Текст книги "Шерлок Холмс. Смерть на коне бледном"

Дональд Томас
Шерлок Холмс. Смерть на коне бледном

© Д. Кальницкая, перевод, 2014

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014

Издательство АЗБУКА®

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Посвящается Тони Хорнеру

Историческая справка

22 января 1879 года. Изандлвана, Юго-Восточная Африка. Силы зулусов уничтожают британский пехотный отряд.

1 июня 1879 года. Наталь, Южная Африка. Претендент на французский престол, принц империи Эжен Луи Наполеон, убит на берегу Кровавой реки.

12 июня 1879 года. Капитан Иахлеил Брентон Кэри, возглавлявший охрану принца империи, осужден общим военным судом в лагере на Кровавой реке и признан виновным в «недостойном поведении перед лицом противника».

16 августа 1879 года. Постановление военного суда признано недействительным.

28 января 1881 года. Трансваальские буры впервые наносят поражение британской армии в Южной Африке.

27 февраля 1881 года. Буры одерживают решительную победу у горы Маюба.

5 апреля 1881 года. Великобритания признает независимость Трансвааля.

22 февраля 1883 года. Капитан Иахлеил Брентон Кэри погибает в Индии «при загадочных обстоятельствах».

31 декабря 1887 года. Газета «Рейхсанцайгер» разоблачает преступные попытки спровоцировать войну в Европе (Германия и Австрия против России и Франции). Обнаружены фальшивые письма, написанные от имени князя Бисмарка, принца Рёйсса (германского посла в Вене), великого князя Болгарии Фердинанда и его сестры, графини Фландрии, которая также являлась родственницей бельгийского короля Леопольда II.

29 марта 1889 года. Потерпевший крушение колесный пароход «Графиня Фландрии» идет ко дну в глубоких водах неподалеку от Остенде.

Приложения к делу

Письмо

Начальнику военной полиции от главного советника правительства Великобритании по межведомственным вопросам

Секретариат кабинета министров, 20 августа 1894 года

О записках полковника Роудона Морана, датируемых февралем 1879 года

Милорд!

Тайный совет ее величества дозволил мне отправить Вам для личного ознакомления копию отчета, написанного полковником Роудоном Мораном для своих преступных нанимателей.

Этот офицер никогда не привлекался ни к гражданскому, ни к военному суду, что могут подтвердить Ваши архивы. И все же именно он тот самый агент, который, как мы выяснили, действовал в интересах заговорщиков. Они и по сей день стремятся подорвать положение Великобритании в Южной Африке. Целью Морана, в частности, были недавно обнаруженные в Трансваале месторождения золота и алмазов. Для ее достижения он использовал незаконную торговлю оружием, которая осуществлялась через Свободное государство Конго.

Перед тем как Моран оставил службу в британских войсках, офицеры-однополчане нанесли ему ужасную рану. Но кто бы счел ее незаслуженной карой? Тогда он поклялся, что им и их товарищам воздастся сторицей. И кто бы счел эту клятву невыполненной?

Прилагаемая к письму рукопись освещает некоторые важные события, произошедшие в Юго-Восточной Африке, в Зулуленде, 22 января 1879 года. Весьма любопытный документ претендует на некоторую литературность. В молодости Моран увлекался охотой, и никому с тех пор не удалось превзойти его по числу трофеев и пристрелить столько бенгальских тигров. Полковник несколько раз описывал свои похождения. По его возвращении в Лондон была опубликована и долгое время пользовалась спросом книга «Охота на крупного зверя в Западных Гималаях». И все же Моран, по всей видимости, опасался, что это повествование о предательстве, совершенном в Изандлване, попадет не в те руки и последствия не заставят себя ждать. Посему он пишет от третьего лица и выставляет себя сторонним наблюдателем, а не главным участником. На самом же деле именно полковник Моран и был тем самым охотником, загадочным всадником, о котором упоминается в его записках.

