Текст книги "Летний дракон. Первая книга Вечнолива"

– Авар, какой ты устрашающий. То есть изумительный. И какой ты красивый, – он широко разинул пасть, изучающе посматривая на меня и не двигаясь с места. – Обычно дракон-самец охраняет территорию и добывает для мамочки и детенышей пищу. А ты здесь совсем один, преследуешь людей, которые украли твоего малыша. Наверное, твою подругу я нашла в лесу? Или она… – я сглотнула. – Или она в пещере?

Взгляд дракона был непроницаем.

Я невольно взглянула в его глаза – серебристые, как полосы в его окрасе. Он действительно был прекрасен, и вид засевших в его плоти болтов с черными потеками крови причинял мне боль. Несмотря ни на что, я всей душой сопереживала величественному дикому самцу. Я заурчала ему – насколько мне это позволяли пересохшие губы и язык. Дракон слегка кивнул. Приободренная, я попыталась повторить гортанное ворчание, которое наши драконы издавали, принимаясь за еду. Он опять наклонил голову.

– Я хочу спасти твоего малыша. Позволь тебе помочь? Смотри…

Я выудила из мешка кусок мяса и показала его Малику. Выразительно посмотрела на вершину склона и изобразила хнычущий звук, который издают голодные дити. Мы называли его моупаньем.

– Вот еда для твоего малыша.

И я убрала мясо. Дракон следил за мной не шевелясь.

– О милостивые Авар, какой ты бедняжка! Мне ужасно жаль, что я не могу помочь и тебе.

Прозрачные глаза дракона встретились с моими, и его зрачки расширились. Прежде чем я успела отвести свой предательский взгляд, Малик взревел от ярости и вскочил на поваленное дерево.

Он в исступлении сдирал ветки лапами, а те, что поменьше, запросто перекусывал зубами. Он забирался выше и выше. Ствол скрипел и сотрясался. Меня осыпало кусками коры.

Я заорала от страха, а затем, почти не раздумывая, попыталась издать настоящий драконий возглас. Я вложила в свой голос всю силу, которая у меня оставалась, вместив в свой зов тоску за храброго дикого дракона и весь глубочайший страх.

Я попыталась изобразить тоскливый вой Грюс. Я издавала протяжный вопль так громко и долго, насколько была способна, и каждый стон завершала драконьим скорбным пыхтением.

Малик замер и уставился на меня, тяжело дыша.

Из лагеря хародийцев донесся зов детеныша – протяжный, безутешный и едва слышный.

Малик низко заурчал, принялся метаться из стороны в сторону – от одного валуна к другому. А когда остановился, вскинул голову и позвал:

– Кейрр! Кейрр!

Детеныш отозвался в ответ.

Дракон просунул голову между стволом дерева и валуном – насколько это было возможно – и что есть мочи заревел. Меня обдало теплым, смрадным дыханием, и я съежилась.

А потом он ушел.

Я прождала, наверное, целый час, но Малик не вернулся. Когда меня, наконец, перестало трясти, я высунулась в щель между деревом и валуном. Тело ныло. Мышцы горели. Руки и колени пульсировали. Давала о себе знать рана. Я должна была валиться с ног, но страх по-прежнему заставлял меня шевелиться.

Малик пропал. Я выбралась на поляну и оглядела окрестности. Уже потихоньку светало, но долина оставалась окутана предрассветным мраком. Воздух был прохладным и влажным, приятно пахнущим мхом и росой. Какая-то птичка готовилась к утренней арии, среди листвы засновали деловитые белки. Лесная идиллия заставляла события ночи казаться горячечным сном. Но сломанные деревья, взрытая земля и потеки крови убеждали в горькой правде. Мой арбалет еще оставался заряжен и взведен. Я не стала его спускать и отправилась за Маликом.

Идти по его следу оказалось просто – отпечатки привели меня вверх по склону, к пещере браконьеров-хародийцев. Я высмотрела себе второе потенциальное убежище и, убедившись, что вокруг никого, поспешила к нему. Там я отдышалась и отыскала новое укрытие. Я передвигалась короткими перебежками примерно полчаса, пока в небе не забрезжил рассвет.

