Текст книги "Охотник на тигров"

Глава XIX. ПОДНЕВОЛЬНЫЙ ПОСЛАНЕЦ

В тот же день, под вечер, бывший студент-богослов, а ныне капитан инсургентской армии, дон Корнелио Лантехас, в сопровождении своих проводников, индейца Косталя и негра Клара, подъезжал к реке Остуте. Не доезжая до переправы, они сделали остановку. Пока лошади щипали сочную траву, Лантехас растянулся на ней, чтобы дать отдохнуть отекшим от сиденья в седле членам, а негр занялся приготовлением ужина. Ужин состоял из вяленого мяса и нескольких горстей маисовых зерен, которые негр поджарил на огне разведенного им костра.

После ужина индеец и негр растянулись в тени деревьев и вскоре крепко заснули. Их примеру последовал и дон Корнелио, несмотря на досаждавшие ему мрачные мысли.

Когда солнце сменила луна, индеец проснулся по обыкновению первый и разбудил остальных. Взнуздав лошадей, тоже хорошо отдохнувших, путники направились не спеша к переправе.

Добравшись до переправы, они не нашли около нее ни одной палатки и ни одного человека: только кое-где догоравшие костры и груды разного брошенного хлама свидетельствовали, что тут недавно кипела жизнь множества людей.

– Значит, тот, которого мы видели в лесу, сказал правду, что Аройо мог покинуть здешнее место и отправиться в гасиенду Сан-Карлос. Придется и нам ехать туда, – заметил индеец.

– А если эта гасиенда занята испанцами? – предположил Лантехас.

– В таком случае я сначала схожу на разведку. А вы с Кларой обождите моего возвращения, – предложил индеец.

Дон Корнелио одобрил это предложение, и индеец отправился вперед, а его спутники, сойдя с лошадей, расположились около одного из догоравших костров.

Прошло более двух часов. До гасиенды было только полчаса езды, но Косталь не возвращался. Негр вызвался отправиться по его следам и разузнать, что с ним случилось. Лантехас отпустил негра, но с тем, чтобы тот через полчаса вернулся назад, если даже не встретит индейца и ничего не узнает о нем.

Прошел еще час, но ни индеец, ни негр не возвращались. Это показалось дону Корнелио очень подозрительным.

Обождав еще с полчаса, он решил сам отправиться вслед разведчикам.

Дорога шла в гору. Через некоторое время перед глазами молодого человека обрисовались очертания большой гасиенды, все окна которой были так ярко освещены, точно внутри пылало пламя. Вглядевшись, дон Корнелио заметил, что огни в доме то и дело меняют цвет, переходя из красного в фиолетовый, из фиолетового – в синий. Это показалось экс-студенту такой странностью, даже неестественностью, что он с суеверным ужасом перекрестился и не решился двинуться дальше. Он вспомнил слова оахакского епископа о превращении инсургентов в демонов и готов был поверить, что находившаяся перед ним гасиенда занята такими демонами и что его разведчики попали к ним в лапы.

Раздумывая, что предпринять, он не заметил, как из-за деревьев, с трех сторон окружавших гасиенду, вдруг выскочило четверо всадников, которые тут же набросились на него. Подневольный воин так растерялся, что даже не сделал попытки к сопротивлению. В одно мгновение на его шею было накинуто лассо, и он был стащен на землю, потом, с петлей на шее, поставлен на ноги.

– Испания или Мексика?! – крикнул один из всадников, имевший особенно зверский вид.

Не зная, с кем имеет дело – с испанцами или гверильясами, – дон Корнелио колебался сразу ответить.

– Ну, если вы не желаете отвечать нам, то идем к капитану, – продолжал всадник. – Марш за нами!

Всадники сошли с лошадей и вошли в открытые ворота гасиенды.

Проходя мимо дома, из окон которого лились потоки света, один из всадников, разглядев пленника, со смехом воскликнул:

– Ба! Да это белый! Вот смешно-то, красный, черный и белый! Недостает только метиса для полного комплекта.

Из этих слов дон Корнелио понял, что его разведчики тоже попали в плен.

– Что вам нужно от меня? – догадался, наконец, он спросить.

