Текст книги "Разум за Бога: Почему среди умных так много верующих"

¹ Марк Лилла, «Обретение религии: мои давно минувшие годы юношеского евангелизма» (Mark Lilia, “Getting Religion: My Long-lost Years as a Teenage Evangelical,” in the New York Times Magazine, September 18, 2005), c. 94–95.

² «Если все, чего вы ищете, – это аргумент против христианства… то вы легко сможете найти какого-нибудь неумного и не очень приятного христианина и сказать: “Так вот он, ваш хваленый новый человек! Дайте-ка мне лучше старого!” Но если вы хотя бы раз почувствуете, что ключи к христианству – не там, то в глубине сердца поймете, что все ваши возражения и аргументы – лишь попытка уйти. Что вы можете знать о других человеческих душах? Об их искушениях, их возможностях, их борьбе? Лишь одну душу во всем Божьем мире знаете вы, и это та душа, чья судьба отдана в ваши руки. Если Бог существует, вы в некотором смысле один на один с Ним. Вы не можете от Него избавиться, философствуя о достоинствах и недостатках своих соседей или вспоминая то, о чем вы читали в книгах. Что будут значить все эти пересуды и домыслы… когда развеется притупляющий туман анестезии, который мы называем “природой” или “реальным миром”, и Присутствие, о Котором вы всегда знали, станет осязаемым, непосредственным, неустранимым?» К. С. Льюис, Просто христианство, пер. И. Череватой.

³ Кристофер Хитченс, Бог не любовь: как религия все отравляет. М.: Альпина нон-фикшн, 2011, с. 49, 50.

⁴ Некоторые секулярные мыслители современности утверждают, что в каждой религии содержится семя угнетения. Но при этом они не принимают во внимание колоссальные различия между представлениями религий об обращении. Например, буддизм и христианство требуют глубокого внутреннего преображения на основании личного решения. Принуждение к соблюдению внешних правил рассматривается как духовная апатия. Следовательно, такая вера с большей вероятностью будет стремиться в общество, где ценят свободу вероисповедания, чтобы каждый человек мог узнать истину и без ограничений придерживаться ее. Макс Вебер и другие показали, что христианское вероучение, особенно в протестантской форме, создает основу для личных прав и свобод, благоприятную для развития демократии и капитализма. Другие философские взгляды и вероучения придают гораздо меньше значения личной свободе выбора.

Показательный пример – разница между христианством и исламом в вопросах отношения к обращению в веру. Обращение в христианскую веру подразумевает переход от «знания о Боге» к личному «знанию Бога». Большинство мусульман сочло бы дерзостью заявления о личном и близком знакомстве с Богом. Тем не менее ребенок, растущий в христианской семье, может говорить о своем обращении в веру в возрасте десяти, пятнадцати, двадцати лет. Ребенок же, растущий в мусульманской семье, никогда не заговорит об обращении в ислам. Это различие в представлениях означает, что христиане считают бессмысленным давить на людей, убеждая их обратиться в христианство или исповедовать его. Но в исламе никто не видит ничего странного в оказании правового и социального давления с той целью, чтобы горожане продолжали жить в соответствии с мусульманскими обязательствами. (За эти рассуждения благодарю Дона Карсона. – Т.К.)

⁵ Алистер Макграт, Иллюзия Докинза? Атеистический фундаментализм и отрицание божественного (Alister McGrath, The Dawkins Delusion? Atheist Fundamentalism and the Denial of the Divine, Inter-Varsity Press, 2007), c. 81.

⁶ Мерольд Вестфаль, Подозрения и вера: религиозное применение современного атеизма (Merold Westphal, Suspicion and Faith: The Religious Uses of Modem Atheism, Eerdmans, 1993), главы 32–34. См. c. 203: «Я хотел бы… обвинить Маркса в плагиате. Его критика капитализма, по сути дела, библейская забота о вдовах и сиротах, лишенная богословского фундамента и примененная к условиям современности».

⁷ Вестфаль, Подозрения и вера, с. 205.

⁸ См. Притч 14:31; 19:17, Мф 25:31–46. Примечание Кальвина взято из его комментария к Авв 2:6, процитированного Вестфалем в «Подозрениях и вере», с. 200.

