Текст книги "Дети заката"

Долго заставлял себя задремать, прикрыл глаза. Вот уже и дрёма начала потихоньку сворачивать мысли, как бы туманом потянуло. Звон в ушах какой-то вдруг появился. И снова почти забытый образ перед ним, сначала девочки, потом девушки.

– Берегиня… – прошептал Дмитрий. – Ты пришла! Я так ждал тебя…

– Да, это я, и сейчас буду говорить с тобой. Ты можешь задавать мне вопросы. Но я думаю, они не потребуются, потому как вскоре ты меня не во сне увидишь, а воочию: я уже пришла в твой мир, я рядом. Ты всё-таки вынудил Невзора сказать тебе правду. Я запрещала ему, так как ты не готов ещё к этому, но раз случилось, так случилось… Это отец мой. Что нам делать и как – я ищу сейчас ответы на все эти вопросы. Я не думала, что мир ваш так жесток и так отличается от нашего времени. Нам надо собрать наших людей, нужно искать выход, Дмитрий. Иначе все, кто пришёл в ваше время, погибнут, не смогут выжить. Вы совершенно другие. Вы потеряли то, что дала вам природа, например, способность находиться здесь и теперь, когда вам это надо, а значит, стали уязвимыми для сил зла и, сами не понимая, подражаете этим силам, тем самым укрепляете могущество их. И у наших людей это есть, потому что не могут быть все идеальными. Вот они первыми и погибнут. Их просто сломает ваше время, превратив в ничтожество, в рабов. Хотя все они в нашем времени не признавали ни рабства, ни какого-либо ущемления их воли. По воле Даждьбога мы вернулись из небытия в ваше время. В этом есть урок наш и ваш. Каким он будет, пока неведомо, но не зря мы здесь.

– Но послушай, ведь это всего-навсего сон, который я большей частью забуду утром при пробуждении. Мне приятно общаться с тобой, Берегиня, и я искренно верю, что ты спасла меня тогда, на пожаре. Но это лишь сон, от которого, если я не забуду его, утром останется одно щемящее чувство, что ты только плод моих сновидений.

– А это не сон – это видение, Леший.

– Но я так хочу, чтобы ты была настоящая, а никакая не эфирная, воздушная женщина…

– А я не женщина – я дева!

– Но утром опять тебя не будет, так как тебя просто нет. Ты мой вымысел, от которого, если верить всему этому, можно сойти с ума…

Она молча слушала его и, наверное, улыбалась, так как лица её Дмитрий не видел, но чувствовал. Она сидела в ногах его постели, повернувшись к нему спиной, он видел, как вздрагивала её спина. В какой-то момент он поймал себя на мысли, что он не спит и это происходит с ним наяву. Ведь он свободно отвечал ей, не как во сне. Во сне оно всё по-другому. Если хочешь что-то сказать, то часто не можешь, потому как язык твой становится чужим, и получается от усилий твоих одно непонятное мычание, словно ты немтырь.

А здесь речь его течёт плавно, словно мысли. Может, это и есть мысли…

– И с Невзором, Берегиня, я разберусь, кто он и как… Только вот почему именно мне нужно во всём этом разбираться, если даже допустить, что и ты и Невзор правы? Почему выбор пал именно на меня? Или я не такой, как другие? Чем я лучше или хуже всех? Что во мне есть такое, что привело вас ко мне? Я уже думал о том, что Невзор появился не случайно именно здесь, хотя я сам привёл его в свой дом. Потому как во сне ты это мне сказала. Ты, наверное, причастна к этому, если верить всему, что ты говоришь.

– Ты прав, Дмитрий, я сделала так, чтобы ты отца увёл к себе. Он плохо перенёс переход.

– А разве такой есть?