– Пустяк: повесить вашу голову на то место, где висит голова нашего поручика Лантехаса! – со смехом ответил один из провожатых.

– Лантехаса?! – с недоумением и ужасом повторил дон Корнелио, не знавший, как мы уже говорили, ни о существовании этого своего дальнего родственника, ни о том, что он был убит во время приступа гверильясов к гасиенде Дель-Валле и что его голову испанцы повесили на воротах гасиенды. – Да ведь это моя фамилия, – продолжал он. – Я – капитан Лантехас, посланный сюда с поручением от генерала Морелоса к вашему…

Громкий хохот конвоиров прервал его объяснение.

– Постойте! Да ведь это тот самый милашка, у которого на плечах мой камзол!

С этим радостным возгласом один из негодяев сорвал с него камзол, потом с самого себя свои грязные лохмотья и нарядился в приличный камзол пленника. К этому он присоединил и его мягкую поярковую шляпу, швырнув ему взамен свою истрепанную.

– Вот я теперь какой молодец! – воскликнул негодяй. – Этот камзольчик как раз по мне, – прибавил он, любуясь отнятым камзолом, сидевшим на его длинной и тощей фигуре, как мешок, и с рукавами, далеко не доходившими до кистей рук. – А вы, сеньор «капитан», – обратился он к дону Корнелио, – наряжайтесь в мой… Он тоже вполне подходит вам. Не стесняйтесь, пожалуйста! Позвольте помочь вам.

И негодяй, при громком хохоте товарищей, стал напяливать на пленника свои грязные и вонючие лохмотья, которые тот, скрепя сердце, должен был надеть.

После этого пленника ввели на обширный внутренний двор. Посредине двора горели костры, вокруг которых во всевозможных позах было сгруппировано человек полтораста. Вдоль стен стояло столько же оседланных лошадей, перед которыми лежали кучи маиса; животные с видимым наслаждением пережевывали спелые зерна. Там и сям сверкали в пламени составленные в козлы пики, сабли, ружья и другое холодное и огнестрельное оружие.

Со страхом и трепетом смотрел дон Корнелио на этот разбойничий сброд. На него же самого никто не обратил никакого внимания: пленники здесь были самым заурядным явлением.

Один из сидевших около костра встал, подошел к Гаспачо и спросил у него:

– Что же это ты вернулся? Ведь тебя, кажется, капитан послал к…

– Да, – прервал гонец. – Но сначала он велел мне вместе с другими поймать здешнюю хозяйку. Она куда-то скрылась. Одни из здешних челядинцев говорят, что она удрала из гасиенды, другие уверяют, что муж спрятал ее где-то тут. Капитан, как я слышал, хочет сделать ему допрос… знаешь, с пристрастием. Когда капитан сам устанет, ему будет помогать супруга… Ведь она насчет таких допросов еще способнее… Капитан хлопочет для Бокардо, которому очень хочется заполучить эту красотку… А, может быть, и для самого себя, – кто знает? Ну, да это дело не наше…

– Ну и что же, вы так и не нашли ее? – полюбопытствовал бандит.

– Нет, хотя обрыскали весь лес около гасиенды. Беглянка не могла далеко уйти, но мы не нашли даже ее следов. Вот почему капитан думает, что ее скрыл где-нибудь здесь муж, и будет допрашивать его. Он уже знает, что нам не удалось найти ее. Мы так с пустыми руками и вернулись бы, если бы не подвернулся вот этот молодчик. Мне сдается, что это испанский шпион. Он так заврался, что даже назвался именем нашего славного поручика Лантехаса, который был убит испанцами в то время, когда мы под его началом штурмовали гасиенду бешеного полковника.

– Вот как! Ну, разумеется, шпион! – согласился собеседник Гаспачо и вернулся к своим товарищам.

Пока Гаспачо ходил узнавать, куда Аройо прикажет привести пленника, последний, находясь все еще на дворе, имел возможность слышать, как похвалялись разбойники, что они проникли в эту гасиенду обманом, впущенные туда самим ее владельцем, который теперь сам, его имущество и жена, когда отыщется, – все в их власти.

