Текст книги "Летний дракон. Первая книга Вечнолива"

В нос ударил отвратительный запах – мерзкая, гнилая вонь. Так пахнет горелая плоть.

Дариан в мгновение ока обогнал меня и нырнул в туннель. Я на секунду задержалась, не способная изгнать из разума образы изувеченных драконят – с удаленными гребешками. Ждала ли их подобная незавидная участь? Превращение в… это? Постепенное увядание, зловонное, безнадежное? Меня как будто сковал холод. Я поняла, что увидела.

Это был Ужас.

Всадник первого дракона, по-прежнему кружащего над схваткой, что-то прокричал, и черное чудовище бросилось прямиком на дракона-отца. Тот взвыл, но сложил крылья и отступил за деревья, где Ужас не мог его преследовать, не потеряв преимущество полета.

«Умный папочка», – подумала я, и мое сердце сжалось от сочувствия.

Стоило родителю скрыться, как дить в клетке истошно заголосил. Воины подхлестнули осликов, однако те и так стремились попасть в пещеру. Задерживаться отряд не стал – лишь забрали мертвых и раненых товарищей.

А дракон хародийца и его жуткий раб мгновенно скрылись из виду.

По спине прошел холодок, и я, задрожав, помчалась в туннель за Дарианом.

16

– Майя, там был Ужас!

Последнее слово Дариан произнес одними губами, как будто его опасно даже произносить вслух.

Я присела рядом, по-прежнему дрожа.

– Теперь-то ты вернешься домой? – проговорил Дариан с усмешкой. – Или думаешь, что твои шансы на успех в этом маленьком приключении уже успели вырасти?

Я промолчала, стащив с плеча тяжелый мешок. Рана начинала пульсировать болью. Я застонала и схватилась за ребра, откинувшись спиной на драконье гнездо.

Дариан придвинулся.

– Майя, тебя надо перевязать. Что у тебя в мешке?

– В основном еда. И одеяло.

– Ты полтуши оленя утащила. Зачем тебе столько?

– Я должна покормить дитя…

– Мы должны не высовываться, пока нас не отыщут отец и остальные. Рано или поздно они выйдут на наш след.

Дариан протолкнул болт сквозь оленье бедро, рассмотрел все и отложил в сторону. Вытащил из мешка кусок мяса.

– Ешь.

– Я его берегу.

– Бери и ешь. Ты потеряла много крови, и тебе нужно восстановить силы, – Дариан достал второй кусок, жадно вгрызся в оленину, но потом положил сверху на мешок.

– Дай свой нож, – произнес Дариан с набитым ртом.

– А твой где?

– Я его не взял. Я ведь не думал, что застряну надолго. Нам надо тебя чем-то перевязать, а единственное, что не вымокло в мясном соке, – наша одежда. Используем твои рукава. Давай быстрее, сейчас темнеет, а разводить огонь опасно.

Я протянула нож Дариану, и он разрезал мои рукава на лоскуты. Приложив несколько тряпок к ране, он молча перебинтовал мою рану.

И мы продолжили есть – все так же не говоря ни слова.

Из леса доносился скорбный вой дракона – долгий, полный отчаяния стон. Это наверняка терзался дракон-отец. Он оплакивал своего детеныша, оставшегося в ловушке в самом настоящем логове Ужасов. Я представляла, как он мечется туда-сюда между деревьями, терзаемый страхом и сомнениями.

Я, вскинув подбородок, посмотрела Дариану в глаза.

– Я не могу их бросить.

– Забудь, Майя.

– Дариан, пожалуйста.

– Нет.

– Одна я не справлюсь.

– Спустись с небес на землю, Майя. Дить обречен. А если и нет, то у него есть родитель. А если ты его и вытащишь – что у тебя не выйдет, – помни, что это дикий дракон, а не только что вылупившийся дить, который с рождения видит людей в гнездовье. Он тебе руку отгрызть может.

К глазам подступили слезы, и я раздраженно их вытерла. Мне безумно надоело плакать – даже так, невидимой в темноте.

– Ты что, не слушал? Беллуа еще недоволен! У него здесь что-то личное. Летний дракон до смерти его испугал. И теперь Беллуа пытается что-то доказать. Он почему-то видит в Гетиге угрозу и не успокоится до тех пор, пока не похоронит историю Гетига навсегда.

