Текст книги "Девилз-Крик"

Глава восьмая

1

Лунный свет сочился тонкой пеленой в открытое окно спальни, и Сьюзан Прюитт стояла в его сиянии, отчего ее обнаженное тело покрылось бледным блеском. Оззи застонал во сне и попытался перевернуться, но его рука все еще была прикована к стойке кровати, и он замер под неестественным углом, с опущенной к груди головой. Из носа у него вырвался раскатистый храп.

Она посмотрела на него, нахмурившись. Сколько времени, – задалась она вопросом, – потребуется, чтобы он так задохнулся? Или просто задушить его подушкой? Она проиграла в уме последующий разговор: Да, офицер, он был в порядке, когда мы легли спать, хотя и немножко храпел. Нет, он никогда не ходил на исследование сна, хотя я постоянно говорила ему сделать это. Говорят, сонное апноэ – это тихий убийца, но…

От очередной трели храпа, заполнившей комнату, пол завибрировал у нее под ногами.

«Возможно, и не такой тихий», – сказала себе Сьюзан, чувствуя внезапное тепло между ног. Она подумала о том, чтобы разбудить его и устроить новую «скачку», но выпитые им в баре шоты уже сотворили чудеса. Он полчаса пытался добиться эрекции, но к тому времени она уже спала – жар ее желания угас, сменившись холодной влажной скукой. Такое воздействие на нее оказывал Оззи Белл. И она праздно задалась вопросом, как такой здоровяк, столь высоко отзывавшийся о своих способностях, может быть таким скучным.

«И иметь такой маленький член, – подумала она, ухмыльнувшись. – Хотя даже маленькие вещи имеют свое предназначение».

Жители Стауфорда любили почесать языком. И в последнее время предметом этой болтовни становились многочисленные вечера, которые она проводила в городе вместе с Оззи.

Шеф нашел себе милую девушку для серьезных отношений…

О, но разве она не из бедных детей из той церкви…

Она из «Стауфордской шестерки», верно…

Может, шеф Белл найдет себе кого-нибудь получше, кого-нибудь с прошлым почище…

Работая в бургерной, Сьюзан была знакома с самыми разными сплетнями, что было одной из причин, по которой она занимала эту должность последние шесть лет. Ее поражало то, сколько всего можно узнать, просто притворившись, что не слушаешь. Праведные стауфордские баптисты любили почесать языком. Она не думала, что их пустые сердца могут вмещать столько секретов.

– Пусть болтают, – прошептала она в пустоту, снова переводя взгляд на луну. Ее наперсница, сияющий портал и проводник. Сколько разговоров она провела с луной? Бесчисленное множество, конечно же. Но о своих сердечных желаниях не осмеливалась говорить с кем-либо еще, даже с Оззи. Стауфорд не умел держать язык за зубами. И ей меньше всего нужно было, чтобы ее заклеймили ведьмой, как Имоджин Тремли. Но луна будет ее слушать и не будет осуждать. Луна присматривала за ней, направляя в делах, которые можно творить лишь в сумеречные часы. Сквозь ее немигающее око с ней говорил отец. Рассказывал свои секреты. Посвящал в свои планы. И она ждала.

Через луну отец повелел ей возлечь с начальником городской полиции. Он станет твоими глазами и ушами. Будет твоим щитом. И, как послушная дочь, она делала это уже несколько месяцев, глотала семя Оззи. Чтобы угодить своему ухажеру, открывалась ему в тех местах, куда он не должен был проникать.

Через луну отец повелел ей осквернить дом той еретической ведьмы. Надругаться над местом, где она родилась. И над местом, где она гниет в земле. И как послушная дочь, она поехала в хозяйственный магазин и купила баллончики с краской. Пометила старый викторианский дом на окраине города, а затем надгробие Имоджин. Вот только она слышала, что кладбищенский смотритель обнаружил ее граффити и смыл краску с отделанного гранита. Через несколько дней Сьюзан поехала на кладбище, чтобы закончить свою работу, но увидела там Джека Тремли. И эта встреча ошеломила ее. Она вовсе не ожидала, что он вернется. Хотя не важно. Она продолжит делать то, что велит отец.