И действительно, дон Фернандо, сочувствовавший делу освобождения родины, не раз укрывал у себя инсургентов, снабжая их провиантом и деньгами. Так и в этот раз. Когда хорошо знакомый ему Аройо явился вечером в этот день в гасиенду Сан-Карлос, дон Фернандо, не подозревая злого умысла бандита, впустил его к себе со всей его шайкой. Сам хозяин и вся его гасиенда тотчас же оказались в полной власти разбойников, которые и принялись там хозяйничать по-своему. Когда дон Фернандо понял свою ошибку, было уже поздно исправить ее. Хотя у него немало было разных слуг, но все же далеко не достаточно против полутораста хорошо вооруженных отчаянных головорезов. И он поневоле должен был покориться своей участи.

– Капитан приказал привести шпиона прямо к нему, а вам пока оставаться здесь, – объявил возвратившийся Гаспачо своим товарищам, ожидавшим вместе с пленником его возвращения.

Дона Корнелио ввели в обширную комнату нижнего этажа с мозаичным полом. Посредине комнаты стояла большая металлическая бадья, наполненная горевшим в ней спиртом. Постоянно менявшее окраску пламя спирта и производило то странное разноцветное освещение, которое так напугало дона Корнелио, когда он смотрел на дом снаружи. Окна в комнате не были открыты, поэтому в ней царила опьяняющая удушливая атмосфера, трудно переносимая для непривычного человека.

У одной из стен столпилась группа разбойников, видимо наслаждавшихся каким-то зрелищем. Зрелище это состояло в том, что на полу лицом к нему лежал совершенно обнаженный человек со связанными руками и ногами, а над ним стоял другой и изо всех сил хлестал его длинным кожаным жгутом, проводя по спине истязаемого кровавые полосы. Брызги крови, усеивавшие весь пол вокруг жертвы, доказывали, что истязание длилось уже довольно долго.

Тот, который производил истязание, озаренный фантастическим пламенем пылавшего спирта, показался дону Корнелио настоящим демоном, – до такой степени была дика и свирепа его физиономия. Рядом с ним стояла огромного роста женщина, чернолицая, безобразная, еще более дикого вида, чем мужчина, и хриплым голосом поощряла истязателя «хорошенько прохватить этого упрямого испанца, который не хочет добровольно сказать, где его сокровища, долженствующие идти на общее благо, и куда он спрятал свою жену, за которую можно получить хороший выкуп с ее отца».

– Капитан, вот пленник, которого вы приказали привести сюда, – доложил Гаспачо истязателю, к сильному смущению дона Корнелио, никак не ожидавшего увидеть Аройо в такой позорной роли.

– Хорошо! – прорычал, не оборачиваясь, палач. – Я займусь им, как только добьюсь от этого упрямца, где у него спрятаны деньги и жена.

И снова бич, прорезав со свистом воздух, обрушился на спину злополучной жертвы, вздрагивавшей и стонавшей от боли.

Оставленный один среди этих людей после того как Гаспачо, бросив равнодушный взгляд на картину истязания, снова вышел во двор, дон Корнелио стоял в полном оцепенении, пораженный ужасом. Помимо глубокого сострадания к истязаемому, он мучился мыслью о том, что его спутники, наверно, уже погибли здесь и что теперь наступает очередь его самого.

Нанеся еще несколько ударов своей жертве, Аройо, вероятно, устал. Он бросил бич жене, нетерпеливо ожидавшей этого момента, и, тяжело отдуваясь, подошел к пленнику. Дон Корнелио совсем обмер от ужаса, когда увидел вблизи зверское лицо этого человека, но из чувства собственного достоинства старался подбодрить себя.

– Почему вы в таком неприличном виде явились ко мне? – набросился он на пленника, окидывая взглядом его лохмотья.

– Потому что ваши же люди сняли с меня приличную одежду, – резко ответил дон Корнелио, сам не ожидавший от себя такой храбрости. – Я ехал сюда с важным поручением к вам в сопровождении двух слуг и в приличном платье. Слуги мои, вероятно, захвачены вашими людьми, а я обкраден ими.

– Гм?.. Вы говорите, что вы ехали ко мне? – посбавив несколько тон, спросил Аройо.