Отчет предназначался для преступных сообщников, и позднее его обнаружили среди вещей одного из них. Не так давно при необычных обстоятельствах погиб на Рейхенбахском водопаде профессор Джеймс Мориарти, математик, подозреваемый в совершении нескольких преступлений. Если бы не тот несчастный случай, рукопись Морана была бы известна лишь его предполагаемым нанимателям.

Вчера на заседании Тайного совета мне дозволили отослать Вам этот документ. Ваша светлость, конечно же, знает, что необходимо присутствие монарха и хотя бы одного тайного советника, чтобы заседание считалось состоявшимся, а вынесенные решения – законными с точки зрения действующей конституции. Ее величество убеждена: чем меньше людей осведомлено об этом деле, тем лучше. И вчера вечером премьер-министр лорд Розбери и я встретились с королевой в Осборн-хаусе на острове Уайт.

Отныне дело полковника Морана можно считать закрытым. Однако Тайный совет счел, что в интересах военной разведки Вам следует ознакомиться с этими записками. Затем документ на неопределенный срок отправится на хранение вместе с другими секретными государственными бумагами. Едва ли мне нужно напоминать, что Вы не имеете права разглашать содержание рукописи третьим лицам.

Мой агент, сержант Альберт Гиббонс из почтовой службы морской королевской пехоты, будет находиться при Вас, пока Вы читаете документ, а затем передаст его мне.

С почтением остаюсь Вашим покорным слугой,

Уильям Майкрофт Холмс,

член Тайного совета,

кавалер ордена Британской империи

Правительственные документы

ДОСЬЕ: Моран 1879/3

ДОКУМЕНТЫ ЗАПРЕЩЕНО ИЗВЛЕКАТЬ ИЗ ДОСЬЕ

Записки полковника Роудона Морана

Февраль 1879 года

Первые лучи зари раскрасили небо в зеленоватые тона. Раскинув на этом фоне темные косы крыльев, пестрый перепелятник одиноко парил над безмолвной равниной, которую пересекало русло давно высохшей реки. Пыльному ветру не хватало сил даже всколыхнуть высокую траву и колючие заросли акации.

Спешившийся всадник чутко слушал и наблюдал, а над ним птица – воплощение терпеливой грации – снова и снова меняла свой курс.

Перед взором охотника предстала именно та картина, которую он ожидал увидеть. Этим утром из оврага среди восточных холмов доносился необычный тихий звук. Он плыл над выжженной зноем травой, служившей человеку укрытием. Непрерывный гул то стихал, то снова нарастал; более всего он походил на жужжание бесчисленных пчел. Воздух согревался, гул поднимался все выше, в нем уже угадывались голоса – это воины молились перед сражением.

Над восточным плато, над высокими отрогами горы Малагата показался край желтого солнечного диска. Перепелятник в поисках тепла взмыл в просветлевшие небеса. Но затаившийся в траве охотник не мог увидеть то, что открылось птичьему взору. Он терпеливо наблюдал из своего укрытия. На западных скалах появились и поползли вниз по склонам длинные тени.

Те немногие европейские путешественники, кому довелось созерцать белесую вершину, поднимающуюся резной главой из скальных плеч, сравнивали ее со сфинксом. Но воины короля Кечвайо, никогда не слыхавшие о сфинксах, называли гору Изандлваной – Коровьим Брюхом. Ведь главным промыслом этих племен был забой скота.

Над восточными холмами блестело солнце, прохладный свет быстро растекался по западным склонам и наконец полностью озарил широкую долину. У подножия Изандлваны дремал лагерь захватчиков. Сзади его прикрывала скала. Проходы между белыми остроконечными палатками, выстроившимися ровными рядами, напоминали прямые городские улицы. За лагерем – там, где поднимался к перевалу скалистый откос, – громоздились ряды запряженных быками повозок с продовольствием для двух тысяч солдат. Среди поклажи лежали и боеприпасы, коих с лихвой хватило бы, чтобы перестрелять всех мужчин и женщин между рекой Буффало и мысом Доброй Надежды.