– Много чего есть на свете, чего даже ты со своими знаниями не можешь предположить. Вы всё забыли за тысячу лет. Нет, вы не поглупели – вы разучились понимать мир, который вас окружает. У вас осталась память от рождения только искать материнскую грудь, и то это в первый свой час рождения. А потом вас уже начинают приучать к другому образу жизни, к бутылочке молока, к резиновой пустышке, чтобы вы сопели и не плакали, в то время как вам нужна грудь матери с молоком, с которого вы начали бы познавать мир, мир человека! Ведь вместе с материнским молоком вы познаёте нежность, добро, любовь и сострадание. А это главная, коренная основа человека. Потому как молоко матери даёт силы взрасти не только вашему телу, но и вашей душе, стать ей более чувствительной и тонкой. И чувствовать не только свою беду и радость, но и боль окружающих. Но вам вместо молока матери кладут бутылку с коровьим молоком. И вы начинаете познавать мир скота – вот откуда в вас жестокость и вседозволенность размножения. И от этого же неприятие небесных сил, дающих вам знания, которыми обладают многие наши люди. А все искусственные заменители молока убивают в вас волю с раннего детства, с колыбели. И потом, уже взрослыми, вы тоже едите пищу рабов. Вы этого не замечаете, такой у вас уклад жизни, и вы считаете его нормальным. И от этого уже никуда не деться. Всё уже потеряно…

– Ну, если у нас так плохо, зачем вы пришли в наше время? Почему не остались, где жили? Почему не боролись с теми, кто хотел привести вас в рабство? У нас нет рабства! Это я тебе точно говорю! Мы – свободный народ! У нас своя Родина, мы не маемся по чужбинам. Веру мы выбираем ту, в которую хотим верить… Чем же у нас плохо? Люди стали другими? Но это уже от вас пошло, отчего вы тут и оказались.

– Пока не знаю, что привело меня в ваше время, только мы вышли из небытия. Мы должны были, по настоянию волхва, уйти на закат, я же упросила отца вести люд на зарю. Что меня подтолкнуло на это, я пока не знаю, но думаю, что скоро получу эти знания… Знаю, что только ты сможешь отправить нас назад.

– Слышал уже! Но кому это надо? И почему именно я?

– Этим Дед Небесный управляет, и нужно это вам. Мы лишь посланы сюда из небытия, чтобы соединиться, чтобы Русь осталась вольная. Мы ведь были тысячу лет назад вольным родом последние… Да и ты, охотник, звал меня сюда – я знаю… Вина перед тобой за то, что вошла в твои сны ещё тогда, в детстве. Просто я часто ловила твои лучи.

– Какие ещё лучи?

– Те, которые несёт каждый человек. И ты в том числе.

– Но вы-то откуда о них знаете?

– Знаем… Но мне кажется, всё это здесь ни при чём – другое уготовано нам. Ты потерпи, Леший, я скоро буду всё знать.

– Когда я смогу увидеть тебя, Ведея? Ты предстаёшь всегда передо мной ненастоящей…

– Скоро, Леший, может, завтра – не знаю. Со мной беда приключилась при переходе… Но это потом, при встрече…

– Почему ты никогда не показываешь своё лицо?

– Я не хочу, чтобы ты тосковал сильно после этих снов и искал среди толпы моё лицо. Хочу, чтобы просто я была в твоей памяти…

– В последний раз ты оставила мне свой начельник. Ты хотела, чтобы я знал, что ты есть? Я ведь помню его из каждого своего сна, когда ты приходила. У тебя всегда были распущены волосы…

– Сейчас плат на мне… Коса у князя осталась.

– Как?!

– Он вырвал её, когда мы уходили… Он любит меня…

– Но разве это любовь?

– В человеке всегда всего поровну, Леший: и любви, и ненависти, и добра, и зла.