– Да, – продолжал дон Корнелио, – с поручением от генерала Морелоса. Я его личный адъютант. Мое имя – Лантехас…

– Лантехас?! – с изумлением вскричал разбойничий атаман. – Как вы смеете так лгать! Поручик Лантехас на днях погиб под стенами Дель-Валле от руки бешеного полковника Трэс-Вилласа, и его голова висит на воротах гасиенды. Мы собираемся снять ее оттуда и заменить какою-нибудь другою… например, головою его убийцы. А вы, по всей вероятности, испанский шпион и, чтобы прикрыть себя, назвались славным именем Лантехаса! Да, вы несомненно шпион и вдобавок самозванец…

– Я не шпион и не самозванец! – возразил пленник с не свойственной ему резкостью. – Мое полное имя – Корнелио Лантехас. Я – капитан армии освобождения и личный адъютант генерала Морелоса. Он послал меня к вам, и я от его имени протестую против насилия, которому подвергся со стороны ваших людей.

– А где доказательства, что вы не лжете? – продолжал Аройо, опять несколько сбавляя тон.

– Письменные доказательства находятся в кармане моего камзола, снятого с меня одним из ваших людей. Кроме того, мою личность могут удостоверить мои провожатые, индеец и негр. Я их отправил вперед. Они, повторяю, должно быть, также захвачены вашими людьми. Прикажите позвать их, если они еще целы. При этом я должен еще сказать вам, что генерал Морелос крайне недоволен вашими… действиями, и если вы не прекратите…

– Ну, об этом мы потолкуем потом, когда я узнаю наверняка, кто вы! – грубо прервал Аройо и, обернувшись к своим людям, крикнул им: – Позвать сюда провожатых этого человека!

Через несколько минут двое гверильясов привели Клару. Взглянув на него, Лантехас с удовольствием убедился, что хотя одежда негра сильно потрепана, но он сам цел и невредим.

– Кто этот человек? – спросил у него Аройо, указывая на Лантехаса. – Только смотри, черномазый пес, говори правду, а не то я вырву у тебя язык!

– Дон Лукас Алакуэста, – ответил негр, ощерив свои белые как слоновая кость зубы.

– Вот видите! – вскричал торжествующим тоном Аройо. – А вы осмелились…

Но дон Корнелио не дал ему окончить и в свою очередь спросил негра:

– А как мое настоящее имя и кто я?

– Сеньор дон Корнелио Лантехас, капитан мексиканской армии и личный адъютант сеньора Морелоса, – поспешил ответить негр, поняв, что он сначала ответил не так, как было нужно.

– Доказательства! Доказательства! – снова крикнул Аройо. – Одним словом, я не верю, в особенности в таких людей, как этот черномазый пес. Мне нужны письменные доказательства.

В этот момент за дверями послышался крик нескольких голосов, среди которых особенно выделялся голос Косталя. Вслед за тем в комнату вбежал сам индеец, одною рукой размахивая окровавленным кинжалом, а другою, обернутою во что-то суконное, обороняясь от толпы преследовавших его гверильясов.

– Этот краснокожий индейский пес ударил кинжалом Гаспачо! – крикнул один из преследователей индейца, указывая на него Аройо.

– Да, я ударил его, чтобы вернуть одежду, которую он снял с капитана Лантехаса и не хотел отдать добровольно! – сознался индеец. – Извольте получить, сеньор капитан, – прибавил он, снимая с руки камзол и передавая его дону Корнелио.

Последний поспешно схватил свой камзол, порылся в одном из его карманов и вытащил оттуда пакет с бумагами.

– Вот требуемые вами доказательства! – воскликнул он, бросая пакет к ногам Аройо.

Тот машинально нагнулся и поднял пакет, который оказался открытым. Вынув из пакета бумаги и пробежав глазами текст документов, удостоверяющих личность и звание дона Корнелио Лантехаса, а также его чин и состояние в качестве адъютанта при генерале Морелосе, разбойничий атаман сильно смутился. Однако, не желая показать этого, он с прежним нахальством сказал:

– Да, подпись и печать генерала Морелоса, кажется, подлинные и подтверждают, что вы действительно тот, кем называете себя. Я готов верить этому. Что же касается внушений, сделанных вами мне от имени генерала Морелоса, то прошу передать ему в ответ от меня, что каждый действует по-своему, и я намерен продолжать так, как начал, а угроз никаких не боюсь… Ну, теперь вам здесь больше нечего делать, поэтому можете отправляться назад вместе с вашими провожатыми. Возвратить этим людям оружие, лошадей и все, что у них отобрано, как у подозрительных лиц, и проводить их до переправы! – распорядился он.