Через луну он повелел ей ждать. Когда все еретики сгниют и луна снова станет полной, я вернусь к тебе, дочь моя. Мы построим рай на пепелище этого мира.

И, как послушная дочь, она ждала, отмечая в своем календаре дни до первого полнолуния после того, как Имоджин Тремли была предана земле.

Ждала, глядя на белое око, серебрящее ее тело, разум и душу. Мягкий ветерок шелестел листьями деревьев за окном и наполнял комнату прохладным воздухом. Ее тело покрылось гусиной кожей, а соски затвердели. Она обвела луну пальцем, мысленно формируя священный полукруг.

Капля крови упала на ноготь большого пальца ноги. Сьюзан опустила глаза, гадая, не снится ли ей все это, но тут пролилась еще одна кровавая слеза.

Она посмотрела на луну, на свою протянутую руку, на палец и заметила на запястье кровавый полукруг. Из-под кожи сочились кровавые слезы, следуя чернильным штрихам татуировки, которую она сделала несколько лет назад. Символ, который ее отец выжег у себя на лице, прежде чем та ведьма отняла у него жизнь. Сьюзан в благоговении уставилась на кровоточащую рану на запястье. Глаза наполнились слезами.

Я приду снова, мой маленький агнец. Я был и я есть.

– Ты будешь всегда, – всхлипнула она, давая волю слезам и опускаясь на колени. Кровь текла из раны, забрызгивая ее бедра и пол вокруг, образуя поллоковскую картину, изображающую жертвоприношение и преданность.

Сьюзан с мольбой подняла к окну окровавленную руку. Улыбнулась и сказала:

– Твоя воля и Старые Обычаи неразделимы.

Луна ничего не ответила ей.

2

Луна ничего не сказала и Зику, несмотря на его мольбы и крики. Отец встал перед ним, заслоняя собой лунный свет, и провел покрытой коркой грязи рукой по его волосам. Зик задрожал от его прикосновения, от грубой текстуры крошащихся отцовских пальцев по коже у него пошли мурашки. От затхлого запаха могилы, зловония гнили, десятилетиями лежавшей под слоем золы и земли, закрутило живот. И он дважды давился желчью, угрожающей вырваться наружу.

Мысли в голове у Зика бешено кружились, он был не в силах поверить в реальность происходящего. Его отец умер. Он видел, как Имоджин Тремли всадила одну пулю ему в грудь, а другую – в голову. Видел, как она разрядила весь барабан в истекающий кровью труп отца. Эта гротескная сцена преследовала его всю жизнь, мучая недосыпом и депрессией.

И все же отец стоял сейчас перед ним, покрытый коркой грязи и залитый кровью Вэйлона. Глаза Зика наполнились слезами.

– Не плачь, мой агнец. – Голос Джейкоба был сухим и хриплым, похожим на шелест травы и почвы, выдуваемой ветром с парового поля. – Твой друг добровольно отдал свою жизнь господу. Причащение плотью и кровью. – Он вытер подбородок и улыбнулся. – Нас ждет великий праздник.

Джейкоб схватил Зика за нижнюю челюсть и приподнял ему голову. Зик заставил себя посмотреть в светящиеся голубые глаза твари, некогда бывшей его отцом. Черные черви, прилипшие к лицу преподобного, шарили в воздухе, совершая судорожные круговые движения. Они словно чувствовали слезы Зика и его горе. Словно пробовали на вкус его страх.

– Но я должен знать, маленький агнец, что стало с идолом нашего господа?

Зик не знал, что ответить, он даже не понимал, о чем Джейкоб говорит. Голос подвел его, заставив издать лишь что-то похожее на глухой кашель. Джейкоб схватил сына за щеки и сжал.

– Где идол, дитя?

Но Зик не смог ответить. Вместо этого он стал кричать до боли в горле, взывая о помощи, которая не придет.

Джейкоб Мастерс прижал руку к лицу Зика, заглушая крики своего плачущего, напуганного ребенка. Черные черви, ползающие по коже Джейкоба, лезли Зику в рот, нос и глаза. Мир потемнел, погас, как спичка, но Зик продолжал чувствовать, как толстые пульсирующие существа медленно проникают в его разум.

– Ты поможешь мне найти его, – сказал Джейкоб, проводя почерневшим, раздутым языком по обугленным зубам. – И мы построим рай вместе.

