Текст книги "Беспомощная рука, или возмездие Дикого леса"

Глава IV. НЕВОЛЬНЫЙ САМОУБИЙЦА

Да, державшийся одной рукой за ветку молодой охотник остался один, и скоро, когда усталость заставит его пальцы разжаться, петля затянется на шее несчастного!

Великий Боже! Неужели нет никакого выхода? Никакой надежды на спасение?

Вокруг не было ни души. Он сознавал всю свою беспомощность: левая рука крепко привязана к бедру, и веревку невозможно ни развязать, ни разорвать. Попытавшись освободить руку, он только разодрал в кровь кожу на ней. Правой рукой он тоже ничего не смог сделать. Нельзя было ни на мгновение отпустить ветку. Он не осмеливался даже изменить положение руки, чтобы удобнее ухватиться: разжать пальцы значило угодить в петлю и задохнуться.

А нельзя ли дотянуться ногами до ветки и зацепиться за нее? Идея выглядела заманчивой, и Пьер немедленно попытался осуществить ее на практике. Он попробовал раз, другой, третий – пока не убедился, что это невозможно. Если бы у него были свободны обе руки, это было бы несложно; даже одной рукой он мог справиться, если бы предпринял такую попытку несколько раньше. Но теперь продолжительная нагрузка измотала его, и дополнительные усилия только приблизили бы печальный конец. Он отказался от дальнейших попыток и продолжал висеть, держась за ветку.

Может быть, стоило прислушаться, нет ли кого поблизости? Он напряг слух. В разнообразных звуках вокруг не было недостатка: отдаленный лай собак, то усиливающийся, то затихающий, поскольку шла жестокая борьба с медведем; рев самого медведя и треск тростника, через который продирался зверь; и, конечно, крики и дикие вопли преследующих его охотников.

– Да люди ли это? – спросил себя брошенный в лесу юноша. – Неужели они могли обречь меня на такую жестокую смерть?

Да, так и есть, они могли! Это становилось все более очевидным по мере того как ослабевал шум преследования – погоня удалялась от места, где остался в таком опасном положении метис-охотник.

– Могли, могли! – вновь и вновь твердил он. Жажда мести поднялась в нём, и он застонал сквозь стиснутые зубы:

– О, Боже! Пошли мне спасение – а если мне суждено умереть, то отомсти за меня этим злодеям, оскорбляющим своим существованием образ Твой и подобие. О, Боже милосердный! Пошли мне избавителя!

Избавителя! Не было никакой надежды на то, что кто-то из недавних мучителей вернется спасти его. Он хорошо знал этих негодяев – всех, кроме Спенсера, сына священника. Но, судя по его поведению во время последних событий, он такой же, как и остальные: все шестеро принадлежали к числу самых отъявленных и беспутных мерзавцев в штате.

Ну вот и всё, никакой надежды на их помощь не осталось: охота на медведя удалилась настолько, что не стало слышно даже криков.

До этого момента он выносил свои муки безмолвно. В самом деле, было бессмысленно вести себя иначе. Кто мог его услышать, кроме тех, кто все равно не стал бы его спасать? К тому же, его крики просто потонули бы в лае собак, топоте лошадей и пронзительных воплях этих шестерых демонов в человеческом обличье.

Теперь, когда вокруг воцарилась такая глубокая, торжественная тишина, новая надежда вдруг воскресла в нем. Кто-то мог бы оказаться рядом – случайный путник или охотник, идущий по следу. Он знал, что рядом пролегает тропа. Лучше бы он никогда не вступал на эту тропу! Но если бы здесь прошел кто-нибудь, человек с добрым сердцем… О, если б это была Лина!

– Э-ге-гей! – принялся он кричать, снова и снова. – На помощь! На помощь! Ради Бога, помогите!

Каждое его слово слышалось ясно и отчетливо. Но увы, ответом было только эхо. Гигантские стволы деревьев словно насмехались над ним. Будто какой-то бес глубоко в лесу передразнивал его.

Он кричал, кричал до хрипоты – пока отчаяние не вынудило его сдаться. И снова висел он молча.