Можно себе представить, с какою радостью услышал это распоряжение дон Корнелио. Опасность, которая угрожала ему и его спутникам здесь, была одна из самых страшных, когда-либо испытанных им.

Глава XX. НЕУЛОВИМЫЙ

Вернемся теперь к полковнику Трэс-Вилласу, которого мы оставили спящим в лесу.

Из донесения Гаспачо своему начальнику Аройо мы уже знаем, что полковник накануне вечером подъезжал к своей гасиенде, около которой ему пришлось схватиться с осаждавшими ее гверильясами. Нескольких из них он уложил на месте, а от остальных благополучно ускользнул на своем верном Ронкадоре.

Очутившись в лесной глуши, он привязал своего коня к дереву, вокруг которого росло много сочной травы, а сам забрался на соседнее, и там, прикрепив себя длинным шарфом к ветвям, чтобы не свалиться на землю, устроился на ночь. Сильно утомленный трехдневным путешествием от Гуахапамы до своей гасиенды, он тут же крепко заснул и спокойно проспал до самого утра.

Посланные гверильясами ловить «бешеного полковника» десять человек до такой степени боялись этого храброго человека, считая его в родстве с демонами, что решили ночью не гоняться за ним, а переночевать где-нибудь поблизости и приняться за погоню на рассвете, «когда вся нечистая сила прячется».

Часть ночи гверильясы провели в карточной игре, во время которой так перессорились между собою, что дело дошло до драки, причем двое оказались избитыми почти до смерти, и утром, когда нужно было начать погоню за бешеным полковником, они были вынуждены остаться на месте. Таким образом, в погоне участвовало только восемь человек, которых мы и видели совещавшимися на лесной поляне. Они даже и не подозревали, что тот, кто им нужен, находится у них под боком.

С целью обследовать лес с двух сторон, гверильясы разделились на две части. Одна из них вскоре же столкнулась с отрядом, посланным в погоню за слугою дона Мариано де Сильвы и его караульным, бежавшим из лагеря Аройо. Оба отряда, обменявшись паролем, столковались насчет обоюдной поддержки и разъехались в разные стороны, условившись, однако, не терять связи между собою. В это время проснулся и дон Рафаэль. Со свойственной ему быстрой сообразительностью он сразу понял, что гверильясы, наверное, будут разыскивать его по следам, чтобы захватить в плен, и решил поскорее убраться с этого опасного места.

Дон Рафаэль направился к своему коню, которого вечером оставил привязанным к одному из соседних деревьев. Ронкадор оказался цел и невредим, но, видимо, сильно страдал от жажды, которая мучила и его хозяина. Точно понимая угрожавшую хозяину опасность, умное животное за все время ни разу не заржало, чтобы не выдать его. И теперь, когда дон Рафаэль подходил к нему, оно от радости только задрожало и повернуло к любимому хозяину свою благородную голову, но опять-таки молча.

– Бедный мой! – проговорил дон Рафаэль, трепля его по крутой шее и отвязывая от дерева. – Измучился ты и хочешь пить. Я тоже испытываю жажду. Пойдем искать воду. Только тише, как можно тише! – прибавил он, прислушиваясь, к голосам, которые стали раздаваться в лесу.

Пока дон Рафаэль, стараясь определить, с какой стороны доносятся эти голоса, принадлежавшие, без сомнения, его преследователям, осторожно пробирался к бамбуковым зарослям, ведя под уздцы Ронкадора, Цапотэ и Гаспар также спешили спастись от своих преследователей. Им было легче делать это, чем дону Рафаэлю, потому что Цапотэ знал такие глухие тропинки и обходы, куда не мог проникнуть ни один всадник.

Беглецы долго шли молча. Наконец Гаспар первый прервал молчание.

