Текст книги "Ночные видения"

4
ПОТЕРИ И НАХОДКИ

Пятница

Звонок в дверь, за ним два быстрых удара. Саманта знает – это Фрэнк. Стук костяшками пальцев – звук, в ожидании которого она жила последние месяцы. Сколько раз она ошибалась, принимая за его шаги шаги соседа, за его стук – стук в дверь напротив. Иногда Саманта просто открывала дверь, как будто надеясь, что он уже стоит за ней, раскаявшийся и несчастный. А вместо этого Фрэнк сам нашел ее на углу улицы, именно там, где, по его расчетам, она и должна была оказаться в определенное время. Так что утренний стук не стал для нее сюрпризом.

Она смотрит на часы – 6.45 утра.

Саманта кладет книгу на прикроватный столик, чувствуя тепло горевшей несколько часов лампы. Конечно, читать в постели вредно, однако прошлой ночью она долго думала о Фрэнке, об их разговоре, о Кэтрин. Тело налито усталостью – результат не только вчерашней работы, но в первую очередь многомесячной бессонницы и кошмаров. Она надеялась, что если будет задерживаться на службе, не есть после шести вечера и пользоваться кроватью исключительно для сна, то это поможет. Увы, проблемы не отходят, и к вечеру нервное возбуждение нарастает до такой степени, что глаза просто не желают закрываться. Ее по-прежнему тревожит состояние здоровья отца, волнуют дела подопечных, не дает покоя переезд Фрэнка в Вашингтон. Да еще мужчина, напавший на нее два года назад, появляется едва ли не в каждом сне. Наблюдает за ней. Выбирает удобный момент, чтобы вновь нанести удар.

Иногда Саманта спрашивает себя, не виновато ли во всем ее одиночество. Если она так и останется одна, что будет?

Она открывает дверь.

– Привет, Сэм. Извини, что побеспокоил так рано. Только что позвонили из департамента полиции Сан-Франциско. На автостоянке возле Пресидио нашли арендованную Кэтрин машину. И тело.

– Ее? – неуверенно спрашивает Саманта, не зная, хочет ли услышать ответ.

– Нет, не ее, какого-то мужчины. Я еду туда. – Фрэнк замолкает, опускает голову, рассматривает свои черные кожаные туфли. – Ты можешь поехать со мной?

Она с удивлением спрашивает:

– А зачем мне туда ехать?

– Ну, может, ты права, и Кэтрин жива и находится где-то в городе. Тогда у нас есть шанс найти ее. Съездим на место, посмотрим… Вдруг ты увидишь то, что пропущу я.

– Сомневаюсь. – Саманта наклоняет голову вправо и складывает руки на груди. – Кроме того, на сегодняшнее утро у меня запланирована деловая встреча, и я не могу ее отменить.

– Я отвезу тебя куда надо. Обещаю. – Голос смягчается, Фрэнк смотрит ей в глаза. – Послушай, это первое вещественное доказательство в деле, и мне действительно может понадобиться твоя помощь. – Он проводит рукой по волосам и снова отводит взгляд. – Мне еще не приходилось этим заниматься.

Саманта смотрит на него. Волоски на предплечье, широкие запястья. Она помнит контуры его груди, скрытой сейчас под белой рубашкой с закатанными рукавами. У него крепкая, сильная грудь. Ее руки прикасались к его лицу. Стон, звук невыразимого словами наслаждения вел ее губы к его губам.

Нет.

Она хочет сказать: «Нельзя приходить вот так просто, когда пожелаешь». Она хочет выставить его вон, поступить с ним так, как он поступал с ней последние шесть месяцев. Но пока Саманта еще не готова к этому. Пока. Кэтрин все еще смотрит на нее с фотографии.

– Я только возьму пальто.