Удивительно, что он сумел продержаться так долго. Немного нашлось бы юношей и еще меньше мужчин постарше, способных выдержать такую чудовищную нагрузку; это не под силу даже профессиональному гимнасту. Но сын индианки был вынослив, как все его соплеменники, и хорошо тренирован. Ему не раз случалось забираться на самые высокие деревья, карабкаться по веткам и висеть на них – он был воспитан как настоящее дитя леса. Его пальцы, цепкие, как хвост американской обезьяны, были знакомы с нагрузками, с которыми никогда не сталкивались сыновья цивилизации.

К счастью или нет, но способность эта лишь отодвигала печальный конец, продлевая страдания.

Он осознал это, когда услышал свой собственный отчаянный крик. Хотя он все еще судорожно цеплялся за ветку, положение было безнадёжным. Это стало вдруг настолько ясно, что он на секунду задумался – не разжать ли пальцы, чтобы прекратить наконец агонию.

Смерть – ужасный выбор. Лишь немногие способны посмотреть смерти в лицо. Мало кто торопится встретиться с нею, пока светит хоть искра надежды. Случается, что люди прыгают в море и гибнут в пучине волн, если судно объято пламенем или тонет. Но это означает предпочесть одному виду смерти другой, когда уже нет никакой надежды. Возможно также, что чрезвычайные обстоятельства приводят к помутнению рассудка, некоему роду безумия.

Но Пьер Робидо – так звали молодого человека – не был безумцем и не хотел ускорить свою гибель. Наоборот, страх смерти заставлял его держаться.

Напряжение мышц его руки достигло предела, сухожилия были натянуты как струны, и тем не менее пальцы железной хваткой сжимали ветку.

Его щеки побледнели, челюсть отвисла, губы растянулись в судорожном оскале, обнажив ряд белоснежных зубов, глаза готовы были выскочить из орбит.

И все же эти дикие глаза еще раз обежали поляну, вгляделись в просветы между стволами гигантских деревьев на опушке. Что же заметил этот последний взгляд измученного юноши? Действительно ли это был силуэт девушки, мелькнувший под сенью деревьев? Или это только призрак, вызванный воображением, разыгравшимся перед прыжком в вечность?

Теперь уже неважно. Слишком поздно. Даже если Лина и была там, она не успела бы спасти его. Наступила последняя степень агонии, он больше уже не мог держаться. Рука Пьера, сжимавшая ветку, разжалась, тело соскользнуло вниз, петля затянулась на шее, и спустя мгновение он уже висел на ветке с багровым лицом и вывалившимся изо рта посиневшим языком.

Глава V. ДВА СТАРЫХ ПРИЯТЕЛЯ

– Итак, ты отправляешься в Калифорнию?

– Да, это так. Именно туда мне и нужно.

– В самом деле? Почему ты так решил, Дик?

– Я знаю, что говорю. Взгляни-ка сюда, Рук.

Человек, обратившийся с этими словами к своему старому приятелю, вынул из кармана маленький мешочек из оленьей кожи и, развязав его, вытряхнул на ладонь несколько желтых кусочков металла.

– Воистину! Лопни мои глаза! Дай-ка взглянуть на эти камушки!

И мешочек перекочевал в руки друга.

– Черт побери, это же золото! Похоже на настоящее, дай-ка я попробую его на вкус!

Он положил в рот кусочек металла и покатал его языком.

– Это самое настоящее золото, – заключил он после такой своеобразной пробы. – Скажи-ка мне, Дик Тарлетон, что, эти «орехи» в Калифорнии, – так прямо на земле и валяются?

– Ты почти угадал. Их достают из реки, а затем промывают от ила и грязи. Первым нашёл золото человек по имени Саттер, когда расчищал мельничный жёлоб. Парень, у которого я ими разжился, привёз оттуда патронташ, полный таких камушков, да ещё золотого песка несколько фунтов. Он отправился в Новый Орлеан, чтобы выручить за этот металл доллары, – и ему это удалось. Пять тысяч, говорит, получил – всего за какие-то три месяца работы. Теперь он едет обратно.