– Это не значит, что ты должна…

– Но нам нужен второй дить! Твоему маленькому самцу необходима самка. Это вновь уравновесит гнездовье, и отец сможет помешать Беллуа забрать меня в Авигал… неизвестно зачем. Я сейчас – как любой из дитей, которых мы когда-либо продавали, – невольница Министерства. Если я хоть что-нибудь не предприму, то мне конец!

– Он не сможет удержать тебя там или выдать замуж за…

– Беллуа почти обвинил меня в том, что я навлекла на гнездовье проклятие. Понимаешь, Дариан, проклятие! Мабир вытащил тебя из ловушки Беллуа, а теперь я стала главной целью интриг Беллуа!

Дариан сглотнул.

– Беллуа тебя не знает. И он не прав.

– Да уж, меня это действительно утешит, когда я буду замужем за каким-нибудь старым жирным мерихемом. Или за самим Беллуа.

Дариан ничего не ответил, и несколько минут мы лишь слушали завывания ветра в расщелинах.

– А что, если они не ошиблись? – тихонько сказала я. – Я ведь и правда в тот день отлынивала от работы.

– Как и я.

Я спрятала лицо в ладонях.

– Я постоянно вспоминаю мамино падение.

– Опять? А как это вообще связано?

– Не перебивай меня. Пожалуйста. Не знаю, как рассказать, поэтому, пожалуйста, не спорь со мной. С тех самых пор как мама упала, я боюсь. Как будто ее последние слова были… – я запнулась, не найдя в себе сил договорить.

– Что? Ее слова… какие слова?

Я сморгнула слезы.

– Ты кое-чего не знаешь, Дариан.

– Чего я не знаю? – Дариан разозлился.

Я вытерла щеки, а потом и нос. Я еле сдерживалась, чтобы не всхлипнуть.

– Перед ее падением, перед тем как она меня отчитала, перед тем как ты вообще пришел… это я седлала Грюс.

– И что?

– Я не помню, все ли правильно сделала. Я могла недостаточно хорошо затянуть подпругу. Я должна была заметить, что ремень порвался. Может, это все… – Я глухо всхлипнула и несколько мгновений не могла заставить себя продолжить. – Может, это только моя вина. Мама сказала: «Витающий в облаках укротитель драконов проклят». Она использовала именно слово «проклят»… и сразу же умерла! И в ее гибели могу быть виновата я одна.

Дариан пожал плечами.

– Майя, она всегда перед тем, как сесть в седло, проверяла подпругу. Ты это знаешь.

– Но в тот раз она разозлилась и отвлеклась, и она использовала именно слово «проклят», – не унималась я. – И она исчезла – навсегда. И с тех пор я не могу выбросить все это из головы. Мне теперь вечно кажется, что все против меня. Обвиняют во всем всегда меня. Отец никогда не бывает доволен. Я всегда недостаточно хороша. Случаются несчастья. Когда Френа ранили и отец на меня накричал, все снова повторилось. Ужасно, но знакомо. Последние слова мамы стали невольным проклятием, которое появилось из ее гнева и из ее смерти. И моей вины.

Слезы, наконец, взяли свое.

Дариан молча смотрел на меня, позволяя мне излить душу.

– Когда мы увидели Гетига, – продолжила я, отдышавшись, – я ощутила такой подъем, такой прилив тепла и надежды! Как будто все неправильное еще можно исправить. Я ощутила полноту мира. И гадала, не означает ли это большое чудо, то, что случится потом, и еще маленькое… для меня. Не снимется ли невольное проклятие, – я шмыгнула носом. – Но все пошло наперекосяк.

Я подавилась и закашлялась. Неужто Гетиг каким-то странным образом общался со мной? Должна ли я что-то сделать? Или он уже от меня отвернулся и моя роль – лишь свидетеля – окончена? Или, что хуже, его послание было ровно таким, как заявлял Беллуа?

– Не представляю, явился ли Гетиг, чтобы снять проклятие… вдруг теперь оно будет словно высечено в камне навечно?

Дариан нахмурился, однако гнев брата уже испарился.

– Майя, несчастья иногда случаются. Ты не проклята.