Арендованная Кэтрин машина, черный «понтиак-санфайр», была оставлена на краю стоянки, в нескольких десятках метров от бурных вод залива. Вдоль берега, по направлению к Форт-Пойнту, движется парочка любителей бега, а на небольшом пирсе разместилось с полдюжины рыбаков. Их внимание приковано к прыгающим на воде, сносимым течением поплавкам, но время от времени кто-то поворачивается и смотрит на собравшихся полицейских. Золотые Ворота видны из-за тумана только фрагментами. Торчащие из облаков вершины моста напоминают плавники акул.

Саманта выходит из машины, и плотный сырой воздух освежает лицо. Возле «понтиака» работают полицейские: фотографируют, снимают отпечатки пальцев. Они с Фрэнком подходят ближе и слышат, как какой-то смуглый мужчина с щелью между передними зубами приказывает остальным не отвлекаться. Остальные стоят вокруг лежащего в нескольких футах от автомобиля тела. Тела человека в форме полицейского.

– Что случилось? – спрашивает Фрэнк. Смуглый оборачивается.

– С ним? Это наш коллега Кинкейд. Он… отключился.

– Отключился?

– Да, парень у нас новичок. А вы кто?

– Фрэнк Беннет. А это Саманта Ранвали. Мы следователи, работаем на корпорацию «Паличи».

– Детектив Снейр. – Мужчина с безразличным видом пожимает Фрэнку руку. – Мне почему-то казалось, что вы будете один.

В ожидании ответа он оглядывает Саманту с выражением, в котором неодобрение перемешано с желанием. Замечает ее нежную кожу цвета выдержанного рома и свисающее на маленькую грудь серебряное ожерелье.

– Я не один. Можно взглянуть?

Фрэнк указывает взглядом на пустой «понтиак».

– Пожалуйста.

– А как насчет тела? По телефону вы упомянули о трупе.

– Да. Внизу.

Снейр откашливается. Он по-прежнему не отводит глаз от лица Саманты.

Из открытого заднего окна тянется и уходит вниз толстая веревка. Саманта делает несколько шагов вперед и опускается на корточки, опираясь обеими руками о мокрый асфальт. Она заглядывает под машину между колесами и видит подвешенное тело мужчины, похожее на брошенную куклу. Руки разведены в стороны под углом девяносто градусов по отношению к туловищу, и каждое запястье привязано к корпусу «понтиака». Другая веревка выходит из-под бампера и тянется к капоту. Руки у мужчины синие от отсутствия циркуляции крови, лоб словно въехал в асфальт. Черты лица искаженны. Четко видна только челюсть. Саманта отворачивается, чувствуя, что не готова к такому зрелищу. И лишь тогда замечает крохотный, странной формы предмет возле заднего колеса. Опустившись на колено, она наклоняется, чтобы рассмотреть находку.

Понять, что это, не так уж трудно. Саманта резко встает.

– Сэм, – осторожно окликает ее Фрэнк, – что там?

– Зуб, – шепотом отвечает она.

От машины к въезду на стоянку ведет след. След, оставленный не подтекающим маслом и не пролившейся тормозной жидкостью. След тела, которое волокли по бетону. Саманта закрывает глаза и делает глубокий вдох, надеясь, что холодный воздух поможет справиться с тошнотой.

Надо было отказаться.

5
КРУГ ЭНДИМИОНА

Кинкейд приходит в себя, и Саманта замечает, с каким облегчением воспринимает он распоряжение детектива Снейра проводить ее с места преступления. Забравшись в патрульную машину, полицейский прикладывается к ингалятору и, глубоко затянувшись, задерживает дыхание в надежде, что таким образом усилит действие лекарства. Хсссст. Раздувшийся живот едва не упирается в рулевое колесо. Кинкейд устраивается поудобнее.

– Ну и дела…

Он нервно смеется, и его дыхание становится затрудненным, как у человека, пытающегося поднять тяжелый предмет. Сиденье под ним колышется.

– Черт возьми!

Он смущенно оглядывается и включает зажигание.