Проснулся Леший с тяжёлой головой. Сон не исчез из его сознания. Он лежал и как бы повторял слова Ведеи, чтобы ничего не забыть. Надо же такому присниться!.. За окнами уже было солнце, кричал во всё горло петух на соседнем заборе, видно, он и разбудил. Невзора в избе не было, но Дмитрий уже знал, где он – на яру встречает зарю. Вечером уходит, чтобы поговорить с предками, утром – ото сна да тьмы очиститься. Странно, но Леший почувствовал, что Невзор – счастливый человек. Проснулся – не стал думать, как бы набить желудок, а пошёл встречать своего бога, потому что истинно верил в него. А он вот, Дмитрий, лежит и прислушивается к себе. Верить или не верить ему в то, что происходит вокруг него? Может, правда, мы всё позабыли, утратили безвозвратно…

Глава 11

К Сохатому Леший пришёл к обеду. Тот, обнажившись по пояс, разбросав по всему двору сети, солил рыбу. Увидев Лешего, он легко поставил почти полный бочонок с солёными карасями на верстак и махнул ему рукой.

– Заходи! Сейчас чайку сварганим, посидим, а то я всю ночь на рыбалке был, поговорить охота, а не с кем.

– Тебе с этим повезло, у меня вот от разговоров голова пухнет. Говоруны, наоборот, приходить стали и во сне, и наяву… Только неведомо, откуда. Странностей много. Вчера уж думал, крыша съезжает, но тут дело не во мне. Человека того помнишь? Ну, что я от магазина к себе увёл?

– Да помню, не пьяный был. А что с ним? Ушёл куда?

– Да нет, у меня. Только он такое мне рассказывает…

– Что он может рассказать? Он вроде как того…

– Да он умнее нас…

– Тогда чего?

– Ну, а разговор передавать тебе страшно – ещё самого за дурака сочтёшь…

– Да брось ты! Рассказывай!

Выслушав Лешего, Сохатый долго курил на чурбаке, глотая холодный чай.

– Ты ничего не пил такого эти дни?

– Ты что, не веришь?

– Тебе верю, в голове только не укладывается. А впрочем, ты будто рассказал мой далёкий детский сон. Ещё в детдоме я его видел… А может, и не видел… Тоже блажь какая-то в голове была. Только её-то потом выбили. Может, и правильно.

– Да не блажь это, что-то другое, особенное. Надо к Колесникову сходить…

– Нашёл психиатра! Они же блажь дубинкой выбивают. Хотя он и не такой.

– Может, посоветует чего?

– А что к нему идти, вон он сам идёт. В сельсовет, видно, пошёл.

Сохатый поднялся и махнул рукой участковому. Тот вошёл во двор, окинул взглядом сети и направился к ним.

– Пьёте опять! Делать вам нечего, в жару такую.

Колесников бросил свою папку на траву и опустился в тени сарайчика.

– Во, видишь, Леший, и посоветовал… Хорошо хоть без протокола, советчик…

Сохатый сел рядом с Колесниковым.

– В фуражке не жарко, Анискин?

– Достал ты меня! Что звал? – И к Дмитрию: – А к тебе, Леший, я сейчас заходил. Хотел с гостем твоим поговорить, так без тебя не стал.

– Опять русалку ищешь?

– Да баба с ножиком – это полбеды.

– А что случилось? – Леший поднялся на ноги.

– Много чего! Теперь не с ножиком, теперь с мечами бегают.

– Ну, а я-то с какого боку?

– Да не ты, гость твой связан со всем этим, и допросить мне его надо. В городе четверо мужиков объявились, одеты так же, как твой знакомый. На окраине города их милиция забрать хотела. Вооружены были мечами и несли всякую околесицу то про князей, то про чёрных людей Христовых. Сначала их понять было трудно: словно не по-нашему говорили – видно, хотели ментов в заблуждение ввести. Потом только поняли, что они психи, – медслужбу вызвали, а они уже говорят нормальным языком. Похоже на шизофрению. Но почему четверо сразу? Может, секта какая? Только врач с психушки их пригласил в гости, и они, на удивление, пошли за ним. Вот тут он их и прикрыл, а потом газ сонный пустили, разоружили. Мечи отправили на экспертизу.

– А ты сам-то видел их?

Леший внимательно посмотрел на Колю. Промелькнула мысль – не следит ли он за домом его? Может, хочет через Невзора на русалку выйти? Только зачем это ему?

– Видел.