– Разрази меня гром, стоит и мне туда податься! Охота здесь – слишком невыгодное предприятие. Медведи стали редко встречаться, да и олени покинули наши людные места. Кроме того, эти мальчишки-плантаторы, эти городские щеголи своей пальбой распугали всю дичь на много миль вокруг. Вот и сегодня, примерно час назад, недалеко отсюда я слышал выстрелы – не иначе как они снова гнали медведя. Черт бы их побрал, они вздумали стать охотниками на медведей, эта шайка юных негодяев! Эта орава юнцов будет нещадно уничтожать все живое, чтобы вкусно пожрать, а моя бедная девчушка подрастет, и что ей останется, кроме вот этой жалкой лачуги от ее опекуна? Однако довольно об этом; я хотел бы обратиться к тебе с одной просьбой.

– Что за просьба, Рук?

Его собеседник на мгновение задумался.

– Вот что я скажу тебе, Дик. Девушка, которую я опекаю, хороша собой, и за ней не прочь приударить один богатый юнец. Мне он не очень-то нравится, хотя он довольно богат, а я уже не молод. Он единственный сын плантатора, его папаша – хозяин одной из самых богатых плантаций в Арканзасе.

– Вот как! Если ты думаешь, что он собирается жениться на ней, то тебе, конечно, не стоит трогаться с места.

– Жениться на ней!? Да черт с ним, я найду ей жениха не хуже. Правда, она небогата, так же, как и я сам, – ты об этом знаешь, Дик Тарлетон, – но крошка об этом даже не догадывается. Моя маленькая девочка невинна, как олененок. Уж я позабочусь о том, чтобы никто не обидел ее. Послушай, ты ведь заберешь с собой своего сына?

– Конечно, я возьму его с собой.

– В любом случае, будет лучше для него уехать отсюда подальше. Эти парни – настоящие дикари, и я не думаю, что кто-нибудь из них подружится с твоим сыном. Он и они разнятся как день и ночь. Эти негодяи, я знаю, презирают его за индейское происхождение.

– Будь они прокляты! Он ведь и мою кровь получил по наследству!

– Так-то оно так, но только, узнай они, вряд ли б они его за это полюбили, скорей наоборот! Ты должен благодарить Бога за то, что твоего сына здесь знают под именем матери. Если только эти люди узнают, они объявят войну сыну Дика Тарлетона, который…

– Хватит! Не продолжай, Джерри Рук! Довольно того, что ты один знаешь об этом. Надеюсь, что ты никогда не говорил на эту тему с моим сыном. Я доверял тебе.

– И правильно делал! Несмотря на все мои грехи, я верен тебе, Дик. Твой сын ничего не знает о твоем прошлом, так же как и никто другой. Он столь же непорочен, как и моя Лина, хотя его невинность несколько другого рода. Пусть в его жилах течет лишь четверть индейской крови и три четверти белой, в нем есть все лучшее от племени краснокожих. Посмотри: за те шесть лет, что он живёт у меня, он сильно изменился. Он здорово возмужал, прекрасно выглядит, не говоря уж о том, что сила так и играет в нем. Он может подстрелить белку из ружья, хотя это его мало привлекает. Ему больше нравится собирать плоды и ягоды. Может, это даже лучше для него. Охота не приносит пользы. Я бы и сам занялся чем-нибудь другим, если бы это дело позволило мне содержать семью.

Человек, к которому были обращены эти слова, задумался и пропустил последнюю фразу мимо ушей. Гордость за сына овладела им, когда он слушал хвалебную речь, гордость за сына, рожденного в браке с Мэри Робидо, полуиндианкой, дочерью известного траппера. Может быть, он думал сейчас о его матери, уже давно умершей.

– Как скоро он вернется? – спросил отец юноши, пробуждаясь от мечтаний.

– Я жду его с минуты на минуту, – последовал ответ. – Он ушел с моей девочкой в магазин за снаряжением. Это в Хелине, примерно в трех милях по старой дороге. Он уже должен вернуться. Я как раз ожидал их, когда ты вошел.

В это время огромная собака-медвежатник вскочила со своего места у камина и, прыжком оказавшись у двери, возбужденно заворчала.

