Текст книги "Любовь и смерть в Италии эпохи Возрождения"

Геометрия саспенса

По мере того как ярость Джованни-Баттисты начала утихать, он стал готовить замок и деревню к принятию убийства. Для него было решающим, чтобы о преступлении стало известно с его слов, а не с чьих-либо чужих. Первый шаг уже был позади, дверь была заперта, комната опечатана такой, как ее оставили. Следующий шаг предполагал ограничение сплетен. Соответственно, он приказал служанкам молчать и не покидать замка, чтобы жители деревни ничего не узнали5353
  Fol. 13v, Силея 2; 11v, Диаманте.


[Закрыть]. Затем он удалился в свою комнату5454
  Fol. 11v, Диаманте.


[Закрыть].

На следующее утро, во вторник 27 июля, Джованни-Баттиста предпринимает еще более дерзкую попытку сокрыть свою тайну от мира. Он отправляет слугу Джакобо к Лорето, селянину средних лет и massaro (деревенскому старосте) Кретоне. Дело было ранним утром; Лорето еще не вставал. По приказу хозяина Джакобо спросил, кто сторожил деревенские ворота. Лорето этого не знал. «Не выходите за околицу деревни, поскольку синьор Джованни-Баттиста не желает этого», – сказал слуга5555
  Fol. 1r–v, Лорето.


[Закрыть]. Затем он приказал не отпирать ворот. Находясь взаперти с утра до вечера в летний день, крестьяне обменивались тревожными слухами. Тем временем господин послал всадника, приглашая срочно приехать брата Виттории Лудовико. Сложно сказать, как много сообщил ему посланник, но этого было достаточно, чтобы тот поспешил приехать уже на следующее утро. В действиях Джованни-Баттисты можно проследить некую логику традиционной культуры. По его приказу вокруг трупов его жены и брата был возведен тройной барьер. Запирается дверь – и вот уже роковая комната скрывает их от замка, огораживая от осквернения, любопытных глаз и траурных церемоний. Стены самого замка образуют второе кольцо, замкнувшееся, чтобы хранить тайну от чужаков и защититься от сношений с деревенскими, а значит, и их расспросов. Третьим кольцом были крепостные стены поселения, отрезавшие селян от их полей и внешнего мира. Таким образом, и замковая прислуга, и жители Кретоне были изолированы изнутри и снаружи. Они образовывали два напряженных концентрических круга вокруг тел убитых, замерев в ожидании ясности и действий. Три поставленных Джованни-Баттистой барьера привели всех затронутых лиц в почти мистическое состояние тревоги, предчувствия беды и ожидания. Работа замерла. Время почти остановилось. Кретоне сверху донизу, от господина до прислуги и держателей наделов, застыл в глубочайшей неопределенности. Две смерти, этот чудовищный факт требовал большой эмоциональной и ритуальной обработки. Их надо было переварить и на уровне индивидуального сознания, и на уровне сообщества. Но кто-то должен был прорваться сквозь кольцевые заграждения, чтобы привести этот механизм в действие. Словно весь Кретоне затаил дыхание в ожидании приезда Лудовико – для кого-то даже неосознанном. Подобно сказочному принцу, лишь он мог пересечь зачарованные преграды и освободить заточенную в замке любовь. Но на этот раз в чарах не было волшебства, принцесса умерла, и, как мы увидим, нежные чувства, о которых пойдет здесь речь, после пробуждения от заколдованного сна должны были быть утонченными, осторожными и пронизанными более темными страстями.

Однако замок не погрузился в полное безмолвие. В его стенах обитатели усердно переваривали и оценивали события ночи. Один селянин, волей случая оказавшийся внутри замка, слышал рассказ о происшедшем. Крестьянин Чекко провел ночь понедельника в сводчатой комнате на нижнем этаже, оправляясь от приступа болотной лихорадки. Проснувшись, он обнаружил в замке большой переполох: «…кто-то сновал вверх по лестнице, кто-то вниз». Спросив Доменико, из‐за чего эта суета, он узнал об убийствах. Чекко также говорил с Джакобо, который пересказал ему слова Джованни-Баттисты: «Скажи, что теперь они лежат вместе. Сколько добра сделал я брату, и вот как он меня предал!»5656
  Fol. 1r–v, Лорето.