В стационаре, где находилась палата-изолятор, молодой врач Сева Коротин открыл решётчатую дверь и пропустил участкового в комнату. Колесников узнал их сразу. Они все походили на гостя Лешего. Четверо крепких мужиков, одетых в кожаные доспехи, сидели на полу у зарешёченного окна. Длинные светлые волосы до плеч, курчавые русые бороды, взгляды прямые, не бегающие. Видимо, эти люди знали себе цену и силу свою.

Сева обернулся к сотруднику милиции и внимательно взглянул в его прищуреные глаза:

– А у тебя что за интерес к ним? Так просто на погляделки ко мне не ходят.

– Да веду расследование, по поножовщине. А дело запутанное и странное.

– Ну что же, посмотри, за просмотр денег не берём. Может, они где и проходят по каким-то делам. Но что они не буйные, это точно.

– Давно они у тебя?

– Неделю уже как привезли их. Только лечить их невозможно. Сначала я решил их проколоть, так они смену медбратьев раскидали. Двоим сразу рёбра сломали, когда на них смирительные рубахи хотели надеть. Руки у них как железные. Хоть ОМОН вызывай. А так вроде смирные, и пьют, и едят. Только пищу, в которую лекарство добавляем, не трогают, словно чувствуют, хотя нет ни запаха, ни цвета.

– А за что их сюда привезли? Что они сделали?

– С мечами по улице ходили.

– Что же они, больные?

– Да как сказать? Внешне нет, исследовать будем.

– Не напоминают они тебе кого-нибудь? – Сева почувствовал по лицу Колесникова, что он нашёл кого искал. – Я вижу, что не впервой ты их видишь.

– Да нет, этих не видел. – И к Севе: – А ты что, мысли читаешь?

– Нет, лицо твоё от мыслей разгладилось, словно ты задачу решил.

– Твоя правда, может, и решил. В деревне один такой уже есть…

Колесников подошёл к одному, который по возрасту был чуть постарше, протянул ему руку.

– Я принёс вам поклон от Невзора.

Все четверо поднялись на ноги.

– Хвала солнцу! Жив отец! Низкий поклон тебе за добрые вести, воин!

Сева увидел, как лица их осветила радость, словно солнечный луч проник сквозь зарешеченное окно. Понятно стало, что они не больны. Видел, как у всех четверых засветился огонёк в глазах от одних только слов участкового. Он молча взял под руку Колесникова и повёл в сторону выхода.

– Пойдём, поговорить нужно, при них не стоит.

С лязгом захлопнулась дверь. Опять гулкий коридор стационара. Шли молча. У каждого были вопросы друг к другу, только не было на эти вопросы ответов.

– Пойдём ко мне в кабинет, расскажешь.

– Что я тебе скажу?

– Но ведь ты им что-то сказал, и они поняли это. Кто такой Невзор? Их ведь здесь сломают, сомнут их волю. Какими бы они ни были. Я знаю…

– Ты не спеши! Мне кое-что проверить надо. Я ещё приду. А мечи где?

– Да в музей отвезли – там спецы есть.

– Ну и?…

– Они сами звонили. Предварительное заключение: им тысяча лет! И очень хорошо сохранились, как будто им лет тридцать-сорок. Но чтобы знать доподлинно, должны произвести экспертизу. А это процесс долгий.

– Вот ты мне и расскажи, как они тут. Может, что-то и выплывет, что мне нужно.

После того как доставили вооружённую четвёрку в больницу и, закрыв их в изоляторе, разоружили, Сева сначала потерял интерес к ним. Мало ли кто под дураков косит? У всех свои выверты: кто от армии, кто от суда. Интерес стал появляться, когда не тронули пищу с лекарствами. Распознать без лабораторных проб наличие лекарства было невозможно. Тогда он стал экспериментировать, но все эксперименты окончились плачевно. Они знали, где, в какой чашке лекарство. Во время беседы с ним они не лукавили, а говорили открыто: «Пища загажена». Во время первой прогулки медбратья были начеку, чтобы отбить новеньких от старожилов психушки, но… Всегда были драки и стычки – нигде не любили новеньких – а тут обратное. Они восстановили мир в тенистой роще за высоким забором. Новенькие не держались уже вместе. Вокруг каждого образовались кучки людей. Больные с интересом слушали пришлых, их лица стали одухотворёнными. Никто уже не уединялся сам с собой, не качался на скамье, разговаривая со своей тенью. Не плевался и не царапал бетонное кольцо пожарного водоёма.