– Откуда мне знать наверняка? С этой путаницей из знаков я уже не понимаю, во что верить. Не знаю, кто я такая. Только то, что, если Беллуа заберет меня в Авигал, я никогда не смогу вернуться домой. Вот в чем я не сомневаюсь. Что-то происходит, и Беллуа ни за что не оставит нас в покое. Дариан, он сделает все, что должен, лишь бы заставить нас заткнуться! Ему нужен другой вариант нашей истории. Вот что мне предельно ясно, если даже тебе – нет. Он справится со мной и придет за тобой. За отцом, и за Томаном, и за Джем. Проклятие раскинет свои щупальца во все стороны.

Из леса донесся горестный стон, переходящий в надрывное пыхтение – плач охваченного болью дракона.

Я поежилась и задрожала: в последний раз мы слышали этот горестный вой, когда Грюс скорбела по моей матери.

– А самое худшее то, что я, возможно, заслуживаю эту судьбу.

Дариан опустил голову.

Я резко встала и, закинув на спину заплечный мешок, схватила арбалет.

– Поэтому выбора-то у меня и нет. Я должна найти способ спасти дитя. Я не могу вернуться без драконенка.

– Разве в твоих поступках есть вообще какой-то смысл? Ты же постоянно повторяешь, что Беллуа в любом случае добьется своего.

Я колебалась. Что мне ответить брату, как его переубедить?

– А если дить – мальчик? Об этом ты подумала?

Я потерла нос.

– Да. Но если дить – девочка, то у отца и Мабира будет преимущество… А я спасусь от Беллуа. И, может, докажу, что Гетиг явился и для меня тоже.

– И ты готова умереть ради своей фантазии?

Я вгляделась в сгущающиеся сумерки.

– Кроме нее у меня больше ничего нет, Дариан.

Он снова умолк, задумчиво наморщив лоб. Я сунула ему в руки арбалет Кайси, и Дариан его машинально взял, а я сняла с пояса колчан.

– Ты же пришел совсем неподготовленным, – я натянула куртку. – Жди здесь, Дариан.

И я оставила его позади, в темном туннеле.

На востоке мерцали звезды, а краски дня утекали вместе с солнцем за горизонт. Царили сумерки, и стало гораздо холоднее, чем днем. Я внимательно изучила вечернее небо и перепрыгнула на широкий выступ. Он шел вдоль края расщелины, огибая ее, и заканчивался зубчатым проломом, который позволил мне с легкостью вернуться к плато. Я выглянула из-за края, ожидая увидеть там рыщущих хародийцев. Остатка света как раз хватало, чтобы убедиться – опасности нет. Зато в пещере горел костер, и у ее входа сновали тени. Я различила мужские голоса – разговор шел на повышенных тонах.

Мне надо подобраться ближе.

Я бесшумно прокралась через плато, используя любое укрытие, что попадалось мне на пути – будь это хоть валун, хоть чахлый кустик. Наконец, я замерла за низкой каменной стеной с трещиной, сквозь которую было удобно наблюдать.

Сзади раздались тихие шаги. Я поспешно обернулась – и в тот же момент рядом со мной оказался Дариан.

– Ближе нельзя, – прошептал он.

– Авар… ты меня до смерти напугал.

– Не мог я позволить тебе бегать тут в одиночку, – брат заметил мой сердитый взгляд и добавил: – Знаю, Майя… тс-с-с.

Я заглянула в трещину.

– Ближе подойти нельзя, иначе окажемся с наветренной стороны, и драконы нас учуют.

– Как они ухитрились не попасться, если отец и остальные целый день охотились?

– У них есть пещера. Да и отец не стал бы брать дичь из своей долины – ему нужно вымотать наши пары долгим полетом, а не лишить диких драконов еды.

Дариан нахмурился.

– Что они делают?

– Понятия не имею.

У входа в пещеру стояло несколько часовых с арбалетами наготове – вероятно, они опасались дракона-отца. За их спинами сновали другие, но мы с Дарианом не сумели разглядеть, чем они занимались. Позади всей этой возни высились головы и крылья драконов – каштановый, принадлежавший главарю браконьеров, время от времени покачивался, а вот Ужас вообще не шевелился.