– В чём дело? – спросил Тарлетон.

– Я полагаю, это они. Но, может быть, это не они, а кто-то чужой. На всякий случай, Дик, спрячься в комнате дочки, пока я не выясню, кто пришел.

Гость уже собрался последовать этому совету, но, услышав снаружи легкие шаги и дружеское собачье повизгивание, а затем знакомый девичий голос, вернулся на место.

Еще мгновение, и, подобно яркому солнечному лучу, молодая девушка – Лина Рук – скользнула через порог.

Глава VI. КРИК О ПОМОЩИ

С отцом Пьера Лина Рук была уже знакома, и она сделала реверанс в его сторону, как только вошла. Прошло шесть лет с тех пор, как она видела его в последний раз; но она все еще помнила человека, который провёл несколько дней в доме ее отца и оставил здесь мальчика, ставшего ее близким другом.

– Где Пьер? – спросил ее отец. – Разве он не вернулся из Хелины с тобой?

Этот же вопрос одновременно задал и гость, поскольку оба приятеля заметили небольшую тень, мелькнувшую на лице девушки.

– Да, он вернулся, – ответила она, – но он дошел только до поляны у зарослей тростника по ручью.

– Он задержался там? Зачем?

– Мы встретили там компанию молодых охотников.

– Кого именно?

– Там были Альф Брэндон, Билл Бак, затем молодой мастер Рэндалл – сын судьи, Джеф Граббс – сын владельца магазина мистера Граббса, еще сын Слаугтера, и еще одного я не запомнила – я его раньше никогда не видела.

– Достойная компания молодых проходимцев – маменькиных сыночков, не исключая и того, кто тебе не знаком; судя по тому, в какой компании он находился, он недалеко от них ушел. И чем же они занимались?

– У них были охотничьи собаки и лошади. Они убили медведя.

– Убили медведя?! Теперь понятно, что означали шум погони и отчаянные вопли некоторое время назад. Черт бы их побрал! Они никогда не стреляют медведей – они затравливают их собаками! Понимаешь, что это значит, Дик? Кто-то в поте лица добывает свой хлеб нелегким промыслом, в то время как эти шесть негодяев со сворой собак с дикими криками носятся по лесу, чтобы поиграть в свою адскую «охоту». Как ты узнала, девочка, что они убили медведя?

– Я видела его тушу на земле и шкуру, развешанную на дереве.

– Значит, шкуру ты тоже видела?

– Видела. Они разожгли костер, поджарили и съели несколько кусков медвежатины. Мне кажется, они также хорошо выпили. Они выглядели пьяными, от них от всех здорово несло виски.

– Но что привело Пьера в их компанию?

– Они решили посоревноваться, кто дольше всех провисит на ветке дерева. Как только появился Пьер, Альф Брэндон остановил его и вызвал на состязание. Он предложил пари – его винтовка против винтовки Пьера, я слышала. Пьер согласился, и я ушла.

– Значит, ты пришла с Пьером на поляну и оставила его вместе с ними? Я знаю, что Альф Брэндон не питает добрых чувств к нашему мальчику, так же как и Билл Бак и вся эта шайка негодяев. Я полагаю, что и Пьеру эта компания не по душе.

Сказав это, старый охотник вышел за порог и принялся пристально следить за дорогой, по которой должен был прийти сын Дика Тарлетона.

Наблюдая, он также внимательно прислушивался к разнообразным звукам, доносящимся из леса.

– Я слышу, как собаки преследуют медведя, – сообщил Рук своим собеседникам, оставшимся в хижине. – Это определенно травля медведя. Разрази меня гром, если они не начали погоню еще засветло! Они гонятся за медведем со своими собаками, завывающими как тысяча чертей в аду! Хотел бы я знать, что всё это значит. Похоже, какой-то непутёвый мишка забрёл прямо к ним в лагерь. Не думаю, чтобы Пьер решил поохотиться вместе с ними, у него же нет лошади. Полагаю, мы скоро увидим его здесь, и может быть даже с винтовкой Альфа Брэндона. Вряд ли найдется кто-либо, кто продержится на ветке дольше него, ведь он умеет висеть на ветвях как опоссум. Если пари и в самом деле было, он выиграет ружьё.