Саманта ощущает его желание поговорить, поделиться тем фактом, что оба они оказались не на высоте. Да, конечно, она не упала в обморок, но и остаться на ногах, увидев тело, уже не смогла. Фрэнк сразу понял, что с нее достаточно, и попросил детектива Снейра выделить кого-нибудь, чтобы Саманту отвезли на встречу. Возражать и спорить она не стала.

Сидя в полицейской машине, Саманта видела, что Фрэнк стоит у «понтиака», поглядывая то на сиденья, то на веревку, то еще на что-то, но только не на тело.

Через некоторое время она вдруг осознает, что Кинкейд пытается разговаривать с ней.

– Извините, я прослушала. Вы что-то сказали?

Он принимает обиженный вид, но обида не столь глубока, чтобы впасть в молчание.

– Все это похоже на некий ритуал.

– Ритуал?

Кинкейд никак не может найти удобное положение.

– Да, когда человека так привязывают… – Он снова тянется за ингалятором. – Уж слишком много хлопот для простого убийства.

Хссст. Саманта кивает:

– Вы правы.

Единственной особенностью клиники сна является небольшая латунная табличка у двери. Во всех прочих отношениях это здание ничем не отличается от других расположенных по соседству строений. Дождь припустил уже вовсю, и Саманта поспешно машет Кинкейду, который, похоже, не прочь продлить общение, и входит в клинику. Апатичного вида дежурная с немытыми светлыми волосами и толстым слоем не идущего ей на пользу макияжа направляет посетительницу на третий этаж.

– Конференц-зал номер три.

Саманта стряхивает с пальто капельки воды и входит в кабину лифта.

Коридор, ведущий к залу, пахнет тостами. Скромный, без малейшего намека на фантазию интерьер не удивляет ее: одинаковые, как солдаты, светильники, перламутрово-белые стены с зеленым бордюром, необходимый минимум пестрых эстампов в рамках. Саманта еще ни разу не видела хорошо декорированного врачебного кабинета – как будто их хозяева боятся, что яркие цвета и настоящее искусство могут отвлечь пациентов от их болезней.

Дверь в небольшой конференц-зал открыта. Двое сидящих на стульях поднимают головы при появлении Саманты. Всего стульев пять, и они образуют круг. Задняя стена занята дубовыми книжными полками, заполненными журналами и рядами книг в одинаковых переплетах. Над темно-зеленым диваном по левую сторону от двери висит посередине стены картина: женщина закрывает небо тяжелым пологом, повергая в сон находящихся в его тени людей. По золотистым облакам несется колесница, влекомая четверкой лошадей, а внизу юноша преклонил колени перед богиней со стрелой в правой руке и ангелочком на плече.

– Привет, – говорит Саманта, и сидящие на стульях негромко представляются.

Разговор идет ни о чем, им просто надо заполнить неловкую тишину до прихода доктора Клея.

Фиби, виолончелистка в молодежном симфоническом оркестре, оставляет впечатление энергичной и несколько несобранной – наверное, из-за всклокоченных влажных кудряшек – девушки. Говоря о дожде, репетициях и взлетевших ценах на артишоки – все это на одном дыхании, – она то и дело нервно трогает лицо и расправляет складки на длинном платье. Поток слов сопровождается постоянными улыбками, так что вскоре у Саманты начинается легкое головокружение.

Когда Фиби наконец умолкает, паузу заполняет сидящий рядом с ней мужчина.

– Артемус Бичер. Или просто Арти, – ворчливо произносит он и протягивает длинную худую руку.

Пальцы у него сильные, но смотрит он в сторону. Фиби и Саманта ждут продолжения, однако мужчина сидит молча, опустив голову и разглядывая пол под ногами. После недолгой паузы Саманта называет себя и рассказывает о своей работе в юридической конторе, а не о проблемах со сном. Похоже, они все предпочитают избегать этой темы, но что заставляет их молчать – стыд или страх, Саманта не знает.