Зик ничего не сказал, его рот был полон земли, червей и вязкой свернувшейся крови со вкусом нефти и тлена. Но он услышал, как в голове, в темноте за глазами, зудящими от прикосновения комковатых ползучих тварей, раздался его голос: «Да, отец. Давай же построим рай вместе».

Джейкоб улыбнулся лунному свету, и круглый знак у него на лбу закровоточил.

3

– Итак, детки, хотите услышать страшную историю?

Брат Бена Тасвелла подкинул дров в костер и дьявольски ухмыльнулся, когда взлетевшие вверх искры растворились в ночи. Извивающиеся в танце языки пламени отбрасывали колышущиеся тени ему на лицо. Бен подумал, что в свете костра Дэниел выглядит как сумасшедший, и неожиданно для себя повторил ухмылку старшего брата. Его улыбка слегка дрогнула, когда он взглянул на Райли и увидел, что его друг, не обращая внимания на огонь, нашептывает что-то на ухо Рэйчел Мэтьюз, и при этом они держатся за руки. Бен отвернулся.

Остальные ребята из молодежной группы возликовали, чем единогласно проголосовали за «страшилки» у костра. Дэн Тасвелл жестом указал на огонь.

– Тогда все сюда. У меня есть для вас одна очень страшная история. – Дэниел подмигнул другой сопровождающей, Гленде Мартин, еще одной студентке колледжа, приехавшей на уик-энд. Она уловила намек Дэниела и ненадолго скрылась в тени. Вернувшись, Гленда держала в руке маленькую черную сумку. Отдав ее Дэниелу, она присоединилась к группе у костра.

Бен наклонился вперед, пытаясь привлечь внимание брата и молча выражая свое любопытство. Что в сумке? «Скоро, – подумал он, – они все узнают». Но, как младшему брату рассказчика, ему нередко делалось исключение, и он хотел быть посвященным раньше остальных детей.

Если Дэниел и заметил любопытствующий взгляд брата, то не подал виду. Вместо этого сунул в сумку руку. Оранжевый свет от костра отражался у него в очках, вызывая ассоциации с хеллоуиновской тыквой-фонарем.

– Вы готовы?

Наевшись зефирками и напившись теплым какао, члены молодежной группы Первой баптистской церкви сгрудились вокруг костра и обратили все свое внимание на Дэниела. Все, кроме Рэйчел и Райли. Они обменивались тихими смешками. Бен пытался привлечь внимание брата, пытался заставить его посмотреть на юную пару, но тот не замечал его, поскольку был слишком занят своим монологом.

На мгновение Бену пришла в голову мысль настучать на Райли по возвращении в город. Он был уверен, что преподобному Тейту будет не слишком приятно услышать, что его сын провел выходные, уединившись с Рэйчел Мэтьюз, но затем щеки у него вспыхнули от стыда. «Нельзя так поступать с другом, – произнес внутренний голос. – Особенно после того, как он сегодня спас тебя от Джимми Корда».

Бен вздохнул. Он был обязан Райли. Все произошло так быстро. Сперва Джимми загнал его в угол – он даже уже не помнил, из-за чего. Затем появился Райли с обеденным подносом. А потом Джимми истекал кровью, а Райли улыбался, и…

– Бен?

Он поднял глаза, вырвавшись из задумчивости.

– Да, Дэн.

– Не отвлекайся, хорошо? У меня здесь почасовая оплата.

Гленда Мартин хихикнула, но остальные дети сохраняли молчание. Бен кивнул брату, чтобы тот продолжал.

– Итак, когда-то здесь была церковь. Много лет назад, до того как в Холли-Бэй построили плотину. Кто-нибудь из вас знает это?

Дети молчали, но Бен вдруг почувствовал, что едва сдерживает волнение. Он слегка подался вперед, испытывая нетерпение. Краем глаза увидел, что Райли, наконец, переключил свое внимание на Дэниела, но мрачное выражение его лица уже говорило о многом.

– Полагаю, что нет. Сейчас мало кто говорит об этом. Не так много их осталось. Дэниел позволил зловещим словам ненадолго повиснуть в воздухе, пока вытаскивал руку из сумки. Белый порошок просыпался сквозь пальцы и оживил пламя. Оранжевый всполох осветил лица детей, и они с благоговейным трепетом переглянулись.