[Закрыть] Слова эти зловещи и вместе с тем, благодаря очевидному двойному параллелизму, идеально соответствуют присущему дискурсу чести чувству соблюденной меры. Обратим внимание на скрытую в этой фразе ироническую инверсию и намеренное сближение смыслов: «…тела лежали в объятиях сладострастия, а теперь по всей справедливости они лежат в объятиях смерти; я однажды сделал Трояно добро, что было сначала предано его изменой, а потом оплачено той заслуженной смертью, которой я его подверг». Нравоучительная максима, предложенная господином, была подхвачена сплетниками и обеспечила обитателям замка готовую трактовку происшедшего. Джованни-Баттиста откровенничал не только с Джакобо. Утром во вторник он полностью раскрыл Силее устройство западни для влюбленных5757
  Fol. 15r, Силея 2.


[Закрыть]. Столь непринужденное обсуждение крайне деликатного дела свидетельствует об устоявшихся среди господ эпохи Возрождения доверительных отношениях с их слугами5858
  Romano D. Housecraft and Statecraft: Domestic Service in Renaissance Venice, 1400–1600. Baltimore, 1996. P. 193 ff. См. также главу 3 настоящего издания.


[Закрыть].

Хотя в стенах замка кое-какие откровения и допускались, его обитатели, насколько мы можем судить, до последнего хранили тайну от окружавших замок селян. «Никто не рассказывал об этой комнате», – скажет суду Диаманте5959
  Fol. 11v, Диаманте.


[Закрыть]. У нас нет причин сомневаться в ее словах; massaro Лорето, хотя и бывал в замке, так и не проник за завесу молчания6060
  Fol. 1r, Лорето: «Так я и провел весь этот день [вторник], то в своем доме, то в доме сеньора». И при этом на следующее утро он так ничего и не знал о происшествии в замке. См. также: fol. 2v: «Я ничегошеньки не знал…» Лорето утверждал в показаниях, что впервые услышал об убийстве во имя чести лишь после прибытия Лудовико в замок.


[Закрыть]. А ранним утром в среду Силея появилась на пороге дома селянки по имени Катерина с малюткой Эленой на руках и явно мечтая облегчить душу – но сдержалась. Она лишь изрекла, подобно оракулу: «Ох уж эта синьора Виттория и этот синьор Трояно, если, не дай Бог, они поступают против совести!» Катерина, зная о запертой двери и взбудораженном состоянии замковой прислуги, догадалась, что кто-то умер6161
  Fol. 5r, Катерина.


[Закрыть]. Но ничего не было достоверно известно, пока чуть позже у ворот Кретоне не появился Лудовико Савелли, верхом и в сопровождении прислуги6262
  О двух часах, прошедших с момента разговора Силеи и Катерины до вызова женщин в замок для омовения тел: fol. 5v. Так, Лудовико, вероятно, прибыл вскоре после пророческих слов Силеи. Также обратим внимание, что, по словам Чекко, он услышал об убийствах только после похорон: fol. 9r.


[Закрыть].

Церемонии прощания

С приездом Лудовико все три двери распахнулись. Замок и деревня освободились от терзавшего их мучительного ожидания. Когда он прибыл, massaro Лорето был в замке:

Я прогуливался с Джакобо перед палаццо. Я спросил его: «Что это означает, что господин не позволяет нам уйти?» И тогда Джакобо ответил мне: «Вы узнаете еще до наступления ночи». И в эту минуту прибывает синьор Лудовико Савелли из Альбано, шурин синьора Джованни-Баттисты и с ним еще два всадника. А когда он уже был близко ко мне, синьор Лудовико приложил руку к голове и спросил: «Как поживает синьор Джованни-Баттиста?» Я ответил ему: «Он в добром здравии». Тогда он спросил меня о синьоре Виттории, своей сестре и супруге синьора Джованни-Баттисты, а я сказал, что мне ничего неизвестно, поскольку я не видел ее с вечера прошлого понедельника.

