Текст книги "Адония"

Разноцветное утро

Наступившее утро подтвердило, что судьба по необъяснимым причинам действительно поменяла свои маски, на этот раз – злую на добрую. Адония провалилась в сон незадолго перед рассветом, но, проснувшись, она почувствовала, что прекрасно выспалась и полна сил. Свет встававшего где-то за бастионом солнца высветлил её огромные разноцветные окна.

Адония потянулась, погладила муркнувшую кошку, сказала ей «доброе утро». Выбралась из постели. Прошла босиком по огромной зале, рассеянно трогая незнакомую мебель. Раскрыла дверь, ведущую на балкон, но вперёд не ступила, так как пол балкона оказался сильно помечен птицами. Она вздохнула, прошла обратно сквозь залу и направилась умываться.

Сначала Адония прошествовала сквозь гардеробную, ничего не заметив, но потом, когда умылась и вышла обратно, она остановилась, сделала глубокий вдох и недоверчиво протянула:

– Ну не-ет!

На сиденье стоящего в уголке стула аккуратной стопкой возвышалась новенькая одежда, а возле этого стула, прислонённые к нему, стояли маленькие, но настоящие, высокие, из добротной коричневой кожи ботфорты. Да и вся одежда оказалась мальчишеской – нательное бельё, короткие, чуть выше колен, чулки и короткие же панталоны, сорочка, жилет, свободный рыжий камзол и зелёная егерская шапочка с фазаньим пером. Облачившись в обновки, Адония вбежала в залу и, пританцовывая, прошла её вокруг, огибая кровать. Щёки её раскраснелись, глаза азартно блестели. Она подбежала к стене, с силой потянула шнур и, с нетерпением притопывая безупречно сидящим на ноге ботфортом, принялась ждать. Наверное, не прошло и пары минут, а наверх уже вбежал и поклонился вчерашний слуга.

– Зеркало! – сказала ему Адония.

Слуга раскрыл рот, с силой хлопнул себя по лбу и, резко развернувшись, выбежал из залы. На этот раз Адония ждала немного дольше. Но вот послышался топот, сдавленное бормотание и трое слуг внесли большое, размером со стол, зеркало в тяжёлой резной раме.

– Куда прикажете водрузить, госпожа? – спросил кто-то.

– Вот к этой стене, – распорядилась Адония. – И, если ещё найдётся одно зеркало, то принесите его в гардеробную.

– Конечно найдётся зеркало, как не найтись, – ответили ей. – И принесём, и закрепим. Чего-нибудь ещё не прикажете?

– Я здесь второй день, и многого ещё не знаю. Вы не покажете, как пройти к патеру?

– Проводим до самых дверей, юная госпожа, – с готовностью ответили ей.

И её действительно проводили до самых дверей, и здесь оставили. Адония довольно долго не решалась постучать, – и вдруг дверь открылась и из неё шагнул высокий молодой человек, тот самый, с которым она ехала в карете.

– Доброе утро, – торопливо произнесла Адония. – Я могу видеть патера?

– Подожди, – ответил, сдвигая брови, Филипп. – А кто ты такой?

В ответ Адония сняла егерскую шапочку и, отведя её так, как это делал Цынногвер, слегка поклонилась.

– Рада вас видеть, – произнесла она, выпрямляясь.

– Да что же это за чудеса! – растянул губы в улыбке вмиг ставший приветливым казначей. – Глядите-ка! Один день – и готов фехтовальщик! Ну идём, любимая подружка Бригитты!

Они вошли в прохладный, с невысоким потолком вестибюль, все стены которого были увешены картами разных стран и рисунками городов. Филипп, сделав Адонии знак подождать, скрылся в следующей двери, и через минуту вышел из неё, – уже в сопровождении самого патера.

Адония повторила поклон и ещё раз произнесла:

– Доброе утро.

– Доброе утро, дочь моя, – поприветствовал её старый монах. Он подошёл и ласково погладил её по голове. – Да, в трёх делах Регент мастер: он прекрасно умеет петь, фехтовать и обращаться с милыми девушками.

– И в последнем ему нет соперников, – негромко добавил Филипп.

Адония не поняла, что такое было в его интонации, но определённо было что-то скрыто-насмешливое по отношению к её вчерашнему кавалеру. И, резким, безмолвным гневом встречая эту насмешку, девочка сжала губы и жёстким взглядом уставилась в лицо нахального казначея.