Друг Бена, Тоби Гилпин, пихнул локтем его в руку. Затем, наклонившись, прошептал:

– Чувак, я не знал, что твой брат волшебник.

– Я тоже, – тихо ответил Бен, больше себе, чем другу.

– Эта старая церковь стояла в паре миль отсюда, – продолжил Дэниел. – Здесь, в этом лесу, недалеко от Девилз-Крик-роуд. Раньше там собиралась небольшая группа жителей Стауфорда, и старый служитель по имени Джейкоб Мастерс читал им проповеди про адский огонь и серу. Мой дед называл это «старинной верой». Здесь, в этом лесу, брат Мастерс построил для своих людей целую общину, чтобы они могли совершать свои обряды, не боясь, что им помешают.

Дэниел Тасвелл сделал паузу, скорее для того, чтобы перевести дыхание, чем чтобы усилить эффект, и где-то вдали ухнула сова, заставив некоторых детей вздрогнуть. Прочистив горло, он продолжил.

– Как бы то ни было, пошли слухи, что здесь, в этом лесу, происходит поклонение дьяволу. Люди слышали всевозможные истории о принесении в жертву животных, о странных звуках и свете после захода солнца, о песнопениях и людях в мантиях. Я был совсем юным, когда впервые услышал эти истории, не старше, чем ты сейчас, Бен.

Все дети посмотрели на него, даже Райли. У Бена вспыхнули щеки.

– Все знали, что нельзя ходить в Девилз-Крик. В городе у Джейкоба Мастерса была репутация человека, который немного слетел с катушек. Как и у всех его последователей. Его евангелие отличалось от того, которое мы изучаем по воскресеньям в Первой баптистской церкви. Со временем слухи продолжали множиться, пока однажды не начали пропадать дети.

Члены молодежной группы тревожно переглянулись. Гленда Мартин заерзала на месте и зажала рот рукой, чтобы скрыть улыбку. Теперь все они были целиком во власти Дэниела.

– Одно наложилось на другое, и вскоре жители Стауфорда собрали толпу. Поехали к церкви Джейкоба, сюда, в лес. И знаете, что они обнаружили?

Бен подался вперед, вслушиваясь в каждое слово брата. Тоби сделал то же самое, как и все остальные. Все, кроме Райли, который теперь сидел, скрестив руки. Глаза у него горели от гнева – такие Бен видел у него лишь однажды, ранее этим днем.

– Они обнаружили пропавших детей – то есть их части, подвешенные на деревья, как китайские колокольчики. Слухи были правдой, и добрые люди Стауфорда начали действовать слишком поздно. Они схватили последователей Джейкоба, чтобы отвезти в город и судить за убийство, но прежде, чем уехать, подожгли церковь.

– Все было не так, – пробормотал Райли, но лишь Рэйчел и Бен услышали его.

Дэниел сунул руку в сумку и достал еще одну пригоршню белого порошка. Прежде чем его брат бросил порошок в огонь, Бен понял, что это: сухие сливки для кофе. Ранее днем он видел банку в сумке брата и еще удивился, поскольку Дэниел никогда не пил кофе. Лицо Бена расплылось в улыбке, пока он наблюдал, как брат вызывает из костра очередную вспышку пламени. Дэниел Тасвелл подождал, когда огонь уляжется. Он облизнул губы, посмотрел на лица слушателей, после чего продолжил.

– Когда они подожгли здание, старик находился внутри. Мой дед говорил, что крики, доносившиеся из церкви, не принадлежали человеку. Было в них что-то звериное. Когда церковь сгорела дотла, те, кто не уехал, принялись рыться в золе в поисках останков Джейкоба, но так ничего и не нашли. В тот день старик Мастерс исчез, но если будете внимательно прислушиваться в холодные осенние ночи вроде этой, то, как говорят, сможете услышать его крики… Что это там такое?

Брат Бена вскочил на ноги и захихикал, когда вся группа детей взвизгнула от ужаса. Охваченные секундной паникой, они стали всматриваться в тени невидящими от костра глазами, пытаясь разглядеть фигуру злого Джейкоба Мастерса, убийцы детей. Конечно же, его там не было. Бен за милю почуял уловку брата, но подыграл, имитируя удивление, после чего захохотал вместе с ним.