Я различила повозку. Ослики, которых никто не распряг, спрятали мордочки в мешках с сеном. Дверца клетки оказалась открыта, но детеныш вжимался в дальний угол. Стоящий у клетки хародиец чем-то махнул. Кусок мяса? Оружие? Я не могла различить. Но когда дить испуганно взвизгнул, мужчина с отвращением отшвырнул это нечто в сторону.

Из толпы вынырнул главарь, подпоясанный красным кушаком, и отпустил мужчине подзатыльник. Они принялись друг на друга кричать, тыча пальцами то в детеныша, то в глубь пещеры, то в ночную темень.

– Они ссорятся, – прокомментировала я.

– Почему?

– Дело в том детеныше, – от осознания у меня по коже пробежали мурашки. – Они явились сюда, чтобы красть дитей прямо у нас из-под носа и устанавливать с ними связь. Но они толком не знают, как это делать. Наверное, всадник в красном кушаке – единственный, кто хоть что-то соображает. Но и у него тоже ничего не получается.

– Здесь слишком много хародийцев, Майя.

– Кажется, здесь есть логика. Они полагают, что нужно сближаться с дитями сразу же, поэтому привели группу потенциальных всадников и забирают драконят из горных гнезд. Но они спешат, поэтому получается плохо. В пещере лежат мертвые дити. С удаленными гребешками и неправильно сделанными прорезями в крыльях. – Я посмотрела на окаменевшего Ужаса, на его закованные в броню голову и шею, на отсутствующий гребень. – Боги, Дар, они превратят драконят в чудовищ?

– Авар… – выдохнул Дариан. – А всадники? Они же люди, да?

– Один – да. Но присмотрись к тому, что летает на Ужасе-драконе.

Я поискала Ужаса-всадника и обнаружила его за спиной главаря. Он стоял среди снующих туда-сюда воинов, закутанный в темную одежду – столь же неподвижный, как и его дракон. Лица его я не различила – только отблески от костра, пляшущие на темном одеянии всадника.

Я поспешно пригнулась, чтобы меня никто ненароком не заметил.

– Но в Хароде ведь есть свои драконы, да? Зачем браконьерам забираться так далеко и красть наших?

– О Авар, Дариан…

– Как ты собираешься мимо них пробраться? Надо придумать, как их отвлечь.

Я едва различала силуэт Дариана в темноте, но увидела, что он пожал плечами, и неожиданно для себя обняла его. Дариан меня отпихнул.

– Я не говорил, что это хорошая идея или что стану тебе помогать. Просто имел в виду, что выманить их может лишь что-то серьезное, вроде огня. И надо рассчитать время так, чтобы нас не было рядом с ним, когда они встрепенутся.

– Но так мы привлечем и отца. Или, еще хуже, Беллуа или Роува.

– Разве это плохо? Я еще хочу уговорить тебя вернуться и рассказать отцу, а уж он что-нибудь придумает. А твоя затея – безумие, – Дариан опустил руку мне на плечо.

Брат тоже дрожал.

Разговор на повышенных тонах заставил нас повернуться в сторону пещеры. Хародийцы опять что-то делали в свете костра. К выходу передвинули повозку с трупами. Из нее вытащили тела, затем распрягли одного из осликов. Главарь и его собеседник жарко спорили, тыча пальцами теперь то в ночь, то в тела, то в плато.

– Они не могут решить, что делать, – прошептала я.

Осел вдруг громко заревел, и мы вздрогнули от неожиданности. Пятнистый дракон главаря раззявил пасть и схватил бедное животное за шею.

Одно изящное движение – и рев навсегда стих. Другие ослики робко попятились, завопив от ужаса и продолжая прятать морды в мешках с сеном, но лишь перевернули повозку с клеткой и очутились в ловушке. Запряженный в первую повозку ослик забился в сбруе и панически заверещал. Воин взмахнул над ним мечом. Я отвернулась, но расслышала хруст разрубленных костей. Животное стихло, но теперь в страхе завопил драконенок. Когда я нашла в себе смелость снова посмотреть в пещеру, одного из ослов уже разделывали. Второй же по частям исчезал в пасти дракона.

Уцелевшие ослики напряженно наблюдали за происходящим широко распахнутыми глазами.

– Что за кошмар, – пробормотал Дариан. – На охоте всякое бывает, но если позволить дракону убить скотину в мирной обстановке, это сделает его необузданным… Они и понятия не имеют, как обращаться…

Вперед вывели черного дракона. Он остановился возле мертвых воинов, наклонился и схватил одного за голову.