Слева от лагеря четверо артиллеристов в темных мундирах и беретах охраняли батарею семифунтовых полевых орудий. В полумиле от них на травянистой равнине среди колючих зарослей конные часовые патрулировали подступы к северному плато. Натальских добровольцев можно было узнать по черным мундирам, а валлийцев из 24-го пехотного полка ее величества – по ярко-красным.

Лагерь просыпался, от полевых кухонь к небу потянулись белые дымки. Охотник видел в бинокль, как растет очередь из бородатых пехотинцев в черном, с котелками в руках дожидающихся своей порции консервов, галет и чая. Холодный воздух над равниной постепенно прогревался в лучах солнца. Возле палаток выстроилась длинная колонна всадников. В столь ранний час звуки разносятся далеко, и лошадиное фырканье, топот копыт и позвякивание упряжи плыли в прозрачном чистом воздухе прямо к восточным холмам.

– Шагом!

Отряд двинулся стройной колонной по бурой равнине. Кавалеристы в алых мундирах направлялись к подножию Малагаты.

Во главе кавалькады скакали несколько человек с золотыми кокардами на белых шлемах – офицеры британского генерального штаба. Разведчик хорошо знал этих людей. Первым ехал лорд Челмсфорд, генерал-лейтенант гренадерского гвардейского полка, главнокомандующий британской армией в Южной Африке. Это был высокий и стройный мужчина с прямым аристократическим носом. Челмсфорд сражался за королеву в Крыму и Абиссинии, в Бенгалии и Пенджабе. Сейчас же, оставив часть войска в лагере, он вел конный отряд на поиски неуловимого врага.

За лордом следовали адъютанты и другие офицеры. Ближайший к нему всадник, долговязый денди, имел обыкновение презрительно усмехаться и апатично растягивать слова. Охотнику был хорошо знаком и этот опустившийся Аполлон, предпочитавший свои отпуска проводить в игорных заведениях увеселительного сада Креморн и публичных домах Риджент-стрит.

Ночью под покровом темноты охотник проник в лагерь противника и выбрался из него, минуя часовых с той же легкостью, с какой облачко скользит по лику луны. Теперь же он не мог даже подняться из травы, освещаемой рассветными лучами, и оглядеть себя. В тот миг он, пожалуй, напоминал больного, умирающего в госпитальном бараке от лихорадки.

Солнце постепенно согревало равнину, но охотника все еще терзал крысиными зубами ночной холод. Время от времени он трясся всем телом и отбивал зубами чечетку; бинокль в руках ходил ходуном, глаза слезились. На протяжении последнего часа ему казалось, что рассвет так никогда и не наступит.

Отряд Челмсфорда продвигался к дальним холмам, за ним стелилась пыль. Вместе с генерал-лейтенантом в поиск отправилась бо́льшая часть кавалерии. Всадники должны вернуться к вечеру, а до того времени лагерь останется под охраной полковника Генри Пуллейна и его 24-го пехотного полка.

Лучи восходящего солнца разогнали остатки утреннего тумана. Доносившиеся из восточного ущелья странные звуки, напоминающие пчелиный гул, постепенно смолкли, словно издававшие их существа испугались приближения всадников.

Молчаливый товарищ охотника, прижав когти к оперенной груди, нырнул вниз, а потом снова воспарил. Птица низко пронеслась над одиноким холмом, возвышавшимся посреди равнины как раз между восточной грядой и лагерем у подножия Изандлваны. Великолепный хищник ничуть не боялся распростершегося в высокой траве человека, ведь тот не мог причинить ему вреда.

Охотник чуть приподнялся, стараясь, чтобы его не выдали блики бинокля. Его лицо было обветренным, скулы под неровной щетиной обгорели на солнце. Подле него на земле лежала фляга, но вода закончилась еще ночью. Время от времени он все же открывал емкость и вместо влаги втягивал прохладный воздух.