– Очень смешно, Дэн. – Тоби оглянулся на Бена. – Твой братец – отстой.

– Как скажешь, – ухмыльнулся Бен. – Видел, ты чуть из ботинок не выпрыгнул.

Гленда Мартин хлопнула в ладоши.

– Ладно, дети. Утром нас ждет долгий поход, поэтому вы все должны немного поспать. Давайте возвращайтесь в свои палатки. Пора баиньки.

Дети начали расходиться, но Райли остался сидеть. Бен проследил, как он попрощался с Рэйчел, быстро подмигнув ей, после чего она побежала вместе с другими девочками к их палаткам.

Дэниел окликнул его.

– Эй, Бен, помоги мне погасить костер.

Послушавшись брата, тот принялся запихивать ногой землю в кострище. Огонь почти потух, когда из темноты появился Райли.

– Дэниел, – сказал он, – все было не так.

Дэниел усмехнулся, отмахиваясь от критики.

– Брось, это же просто история, Райли. Давай немного поспим, а?

– Ага, – ответил Райли, нахмурившись. Прежде чем уйти, он перехватил взгляд Бена. Бену показалось, что Райли сказал что-то еще, когда удалялся в темноту. Это не просто история.

От этих слов пульс у Бена участился, и он принялся спешно запинывать в кострище землю, поднимая вверх облака пыли и грязи. Когда в лесной темноте остались светиться последние угольки, Бен со всех ног бросился догонять друга, чтобы не идти одному.

4

Райли забрался в палатку. Включил портативный светодиодный фонарь, заполнивший интерьер бледным светом, и стал ждать возращения Бена. Комментарий Дэниела не давал ему покоя, будто откусывал от мозга маленькие кусочки, отчего Райли чувствовал зуд там, где не мог почесать.

Это не просто история. По крайней мере, не такая, как ее понимал Райли. Он слышал в последнее время множество страшных легенд. Да и какой ребенок в Стауфорде их не слышал? Кто-то из старших братьев или сестер – родных или двоюродных – всегда пробалтывался. Обычно приглушенным шепотом, с каким-то диким весельем в глазах. «Страшилки» отличались примитивностью и передавались как предостережения. Но в основном – и для Райли это было не просто предположение – ради садистского удовольствия пугать кого-то с помощью одних лишь слов. И, как и в большинстве страшных историй, в них всегда была толика правды.

Райли помнил, как в один солнечный день на детской площадке стауфордской начальной школы мальчик по имени Чэд Симмонс поделился мрачной городской легендой. Чэд услышал эту историю от своего старшего брата, Дирка, а тот в свою очередь – от неназванного брата непосредственного участника событий. И ничего, что присутствовало расхождение в датах. Такие детали были пустяшными для маленького мальчика, жаждущего услышать страшилку.

Версия Чэда Симмонса была ближе к правде, но в ней отсутствовала одна неотъемлемая часть, которую Райли узнал лишь спустя годы, когда уже учился в старшей школе. Эту версию Джимми Корд обнародовал перед всем классом во время школьного собрания: «Разве твой папа был не из тех проклятых детей Девилз-Крика?»

Этого вопроса было достаточно, чтобы пробудить любопытство каждого подростка в школьной аудитории, и к концу дня репутация Райли Тейта полностью изменилась.

Отца едва не хватил сердечный удар, когда Райли задал ему вопрос.

«Так ты из тех проклятых детей Девилз-Крика?»

В течение последующего часа Бобби Тейт сидел на телефоне, за закрытой дверью своей спальни, и довольно громко спорил с кем-то, кто, по мнению Райли, мог быть лишь отцом Джимми Корда. Выйдя из спальни, Тейт-старший выглядел так, будто постарел лет на десять. Запавшие глаза, впалые щеки, поникшие плечи, подавленный вид. Бобби Тейт не был пьющим человеком, но Райли подозревал, что если б в доме имелся бурбон, то тогда отец к нему приложился бы.