Синьор Лудовико соскочил с коня и стал подниматься в палаццо, а я пешком последовал за ним вместе с двумя его спутниками. Войдя в парадный зал, он сразу спросил о синьоре Джованни-Баттисте и услышал, что тот еще в постели. Итак, гость немного подождал в зале, и хозяин вышел из спальни. Синьор Лудовико пошел ему навстречу, и оба они вошли в комнату [la camera; возможно, речь идет о спальне хозяина замка или же о комнате по пути из парадного зала в спальню господина; совершенно точно, речь здесь не идет о комнате, в которой свершилось преступление], и я услышал, как синьор Лудовико воскликнул: «Так кто же убил ее?!» Синьор же Джованни-Баттиста ответил: «Это я убил ее, мой синьор, я убил их обоих». И тогда синьор Лудовико сказал: «Ты поступил правильно, твой поступок сберег честь рода Савелли. Если бы ты не совершил его, это сделал бы я»6363
  Fol. 1v–2r, Лорето.


[Закрыть].

Заключительное предложение, сплетая вместе веские утверждения, являет собой тот самый итог, на который была рассчитана и сама ловушка Джованни-Баттисты, и его последующие действия. Прочтите его снова; вдумайтесь в каждое слово!

Переговоры Лудовико с Джованни-Баттистой были нелегким испытанием для обоих. Что касается Лудовико, как бы велики ни были любовь и привязанность, которые он питал к сестре, они должны были уступить интересам чести рода и согласия внутри его, хотя эта уступка и дорого ему стоила. А Джованни-Баттиста, в свою очередь, для сохранения добрых отношений с сородичами вынужден был искать оправдания своим действиям у покровителя жены. И он добился своего, вырвав из уст Лудовико свирепое одобрение, которое лишь одно могло восстановить согласие внутри рода, независимо от того, было ли оно искренним или вынужденной уступкой общепринятым нормам. Джованни-Баттиста прекрасно срежиссировал эту сцену: эффект неожиданности, неопровержимые свидетельства виновности Виттории, оставленные вместе тела любовников на ложе измены. Он также сохранил все следы кровопролития, пятна и засохшие лужи крови, словно отметая любое подозрение в подлоге. Лишь услышав от Лудовико слова одобрения, Джованни-Баттиста повел его на жуткое место преступления. Некоторые из их окружения последовали за господами, в их числе был и Лорето. Сельский староста впоследствии рассказывал суду, что, увидев все своими глазами, он едва не потерял сознание от ужаса6464
  Fol. 1v, Лорето.


[Закрыть].

Рассказ Лорето о церемонии в спальне оставляет за кадром дальнейшие подробности. От Силеи мы знаем, что часть слуг также были свидетелями беседы в чертоге смерти. Там были два спутника самого Лудовико, а также Силея, еще одна горничная и Стефано. Учитывая характер дальнейшей «беседы», они, вероятно, пришли по приказу господина, поскольку, как и следовало ожидать, Лудовико допрашивал их без всякой жалости. Позднее Силея рассказывала:

И синьор Лудовико повернулся ко мне с вопросом: «Почему ты не позаботилась о синьоре Виттории?» А я ответила, что синьора велела мне позаботиться о малышке, потому что о себе она и сама знала, как позаботиться. Затем синьор Лудовико обратился к синьору Джованни-Баттисте и спросил его, кто убил госпожу. Синьор Джованни-Баттиста ответил: «Это я убил ее, своими руками». Тогда синьор Лудовико сказал: «Если бы ты тогда не убил ее, я бы убил вас всех троих». И тогда Стефано, присутствовавший при этом разговоре, сказал синьору Лудовико: «Синьор, никто пальцем не тронул госпожи, кроме синьора Джованни-Баттисты, но, что касается Трояно, это я убил его, ибо люблю вашу милость и поступил так, как повелел мне синьор Джованни-Баттиста»6565
  Fol. 14r–v, Силея 2.


[Закрыть].

Среди этих высокопарных изречений, пожалуй, лишь муж сказал чистую правду. Лудовико и его слуги сказали то, чего требовали обстоятельства. Пристрастный вымысел Силеи перенес вину с обитателей замка на Витторию – будто бы никто здесь и не пренебрегал своими обязанностями. Невероятное признание Стефано о «любви» к Лудовико словно рассчитано на то, чтобы превратить последнего в сообщника, возможного защитника лиц, совершивших преступление якобы в знак преданности ему. Здесь та любовь (amore), о которой говорит Стефано, по сути, лишь фигура речи, это обозначение не нежной страсти, а социальных обязанностей, которые воплощаются в риторике чувств. В эпоху Возрождения такое словоупотребление было обыденным. Что касается леденящих кровь слов Лудовико, они одновременно оправдывали совершившееся двойное убийство и покрывали его. Весомость его напускной угрозы сообщала убийству ореол благопристойности и подчеркивала его правомерность. В этом эпизоде, как это было свойственно ренессансной светской культуре, риск или его видимость сообщали словам и действиям особую весомость6666
  Cohen Th.V. Three Forms of Jeopardy: Honor, Pain, and Truth-Telling in a Sixteenth-Century Italian Courtroom // Sixteenth Century Journal. 1998. Vol. 29. № 4. P. 975–998.