И я снова увидела Малика. Он целенаправленно шагал примерно в ста ярдах впереди, скрываясь за растущими по правую сторону от колеи деревьями. Я последовала его примеру, стараясь, чтобы как минимум одно дерево всегда заслоняло меня от дракона. Он подкрался поближе к пещере и свернулся за гранитными глыбами и завесой из кедров. Я чувствовала, что он выжидает, оценивает ситуацию.

Я продолжила тяжелый подъем, цепляясь для поддержки за стволы окровавленными ладонями. Вскоре я еле дышала, ноги пылали, но расстояние между мной и Маликом уменьшилось до нескольких дюжин ярдов. Он успел меня заметить и угрожающе уставился прямо на меня. Однако он не делал резких движений и не издавал никаких звуков. Пару минут мы молча наблюдали друг за другом. По моей спине стекал пот. Что бы ни случилось, пока у Малика будут силы, он продолжит, как и я, идти к цели. У меня внутри все сжалось от мысли, что он опять на меня нападет. И сжалось еще сильнее от осознания, что Малик – мой единственный союзник сейчас. Который с легкостью способен от меня избавиться – перекусить пополам.

У входа в пещеру поднялась суматоха. Порыв свежего ветерка принес звуки: крики и топот ног. Судя по отблескам света на металле, воины-хародийцы уходили к плато, прочь от меня. Захлопали крылья – главарь взмыл в небо на каштаново-пятнистом драконе. За ними возник темный силуэт Ужаса-зверя в грубой броне с закутанным в черное всадником. Что-то их выманило. Я выглянула между деревьями, стремясь все понять и увидеть, и у меня захолонуло в груди.

Из расщелины, где был туннель, прямо над каменной лестницей к первому алому лучу рассвета поднимался столб густого серого дыма.

Дариан поджег заброшенное драконье гнездо.

Дар, ты кретин! Брат не сомневался, что за нами прилетит отец, и настаивал, что лучший план – спрятаться и ждать. Однако он боялся, что хародийцы нас выследят, возможно, глухой ночью, и решился на такое!

Ради меня. Мне нужно было отвлечь врагов, и Дариан сумел это сделать.

Ответственность за Дариана лежала на мне. Если бы не я, Дариан бы здесь не очутился. Я беззвучно помолилась Гетигу, чтобы брат успел убраться подальше от источника дыма.

Сперва посыпались камешки: Малик упорно крался к пещере по звериной тропе. Он понял, что моментом нужно пользоваться, и делал свой ход, пока я цепенела в нерешительности. Нужно было следовать за Маликом, несмотря на то, что у меня тряслись колени и не хватало дыхания. Но в то же время я должна была убедиться, что мой брат находится в безопасности.

Драконы опустились у расщелины, но почему-то бездействовали, дожидаясь пеших воинов. Затем мое внимание привлекло какое-то движение в самой долине.

Это был Дариан: он мчался к деревьям. И как только он скрылся в их тени, я шумно вздохнула от облегчения. Он не мог не расслышать рев Малика в ночи. Дариан вообще мог предположить, что я стала последним ужином обреченного дикого дракона.

И Дариан, одинокий и до смерти напуганный, в предрассветный час почему-то решил отвлечь хародийцев. Может, он хотел просто сбежать домой и одновременно подать знак отцу, даже если это привлечет браконьеров и их чудовищную зверюгу. Дариан разжег костер и тотчас дал деру, использовав те же каменные ступеньки, что и я.

Меня одновременно охватили облегчение и страх. В лесу Дариан в большей безопасности, но ведь беда еще не миновала. Однако своим поступком брат вынудил меня начать действовать. Если сейчас прилетит отец, мой поход обречен на неудачу!

– Спасибо, Дариан, – прошептала я.

Малик низко пригибался к земле, продолжая продвигаться вперед. Он практически обогнул последнюю межу, отделяющую его от входа в пещеру. Я прикинула все варианты, и хороших среди них не оказалось. Я еще не готова. Я оказалась в неизведанных небесах. Что мне делать?

Мои размышления прервал разнесшийся по долине хриплый, животный рев. Главарь на каштановом драконе и черный Ужас стремительно взмыли на восток, к лесу. Неужели они заметили Дариана?..