В тот вечер Райли узнал правду о своем происхождении, и будь его мать еще жива, искал бы утешения в ее объятиях. Ее отсутствие ударило по нему сильнее, чем когда-либо. Все дети в школе были правы: он – уродец из долбанутой семейки.

«Но постарайся извлечь из этого максимум пользы, – сказал ему отец. – Если б меня беспокоило то, что люди думают обо мне, я не стал бы проповедником».

Решение Райли принять образ, проецируемый на него всеми, казалось самым простым выходом. Поскольку большую часть одноклассников он знал еще с детского сада, он понимал, что будет, если он попробует вырваться из пузыря, в который они его поместили. В Стауфорде любой, кто пытался возвыситься над своим социальным статусом, быстро становился изгоем. Быть монстром, которым они его считали, казалось ему вполне разумным. И походив несколько дней с накрашенными ногтями и в черной одежде, Райли осознал, что ему отчасти нравится быть этим монстром. Так он впервые почувствовал себя комфортно в собственной шкуре.

Были и другие, которым понравился этот монстр. Такие, как Рэйчел Мэтьюз, привлеченные ореолом таинственности, который Райли образовал вокруг себя. Быть монстром было по-своему выгодно. И в отличие от своего отца Райли когда-нибудь намеревался рассказать своим детям хорошие истории.

Бен забрался в палатку. Посмотрел на Райли и нахмурился.

– Что не так? Ты же уже не злишься по поводу того, что сказал мой брат, верно?

– Верно, – солгал Райли. – Хотя мне нужно поговорить с тобой.

Бен принялся разворачивать свой спальный мешок.

– Насчет сегодняшнего дня?

Райли замер. После домашнего разговора с отцом он почти забыл о школьном инциденте. Да, он полагал, что ему действительно нужно поговорить об этом с Беном. О том, чтобы держаться как можно дальше от Джимми Корда.

– Послушай, – продолжил Бен, – тебе не нужно было делать то, что ты сделал. Я твой должник. Спасибо.

– Не нужно было. Но если не я, тогда кто?

Мальчишки замолчали, обдумывая эти последние слова. Бен закончил расправлять постель и забрался в свой спальный мешок. Перевернулся на бок и посмотрел на Райли, подперев голову рукой.

– Корд собирается выбить из тебя все дерьмо, знаешь?

– Пусть попробует.

Бен рассмеялся.

– Он не просто попробует, дурачок. Теперь уже не мне нужно беспокоиться насчет него. Эй, спать не собираешься?

– Нет, – ответил Райли. – Не собираюсь. Сейчас, во всяком случае. Я договорился с Рэйчел встретиться в лесу после отбоя.

Бен сел прямо.

– Ты шутишь.

Райли покачал головой.

– Вовсе нет.

– И что вы будете делать?

– Разговаривать.

Даже в бледном свете светодиодного фонаря было видно, как покраснели у Бена щеки.

– Знаешь, сколько у тебя будет проблем, если тебя застукают? Я в том смысле, что твой отец, наверное, не пустит тебя больше в поход. Черт, да они, наверное, перестанут пускать с нами девчонок и…

– Бен, меня не застукают. Мы просто собираемся поговорить.

– Угу, – ухмыльнулся Бен. – И держаться за руки, как вы делали сегодня. А еще сосаться. Может, она еще даст тебе потрогать свои сиськи.

Щеки у Райли вспыхнули, скорее от смущения, чем от вожделения. Ему очень нравилась Рэйчел Мэтьюз, и он думал, что тоже ей нравится, но не говорил с ней на эту тему. Пока, во всяком случае. Они общались, передавая друг другу записки на уроке, обмениваясь СМС-ками по ночам, болтая по скайпу. Всякий раз, когда нужно было выполнить какой-нибудь школьный проект, они всегда старались оказаться в одной группе. Всегда смеялись над шутками друг друга, и один из них всегда отворачивался, когда другой ловил на себе его взгляд. Он ей нравился, ее не отпугивал монстр, которым он представлялся, и…

– Ты дашь ей потрогать свою пипку?

– Заткнись, – усмехнулся Райли, игриво шлепнув друга по голове. – Это не смешно.

– О, брось. Не говори мне, что не думал об этом.