[Закрыть]. Однако высказывание Лудовико было палкой о двух концах. Ведь оно также должно было подчеркнуть, насколько сильно альбанские Савелли еще радели о чистоте и безопасности Виттории. Лудовико подразумевал, что он защитил бы сестру от любого урона ее чести. Таким образом, он постфактум выступил гарантом благопристойности ее смерти, вновь возвращая Витторию в лоно своей семьи. Делая это, он помог Джованни-Баттисте представить в благородном свете и обелить не только совершенное им убийство, но и саму кончину его супруги.

Приезд Лудовико восстановил нарушенный ход жизни в замке Савелли, выдернув его из состояния неопределенности. Вернув зятя в своего рода круг семейной любви, некоего чувства общности рода Савелли, сдобренного семейным долгом, теперь он мог забрать сестру. Лудовико, а не Джованни-Баттиста отдал приказ похоронить ее, что и подобало сделать, поскольку, предав своего мужа, Виттория в некотором смысле возвратилась в отчий дом. Распоряжение подготовить усопшую к погребению спровоцировало новый всплеск любви и чувства долга. Своими словами Лудовико дал добро на исполнение траурного обряда, что позволило обитателям Кретоне приступить к привычным ритуалам прощания.

Между тем и сам Лудовико еще не все сделал, что положено. Он должен был засвидетельствовать улики. Лудовико уже подержал в руках те полосы материи, с помощью которых Трояно спускался по замковой стене. Теперь ему предстояло подняться на башню, чтобы осмотреть маленькое окошко с так и оставшейся на месте тайной перекладиной. Свершив это, двое Савелли покинули замок и деревню и, беседуя, пошли прогуляться в поля6767
  Fol. 2r, Лорето.


[Закрыть].

Как только новость вышла за пределы замка и стали готовиться похороны, селяне начали постепенно переваривать и осознавать происшествие. Свидетельские показания в суде отражают лишь жалкие крохи сведений о том, что люди на самом деле чувствовали и говорили по этому поводу. Похоже, что мужская и женская часть Кретоне разошлись во мнениях. Мужчины в ужасе содрогнулись, испытали шок и осудили. Женщины опечалились и отшатнулись в отвращении6868
  Постфактум в суде можно проследить женскую моральную риторику. При этом менее понятно, в каких моральных категориях женщины описывали события в разговорах, когда все стало известно. См. показания Диаманте, fol. 12r: «Паж сказал мне, что… он мог бы подстроить так, чтобы он [Джованни-Баттиста] застиг госпожу и синьора Трояно на конной прогулке „a cavallieri“». Силея, как мы увидим, старалась обелить себя, повторяя моральные оправдания действий своего господина.


[Закрыть]. Силее как старшей горничной замка выпало, согласно обычаю, собирать женщин на похороны. Она позвала нескольких селянок помочь омыть покойных. Некая Катерина пришла и даже привела с собой Антонию, жену Стефано, убийцы Трояно6969
  Fol. 5v, Катерина, Маддалена; 6r: Антония.


[Закрыть]. Антония прихватила с собой Маддалену, которая ни о чем слыхом не слыхивала и, лишь оказавшись в замке, узнала новость от Силеи: «Давай живей, госпожа-то мертва!» Уже горничные рассказали ей подробности. Как Маддалена впоследствии пояснила на суде, ей сказали, как «господин обнаружил, что они спали вместе»7070
  Fol. 6v, Маддалена: «…perche haveva trovati tutti doi a dormire insieme». Здесь используется двусмысленная формулировка, которая может означать «потому что он наткнулся на них, и они спали вместе» (то есть застиг с поличным) или «потому что он узнал, что они спят вместе». Диаманте использует глагол dormeva con в смысле регулярного действия, описывая любовную связь, которая длилась с Рождества: fol. 12r.


