Текст книги "Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма"

Однако едва новое общество, основанное на сложных расовых взаимоотношениях, возникло и расцвело, как белые колонисты поспешили нанести ответный удар – до странного современным способом. В то время как расизм в отношении рабов в колониях подогревался презрением и боязнью восстания, выступление против свободных цветных Сан-Доминго было вызвано иным мотивом – завистью.

Стоило цветным людям захватить первенство в моде, культуре и торговле, как расисты попытались провести законы, принуждающие мулатов к скромности. К числу подобных документов относилось следующее распоряжение (от 1779 года) о моде: «Мы категорически запрещаем[166]166
  «Мы категорически запрещаем»: «Règlement provisoire des Administrateurs, concernant le Luxe des Gens de Couleur» (February 2, 1779), Moreau de Saint-Méry, сс. 855–56.


[Закрыть] [свободным цветным] при помощи одежды, причесок, платьев или нарядов добиваться предосудительного сходства с тем, как принято одеваться у белых мужчин и женщин… Также мы запрещаем им надевать любые украшения и предметы роскоши, несовместимые со скромностью их положения и происхождения, в противном случае эти украшения будут сорваны с них прямо на месте».

В 1773 году колониальный суд запретил небелым использовать имена[167]167
  запрет на «белые» имена: «Règlement des Administrateurs concernant les Gens de couleur libres» (June 24 and July 16, 1779), Moreau de Saint-Méry, сс. 448–50.


[Закрыть] белых людей. С этого момента полукровки стали носить африканские имена. Суд следующим образом объяснил необходимость нового закона: «Присвоенное имя представителя белой расы может поставить статус лиц под сомнение, нарушить порядок наследования и полностью уничтожить непреодолимый барьер между белыми и цветными, воздвигнутый общественным мнением и хранимый мудростью правительства».

Наряду с этой гнусной реакцией белых расистов и использованием мулатских полиции и солдат против беглых рабов, увеличение числа мулатов-рабовладельцев также вбивало мощный клин между сообществами чернокожих и полукровок. После краткого расцвета и вопреки утопическим предсказаниям философов вроде Раймона, в мультикультурном обществе Сан-Доминго появились первые проблески совсем недалеких перемен – трансформаций самого мрачного свойства.

* * *

Между тем Тома-Александр провел первое десятилетие своей жизни на ферме, расположенной на склоне горы среди тропической природы. Вместе с ним были его черная мать-рабыня, таинственный отец из Нормандии, брат и две сестры-мулатки[168]168
  брат и две сестры-мулатки: письмо от г-на де Шовиноля к графу де Мольде, 3 июня 1776, CGH; соглашение между Дюма и вдовой его отца Мари Рет, 22 ноября 1786, AN LX465. Упомянуты дочери Цесетты – Жанетт и Мари-Роз.


[Закрыть]. Мальчик играл в зарослях бамбука и лиан, охотился на одичавших животных как буканьер. Однажды – совсем в другом мире – он расскажет своему сыну об этой жизни в тропиках, причем опишет их как страну чудес, или, по крайней мере, так его рассказ будет выглядеть много лет спустя – в воспоминаниях:

Помню, отец рассказывал мне[169]169
  «Помню, отец рассказывал мне»: MM, сс. 14–15.


[Закрыть], что как-то раз, вернувшись домой из города, он – тогда десятилетний мальчик – с огромным удивлением обнаружил на берегу моря что-то вроде древесного ствола. Когда он проходил здесь два часа назад, то ничего подобного не заметил, а потому развлечения ради стал подбирать гальку и бросать ее в бревно. После точного попадания бревно внезапно проснулось. Ведь на самом деле это был не кто иной, как кайман [близкий родственник аллигатора], спавший на солнышке.

Кайманы, судя по всему, просыпаются в дурном расположении духа; герой нашего рассказа мельком увидел моего отца и поставил перед собой задачу догнать его.

Отец – настоящее дитя колоний, сын морских пляжей и саванн – бегал хорошо; однако очень скоро выяснилось, что кайман бегал или, скорее, прыгал еще лучше, и это приключение вполне могло навсегда оставить меня в небытии, если бы один негр, который в тот самый момент поедал сладкий батат, сидя на стене, не увидел погоню и не закричал моему отцу, уже вконец выдохнувшемуся:

«Змейка, маленький сэр! Беги змейкой!» – стиль передвижения, прямо противоположный схеме перемещения каймана, который может бежать или прыгать, как ящерица, только по прямой.

Благодаря этому совету, отец добрался до дома целым и невредимым, но он прибежал, подобно греку из Марафона, запыхавшись и был близок к тому, что, как и упомянутый исторический персонаж, никогда больше не сумеет восстановить дыхание вообще.

Погоня, в которой зверь был охотником, а человек – добычей, произвела глубокое впечатление на моего отца.

Островная жизнь, без сомнения, отточила природные навыки Тома-Александра[170]170
  умения Дюма: сам Дюма говорит, что представителям его «класса» (т. е. социального класса) не так-то легко научиться писать или найти того, кто охотно обучит этому умению (письмо от Дюма к Комитету общественной безопасности, 4 января 1794, SHD 3B9.


[Закрыть]. Один военный биограф девятнадцатого столетия объяснял его легендарное искусство наездника, которое позволяло сражаться верхом на самых крутых валах и самых узких мостах, тем, каким образом мальчик учился верховой езде: «Подобно всякому жителю этих новых стран[171]171
  «подобно всякому жителю этих новых стран»: Ernest d’Hauterive, Un soldat de la Révolution, с. 12.


[Закрыть], где человеку приходится приручать животное, которое он будет использовать, где сила и ловкость заменяют знание, приобретаемое позже в школе верховой езды».