Дариан быстро попятился. Я продержалась мгновение дольше, оцепенев от страха. Черный дракон спокойными, отточенными движениями растерзал и сожрал труп. К горлу подступила тошнота, и я с трудом сглотнула, чтобы ее сдержать, зажав рот ладонью.

Детеныш продолжал вопить. Из леса донесся ответный рев его отца, полный тоски и злости, а Ужас продолжал трапезу. Я только сейчас заметила, что его всадник присел рядом на корточки и что-то жадно глотал. Я не видела, что именно, но хародийцы держались от него подальше.

Дариан, вцепившись в мой пояс, оттащил меня назад, прочь от чудовищного зрелища. Последнее, что я успела разглядеть, – это как клетку с моим перепуганным дитем тащат в глубь пещеры.

17

Свечение на горизонте возвещало о восходе луны – уже прошло два полных дня. Я поблагодарила Авар за то, что она не показалась раньше, и мы с Дарианом не попали в лапы к браконьерам.

Первые бледные лучи луны успели коснуться входа в туннель. В глубине, у брошенного драконьего гнезда, съежился Дариан. Глаза брата тускло поблескивали в темноте.

– Что нам делать, Майя? Что же нам делать? – сбивчиво повторял он. – Утром они снова будут нас искать. Или придут ночью. Кто знает, на что способны эти нелюди? Надо спрятаться.

Дариан поднял ладонь, в страхе увидел, как ее осветила луна, и сразу же полез в драконье гнездо. Сухие ветки громко затрещали.

Я последовала его примеру, правда, аккуратнее.

– Успокойся. Нам надо все обдумать.

– Как я могу успокоиться? Они скормили Ужасу своих мертвецов. Как можно держать в узде дракона, которого пичкают человечиной?!

– Мне нужна твоя помощь.

– Это выше наших сил, Майя. Выше наших сил, – лицо Дариана исказилось, он шептал, но на самом деле едва сдерживал крик. – Ты нас погубишь. Они – чудовища. Они нас убьют. А потом скормят… этому. Нет, я тебе уже говорил, будем сидеть здесь и ждать. Разговор окончен.

– Дариан, пожалуйста…

– Почему ты сама так стремишься быть проклятием?

От щек отхлынула кровь. Звуки, запахи, мысли – все вокруг исчезло, словно я шагнула в забвение. У меня пропал дар речи. Я могла лишь как будто со стороны ощущать, как к глазам подступают слезы, как руки покрываются гусиной кожей, как в середине груди зияет дыра. Наихудшие предвестия слились воедино – в холодные, налитые свинцом буквы слова «проклятие».

Дариан спрашивал, готова ли я рискнуть и умереть ради дитя. Настоящий вопрос был иным: смогу ли я жить с проклятием до конца своих дней? И неважно, истинное оно или выдуманное – бездействие вдохнет в него жизнь. Либо проклятие, либо дить.

Все вдруг стало просто.

Так тому и быть. Я вытерла глаза и собрала храбрость в кулак.

Дариан молча следил за тем, как я собирала вещи и выбиралась из гнезда. Когда я шагнула к выходу из туннеля, он схватил меня за руку.

– Боги, Майя, я не хотел! Просто от страха чуть не свихнулся. Не уходи.

Я покачала головой и двинулась вперед – к лунному свету.

– Майя, вернись! Прости меня.

Я хотела найти еще один подступ к пещере: на плато не было возможности спрятаться. Я взглянула вниз. Расщелина целиком состояла из выступов и отвалившихся от них глыб. Рядом с туннелем как раз находился крутой спуск, на который я могла перепрыгнуть. Я села на край, примеряясь, и поняла, что передо мной практически лестница, пусть некоторые «ступеньки» были выше других. Лунный свет тоже облегчал задачу. Я спрыгнула вниз.

– Прости, Майя! – донесся из глубины туннеля громкий шепот.

Я не обернулась.