– О как! – весело воскликнул монах. – О, какой волчонок! Берегись, Филипп. Кажется, эта девочка обид не прощает!

– Да, очевидно. Как очевидно и то, что очень по взрослому умеет эти обиды распознавать. – Филипп шагнул к Адонии, протянул ей руку и миролюбиво добавил: – Мы с Цынногвером соперники в фехтовании. Он лучше меня, и поэтому любые его успехи я встречаю болезненно. Но я ему искренний друг. Как и тебе. Не сердись, синеглазый волчонок.

Адония, сконфуженно улыбнувшись, смущённо пожала его огрубевшую, жёсткую руку.

– Я не сержусь, – сказала она, пряча глаза.

– А где же он сам? – поинтересовался монах. – Где Цынногвер? Ведь это он тебя привёл?

– Нет, патер. Я сама пришла. Попросила слугу показать, где вы живёте. Пришла спросить у вас, что мне следует делать.

– Поразительно цельный характер, – задумчиво произнёс настоятель «Девяти звёзд». – Как там говорила Бригитта? «Я слишком страшный враг»? Нет. Обрати внимание, дорогой Филипп. – Вот эта девочка – страшный враг. Какое чудо, не правда ли? Как вовремя разглядели…

– Адония! – торжественно расправил плечи Филипп. – Мы с патером восхищаемся тобой. Если бы мне не нужно было уезжать, я передал бы тебе своё умение вести поединок. Честное слово, ты очень интересный человек. Такие встречаются редко.

– Так не уезжайте, – попросила Адония. – Я хотела бы научиться вести поединок. Когда мне было три года, отец подарил мне настоящую шпагу!

– К сожалению – надо ехать, подружка. Меня ждёт другая страна. Я тебе привезу оттуда какого-нибудь пушистого невиданного зверька.

– У меня в зале живёт кошка! – радостно сообщила Адония. – Пусть это будет зверёк, который с кошками дружит!

– Учту, – согласно склонил голову казначей.

– Ты завтракала? – спросил, взглянув в окно, Люпус.

– Нет, патер. Я пришла сразу сюда.

– Похвально. Ну, так идём, позавтракаем.

– В общей кухне? – удивлённо спросил Филипп.

– Да, там. Пусть её увидят рядом со мной.

Они вышли на улицу и направились в сторону уже знакомой Адонии часовни.

– Ты будешь завтракать в обществе патера, – шепнул девочке чуть приотставший от Люпуса Филипп. – И все-все увидят! Поверь, это бесценный подарок.

Первый урок

Когда Люпус, Филипп и Адония вошли в кухню, все, кто там находился, замерли и повернули лица в их сторону.

– Благословляю трапезу, дети мои! – монах поднял руку и начертал в воздухе крест.

Присутствующие поклонились и вернулись каждый к своему занятию. Люпус выбрал стол, за которым вчера Адония пила пиво с Цынногвером. И, когда все трое расселись, вошёл и сам Цынногвер, – шаги его были торопливы, а взгляд внимателен. Он увидел Адонию, заулыбавшись, кивнул, но увидел и патера, и поклонился издали, намереваясь устроиться за ближним к двери столом.

– Можешь присоединиться к нам, – негромко произнёс монах.

Цынногвер, ещё шире заулыбавшись, с готовностью подошёл.

– Этот человек, патер, – выпрямив спину и положив ладони на бёдра, произнесла Адония, – вчера сделал для меня много доброго. И я благодарна вам за то, что вы пригласили его за наш стол.

Адония видела, как мужчины переглянулись, обменявшись какой-то затаённой, но понятной всем троим мыслью. Что это за мысль? Касается ли она лично её, Адонии? Может быть, она говорит невпопад, или делает что-то не так? Во всяком случае – она искренна. Остальному научится, дайте немного времени.

Сразу трое слуг в зелёных камзолах приблизились к столу и почтительно замерли, ни о чём не спрашивая.

– Ничего не нужно специально готовить, – добродушно сказал монах. – Давайте то, что есть из готового.

Вчерашний повар поставил четыре глубокие миски и налил во все суп с клёцками. Адония попробовала и блаженно закрыла глаза. «Неописуемо вкусно!» После того, как миски опустели, повара подали фасоль в белом соусе и свинину на рёбрышках.