Для многих из них это кольцо с тяжёлой закрытой на замок крышкой являлось ракетной шахтой, откуда по ночам улетали ракеты с ядерными боеголовками. И почти все верили, что из-за этих бомбардировок они здесь теперь находятся, так как нет больше их домов и семей, и остались в живых они одни благодаря вот этому дому, в котором они живут.

Может, из-за этого или потому, что забор был высокий, только в бега никто не пускался. Они все вынашивали план уничтожения этой страшной ракетной шахты. Одно время даже пытались перепилить дужку замка невесть откуда взявшейся колючей проволокой. И чтобы избежать несчастных случаев, администрация больницы огородила колодец решёткой из арматуры. Теперь они только ходили и плевали через прутья в это высокое бетонное кольцо, этим самым высказывая свою непокорность и непокорённость. При приближении медбратьев кучки людей переставали разговаривать и только шёпот долетел: «Это враги! Лазутчики!» Чем покорили больных новички, пришлось разбираться самому Севе. На следующей прогулке он сам наблюдал за поведением больных, и все рассказы медбратьев подтвердились. Уже в изоляторе получился первый разговор с новичками.

– Зачем вы бродили по городу с оружием средь белого дня?

Поднялся один из четверых, бородатый, выглядевший самым крепким и сильным. Шрамы украшали его лицо! Не портили, а именно украшали. Они делали его мужественным, жёстким. По одному лицу можно было понять, что этот человек – камень. Не лжив, не корыстен и не чванлив. Он может быть груб, безжалостен и непреклонен. У Севы холодок пробежал между лопаток. Такие не только рёбра поломать могут, а и голову оторвать одними руками.

– Мы не бродили – бродят волки. Мы пришли.

– А кто вас звал? – стал подыгрывать Сева. – Кому вы нужны в своём маскараде?

– Небесам виднее, где обрести земную твердь. Наш путь всегда заря встречает.

– Но ничего, у нас прекрасно отдохнёте… Я вижу, вы нашли общий язык с больными. Только не знал, что так скоро.

– Вы тоже их, как нас всех, в гости пригласили? Но вы нарушили завет гостеприимства. Пленили нас во сне, зловоньем насильно окурили. Мы, воины старейшего рода руссов, в небытие возврата ожидали. Чего же вы хотите от нас? Хотите уничтожить?

– Да никто не хочет вас уничтожить! Вам хотят помочь!

– Нам помощь не нужна, мы в здравии и силе!

– Да, здесь вы правы… Никто не скажет о себе «дурак». Но вы больны, хотите слышать или нет. И вас будут лечить насильно, если не хотите сами. А вот скажите, почему больные перестали ходить вокруг колодца, после того как вы вышли в первый раз на прогулку? Вы что же, подбиваете их на побег? Не получится. Здесь были Жуковы, Наполеоны, но ум у тех людей, я видел, недалёк. А вы вот воины… Что теперь вы принесёте в этот мир?

– Ты недалёк умом, не прозорлив, зерно не можешь отличить от плевел… Здесь много странных, – бородатый с усмешкой взглянул вдруг на доктора, – но мысли их не тянутся к закату, они хотят лишь землю защитить от супостата. Для них земля осталась только тут. За крепостной стеной она отравлена, сказали. И может, правы…

– Так, значит, за стеной нет жизни? Вот не знал… – засмеялся Сева. – А здесь, ты считаешь, жизнь? В неволе?

– Нет, это остров в вашем мире, где каждый думает, как хочет, и этим волен быть собой. А чтобы лучше меня понял: небытие, где думать не мешают, не понукают. Они здесь – вольная трава.