Райли ухмыльнулся, но промолчал. Его молчание было исчерпывающим ответом, и Бену не нужно было слов, чтобы получить подтверждение его мыслям. Он думал об этом, много раз. И обычно после того, как они желали друг другу спокойной ночи. Но не сегодня. Сегодня вечером он хотел поговорить с ней еще, без любопытных ушей и глаз, когда они могли пооткровенничать.

И, возможно, обменяться парой поцелуев.

У Райли зазвонил телефон. Он посмотрел на экран. Сердце у него учащенно забилось, а в животе запорхали бабочки. Сообщение от Рэйчел гласило: «Ухожу через полчаса. До скорого».

Бен поморщился и издал чмокающие звуки, а Райли вытянулся на своем спальном мешке.

– Ты такой еще зеленый, – прошептал Райли и выключил фонарь.

5

Зик Биллингс брел в темноте, прокладывая тропу через лес. Приглушенный шепот отцовских слов проникал в его сознание, а тень отца следовала в нескольких шагах позади него, скользя сквозь траву и кусты ежевики подобно призрачной жидкой субстанции.

Знаешь, что тьма поведала мне, дитя?

– Что, отец?

Джейкоб, – молвила она, – ты прольешь свое семя во имя меня, а из своего семени ты прольешь кровь, а своей кровью ты подожжешь мир, из которого вырастет рай. Рай, сынок. Рай на земле. Истинный рай, рожденный из золы и пепла. На обугленных костях проклятых будут возведены города, а сами окаянные утонут в водах их собственных грехов. Понимаешь?

Вокруг головы у Зика гудели комары. Он шел вперед, спотыкаясь и отталкивая хрупкие ветви, которые раскачивались и царапали ему лицо. Ему показалось, что он ответил «Да, я понял». Только голос у него был каким-то далеким, а взор – затуманенным. Поселившиеся у него в голове черви медленно пробирались к сердцу. Он чувствовал, как они, подобно темным щупальцам, ищут остатки его прежнего «я», высасывая жизненную силу.

С каждым шагом Зик ощущал, как теряет над собой контроль, функции тела были узурпированы тонкими пальчиками, копошащимися у него в мозгу, и черной тенью, следовавшей за ним по пятам. Он не раз чувствовал у себя на плече прикосновение отцовской руки, направляющей его вперед, в неизвестность. Ему нравилось это прикосновение, нравилось утешение, которое оно приносило ему. Всю свою жизнь он мечтал, чтобы истинный отец указал ему путь. И теперь, после десятилетий ошибок и невзгод, его желание наконец исполнилось.

Только Джейкоб был гораздо больше, чем отец.

Моя кровь, мое семя, мой маленький агнец. Я должен поделиться с тобой великим множеством тайн. Тайн земли, могилы, нашего нового господа. Еретики застелили пеленой твои девственные глаза и скрыли от тебя истинный мир. Я обещаю тебе, дитя, что существует гораздо большее. Тело, которое ты носишь, боль, которую чувствуешь, вся эта плоть – всего лишь саван. Наш новый господь покажет тебе. Наш новый господь покажет всем твоим братьям и сестрам.

– Когда, отец?

Скоро, сын мой. Мы должны найти идола нашего господа. И должны сделать кое-что еще. Нам предстоит построить рай на земле, камень за камнем, и нам потребуется помощь.

– Помощь, отец?

Под тяжелыми ботинками Зика ломались ветки. Туман у него в глазах слегка рассеялся, и он увидел впереди умирающие угли костра. Ленивые струйки дыма поднимались вверх, и от едкого запаха защипало в носу. Зик услышал приглушенный детский смех. Девочки и мальчики.

Да, сын мой. Земные младенцы своей невинностью покорят сердца проклятых. Из этих вавилонских семян вырастет новый рай.

Тень подтолкнула его вперед. Зик подчинился.

6

Джек Тремли проснулся от лихорадочного сна про безликих тварей из темноты, сбросил с ног одеяло и, вскрикнув, сел в кровати. Существа из ночных кошмаров рассеялись в тускло освещенной спальне бабушкиного дома. За порогом грез это место казалось ему и знакомым и чужим одновременно. На лбу и груди выступили капли пота. Придя в себя, Джек вытер лицо покрывалом – этот старый шерстяной плед Имоджин связала, когда Джек был еще подростком. Он таращился на него несколько минут, пытаясь вспомнить, когда им укрылся, но тщетно.