Я застонала, безумно перепугавшись. Дариану я теперь помочь не могла, а вот Малик подарил мне шанс, пусть и крошечный – мою единственную надежду.

Из пещеры донеслись встревоженные крики, пение тетивы, рычание Малика.

Милостивые Авар. Дариан, Высшие… простите.

Преодолев оставшиеся препятствия на пути к пещере, я шагнула следом за Маликом, держа арбалет наготове.

18

Малик с неистовством врезался в толпу хародийцев. Больше дюжины арбалетчиков пытались то ускользнуть от него, то закрепиться и нанести ответный удар. Высокий хародиец полез между колесами повозки с почерневшими бочками, но дракон вытащил его за ноги и швырнул через всю пещеру. Другой споткнулся, убегая в панике, и оказался раздавлен тяжелой передней лапой дракона.

Уцелевшие хародийцы окружили Малика. Всякий раз, как он поворачивался к одному отряду, кто-то обходил его со спины. Некоторые болты просто отскакивали от природной драконьей брони, но были и те, что впивались глубоко в его плоть, и Малик выл от боли. Когда он нападал, арбалетчики начинали кружить по пещере, не позволяя ему сосредоточиться на конкретной цели. Они держались четкими парами – кто-то стрелял, его товарищ перезаряжал.

С каждым болтом, поражающим Малика, моя ярость возрастала. Я вскинула арбалет и попыталась прицелиться, но царящая кругом суматоха сбила меня с толку. Как только в поле зрения попадал хародиец, у меня перед глазами возникало лицо моей первой жертвы, и я колебалась. Та ползущая по немигающему глазу муха будет преследовать меня вечно.

Злая, растерянная, перепуганная до смерти, я ждала нового шанса, но когда он выпадал – опять слишком долго мешкала.

Слезы грозили затуманить мне зрение.

«Вот так ты выполняешь свои обещания? – упрекала себя я. – А если Дариан погибнет, а ты так и не спасешь детеныша? Все окажется впустую».

Воин замер, вскинув арбалет. Я спустила курок. Мой болт ударил хародийцу в спину именно в тот момент, когда к нему повернулся Малик. Мужчина рухнул на землю, вскрикнув. Я охнула, разрываясь между противоречивыми чувствами – облегчением и сопереживанием. Другой мужчина ускользнул от когтей Малика, не заметив меня. Раненый завертелся волчком, и Малик придавил его задней лапой, добивая. Мои руки тряслись столь сильно, что я еле сумела вложить новый болт в паз. Пустой желудок сжался в комок, и меня накрыла волна тошноты.

Зря я помогла Малику, сейчас меня могли обнаружить! Надо было пробраться в пещеру, пока гигант всех отвлекал.

Тем временем Малик пригвоздил двух воинов к дальней стене, однако успел заработать болты в бедра и в задние лапы. Он бросился на зашедших с тыла хародийцев, но они кинулись врассыпную.

Я увидела лазейку: сражающиеся ушли вправо, а я бросилась влево и замерла за треногой с трупом юного дракончика.

Я хотела оценить обстановку.

Хародийцы сдвигались прочь от меня. Малик загнал воина в небольшой водопадик, умело прикрываясь крыльями, как щитом: остальные напряженно следили за схваткой. От камней отразились крики, плеск и сухой хруст. Я быстро пробралась вдоль стенки, плача и с трудом сдерживая рвотные позывы. Мой ботинок запутался в пропитанном кровью плаще убитого. Я высвободилась, но опять споткнулась, а потом помчалась к повозке с мертвецами.

Малик вновь бросился в атаку, и теперь действо вновь развернулось ко мне. Я поспешно спряталась за повозкой – мимо пронеслись кричащие хародийцы. Один, заметив меня, в замешательстве остановился. В тот же миг в него вонзил когти Малик, который затем ринулся на другого хародийца – в лапе он все еще сжимал свою жертву.

Вскоре вопли мужчины стихли, и Малик отшвырнул изломанное тело на землю.

Я метнулась в сторону, вопреки всему надеясь, что сумею пробраться в глубь пещеры и остаться в живых. Я не знала, смогу ли отыскать своего дитя, или даже что мне делать, если это случится. Надо набраться терпения. И нужно просто продолжать двигаться.