⁹ С.Джон Соммервилл, «Упадок светского университета» (С. John Sommerville, The Decline of the Secular University, Oxford University Press, 2006), c. 63.

¹⁰ Там же, с. 69–70.

¹¹ Там же, с. 70.

¹² Родни Старк, Во славу Господа: как монотеизм привел к реформациям, науке, охоте на ведьм и отмене рабства (Rodney Stark, For the Glory of God: How Monotheism Led to Reformations, Science, Witch-Hunts, and the End of Slavery, Princeton University Press, 2004), c. 291. См. о движении за отмену рабства на с. 338–353.

¹³ См. Втор 24:7 и 1 Тим 1:9-11, где запрещаются похищения. И в христианской церкви, и за ее пределами многие полагают, что Библия поддерживает рабство. Подробнее об этом см. главу 6.

¹⁴ См. Марк Нолл, Гражданская война как кризис богословия (Mark Noll, The Civil War as a Theological Crisis, University of North Carolina Press, 2006), подробный рассказ об отношении христиан к рабству и различные толкования Писания. Книга Нолла показывает, как некоторые лидеры церкви пользовались библейскими текстами, касающимися рабства, чтобы оправдать работорговлю. Однако они не обращали внимания на кардинальные различия между рабством уроженцев Африки и отработкой долгов или службой по договоренности, о которой говорится в Библии.

¹⁵ Старк, Во славу Господа, с. 350 и далее.

¹⁶ Дэвид Л. Чеппел, Камень надежды: пророческая религия и смерть Джима Кроу (David L.Chappell, A Stone of Hope: Prophetic Religion and the Death of Jim Crow, University of North Carolina Press, 2003).

¹⁷ Повествование о сопротивлении Католической церкви коммунизму в 70-80-х годах XX века приводится в главе 17, «Между двух распятий», в книге Чарльза Колсона и Эллен Вон «Тело» (Charles Colson, Ellen Vaughn, The Body, Thomas Nelson, 2003).

¹⁸ Дитрих Бонхеффер, Письма из тюрьмы (Dietrich Bonhoeffer, Letters and Papers from Prison: Enlarged Edition, Eberhard Bethge, ed., Macmillan, 1971), c. 418.

5. Как может любящий Бог отправлять людей в ад?

«Я сомневаюсь в существовании нетерпимого Бога, усмирить гнев которого можно лишь кровью, – говорил хмурый Хартмут, аспирант из Германии. – Кто-то должен умереть, прежде чем христианский Бог простит нас. Но почему бы просто не взять и не простить? А все эти отрывки из Ветхого Завета, где Бог приказывает убивать людей!»

«Да, согласна, все это внушает тревогу, – подхватила Джози, работавшая в галерее искусств в Сохо. – Но для меня еще более серьезную проблему представляет учение об аде. Единственно правдоподобным Богом мне представляется Бог любви. А библейский Бог – не более чем первобытное божество, которого следует задабривать болью и страданиями».

В 2005 году Рик Уоррен, пастор мегацеркви и автор бестселлера «Целеустремленная жизнь» (The Purpose Driven Life) выступал перед известными журналистами на форуме, организованном фондом Пью. Кое-кто из присутствующих был озабочен последствиями, которое подразумевало для общества одно христианское убеждение, а именно – что Бог обрекает некоторых людей на вечные муки. Один из выступавших сказал Уоррену:

Возможно, ваш разум в состоянии вместить противоречие, согласно которому Венди [одна из присутствующих журналисток, нехристианка] – полноправная гражданка Америки, заслуживающая такой же защиты, как и большинство старейших членов вашей церкви, – после смерти попадет в ад, потому что не относится к спасенным. Вопрос в следующем: считаете ли вы, что ваши последователи – или люди, которые приходят в церковь, читают ваши книги, люди всего мира, к которым вы обращаетесь, – достаточно умудрены опытом, чтобы их разум тоже вместил это противоречие?¹

Уоррен ответил, что его церковь не видит в приведенном примере противоречия, но многих журналистов не убедил. Они указали, что любой христианин, который считает, что на свете существуют люди, обреченные на адские муки, должен считать таких людей недостойными, занимающими более низкое положение. Тем самым они выразили глубокие опасения, которые у многих наших современников вызывают христианские представления о Боге, способном судить людей и отправлять их в преисподнюю. По их мнению, это убеждение ведет к отторжению, жестокому обращению, разделению общества и даже насилию.

