Текст книги "Мой труп мне не снится"

От сумы и от тюрьмы

Я стояла и держала в своих руках кол для раскалывания льда, он весил почти как я, но мне было необходимо чем-то защищаться. Дверь веранды была сделана из тоненьких досок, а щеколда от резких подергиваний за дверью, предательски дрожа, прокручивалась по оси, медленно и верно открываясь, чтобы впустить этого дьявола в мой дом. Подруга, стоявшая сзади меня, держала в руках топор…

Весной 2001 года к нам по соседству переехала странная семейка. На первый взгляд, она выглядела вполне обычной, полноценной – состояла из отца, матери и трех маленьких дочурок. Поначалу их семейная жизнь никак не тревожила нашу, я играла вместе с этими детьми во дворе, хотя они были младше меня года на три-четыре, но я сразу с ними сдружилась, наверное, потому что с ними было очень легко и весело, они очаровали меня своей добротой и простотой.

Постепенно я поняла, что их семья живет не очень радужно – девочки часто ходили в непонятных обносках, а когда я делилась с ними своей заначкой в виде жвачки, батончиков, чупа-чупса и прочей белиберды, они искренне радовались и говорили, что им не часто покупают такие вкусняшки. Однажды мама предложила мне поделиться с ними вещами. Мы быстро перебрали мой гардероб и отдали им самые сносные, хорошие вещи, в которые я уже не влезала. Таким образом, мои юные подружки встретили свои выпускные вечера в детском саду и начальной школе в моих бальных платьях.

Как оказалось, их отец нигде не работал, и совсем недавно освободился из мест не столь отдаленных, а мама подрабатывала уборщицей в школе. В те времена содержать на таких условиях семью, конечно, было очень сложно.

Дом у нас был старый, в советское время в нем располагались парикмахерская и фотостудия. Жилым он стал позже, по решению местного муниципалитета, на одной половине жила зажиточная армянская семья, и там же у них был продуктовый магазин, а вторая половина дома разделялась на две квартиры – нашу и новых соседей. При разделении помещений этого дома на квартиры, прежние двери были заколочены обычным ДВП, потому слышимость в квартирах была «как в одной комнате». Мы слышали практически все, что происходило у соседей. Я даже смотрела сериал на цветном телевизоре армянской семьи через дыру в стене. А когда нас, соседских детей, запирали снаружи, мы с ними играли через щель, по которым проходили трубы отопления.

В скором времени мои подружки стали появляться дома все реже, как и их мама. Стало ясно, что они развелись и разъехались. Но отец по этому поводу особо не горевал, к нему стали часто приходить друзья, собираться большие компании, не давая нам спать ночами – они могли включать посреди ночи на полную громкость музыку, вперемешку громко ругаться матом, смеяться ором, а иногда были слышны звуки драк и очень страстных ночей. Наши переговоры с ним никогда не венчались успехом, он лишь одаривал нас своей ухмылкой и закрывал перед самым носом дверь. Одним вечером наш конфликт дорос до того, что я была вынуждена прибежать в милицию (благо она находилась через дорогу) и привести с собой дежурного милиционера – только так мы смогли успокоить разгорячившегося соседа, который за несколько минут до этого отборным матом и довольно агрессивно вызвал мою маму во двор «на разборки», в ответ на то, что она постучала в стенку с просьбой уменьшить музыку.

Когда милиционер не смог открыть калитку и запрыгнул через нее, то перед ним предстала вся картина конфликта – мама стояла на лестнице, сосед ниже, на дорожке перед нашей верандой, а за ним стояла толпа пьяных молодых мужчин, раздетыми по пояс. Увидев человека в форме, сосед сразу же изменился в лице и тут же протянул ему руку, чтобы пожать. Спустя час он уже обещал нам впредь не включать музыку в ночное время и вести себя «по-человечески». И действительно после этого случая, он практически перестал нас тревожить бессонными ночами. Сейчас я подозреваю, что, наверное, у него была «условка» и ему было что терять.

Летом мы стали часто видеть с ним молодую девушку. В скором времени стал заметен и ее округлившийся живот, но это никак не мешало им жить веселой и неразмеренной жизнью, они часто приезжали на машине, вываливаясь из нее большой толпой, хотя ночами они вели себя уже потише, но днем могли себе позволить хорошие посиделки. Я не особо анализировала их семейную жизнь до того момента, как однажды ночью не проснулась от криков на улице.

Наше окно выходило на дорогу, я немного приоткрыла шторку, выглянула и увидела, как на той стороне дороги стоит машина, и от нее к дому шел наш сосед, что-то волоча по земле, я прищурила глаза и поняла, что он волочит по асфальту, накрутив на кулак волосы, свою полураздетую сожительницу. Она кричала от боли, руки держались за волосы в кулаке, а ее тело дёргалось – было понятно, что она пытается встать, но из-за того, что он очень быстро шел – этого не получалось, ноги то и дело проваливались в попытке вырваться, и когда они приблизились к моему окну, то я четко увидела ее ободранные в кровь бедра и колени, а живот снова и снова ударялся об холодный асфальт.

