Текст книги "Крым. Ханы, султаны, цари. Взгляд на историю полуострова участника Крымской кампании"

Если покинуть столицу флота, то можно, проехав восемь миль на юг, оказаться в Балаклаве, которая известна своей гаванью, крутыми скалами, средневековыми развалинами, современной греческой колонией и тем, что недавно была захвачена войсками союзников. Благодаря этой оккупации Балаклава стала начальным пунктом железной дороги и как бы приблизилась к Лондону и Парижу на расстояние нескольких часов пути благодаря установленному в ней электрическому телеграфу. Ее гавань имеет в длину примерно три четверти мили, в ширину от 300 до 400 ярдов и очень глубока. Балаклавская бухта почти полностью окружена сушей и потому является одной из самых закрытых гаваней, которые когда-либо создавала природа. Высокие скалы, которые стоят по сторонам ее входа, находятся так близко одна к другой, что между ними с трудом могут пройти два больших корабля. Эти скалы – первая часть крымской суши, которую замечают люди на судах, отплывших из Константинополя. На одной из них – той, которая при входе в бухту находится справа, – стоят две неплохо сохранившиеся башни и видны следы огромной внешней стены. Это остатки крепости, из которой генуэзцы, бывшие хозяева этого берега, осматривали море и управляли портом. Окаймляющие бухту скалы состоят не из белого нумулитового известняка, обычного для окрестностей Севастополя, а из синевато-серой или светло-рыжей юрской породы. Они начинаются у самого края воды и отвесно поднимаются на большую высоту. Исключение составляет только верхний конец бухты, где на ее западном берегу стоит городок или поселок, который теперь преобразован настолько, что вряд ли остались какие-то следы того облика, который он имел девять месяцев назад.