Помимо природы и диких животных, у Тома-Александра был отец. Антуан был негодяем, но негодяем образованным. К числу великих ученых он не относился, но знал произведения и историю римлян и греков, а подготовка в качестве офицера артиллерии дала ему достаточно глубокие познания в естественных науках и математике. Возможно, Антуан брал своего высокого и красивого сына в театр и оперу в соседнем Джереми. Всего через несколько коротких лет Тома-Александр легко впишется в парижское общество, восхищенное его учтивостью и изысканными манерами. Бывший солдат конечно же мог преподать сыну основы верховой езды и стрельбы, а также самозащиты при помощи клинка, что было самым важным для мужчины восемнадцатого столетия.

Держа в руках свою старую армейскую саблю, Антуан мог рассказывать мальчику о своих нормандских предках, о своем участии в войнах и о том, как герцог Ришелье на его глазах насмерть заколол князя Ликсена. Но что должен был чувствовать белый мужчина, когда он учил своего сына-мулата сражаться на дуэли подобно юному мушкетеру, нападать и отступать среди мангровых деревьев и когда подмечал в ученике талант бойца, доселе невиданный среди его предков, по крайней мере, за последние несколько поколений? Этому таланту предстояло стать ярче, чем кто-либо из них мог представить.

Глава 3
Нормандское завоевание

В начале 1750-х годов, в тот самый момент, когда стремительно растущее состояние позволило ему выкупить всю плантацию[172]172
  Шарль выкупает плантацию: запись о приобретении недвижимости Шарлем де ля Пайетри, 3 марта 1755, ADPC 10J26.


[Закрыть], Шарль Дави де ля Пайетри столкнулся с главным бедствием преуспевающих людей восемнадцатого века – подагрой[173]173
  подагра Шарля: письмо от г-на Тардиви к Мари-Анн де Мольде, 26 июня 1773, ADPC 10J26; письмо от г-на Леру к Мари-Анн де Мольде, 8 июля 1773, ADPC 10J26.


[Закрыть]. Доктора сказали, что карибский климат пагубно влияет на состояние его здоровья и что ему станет гораздо лучше после возвращения во Францию. Тогда, оставив плантацию и более двухсот рабов под надзором управляющих[174]174
  управляющие Шарля: г-да Монжаль и Папийон упомянуты в статьях соглашения о партнерстве для компании, где Шарль выступает в роли одного из партнеров, 16 января 1760 ADPC 10J26; см. также письмо от Шарля де ля Пайетри к г-ну Монжалю, 4 июня 1761, ADPC 10J26.


[Закрыть], Шарль с женой и дочерью-подростком, Мари-Анн, отплыл в Нормандию[175]175
  Шарль с женой и дочерью покидают Сан-Доминго: нам известно, что в июля 1753 г. Шарль был на Сан-Доминго, где он составил завещание (3 июня 1753, ADPC 10J26). В марте 1755 г. Шарль был во Франции (см. запись о приобретении недвижимости, ADPC 10J26).


[Закрыть].

Они временно поселились в замке Пайетри[176]176
  Шарль в замке Пайетри в начале 1750-х: Robert Landru, À propos d’Alexandre Dumas, с. 35; Gilles Henry, Les Dumas, сс. 23–24; Réginald Hamel, Dumas– insolite, с. 19.


[Закрыть] в Бьельвиле вместе с родителями Шарля. Маркиз и маркиза обрадовались возвращению преуспевающего сына, который, как-никак, присылал им деньги[177]177
  Шарль присылал деньги родителям: квитанция на 7000 ливров, полученных Жанной и Александром де ля Пайетри от Шарля де ля Пайетри, 29 июня 1757, ADPC 10J34.


[Закрыть]. Во Франции восемнадцатого века не было ничего лучше как иметь в семье плантатора.

Отец рассказал Шарлю о недавней денежной ссоре. В замке нашли набитую монетами металлическую шкатулку. Она была спрятана внутри набитого соломой тюфяка. Вдовствующая сестра маркиза заявила, что это она спрятала шкатулку и что деньги принадлежат ей. Маркиз оспорил это утверждение. Чтобы разрешить спор, вызвали нотариуса. Когда он спросил тетю Шарля, прятала ли она монеты собственноручно, та признала, что нет. Но затем почтенная дама внезапно бросилась вперед, прикрыла шкатулку собственным телом и стала кричать и пинаться. Нотариусу пришлось бороться с ней, чтобы вновь завладеть шкатулкой. Во время потасовки вдова, как сказано в отчете, «ударила и укусила свидетеля»[178]178
  «ударила и укусила свидетеля»: Henry, сс. 19–20.


[Закрыть]. Яркая иллюстрация того, до чего могла дойти семья Пайетри в спорах о наследстве.

Когда маркиз, а спустя короткое время и маркиза умерли, Шарль поторопился заявить о своих правах, как старший из живущих братьев Пайетри (хотя первенцем и наследником был Антуан). В более позднем судебном документе сказано:

…не зная, жив ли их старший брат[179]179
  «не зная, жив ли их старший брат»: заявление графа де Мольде в суд, 30 ноября 1778, ADPC 10J35.


[Закрыть], а если да, то в какой из стран мира он находится, и считая его мертвым, поскольку он [многие] годы не подавал о себе вестей, [два младших брата] поделили доходы от поместья в соответствии с принятыми в регионе обычаями. Шарль-Эдуард присвоил себе все преимущества, которые закон дает старшему из сыновей.

Шарль, как новый маркиз Дави де ля Пайетри[180]180
  Шарль в замке ля Пайетри: письмо от Шарля де ля Пайетри к г-ну Монжалю, 4 июня 1761, ADPC 10J26 (с упоминанием, что Шарль живет в замке Пайетри).