[Закрыть]. Для этих женщин задача оказалась почти невыносимой. В маленькой комнатке в июльскую жару запах от трупов и пятен крови был столь силен, что омывальщицы едва могли терпеть его. «Поскольку мы были не в состоянии обрядить синьору из‐за чудовищного запаха в комнате, то завернули ее в простыню и зашили ее», – скажет потом Маддалена7171
  Fol. 6v, Маддалена, которая добавляет, что женщины действовали по приказу Лудовико.


[Закрыть]. Обратите внимание, что в этих самых словах она говорит о хозяйке замка, как о человеке, а не мертвом теле; Маддалену печалит, что синьора Виттория будет похоронена в такой спешке и почти не одетой. У этих женщин физическое отвращение смешивалось с потрясением и скорбью. Впоследствии Маддалена признается суду, что так и не рассмотрела раны Трояно, «так как была в великом горе [dolore]»7272
  Fol. 6v, Маддалена: «…pel dolore che havevo». Dolore может также означать «страдание», в данном случае – от нестерпимого зловония, но такой перевод менее вероятен.


[Закрыть].

Мужчин мы видим меньше. Лорето, захваченный зрелищем врасплох, говорит, что пережил потрясение и ужас:

Ведь я, ничего не ведая о происшедшем, вдруг увидел мертвую синьору Витторию в постели вместе с синьором Трояно и заметил, что вся комната залита кровью. Тогда я едва не упал замертво от ужаса, видя госпожу мертвой и не зная, кто убил ее7373
  Fol. 2r, Лорето.


[Закрыть].

Так и работник Бернардино сказал суду: «Я был поражен».

Мужчины в большей мере, чем женщины, стремились свести историю к неприкрытым фактам, иногда дополняя их своими заключениями о чести. Тот же Бернардино пояснил: «Синьор Джованни-Баттиста застал их обнаженными в одной постели»7474
  Fol. 8r–v, Бернардино: «поражен» (maravigliato).


[Закрыть]. Другой селянин, по прозванию Кокорцотто, что значит «Тыковка», рассказывал:

Тогда жена пришла ко мне, чтобы принести хлеб, а я в то время пахал паровое поле; она-то и сказала мне, что в деревне говорят, будто синьора Виттория и синьор Трояно убиты и будто убил их обоих синьор Джованни-Баттиста, муж синьоры Виттории, поскольку они сношались7575
  Fol. 7r, Кокорцотто. См.: Astarita T. Village Justice: Community, Family, and Popular Culture in Early Modern Italy. Baltimore, 1999. P. 170–202, о хтонической морали деревни.


[Закрыть].

Обратите внимание, что из‐за трагичности полученного известия в памяти крестьянина отложились место, время и обстоятельства, при которых он узнал о произошедшем. Кокорцотто, как и Бернардино, обращает внимание на внешние детали происшествия; мужчина был обнажен, а женщина в своей постели. По крайней мере, в суде Кокорцотто свел мораль происшествия к голым фактам. Он не обосновывает произошедшее страстью или принципами. Его выбор глаголов вряд ли возможно передать в переводе на современный английский; в нашем языке нет обозначения этого действия столь нейтрального, как его chiavare. И тогда, и в современном итальянском это самый употребительный откровенный термин для обозначения любовных утех. В нем нет насмешки и зубоскальства. Бернардино, хотя и более деликатен в подборе глаголов, также сосредоточен на фактах: «Перекидываясь по обыкновению словами с другими деревенскими, я при людях услышал, что [господин] нашел их спящими вместе, то есть что синьор Джованни-Баттиста обнаружил их обнаженными в одной постели»7676
  Fol. 8r–v, Бернардино.


[Закрыть].

В отличие от двух своих односельчан, Лорето в свидетельских показаниях дает этим смертям этическую, психологическую и социальную оценку: «Я расспрашивал Джакобо и прочих из прислуги. Они сказали, что синьор Джованни-Баттиста убил ее ради своей чести»7777
  Fol. 2r, Лорето.


[Закрыть]. Позже он скажет, что ответил тогда слуге: «Это мерзко [una cosa brutta], когда один брат, пусть и незаконнорожденный, покушается на честь другого брата»7878
  Fol. 2v, Лорето.