До появления в Балаклаве армии союзников (примерно через неделю после битвы на Альме) город состоял из нескольких опрятных белых домов и нескольких лавок, укрытых тенью тополей, а жили в нем греки. Балаклава была столицей греческой колонии, основателями которой были 8000 моряков из Мистры, Коринфа, Закинфа, и Кефалонии, которых Екатерина II использовала как пиратов в составе своего флота во время своей последней войны с турками. В конце войны эти люди, которые не могли вернуться в турецкое государство, получили в награду землю на Южном берегу Крыма, а вместе с землей – некоторые привилегии и обязанность нести военную службу. При этом они были освобождены от рекрутской повинности, им было разрешено иметь свои суды, у них была независимая администрация, один лишь глава которой был ответственным перед властями России. Но за это они были обязаны постоянно содержать отряд из 500 колонистов, которые должны были охранять весь южный берег полуострова. Каждый колонист был обязан нести эту службу лишь четыре месяца в году; остальные восемь месяцев были в его распоряжении, чтобы он мог возделывать свою землю. Их отряд получил название «Балаклавский греческий батальон» в честь города, где был его штаб. Ни одному судну ни под каким предлогом не разрешалось входить в эту бухту: этот запрет был направлен против контрабанды, для которой ее активно использовали. Поперек входа в бухту была протянута цепь, а на соседних возвышенностях были установлены малые артиллерийские орудия, чтобы не дать судам войти. Но позже генерал-губернатор Воронцов ослабил запрет: он разрешил заходить в Балаклавскую бухту судам, терпящим бедствие: это послабление необходимо на скалистом берегу, закованном в камень. Девять месяцев назад эти ограничения еще действовали. Так законы империи превратили «прекрасный порт» Балаклаву в никем не посещаемую некоммерческую гавань. Как перевернулся мир в Балаклаве! Две тысячи лет она была греческой и оставалась такой много столетий. Потом она стала генуэзской, после этого татарской, затем опять греческой. А теперь она английская, валлийская, шотландская, ирландская, французская, турецкая и сардинская. Теперь она привыкла к крикам судовых команд и рабочих артелей, шипению пара, прибытию войск, выгрузке запасов и труду землекопов. Железная дорога, начатая 8 февраля 1855 года, 23-го уже доставила интендантские грузы в Кадикой, а 26-го подвезла груз к штабу – великолепная скорость работ. Постройка Большой соединительной железной дороги Балаклава—Севастополь (так ее назвали полушутя, полусерьезно) стала первым случаем применения этой отрасли гражданской инженерной индустрии во время осады. Планы строительства, составленные с идеальной точностью на расстоянии 3000 миль от места работ, и их быстрое выполнение стали яркими примерами мастерства и энергии при осуществлении промышленных проектов. Семь паровых судов и два парусника доставляли к месту боевых действий материалы и оборудование. Они перевезли 1800 тонн рельсов, 6000 шпал, 600 партий лесоматериалов и около 3000 тонн стационарных двигателей, кранов, вагонеток, вагонов, ручных тележек, блоков, цепей, ломов и кирок, реек и прутьев и бесчисленное множество всевозможных инструментов. Эти суда доставили также землекопов – 500 человек, группами по пятьдесят или восемьдесят. Во главе каждой группы был десятник или его помощник. Каждому рабочему предоставили одежду, подходящую для поездки и для дела, которое он должен был выполнять по приезде. Им также выдали уголь, кокс и дрова и дали переносные печи (по одной на десять человек), конструкция которых позволяла варить, печь и жарить еду под открытым небом. Рабочих сопровождала команда медиков – хирург, четыре его ассистента и четыре медсестры, отобранные в больницах. Вместе с землекопами ехали также два миссионера с запасом необходимых им книг. В состав снаряжения входили и револьверы на случай, если возникнет необходимость защищаться. Осада Севастополя не была окружением какого-то одного места: батареи союзников, которые ее вели, стояли отдельно одна от другой на расстоянии 16 миль. Поэтому необходимая армии железнодорожная линия должна была иметь ответвления, то есть надо было уложить много миль рельсов. Эта работа, которую до этого ни разу не выполняли в таких обстоятельствах, избавила солдат и лошадей от убийственно тяжелого труда. Она доказала всем, что новейшую систему транспортных перевозок можно построить на местности с не слишком сложным рельефом так же легко, как проложить обыкновенную дорогу, и что, не вмешиваясь в военные дела, землекоп может оказать значительную помощь солдату, а гражданский инженер помочь фельдмаршалу. Но это еще не все выводы из проделанной строителями работы. Результаты стройки ясно показывают, как важно в начале любой экспедиции хорошо представлять себе возможные в дальнейшем случайности. В начале Крымской кампании мысль, что войска союзников будут зимовать в Крыму и что им понадобится железная дорога между портом и лагерем, так же не могла прийти никому в голову, как никто не мог подумать, что они струсят и в беспорядке побегут от врага.

На две или три мили дальше к западу, на побережье, расположен монастырь Святого Георгия. Он состоит из церкви с зелеными куполами и построек, где живут монахи. На склоне, обращенном к морю, обитатели монастыря выкопали террасы и разбили на них аккуратные сады. Место, где он стоит, поражает своей дикой красотой. Оно находится на высоте 300 или 400 футов над берегом, к которому можно спуститься по крутой и трудной тропе. Берег состоит из величавых вулканических скал, которые гордо возносят вверх свои остроконечные вершины, но у подножия продырявлены ударами прибоя. На них обитают стаи морских птиц. Монастырь возник в XX веке, когда на этом месте поселились несколько греческих монахов, отказавшихся принять ересь Фотия. Он оставался греческим до восшествия на престол Николая: этот император поселил в нем русских, и в монастырской церкви стали служить на церковнославянском языке.