Меня выследил какой-то воин: на его крик обернулись соплеменники. Забыв про дракона, воин с рослым напарником побежали ко мне. Я выстрелила: болт вонзился мужчине в грудь, и хародиец завалился назад, как заплечный мешок, набитый вяленым мясом. Напарник вскинул арбалет и прицелился, но я заметалась туда-сюда и бросилась за валун. У меня за спиной раздались хлопок и треск. Я споткнулась и растянулась на земле. Пока я поднималась на ноги, воин шагнул ближе. Он отбросил арбалет и вытащил из ножен страшный кривой меч. Я наступила на стремя своего арбалета, попыталась взвести, но не справилась, и он выскочил у меня из рук. Я попятилась, но опять споткнулась – теперь о свой же арбалет – и снова упала.

Из ниоткуда выскочил Малик и, схватив хародийца челюстями, встряхнул воина, словно тот был жалким обрывком ткани. Мужчина умер, захлебнувшись криком. Малик развернулся – стрелы продолжали как отскакивать от него, так и пронзать – и кинулся обратно в гущу врагов.

– Авар-Авар-Авар-Авар…

Я задыхалась, прижавшись спиной к валуну. Нащупав арбалет, я каким-то образом сумела его взвести и зарядить новым болтом. Я, наверное, целую вечность просидела, хватая воздух, сдерживая рвотные позывы и прислушиваясь к воплям и хлопкам арбалетов, к полному злобы и боли рычанию, к прочим звукам, слишком жутким, чтобы о них задумываться.

Пещера оказалась лабиринтом, заросшим сталактитами и сталагмитами, усеянным кипами переплетенных веток и костей – драконьими гнездами. Впереди она сужалась и переходила в темную трещину. Я набралась смелости, подхватила свои вещи и побежала.

Раздавшийся позади рык заставил меня обернуться. За мной несся Малик. Я обогнула сталагмит, споткнулась, но продолжила бежать. Малик разогнался еще быстрее: глаза сузились от ярости. Я пролетела мимо сидящих на одеялах мужчин – они были в окровавленных бинтах, но держали арбалеты наготове. На меня никто не обратил внимания: они смотрели лишь на Малика с искаженными от страха лицами. Как только он ринулся в атаку, хародийцы дружно выстрелили. Замерев на секунду, Малик тряхнул головой и принялся выдирать воинов из походных постелей, но в его задние лапы и хвост вонзился град болтов.

Малик завертелся, сердито рыча.

Я рванула в глубь пещеры. По пути я как минимум дважды споткнулась о камни или невидимые в темноте ветки, но, наконец, обнаружила следы повозки и понеслась во весь опор. Стены пещеры, которые я различала по отблескам далекого света на их влажной поверхности, сужались. Пол резко ушел из-под ног, и я поняла, что несусь вниз по склону. Я рухнула на колени и опять содрала окровавленные ладони о грубые камни.

Сзади рычание, возгласы, свист болтов. Впереди непроницаемый мрак.

Я медленно двинулась вперед, как слепая, вытягивая руки вперед и проверяя каждый шаг. Звуки сражения постепенно затихали. Нужно спешить.

Пещера оказалась куда глубже, чем я представляла, и в ней отвратительно воняло гниющим мясом. Под ногой что-то треснуло и отлетело мне прямо в лицо. Упав от неожиданности, я ткнулась ладонями в кучу костей. Они были везде – в нише долго жили драконы. Я попыталась приподняться на руках, но пальцы зацепили нечто влажное и мягкое. Я с отвращением отскочила. Я понятия не имела, на что напоролась.

Я встала, и мне пришлось с минуту бороться с головокружением в кромешной темноте. Я хотела отыскать следы повозки, но в очередной раз споткнулась и, ударившись головой о сталактит, рухнула на землю. Кое-как поднялась на ноги и застыла, совершенно растерянная.

Тяжесть положения заставила меня опуститься на колени. Я пришла сюда в поисках искупления, но нашла лишь смерть и страх. Я пыталась вспомнить чувства, которые пробудило во мне появление Летнего дракона, и ничего не получилось. Даже сам Гетиг обратился пустыми сомнениями. Меня бросили совсем одну. Все было так неправильно! В памяти откликалось проклятие матери.