В нашей культуре божественный, высший суд – одно из наиболее оскорбительных христианских учений

В нашей культуре божественный, высший суд – одно из наиболее оскорбительных христианских учений. Будучи священником и проповедником, я часто ссылаюсь на библейские тексты, где говорится о гневе Божьем, о последнем суде, о преисподней. На протяжении многих лет сразу после каждой такой службы я предлагаю слушателям задавать вопросы и отвечаю на них. Жители Нью-Йорка регулярно устраивают мне допросы с пристрастием по поводу этих учений. Их глубокую озабоченность этим аспектом исторической христианской веры я считаю совершенно понятной. Хотя эта неприязнь к суду и адским мукам может быть порождена скорее отвращением, нежели сомнением, тем не менее мы можем усмотреть в ней ряд весьма специфических убеждений. Рассмотрим их по очереди.

В авторитетном труде Роберта Белла «Привычки сердца» (Habits of the Heart) говорится об «экспрессивном индивидуализме», преобладающем в американской культуре. В своей книге Белла отмечает, что 80 % американцев согласны с утверждением: «Человек должен приходить к своим религиозным убеждениям независимо от церкви или синагоги»². Он делает вывод, что наиболее фундаментальным для американской культуры является убеждение, что нравственная истина связана с сознанием личности. Следовательно, для нашей культуры не представляет проблем любящий Бог, Который поддерживает нас независимо от того, как мы живем. Однако она решительно восстает против представлений о Боге, который карает людей за искренние убеждения, пусть даже ошибочные. Тем не менее, эти протесты имеют свою культурную историю.

В эссе «Человек отменяется» К. С. Льюис характеризует то, что он считает главным различием между древними и современными представлениями о действительности. Льюис обрушивается на нашу самодовольную убежденность в том, что в древности люди верили в магию, а потом появилась наука и вытеснила ее. Как специалист по средневековью, Льюис знал, как оно сменилось современностью, и понимал, что в Средние века магия была малоизвестна, что пик ее популярности пришелся на XVT-XVII века, то есть на то же время, когда развивалась современная наука. По его утверждению, эти два явления имели одну и ту же причину.

Серьезный интерес к магии И серьезный интерес к науке родились одновременно. Один из них заболел и умер, другой был здоров и выжил, но они – близнецы. Их родила одна и та же тяга³.

Льюис описывает эту тягу – новый подход к нравственной и духовной действительности:

И магия, и прикладная наука отличаются от мудрости предшествующих столетий одним И тем же. Старинный мудрец прежде всего думал о том, как сообразовать свою душу с реальностью, и плодами его раздумий были знание, самообуздание, добродетель. Магия и прикладная наука думают о том, как подчинить реальность своим хотениям; плод их – техника, применяя которую можно делать многое, что считалось кощунственным…⁴

В древние времена было ясно, что за пределами «я» существует трансцендентный нравственный порядок, встроенный в ткань вселенной. При нарушении этого метафизического порядка последствия будут столь же суровыми, как если бы мы нарушили законы материи, сунув руку в огонь. Идти путем мудрости означало учиться жить в согласии с непреклонной действительностью. Такая мудрость опиралась главным образом на развивающиеся свойства характера, такие, как смирение, сострадание, отвага, осмотрительность и преданность.

Нам кажется несправедливым, что сначала мы решаем, правильно ли заниматься сексом вне брака, а потом обнаруживаем, что существует Бог, который покарает нас за это

Современность изменила эту ситуацию. Абсолютная действительность стала рассматриваться не как сверхъестественный порядок, а как мир в естественном состоянии, поддающийся влиянию. Вместо того чтобы придавать своим желаниям форму в соответствии с действительностью, теперь мы управляем самой действительностью и придаем ей форму в соответствии с нашими желаниями. В древности люди смотрели на встревоженного человека и предписывали духовное изменение характера. В наше время вместо этого применяются методики управления стрессом.