Наконец охотник встал. Затекшее тело слушалось плохо. Теперь уже не страшно, даже если кто-то в лагере и заметит его. После наступления рассвета одинокий всадник не вызовет подозрений. Ярдах в двадцати серая в яблоках кобыла выгнула шею и медленно поднялась с примятой травы. Почти все было готово для драмы, которой предстояло разыграться здесь вскоре. Облаченного в форму натальских добровольцев конника примут за одного из патрульных, а значит, можно свободно перемещаться по равнине, пока не настанет время уходить через лагерь. В его распоряжении около часа.

Он направил кобылу к восточной полукруглой оконечности оврага. Теперь здесь царила тишина. Ночью часовые всполошились бы, услышав шаги или шелест травы, но днем никто не обратит внимания на всадника.

Охотник осторожно пробирался по плато, и вот наконец перед ним открылись подступы к одиноко стоящему коническому холму и оврагу. Тут до него снова долетел тот загадочный звук, жужжание неведомых пчелиных войск. На раскинувшейся внизу равнине и окружающих ее отрогах по-прежнему не наблюдалось никакого движения.

Лошадь неторопливой иноходью несла на восток своего хозяина, неотличимого издали от кавалериста из отряда натальских добровольцев. Но вот каменистая тропа оборвалась. Всадник спешился и подвел кобылу к обрыву пятисотфутовой высоты, под которым простирались предгорья. Жужжание таинственного растревоженного улья слышалось теперь громче и отчетливей. Укрывшись за высоким кустом, охотник сквозь просвет в ветвях оглядел убегающий вниз склон. В узком ущелье он увидел как раз то, что и ожидал.

Человек менее опытный и искушенный не поверил бы своим глазам и решил, что причудливые тени и солнечный свет сыграли с ним злую шутку. Ведь вместо иссохшей травы известняковые стены на добрую милю покрывала темная гладкая масса. Кое-где мелькали обтянутые звериными шкурами овальные щиты, порою солнце взблескивало на отполированном металле. Гул усиливался, и в теплом воздухе разносилось приглушенное эхо. Это был голос волнующейся перед битвой армии, ворчание пробудившихся воинов.

Сторонний наблюдатель, наверное, застыл бы, объятый восхищением, ибо представший перед ним покров был живым. В расселине притаились многочисленные отряды армии зулусов, около десяти тысяч бойцов – цвет племен, возглавляемых Кечвайо. Этим юношам еще только предстояло омыть копья кровью врагов и завоевать себе женщин.

Охотник отступил в тень. В ущелье медленно поднимались на ноги первые бойцы, их мышцы еще плохо слушались после сна, но зулусам не терпелось ринуться в битву. Изандлвана станет местом их воинского посвящения. Тут их оружие отведает крови. Они родились на свет и жили ради этого дня.

При виде такого множества туземцев страх на мгновение пронзил охотника ледяной иглой, хотя он тщательно готовился к этому событию. Зная по собственному опыту, что слабость настигает даже храбрецов и с ней необходимо бороться, он вскочил на серую кобылу. Жужжание затихло, сменившись шелестом высоких трав. Могучее воинство, припав к земле, шепотом повторяло боевой клич:

– У-шуту! У-шуту!

Всадник пришпорил лошадь и бодрой рысью спустился с холма, неотличимый от обычного кавалериста. Он снова пересек равнину, миновал выставленный патруль и въехал в тихий лагерь, где разместился 24-й пехотный полк. Никто его не пытался остановить, англичан ввели в заблуждение черный суконный мундир, бриджи и широкополая шляпа с шелковой лентой. Никто из добровольцев не рискнул бы в одиночку разъезжать ночью по саванне, так что человек в подобной экипировке мог возвращаться лишь из патруля. Накануне вечером командир проверил всех всадников, отправлявшихся в дозор. Многие из них теперь проезжали мимо заставы в лагерь, поэтому на лазутчика обратили не больше внимания, чем на бродячего пса из заброшенной африканской деревушки.

На равнине все еще царила тишина. Ветер пока не донес до лагеря глухой боевой клич притаившихся в ущелье зулусов. Всадник спешился, подвел кобылу к командирским шатрам и накинул повод на коновязь. Щеголеватые королевские стрелки не обратили на него ни малейшего внимания, для них он попросту не существовал. Все шло споро и гладко, точно по плану, который охотник разработал для своих сообщников, – с той же легкостью и быстротой разворачивается на ветру знамя.