– Эх, как досадно, что мы не узнали имени этого сеньора! – начал он. – По всей видимости, это какой-нибудь важный человек.

Он и не подозревал, что встретил именно того, к кому был послан и кого все время искал.

– На что нам нужно было знать его имя? – возразил Цапотэ. – Он мог бы подумать, что мы хотим выдать его, если бы стали допытываться, как его зовут и кто он. Мне очень жаль, что я не мог проводить его, и опасаюсь, как бы он не попал в руки наших.

Вскоре беглецы вышли на большую дорогу, ведшую в Гуахапаму и пролегавшую около лесной опушки.

– Стой! Кто идет? – вдруг раздался грозный окрик, и им преградил дорогу вооруженный всадник, вынырнувший точно из-под земли. – Ба! Да это ты, Цапотэ? – совсем другим тоном продолжал он, узнав в беглеце своего товарища.

– Я самый! – отозвался Цапотэ. – Здравствуй, друг Перико! Как ты попал сюда!

– Я тут не один. Нас целый отряд. Мы посланы ловить одного испанского офицера. А ты как очутился здесь и кто это с тобой?

– Товарищ, недавно поступивший к нам на службу, – солгал без запинки Цапотэ. – Мы очень спешим по одному важному делу, которое поручил нам капитан.

– А куда и зачем вы посланы? – полюбопытствовал Перико.

– Ну, ты об этом лучше спроси у самого капитана, если тебе так хочется знать! – проговорил с улыбкой Цапотэ. – Видишь, как мы одеты, и идем с секретным поручением. Если мы откроем тебе секрет и капитан узнает об этом, то знаешь, что он способен сделать с нами?

– Знаю, знаю… Ну, идите. Счастливый путь… Ах, да, кстати! Не встретился ли вам тут, в лесу, бешеный полковник Трэс-Виллас? Мы осаждаем его гасиенду, которую он превратил в настоящую крепость. Недавно он сам появился около нее, и мы напали на него. Но он уложил четверых из наших и улизнул.

– А какой он из себя? – осведомился Цапотэ.

– Молодой еще, рослый, смазливый, с черными волосами и усами. За его поимку капитан назначил пятьсот долларов. Если вы видели его, скажите где. Мы поймаем его, доставим к капитану, получим награду и поделимся с вами.

– Пятьсот долларов! – воскликнул Цапотэ и на мгновение задумался, но потом решительно проговорил: – Нет, такого мы не встречали.

– Жаль! Ну, до свидания!

С этими словами Перико повернул лошадь и через минуту скрылся в лесной заросли.

– Ну, так и есть! Это и был сам дон Рафаэль Трэс-Виллас, которого я везде ищу, чтобы передать ему посылку. Как это я, дурак, не догадался спросить его имя? – сокрушался Гаспар, смотря вслед удалившемуся всаднику.

– Пятьсот долларов! – снова повторил Цапотэ, устремив задумчивый взгляд туда же. – Впрочем, много ли бы нам досталось из этой суммы? Да притом нам теперь нельзя и показаться капитану, – прибавил он, махнув рукой.

– Это верно, друг! – подтвердил его спутник. – Только знаешь что? Нам теперь тоже следует идти в Дель-Валле. Ведь туда направляется дон Рафаэль.

– Разумеется! Только сначала мы пройдем к бамбуковой заросли, куда я направил от своего дома дона Рафаэля. Может быть, там мы и найдем его.

– А разъезды, в особенности те, которые посланы за нами самим капитаном? – тревожно возразил Гаспар.

– Ничего, мы отделаемся и от них. Я уже кое-что придумал, сумею заговорить зубы и им. Идем к зарослям!

– Ну, как знаешь, – проговорил Гаспар и последовал за своим проводником, повернувшим назад, к бамбуковым зарослям.

Дон Рафаэль стал осторожно пробираться вместе с Ронкадором по лесной пуще. Ему то и дело приходилось прибегать к помощи сабли, чтобы продолжить путь среди сплошной сети лиан и других перепутавшихся растений. К счастью, те, которые гонялись за ним, так громко перекликались между собою, что дон Рафаэль в любую минуту мог знать, в какой они стороне и даже приблизительно, сколько их. Очевидно, это были люди совершенно неопытные в порученном им деле, иначе они не стали бы так открыто выдавать себя. Это-то и благоприятствовало преследуемому.