– Может быть, ты пожелаешь чего-то ещё? – спросил разомлевшую от сытной еды девочку Люпус.

– Да, – сказал Адония, – если можно…

Повар склонился, изображая предельное внимание.

– … Сладкое есть что-нибудь?

– Есть кисель, моя госпожа, – почтительно ответствовал повар. – Он сладкий.

– Хорошо. Пожалуйста, принесите кисель, и ещё рыбу для моей кошки, и ещё бочонок солёных грибов и бочонок пива.

Цынногвер смущённо потёр нос. Филипп состроил лёгкий аплодисмент. Монах улыбнулся и проговорил:

– Кажется, придётся здесь задержаться. На час, если не больше.

Прошёл час. Цынногвер рассказывал какие-то шутки, и все хохотали. Филипп изображал Адонию, требующую бочонок пива, и на всех снова накатывало веселье. Люпус, благодушно посматривавший на всех, согнал с лица улыбку, подался к столу – и Филипп, Регент и Адония смолкли.

– Ты не задержишься здесь на пару дней? – спросил монах Регента.

– Как прикажете, патер.

– Я хочу, чтобы ты дал ей первый урок фехтования. Вообрази, когда вернётся Глюзий, у девочки уже будет начальная база. И, раз уж у вас так удачно сложились отношения, составь ей режим. В первой половине дня, скажем, пусть изучает науки, – и прежде всего светские правила, она ведь гинеи от шестипенсовика не отличит. Во второй – пусть у свободных бойцов берёт уроки фехтования и стрельбы.

– Всё сделаем, патер.

– Как устроилась? – спросил Люпус теперь у Адонии.

– Чудесно устроилась, патер! Как королева! Хотите взглянуть?

– Что ж, зайду на досуге. Вы посидите ещё, а я вас покину.

Он неторопливо встал и пошёл к двери, и все находящиеся в столовой встали и поклонились ему вслед.

– Хороший был завтрак, – довольно вздохнул Регент. – После такого количества съеденного и выпитого от занятий не будет никакой пользы. Бери рыбу для кошки, иди в бастион и часа два отдохни. Потом я зайду за тобой, и мы пойдём к фехтовальщикам.

– Ой, мне же там должны ещё зеркало принести!

– Ну так беги. А мы тут с Филиппом ещё поговорим о делах.

Лёгкой пташкой прилетела Адония в свою залу. Сунув под носик кошки миску с рыбой, она стянула ботфорты, сбросила рыжий камзол и упала навзничь на аккуратно заправленную постель. И незаметно для себя уплыла в сон.

Проснулась она от того, что кто-то осторожно взял её за руку.

– Как чувствуешь себя? – ласково спросил Регент.

– Что? Пора заниматься? – села в постели, и радостно и широко раскрыла глаза Адония. – Я готова.

Она торопливо надела камзол, натянула ботфорты, подскочила к столу и, запустив руку по самый локоть в принесённый вчера бочонок, выудила гриб и сунула его в рот. Повернула в сторону Регента коротко остриженную рыжеватую головёнку. Быстрым движением стёрла рукавом с подбородка рассол. Спросила, едва приоткрыв набитый рот:

– Ффто?

Регент, каким-то счастливым взором смотрящий на неё, подошёл и так же выудил себе гриб.

– Фаниматься пова, – передразнивая, промычал он.

Адония сделала широкий жест рукой в сторону двери. И он так же сделал жест рукой в сторону двери. Оба улыбнулись, повернулись и, касаясь руками друг друга, пошли.

Они направились в сторону так удивившей вчера Адонию огромной круглой башни, в которой не было ни одного окна, ни одной двери. Но до неё не дошли, а свернули в какой-то дворик. Миновали открытый портал, и попали на широкое, ограждённое невысокими каменными стенами хорошо утоптанное поле. Ещё на подходе Адония услыхала нестройный звон клинков. В поле работали две пары. Взрослые, с металлическими накладками на лице и груди, и взрослый с подростком, – у этих концы шпаг были закрыты металлическими наконечниками, похожими на бочонки. Вдоль одной из стен, ровным рядком выстроились железные люди – полые рыцарские панцири, поставленные в разные позиции. Один держал в железной руке высоко поднятую шпагу, второй – наоборот, низко опущенную, третий имел щит и кинжал. Что дальше – Адония не рассмотрела.