Льюис понимал, что читатели могут подумать, будто он против научного метода как такового, и возражал, что это не так. Однако ему хотелось дать нам понять, что современность зародилась в «мечтах о власти». Работая во время Второй мировой войны, Льюис находился в гуще событий, которые можно назвать самым горьким плодом духа современности. Друг Льюиса Дж. Р. Р. Толкин писал во «Властелине колец» о последствиях стремления к власти и контролю вместо стремления к мудрости и наслаждению «данностью» сотворения Божьего⁵.

Дух современности возложил на нас обязанность определять, что верно или неверно. Новообретенная уверенность в том, что мы можем управлять физическим окружением, хлынула через край и помогла нам утвердиться в мнении, что теперь мы можем менять и метафизическую сферу. Поэтому нашему разуму кажется несправедливым то, что сначала нам приходится определять, правильно ли заниматься сексом вне брака, а потом обнаруживать, что существует Бог, который покарает нас за это. Мы так твердо верим в свои личные права в этой сфере, что сама идея судного дня кажется нам немыслимой. Но как показывает нам Льюис, эта вера связана со стремлением к контролю и власти, уже имевшим страшные последствия для недавней истории мира. Далеко не все ныне живущие люди признали современный взгляд на вещи. Почему мы должны вести себя так, словно он неизбежен?

Во время обсуждения моей проповеди одна из прихожанок сказала, что сама мысль о Боге как Судие оскорбительна. Я спросил: «А почему вас не оскорбляет мысль о всепрощающем Боге?» Она явно озадачилась. Я продолжал: «При всем уважении к вам советую задуматься о своем культурном положении, если вы находите оскорбительным христианское учение о преисподней». Затем я добавил, что нерелигиозных жителей стран Запада тревожит христианская доктрина ада, однако их привлекает библейское учение о том, что надлежит подставить другую щеку и прощать врагов. Затем я попросил эту прихожанку вообразить, как воспринимает христианство представитель совершенно иной культуры. В традиционном обществе учение о том, что надо «подставить другую щеку», абсолютно не имеет смысла. Оно оскорбляет самые глубокие инстинкты и представления людей о том, что правильно и что нет. Но учение о Божьем суде не представляет для них никакой проблемы. У этого общества вызывают отторжение те аспекты христианства, которым радуются нерелигиозные жители западных стран, и привлекают аспекты, которые те не желают признавать.

Но почему, продолжал я, культурные болевые точки жителей Запада должны быть судом последней инстанции, определяющим состоятельность христианства? Я осторожно задал моей собеседнице вопрос, считает ли она свою культуру превосходящей культуру других, незападных стран. Она сразу же ответила отрицательно. «Тогда почему же, – спросил я, – возражения вашей культуры против христианства должны иметь преимущество перед их возражениями?»

В качестве аргумента представим себе, что христианство – это не продукт какой-то одной культуры, а транскультурная истина Божья. В этом случае следовало бы ожидать, что она будет в какой-то момент противоречить каждой существующей культуре и казаться оскорбительной ее носителям, так как человеческой культуре свойственно постоянно меняться и оставаться далекой от совершенства. Если бы христианство было такой истиной, оно оскорбляло бы наше мышление и в то же время корректировало его. Возможно, такое же положение занимает христианское учение о высшем суде.

В христианстве Бог и любит, и судит. Многим трудно понять это. Люди считают, что любящий Бог не может быть Богом Судией. Как и большинству других христианских священников в нашем обществе, мне тысячи раз задавали вопрос: «Как может любящий Бог быть вместе с тем Богом, полным гнева и ярости? Если Он любит, если Он совершенен, Он должен все прощать и принимать каждого. Он не должен гневаться».

Свой ответ я всегда начинаю с замечания о том, что все любящие люди порой сердятся, и не только несмотря на свою любовь, но и по причине этой любви. Если вы кого-то любите и видите, как этого человека губят – пусть даже он сам губит себя, – то не сможете не разозлиться. Как указывает Бекки Пип-перт в своей книге «У надежды свои резоны» (Норе Has Its Reasons),

подумайте о том, как мы почувствуем себя, если увидим, что человека, которого мы любим, губят неразумные поступки или отношения. Неужели мы отреагируем на увиденное с доброжелательной терпимостью, как если бы речь шла о незнакомце? Отнюдь… Противоположность любви – не гнев, а ненависть, а крайнее проявление ненависти – безразличие… Гнев Божий – не яростная вспышка, а неуклонное противоборство раку… съедающему изнутри род человеческий, который Бог любит всем существом⁶.