[Закрыть], поселился в родовом замке и унаследовал все находившееся там имущество, тогда как примерно четверть ренты и собственности досталось младшему брату – Луи[181]181
  наследство Луи: заявление графа де Мольде в суд, 30 ноября 1778, ADPC 10J35.


[Закрыть]. Шарль немедленно ухитрился попасть в Версаль[182]182
  связи Шарля в Версале: без этих связей основанная им в 1760 г. компания не смогла бы существовать; см. статьи партнерского соглашения, 16 января 1760, ADPC 10J26 и письмо от г-на Бюлянда к г-ну Папийону, 7 марта 1760, ADPC 10J26b.


[Закрыть] и заручился благосклонностью влиятельных аристократов, таких как маркиз де Мирабо[183]183
  маркиз де Мирабо: Мирабо предоставил гарантии при покупке Шарлем недвижимости. См. решение суда по спору между Шарлем де ля Пайетри и г-ном Пети де Ляндом, 17 октября 1761, ADPC 10J35.


[Закрыть] (отец оратора-революционера). Он использовал сахаропроизводящую плантацию как залог под обеспечение займов[184]184
  займы Шарля: Мирабо предоставил гарантии при покупке Шарлем недвижимости. См. решение суда по спору между Шарлем де ля Пайетри и г-ном Пети де Ляндом, 17 октября 1761, ADPC 10J35.


[Закрыть], на которые начал скупать недвижимость во Франции, и занимал еще большие суммы, чтобы жить, ни в чем себе не отказывая.

Однако хотя его состояние продолжало расти, Шарль знал, что дела на плантации обстоят плохо. Начало Семилетней войны и английское эмбарго нанесли сокрушительный удар по торговому судоходству между колониями и метрополией[185]185
  удар по торговому судоходству между колониями и метрополией: Benjamin Rand, Selections Illustrating Economic History Since the Seven Years’ War, с. 98; Lucien Guillou, André Vanderheyde, courtier lorientais, et ses opérations (1756–1765), сс. 13–38.


[Закрыть]. Объемы экспортных перевозок упали катастрофически, сахарный тростник гнил на корню, а Шарль терял десятки тысяч ливров. Огромные партии очищенного сахара валялись вокруг его склада, судов, готовых взять этот груз на борт, не было. Бизнес столкнулся с серьезными трудностями. Впрочем, Шарль, кажется, полагал, что благодаря новым могущественным друзьям и новому титулу он вполне готов затеять рискованное предприятие, которое сулило ему решение всех финансовых проблем.

Возможно, каких-то качеств мужчинам из рода Пайетри – а позднее и Дюма – не хватало, но чего в этой семье всегда было в избытке, так это дерзкой отваги. Война могла перерезать официальное сообщение между французскими и британскими колониями, но она не уменьшила европейский спрос на сахар или потребность колоний в рабах[186]186
  потребность колоний в рабах во время войны: Edouard Delobette, Ces Messieurs du Havre: Négociants, commissionnaires et armateurs de 1680 à 1830, с. 1607.


[Закрыть]. Шарль разработал схему контрабандных поставок «белого сахара высочайшего качества»[187]187
  «белого сахара высочайшего качества»: письмо от г-на Бюлянда к г-ну Папийону, 7 марта 1760, ADPC 10J26b.


[Закрыть] с плантаций на Сан-Доминго в Нью-Йорк. Суда поплывут вдоль Атлантического побережья под британскими флагами, но в воды Сан-Доминго войдут с незаполненными бланками охранных грамот из Версаля, полученными благодаря связям Шарля при дворе. Шарль нашел партнеров[188]188
  Шарль нашел партнеров: статьи соглашения о партнерстве для компании, где Шарль был одним из партнеров, 16 января 1760, ADPC 10J26.


[Закрыть] в лице французского судового магната и пары братьев-голландцев, чьи предприятия находились в Амстердаме и Нью-Йорке.

Контрабандистский план Шарля предусматривал использование верфи, которая располагалась на участке береговой линии чуть севернее его плантаций на Сан-Доминго. Через этот участок проходила граница между французской и испанской колониями, а потому он считался нейтральной территорией. Место называлось Монте-Кристо[189]189
  Район Монте-Кристо (встречается и вариант названия – Монте-Христо) включал в себя небольшой порт, береговую линию, гору и реку. Он до сих пор существует на географических картах. Остров Монте-Кристо, который Шарль, судя по всему, тоже использовал в своей контрабандистской схеме, лежит у самого побережья и, что было очень удобно, в водах испанской колонии.


[Закрыть].

Первое время план работал хорошо, и Шарль отправил как минимум одну партию чистого белого сахара из Монте-Кристо в Амстердам. Но воды кишели английскими кораблями, и путешествие становилось все более рискованным. Постепенно партнеры начали терять терпение и высказывать недовольство схемой, которая не обогатила их настолько, насколько они надеялись, да еще и требовала доверять друг другу крупные суммы денег, несмотря на большие расстояния.

В мае 1760 года Шарль приехал в Лондон[190]190
  Шарль в Лондоне: ADPC, 10J34, dossier A, цит. по: Delobette, с. 1608.


[Закрыть] – инкогнито, через Амстердам, поскольку Франция и Англия до сих пор воевали друг с другом, – и встретился с британским банкиром, у которого просил капитал на расширение своего контрабандистского бизнеса. Однако затем кто-то подсказал Шарлю, что новое предприятие способно принести даже большие прибыли, нежели контрабанда сахара. Речь шла о работорговле[191]191
  Шарль в работорговле: Landru, с. 37; Henry, с. 30; Delobette, с. 1608.


[Закрыть].

Шарль приказал своему управляющему справиться о ценах и выгодах от покупки «кусочков Индии»[192]192
  «кусочков Индии»: Henry, с. 30.