[Закрыть]. Джакобо, конечно, имел все основания искать оправданий своему участию в кровопролитии. Отметим, что, согласно моральным критериям старосты, внебрачное рождение Трояно смягчало его вину. Однако, возможно, тот же факт незаконного рождения сделал Трояно беззащитным перед местью мужа. Апологию словоохотливого Джакобо, построенную на теме предательства, пересказывает нам и Чекко, жертва лихорадки. По словам прихворнувшего селянина, Джакобо в оправдание убийства приводил слова, якобы сказанные господином: «Не могу поверить, что мой кровный брат пятнает меня таким позором [mi facci tal vergogna]». И позже в момент разоблачения: «О, вероломный брат, после всего, что я сделал для тебя, так [ты отплатил] мне!»7979
  Fol. 10r–v, Чекко.


[Закрыть] Во всех этих мужских речах, как они звучали в свидетельских показаниях, не присутствовало ни единого христианского понятия: мы не услышим ни о «грехе», ни о «кровосмешении». Все оценки принадлежат дискурсу чести. Этого и следует ожидать, когда речь идет об убийстве такого рода: его гораздо проще соотнести с понятием чести, чем с христианским милосердием.

Пока женщины делали возможное и невозможное, чтобы подготовить покойников к погребению, Лудовико и Джованни-Баттиста совместно принимали утреннюю трапезу. Затем они вместе ускакали из замка, Лудовико со своими спутниками, а Джованни-Баттиста «со всеми домочадцами». По словам свидетелей, Стефано был среди них8080
  Fol. 8v, Бернардино. Некоторые уехавшие вернулись, Стефано остался с беглым господином.


[Закрыть]. Имена Джакобо и Доменико в этом контексте не упоминаются. Но они отсутствуют и в числе свидетелей в сохранившихся судебных отчетах. Учитывая бегство господина, их соучастие и угрозу расплаты за преступление, вряд ли они оставались в деревне. Как только Лудовико уехал, селяне порознь похоронили тела. Витторию в черте поселения, в церкви Сан-Никола. Труп Трояно, по понятным причинам, в нескольких сотнях ярдов за стенами Кретоне, в церкви Сан-Вито8181
  Fol. 2v, Лорето. Церковь, ядро первоначального поселения, не сохранилась. О ее исчезновении и о церкви за стенами поселения, см.: Coste J. Castello o casale? Documenti su Cretone in Sabina Coste. P. 362.


[Закрыть].

Двумя днями позже, 29 июля, Алессандро Паллантьери, губернатор и главный судья Рима – и сам отъявленный мерзавец, – послал разъездного судью с письмом-патентом. У его посланца, commissario, были «право вызова в суд, проведения следствия, право судебной пытки, конфискации имущества, право заточения под стражу и так далее»8282
  О письме-патенте см.: fol. 1r. О Паллантьери см.: Aubert A. Paul IV: Politica, Inquisizione e storiografia. Firenze, 1999, см. особенно: P. 127–161; и главу 4 настоящего издания.


[Закрыть]. Согласно письму-патенту, для более эффективного судебного преследования данного случая женоубийства и братоубийства, судье надлежит конфисковать имущество Савелли. Насколько мы можем судить, лишь спустя неделю представитель следствия, выдающийся законник, Франческо Кольтелло, начнет допрашивать очевидцев. С 5 по 9 августа он слушал показания свидетелей, сначала в Кретоне, а потом и в двух окрестных деревнях. Насколько нам известно, он, вопреки тексту патента, никого не задерживал и не пытал. Должно быть, жителям Кретоне его приезд дал повод заново разобраться со своими мыслями и чувствами по отношению к происшествию в замке; однако этот процесс нелегко проследить по источникам.

Из всех свидетельств самым интересным было последнее, оно принадлежало старшей горничной Силеи. Она перебралась жить в другую деревню, Сабеллико, то ли чтобы смягчить боль от пережитой трагедии, то ли чтобы уклониться от участия в расследовании, то ли чтобы выхаживать больных болотной лихорадкой. Когда вечером 8 августа Силею допрашивали в суде, у нее как раз начиналась лихорадка, из‐за чего ее показания звучат туманно. Она не могла точно назвать второго убийцу. «„С синьором был Джакобо“. А потом она сказала: „Там был Стефано“»8383
  Fol. 12v, Силея 1.