Когда англо-французские войска появились вблизи монастыря, в нем жили семнадцать монахов и настоятель. Остальные монахи, которых было около двадцати, несли службу при запертом в бухте флоте. Отец Геронди (видимо, Геронтий. – Пер.), архимандрит, отличавшийся от остальной братии золотым крестом на груди, сразу же был ознакомлен с приказом по армии, который должен был избавить его и монастырь от всех неприятностей. Выполнять этот приказ было поручено корпусу зуавов. В приказе было объявлено: «Союзные армии берут под свою защиту монастырь Святого Георгия. Военным, а также прочим людям, следующим за армией, запрещается врываться в него силой, каким-либо образом нарушать покой его обитателей или нарушать право собственности. Дано на мысу Херсонес, 2 октября 1854 года». Место, где расположен монастырь, теперь вызывает большой интерес и играет важную роль. У самого подножия того большого утеса, на котором он стоит, провод электрического телеграфа окунается в море, чтобы дотянуться по его дну до крутого мыса Калаакри (вероятно, речь идет о мысе Калиакра. – Пер.) на побережье Болгарии. Это самый длинный подводный кабель, который был когда-либо изготовлен: расстояние между этими точками намного больше 300 миль.

Восточней Балаклавы начинается район береговых уступов. Это благодатная часть крымского побережья, где живут в основном русские дворяне. Здесь поселились государственные деятели, генералы на действительной службе, отставные офицеры и несколько знатных дам. Они построили мавританские дворцы, турецкие беседки и фонтаны, итальянские виллы, парки и живописные сады среди простых татарских деревень и природы, которая выглядит то первозданной, то буйной, то величественной, то прекрасной. Границы имений отмечены столбами, на которых изображены гербы владельцев. Те немногие хозяева, которые живут в своих поместьях подолгу, обычно проводят в своем имении осенние месяцы: в Крыму это лучшее время года. Многие годами не бывают в своих поместьях, оставляя их на попечение управляющих. Одно время честолюбивое желание иметь дом на «южном берегу» (в петербургских салонах не нужно было добавлять на каком – все было понятно и так) было у столичной знати так же сильно, как стремление добыть документ, позволяющий подвести железную дорогу как можно ближе к дому. Полоса береговых уступов тянется между высокими горами и морем и редко имеет в ширину больше половины лиги (лига равна около 3 миль. – Пер.). Первоначально на этом месте в полном беспорядке громоздились каменные глыбы – обломки гор. Этот хаос пересекали глубокие овраги. Кое-где были небольшие участки естественного леса, но, кроме них, на уступах росло очень мало зелени. Эта полоса защищена горами от холодных порывов северного ветра и открыта со стороны моря для теплых азиатских ветров, поэтому на ней пышно растут миндальные деревья, китезус, дикие каштаны, иудино дерево, земляничное дерево и кипарисы. Их зелень красиво контрастирует с темной хвоей таврических сосен, ветви которых качаются на ветру в горах, на высоте нескольких тысяч футов над уступами. Самые прославленные поместья, знаменитые своей красотой, владельцами или прошлым, – это Алупка, место жительства князя Воронцова; Гаспра и Кореиз, с которыми связана память о мадам де Крюднер и княгине Голицыной; Ореанда, императорское поместье; и Ливадия, которая принадлежит князю Потоцкому.

Алупка торжественно и величаво возвышается около юго-восточного угла полуострова, возле подножия Ай-Петри – суровой и высокой отвесной горы. Кажется, что гора может в один миг уничтожить стоящее под ней величавое жилище, но на самом деле она находится на некотором расстоянии от него. У этого места есть один недостаток: оно находится очень близко к морю (оттуда можно было бы бросать камешки в морскую воду), и поэтому, чтобы хорошо рассмотреть фасад дворца, надо отплыть на лодке. К тому же он построен из зеленого камня, которым изобилуют эти места, а этот материал недостаточно отличается цветом от листвы окружающих здание деревьев. По этой причине зритель не может ясно увидеть контуры дворца с того места, откуда можно охватить взглядом весь его целиком.