После этого случая они не расстались, нет. Их семейная жизнь будто только крепла с каждым днем. Когда я выходила за хлебом, то часто видела их сидящими на скамейке, она нежно гладила его по плечу и улыбаясь что-то шептала ему на ухо, а он сидел и курил, всматриваясь куда-то вдаль.

Одним почти осенним вечером моя мама уехала куда-то по делам, отец был в командировке на Севере. Я осталась ночевать дома одна, и чтобы мне не было одиноко, позвала с ночёвкой подругу. Она с радостью согласилась. Мы провели весь день очень весело, рисовали, красились, немного погуляли на улице, а вечером, накупившись печенюшек, стали ждать фильм «Бинго-Бонго», который должен был начаться в одиннадцать часов ночи. У соседа тоже собралась своя компания.

Где-то около десяти вечера мы вдруг услышали громкий стук в дверь моей веранды. Я вышла и спросила кто это, голос был мужской, немного заплетающийся. Он начал громко орать на меня: «Открываааай, сукаааа, ***!!!» Я испугалась и сказала, чтобы он ушел, иначе вызову милицию. В этот момент он начал с силой дергать мою дверь, пытаясь открыть ее, параллельно обзывая меня проституткой, мразью и кем-то еще. Меня накрыл ужас, не зная, как вести себя в этой ситуации, схватила стоявший рядом кол, а подруга взяла в руки топор – другого выхода не было. Когда я увидела, что язычок щеколды уже почти достиг края, то отчаянно кинулась к дверям и попыталась ее закрыть. И в этот же момент я вдруг услышала голос соседа, он окликнул налетчика. Оказалось, это был его приятель и он просто перепутал двери.

Спустя несколько лет мой сосед будет найден повешенным на чердаке.

Став постарше, я узнала, что он родился и вырос в нашем городе, жил с любимой и любящей матерью, которая работала то ли уборщицей, то ли сторожем в одном предприятии, он подавал надежды в спорте, хорошо учился, но одним ужасным вечером мама пришла домой в слезах в шоковом состоянии рассказала, что была изнасилована толпой мужчин на работе. Сын тут же собрался в милицию, но мать стала отговаривать его, испугавшись осуждения людей, и тогда он, не выдержав и не смирившись с этой несправедливостью, пришел к ней на работу, а затем хладнокровно расстрелял всех мужчин, что находились там. С этого момента и начался его «зоновский» путь. Не знаю насколько правдива эта история, но знаю, что таким историям есть место быть в нашей жизни.

РЕКВИЕМ

В сознании общества очень стойко представление определенного образа преступника – неухоженный вид, бегающие глазки, хамоватое поведение, татуировки – опасность три тысячи, как сейчас выражается молодежь. Но на самом деле сегодня преступники выглядят совершенно обычно, как и все мы. Немногие из них украшают свои тела куполами, немногие из них носят золотые цепи и спортивки с лампасами, кожаные береты, и не все кроют зубы желтым золотом. Сегодня они могут одеваться по последнему писку моды, и не всегда «отсидка» отражается на их лицах. Есть такие, кто очень следит за своей внешностью, манерами, даже пребывая в тюрьме, они не используют в своем лексиконе ожидаемых жаргонов. Эдакие интеллигенты в тюремной робе.

Не все преступники являются кровожадными убийцами, зверскими грабителями и насильниками. Хотя они составляют немалый процент заключенных. Много и тех, кто сел по юношеской дурости. Кто на момент совершения преступления в полной мере не осознавал своих деяний. И, конечно же, чаще виной всему выступает самое элементарное – употребление алкоголя или наркотиков. Больше 90 % преступлений совершается в состоянии затуманенного сознания.

Вспомнила одну историю. Был один парень, однажды он мне рассказал, как оказался в этих местах. В один из зимних дней во время очередного застолья между ним и его собутыльником вдруг началась пьяная перепалка, оппонент сразу схватился за нож, но, к счастью, наш герой смог увернуться от удара и даже умудрился нечаянно воткнуть этот же нож нападавшему, из раны тут же потекла кровь, при виде которой новоиспеченный преступник мгновенно потерял сознание. Оказывается, у него была гемотофобия (это боязнь вида крови). Агрессивный потерпевший от болевого шока тоже улегся рядом, так минут через пять или десять их и нашли, лежащих в обнимку. Раненый выжил, его ранение особого вреда здоровью не принесло, это и помогло получить по итогу сравнительно небольшой срок заключения. На этом примере можно увидеть, что не всегда в тюремных историях преобладает жесть, иногда их разжижает, по иронии судьбы, черный юмор.