– Вот твоё место, – сказал Цынногвер, подводя девочку к невооружённому рыцарю.

Рядом с рыцарем стоял стол. На нём покоились выложенные в ряд четыре короткие шпаги. Что-то ещё там было, у самого края, накрытое плотной тканью, но на это Адония не обратила внимания.

– Возьми, – приказал Цынногвер, – любую из шпаг. – Взмахни. Сможешь почувствовать, какая тебе по руке?

Адония, решительно шагнув, пристально посмотрела на шпаги, медленно протянула руку и взяла одну.

– Вот эта, – сказала она.

– Ты уверена? – удивился Цынногвер. – Попробуй все остальные. Я выбрал самые лёгкие, но не поручусь, что любая подойдёт.

– Эта! – упрямо повторила Адония.

– Но почему?

– Я чувствую, что мне с ней – хорошо. Чего зря время терять?

– Согласен. Итак, подойди к манекену.

Регент тоже взял себе шпагу и встал рядом с металлическим рыцарем.

– Смотри. Удар сверху вниз носит название «дэкстр». – Он повёл шпагой, показывая удар.

– Дэкстр, – повторила удар девочка.

– Да. Теперь – удар снизу вверх. Носит названье «синистр».

– Как красиво! – засмеялась Адония. – Дэкстр-синистр! Дэкстр-синистр!

– Смотри дальше. Удар сверху-справа – правый дэкстр. Сверху-слева – левый декстр. И то же с синистрами. Повтори.

Адония со свистом несколько раз рассекла воздух.

– Что делается, – удивлённо, как бы про себя, сказал Регент.

Он шагнул, взял руку Адонии в свои, ощупал её запястье.

– Какая сила. Ты ведь в первый раз железо в руке держишь, не так ли?

– Почти так. Я как-то махала шпажкой, в три года, отец со мной играл. Но не долго. А что?

– Хорошие данные у тебя, вот что. Я-то думал, пока запястья не окрепнут, подобрать маленький пистолет и год или два только глаз тренировать. Однако ты меня удивила.

– Я рада.

– Хорошо. Возьми теперь в обе руки по шпаге. Вот так. Получается «амбидекстр».

– Тоже удар?

– Нет. «Амбидекстром» называется человек, у которого обе руки вооружены. Две шпаги, или кинжал и шпага. Одновременно, двумя руками сделай двойной удар. Да, вот так. Сделай ещё. И ещё. Теперь – синистр.

– Да, впечатляет, – послышался вдруг возглас за их спинами. – Она ведь девочка, верно?

Цынногвер и Адония обернулись.

– Глюзий! – воскликнул Регент и, широко улыбаясь, протянул для пожатия руку.

– Здесь ты меня обскакал. Какую ученицу приобрёл, надо же! – проговорил высокий, одетый во всё чёрное, крепкого сложения человек.

– Не завидуй, Глюзий! Твой не хуже. Вон, смотри как работает!

Они посмотрели в сторону фехтующего подростка.

– Да, работает, – сказал человек в чёрном. – Но это – плоды долгих трудов. А твоя девочка – чудо. В корпус удары не проводила? Я бы хотел посмотреть.

– Я тоже, – кивнул, забирая у Адонии одну шпагу, Цынногвер. – Делай тот же удар, дэкстр, – сказал он ученице. – Но чтобы в середине маха конец шпаги встретился с панцирем. Да бей не сильно, пожалей руку.

Адония вскинула шпагу, но вдруг Глюзий её остановил.

– Не так, девочка, – проговорил он.

– Моё имя – Адония, сэр.

– Моё – Глюзий. Чтобы удар был безупречным, нужно стоять в правильной стойке. И самое главное здесь – это ноги. Смотри: ступни вот так и вот так. Колени – вот так. И, приветствуя твой несомненный талант, открываю тебе секрет: удар наносится не рукой и не шпагой. Удар наносится правильно поставленными ногами. Не сковывай колени. Будь мягкой. А какой нужно быть в момент соприкосновения – сейчас почувствуешь. Итак, дэкстр!