Дворец представляет собой массивное квадратное здание. В его архитектуре и отделке присутствуют почти все стили, но главным образом – готический и мавританский. На первый взгляд эти два стиля не совмещаются друг с другом, но их сочетание в каком-то смысле соответствует географическому положению этого места – земель на границе Европы и Азии, Запада и Востока, где владелец имения одновременно феодальный барон и восточный сатрап. Крепкие ворота, просторный двор, большая квадратная башня с колокольней, высокие стены, сводчатые переходы и длинные галереи соседствуют здесь со множеством ярких куполов, изящных шпилей и конических минаретов. Чертежи этого замка были разработаны в Англии. Затраты на его постройку превысили два миллиона долларов еще до того, как она была завершена. Природа предоставила его строителям много ресурсов для создания каскадов и гротов среди красиво размещенных посадок. Разбивал эти сады Джейми Синклер, шотландский садовник, хорошо известный в графстве Моришир; он прожил в этом поместье тринадцать лет. Вдоль моря проложена прогулочная тропа длиной в две мили, а над ней устроен навес из виноградных лоз. В парке есть гостиница, где селят гостей, если кому-то из них не хватило места в доме. Она называется «Два кипариса», в память о двух деревьях, посаженных Потемкиным. Рядом с поместьем находится татарская деревня, и в «крымской Альгамбре» каждый день можно слышать голос муэдзина, который с минарета деревенской мечети призывает верующих к молитве.

Ни один человек не был так заметно связан с Крымским полуостровом в течение такого долгого времени, как владелец этого великолепного дворца, Михаил Воронцов. Он родился в Санкт-Петербурге в 1782 году, но образование получил в Англии, где его отец был послом. В этой должности отец его и умер на английской земле. Император Александр, взойдя на престол, вызвал молодого графа на родину и назначил его одним из своих пажей. Но тот предпочел царскому двору военный лагерь – поступил в армию и отправился воевать на Кавказ в звании лейтенанта. Воронцов участвовал в войнах против Турции и Франции и дослужился до генерал-майора. После окончательного наступления мира он несколько лет опять прожил в Англии, а в 1823 году начался самый знаменательный и самый известный период его жизни: Воронцов стал генерал-губернатором Новороссии – провинции, в состав которой входит Крым. Столица этой провинции город Одесса обязана Воронцову своими великолепными зданиями и большим развитием торговли. Что касается Крымского полуострова, его Воронцов сделал удобнее для жизни с помощью новых дорог и приказал выровнять южный склон горного хребта, отчего тот стал пригодным для земледелия. На этом склоне Воронцов построил себе виллу около того места, где стоит нынешний дворец, привлек в эти места других знатных новоселов, установил пароходное сообщение между Керчью и Одессой и пытался сделать прибыльным виноградарство. Считают, что император Николай не любил этого деятельного и талантливого губернатора. В Крыму ходили слухи, что Воронцова повсюду – среди его свиты, в его дворце и даже за столом – окружали чиновники, которым было приказано сообщать каждое его слово в Санкт-Петербург. Верно это или нет, но его услуги были слишком ценными, чтобы от него можно было избавиться, и в 1845 году подвластная ему территория стала больше: императорским указом Воронцов был назначен на должность генерала-наместника кавказских провинций и главнокомандующего войсками империи на Кавказе. Этот указ дал ему власть, которой не имел ни один подданный российских императоров со времен Потемкина. Губерния Воронцова простиралась от Прута до Аракса, и в ее пределах он имел абсолютную власть. Он мог карать смертью, мог назначать на должности и смещать с должностей по своему желанию чиновников до шестого класса; давать военным награды и присваивать звания, не спрашивая на это разрешения у императора; и судить офицеров и чиновников любого класса судом военного трибунала. Паскевич, будучи губернатором Польши, никогда не имел таких полномочий.