Но иногда он попадал в критическое положение. Временами обе группы, преследовавшие его, а также двух других беглецов, Гаспара и Цапотэ, напав на чей-либо след, сзывали одна другую свистками и старались со всех сторон окружить подозрительное место. Была минута, когда они совсем было напали на следы дона Рафаэля возле того места, где он ночевал и откуда они без особого труда могли выследить его по пятам. Приготовившись вскочить на своего коня, дон Рафаэль достал из кобуры пистолеты и стал выжидать.

Вдруг ему пришла на ум одна хитрость, применяемая в подобных случаях индейцами. Он поднял с земли сухой сук, придал ему вид молотка и стал им стучать о ствол дерева, искусно подражая дятлу, когда тот долбит клювом дерево. Известно, что эта птица всегда выбирает самые укромные места в лесной глуши, как можно дальше от людей: откуда слышатся ее удары, там не может быть человека.

Уловка эта удалась. Слышно было, как один из преследователей крикнул другим:

– Стой, братцы! Слышите, как долбит дятел? Значит, там никого нет. Бешеный полковник, должно быть, уже успел улизнуть куда-нибудь. Его надо искать в других местах.

Разъезд направился в другую сторону. Дон Рафаэль облегченно вздохнул. Опасность пока миновала. Можно было снова двинуться вперед, в противоположную сторону от преследователей.

Через некоторое время путнику попались на глаза спелые, сочные плоды пав-пав, которыми он мог хоть отчасти утолить томившие его голод и жажду. Вскоре встретился и горный ручеек. Изнывавший от зноя и жажды Ронкадор также был, наконец, напоен и освежен.

Время перешло за полдень, и косые солнечные лучи стали проникать сквозь зеленую листву, когда дон Рафаэль добрался до берега реки Остуты и увидел невдалеке высокую и густую бамбуковую заросль, о которой говорил ему Цапотэ. Лес почти вплотную подступал к этой заросли.

Укрыв там своего коня, дон Рафаэль взобрался на высокое дерево, росшее на самой опушке, и принялся обозревать окрестности. Убедившись, что вокруг все тихо и безлюдно, он спустился на землю и, в ожидании вечера, прилег возле Ронкадора в заросли исполинских бамбуков, как раз против того места, где на противоположном берегу громоздилась грубая палатка Аройо, возле которой взад и вперед шныряли пешие и конные гверильясы.

Наконец наступил и вечер. Вдруг дон Рафаэль заметил человека, переправлявшегося вброд через реку, тревожно осматривавшегося по сторонам и, видимо, куда-то очень спешившего. Когда он вышел на берег, дон Рафаэль, с целью получить от него какие-нибудь сведения, выскочил из своего убежища, направился незнакомцу навстречу и с обнаженной саблей в руке преградил ему путь.

– О, Господи! Как вы меня испугали, сеньор! – вскричал незнакомец, молодой парень добродушного вида, по-видимому, из простонародья.

– А кто ты и куда так спешишь? – осведомился дон Рафаэль.

– Я – слуга и спешу за помощью своему господину.

– А кто твой господин?

– Дон Фернандо Лаккара.

– Разве он в опасности?

– Да, в большой… А вы знаете его, сеньор?

– Знаю. Ему принадлежит гасиенда Сан-Карлос, и он женат на младшей дочери дона Мариано де Сильвы.

– Верно. Но вам, может быть, неизвестно, что часа два назад в гасиенду забрался этот разбойник Аройо вместе со своим помощником Бокардо, с ведьмой женой и со всей своей шайкой. Они теперь хозяйничают там. Схватили дона Фернандо и стали требовать от него, чтобы он дал им свою супругу «напрокат», все деньги и драгоценности. А так как дон Фернандо не соглашается, то они его раздели донага, связали и стали бичевать…

– Какие мерзавцы! – закричал возмущенный полковник. – Расправлюсь же я с ними! – прибавил он, потрясая саблей. – Ну а что с сеньорой Марианитой? Где она?