Будто ненароком он приблизился к палатке полковника Генри Пуллейна, единственного офицера, которому звание позволяло командовать лагерем в отсутствие лорда Челмсфорда. Отряд натальских добровольцев состоял преимущественно из наемников – мародеров и головорезов, известных своей недисциплинированностью и жестокостью. Их предводители в шутку называли себя «Пуллейновыми овечками» и презирали господ вроде полковника, тогда как сам Пуллейн порицал их и им подобных.

Полог командирской палатки был откинут, и охотник увидел приземистого усатого полковника, который гляделся в узкое зеркало. Денщик поправил на нем алый мундир с обшитыми золотом эполетами и полез в сундук за белым пробковым шлемом. Пуллейн пристегнул к поясу саблю в сверкающих серебром ножнах.

Убедившись, что его внешний вид полностью соответствует званию, он повернулся и взял с лежавшей на козлах столешницы донесения ротных командиров. Но тут же положил бумаги на место – перед входом в палатку вытянулся белокурый великан в красно-голубой форме 24-го пехотного полка, сжимавший под мышкой остроконечный шлем.

– Сержант-майор Тиндал, сэр. Разрешите доложить, сэр. Пропажа в офицерской столовой, сэр!

– Пропажа? – непонимающе уставился на него Пуллейн.

Он просмотрел разложенные на столе донесения, но там ничего подобного не говорилось. Полковник хмуро покачал головой.

Никем не узнанный лазутчик стоял неподалеку от входа в шатер и слышал каждое слово. Чтобы не вызывать подозрений, он сосредоточенно прокручивал дырку в своем поясе извлеченным из ранца шилом. Надо же, как быстро обнаружилась кража.

– Докладывайте, сержант-майор. В чем дело?

Тиндал разговаривал тихим доверительным голосом, в котором, как и у многих его однополчан, явственно слышались низкие нотки валлийского акцента.

– Сэр, Оуэн Глиндур пропал из офицерской столовой.

– Чепуха. На кой дьявол кому-то понадобился Оуэн Глиндур?

К тому времени об Оуэне Глиндуре узнали даже натальские добровольцы. Мумифицированная голова абиссинского стрелка была настоящей полковой реликвией. Трофей захватили во время штурма Магдалы в 1867 году, военный хирург заспиртовал голову в стеклянном сосуде, и она превратилась в объект поклонения молодых офицеров, в непременный атрибут шумных празднеств.

– Нет, сэр, – выпалил Тиндал, – это правда, Оуэн исчез. А Дэй Морган говорит, что ночью кто-то шастал по лагерю. Собаки мистера Поупа лаяли. Быть может, сэр, к нам пробрался шпион-туземец с окрестных холмов.

Несколько мгновений Пуллейн молча вглядывался в лицо подчиненного.

– Сержант-майор, передайте рядовому Моргану, а также всем прочим, что главная цель этого похода – отбить нападение зулусов на Наталь. Я не потерплю, чтобы офицеры или солдаты валяли дурака в военное время. Если до меня еще раз дойдут подобные слухи или же я узнаю, что рядовой Морган опять без спросу прикладывался к полковому рому, вы с ним на собственной шкуре изведаете, что такое гнев Божий. Все ясно?

– Да, сэр, – благоразумно кивнул Тиндал.

– Прекрасно, сержант-майор. Вы свободны!

Звуки горна возвестили о построении. Сержанты вот-вот начнут перекличку. Полковник позвал одного из адъютантов:

– Мистер Спенсер!

Охотник, по-прежнему наблюдая за происходящим, сразу же узнал бледнокожего молодого офицера с рыжеватыми усами, который повсюду разгуливал со своим терьером. Спенсер подошел к командирской палатке и, чуть покраснев, неловко отдал честь.