Она вспоминает, как первый раз позвонила доктору Клею. О проводимых им исследованиях Саманта узнала относительно недавно, когда проходила курс лечения в Оклендском институте сна. По словам тамошних врачей, доктор Клей считался одним из ведущих в стране специалистов по расстройствам сна. Удостоенный нескольких титулов и наград как ученый-исследователь, автор большого числа публикаций, он за последние десять лет помог сотням пациентов и теперь готовился к очередному эксперименту. До сегодняшнего дня Саманта разговаривала с ним лишь дважды. Оба раза по телефону. Тогда она не стала задавать много вопросов. Откровенно говоря, она была готова попробовать что угодно.

Саманта все еще не думает о себе как о человеке, который обращается за помощью. Она уж и не помнит, когда, до появления проблем со сном, в последний раз была у врача. Даже к приему адвила, который ей прописали от головных болей, она отнеслась настороженно. Вначале Саманта попыталась справиться с бессонницей примерно так же, как с простудой, и обратилась к классическим средствам – правда, в данном случае не к апельсиновому соку и отдыху, а к физическим упражнениям (возобновила занятия фехтованием) и исключила из рациона продукты, содержащие кофеин. Лучше, однако, не стало.

На протяжении трех месяцев она спала лишь по нескольку часов в сутки и в результате даже на работе чувствовала себя сомнамбулой. Саманта не делилась своими проблемами ни с друзьями, ни с коллегами, потому что не хотела ни сочувствия, ни советов непрофессионалов. Она хотела спать.

Постепенно другими стали и ночи. Саманта начала просыпаться в самых разных и совсем не подходящих для сна местах: на полу в ванной, под кухонным столом, на диванчике в гостиной. Приходя в себя, она смутно помнила, что ложилась в постель, но помимо этого – ничего. Затем, примерно десять недель назад, что-то – как будто удар электрического тока – вырвало ее из жуткого кошмара, и Саманта обнаружила себя в собственной машине. Ветровое стекло запотело от ее дыхания. Пальцы вцепились в рулевое колесо с такой силой, с какой тонущий пловец цепляется за спасательный плотик, а из распухших суставов сочилась кровь. На правом предплечье краснели три длинные царапины. Сама того не сознавая, она приехала к церкви, припарковалась перед входом и выключила двигатель. Пижама была перепачкана кровью, босые ноги посинели от холода. Домой Саманта ехала, дрожа не столько от холода, сколько от страха. Часы показывали 4.19, когда она забралась в постель, съежилась под одеялом и так, не смыкая глаз, пролежала до рассвета.

Несколько часов спустя Саманта позвонила в Оклендский институт сна.

Она так и не узнала, где и как поранила руку, и на протяжении последующих недель эти порезы оставались единственным веским, убедительным доказательством того, что все случившееся не было только сном.

Доктор Клей начинает говорить, едва войдя в конференц-зал. Ни вступительного слова, ни ободряющей улыбки. Его коричневые носки не очень-то гармонируют ни с брюками, ни с твидовым пиджаком, а полосатый галстук интересен не более чем стены коридора. Он напоминает Саманте университетского профессора английской литературы, только вместо потрепанных, с загнутыми уголками романов доктор Клей приносит папки и желтый блокнот.

– Вы пришли сюда потому, что все остальное не дало результатов.

Голос у него не громкий и не мягкий, но в нем есть некая сила, которая придает Клею непоколебимую уверенность и властность. Чувствуется, что доктор с уважением относится к тому, о чем говорит, как человек, ценящий силу слов и ожидающий того же от других.