– Я и ее горничная помогли ей выбраться из дома в окно и посоветовали спрятаться где-нибудь в лесу, пока не явится помощь.

– А откуда ты рассчитываешь получить эту помощь?

– Из гасиенды Дель-Валле. Я туда и спешу.

– Да ведь эта гасиенда окружена разбойниками из шайки Аройо?

– Нет, он их отозвал оттуда, чтобы сначала покончить с гасиендой Сан-Карлос, а уж потом сделать нападение на Дель-Валле со всеми силами.

– Ага! Это хорошо! – обрадованно воскликнул дон Рафаэль. – Следовательно, теперь около Дель-Валле никого нет. Мне самому нужно как раз туда же. Садись и ты сзади, – продолжал он, выводя из-за дерева Ронкадора и вскакивая в седло. – Держись крепче за меня. Мы поедем быстро и скоро будем на месте. Командующий в Дель-Валле поручик Верегуи мой хороший знакомый. Он даст мне людей, и мы вот так расправимся с разбойниками! Не замучили бы только злодеи до смерти дона Фернандо да не разыскали бы в лесу сеньору Марианиту!

– Да, и я страшно боюсь этого! – ответил парень, взбираясь при помощи дона Рафаэля на коня и усаживаясь позади седла. – Бедная сеньора! Как она радовалась сегодня утром, когда узнала, что к вечеру приедут дон Мариано и сеньорита Гертруда. Ведь она так давно не видала их.

– Сегодня вечером они должны были приехать? – тревожно переспросил дон Рафаэль, пуская крупной рысью Ронкадора.

– Точно так, сеньор. Утром приезжал от них гонец с письмом. Упаси Боже и этих господ попасть в руки разбойников!..

– Ну, Бог даст, не попадут! – как бы в утешение самому себе проговорил дон Рафаэль.

– Дай-то Бог! – с искренним вздохом ответил парень и, немного помолчав, продолжал: – Слышно, сеньорита Гертруда не совсем здорова. Быть может, это и задержит их в пути.

– Не совсем здорова? Что же с ней? – слегка дрожавшим голосом спросил молодой человек, и парень почувствовал, как сидевший впереди всадник вздрогнул.

– Говорят, у нее какое-то тайное горе. Оно-то вот и точит ее.

– Влюблена, что ли, в кого? – внешне равнодушным тоном выпытывал дон Рафаэль, хотя у самого сердце от волнения готово было выскочить из груди.

– Да, в какого-то испанского офицера, – продолжал парень. – Говорят, сеньорита так любила его, что по случаю какой-то угрожавшей ему смертельной опасности она даже не пожалела своих пышных волос, чтобы принести их в жертву Пресвятой Деве… Должно быть, этот офицер забыл про нее, а она все еще любит его, вот и сохнет, как былинка в поле под солнцем… Но что это вы так трясетесь, сеньор? Уж не лихорадка ли у вас? – с участием осведомился парень, чувствуя как всадник, за которого он крепко держался, чтобы не свалиться с лошади, дрожит с головы до ног.

– Да, у меня в это время иногда бывает лихорадка, – пробормотал дон Рафаэль, довольный, что под этим предлогом он может скрыть волновавшие его чувства.

Он замолчал и стал понукать Ронкадора, и без того достаточно быстро бежавшего под двойной тяжестью. Словоохотливый парень пробовал было, немного погодя, снова заговорить. Но молодой человек, погруженный в свои мысли, не слышал его, так что в конце концов замолчал и тот.

Через полчаса показалась и гасиенда Дель-Валле, со стены которой раздался оклик часового, когда всадники подъехали к воротам.

– Доложить поручику Верегуи, что приехал полковник Трэс-Виллас! – крикнул дон Рафаэль.

Почти вслед за тем со двора гасиенды стали доноситься веселые звуки военных труб и рожков, заигравших радостную «встречу» любимому командиру, которого уже считали погибшим или захваченным в плен. Увидев и услышав это, спутник дона Рафаэля поспешил соскользнуть с лошади на землю и всячески принялся извиняться, что не узнал высокого звания сеньора кабальеро и был к нему недостаточно почтителен.