Гвалт стих, сражение закончилось.

Теперь я вслушивалась в стук капель.

– Гетиг, что я здесь делаю?.. – прошептала я.

Где-то впереди тоненьким голоском захныкал драконенок, потом по-особому заныл, прося еды. Мое сердце пропустило удар. Спустя мгновение раздались грубый окрик, лязг металла о металл и испуганный вой.

19

Неожиданно я поняла, что мои глаза привыкли к темноте. Вход в пещеру остался далеко позади – я преодолела изрядное расстояние, – и сюда просачивалось достаточно света, чтобы разглядеть лес из странных колонн, словно отлитых из воска, усеянный костями пол и драконьи гнезда в каждой прогалине. Среди костей был расчищен проход с желобками следов от колес, уходящий еще глубже в гору. Я несколько раз глубоко вздохнула. Где-то там, в клетке плачет испуганный малыш, нуждающийся в моей помощи.

Я вытерла глаза, проверила, взведен ли арбалет, и взяла свои вещи – колчан и заплечный мешок. Стиснула кулаки и собралась с духом. Пора двигаться дальше!

Бесшумно пробравшись мимо костей, я отправилась в путь.

Источник света постепенно изменился. Слабые лучи солнца истаяли, а впереди забрезжило оранжевое мерцание фонаря. Донеслось эхо приглушенных голосов: люди говорили на отрывистом языке Харода. Я аккуратно свернула с дорожки и выглянула между двух сталагмитов.

Я почти выбралась к гроту с куда меньшим количеством наростов и с ровным песчаным полом. Фонарь стоял на валуне в задней его части, заставляя все вокруг отбрасывать длинные тени. На рамах из сосны сохли две драконьи шкуры. Они же обнаружились и у низкой стены справа – свернутые, подобно одеялам, и сложенные целыми стопками. У потемневшей ямы со слабым огнем поблескивали бесконечные решетки с сушеным мясом.

На повозках своего часа ждали бочки, украшенные черными подтеками. У противоположной стены лежали рассортированные по виду драконьи кости: остовы задних лап напоминали дрова для растопки, крылья – изящные гнезда из веточек, ребра – бочарные клепки, а позвонки – как заостренные обрубочки.

Там же были и черепа.

Навскидку их оказалось около двух дюжин: пять или больше – взрослых, а остальные были не такими крупными. Значит, это черепа подростков.

Черепов же дитей было на удивление немного, и я вновь задумалась о том, как странно, дико изувечили тех драконят снаружи.

Здесь располагалось сердце логова браконьеров, склад добычи. Но куда делись дити? И что в бочках? Кровь?

Зачем?

Внутри закипела злость, что меня порадовало. Не страх, не сомнения. А чистая, прямая и острая, как стрела, злость. У нее имелись цель и направление. Я глубоко вздохнула, раздувая ноздри, словно мой гнев подпитывался чем-то, что могло проникнуть в тело через легкие.

Четыре воина о чем-то спорили. Наверное, о том, как реагировать на шум извне. Головы их были непокрыты, и я ясно видела белые волосы, прозрачную кожу и призрачные глаза. Рядом с мужчинами стояла повозка с клеткой. Двое осликов, по-прежнему запряженные, но стреноженные, уткнулись мордочками в мешки с сеном.

В слишком просторной для него клетке сидел маленький детеныш. При виде малыша мое сердце заколотилось чаще. Он забился в угол, распахнув глазки и в страхе прижав гребешок к шее, с инстинктивно скрещенными перед собой крыльями. Он был не слишком крупным – размером с собаку или рыжую рысь. Меня охватило желание протянуть руку и приласкать мягкие, сухие чешуйки на шее, утешить и покормить малыша.

Он так напоминал Малика, такой же каштаново-серебристый. Прекрасный.

Один из призракоподобных хародийцев что-то воскликнул, от стен тотчас отразилось эхо. Когда ответа не последовало, он отдал приказ. Другой хародиец зажег еще один фонарь и направил его в сторону склона. Я пригнулась, чтобы не выдать себя и не ослепнуть от яркого света. Хародийцы тихо прокрались к выходу из грота. Их фонарь отбрасывал резкие пляшущие тени, искажавшие все, что находится в гроте. Враги прошли мимо меня, все четверо, и никто даже не оглянулся.