– Мистер Спенсер, прошлой ночью вы были назначены дежурным. Потрудитесь разъяснить мне историю с исчезновением Оуэна Глиндура!

– Сэр, расследованием занимается сержант-майор Тиндал. Похоже, кто-то украл голову из сундука с полковыми трофеями сегодня после полуночи.

– Это я уже понял, мистер Спенсер, – процедил Пуллейн, щурясь от яркого африканского солнца, и положил руку на эфес сабли. – Будьте любезны, разыщите виновника, возьмите под арест и приведите ко мне завтра утром, когда будем разбираться с нарушениями дисциплины. Вам все ясно?

Спенсер задумчиво молчал. Этот робкий молодой человек не походил на других офицеров полка и, казалось, совершенно не был способен к обычной для профессиональных военных браваде.

– При всем моем уважении, сэр…

– Что такое? – Пуллейн поправил ножны.

– Наши люди подозревают, что прошлой ночью кто-то проник в лагерь возле палаток второй роты.

– Да неужели, мистер Спенсер! И почему же, черт возьми, никто ничего не предпринял?

– Морган доложил, что на незнакомце была шляпа с широкими полями. Больше ничего разглядеть не удалось, он стоял близко к повозкам и палаткам патрульных.

– Мистер Спенсер, – тихо отозвался Пуллейн, – широкополую шляпу и темный мундир носят почти все натальские добровольцы. Разумеется, один или несколько этих субъектов непременно должны были находиться на территории лагеря. Сэр, я ожидал от вас большего.

– Но люди мистера Поупа тоже что-то видели, – не сдавался молодой человек.

– Мистер Поуп сейчас в карауле. Можете опросить его, когда он сменится. А я не желаю больше слушать небылицы. Как пить дать это проделки кого-нибудь из полка. Найдите виновника и возьмите под арест. Уверен, выявить шутника не составит труда.

Спенсер отдал честь, подозвал терьера и отправился на построение.

Любопытство охотника было утолено. Он поклялся, что мир еще услышит об Оуэне Глиндуре. Горны смолкли, началась перекличка. По вогнутому зеркалу неба все выше поднималось палящее солнце, его отблески играли на далеких горах, окружавших равнину.

На западе, там, где река Буффало разделяла Натал и земли зулусского короля Кечвайо, показалось облачко пыли. По иссушенной равнине двигалась колонна верховых, за ней рота инфантерии и ракетная батарея – необычного вида устройства на колесных лафетах. Пехотинцы красовались в алых мундирах, офицеры-кавалеристы со щегольскими моноклями – в темно-синих. Впереди шагал полковой оркестр, наигрывающий валлийский марш «Люди Харлека». Солнце ярко сверкало на посеребренных инструментах, и от этого движение отряда подполковника Дернфорда смахивало на карнавальное шествие.

Самого Дернфорда легко можно было узнать среди всадников по пустому левому рукаву, приколотому к поле мундирного сюртука. Отряд добрался до лагеря, подполковник соскочил с коня и отправился с докладом к Пуллейну. Наш наблюдатель терпеливо ждал. Спустя двадцать минут, позавтракав говядиной и выпив темного пива, Дернфорд вышел из командирской палатки. Его всадники построились возле лагеря. Им предстояло прочесать долину с запада на восток и уничтожить противника, если таковой обнаружится.

Пуллейн чувствовал себя вполне уверенно, и на то имелись веские причины. Зулусы были вооружены лишь легкими деревянными щитами, обтянутыми звериными шкурами, и ассегаями – метательными копьями с железными наконечниками. А в лагере полковника стояли многочисленные повозки, в которых лежало с полмиллиона патронов и около двух тысяч скорострельных винтовок Мартини – Генри последней модели. Также наличествовали полевые ракетные станки, батарея семифунтовых нарезных орудий королевской артиллерии, батарея пулеметов Гатлинга на колесных лафетах.

Чтобы остановить нападающих, достаточно было просто открыть залповый огонь из винтовок. Даже на дистанции пятьсот-шестьсот ярдов прицельная скоординированная стрельба обученных пехотинцев, вооруженных винтовками Мартини – Генри, сокрушила бы любого врага.