[Закрыть], как называли рабов (профессиональный термин торговцев) «с Золотого Берега или Анголы», и продажи их в Сан-Доминго. Отчет, по всей вероятности, был хорош, потому что вскоре Шарль организовал партнерство с капитаном, работавшим на братьев Станисласа и Мартина Фоаш. Это были крупнейшие судовладельцы Нормандии, причем девятнадцать из девяносто одного принадлежащего им судна[193]193
  суда Фоашей для работорговли: Réginald Hamel, Dumas– insolite, с. 172, цит. по: Delobette, с. 1370.


[Закрыть] перевозили невольников. Братья Фоаш представляли собой высший идеал преуспевания, основанного на столь выгодной в восемнадцатом веке продаже сахара и рабов. Однажды они одолжили королю[194]194
  братья Фоаши одолжили денег королю: Christiane Maubant, „Le ‘traité’ de traite de Stanislas Foäche, du Havre.“


[Закрыть] один миллион ливров на содержание администрации Сан-Доминго. Шарль страстно желал объединиться с ними.

Шарль купил судно[195]195
  Шарль купил судно: ADPC 10Jc, Chartrier de la Buissière, 26 c: „Achats de nègres: armement de la Douce Marianne, 1763“ and 34 a: „Affaire du navire négrier la Douce Marianne, 1763–1764.“


[Закрыть] и в знак того, что у него нет абсолютно никаких сомнений в успехе предприятия, дал кораблю новое название – в честь собственной дочери. «Douce Marianne»[196]196
  Фр.: Милая Мари-Анн. – Примеч. пер.


[Закрыть][197]197
  судно Шарля «Douce Marianne»: ADPC 10J26c and 10J34a.


[Закрыть] отплыла в британское Сьерра-Леоне[198]198
  «Douce Marianne» отплыла в Сьерра-Леоне: Delobette, сс. 695–96, цитирует ADPC, 10J34, dossier A.


[Закрыть], неся на борту, помимо прочего груза, 225 бутылок шампанского и 300 бутылок крепкого сидра, а затем подобрала «300 невольников[199]199
  «300 невольников»: соглашение между Шарлем и лондонским банкиром Пьером Симондом, см. Delobette, сс. 695– 96, который цитирует ADPC 10J34, dossier A.


[Закрыть] в фактории Майлза Барбера из Ланкастера» («фактории» – посты по оптовой торговле рабами – часто располагались на островах возле побережья Западной Африки).

Работорговля могла быстро принести большие барыши, но и оборачивалась огромными убытками, если что-то шло не так. И, как случалось со всеми начинаниями Шарля с тех пор, как он начал вести жизнь высокопоставленного аристократа, что-то опять пошло очень сильно не так. Суперкарго, которого Шарль нанял на время путешествия в Сьерра-Леоне и которому поручил купить рабов, оказался человеком переменчивого нрава. Возле африканского побережья он до драки рассорился с капитаном «Douce Marianne» и помог команде поднять мятеж[200]200
  мятеж на судне: ADPC 10J26 and 10J81, процитированный в книге: Delobette, с. 590; Landru, сс. 40–42, and Henry, сс. 38–40.


[Закрыть]. Капитан оказался под замком в своей каюте. (Через несколько недель мятежники перевели его в маленькую каморку на палубе, где он провел взаперти около трех месяцев.) Тем временем команда превратила судно в притон, моряки выпили и съели большую часть припасов и изнасиловали рабынь. Вопреки четким приказам Шарля, они приплыли на Мартинику, где продали часть рабов, а деньги забрали себе. Как показывают отчеты, мятежники в конце концов доставили в пункт назначения на Сан-Доминго менее чем половину от первоначального груза. Первый опыт Шарля в сфере работорговли завершился провалом.

Можно только представить, как страдали люди, связанные с судьбой этого рейса. Но для Шарля неудача «Douce Marianne» означала лишь, что очередное торговое предприятие увеличило его долги[201]201
  увеличило его долги: Delobette, сс. 1201, 1239–40, 1607–8, цитирует ADM E 2373.


[Закрыть], а не его состояние. Он сделал еще одну попытку, но второй рейс «Douce Marianne», хоть и обошелся без мятежа, оказался столь же нерентабельным. Итоги торговой операции Шарля оказались ничтожными даже по низким бизнес-стандартам самих работорговцев: Станислас Фоаш описывал Шарля и его подчиненных как «склочных, несправедливых[202]202
  «склочных, несправедливых»: Foäche & Cie in Cap Français to Veuve Foäche & Fils in Le Havre, June 25, 1774, ADSM 4055, 1 Mi 664 R-2, процитирован в книге: Delobette, с. 1370.


[Закрыть] и ничего не понимающих в деле, которым занялись». Магнат прибавлял: «Его плантации могли производить[203]203
  «Его плантации могли производить»: Delobette, с. 4783, цитирует M. Bégouën Demeaux, с. 48.


[Закрыть] 600 метрических тонн белого сахара, [но] он нашел секрет, как делать только 200. Его мастерские находятся в ужасном состоянии». Фоаш резюмировал, в чем состоит проблема сотрудничества с Шарлем: «Мы потеряем много чернокожих».

С извращенной точки зрения, Шарль поступил правильно, когда назвал невольничье судно в честь дочери. Ведь деньги срочно нужны были ему в первую очередь для того, чтобы вернуть абсурдные суммы, взятые в долг с целью произвести сильное впечатление на общество и сделать рекламу готовящейся свадьбе Мари-Анн[204]204
  свадьба дочери Шарля: Gazette de France, April 18, 1764, с. 128, и May 4, 1764, с. 144.


[Закрыть]. Ее жених – молодой граф Леон де Мольде – происходил из более знатного рода, нежели Пайетри, а потому полагал, что женится на новых деньгах, которые помогут ему оплатить семейные долги.