Библия гласит, что гнев Бога проистекает из Его любви и восхищения творением. Он гневается на зло и несправедливость, поскольку они разрушают мир и целостность этого творения.

Праведен Господь во всех путях Своих и благ во всех делах Своих… Хранит Господь всех любящих Его, а всех нечестивых истребит (Пс 144:17–20).

Выслушав все это, многие сетуют, что те, кто верит в Бога как Судию, не проявляют желания примириться с врагами. Если веришь в Бога, Который истребляет нечестивцев, можно прийти к выводу, что вполне оправдано истребление некоторых из них собственными руками. Мирослав Вольф, хорват, который своими глазами видел конфликт на Балканах, иначе рассматривает учение о Божьем суде. Он пишет:

Если бы Бог не гневался на несправедливость и обман И не прекращал насилие раз и навсегда, такой Бог был бы недостоин поклонения… Единственный способ запретить любое обращение самих людей к насилию – утверждать, что насилие законно лишь в том случае, когда оно исходит от Бога… Мой тезис о том, что отказ от насилия требует веры в божественное правосудие, не понравится многим… на Западе… [Однако] чтобы заявлять, будто бы отказ людей от насилия [проистекает из веры в] нежелание Бога вершить суд, нужно жить в своем доме в тихом пригороде. На опаленной солнцем земле, пропитанной кровью невинных жертв, такая идея неизбежно погибнет… [вместе] с другими симпатичными пленниками либерального разума⁷.

В этом любопытном отрывке Вольф рассуждает, что именно недостаток веры в мстящего Бога «тайно питает насилие»⁸. Стремление человека заставить поплатиться за преступления тех, кто совершил насилие, почти непреодолимо. Его не перебороть банальностями вроде «ну неужели вы не понимаете, что насилием ничего не добьешься?» Тому, кто увидел, как его дом сожгли, а родных изнасиловали и перебили, такие разговоры покажутся смешными и не имеющими никакого отношения к справедливости. Однако жертвы насилия склонны не просто восстанавливать справедливость с помощью мести под девизом: «Ты выбил мне один глаз, за это я выбью тебе оба». Они неизбежно втягиваются в бесконечную цепь мщения, в которой удары и контрудары питает и оправдывает память о чудовищных злодеяниях.

Если я не верю в то, что рано или поздно Бог все расставит по местам, я непременно возьмусь за оружие и буду втянут в нескончаемый вихрь возмездия

Можно ли отдать должное нашему стремлению к справедливости, и при этом не раздувать жажду кровавой мести? Вольф считает, что лучший способ – вера в концепцию божественного правосудия. Если я не верю в то, что рано или поздно Бог все расставит по местам, я непременно возьмусь за оружие и буду втянут в нескончаемый вихрь возмездия. Только если я уверен, что есть Бог, который исправит все ошибки и уладит все так, как надо, мне хватит сил, чтобы сдержаться.

Польский поэт Чеслав Милош, лауреат Нобелевской премии, написал примечательное эссе «Скромное обаяние нигилизма». В нем автор вспоминает, как Маркс называет религию «опиумом для народа» – потому что, по словам Маркса, обещание жизни после смерти побуждает бедняков и рабочий класс мириться с несправедливым устройством общества. Однако Милош продолжает:

А теперь мы стали свидетелями метаморфозы. На самом деле опиум для народа – это вера в то, что после смерти ничего нет, невероятно утешительная мысль о том, что все наше предательство, алчность, трусость, убийства никто не будет судить… [но] все религии признают, что наши поступки вечны⁹.

Многие жалуются, что вера в Бога как Судию может привести к возникновению жестокости в обществе. Милош своими глазами видел во времена нацизма и коммунизма, что к жестокости способна привести как раз потеря веры в Бога как Судию. Если мы вольны строить жизнь и формировать мораль так, как пожелаем, ни перед кем не отчитываясь, результатом может стать насилие. Вольф и Милош утверждают, что учение о высшем суде Бога – необходимое подкрепление для стремления человека к любви и миру.