Недавно на улице я встретила бывшего ученика, на зоне он имел неплохой авторитет, ему не был чужд самоанализ, с ним всегда было интересно поговорить, при этом он постоянно был занят какими-то делами, решал какие-то важные вопросы, деловито перебирая в руке четки, а еще он потрясающе играл в настольный теннис, не имел никаких татуировок, и, глядя на него, я думала, что в его судьбе еще есть надежда… Но когда я встретила его этим летом возле автовокзала со спутницей сомнительного вида, то увидела, что надежды практически не осталось… он не сразу меня узнал, но когда узнал, в его глазах отразилось явное замешательство с привкусом неловкости и почти детского стыда… Немного поболтав, он ушел в темноту, с закинутым через плечо пакетом, где бултыхались бутылки, в которых утопают миллионы жизней, судеб и добрых имен…

Не все преступники выходят из неблагополучных семей или интернатов. На протяжении этих лет я много раз наблюдала и видела, какие родители приезжают в тюрьмы на свидание к своим детям. Чаще всего приезжают матери, отцов я практически не видела. Мамы, как правило, довольно ухоженные женщины, в ушах которых красуются золотые серьги с драгоценными камнями, а когда они разговаривают на улице по телефону, в лучах солнца сверкают их красивые кольца и переливаются чистым цветом норковые шубы. Они привозили своим отпрыскам огромные баулы с продуктами и всем необходимым, продолжая «баловать» их даже при таких обстоятельствах. Но и это не означает, что в тюрьме лишь одни богатенькие сынки. Например, родители из неблагополучных семей могут не приезжать по причине долговременного запоя, нехватки денег, по тем или иным причинам, которые существовали и во времена воспитания этих самых детей, что находятся сейчас по ту сторону решетки.

Я проработала в этой колонии четыре года. Этот промежуток времени оказался в итоге самым переломным периодом моей жизни, навсегда изменившим то, что казалось мне неизменным и постоянным.

Я решила уйти еще за полгода до увольнения. Толчком к такому решению стал один из зимних дней начала 2015 года.

В тот день я, как обычно, вела урок, предо мной сидели ученики. Они что-то усердно записывали в свои тетради. И вдруг словно произошла быстрая раскрутка прошлых событий, проявилась картина всех лет моей работы здесь. Я вспомнила лица учеников, что прошли через мой кабинет и мои уроки.

Многие из них после освобождения возвращались обратно, но уже в колонию строгого режима по серьезным статьям, кого-то уже не было в живых из-за передозировки наркотиков или самоубийства, кто-то оказывался на постоянной больничной койке из-за туберкулеза, кто-то стал альфонсом и начал устраивать жизнь за счет женщин, кто-то продолжал сеять свои блатные понятия и на свободе, привлекая в свои тёмные делишки «свежее мясо» в виде школьников и студентов, были и те, кто вроде бы и начал законопослушную жизнь, но никак не мог устроиться на работу и найти свое место под солнцем. Хороших примеров почему-то было очень мало. Мне стало невыносимо тоскливо. Передо мной словно возникла ясная картина бессмысленности.

Тогда я и решила уйти. Отказаться от высокой зарплаты и стабильности. Мне безумно захотелось вырвать с мясом этот нарост чувства пустоты, мне стало невыносимо противно от фарса, которым так кичится общество вокруг, рисуя свою важность там, где ее на самом деле нет. Мне стало очень тошно.

Вечером, когда я приехала домой, то первым делом достала тот самый альбом, сунула его в пакет и под видом того, что вышла в магазин, пошла к лесу. Я решила его сжечь. Когда он сгорел дотла, серый пепел от него разлетелся по сторонам, оставляя серые крапинки на белом снегу…

Все мы приходим в этот мир чистыми как белый снег, но с годами превращаемся в пепел, периодами ощущая в себе все цвета радуги, при этом разделяя все, что происходит вокруг, на белое и черное, не понимая, что на самом деле нет в жизни ни белого, ни черного. Есть только серый с миллионами своих оттенков.

После четырех лет работы на зоне в голове осталась лишь одна мысль: тюрьма меняет человека. Действительно меняет и выворачивает его наизнанку, и будь ты хоть осужденным, хоть сотрудником колонии, хоть учителем на зоне – ты изменишься, твои мысли изменятся… Но не в том направлении, куда указывают все цели и курсивы законодательства, слова правильных теть и дядь с трибун, а устремятся туда, что называют моральным адом.

Одно лишь будет внятным в этой мясорубке – понимание конца. Наступит конец иллюзиям, конец всему тому, что нам вдалбливают с детства, ты начнешь понимать, что не существует правильного и неправильного, святых и грешных. Ничего этого нет… есть только правда, о которой давным-давно забыли в этом глупом и жестоком мире, и ты поймешь, что только в правде есть ответы на все вопросы. Но стоит ли знать эту правду всем?