Старый охотник, улыбаясь, вернулся в хижину. Он поговорил с дочерью насчет обеда для гостя; затем, полагая, что Пьер, с нетерпением ожидаемый всеми, уже вот-вот покажется из лесу, снова вышел наружу и прислушался. Не было однако никаких признаков приближения Пьера; тогда он стал более внимательно прислушиваться, и лицо его постепенно омрачалось.

Тарлетон обратил внимание на это, а также на то, что девушка тоже выглядела растерянной.

– Что случилось, Джерри? – спросил он, поспешно подойдя к двери.

– Разрази меня гром, если я знаю. Я слышал крик, как будто кто-то попал в беду. Да, вот опять, я снова его слышу! О Боже, это голос Пьера!

– Да, папа, это его голос! – сказала Лина, которая также выскользнула наружу и подобно отцу прислушивалась к доносящимся из леса звукам. – Это его голос! Я не спутаю его голос ни с чьим другим. Я очень боюсь, что они что-то с ним сделали. Я знаю, я уверена, эти ребята не любят его, кроме того, я знаю, что они были пьяны.

– Послушай, Дик, тебе не следует идти с нами, – сказал Джерри, увидев нетерпение своего друга. – Некоторые из этих молодых негодяев могут узнать тебя. Я пойду сам, а Лина будет меня сопровождать. Девочка моя, принеси-ка мне ружье. И ты собирайся с нами, старина Снизер. Твоя помощь будет нам весьма кстати. Говорю тебе, Дик, ты не должен идти с нами. Оставайся в доме и жди нас здесь. Возможно, кто-то из них пожалует сюда, и эти негодяи захотят поразвлечься. Но мы, в любом случае, быстро вернемся обратно. Пошли, Лина! Проводи своего старого отца.

Отдав эти распоряжения, охотник с длинноствольной винтовкой в руке быстрым шагом направился в ту сторону, откуда он слышал крики о помощи. Девушка и собака следовали за ним по пятам.

В течение некоторого времени гость стоял у входной двери, все еще раздумывая, стоит ли последовать за хозяином или остаться в хижине. Однако тень, пробежавшая по его лицу, показала, что чувство страха перевесило чувство тревоги за сына, и он, уступая настойчивой просьбе Джерри Рука, вернулся в дом.

Дик Тарлетон был старым приятелем Джерри Рука; он отличался от старого охотника как Гиперион от Сатира [6]6
  Гиперион – титан, сын Урана и Геи, отец Гелиоса, Эос и Селены. О нем мало известно, но это явно мощная, могучая фигура. Сатир – это демон помельче, спутник Диониса, позднее Дионису и Пану приписывали толпу спутников-сатиров. Часто изображается козлоногим или кентавроподобным, пьяным, распутным и похотливым. (Разъяснения даны Анатолием Белкиным).


[Закрыть] . Ему еще не было и сорока лет, в то время как Джерри уже пережил шестьдесят морозных зим. Однако разница в возрасте была самым незначительным из всех различий между ними. В то время как Джерри, изогнутый как ветка и покрытый морщинами, являл собой образец старого жителя приграничного района, немного смахивающего на лесного разбойника, Ричард Тарлетон был строен как копье и красив как Аполлон.

Джерри, одетый в свой костюм метиса, в кожаной кепке и куртке из оленьей дубленой кожи, походил на дикий лес, раскинувшийся вокруг, в то время как его гость, в белой льняной рубашке и широких штанах из бумажной ткани в рубчик, выглядел как житель одного из тех городов, о которых шла речь во время недавней беседы.

Какая причуда судьбы свела вместе двух столь разных людей? И какой эпизод из жизни незнакомца хранил его друг в тайне, никому не разглашая?

Возможно, именно эта темная сторона из жизни Дика Тарлетона и вызвала столь сильный страх, который не позволил отцу присоединиться к другу, поспешившему отправиться спасать его сына.