Адония, стремительно скручивая туловище, провела сильный удар в центр кирасы неподвижного манекена. Звякнул металл. Отдача вывернула ей плечо и тупой стремительной болью ушла вниз, к пяткам. Адония пошатнулась и села, почти упала на землю.

Ни Глюзий, ни Регент не бросились её поднимать. Они лишь взглянули друг на друга, и в их молчании опять была какая-то тайная мысль, понятная им обоим. Адония, пунцовая от стыда, встала на ноги.

– Поздравляю, – глядя прямо в лицо Регенту, сказал Глюзий. – Такая ученица – сокровище.

– В таком случае, должен порадовать тебя, – с лёгким оттенком досады проговорил Регент. – Патер хотел, чтобы в моё отсутствие с этой девочкой работал именно ты.

– Это действительно радует, – Глюзий даже слегка поклонился. – Тогда вот как, – добавил он, обращаясь к Адонии. – День подождём, пусть плечо восстановится. А завтра найди меня. Но не с утра, а через три часа после обеда. До встречи.

И он направился к поспешно снимающим маски фехтовальщикам.

– Он хороший учитель? – поинтересовалась Адония, с болезненной гримаской перекладывая шпагу из ноющей правой руки в левую.

– Любой из находящихся здесь бойцов перед ним – ребёнок, – серьёзно ответил Цынногвер. И добавил: – Спасибо тебе.

– За что? – удивлённо посмотрела на него Адония.

– За то, что упала, но шпагу не выпустила. Глюзий сегодня об этом всей школе расскажет.

– Теперь ты уедешь? – грустно спросила Адония.

– Да. Наверное, завтра. А сейчас… Я должен передать тебе подарок от патера.

– Мне? Какой?

Регент подошёл к столу и откинул лежавшую на углу ткань. Под ней оказалась крохотная детская шпажка.

– Что же это такой? – прошептала Адония, и глаза её наполнились слезами. – Это… та самая? Папин подарок?

– Да, девочка. Представляешь, прошло столько лет, а патер её хранил, и всё помнил.

Адония стояла, не решаясь прикоснуться к бесценному для неё предмету.

– Ну, я должен идти собираться в дорогу. Давай поужинаем сегодня в твоей зале, вдвоём? Кто пойдёт к повару с заказом – ты или я?

– Я пойду, – прошептала Адония.

Регент, понимающе кивнув, удалился. Адония приблизилась к столу, взяла в руки и вытянула из невесомых ножен игрушечную стальную шпажку. Стояла и плакала. Вспоминала родителей, и думала о том, что какая-то невидимая, но очень прочная нить связала её судьбу с судьбой этого старого, этого доброго, этого самого лучшего в мире монаха.

Глава 5
Студиора

Любезный читатель! Мне, безусловно, хотелось бы, взяв такой удобный разбег в финале предыдущей главы, заполнить вот эту, пятую, чарующими сценами удивительного фехтовального таланта маленькой синеглазой девочки. Однако очень часто судьба, обещая один ход событий, предъявляет нашим удивлённым глазам совершенно иной.

Горький урок

Остаток дня Адония провела в своей зале. Обедать она не ходила. Сидела на полу, забившись в угол между недавно принесённым столом и стеной, согревала теплом своего тела отцовскую шпажку. Устав сидеть, устроилась в самой серёдке пространной кровати, лицом вниз, обнимая и шпажку и примостившуюся сбоку негромко урчащую кошку.

Начинало темнеть, когда в холле послышалась чья-то негромкая поступь. Кто-то приблизился к распахнутым настежь дверям залы, спросил с нарочитой приветливостью:

– Адония! Ты не спишь? Не желаешь поужинать?

Она знала, что её лица невозможно увидеть с порога, но поспешила сомкнуть веки: «Сплю. Сплю! Никого не хочу видеть! Даже тебя, милый Цынногвер…»

Регент, осторожно ступая, ушёл. Адония непроизвольно проследила звук удаляющихся шагов: вниз – и на второй этаж, в капитанскую залу. Послышались ей и отдалённые смутные голоса где-то внизу, там, куда устремились затихающие шаги. Капитаны гудели о чём-то своём, сойдясь после ужина в их сухопутной кают-компании.

Она полежала ещё полчаса. Перекатилась на спину. Широко раскрыла глаза. «Он ведь завтра уедет! Нужно пойти попрощаться».

В зале было уже темно, и Адония никак не могла отыскать спрятавшиеся ботфорты. Тогда, не набрасывая камзола, в сорочке и панталонах, босиком, она сбежала вниз, сняла с крюка фонарь с горящей в нём свечой, поднялась к себе, отыскала чулки и ботфорты, оделась и пошла к месту собрания капитанов. В тёмном коридоре с досадой хлопнула себя ладошкой по лбу: «фонарь-то забыла!» Но возвращаться не стала.

На полу, пометив жёлтым щель между неплотно притворёнными дверями, лежала зыбкая, подрагивающая полоса света. Крепко пахло табачным дымом. Слышались громкие голоса. Дойдя до двери, Адония в нерешительности остановилась. Как поступить? Постучать и вызвать Цынногвера в коридор? Или открыто войти? Но тогда как поприветствовать капитанов? Присесть в реверансе? Но она, так сказать, не в той одежде…

Вдруг до неё донеслось её собственное, громко произнесённое имя.

– А не хочешь ли, Регент, предъявить в виде ставки малышку Адонию?

Голос был незнакомым, и ответил ему другой незнакомый:

– Какая в ней ценность! Ей едва-то лет десять. Ни пользы, ни удовольствия.

– Это как посмотреть. На самом деле – ценность в ней есть.

– Интересно, какая?

– По прихоти судьбы – она одна из нас. Все эти дамочки, составляющие временные забавы и развлечения, неизменно отправляются в зал номер девять. А из Адонии можно вырастить собственную подружку, которая неизменно находилась бы рядом. Во-первых – одной с тобой крови боец, в одной стае. А во-вторых – обещает вырасти редкой красавицей. О чём говорить! И возраст – самый удобный для того, чтобы начать выращивать спутницу и преданную хозяину, и восхищённую им. Кто-нибудь видел её лицо, когда она смотрит на что-то красивое? Восторженный, благодарный волчонок. Пройдёт пять лет – и вот рядом преданная, хорошо тренированная, синеглазенькая волчица. Так что, Регент? Разыграем малышку по-честному?

А вот этот голос она не спутала бы ни с чьим другим.

– Что ж, это даже забавно. Нет, в самом деле, любопытно, кому судьба предоставит право воспитывать девчоночку на свой вкус? Уговорили. Ставлю Адонию.

– Значит, если ты сейчас проиграешь, то отходишь от неё в сторону? А выигравший берёт её себе в ученицы?

– Да. Именно так.

– Что ж, хорошо. Кто что имеет?

– Несъёмный браслет на запястье, с секретом.

– И в чём секрет?

– Внутри спрятана согнутая в кольцо стальная «нитка» с зубцами. Ею можно перетереть, скажем, тюремный засов или решётку.

– Ну, нет. По сравненью с Адонией – слабо.

– У меня есть, джентльмены, пара вещиц.

– Что там, Филипп?

– Вот, смотрите. Клинок. Серая сталь, бритвенная заточка. Паук возле гарды. И вот – табакерка из золота. Ценность в ней – камень. Наделён личным именем: «Око вампира». Странным образом способствует пролитию крови. Кто-нибудь помнит дельце у еврейских торговцев? Оттуда.

– Вот это годится. Играем?

Адония, прижав кулачки к груди, сдерживая запалённо скачущее сердечко, отступила назад, в темноту.

На подгибающихся ногах она приплелась в свою залу. Постояла, слепо глядя на мутно-жёлтое пятно стоящего на столе фонаря. Да, самый хороший учитель – это всё-таки жизнь. Вот, девочке девять лет, а она знает уже, что такое предательство.

Глубоко, прерывисто, со всхлипом вздохнула. Выйдя в холл, ухватилась за створку огромной двери (она отозвалась возмущённым ржавым скрипением), потянула, с грохотом притворила. Притворила вторую. Напрягая все силы, подняла стоявший вертикально в углу пыльный брус, тяжко ударив, втиснула в скобы. Добралась до кровати, присела. Вытерев слёзы, плачущим голосом произнесла:

– Киса-киса! Иди сюда! Где ты?

Потом, лёжа в обуви и в одежде, уже засыпая, подумала: «В моей жизни есть только один надёжный человек. Это патер».