Мари-Анн де ля Пайетри обвенчалась с графом Леоном де Мольде в часовне Сен-Сульпис 4 мая 1764 года. Как видно из заметок «Gazette de France», эта свадьба стала главным событием придворной жизни, на котором присутствовали сливки французского общества[205]205
  сливки французского общества: Landru, с. 46; Henry, с. 37.


[Закрыть]. В приданое[206]206
  приданое Мари-Анн: брачный контракт между Мари-Анн де ля Пайетри и Леоном де Мольде, 2 апреля 1800, ADPC 10J35.


[Закрыть] невесты входили бриллианты, шикарные платья, здания и сотни тысяч ливров, обещанные на слово. Брачный контракт с соблюдением необходимых формальностей подписали король и все члены королевской семьи.

Однако долги Шарля были значительно больше его активов, и некоторые из великих людей, присутствовавших на свадьбе (особенно его покровитель, Мирабо[207]207
  Мирабо как нетерпеливый кредитор: решение суда по спору между Шарлем де ля Пайетри и г-ном Пети де Ляндом, 17 октября 1761, ADPC 10J35.


[Закрыть]), вскоре превратятся в злейших его кредиторов. Шарль вернулся к работорговле[208]208
  работорговля Шарля: ADPC 10J26c и 10J34a.


[Закрыть] в надежде сорвать большой куш. Он поставил на кон будущее дочери, а заодно и свое собственное, и доверил разыграть эту ставку невольничьему судну, носившему ее имя.

«Все ваши кредиторы[209]209
  «Все ваши кредиторы»: письмо Мольде к Шарлю, цит. по: Henry, с. 44.


[Закрыть] готовы к атаке», – весной 1773 года писал зять Шарля граф де Мольде из Парижа. К тому моменту Шарль вернулся на Сан-Доминго[210]210
  Шарль вернулся на Сан-Доминго: письмо г-на Леру к графу де Мольде, 8 июля 1773, ADPC 10J26.


[Закрыть], надеясь лично навести порядок в своих владениях[211]211
  Шарль управляет своими владениями: Landru, с. 49; Henry, с. 44.


[Закрыть]. Но состояние плантации было жутким, «дома, конюшни[212]212
  «дома, конюшни»: письмо г-на Тардиви к Мари-Анн де Мольде, 26 июня 1773, ADPC 10J26.


[Закрыть] и перерабатывающее оборудование» просто разваливались, как писал один из управляющих. «Сорок пять негров больны, а остальные измотаны до предела, потому что их почти не кормят и все равно заставляют работать. В силу этих двух причин многие чернокожие умерли».

Как будто покорившись злой судьбе, Шарль слег сам – в доме, купленном в Лё Кап, чтобы быть ближе к плантации, – и умер от осложнений, вызванных подагрой. Станислас Фоаш, кстати, посвятил кончине Шарля[213]213
  Шарль умер: многочисленные письма к чете Мольде, в том числе: от г-на Кабейля к графу де Мольде, 16 июня 1773, ADPC 10J26; от г-на Леру к графу де Мольде, 8 июля 1773, ADPC 10J26.


[Закрыть] следующее замечание: «Г-н де Пайетри только что умер[214]214
  «Г-н де Пайетри только что умер»: Bégouën Demeaux, с. 48 (цит. в книге: Delobette, с. 4783).


[Закрыть]. Большая удача для его семьи, ведь он привел свои дела в величайший беспорядок».

Через три месяца после смерти Шарля Луи де ля Пайетри, все еще солдат, оказался замешанным в скандал[215]215
  Луи замешан в скандале: Henry, с. 47.


[Закрыть] с продажей во французскую армию неисправного оружия. Луи погубил свою репутацию, провел две недели в военной тюрьме и спустя месяц скоропостижно скончался[216]216
  Луи умирает: Fernand Gaudu, «Les Davy de la Pailleterie, seigneurs de Bielleville-en-Caux», с. 48, цитирует свидетельство о погребении Луи, Книга записей церковного прихода в Сен-Лежер-де-Фекамп (Registres paroissiaux, SaintLéger de Fécamp), ASM.


[Закрыть].

Писатель Дюма позаимствует черты обоих дядей, не говоря уже о деде – признанном мерзавце, – при создании образов главных злодеев в романе «Граф Монте-Кристо». Читая судебные документы[217]217
  Читая судебные документы: заявление графа де Мольде в суд, 30 ноября 1778, ADPC 10J35.


[Закрыть], описывающие позорный процесс разбирательства с фальшивым богатством Шарля (что имело печальные последствия для его дочери и ее доверчивого мужа), я не мог избавиться от мысли о том, что для отрицательных персонажей в произведениях Дюма характерна одна интересная деталь: при всей своей алчности и беспринципности они производят на свет детей, которые могут вырасти невинными и славными. Писатель видел это на примере собственной семьи.

Поскольку два брата Пайетри умерли, а Антуан пропал без вести и считался мертвым, титул и собственность – вместе с кучей долгов – перешли к Мари-Анн и ее мужу. Все знаменитости, которые были гостями на их свадьбе, теперь явились в роли кредиторов, требуя, чтобы новые владельцы имения заплатили по счетам. Маркиз де Мирабо утверждал, что Шарль подписал какие-то документы, которые делали его «первым в очереди» кредиторов Пайетри[218]218
  кредиторы семьи Пайетри: Landru, с. 55; Henry, с. 49.


[Закрыть]. Как подсчитал граф де Мольде, жена унаследовала такое количество долгов, что их можно было погасить только путем продажи всего имущества. Он обратился к одному из бывших агентов Шарля в Сан-Доминго с просьбой оценить плантацию и получил обескураживающий отчет: «Недвижимость разрушается[219]219
  «недвижимость разрушается»: письмо от г-на Кабейля к графу де Мольде, 16 июля 1773, ADPC 10J26.