Отряд Дернфорда неторопливо приближался к подножию восточных холмов. К лагерю же подъехал предводитель натальских добровольцев Босс Стрикланд. Широко ухмыляясь, он протолкался вперед сквозь гикающую толпу своих людей. Их неопрятная одежда разительно отличалась от безупречных алых мундиров британских военных. Зато самоуверенности этим молодчикам было не занимать.

Охотник чуть отступил и сделал вид, будто обхаживает свою кобылу у коновязи, но ему по-прежнему было слышно каждое слово, произнесенное в командирской палатке. Стрикланд громко спорил с полковником. Пуллейн и его люди явились сюда ради защиты Наталя, а Стрикланд со своей бандой – ради наживы. Наемникам не терпелось вырваться на свободу и наброситься на африканские деревни. Предводитель добровольцев растягивал слова и презрительно усмехался. Пуллейн задыхался от возмущения.

– Мистер Стрикланд, запомните раз и навсегда: вы должны охранять этот лагерь до тех пор, пока не вернется лорд Челмсфорд! Только тогда вы сможете с его разрешения отправиться по своим делам. Таков приказ, который был дан мне, равно как и вам.

– А если его светлость не явится до темноты?

– Явится.

– А вдруг нет?

Пуллейн ничего не ответил.

– Ладно. – Массивная спина Стрикланда почти полностью загородила вход в палатку. – Тогда я просто велю своим парням уехать. Вы что, будете стрелять нам в спину?

Полковник стремительно развернулся:

– Нет, мистер Стрикланд, я поступлю иначе. Я отдам вас под трибунал!

Стрикланд расхохотался, будто услышал презабавнейшую шутку.

– Нет, Пуллейн, к стенке вы меня не поставите, я вам не денщик. Трибунал? Попробуйте-ка, дружище, но тогда вам не вернуться за реку Буффало живым. Найдется с полсотни человек, которые вас охотно укокошат.

Стрикланд демонстрировал свои обычные манеры, что всегда давало ему преимущество на рынках Дурбана и в горняцких поселках Трансвааля.

– Давайте так, полковник, – и вашим и нашим. Сейчас мы будем патрулировать северное плато. Но дальше не пойдем. Оттуда видны отроги Конического холма, и там мы дождемся возвращения его светлости. И только потом двинемся дальше.

Пуллейн задумчиво молчал, но Стрикланд не дал ему времени на размышления.

– Полковник, с моими ребятами нужно по-честному, иначе я за них не ручаюсь. Готов поспорить, кража вашего чучела на совести одного из них. Прямо вам об этом заявляю. Дайте им чуток свободы, позвольте одну быструю вылазку за добычей, и потом целый месяц или даже два они будут как шелковые.

Пуллейн не торопился с ответом. За долгие годы службы он привык, что подчиненные выказывают почтительность и ведут себя достойно. Людей вроде Стрикланда он совершенно не мог понять. Послушается ли этот сброд своего вожака?

– Хорошо, мистер Стрикланд, вы доедете до северного плато, но дальше не двинетесь. И возьмите с собой гелиограф. Будете отвечать на любые сигналы, поступающие из лагеря. Если здесь протрубят сбор, вы немедленно вернетесь.

Ухмыляющийся Стрикланд откинул полог палатки. Бородатые «Пуллейновы овечки», выстроившись в колонну по двое, двинулись в сторону северного плато в сопровождении капитана Шепстоуна из кавалерийской роты Дернфорда. Они проехали мимо часовых, затем оставили позади патрульный отряд облаченных в алые мундиры пехотинцев 24-го полка, возглавляемый лейтенантом Поупом, поравнялись с дозорными натальской кавалерии, разместившимися на восточном склоне.