– Каждый из вас страдает от той или иной формы бессонницы или инсомнии и парасомнии, то есть состояния, при котором люди как бы разыгрывают собственные сны. Как вам известно, парасомния проявляется по-разному в зависимости от стадии сна, на которой вы пребываете. Наиболее тяжелым и потенциально опасным типом парасомнии является ночной кошмар. На своих ранних стадиях это расстройство нарушает сон и приводит к разного рода действиям как в полусонном, так и в сонном состоянии: чаще всего это хождение во сне, скрежет зубами и тому подобное. Со временем, как в случае со всеми вами, симптомы проявляются острее и острее. Вы внезапно и с криком просыпаетесь, вам страшно, вы не можете вспомнить, что снилось, не знаете, как оказались на улице, откуда у вас синяки или порезы. На наиболее продвинутых стадиях данное расстройство становится причиной припадков или же ведет к физическому насилию, направленному против вас самих и других людей. – Доктор Клей ненадолго умолкает и поочередно смотрит на каждого из пациентов. – Вот почему мы здесь – наша цель взять это под контроль, прежде чем оно возьмет под свой контроль нас.

Саманта не знает, стало ли ей лучше или хуже, но доктору определенно удалось убедить ее поверить ему. Что-то в твердой, лишенной эмоций уверенности доктора располагает к нему. Он открывает блокнот и вслух зачитывает имена пациентов.

– Предполагалось, что вас будет четверо.

Доктор Клей делает короткую запись и снова смотрит на группу.

– Всю следующую неделю вы будете спать здесь, в отдельных комнатах на пятом этаже. Курс лечения начнем сегодня вечером, ровно в девять. Мы обеспечим вас всем необходимым, но для поддержания комфорта можете принести любимое одеяло или подушку…

Его прерывает Арти, в голосе которого слышатся напряжение и недоверие:

– В чем именно состоит лечение?

– Лечение представляет собой использование одной из форм электрогипноза. Вы наденете легкие очки, испускающие световые вспышки, и наушники, через которые будут подаваться синхронизированные со вспышками гармонические звуки. Комбинация того и другого вызовет состояние, близкое к трансу, что позволит телу расслабиться и обеспечит сон.

– Гипноз? – спрашивает Саманта.

Доктор Клей наверняка слышит в ее голосе уступающую сомнению уверенность, но, похоже, это его нисколько не смущает. Он отвечает с прежней абсолютной убежденностью, как будто его спросили, сколько будет дважды два:

– Да.

Может, это не имеет никакого значения, думает Саманта. Он знает, что они устали, дошли до предела, ведя неравную битву с бессонницей, а потому согласятся на любое предложение, сулящее хоть какую-то надежду.

– Когда придете сюда вечером, – продолжает доктор, – скажите дежурной внизу, что участвуете в проекте «Круг Эндимиона».

Ощущая острую потребность сказать что-то еще, но боясь озвучить вопрос, который вертится на языке у каждого {Что, если это не сработает?), Саманта все же решается:

– Почему вы назвали проект именно так?

Голос ее звучит безнадежно слабо и нетвердо, как у старшеклассницы, пришедшей на урок без выполненного домашнего задания.

– Посмотрите. – Он указывает на висящую на стене картину. – Это работа Никола Пуссена под названием «Селена и Эндимион». Согласно греческой мифологии Селена, богиня Луны, безумно влюбилась в Эндимиона, беззаботного и красивого юного пастушка. По ее просьбе Зевс пообещал юноше исполнить одно его желание. Имея широчайшую возможность выбора – любовь, счастье, власть, деньги, – Эндимион попросил у верховного бога того же, чего хотите и вы. – Доктор Клей обводит взглядом неполный круг. – Сна. Конечно, для него сон был всего лишь способом навечно сохранить красоту и молодость. Именно этого он жаждал более всего на свете, и Зевс удовлетворил просьбу пастуха, наградив его вечным сном. – Доктор смотрит на Саманту. – Вот почему я выбрал для нас это имя.

– Ну и как? Уже ощущаете себя Зевсом?

Она не знает, какие чувства вызвал у него вопрос, но впервые видит, что доктор Клей колеблется при выборе ответа.

– Посмотрим.

Саманта поворачивается к картине, и ее взгляд снова цепляется за пустой стул. По какой-то неведомой причине это отсутствующее, ломающее круг звено вызывает у нее беспокойство, и появляется предчувствие чего-то ужасного.