Свое правление на Кавказе Воронцов начал несчастливо. Получив приказ от императора любой ценой захватить Дарго, одну из резиденций Шамиля, он вошел туда. Но вождь горцев не стал защищать свою крепость: он сберег силы для другого предприятия, в котором добился успеха. Когда русские возвращались назад, он всеми своими силами внезапно нанес им удар в лесах Ичкерии и едва не уничтожил полностью армию своего противника. Все русские погибли бы или попали бы в плен, если бы к ним вовремя не подошла на помощь дивизия под командованием Фрейтага. В этом проигранном сражении погибли три генерала и 4000 офицеров и солдат. Воронцов не попал к императору в немилость за этот разгром, потому что предпринял этот рискованный поход, подчиняясь приказу императора и вопреки своему собственному мнению. Беседуя с императором в Севастополе, генерал-губернатор предложил ему план выравнивания гор, который был принят и немедленно стал осуществляться. Принимаемые меры были необходимы, чтобы держать в горах сеть фортов и мощный кордон из войск вокруг них. Это позволяло разделять силы армии и внезапно атаковать противника одновременно в нескольких местах. В результате круг кордона постепенно становился бы все тесней, а силы противника были бы разделены и обессилены усталостью, и горцам пришлось бы покориться. План осуществлялся энергично и решительно. Но, к счастью для независимых кавказцев, нынешняя война избавила их от постоянных атак. На одном направлении война даже заставила их врагов отступить от границ Кавказа: русские покинули свои форты на черкесском побережье. Князь Воронцов имел почти царские дворы в Одессе и Тифлисе и властвовал над территорией, большей, чем любая европейская империя, кроме той, над которой царствовал его повелитель.

На склонах береговых уступов Крыма закончили свои дни три необычные женщины – мадам де Крюденер, княгиня Голицына и так называемая графиня Гоше. Какое-то время они были близкими подругами. Каждую почтил своей дружбой император Александр. Но в конце концов он поставил подпись под документом, которым изгнал всех трех из своего двора и приказал им жить в Крыму. Хорошо известно, что Александр проявлял интерес к западноевропейскому протестантизму. Услышав о госпоже де Крюденер, он захотел познакомиться с ней и сделать ее своей духовной руководительницей. Эта дама была родом из старинной ливонской семьи. В один из периодов своей жизни она славилась блестящим умом, а в преклонном возрасте стала известна своим религиозным пылом, к которому примешивалась немалая доля мистицизма. Обстоятельства не давали царю встретиться с ней до 1815 года. В том году, во время достопамятной кампании, вызванной бегством Наполеона с острова Эльба, император остановился в Гейльбронне по пути в штаб, находившийся в Гейдельберге. Однажды поздним вечером он сидел один в своей квартире, страдая от беспокойства и тревоги. В этот момент к нему вошел его адъютант князь Волконский и сказал: «Прошу у вашего величества прощения, что беспокою вас в такое неподходящее время, но одна женщина твердо решила увидеться с вами, и я не могу избавиться от нее». – «Как ее имя?» – «Мадам де Крюденер». – «Мадам де Крюденер! – воскликнул император. – Немедленно впусти ее». Она вошла, он рассказал ей о своем душевном страдании, и гостья с дерзостью пророчицы обратилась к монарху: «Нет, государь, вы еще не пришли к Богочеловеку, как преступник, приходящий просить прощения. Прислушайтесь к голосу женщины, которая тоже была великой грешницей, но обрела прощение своих грехов у подножия креста Христова». После этих слов император всея Руси закрыл лицо руками и горько заплакал. В Гейдельберге они в течение трех недель встречались через день для дружеских бесед по вечерам в маленьком крестьянском домике на берегу Неккара, в комнате, где за стеной был хлев с тремя коровами. Именно в этой комнате Александр вместе со своей духовной наставницей и несколькими друзьями-единомышленниками благодарил Бога за победу союзников при Ватерлоо.

Шло время. Император трудился на благо своих обширных владений и сталкивался при этом со множеством препятствий, которые ломали его планы и тяжелым грузом ложились на его душу. Госпожа де Крюденер, имевшая и собственные денежные средства, и поддержку со стороны щедрого императора, занималась благотворительностью и получила у жителей Санкт-Петербурга прозвище «мать бедняков». Она познакомилась с княгиней Голицыной и графиней Гоше. Втроем они задумали ни больше ни меньше как обновить все общество и были настолько оптимистками, что верили в успех своего дела. Третья дама в этом списке была француженкой, но о ней известно лишь то, что она сама позволила узнать, а именно что она долго жила в Англии, куда бежала от революции. Своих соотечественников она, как правило, избегала, и никому из них не было знакомо имя, которое она себе взяла. Однако ее внешний вид и манеры позволяли считать, что она – одна из несчастных французских дворян и потому заслуживает уважения. Сначала придворные смеялись над этими дамами и их замыслом, но постепенно у них стало вызывать гнев влияние, которое те имели на императора. А церковные иерархи стали тревожиться за православную веру. Наконец и религиозный пыл самого Александра ослаб. Рассердившись на то, что в одном иностранном журнале его назвали учеником трех сумасшедших женщин, царь приказал подругам покинуть двор и провести остаток жизни в Крыму.