Он помнил лишь, что в ресторане слишком много выпил. Стефани подвезла его домой, и он, помахав ей на прощание, впервые за все эти годы вошел в бабушкин дом. Алкоголь в организме лишил этот момент какой-либо ностальгической торжественности. После справления малой нужды, которое, казалось, длилось целую вечность, он рухнул лицом вниз на старый диван и тут же отрубился. Он не помнил ни как снял с себя рубашку, ни как завернулся в одеяло.

Свет все еще горел, скрипучий потолочный вентилятор вращался, и все было таким, каким сохранилось в его памяти. В противоположном конце комнаты стояло коричневое кресло Бабули Джини и пуфик с лежащей на нем стопкой журналов и газет. Ее шкаф со стереосистемой и проигрывателем, приставные тумбочки, лампы, журнальный столик и даже старый телевизор с деревянным корпусом находились там же, где и всегда.

«Раньше все было крупнее», – подумал он, улыбаясь своей глупой мысли. Конечно, так и было. Он провел здесь большую часть юности и был уверен, что если проверит дверной косяк кухни, отметки его роста все еще будут там. Даже комод и двухместный диванчик с дисковым телефоном стояли на прежнем месте у входа в гостиную. И Джек помнил номер телефона так же хорошо, как свой номер социального страхования или ПИН-код банковской карты.

Он прошептал его себе под нос. От произнесенных вслух знакомых цифр заныло сердце.

Джек поднялся на ноги, слегка покачиваясь из-за головокружения, и решил напиться воды, пока не наступило неизбежное похмелье.

Утолив жажду и придя в чувство, он вернулся в гостиную и открыл окно. Прохладный ветерок всколыхнул занавески, и голое тело Джека пошло мелкими пупырышками, но ему понравилось это ощущение.

Когда он выключил свет, что-то привлекло его внимание. Из гостиной исходило тусклое свечение.

– Какого черта?

Маленький червячок беспокойства проник в разум, отчего Джек покрылся липкой пленкой пота. Свечение казалось ему знакомым, и как бы ему ни хотелось снова лечь спать, тот червячок уже не оставит его в покое. В темных глубинах разума хранилось воспоминание, наполовину погребенное и жаждущее, чтобы его откопали. Джек знал себя достаточно хорошо и понимал, что не заснет, пока не обнаружит источник.

Вымотанный, с все еще шумящей от выпитого головой, он побрел по коридору. Свет, который он обнаружил, шел вообще не с первого этажа. Ничего необычного не было подключено к стенам столовой или кухни. Свет струился по дальней стене прихожей, и в нем, словно в медленно колышущейся воде, плавали пылинки. Джек двинулся вдоль стены в сторону лестницы. Коридор, в котором он находился, был окутан сапфирной синевой.

«Может, это ночник?» – подумал он, но любопытство не отпускало. Он посмотрел вверх, ошеломленный и полусонный, гадая, не добавить ли сомнамбулизм в свой список связанных со сном недугов. Затем включил свет и стал подниматься по лестнице. Дверь бабушкиной спальни была слегка приоткрыта, и сквозь тонкую щель виднелась комната. Свечение медленно пульсировало, напоминая чье-то ритмичное дыхание.

Джек стоял в коридоре, глядя на накатывающий и отступающий световой поток. И чем дольше смотрел на него, тем сильнее начинала болеть голова, поэтому он заставил себя отвернуться. Гложущее чувство, что он видел этот свет раньше, подстегивало любопытство, несмотря на испытываемое им беспокойство. Ему хотелось развернуться и уйти, но он не мог выбросить этот свет из головы. Его тянуло к нему, как к маяку.

– Черт с ним, – пробормотал Джек, толкая себя вперед. Распахнув дверь, он включил в спальне свет.

Комната Бабули Джини в целом была такой же, какой он ее помнил. Платяной шкаф по-прежнему стоял в дальнем углу, рядом с кроватью с балдахином на четырех столбах. Трельяж все еще загромождали шкатулки с драгоценностями, духи и банки с лаком для волос, а кедровый сундук с одеялами и постельным бельем по-прежнему стоял у изножья кровати.