[Закрыть], дома рабов лежат в руинах, поля с тростником почти заброшены, рабы непригодны к работе. Ужасающая картина».

Впрочем, за два года, благодаря внимательному, хотя и заочному, управлению Мольде, плантация вновь начала приносить доход. Граф также расплатился с некоторыми из кредиторов Шарля и начал планировать продажу замка Бьельвиль[220]220
  Мольде планирует продажу замка: официальный документ о наследстве мадам де Мольде, полученном от мужа, 2 апреля 1800, ADPC 10J35.


[Закрыть], чтобы погасить остальные долги. Братья Пайетри оставили после себя разруху, но с приходом нового и явно необычного поколения, с появлением более приличных наследников дела, похоже, наконец пошли на лад.

* * *

Французский военный корабль «Trésorier»[221]221
  Фр.: казначей – Примеч. пер.


[Закрыть] бросил якорь в Гавре, Нормандия, на первой неделе декабря 1775 года[222]222
  декабря 1775 года: точная дата неизвестна. Заявление графа де Мольде в суд, 30 ноября 1778, ADPC 10J35; письмо от аббата Буржуа к графу де Мольде, 11 декабря 1775, CGH (с упоминанием возвращения г-на де ля Пайетри).


[Закрыть]. Судно пришло из Порт-о-Пренса, Сан-Доминго, и лишь один пассажир сошел на берег. Это был суровый мужчина примерно шестидесяти лет на вид, стройный, но крепкий, с красноватым загаром привыкшего к солнцу викинга. В доке он назвался таможенному чиновнику, который прилежно записал услышанное имя в книгу: «Антуан Делиль»[223]223
  «Антуан Делиль»: письмо от г-на де Шовиноля к графу де Мольде, 3 июня 1776, CGH; заявление графа де Мольде в суд, 30 ноября 1778, Archives ADPC 10J35.


[Закрыть].

Владелец гостиницы, в которой Антуан Делиль[224]224
  Антуан в гостинице: Landru, с. 61; Henry, с. 50.


[Закрыть] остановился в ту ночь, вспоминал, что постоялец, похоже, знал город великолепно для чужестранца. Из отеля Делиль разослал множество писем, в том числе на адрес аббата Буржуа, священника в поместье Бьельвиль. На следующей неделе он встретился с аббатом и представился ему так: «Я – Александр-Антуан[225]225
  «Я – Александр-Антуан»: там же.


[Закрыть] Дави де ля Пайетри, отче. Я вернулся из Сан-Доминго». В качестве доказательства[226]226
  Антуан показывает аббату доказательства: Henry, сс. 50–51.


[Закрыть] он показал священнику свое свидетельство о крещении, написанное в маленькой церкви Бьельвиля 26 февраля 1714 года. «Расскажите мне о том, что здесь случилось за эти годы, и я дам вам необходимые указания. Я – старший сын и нахожусь в своем праве».

Аббат подумал, что мужчина очень похож на братьев Пайетри, но уверен он не был. В конце концов, внешнее сходство ничего не доказывает. Этот человек мог украсть свидетельство о крещении Александра-Антуана или получить его каким-нибудь другим способом. Однако чужестранец рассказал аббату такие вещи о ранних годах жизни Александра-Антуана, которые, по мнению священника, вряд ли мог знать кто-нибудь еще.

Убедившись, что чужестранец в самом деле законный наследник, аббат той же ночью написал графу де Мольде – человеку, который больше всего пострадает от возвращения транжира. Граф находился в родовом поместье, в регионе Шампань. Аббат предложил ему немедленно приехать в Ко.

Граф де Мольде скрупулезно зафиксировал в семейном дневнике факт получения письма от аббата, как делал это всегда:

11 декабря 1775 года[227]227
  «11 декабря 1775 года»: там же, с. 51.


[Закрыть]. Письмо от священника из ля Пайетри, г-на Буржуа, который сообщает о возвращении г-на де ля Пайетри, старшего из братьев.

Он зачеркнул «возвращение» и надписал над ним слово «явление» – apparition, которое и во французском, и в английском используется также для описания призраков, видений и сверхъестественных сущностей. Мольде сразу ответил: он готов признать возвращение старшего брата Пайетри, как только встретится с ним и увидит доказательства. Пока же он не будет препятствовать переезду Антуана в замок Бьельвиль.

* * *

Антуан съехал из гостиницы и поселился в родовом замке во вторую неделю декабря 1775 года. Холодное каменное здание, многочисленные этажи которого соединялись друг с другом при помощи винтовых лестниц и скатных крыш, должно быть вызвало у Антуана шок после стольких лет в тропиках. Замок сильно нуждался в ремонте, но был тем же самым, что он когда-то оставил. Парусники, которые они с Шарлем неумело нацарапали на стене спальни, мечтая о морских приключениях, никуда не делись. Число слуг было минимальным, но экономка, мадемуазель Мари Рету[228]228
  мадемуазель Мари Рету: вердикт суда по спору между Мари Рету и Тома Реторэ, 22 ноября 1786, AN LX465.


[Закрыть], старая дева тридцати с лишним лет, похоже, страстно желала угодить новому хозяину поместья. Она позаботится об Антуане в дни его первого за более чем тридцать лет Рождества во Франции.