[Закрыть]. Поскольку жар становился сильнее и она все больше бредила, судья остановил допрос, но потоки ее слов все журчали, как ручей, не умолкая:

«Наш бедный господин имел все основания убить ее, и он убил ее, и я видела…»

На что его милость уточнил, что она должна ответить на вопрос: «Был ли это Джакобо или Стефано?»

Она ответила: «Больше ничего не могу сказать. Он имел право ударить ее. Вот мерзкое отродье! Вот если б вы застали их вдвоем, разве он был не в своем праве?»

На что его милость повторил, что она должна ответить на вопрос: «Был ли это Джакобо или Стефано?» На те же вопросы, которые он не задавал, ей отвечать не следует.

Она ответила: «Может, Стефано, а может, Джакобо. Как вам сказала Диаманте, та другая служанка, так и было, а я только и видела, что госпожа моя мертва»8484
  Fol. 13r, Силея 1.


[Закрыть].

Даже в бреду человек может хитрить. Возможно, стремление Силеи осудить Витторию и оправдать действия ее мужа были попыткой обелить себя. Если предположить, что Джованни-Баттиста подозревал ее в потворстве госпоже, пассивном, а то и того хуже, тогда она могла использовать судью как рупор, надеясь, что в один прекрасный день ее прежний господин услышит это вкрадчивое изъявление благонадежности. На следующий день суд вновь собрался. На этот раз, хотя Силея все еще не вполне оправилась, ее речь звучала вполне логично:

Синьор, вчера утром у меня была сильная холодная лихорадка, а вчера вечером, когда ваша милость допрашивал меня, у меня была горячая лихорадка, и я плохо соображала. А сегодня утром мне немного лучше, и, чтобы рассказать вам о том, что касается синьора Джованни-Баттисты, я скажу все, что я видела и слышала в ночь убийства госпожи8585
  Fol. 13r–v, Силея 2.


[Закрыть].

Далее Силея дает ценнейшие показания. Без ее истории это повествование было бы куда беднее подробностями.

После свидетельства Силеи следы событий теряются. К тому времени, когда она дает показания, накал страстей заметно угас. Снятие покрова странного молчания, раскрытие тайны, осмотрительное признание Лудовико свершившегося и погребение мертвых освободило Кретоне из его подвешенного, неопределенного состояния. Прибытие судейских, вероятно, дало начало последующим событиям: Савелли будут тихо интриговать, чтобы вернуть себе Кретоне. Со своим высокомерием знать почти всегда выигрывала, и Савелли тоже рано или поздно добьются своего: Кретоне вновь будет им принадлежать, пока, десятилетия спустя, его не купят выскочки Боргезе. Судя по судебным документам, нет никаких оснований предполагать, что это дело получило дальнейшее развитие; все упоминания о нем исчезают. Не осталось следов ни приговора, ни помилования8686
  Я проверил серии за 1563–1564 годы: ASR, Governatore, Tribunale Criminale, Sentenze. Сохранилось лишь три приговора: Constituti 105 и 106 (1563 и 1564 годы), а также: Investigazioni 80 (1563 год). Прочие ординарные серии для этого периода отсутствуют. Например, в «Manuali d’Atti» имеется лакуна вплоть до папки 45, документы начинаются с 14 сентября 1563 года, поэтому детали судопроизводства выяснить сложнее. Также для лета 1563 года отсутствует регистр приговоров. Для судебных материалов 1563 год оказался крайне неудачным.


[Закрыть]. Джованни-Баттиста, если верить генеалогиям XIX века, жил и дальше, вновь обзавелся женой, предположительно ему безупречно верной, у них родились дети. Вполне возможно, что он женился на девушке ниже его по положению, поскольку генеалоги не упоминают ни ее имени, ни имен их общих детей8787
  Litta P. Famiglie celebri d’Italia.


[Закрыть]. Однако к 1569 году Джованни-Баттисты уже не было в живых. Потомство от обеих жен, как и Кретоне, были переданы под опеку некого Камилло Савелли, а вскоре Камилло получил и сам титул8888
  Biblioteca Apostolica Vaticana, Ottobon. Lat. 2549, pt. III, D. Iacovacci, Repertorii di Famiglie, Savelli.


[Закрыть]. Маленькая Элена дожила до 1573 года. Когда она умерла, ей было всего около двенадцати лет.