Глава VII. ТЕЛО СПУЩЕНО ВНИЗ

На поляне, словно на кладбище, царила мёртвая тишина; и вот – взору открывалась жуткая картина. В центре поляны догорал заброшенный костер; рядом лежала огромная туша животного, над которой уже кружились черные стервятники.

Хищники то и дело устремляли взгляды в сторону деревьев. Там на одной из веток болталась широкая черная шкура; однако еще кое-что привлекало особое внимание птиц: среди ветвей висело тело человека!

Еще совсем недавно оно совершало судорожные движения, вот почему птицы пока не решались приблизиться и начать свое кровавое пиршество.

Но теперь уже это тело висело неподвижно, и птицы могли безбоязненно сократить расстояние; ни звука, способного отпугнуть крылатых демонов, не слетало с побледневших губ. Очевидно, что человек этот был мертв. Девушка, бросившаяся к нему из зарослей, и старик, потрясенный увиденным, – оба отчаянно закричали, но все это не возымело никакого действия.

Приблизившись к месту трагедии, они принялись тормошить тело юноши, громко звать его по имени – но по-прежнему не было никакой реакции.

– Бедный Пьер! О, отец! Они повесили его – он мертв, мертв!

– Погоди, дочка! Может быть, еще нет! – отвечал старик и без промедления приступил к спасению сына своего старого друга. Прежде всего он схватил горизонтальные ветки и с силой пригнул их к земле, тем самым ослабив натяжение веревки.

– Живо, девочка! Стань здесь, под ним. Ну-ка, возьми у меня эти ветки и крепко держи их, изо всех сил нагибая вниз. Я должен достать нож и забраться наверх, чтобы перерезать эту проклятую веревку. Вот, возьми! Держи крепче!

Молодая девушка подошла и, как указал ей старый охотник, схватила горизонтальные ветки. Удерживать их в согнутом состоянии – непростое дело, даже для девушки, выросшей в диком лесу. Но она справилась: пригибая ветки изо всех сил, поддерживала она своего мёртвого (как с ужасом думала) друга. Сердце несчастной разрывалось: она видела, что тело уже ни на что не реагирует, даже на тряску.

– Держи крепче, – говорил ей отец, спеша на помощь несчастному. – Ты сильная девушка. Еще немного…

Сказав это, он вытащил и раскрыл нож.

Ловко взобравшись на дерево, как будто молодость снова вернулась к нему, старый охотник добрался до веревки. Вот уже веревка перерезана, и тело, с осторожностью поддерживаемое обоими спасателями, спущено на землю.

Петля была немедленно ослаблена и сдернута с шеи; старый охотник обеими руками обхватил горло юноши, вправляя трахею; затем, прижав ухо к груди, внимательно прислушался. С тревогой и надеждой в глазах, застыв на месте, Лина с нетерпением ждала, что скажет отец.

– О, папа! Ты думаешь, что он мертв? Скажи мне, что он все еще жив.

– Не так уж много надежд на это… Эге! Я чувствую, что тело слегка подрагивает! Лина, беги-ка домой, к хижине. Там есть немного кукурузного виски в укромном месте. Оно находится в каменной бутылке. Принеси мне его. Иди, дочка, быстрее, одна нога здесь, другая там!

Девушка вскочила на ноги и собралась было бежать.

– Погоди-ка! Постой! Дик ничего не должен знать об этом. Это несчастье сведет его с ума. Разрази меня гром, если я знаю, что он может с собой сделать. Когда все уладится, ему можно будет рассказать все. Он все равно узнает, рано или поздно. Он должен узнать, но, черт возьми, не будем терять время. Ты можешь идти. Нет, погоди! Нет, иди, иди, и принеси мне бутылку. Ничего не говори ему о том, что случилось! Но он все равно догадается, что что-то произошло. Он будет расспрашивать, чтобы узнать подробности. Он вернется вместе с тобой. Это будет то же самое, что обо всем ему рассказать. Хорошо, пусть придет. Наверное, так будет лучше. Хорошо, приведи его вместе с собой. Ему уже можно появиться здесь – даже если эти парни увидят его, ему ничего не угрожает после того, что здесь произошло. Скорее, дочка, только не забудь про бутылку! Теперь лети как молния! Живо!