Первыми официальными гостями Антуана стали Мари-Анн и Леон де Мольде. Церемониться с ними он не стал. Чета Мольде сделала все возможное, пытаясь урезонить «дядюшку Антуана». Ведь они многим пожертвовали, чтобы привести в порядок дела его покойного брата. Богатство, которое было им обещано, оказалось обманом, тем не менее они поправили состояние унаследованного имущества. Впрочем, практичный граф быстро понял безнадежность борьбы с претензиями воскресшего старшего сына. Он предложил, что они с женой откажутся от всех прежних прав на имущество в обмен на ежегодную ренту, которая помогала бы им оплачивать свои расходы. Они составили черновик соглашения с Антуаном, а в марте 1776 года подписали этот документ[229]229
  соглашение 1776 года между Антуаном и Мольде: заявление графа де Мольде в суд, 30 ноября 1778, ADPC 10J35.


[Закрыть].

Желая усилить свои позиции в случае любых судебных баталий, а заодно, возможно, и удовлетворить любопытство, граф де Мольде решил расследовать таинственную островную интерлюдию Антуана. Воспользовавшись связями, которые он завел на Сан-Доминго во время оценки имущества Шарля, Мольде нашел отставного королевского прокурора, некоего господина де Шовиноля, жившего в Джереми, и нанял его провести дознание.

Шовиноль сообщил[230]230
  Шовиноль об Антуане (включая цитаты): письмо от г-на Шовиноля к графу де Мольде, 3 июня 1776, CGH.


[Закрыть], что, несмотря на многообещающее начало, имущество Антуана в гористой местности к моменту его отъезда стоило немного. Более того, детектив выяснил, что неоплаченные долги Антуана на острове в десять раз превышали стоимость всей его собственности в Большой Пещере. Бедняга Мольде, должно быть, изумился сходству некоторых обстоятельств в биографии братьев Пайетри и в очередной раз задался вопросом, как же его угораздило породниться с семьей таких отъявленных негодяев.

Впрочем, в отличие от дел братьев, сфера интересов Антуана не была связана исключительно с финансами. Так что Шовиноль сосредоточился на обнаружении и раскрытии сексуальных связей этого мота, а также поиске его возможных потомков. Сначала он сообщил о взаимоотношениях Антуана с Катэн – девушкой-рабыней, которая вместе с ним сбежала с плантации Шарля. В конце концов, Антуан счел ее слишком старой для себя, однако, отмечал Шовиноль, позволил жить своей жизнью как свободной женщине.

Затем Шовиноль написал о покупке Антуаном в конце 1750-х годов чернокожей красавицы по имени Мари-Сессетта[231]231
  жена Антуана: MM, с. 15.


[Закрыть]. «Невероятная цена», которую Антуан заплатил за рабыню, свидетельствовала о его необычном интересе к девушке. И действительно, с того самого момента «он всегда жил с ней [и прижил] четырех детей-мулатов». Перед возвращением во Францию, сообщал Шовиноль, Антуан продал трех детей, а также саму Мари-Сессетту некоему г-ну Каррону из Нанта[232]232
  Последующие официальные документы[свидетельство о браке, 28 ноября 1792, MAD Safe; брачный контракт, также 28 ноября 1792, ADA 304E268.], особенно свидетельство о браке Тома-Александра, противоречат выводам следователя относительно Мари-Сессетты. В этих бумагах сказано, что она умерла «в Ля Гинодэ, под Джереми» в 1772 году. Причина смерти не указана, однако в 1772 году много людей погибли под ударами катастрофических ураганов, которые уничтожили бесчисленное количество плантаций на Сан-Доминго, Ямайке и Кубе. Писатель Дюма в мемуарах пишет только, что жена Антуана, «к которой он был нежно привязан, умерла в 1772 году, и, поскольку она управляла имением, сразу же после ее смерти оно резко упало в цене». Дюма намекает, что кончина Мари-Сессетты стала причиной возвращения Антуана во Францию. Я тщательно просмотрел все записи и не нашел никаких четких сведений о судьбе Мари. Поразительно, что сам Тома-Александр никогда не упоминал о матери, по крайней мере, ни в одном из документов или писем, какие я смог найти.


[Закрыть].

Детектив также сообщил интересную новость: четвертый ребенок Антуана, мальчик, считавшийся его любимцем, не был продан вместе с остальными детьми. Этот мальчик, «юный мулат, по слухам, был продан в Порт-о-Пренсе капитану Ланглуа, – писал Шовиноль, – условно, с правом последующего выкупа. Вырученными деньгами – 800 ливрами – сэр Делиль оплатил дорогу во Францию».

Прибыв в док Порт-о-Пренса, Антуан мог попросту обнаружить, что ему нужны дополнительные деньги на проезд, и ради этого без всякой задней мысли продал оставшегося сына. Это можно было бы счесть последним эгоистичным поступком человека, который всегда ценил только собственные удовольствия. Распродав своих любовниц и детей одного за другим, Антуан будто бы придержал любимого сына-мулата, как из предосторожности придерживают ценное кольцо, чтобы продать его в случае крайней необходимости. Однако такое объяснение опровергается следующей принципиальной деталью из описания Шовиноля: продажа мальчика была «условной, с правом последующего выкупа».

Антуан мог полностью распродать остальную семью, но своего сына Тома-Александра[233]233
  Тома продан в Порт-о-Пренсе: письмо от г-на Шовиноля к графу де Мольде, 3 июня 1776, CGH.


[Закрыть] он отдал только как гарантию погашения долга. Вернув себе титул и собственность во Франции, он теперь мог выкупить залог.

* * *

Тома-Александр Дюма Дави де ля Пайетри[234]234
  прибытие Тома-Александра: письмо от аббата Буржуа к графу де Мольде, 3 июня 1776, ADPC 10J34d.


[Закрыть], четырнадцати лет от роду, ступил на пристань в Гавре 30 августа 1776 года. В декларации судового груза он значился под именем «раба Александра»[235]235
  «раба Александра»: Landru, с. 65.