6
МУЧЕНИЧЕСТВО

Преодолев бегом три лестничных пролета и все еще отдуваясь, Фрэнк останавливается у двери квартиры Саманты. В бумажнике у него до сих пор лежит дубликат ключа, и сейчас он думает, стоит ли возвращать его по прошествии стольких месяцев. Он нажимает кнопку звонка и дважды стучит в дверь.

Саманта открывает, и глаза ее расширяются от удивления.

– Не был уверен, что застану тебя дома, – говорит Фрэнк, засовывая руки в карманы.

– Я взяла выходной. Не знала, на сколько задержусь, и решила подстраховаться.

Фрэнк осторожно входит и обводит квартиру взглядом, отыскивая перемены, произошедшие после его отъезда в Вашингтон. Похоже на то, как он впервые приехал домой после колледжа: вроде бы все то же самое и одновременно другое. Комнаты как будто уменьшились, сжались. На стенах новые картины. Артефакты прошлого – альбомы с рисунками, забытые безделушки – свалены в ящик и убраны в шкаф. Даже самая мелкая перемена напоминает о том, что жизнь здесь без него не остановилась, а продолжалась своим чередом. Никакой истории их любви. То, как Саманта стоит посреди комнаты, безвольно опустив руки, только усиливает ощущение утраты. Вот так она держалась в их последние недели вместе. В стороне от него, без страсти или желания. Говорила о чем угодно – о мебели, погоде, телепередачах, продуктах, – только не о них.

Именно это – ее усиливающееся безразличие, ее молчаливая отстраненность – действовало на него угнетающе. Он пытался убедить ее. Говорил, что они могут быть вместе. Говорил, что вовсе не ставит работу на первое место. Говорил, что любит ее. Но никакие объяснения не помогали. Что-то в Саманте изменилось, как будто она вот так, вдруг, за одну ночь, пришла к выводу, что за любовь к нему ей приходится платить слишком высокую цену. Секс стал актом отчаяния. Грубым физическим упражнением без нежности, без игры. По утрам, едва проснувшись, она поднималась и быстро уходила, так что к рассвету простыни остывали сильнее, чем воздух в пустой комнате.

Фрэнк никогда не верил, что причиной была его работа. Другой мужчина? Сомнительно. Они по-прежнему слишком много времени проводили вместе. Может быть, дело в том человеке, который напал на Саманту в библиотеке более двух лет назад? В это ему тоже не верилось. Она ведь выжила. Они выжили, оставаясь вдвоем, держась друг за друга. Он помнит, как сидел у кровати в больничной палате, держа ее за руку, стараясь не смотреть на пересекающую живот повязку. Но несмотря ни на что, вопреки тому, что у них было, все закончилось. Закончилось не ссорой и криками, а непролитыми слезами. Никто не бил посуду и не швырял стулья. Просто Саманта ушла от него в это чертово молчание.

В тот день, день, когда все закончилось, Фрэнк испытал скорее облегчение, чем печаль. Саманта отвезла его в аэропорт. Оба были немного взволнованны, но она молчала, как будто сказать было уже нечего, как будто у нее кончились слова. Серое небо висело над ними, будто тяжелая, сырая простыня на бельевой веревке, и колеса равномерно постукивали на неровной поверхности моста.

Тук. Тук. Тук.

Может, она и не любила его никогда?

Тук.

Эта мысль пугала его даже сильнее, чем ее молчание.

Тук.

– Я люблю тебя, – тихо обронил он.

Она неловко улыбнулась и повернула к терминалу.

Вот так и закончилась их любовь. Быстрее, чем Бог сотворил мир. Прошло шесть месяцев, а он все еще скитается по пустыне, отыскивая ответы.

– Извини за утреннее происшествие, – говорит Фрэнк. – Я и подумать не мог, что мы увидим нечто подобное.

– Ничего, я сама виновата. Не надо было мне туда ездить.