Наверное, не совсем как молния, но настолько быстро, насколько могли нести ее ноги, молодая девушка побежала по дорожке, ведущей к хижине. Она совсем не думала о том, какую горькую весть предстояло ей передать тому, кто ждал ее в хижине отца. Ее собственное горе было достаточно сильно и заглушало все прочие мысли.

Тем временем старый охотник, не дожидаясь дочери, продолжал действовать, делая все возможное, чтобы вернуть Пьера к жизни. Он чувствовал, что тело еще теплое. Ему казалось, что пострадавший все еще дышит.

– Что же здесь произошло? – задавал он себе вопрос, осматривая тело и пытаясь найти объяснение. – Одна его рука связана, в то время как другая свободна! Это загадка. Что это может означать?

– Без сомнения, они собирались его повесить, бедного мальчика! И они сделали это, я уверен. Но за что? Что он такого сделал, почему они разозлились и повесили его?

– Выиграл у них винтовку, и они, чтобы вернуть ее, повесили мальчика? Эта винтовка была только поводом, чтобы заманить его в ловушку – дьявольскую, адскую ловушку.

– Возможно, они только намеревались подшутить над ним. Возможно, они задумали напугать его, но когда эти шалопаи выкинули эту глупую шутку, гончие собаки взяли след, и все они бросились в погоню за каким-то зверем, позабыв о бедном мальчике.

– Остается только поражаться всему тому, что случилось здесь!

– Если же это не так, то чем вызван этот ужасный поступок? Разрази меня гром, если я понимаю его причину.

– Итак, шутка это или нет, она завершилась трагедией. Бедный мальчик!

– Черт побери, я заставлю их, этих маменькиных сынков, дорого заплатить за это. Тебя, мистер Альф Брэндон, и тебя, мастер Рэндалл, и тебя, Билл Бак, всех, каждого из вас.

– Ага! У меня возникла идея – замечательная идея! Клянусь Богом, я могу хорошо заработать на этом. Хорошая мысль, Джерреми Рук! У тебя была нелегкая жизнь в последнее время, но ты будешь глупцом, если не теперь обеспечишь себе легкую и веселую жизнь в будущем – вот глупые молокососы, олухи царя небесного! Хo-хo, вы, юные сынки богатых родителей, вы, юные повесы! Я сделаю так, что вы сполна заплатите за эту глупую шутку, причем таким образом, что вы и представить себе не можете! Не будь я Джерреми Рук, если я не сделаю это!

– Но что же делать с телом? Нельзя оставлять его здесь. Кто-то может явиться сюда, и это может все испортить. Если они действительно пошутили, они непременно придут, чтобы посмотреть, чем дело кончилось. Погоди-ка, я слышу выстрелы. Наверное, они уже убили медведя. Значит, скоро они вернутся сюда, и если они появятся, они не должны увидеть тело. Я им скажу, что забрал тело и унес его далеко отсюда. Они не будут спрашивать меня о подробностях.

– Нет, Дик не будет возражать. Я не позволю ему возразить. Как здорово было бы это для него, но особенно для меня – в высшей степени здорово! Это поддержит меня на старости лет. Пускай Дик отправляется за своим золотом. У меня свой путь.

– Что ж, не стоит терять время. Я должен отнести его в хижину. Это мне вполне по силам. Я встречу их по дороге, и Дик с девочкой мне помогут.

Этот странный монолог не занял много времени. Все это было сказано вполголоса, пока говоривший прилагал усилия, чтобы вернуть пострадавшего к жизни; и при этом он чувствовал, что в Пьере Робидо действительно еще теплится жизнь, когда поднимал тело с земли и уносил с поляны.

Пошатываясь под тяжестью ноши – даже для молодого человека такая тяжесть была бы значительной – он снова вступил на дорожку, ведущую к своему жилищу. Старая собака-медвежатник, с большим куском мяса в зубах, вырванным из туши убитого медведя, семенила следом за человеком.

Стервятники, которых больше не тревожило присутствие людей, живых или мертвых, спустились на землю и без помех продолжили свое пиршество.