Я выждала, пока они не оказались подальше, выскользнула из-за сталагмита и приблизилась к клетке. Хародийцы оставили в гроте второй фонарь: в его свете серебристые отметины малыша слегка поблескивали. Он свернулся в клубок, сунув головку под крыло, дрожал и тихонько хныкал.

Я замедлила шаг, не желая испугать детеныша.

– Привет, маленький, – Я заговорила мягко и тихо, чуть громче шепота. – Тс-с, тс-с.

Затем я замурчала, изо всех сил стараясь изобразить звук, которым драконицы помогали своим дитям заснуть. Тянуть его было сложно, ведь мне приходилось задействовать язык, а у самок звук рождался прямо в горле. В конце концов из-под крыла высунулась продолговатая головка. На меня уставились широко распахнутые серебристые глазки.

– О Высшие, какой ты миленький, – неожиданно вырвалось у меня. – Как могла у кого-то подняться рука, чтобы…

Детеныш жалобно завыл, и я умолкла.

Он отощал, но это не так уж страшно. Ребра чуть-чуть торчали, но брюшко оставалось кругленьким. Судя по всему, Малик хорошо кормил своего детеныша, пока не нагрянули хародийцы. Однако его хныканье свидетельствовало о том, что он голоден.

Наверняка браконьеры плохо заботились о нем и не задумывались о пропитании малыша. Я огляделась по сторонам. В гроте не было ничего из еды: только сушеное драконье мясо. Но ведь должны же они запастись чем-то еще?.. Я сморщила нос – что за невежды. Разумеется, детеныш умирал от голода – даже у самого крошечного дракона хватит ума не есть собратьев.

Я стянула со спины заплечный мешок и повесила его на грудь. Достала кусок оленины и протянула между решеткой клетки. Детеныш сморщил мордочку и замахал крыльями. Я вгляделась в паховые чешуйки между задними лапками, и меня вновь охватили сомнения. Если передо мной маленький самец, то все усилия окажутся тщетны. Для драконенка Дариана нужна самочка.

Но чешуйки у детеныша прятались за лобковой костью и были обращены назад.

– Ты все-таки девочка…

Я с облечением вздохнула. Малышка неловко встала и принялась топтаться на месте, разглядывая мясо в моей руке, но не желая его брать.

– Моуп? – повторила я ее просьбу о еде и еще помурлыкала.

Она замерла и наклонила головку. Несмотря на отнюдь не смешную ситуацию, я не сумела сдержать улыбку. У малышки были такие выразительные глазки – серебристые, как у отца, – ушные и шейный гребни казались идеальными. Широкая грудь и крепкие лапки пророчили, что она вырастет крупной и сильной. Передо мной был отлично сформированный, распрекрасный дить.

– Давай, маленькая, – заворковала я. – Ты ведь голодная, я знаю. Подойди, поешь. Моуп?

Дверь клетки оказалась закрыта на щеколду, без замка. Я ее приоткрыла, стремясь подобраться немного ближе. Малышка тихонько взвизгнула, и я осторожно распахнула дверь полностью, чтобы она не лязгнула. Мне не терпелось приманить малышку: скоро вернутся хародийцы – или, что еще хуже, Малик. Мне нужно поскорее завоевать ее доверие настолько, чтобы усадить в мешок, а там ее успокоит покачивание, и она уснет, как человеческое дитя.

Наконец, все решил голод. Малышка с опаской поковыляла к дверце и, вытянув шею, цапнула мясо у меня с ладони. Уронила оленину на пол клетки и проследила, как я убираю руку. Обнюхала кусок, пару раз его лизнула и с жадностью проглотила.

Я помурлыкала, повторила «Моуп?» и предложила ей второй кусок оленины. Его малышка взяла уже с большей охотой и проглотила без предварительной проверки. Я ободряюще помурлыкала. Дити ее возраста легко устанавливают связь. На это я и рассчитывала. Я запрыгнула в повозку и села у входа в клетку. Малышка убежала в угол.