[Закрыть], принадлежащего «лейтенанту Жаку-Луи Русселю». Неизбежная уловка, потому что юный мулат просто не мог по своей воле сойти с судна во Франции. Антуан выкупил своего сына[236]236
  Антуан выкупил своего сына: там же.


[Закрыть] у капитана Ланглуа и оплатил его безопасный переезд в Нормандию в компании «владельца».

Жизнь в нормандском замке наверняка показалась удивительной молодому человеку, который совсем недавно был рабом в Порт-о-Пренсе. А темнокожий сын нового маркиза наверняка стал таким же сюрпризом для большинства белых и голубоглазых жителей Бьельвиля. Однако первое упоминание о Тома-Александре во Франции – я нашел его в рассыпающемся на клочки письме от ноября 1776 года, от аббата Буржуа[237]237
  аббат Буржуа о Тома: письмо от аббата Буржуа к графу де Мольде, 3 июня 1776, CGH.


[Закрыть] графу де Мольде, – касалось юноши мельком. Аббат стремился в первую очередь сообщить Мольде о явном романе Антуана с экономкой, мадемуазель Рету. Эта связь грозила имению браком. Аббат, обращаясь к «дорогому лорду»[238]238
  «Мой господин и дорогой лорд»: там же.


[Закрыть], писал:

Хочу первым сообщить вам, что господин ваш дядя намерен увеличить количество домочадцев за счет живущей в доме работницы. К компромиссам он, как мне кажется, не склонен, заявляя, что волен поступать так, как ему заблагорассудится. Все его [действия] продиктованы наихудшим вкусом. Господин маркиз, похоже, решительно настроен жениться на девице и больше не позволит никому шутить на эту тему. (На днях [один человек] слегка пошутил по поводу той девицы… [маркиз] де ля Пайетри помрачнел как туча и не промолвил ни слова)… Говорят, в Гавр приплыл юный Тома – новый обитатель Бьельвиля… (Я пишу все это вам исключительно по вашей просьбе, но надеюсь, вы воспользуетесь этими сведениями, только если того потребуют обстоятельства, потому что, как я слышал, он сильно зол на меня.) Пожалуйста, сожгите письмо.

Выкупив Тома-Александра, Антуан решил заложить родовое поместье.

Он отказался выполнять различные обязательства, данные супругам Мольде, и тогда вдова Луи де ля Пайетри вызвала все заинтересованные стороны в суд, чтобы урвать свой кусок пирога, прежде чем Антуан успеет проглотить его. Племянница Антуана и ее муж оказались в самой гуще жестокой судебной битвы[239]239
  судебной битвы: заявление графа де Мольде в суд, 30 ноября 1778, ADPC 10J35.


[Закрыть] с представителями предыдущего поколения.

В свою очередь, Антуан, вернувшись из джунглей, ощутил явную склонность к сутяжничеству[240]240
  Антуан распродает имущество: документ, фиксирующий продажу недвижимости Антуаном де ля Пайетри, которую выкупает граф де Мольде, ADPC 10J35.


[Закрыть]. Кажется, он наслаждался каждой битвой с различными представителями своего рода. Он добился права именоваться маркизом де ля Пайетри плюс права на замок и окрестные земли, весьма предусмотрительно держась на почтительном расстоянии от связанных с ними долгов. В феврале 1777 года при помощи замысловатой сделки Антуан обменял господский дом в имении на 10 тысяч ливров годовой ренты, которую ему предстояло получать от теперь уже взбешенного мужа племянницы. А остальное – земли, фьеф, сеньорию, фермы и замок – продал господину Бэйёлю, соседу-землевладельцу, аж за 67 тысяч ливров. (Молодой граф де Мольде оплакивал свое финансовое состояние на каждом углу, жалуясь в одном из писем: «Никого доселе судьба[241]241
  «Никого доселе судьба»: Landru, с. 64.


[Закрыть] не преследовала так жестоко, как меня».)

Тем временем Антуан купил себе и сыну новые костюмы из шелка, атласа и парчи и отправился домой – охотиться. Он также привел Тома-Александра в церковь – креститься. Здесь юноша расписался в приходской книге – это первый существующий образец его почерка – как «Тома Реторэ[242]242
  «Тома Реторэ»: свидетельство о крещении, Лизье, 5 сентября 1777, CGH.


[Закрыть], побочный сын господина маркиза де ля Пайетри, ранее живший на Сан-Доминго». Можно считать, что он растерялся, поскольку использовал фамилию Реторэ[243]243
  другие люди в Сан-Доминго с именем Реторэ: Ministère des finances, État détaillé des liquidations opérées à l’époque du Ier janvier 1829 par la Commission chargée de répartir l’indemnité attribuée aux anciens colons de Saint-Domingue, vol. 4 (Paris, 1829), с. 498–99.


[Закрыть], вероятно позаимствованную у какого-нибудь соседа по Джереми (там эта фамилия встречается в официальных записях того времени).

Осенью 1778 года, забрав наличные, Антуан с сыном переехали в Сен-Жермен-ан-Лай[244]244
  Сен-Жермен-ан-Лай: François Boulet, Leçon d’histoire de France, сс. 95, 110–12.


[Закрыть], городок на западе от Парижа. Шикарный пригород, Сен-Жермен-ан-Лай в эпоху Короля-Солнца был, в отличие от города-сателлита Версаля, аристократическим анклавом со своим королевским дворцом. Однако в середине 1700-х годов он превратился в один из самых богатых и быстро развивающихся городков благодаря притоку преуспевающих торговцев и образованных лиц свободных профессий наряду с чернорабочими и ремесленниками, которые их обслуживали. Едва ли можно было найти более приятное место для проживания: чистый деревенский воздух, возможность быстро добраться до Парижа на экипаже и совершать чудесные прогулки по королевским садам, которые ярусами спускались по склонам холмов.