– Неправда.

– Ладно, не велика беда. Я уже в порядке.

Фрэнк садится на диванчик, а Саманта выдвигает стул. В неловкой тишине он пытается решить, нужно ли говорить что-то еще об утреннем происшествии, но она начинает раньше:

– Я сделала несколько звонков, как ты и просил. Навела справки в адвокатских конторах, социальных службах. За последние три недели новеньких на работу не принимали и обращений тоже не было. Хочу проверить еще несколько мест и жду ответа от подруги, которая работает в Фонде помощи больным СПИДом, но, боюсь, до понедельника никакой новой информации уже не будет.

– После увиденного утром на стоянке я не питаю больших надежд.

– Попытаться все же стоит. Что ты выяснил?

– К сожалению, не многое. Жертва не идентифицирована. Отпечатков пальцев нет ни в федеральной базе данных по трудоустройству, ни в полицейских архивах. – Фрэнк достает из сумки тонкую папку. – Давай посмотрим. Корпорация прислала патологоанатома для помощи в проведении предварительной медицинской экспертизы. Судя по всему, мужчина умер от удара ножом в шею. По следам от веревок на руках и ногах можно предположить, что прежде чем перетащить к машине, его связали где-то в другом месте.

– Но зачем?

– Зачем? Возможно, чтобы затруднить опознание. Возможно, чтобы помучить – если допустить, что он еще не был мертв. Возможно, убийце захотелось новых впечатлений. – Фрэнк усмехается. – Не знаю.

Саманте нравится звук смеха в ее квартире, но она старается не показать этого.

– Узнал что-нибудь еще?

– В салоне обнаружили отпечатки пальцев двух человек – Кэтрин и жертвы, – а также ключи в замке зажигания, пустой пакет из-под соленых сухариков, три сигаретных окурка в пепельнице и кассету с классической музыкой в магнитофоне.

– Что за музыка?

– Помню, ты всегда любила музыку. – Он заглядывает в блокнот. – Так… Да, вот. Бах, «Гольдберг-вариации» в исполнении Гленна Гулда.

– Музыка звучала, когда нашли машину?

– Не знаю. В отчете нет никаких упоминаний.

– Машина стояла в двадцати футах от воды. – Саманта подается вперед. – Почему бы не утопить ее и не избавиться разом от всех улик? Кто-то хотел, чтобы и тело, и кассета были найдены. Почему?

– И кто? Между прочим, ситуация изменилась, и полиция склонна считать Кэтрин уже не жертвой, а главной подозреваемой.

– Может быть, она не относится ни к одной из этих категорий.

Некоторое время они сидят молча, наблюдая за тем, как освещенность в комнате меняется вместе с умирающим над горизонтом солнцем.

Фрэнк выпрямляется и передвигается к краю диванчика.

– Я думал о том, что ты тогда сказала. Человек, с которым Кэтрин обедала в Солт-Лейк-Сити. Что, если он и есть мужчина под машиной?

– Возможно. Полагаешь, это Кэтрин его убила?

– Не исключено. Я собираюсь связаться с полицией штата Юта и попросить переслать список пропавших за последнее время людей. Может, его кто-нибудь разыскивает.

Фрэнк поднимается и поправляет пиджак. Саманта встает одновременно с ним и включает свет. В маленькой комнате становится слишком светло. Она не знает, нужно ли еще что-нибудь сказать, а потому просто смотрит на лежащие на письменном столе бумаги.

– Не хочешь пообедать? – спрашивает он.

– Нет, не могу. Я занята сегодня.

Она не хочет рассказывать ему о ночных ужасах, о клинике, о докторе Клее и вообще ни о чем, что с этим связано. Пока она еще не готова к такого рода интимности. Ей не хочется быть мученицей перед прошлым, перед любовью, которой нельзя доверять.

Фрэнк берет сумку.

– Ладно. И спасибо за помощь. – Он идет к двери. – Я с тобой свяжусь. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.