Землю у подножия скал усыпали камни – пробираться было сложно, да и укрытий оказалось маловато. Однако луна по-прежнему висела низко над горизонтом, и неподалеку росли высокие раскидистые деревья. Я подождала, пока глаза не привыкнут к густой темноте. Мне нужно подобраться к пещере браконьеров, оценить обстановку и придумать план. Около входа в нее дежурят часовые, и практически негде спрятаться. Меня вели вперед лишь инстинкты – и слепое отчаяние. Я с трудом сдерживала безумный круговорот мыслей. Колкий вопрос Дариана смешивался со словами, сказанными мамой перед смертью, а затем перетекал в доводы Беллуа и Мабира.

Проклятие. Оно отвлекало меня, приводило в бешенство. Проклятие. Фразы бесконечно повторялись у меня в голове, подкрепленные сценами того, как Ужасы пожирают мертвых хародийцев. Мою решимость вдруг подточили сомнения, но хор проклинающих слов раз за разом возвращал меня к одному: дить.

Я обнаружила колею, по которой хародийцы перемещали повозки, и быстро сообразила, что вышла к месту их битвы с драконом-отцом. В свете луны брызги и лужи крови казались угольно-черными.

Сердце пропустило удар. Дракон находится где-то рядом. Я прислушалась, вгляделась во мрак между деревьями, но ничего не заметила. И я под покровом темноты начала подниматься. По пути споткнулась о брошенный арбалет. У него оказалось сломано ложе, и я тихонько опустила его обратно на землю. Зато рядом валялись два отличных болта. Наконечники у них были совсем не такими, как мы использовали для охоты, треугольными и плоскими. Эти предназначались для войны – четырехгранные и тяжелые, способные пробить броню. Типичное вооружение армии, сражающейся против драконов. Впрочем, у них достаточно толстая шкура, покрытая твердыми пластинами на шее, груди и плечах, поэтому большинство болтов попросту отскочили. Я сунула находку в колчан. Человека тоже можно убить с помощью такой штуковины.

Передвигаться ночью оказалось непросто, но я упрямо кралась вверх по склону, часто останавливаясь, чтобы оглядеться по сторонам – посмотреть, что вверху, внизу, на скалах, в лесу, в небе, – и прислушаться.

Впереди раздались стоны и ворчание – и я приросла к месту. Низкий вой и тихое, скорбное пыхтение говорили о том, что дракон пребывает в глубоком отчаянии. Я присела на корточки и вгляделась во мрак. Я искала среди деревьев хоть какую-то подсказку и, наконец, заметила справа блеск – свет луны отражался от чешуи.

Дракон-отец был в плохом состоянии. Он пытался вырвать засевшие в груди болты зубами и с каждой неудачей рычал от боли и бессилия. Он опускал голову и волочил правое крыло, а левое торчало вверх под странным углом. Из грудной мышцы, отвечающей за движение крыла, торчали болты с запекшейся вокруг ран кровью. Неудивительно, что дракон не мог взлететь.

Ему наверняка было ужасно больно, однако он отчаянно сражался ради спасения своего детеныша. Он каким-то чудом избежал ловушек и даже прикончил нескольких хародийцев. Он заставил меня вспомнить историю о моем предке, Малике, который в одиночку со своим драконом отбил нападение враждебного племени, чтобы спасти похищенную дочь. Героический поступок. Мое сердце вновь сжалось от сочувствия к дракону-отцу. Мне стало сложно не ассоциировать его с Маликом. Однако нельзя забывать, что он раненый хищник, а я – обычная девчонка с единственным арбалетом и заплечным мешком, в котором лежит оленина. Так себе вооружение, а защита и того хуже. А дракон преграждал мне путь.

Я выждала, опустившись на колени за валуном. Вскоре дракон перебрался выше по склону, медленно и тяжело, осторожно ступая на правую переднюю лапу. Когда он продвигался на ярдов двадцать вперед, я перебиралась в новое укрытие и постепенно следовала за ним. Он часто останавливался и дергал болты в груди. Они засели не так глубоко, но из-под некоторых внезапно начали сочиться черные струйки крови. Каждый шаг наверняка стал для дракона мучением.

С вершины склона доносился плач его детеныша, далекий и жалобный. Мое сердце заколотилось, но затем я узнала этот зов – одиночество и страх, но не откровенный ужас.

Детеныш в безопасности – на данный момент.

Малик замер, вслушиваясь, пока плач не стих. Запрокинул голову и дважды проревел что-то – на языке диких, мне незнакомом. Звучало все точь-в-точь как крик гигантского ястреба.