Равнина застыла под лучами палящего солнца. Ничто не нарушало тишину. Западная часть лагеря под склоном Изандлваны почти опустела. Вдалеке постепенно растворялись в нестерпимом сиянии передовые подразделения разведчиков и патрульных. Казалось, станки ракетной батареи, стоявшей неподалеку от лагеря, колеблются почти вровень с вершиной Конического холма. От лорда Челмсфорда по-прежнему не было вестей, и никаких признаков его отряда не наблюдалось ни на холмах на востоке, ни на Малагате на юге.

Натальские добровольцы неторопливо ехали по саванне, залитой ослепительным светом, который отражался от светлых скал. Вот они спустились в сухое каменистое русло, прорезавшее равнину с севера на юг.

Оттуда им уже должны были открыться окрестности Конического холма. Всадники спешились и расположились в траве, собираясь дождаться лорда Челмсфорда. Из лагеря в бинокль можно было различить Стрикланда – его выдавала белая лента на широкополой шляпе. Он все еще сидел в седле. Быть может, его насторожил загадочный звук? Жужжание армии невидимых пчел?

Командир добровольцев осторожно спрыгнул на землю, подвел коня к краю обрыва и заглянул в узкое ущелье.

Спустя мгновение он уже разворачивал лошадь, одной ногой стоя в стремени. Во весь опор, нахлестывая скакуна, Стрикланд помчался к изумленным такой спешкой патрульным. Остальные «Пуллейновы овечки» меж тем, смеясь и болтая, валялись в траве.

Конечно, Стрикланда не услышали в лагере, но охотнику не составило особого труда догадаться, о чем он кричит:

– Спасайтесь! Скачите во всю прыть! В ущелье туземцы! Их тысячи! Скорее в лагерь, иначе нам конец!

Озадаченные караульные вокруг лагеря наблюдали в бинокли, как добровольцы хватаются за упряжь, запрыгивают в седла и галопом несутся вниз по склону. Дисциплинированные воины Кечвайо все еще лежали в засаде. Притихший британский лагерь оказался совершенно не готов к нападению. Издалека донесся протяжный вопль, напоминающий боевой клич. На край ущелья бесшумно поднялись первые ряды зулусов. В руках африканцы держали ассегаи и овальные щиты. Невероятно длинная цепь туземцев загибалась с обоих концов: войско состояло из отрядов, называемых импи. Теперь они спускались с плато и окружали людей Пуллейна, а ударные силы намеревались сковать защитников в центре. Что еще хуже, Пуллейн оказался в ловушке – с тыла лагерь подпирала Изандлвана.

Лазутчик наблюдал за происходящим в притихшей саванне, стоя подле серой кобылы. Издалека доносились приглушенные, но вполне отчетливые выстрелы, похожие на треск поленьев в камине. Пора уходить. Пуллейн выглянул из палатки. Мундир на нем был расстегнут, в руках полковник сжимал полотенце.

– Сержант-майор Тиндал! В чем дело?

– Сэр, перестрелка на северном плато. Мистер Стрикланд и его конный отряд скачут назад!

– Мистер Спенсер! – проревел Пуллейн. – Трубите тревогу и общее построение. Следите в бинокль за северным плато и немедля докладывайте мне обо всем!

Полковник ринулся обратно в палатку, на ходу застегивая пояс и проверяя ножны и кобуру. Наш наблюдатель прекрасно знал, что произойдет дальше, словно репетировал эту сцену. Обернувшись напоследок, он успел заметить сверкающие гневом глаза Пуллейна. Скоро эти глаза закроются навеки. Полковник в ту минуту, несомненно, воображал, как будет отчитывать Стрикланда.

Плоть охотника все еще жгла невидимая рана, но он испытывал не ненависть, а лишь холодное удовлетворение. Кости брошены. Дальнейшее уже не зависит от него, события будут разворачиваться так же неумолимо, как перемещаются по небу сияющие светила.

Он отвязал серую кобылу и повел ее прочь из лагеря, оглядываясь время от времени.

Скрытый рядами палаток мальчишка-горнист из полкового оркестра протрубил сначала тревогу, а потом общее построение. В знойном воздухе раздались крики сержантов, ругательства солдат, на бегу застегивающих обмундирование, а еще через мгновение – команды: