Текст книги "Краткая история равенства"

Глава 4. Вопрос репараций

Завершение периода рабства и колониализма, основополагающего в долгой борьбе за равенство, изучаемой в данной книге, повлекло за собой противостояние и конфликты, освобождение от чужого ига, но также и несправедливость, в качестве примера которой можно привести финансовую компенсацию рабовладельцам (но никак не рабам). Несмотря на то, что этот вопрос не получил широкую огласку, он все равно представляется очень важным хотя бы потому, что и сегодня поднимает тему репараций. Каким бы сложным он ни был, решать вечно его нельзя: для нас уже наступило время действовать, если мы, конечно, не хотим, чтобы в общественном сознании надолго закрепилось ощущение глубочайшей несправедливости. В более общем плане колониальное и рабское наследие заставляет нас переосмыслить на планетарном уровне взаимосвязь универсалистского правосудия с правосудием, способным возместить причиненный ущерб.

Отмена рабства: финансовые компенсации рабовладельцам

В XVIII–XIX веках система рабства в регионе Атлантического океана приобрела значительный масштаб. С 1800 по 1860 год количество рабов на юге США выросло в четыре раза. Плантации в тот период достигли невиданного ранее в истории размаха, сыграв ключевую роль в становлении и развитии текстильной индустрии на Западе. За несколько десятилетий до этого, вплоть до конца XVIII века, в их основе лежали французские и британские владения. В частности, в 1780–1790-х годах на французских рабовладельческих островах наблюдалась максимальная на всем евро-американском пространстве концентрация рабов, количество которых оценивалось примерно в 700 000 человек против 600 000 человек в британских владениях и 500 000 человек на юге Соединенных Штатов (незадолго до этого обретших независимость).

Если говорить о французских Антильских островах, то больше всего рабов было на Мартинике, Гваделупе и, в первую очередь, на Санто-Доминго. Переименованный после обретения в 1804 году независимости в Гаити, в конце XVIII столетия Санто-Доминго, процветавший благодаря производству сахара, кофе и хлопка, считался жемчужиной французских колониальных владений. Собственностью Франции, занявшей западную часть острова Эспаньола (того самого, на который в 1492 году высадился Колумб), Санто-Доминго стал в 1626 году, в то время как восточная часть острова, равно как и соседняя Куба (где рабство, как и в Бразилии, было упразднено только в 1886–1887 годах), отошли к испанским колониям. В Индийском океане французским рабовладельцам принадлежали Иль-де-Франс (самый значимый в XVIII веке, но в 1810 году оккупированный английскими солдатами, а в 1815 году вошедший во владения британской короны под названием остров Маврикий) и остров Бурбон, в 1815 году сохранивший свою французскую принадлежность и переименованный в Реюньон. В целом на плантациях этих двух островов в 1780 году работали порядка 100 000 рабов против 600 000 на французской части Антильского архипелага, в том числе 450 000 на Санто-Доминго.

Помимо прочего, следует подчеркнуть, что речь здесь идет именно о рабовладельческих островах, в том смысле, что в 1780-х годах рабы составляли 90 % населения Санто-Доминго (а если причислить к ним метисов, мулатов и бывших рабов, по тем или иным причинам получивших свободу, то и все 95 %). Примерно тот же порядок величин в 1780–1830-х годах наблюдался на остальных островах Антильского архипелага, принадлежавших как французам, так и англичанам: 84 % на Ямайке, 80 % на Барбадосе, 85 % на Мартинике и 86 % на Гваделупе. Это самый высокий уровень, существовавший когда-либо не только в регионе Атлантического океана, но и за всю историю мирового рабства (см. График 10). Для сравнения достаточно сказать, что на юге США и Бразилии в том же самом временном отрезке рабы составляли от 30 % до 50 % населения, что по данным из доступных нам источников было сопоставимо с аналогичными показателями в Афинах и Риме в античный период. В XVIII и в начале XIX веков британские и французские Антильские острова представляли собой пример сообщества, почти полностью состоявшего из одних рабов, о котором история сохранила больше всего документов.

Вполне очевидно, что, какой бы жестокостью ни отличался задействованный для подавления рабов репрессивный аппарат, с ростом их доли в составе населения до 80 %, а то и 90 %, в огромной степени возрастал и риск их восстаний. Самыми кровопролитными в этом отношении стали бунты рабов на Гаити, где этот показатель увеличивался поистине взрывными темпами и вскоре превзошел все остальные острова. Если в 1700 году население острова составляло порядка 30 000 человек, из которых рабами были едва половина, то в начале 1750-х годов там насчитывалось уже 120 000 рабов (77 % населения), 25 000 белых (19 % населения), а также 5 000 метисов и цветных, получивших свободу (4 %). А в конце 1780-х эти цифры достигли 470 000 рабов (90 % населения), 28 000 белых (5 %), и 25 000 метисов, мулатов и цветных, получивших свободу (5 %) (см. График 11).

График 10

Рабовладельческие сообщества в регионе Атлантического океана в XVIII–XIX веках

Интерпретация. В 1800–1860-х годах на юге США рабы составляли примерно треть населения. В Бразилии с 1750 по 1880 год эта пропорция снизилась с почти 50 % до менее 20 %. На рабовладельческих островах Антильского архипелага, принадлежавших англичанам и французам, в 1780–1830-х годах этот показатель вырос до 80 %, а на Санто-Доминго (нынешний Гаити) в 1790 году достиг даже 90 %.

Источники и цепочки: см. piketty.pse.ens.fr/egalite

До 1789 года в Порт-о-Пренс и Кап-Франсе на смену умершему живому товару и для пополнения его запаса, который в те времена рос чрезвычайно высокими темпами, ежегодно прибывали около 40 000 рабов. Когда грянула Великая французская революция, вся эта система переживала фазу взрывного роста. С самого ее начала, еще в 1789–1790 годах, африканцы, получившие свободу, стали требовать для себя избирательных прав и возможности участвовать в собраниях. И хотя с учетом провозглашения в Париже равенства прав эти притязания казались им вполне законными, удовлетворять их никто не стал. Восстание рабов началось в августе 1791 года после собрания на Северной равнине, в Буа-Кайман, что переводится как Крокодилий лес, в котором приняли участие и беглые, десятилетиями скрывавшиеся в горах острова. Несмотря на присланное из Франции подкрепление, повстанцы быстро взяли верх и установили контроль над плантациями, хозяева которых бежали из страны. В августе 1793 года новые эмиссары, присланные из Парижа, за неимением выбора провозгласили упразднение рабства, а в феврале 1794 года Конвент, отмежевавшись как от предыдущего правящего режима, так и от тех, что впоследствии пришли ему на смену, объявил уже о всеобщей его отмене, распространив это решение на все без исключения колонии (это при том, что в действительности его властям навязали повстанцы). Но вот воспользоваться им никто не успел. После того, как в 1802 году Наполеон под нажимом плантаторов восстановил рабство на всех рабовладельческих островах – за исключением Гаити, который в 1804 обрел независимость, опять отбросив французские войска, – хозяева явились вернуть принадлежащее им имущество. Независимость Гаити была признана королем Карлом X лишь в 1825 году, а новый закон об отмене рабства на ряде других территорий, включая Мартинику, Гваделупу и Реюньон, был принят только в 1848 году.

График 11

Экспансия рабства на острове Санто-Доминго в 1700–1790-х годах

Интерпретация. В 1700–1710-х годах население Санто-Доминго (Гаити) едва превышало 50 000 человек (из них 56 % рабы, 3 % метисов и цветных, получивших свободу, а также 41 % белых). В 1790 году этот показатель увеличился до 500 000 человек (из них 90 % рабы, 5 % метисы и цветные, получившие свободу, а также 5 % белых).

Источники и цепочки: см. piketty.pse.ens.fr/egalite

Должно ли французское государство выплатить Гаити долг?

Случай Гаити представляется весьма символичным, но не только потому, что там после победоносного восстания впервые в истории было отменено рабство и чернокожее население добилось независимости от могущественной европейской страны, но и потому, что все это привело к образованию огромного государственного долга, который в течение двух последующих веков подрывал экономическое развитие острова. Ведь хотя Франция в 1825 году в конечном счете и согласилась признать независимость Гаити, прекратив угрожать вторжением своих войск, случилось это потому, что правительство колонии пообещало Карлу X выплатить 150 миллионов франков золотом в виде компенсации рабовладельцам потери их собственности. Если учесть очевидное военное превосходство Франции, экономическое эмбарго, которое метрополия с помощью своего флота установила в ожидании урегулирования кризиса, и реальный риск оккупации острова, у властей в Порт-о-Пренс попросту не было выбора.

В 1825 году эта принудительная дань составляла 300 % от национального дохода Гаити; иными словами, трехгодовой объем всего островного производства. Заплатить подобную сумму в короткий срок было просто невозможно. Подписанный сторонами договор предусматривал выплату в течение пяти лет большей части этих денег в Депозитно-ссудную кассу (государственная банковская структура, созданная во времена Великой французской революции и существующая по сей день), обязав ее компенсировать финансовые потери рабовладельцам (что и было сделано), а для рассрочки остального долга гаитянскому правительству предписывалось обратиться за рефинансированием к частным французским банкам с выплатой им соответствующих процентов (что, в свою очередь, тоже было сделано). Впоследствии долг Гаити становился предметом целого ряда дополнительных соглашений, но в целом (включая основное тело долга и проценты) был погашен в период с 1840 по 1915 год, на что страна ежегодно направляла 5 % своего национального дохода, при том, что из французских банков неоднократно поступали жалобы на задержки платежей[72]72
  См. T. Piketty, Capital et idéologie, 2019, р. 263–267. Также см. S. Henochsberg, Public Debt and Slavery: the Case of Haïti, PSE, 2016.


[Закрыть]. Оставшуюся часть средств при поддержке французского правительства переуступили Соединенным Штатам, которые в 1915–1934 годах оккупировали страну, дабы восстановить там порядок и обеспечить собственные финансовые интересы. Официально долг 1825 года, постоянно переуступаемый одним кредитором другому, был окончательно погашен в начале 1950-х годов. Франция заставила Гаити заплатить за свою свободу огромную цену: больше ста лет, с 1825 по 1950 год, экономическое развитие страны так или иначе определялось вопросом возмещения этих убытков, то напрочь отвергаемых, то с неохотой признаваемых в нескончаемой череде политических циклов[73]73
  Первый такой разрушительный кризис начался еще в 1804 году после перехода власти к Жан-Жаку Дессалину, который установил в высшей степени авторитарный, изоляционистский, монархический режим, направленный против белого меньшинства. Он стал следствием капитуляции в 1803 году французского экспедиционного корпуса (изначально намеревавшегося уничтожить всех повстанцев) и ареста в 1802 году Туссена Лувертюра (который, вопреки всему, ратовал за присутствие белых, мирный союз с Францией и интеграцию Гаити во всемирную экономику). Впоследствии история была помечена и другими аналогичными циклами отказов и согласий.


[Закрыть].

Теперь давайте предположим, что Франция решила вернуть выплаченные Гаити средства, на чем вот уже несколько десятилетий настаивают власти острова. Какой суммой должны исчисляться эти репарации? Этот вопрос не имеет простого ответа, и разрешить все связанные с ним противоречия может только всестороннее, демократичное обсуждение. Но откладывать его в долгий ящик тоже нельзя. Одно из самых простых и очевидных решений сводится к тому, чтобы зафиксировать долг в размере 300 % национального дохода Гаити в 2020 году, то есть порядка 30 миллиардов евро. Это предложение никоим образом нельзя считать максималистским, ведь оно лишь частично учитывает проценты по долгу[74]74
  Пользуясь неизменным во времени размером национального дохода, мы должны индексировать первоначальную сумму с учетом номинального роста экономики, что дает нам результаты, промежуточные между индексацией с учетом одного только уровня цен и индексацией с учетом номинального уровня процентов.


[Закрыть]. При расчете можно воспользоваться и другими методиками, которые дадут нам цифры либо сходные, либо выше[75]75
  Приведем такой пример. В 1825 году 150 миллионов франков золотом представляли 2 % национального дохода Франции. В 2020 году аналогичная доля в те же 2 % составляла 40 миллиардов евро.


[Закрыть]. Для Франции 30 миллиардов евро составляют чуть больше 1 % нынешнего государственного долга, что ничтожно мало. Совсем другое дело Гаити – для острова эта сумма сыграла бы колоссальную роль с точки зрения инфраструктуры и инвестиций. Не исключено, что ее выплата не только стала бы для острова возмещением огромной исторической несправедливости, но и положила начало новой жизни.

Так или иначе, но постоянно приводимый французскими властями аргумент о том, что вся эта история давно поросла быльем, чтобы что-то кому-то возвращать, совсем не выглядит убедительным. В мире можно привести не один пример выплаты компенсаций за изъятие собственности и несправедливость, причиненную в первой половине XX века. В частности, можно вспомнить о конфискации имущества евреев нацистами и их союзниками во время Второй мировой войны, реституция которого продолжается и по сей день, особенно после учреждения в 1997 году во Франции миссии Маттеоли. Наследники Гогенцоллернов (императорская прусская семья, потерявшая власть в 1918 году) сегодня ведут с властями Германии спор по поводу возмещения стоимости резиденций и произведений искусства, компенсации за которые им показалось недостаточно. Кроме того, можно вспомнить и закон, принятый в США в 1988 году и предусматривающий выплату 20 000 долларов всем японцам, интернированным в Соединенные Штаты во время Второй мировой войны[76]76
  Эти выплаты предусматривались в пользу лиц, которые в 1988 году были еще живы, в отличие от компенсации за конфискованную собственность, как правило передаваемую по наследству. Подобная разница в подходах, которую никоим образом нельзя назвать естественной, больше отражает политический выбор. В общем мне представляется, что определять справедливый уровень возмещения и компенсации следует в ходе свободных, демократических дебатов, например, опираясь на шкалу налогообложения, а выработанные решения впоследствии распространять на наследство и собственность (см. глава 7, Табл. 2).


[Закрыть]. Отказ от любых дискуссий на тему долга, который Гаити пришлось выплатить Франции в качестве цены избавления от рабства, при том, что каждый платеж, осуществлявшийся с 1825 по 1950 год, строго задокументирован и никем никогда не отрицается, неизбежно влечет за собой немалый риск – на этом фоне у кого-то может сложиться впечатление, будто несправедливость несправедливости рознь, что одни стоят больше, а другие меньше. Такого рода позиция сталкивает друг с другом людей различного происхождения, в то время как нам надо прилагать все усилия к тому, чтобы примирять их на основе справедливости, по своей сути максимально нейтральной и всеобщей. Будем надеяться, что под давлением общественности до следующего столетнего юбилея Гаити французское государство все же найдет приемлемое решение[77]77
  В 1904 году, когда отмечалась первая столетняя годовщина независимости острова, власти Третьей Французской республики отказались посылать на Гаити официальную делегацию. Поскольку правительство Франции было очень недовольно темпами погашения долга, о том, чтобы проявить мягкосердечие к столь неаккуратному должнику, не могло быть и речи, тем более что колониальная империя зачастую держалась на долговой зависимости доминионов от метрополии. В 2004 году руководство Пятой Французской республики пришло к аналогичному выводу, хотя уже по другим причинам. Президент отказался принимать участие в торжествах из-за страха, что его гаитянский коллега воспользуется случаем, дабы потребовать вернуть выплаченный его страной Франции долг, о котором в Елисейском дворце не желали говорить ни под каким предлогом. В 2015 году французский президент, отправившийся на Гаити после землетрясения, озвучил ту же позицию. По его словам, Франция, конечно, должница острова, но только в моральном смысле, поэтому вопрос каких бы то ни было финансовых выплат не стоит даже поднимать. К счастью, до трехсотлетнего юбилея Гаити в 2104 году у Франции, чтобы определиться в этом вопросе, есть еще восемьдесят лет.


[Закрыть].

Отмена рабства британцами и французами, компенсации 1833 и 1848 годов

Следует подчеркнуть, что, помимо Гаити, выплаты существенных компенсаций рабовладельцам осуществлялись и в результате отмены рабства Великобританией и Францией в 1833 и 1848 годах. После успешного восстания на Санто-Доминго в 1791 году плантаторы были начеку. Массовые волнения на Гваделупе в 1802 году завершились казнью или депортацией порядка 10 000 рабов, на тот момент составлявших 10 % населения острова, что вынудило французские власти временно возобновить торговлю живым товаром в 1810–1820 годах, чтобы восполнить потери населения острова и вдохнуть новую жизнь в сахарные плантации. В 1815 году в британской Гвиане произошел новый бунт, который власти тоже утопили в крови. Но гораздо более значительную роль сыграло восстание на Ямайке на Рождество 1831 года, кровавые отголоски которого в британской прессе оказали на общественное мнение огромное влияние, укрепили позиции сторонников аболиционизма во время дебатов 1832–1833 годов и убедили самых разумных рабовладельцев согласиться на щедрую финансовую компенсацию, дабы избежать риска новых столкновений.

На практике закон об отмене рабства, принятый британским парламентом в 1833 году, предусматривал компенсацию всем рабовладельцам. Размер выплат рассчитывался по довольно сложной схеме с учетом возраста, пола и производительности труда рабов, чтобы возмещение убытка было максимально точным и справедливым. В итоге 4 000 владельцев живого товара получили порядка 20 миллионов фунтов стерлингов, что на тот момент составляло 5 % национального дохода Великобритании. Если бы на реализацию подобной политики аналогичную долю национального дохода выделило нынешнее правительство страны, то каждый из 4 000 рабовладельцев получил бы примерно по 30 миллионов евро. Причем речь в данном случае идет только о крупных собственниках, владевших многими сотнями, а то и тысячами рабов. Финансирование производилось за счет соответствующего увеличения государственного долга, который, в свою очередь, компенсировался за счет всех британских налогоплательщиков, хотя с учетом чрезвычайно регрессивной фискальной системы того периода (в основном базирующейся на косвенных налогах и сборах) основное бремя несли домохозяйства с мелким и средним доходом[78]78
  Чтобы определить порядок величин, заметим, что государственные ассигнования на образование (на всех бюджетных уровнях) в Великобритании XIX века не превышали 0,5 % от национального дохода (см. главу 5). В итоге получается, что на компенсацию рабовладельцам из государственной казны направили средства, эквивалентные расходам на образование за десять лет.


[Закрыть].

Не так давно парламентские архивы с описью этих операций, которые в те времена казались совершенно оправданными и разумными (по крайней мере в глазах обладавшего политической властью социального меньшинства), стали предметом внимательного изучения, позволившего опубликовать целый ряд работ и выложить в Интернет полную поименную базу данных[79]79
  См. N. Draper, The Price of Emancipation: Slave-Ownership, Compensation and British Society at the End of Slavery, Cambridge University Press, 2010; C. Hall, N. Draper, K. McClelland, K. Donington, R. Lang, Legacies of British Slave-Ownership. База данных LBS (Наследие британского рабовладельчества) доступна по адресу: http://www.ucl.ac.uk/lbs/.


[Закрыть]. В числе прочих среди потомков рабовладельцев, получивших в 1830 годах щедрую компенсацию, оказался кузен премьер-министра из Консервативной партии Дэвида Кэмерона. В адрес этого человека озвучивались требования вернуть в государственную казну выплаченные тогда суммы, которые впоследствии заложили основу родового состояния, недвижимости и портфеля финансовых активов, принадлежащих семейству и сегодня, в XXI веке – впрочем, как и в адрес многих других состоятельных британских семейств, – но никаких мер никто предпринимать не стал и положение дел на сегодняшний день никоим образом не изменилось.

Аналогичную компенсацию после отмены рабства во Франции в 1848 году получили и ее рабовладельцы, причем соответствующие архивы также были детально изучены и выложены в Интернет[80]80
  См. сайт Esclavages et indemnités, созданный в 2021 году Мириам Коттиас и ее командой. Ресурс включает в себя полную базу данных о возмещении ущерба рабовладельцам в результате подписания соглашения с Гаити в 1825 году и отмены рабства в 1848 году (http://esclavage-indemnites.fr).


[Закрыть]. Для большинства «либеральных» элит того периода принцип этих выплат изначально был очевиден и не подлежал обсуждению. В качестве примера можно привести Токвилля, который во время дебатов во Франции в 1840-х годах прославился своими предложениями, одно изобретательнее другого (включая инициативу выделять часть денег на эти цели из государственной казны, а часть обязать платить самих рабов, которым для покрытия разницы потом в течение 10, а то и 20 лет следовало отдавать часть заработанного), но неизменно щедрыми по отношению к рабовладельцам. Шельшер, оставивший в истории след как великий сторонник аболиционизма, хотя и заявлял, с одной стороны, что эти компенсации его смущают, с другой – настаивал, что после обретения рабством законных очертаний поступить иначе было просто нельзя[81]81
  Ламартин, еще один пылкий сторонник отмены рабства, с жаром вещал, стоя на трибуне Палаты депутатов: «Колонистам обязательно надо назначить компенсацию за изъятие принадлежащей им на законных основаниях собственности в виде рабов: в противном случае нам никогда не прийти к взаимопониманию. Законодатели так не поступают: им дано менять, вводить новшества, но никогда не ломать. Они всегда принимают во внимание приобретенные права, в чем бы они ни заключались». См. T. Piketty, Capital et idéologie, р. 267–273. Сведения об этих дебатах можно найти в работе C. Oudin-Bastide и P. Steiner, Calcul et morale. Coûts de l’esclavage et valeur de l’émancipation (XVIIIe-XIXe siècles), Albin Michel, 2015 (К. Уден-Бастид и Ф. Стейнер, Расчет и мораль: Издержки рабства и цена освобождения (XVIII–XIX век), Издательство Института Гайдара, 2023).


[Закрыть].

Иными словами, если отнять у рабовладельцев их собственность, то что делать с теми, кто продал своих рабов несколько лет назад, купив на вырученные деньги портфель ценных бумаг, замок в окрестностях Бордо или особняк в Париже? Ведь что ни говори, а это вполне могло привести к пересмотру всей системы общественного порядка и режима частной собственности! Хотя на самом деле в исторической перспективе сегодня можно сказать, что справедливой отмена рабства была бы в том случае, если бы компенсацию выплатили рабам – за десятилетия дурного обращения и неоплачиваемого труда, – а не их хозяевам. Причем выплатили из кармана тех, кто прямо или косвенно обогатился за счет рабовладельческой системы, т. е. на деле из кармана всех состоятельных собственников того периода[82]82
  Одно из преимуществ прогрессивного налогообложения заключается в том, что благодаря ему можно принимать в расчет преемственность общественного устройства, а в нашем конкретном случае – по-разному относиться к крупным и мелким собственникам.


[Закрыть]. Во время революции некоторые деятели, такие как Кондорсе или Томас Пейн, отстаивали идею отмены рабства с компенсацией рабам в виде выплачиваемой бывшими хозяевами пенсии либо выделения надела земли, хотя и безуспешно. Но вот правящие элиты того времени, если и присягавшие уважать что-либо, то только священное право частной собственности, придерживались совсем другого мнения и не желали открывать опасный ящик Пандоры.

Помимо возмещения ущерба рабовладельцам, Декрет об отмене рабства, принятый 27 апреля 1848 года, включал в себя статьи, направленные на «пресечение бродяжничества, попрошайничества и создание с этой целью в колониях дисциплинарных бригад», гарантировавших плантаторам дешевую рабочую силу. Иными словами, упразднение рабства по Шельшеру не только не предусматривало компенсации рабам в виде финансовых выплат или земельных наделов, но на практике сопровождалось режимом вынужденного труда, позволявшего плантаторам и властям еще много десятилетий контролировать невольников. Префект Реюньона сразу уточнил механизм применения заключенного договора: бывшим рабам надлежало представить долгосрочный трудовой контракт в качестве рабочего плантаций или слуги в богатом доме, в отсутствие чего они подлежали аресту за бродяжничество и отправке в дисциплинарные бригады в полном соответствии с текстом декрета.

В 2020 году многих во Франции и Великобритании поразило свержение статуй работорговцам (а порой и тех, кто ратовал за компенсации им, таких как Шельшер), имевшее место на фоне набравшего размах движения Black Lives Matter («Жизни черных имеют значение»). Подобное напоминание о несправедливости, допущенной в эпоху отмены рабства, позволяет лучше понять гнев бывших рабов и их потомков, а также подумать над возможными решениями. В 2001 году, незадолго до голосования по закону, признававшему работорговлю «преступлением против человечества», депутат от Гайаны Кристиан Тобира предложила составлявшим тогда парламентское большинство коллегам одобрить принцип компенсаций и создать комиссию по изучению конкретных механизмов реализации подобной идеи, но без результата[83]83
  Проект пятой статьи предусматривал создание «комитета из квалифицированных лиц, призванного оценить нанесенный этим преступлением ущерб и определить условия его компенсации. Компетенция и задачи этого комитета должны быть подтверждены декретом Государственного совета».


[Закрыть]. Помимо финансовых репараций Гаити, основным вопросом на сегодняшний день является аграрная реформа на Реюньоне, Мартинике, Гваделупе и в Гайане, которая позволит наследникам бывших рабов получить доступ к земельным участкам, при том, что на сегодняшний день владение землей и финансовыми ресурсами в большей степени является уделом белого населения, в том числе потомков семей плантаторов, получивших компенсации в 1848 году. Мне думается, что на этот вопрос, сколь бы сложным он ни был, рано или поздно надо найти ответ.