Детеныш отозвался из пещеры тоскливым воем, но он постепенно затихал – хародийцы увозили повозку в глубь скалы. И лес окутала тишина.

Малик продолжил подъем, ворча всякий раз, как опирался на правую лапу. Как вдруг он опять замер, поднял голову… и повернулся в мою сторону.

Волоски у меня на загривке встали дыбом. Я была уверена, что не издала ни звука, но на всякий случай огляделась в поисках укрытия понадежнее.

Дракон издал резкое пыхтение – предупреждал, что вот-вот нападет. Я машинально дернулась, и он бросился в атаку.

По телу пронеслась вспышка страха, и я рванула к деревьям. Топот за спиной приближался. Дракон заревел, увлеченный погоней.

Я вскрикнула и прыгнула через поваленный ствол, но неудачно приземлилась. Вскочив на ноги, метнулась за дерево. Впереди, в окружении растущих близко друг к другу елей, лежали валуны. До них мне оставалось тридцать футов открытой местности. Я мельком глянула через плечо.

Малик обогнул деревья, выбегая на поляну и быстро приближаясь. Он зарычал, раздавил молодое деревце и плотно прижал крылья, готовый схватить меня когтями.

Я пронеслась по поляне, нырнула между двумя деревьями и запрыгнула на какой-то валун. За спиной раздался треск, мимо пролетели щепки. Я перемахнула через ветку и оступилась, чувствуя, как что-то зацепило волосы, а затем рухнула в глубокий проем между еще двумя валунами. Приземлилась на спину и, уставившись вверх, силилась вдохнуть.

Малик попытался пробраться между деревьями, но засевшие в его боку болты цеплялись за стволы. Он рассерженно заревел и, сдвинувшись вправо, попытался дотянуться до меня передней лапой. Я тотчас отползла как можно дальше, хватая ртом воздух, а дракон тем временем проверил дерево на прочность зубами и когтями. Ствол сотрясался, но не поддавался. Малик яростно зарычал и принялся рыскать у меня за спиной, где ему преграждало путь единственное тонкое деревце. Он толкнул ель раз, два, три. Сверху посыпались иголки, веточки, шишки. Корни в конце концов заскрипели и вырвались из земли.

И дерево начало медленно падать.

Я прикрыла лицо ладонями, но валуны и другие деревья поймали падающий ствол за ветви, ель превратилась в эдакую крышу моего убежища, продолжая цепляться за землю. Малик раздирал корни, но теперь ель лишь сотрясалась – и все. Правда, дракон мог забраться на валуны.

Между деревом и камнями показалась когтистая лапища. Я в панике отползла. Малик попытался достать меня с другой стороны, но ранившие его грудь и лапы болты цеплялись за ветки.

Спустя минуту Малик спрыгнул на землю и принялся кружить в поисках иной лазейки.

Я прижалась к валуну, тяжело дыша. По щекам струились слезы.

– Уходи, – хрипло шептала я. – Милостивые Авар… Авар-Авар-Авар…

Дракон вдруг яростно заревел и, вскочив на камни, стал неистово рвать когтями ветви упавшего дерева. Те трещали и разлетались щепками. Ствол буквально застонал – дракон встал на него и подпрыгнул. Меня засыпало обломками.

– Уходи, уходи, уходи…

И опять Малик отступил. Он вскинул голову и заревел в полном бессилии, сотрясая деревья и камни во вспышке ярости. Вскоре до меня донеслась его тяжелая поступь – Малик обходил мое убежище, низко ворча. Подлесок и кусты искажали звуки, поэтому я не знала, где именно он находится. Я заставила себя сесть. Дрожащими руками убрала упавшие на глаза пряди, смахнула с плеч веточки. К счастью, мешок с олениной смягчил падение на спину, а вот колени, локти и ладони были ободраны и кровоточили.

Шаги отдалились, ворчание стихло, но я до сих пор слышала, как Малик агрессивно пыхтит. Он еще дважды попытался взять штурмом деревья, окружающие мою крепость, но отступил, завывая от боли. Долгие минуты ночную тишину нарушало лишь его прерывистое дыхание. Я поднялась на ноги, по-прежнему дрожа, и осторожно высунула голову.

