже сказала, что понятия не имею.

– Вы были любовниками? – в упор спросил сэр Эдвард. Алексия на мгновение растерялась.

– Я… мы… какое это имеет значение? Ради всего святого, с тех пор прошло сорок лет!

– Все это может иметь значение. Хэмлину известно нечто такое, чем он может вас шантажировать?

Алексия отвела глаза:

– Нет.

Она метнула на секретаря взгляд, способный заморозить пламя.

– Наркотики?

– Нет! То есть иногда покуривали травку. Но это были шестидесятые, не забывайте!

Она нервно провела рукой по волосам:

– Послушайте, когда комиссар Грант подтвердил, что на пленке – Билли Хэмлин, меня разобрало любопытство. Не более того. Поэтому я и затребовала его досье. Но прочитанное расстроило меня. Очевидно, Билли нездоров. Он шизофреник, у него случается странная одержимость знаменитыми людьми. И вдруг он появляется здесь, в Англии? И ведет себя крайне непонятно и агрессивно по отношению ко мне. Мне это не нравится.

– Мне тоже, министр внутренних дел, – с чувством выпалил сэр Мэннинг. – Мне тоже.

Снова воцарилось молчание.

С одной стороны, Алексия сказала Эдварду правду. Она не знала, чего хочет от нее Билли Хэмлин. Он упоминал о том, что его дочери грозит опасность, но, если верить отчету психиатра, для таких больных характерно слышать неизвестно откуда исходящие угрозы близким. А может, ему в самом деле потребовались деньги. Кто знает?

Зато Алексия твердо знала, что не позволит Билли уничтожить ее жизнь. Она так упорно трудилась ради карьеры и замужества, а теперь ей угрожает призрак из прошлого, прошлого, к которому она теперь не имеет отношения. Ни за что, пока она еще живет и дышит.

Кроме того, девушка, которую искал Билли, уже мертва.

Алексия де Вир похоронила Тони Гилетти много лет назад.

– Эдвард?

– Министр внутренних дел?

– Хотелось бы, чтобы вы от него избавились.

Волосы на загривке Эдварда встали дыбом. Он глянул на босса новыми глазами.

«В ней есть решимость, жестокость, которые я недооценил. Она грязно дерется. Привыкла выживать в любых обстоятельствах. Совсем как я».

Что кричал Хэмлин, когда полиция его оттаскивала? «Я знаю, кто ты».

Жаль, что сэр Мэннинг не может сказать того же. Не в малой степени потому, что его собственное выживание теперь может от этого зависеть. Он вспомнил о Сергее Милеску и безымянных людях, которые ему платят. Вспомнил резкую боль в груди, когда нож прорезал кожу, холодный ужас человека, привязанного к собственной кровати, беспомощного при виде лезвия, нависшего над гениталиями. Вспомнил видеокамеру и гнусные извращенные мерзости, которые Сергей заставлял его делать.

У Эдварда были свои тайны.

Несколько напряженных секунд министр и его секретарь рассматривали друг друга, как две пустынные ящерицы. Немигающие, холоднокровные и неподвижные, как статуи. Каждый пытался разгадать намерения другого. Партнеры ли они в охоте на Хэмлина? Или один из них – хищник, другой – добыча?

– Да, министр внутренних дел, я могу от него избавиться. Если именно этого вы хотите.

– Именно этого, Эдвард. Именно этого.

– Тогда считайте это сделанным.

Он встал и пошел к выходу, но у самой двери обернулся:

– Всего один маленький вопрос, министр. Я слышал, как Хэмлин называл вас «Тони». Почему?

– Прозвище, которое было у меня в детстве, – не колеблясь, ответила Алексия. – Честно говоря, я сама не помню. Так странно слышать его снова после стольких лет.

– Могу представить…

Дверь за ним закрылась.

Все было кончено очень быстро.

Ни адвокатов, ни телефонных звонков, ни появлений в суде, ни апелляций. После того как Алексия де Вир отказалась видеть его, полиция бросила Билли в фургон вместе с шестью другими участниками демонстрации, а после заперла в камере вестминстерского полицейского участка. Через несколько часов за ним прибыл модно одетый мужчина.

– Мистер Хэмлин, произошло недоразумение. Вы можете пойти со мной.

Незнакомец казался дружелюбным и добрым. У него была речь человека образованного, и он носил прекрасно сшитый костюм. Билли чувствовал себя в полной безопасности, садясь в машину с водителем. Очевидно, он решил, что его везут прямо в министерство внутренних дел, но как только дверь машины захлопнулась, Билли связали и сделали укол снотворного. Он смутно сознавал, как его переносят из одной дорогой машины в другую, безликий белый фургон, направлявшийся в Хитроу. Сон застилал ему глаза и мозг. Он почти не помнил, как у него забрали паспорт, унесли и вернули со зловещего вида черными штампами на последних страницах. Он был без багажа, но его проводили в самолет авиалиний «Вирджин Атлантик», усадили, а он из последних сил боролся со сном. Самолет тем временем взмыл в серое, дождливое небо.

Проснулся он в Нью-Йорке. Без денег и вещей, выброшенный на американскую землю, как никому не нужная посылка, возвращенная отправителю. Так и не пришедший в себя Билли уселся на скамейку и поискал мобильник.

«Исчез».

Нет! Он не мог пропасть! Что будет, когда позвонит голос? Кто ответит? Билли затрясло. Почему Алексия не выслушала его? Почему он не заставил ее выслушать? Он все испортил. Теперь будет кровь, еще больше крови. И эта кровь на его руках. Он заплакал.

– Мистер Хэмлин?

Билли поднял усталые глаза.

И не сопротивлялся, когда сильные руки схватили его и унесли.