– Ты голодна? – я вытащила третий кусок и протянула в правой руке, одновременно вытянув и левую, пустую.

Когда малышка вернулась за угощением, я нежно коснулась пальцами ее щеки, продолжая мурлыкать и ворковать. Она не отскочила, а наоборот, подошла ближе и понюхала мой мешок, явно изнывая от голода. Я сунула руку за очередной порцией мяса, и малышка заглянула мне в глаза.

– Моуп? – уверенно спросила она.

Я погладила ее мордочку. Малышка лишь слегка дернулась, но позволила потрепать ее по макушке и погладить кожу вокруг рта, подражая тому, как мама-драконица облизывает своего испачканного едой дитя.

– Умница! – хотела сказать я, но голос сорвался, и вышел шепот.

По моей щеке скатилась слеза. Девочка охотно отозвалась на мое прикосновение, даже посреди этого кошмара – голодная и, наверное, отчаянно нуждающаяся в утешении.

Я продолжила мурлыкать, пока она ела.

Вчера я спрашивала себя, готова ли умереть за дитя. Тогда ответ мне продиктовали обстоятельства: выбора у меня не было. А сейчас я могла развеять все свои сомнения: за эту маленькую жизнь стоило бороться.

Я опять улыбнулась и тихонько погладила ее по голове. Малышка тоже замурлыкала – наверное, бессознательно, – ведь ее основные потребности оказались удовлетворены.

Со стороны входа в пещеру вдруг донеслись крики, после чего стены сотряс глубокий яростный рев. Запряженные в повозку ослики испуганно дернулись. Мешки с сеном обвисли. Вопли ужаса и хлопки арбалетных выстрелов захлебнулись влажным хрустом и булькающим вскриком. Пыхтение, треск устилающих пол костей под огромными лапами, новый быстро прервавшийся вопль. Звук выстрела, хруст и бульканье. Топот ног, за ним – тяжелая поступь, рычание, отчаянный и яростный вскрик, хруст и тишина. Ослики нервно проверяли на прочность свои путы.

Из темноты к нам приближались чьи-то шаги. Я прислушивалась к пыхтению и рычанию. Вдруг воздух прорезал громкий щелчок, эхо которого разнеслось по гроту.

Я огляделась в поисках укрытия, чтобы забрать малышку и спрятаться. Однако ничего подходящего я не увидела, да и заманить ее в мешок я не успевала.

Один из осликов принялся истошно вопить, второй присоединился к товарищу по несчастью. Малышка задрала голову, пытаясь увидеть, что же там такое творится, за границей света, и принялась жалобно восклицать. За сталагмитами что-то шевельнулось, сверкнуло серебро. Ослы пронзительно заревели, пытаясь избавиться от пут и сбруи. Малышка взвизгнула – ее испугала какофония.

Из-за последнего скопления сталагмитов появился дракон-отец. Он тяжело дышал, усыпанный множеством арбалетных болтов и испачканный ярко-алой кровью.

Остановившись, он обвел глазами грот и бросился на меня.

Я запрыгнула глубже в клетку и едва успела захлопнуть за собой дверцу: дракон врезался в нее головой. Дверь прогнулась внутрь, встав между нами преградой, но дракон все равно щелкнул челюстями. Я увидела его кривые желтые клыки – они были длиной с кинжал, не меньше – в обрамлении окрашенных алых десен. Он зарычал, меня обдало розовой слюной и смердящим кровью дыханием. Я съежилась в углу и закричала, малышка свернулась рядом и вторила мне, повизгивая от ужаса. Малик повертел головой, надеясь до меня дотянуться, а когда у него ничего не получилось, вытащил голову из клетки, впился клыками в прутья и как следует ее встряхнул.

Ослики ревели и брыкались, стуча задними копытами по повозке. Малик не обращал на них внимания, он лупил по клетке передней лапой, пока один из углов не прогнулся. Дракон сунул было левую лапу внутрь, но лишь зацепился торчащим из нее болтом за металл и заворчал от боли, но потом попытался дотянуться до меня снова. Я стиснула в руке нож, хоть и понятия не имела, когда успела его достать. Я не хотела использовать оружие, боясь разозлить Малика, даже несмотря на то, что его когти прошли в считаных дюймах от меня. Я забилась в клетку как можно глубже.