– Вот то-то, лишь трава…

– А ты вот здесь, хоть в белом одеянье, а быть собой неволен, раб. Но зельем погасить желаешь волю тех, кто думает иначе. За это тебе платит твой хозяин? Кто он?

– Минздрав, – уже со злобой в голосе ответил Сева бородатому. Да задачка… – И откуда вы только вынырнули? А почему один ты говоришь? Почему остальные молчат?

– Потому что старший! И даже враг у нас седины уважает. Перечить могут лишь волхвы, но это потому, что путь наш знают и связаны с богами… А там вот за стеной таких, как ты… Их много, и они опасны.

– Опасны? Для кого?

– Для рода! Для земель исконных! И знаешь, больше не мешай нам зелье, мы и без пищи можем жить подолгу. Опасны вы, что сорняки стараетесь посеять в разум.

– Да ты, я вижу, в психологию ударился! Начитан, вижу! Про путь, судьбу заговорил. Может, по звёздам читать умеешь?

– Нет, сей урок подвластен лишь волхвам иль избранным богами, а их немного. Но вот в глазах твоих сейчас прочёл смятенье и даже страх, а это взгляд раба… И проиграешь ты, ещё борьбы не начав, всё потому, что страх скуёт железом волю…

Сева, ничего больше не говоря, круто развернулся и захлопнул за собой железную дверь. Защёлкнулся автоматически замок, перед глазами поплыла зелёная стена коридора.

– Да… Это первый симптом. Пора менять работу. Ненадолго же меня хватило.

– Док, случилось что? – медбрат тряс его за плечо. – Помочь чем?

– Нет, не надо. Без меня в изолятор никого не пускайте, а у меня голова закружилась – не выспался, видно.

Уже в своём кабинете налил Сева спирта в чайную чашку, плеснул воды и, выпив, уткнулся в кулак с зажатой чашкой. Кто же они? Но только уж не сумасшедшие, скорее, это он сходит с ума… Секта, какая-то община? Ну, если бы это была секта, то они уже требовали бы адвокатов или прессу. А эти молчат. Их привезли, а они ничего не требуют, как будто ждут чего-то. И глаза… В них нет страха ни за будущее, ни за настоящее. А вот у него бородатый прочитал… И он был прав. Действительно, он почувствовал страх и смятение перед ними. Небытие… Что это такое? Разве можно жить в небытии? Это же смерть, могила или забвение, наконец. Как можно прийти оттуда, чего нет? Как распознают пищу? У кого спросить совета? Уже ведь пробовали ввести в гипноз, перед тем как пустили сонный газ и разоружили, – не поддаются они гипнозу. У них сильная воля, даже газа понадобилась двойная доза. Хватило бы на роту солдат, а эти спали всего десять минут. И после него стали недоверчивы и скрытны. С обслугой даже словом не обмолвятся. Они ложь почувствовали, сами-то, видно, только правдой живут.

Сохатый сидел, не проронив ни слова. То, что рассказывал Леший, почти полностью подтвердил участковый.

– Ну, Леший, так что за человек у тебя живёт?

– Он из другого времени, Коля. Как и люди те в психушке… Как сказали, из небытия. Всё это с моим гостем сходится. Только зачем тебе эта головная боль? Ты по заявлению это расследуешь или как?

– Нет, Леший, сам разобраться хочу. Понять, кто есть кто. И кто за кем и за чем стоит. Только непросто всё это, а надо. Допросить мне твоего гостя придётся.

– Если захочет, сам всё расскажет, а не захочет – ничего ты не узнаешь. Пытать ведь его не будешь. Да и пытать я гостя не дам. Я ведь не док твой из лечебницы. Вечером приходи. Может, тебе он тоже откроется.

– А ты что-то знаешь, но молчишь. Не по дружбе это.

– Это право Невзора, посвящать тебя в это или нет. И ты не проси о том, в чём не могу тебе помочь.

– Да понял, понятливый…

Участковый вытер пот со лба и пошёл к калитке, похлопывая папкой по ноге. Сохатый взглянул на Лешего:

– Что он-то усердствует? Ему это надо?

– Наверное, раз ищет…