Малик застыл на поляне, опустив голову, и дышал широко открытой пастью. Завидев меня, он зарычал – глубоко, угрожающе. Я никогда не слышала такого в гнездовье, даже когда Одакс пытался оспорить старшинство Шуджи. Это было рычание дикого дракона, и значение его предельно ясно: он намеревался меня убить.

Значит, он видел во мне угрозу, ну а я… я оставалась в ловушке.

Я нырнула в свое укрытие. Сердце едва не выскочило из груди. Надо каким-то образом убедить Малика, что я неопасна. Но как?.. Он дикий зверь – существо умное, однако действующее исходя лишь из инстинктов и чувств. Он не ведает команд, которые отдаются драконам, и не разбирается в языке, на котором учатся говорить наши дити, рожденные в гнездовье.

А я была вооружена только знаниями о драконах. Хотя еще у меня имелись арбалет и заплечный мешок с едой.

– Ох Высшие… – пробормотала я.

Я оглядела свое узенькое убежище. Состояло оно из двух крупных валунов, лежащих на земле, – третий прикрывал их сверху. А рядышком обнаружилась похожая на коридор щель – выход.

За ней виднелся хвост Малика.

Я глубоко вздохнула, надеясь, что это поможет мне успокоиться. Меня так сильно трясло, что взвести арбалет и вставить болт удалось не сразу. Отложив его, я открыла заплечный мешок. В нем оставались несколько отборных кусков мяса, целое бедро оленя и картофелины.

Времени на полумеры не было. Я вытащила бедро и убрала мешок за спину. Взяла арбалет и подобралась к щели. Малик пытался выдернуть торчащий из груди болт – его челюсти смыкались и размыкались. Когда края раны вывернулись наружу, дракон застонал и выдернул застрявший в пластине наконечник. Завыв, Малик перекусил болт на три части, после чего принялся зализывать кровоточащую рану.

Я снова глубоко вздохнула и неторопливо, на цыпочках, выбралась на поляну. Как только я попыталась опустить на землю оленье бедро, Малик заметил меня и бросился в атаку.

Но я была готова и тотчас метнулась обратно в щель между валунами. Малик запустил за мной следом длинную лапищу, но я успела убраться подальше, а дракону мешали болты, застрявшие в его туловище. Малик издал яростное рычание, заметался туда-сюда около входа – и замер, злобно на меня уставившись.

Как бы мне ни хотелось – ни было нужно – поскорее найти с ним общий язык, отец много раз нас предупреждал, что дикий дракон воспримет зрительный контакт как угрозу или вызов. Я отвела взгляд, показала арбалет и, опустив его на землю, подняла пустые ладони. Понял ли дракон хоть что-то, я не представляла.

Малик продолжил зализывать рану, пока кровь не остановилась, однако иногда все равно на меня поглядывал – проверял. Спустя несколько мучительно долгих минут он принюхался и, повернувшись, обнаружил оленину.

Наступив на нее лапой, дракон молниеносно отхватил половину. Мясо быстро исчезло в драконьей глотке, хотя кость Малик жевал чуть дольше – сперва перемолол зубами, а затем проглотил – уже без остатка.

– Надо же…

А я-то надеялась, что мяса хватит на чуть дольше.

Я покопалась в мешке и вытащила две крупные картофелины. Продемонстрировав их Малику, я выкатила их в сторону дракона.

Малик их обнюхал и проглотил, не жуя.

– О Высшие… похоже, ты умираешь от голода, – я пыталась говорить негромко и приветливо.

Дракон заворчал: низкий рокот рождался где-то в его груди. Однако тембр поменялся, перестал быть злобным и угрожающим. Он напомнил мне о том, как наши драконы сталкивались с чем-то новым, необычным. Я машинально отступила назад, но тут же опомнилась. Да, дракон наверняка чует мой страх, но я не хотела этого показывать, пусть и дрожала, обливаясь липким потом.

– Пожалуйста, оставь меня в покое. Я не хочу быть твоей едой.

Я пыталась его усмирить. И себя тоже. Я вспомнила, как отец совсем недавно наставлял Дариана: «Неважно. Расскажи ему сказку. Опиши, какая сегодня погода. Болтай как безумный». Тон гораздо важнее содержания. Я вновь сделала глубокий вдох.