Спустя некоторое время Малик сдался – щель была узкой, и болты в лапе причиняли дракону сильную боль.

Один осел в конце концов порвал путы и попытался сбежать, но в итоге просто-напросто повалил другого. Повозка накренилась – и мы с малышкой вместе с ней. Второй ослик сучил ногами, стараясь подняться, и ревел.

Малик схватил клетку зубами и потянул к себе. Она перевернула повозку и рухнула на пол. Малышка завопила, я тоже заорала от боли и страха. От удара механизм арбалета сработал – болт улетел в темноту. Клетка приземлилась вниз дверью, и я оказалась в ловушке с дитем разъяренного дикого дракона.

Теперь прутья могли не выдержать.

Второй осел тоже освободился от пут – как только он поднялся на ноги, оба бедолаги рванули в глубь пещеры вместе с волочащейся следом поваленной набок повозкой.

Воцарилось подобие тишины. Малик кружил вокруг клетки и низко рычал. Малышка скулила. На моих коленях и голенях назревали кровоподтеки от падения на прутья. Я перевела дух и растерла ноги, сосредоточившись на том, как выбраться из столь затруднительного положения. Нож исчез. Осмотревшись, я заметила его на полу пещеры, в нескольких футах – не дотянуться. Малышка запаниковала, испугавшись нападения своего же отца. Я погладила ее подбородок и носик, мурлыкая и шепча: «Тс-с, тс-с, тихо…». Малик неотступно следил за нами, но рычать перестал, только тяжело дышал.

Я предложила малышке кусок мяса, но она слишком боялась и не взяла его.

– Моуп? – спросила я.

Малышка заскребла по прутьям, потянувшись к отцу. Я бросила мясо к его лапам.

– Моуп! – повторила я раздраженно.

Дракон глянул на мясо и на меня. Малышка взвизгнула.

– Я не обижу твоего детеныша! Разве ты не видишь, что я хочу помочь? – когда Малик оказался в считаных футах от меня, я отчетливо увидела, как из-под болтов в его грудной мышце сочится гной. Я чуть не расплакалась от этого зрелища. – Я не могу вылечить твои раны, ведь ты дикий дракон. Но они воспалились. Бедный, бедный Малик. Тебе так плохо!

Малик сверлил меня взглядом. Я старалась не смотреть ему в глаза.

– Я не знаю, сможешь ли ты выжить. Но я могу позаботиться о твоем детеныше. Могу! Видишь?

И я, издав нечто вроде воркования драконицы-матери, протянула малышке очередной кусок оленины. Малышка его обнюхала, высунула носик между прутьями и захныкала. Я погладила ее по головке, надеясь, что дракон-отец увидит, как бережно я с ней обращаюсь и как спокойно она реагирует на мое прикосновение. К счастью, малышка быстро нашла угощение на моей ладони и мигом прожевала мясо.

А затем сунулась в мешок, чтобы найти еще. Я с облегчением достала кусок оленины – малышка проглотила и его.

– Видишь, Малик? Вот! – я с трудом удержалась, чтобы не встретиться с ним взглядом.

Он наблюдал за мной, неподвижный.

Малышка съела еще оленины. Не стоило, наверное, давать ей столько, но иного оружия у меня попросту не было.

Малик слегка наклонил голову.

Он оглядел себя – торчащие из его груди и лап болты. Опустился к решетке. Малышка тотчас просунула носик между прутьями и лизнула отца, коснувшись передними лапками его губ. Он лизнул ее в ответ и издал рычание, родившееся глубоко в его горле, столь тихое, что я скорее ощутила, нежели услышала.

Дракон не знал, что он обречен. Его заботило лишь одно – он стремился спасти своего детеныша. Он никогда не мучился вопросом, рисковать ради нее жизнью или нет. Такой проблемы для него не существовало. Он жертвовал собой, незапятнанный эгоистичными желаниями.

– Кейрр, – произнес он. Это прозвучало как клич ястреба.

Малышка издала диковинный писк, смахивающий на «папа», и опять лизнула Малика в нос.