Изгнанницы покорились своей судьбе и стали мечтать о том, как будут пропагандировать христианство в магометанском краю. Осенью 1822 года они приехали к месту назначения и поселились поблизости одна к другой на южном берегу – мадам де Крюденер в Гаспре, княгиня Голицына в Кореизе, а графиня Гоше в маленьком домике у берега моря. Они стали ходить в одежде, похожей на монашескую, по холмам, горам, ущельям и долинам, проповедуя Евангелие туземцам. Видели даже, как они читали проповеди под открытым небом перед изумленными мусульманами. Но власти чинили им препятствия, и татары не были склонны отречься от религии своих отцов. Меньше чем через два месяца подруги отказались от своих миссионерских планов. Мадам де Крюденер, которая была уже стара, умерла в следующем 1823 году. Графиня Гоше была похоронена в ничем не отмеченной могиле в 1824 году. Александр умер во время путешествия по югу от крымской лихорадки в Таганроге в 1825 году. Княгиня Голицына, известная своими талантами и эксцентричностью, жила до 1839 года и вела жизнь, немного похожую на жизнь леди Эстер Стенхоуп в Ливане. Странным в этой истории было вот что: позже выяснили, что на самом деле графиня Гоше была графиней де Ламот, которую пороли плетью и заклеймили на площади Грев в Париже за соучастие в скандальном деле о бриллиантовом ожерелье. Узнав о ее смерти, Александр сразу же послал в Крым специального курьера, который должен был привезти ему из дома графини шкатулку, причем гонцу подробно описали, как эта вещь выглядит. После старательных поисков шкатулка была найдена полицией и доставлена в Санкт-Петербург. Но ценное содержимое шкатулки, ради которого был проделан путь в 4000 верст, каким бы оно ни было, кто-то, очевидно, забрал из нее раньше, потому что, открыв ее, внутри нашли только ножницы. На одной из гор до сих пор стоит видный издалека позолоченный купол с огромным крестом наверху – памятник, который княгиня Голицына воздвигла в память мадам де Крюденер.

Дальше вдоль побережья до Ялты следуют одно за другим красивые поместья, как правило, хорошо возделанные. Путешественника восхищают покрытые густым лесом горные склоны, группы скал причудливой формы, прекрасные морские пейзажи, симпатичные дома, живые изгороди из кипарисов и олив, гранаты и миртовые деревья. Императорское имение Большая Ореанда, с одной стороны омываемое волнами, а с другой огороженное скальной стеной высотой примерно 2000 футов, принадлежит нынешней вдовствующей императрице и было официально подарено ей покойным царем. Из центра империи привезли оленей и косуль-самцов и поселили их в парке. А примерно двадцать лет назад английскому архитектору мистеру Ханту было дано поручение – воздвигнуть дворец, который должен был стать самым великолепным в Южной России. Фактически была построена лишь очень малая часть того, что планировали. В этом поместье, в глубокой расщелине скалы, растет земляничное дерево, ствол которого у основания имеет в диаметре три фута. Это дерево показывают приезжим как великолепный образец местной растительности. Непосредственно за имением императрицы расположены прекрасные земли графа Потоцкого. Его поместье называется Ливадия в честь города, который когда-то стоял на этом месте. За ними следует Ялта. Воронцов дал ей звание города, но на самом деле это лишь деревня: в ней всего одна улица, на которой стоят примерно сорок белых домов. Ее хотели сделать крымским Каусом (город Каус на английском острове Уайт известен своей парусной регатой. – Пер.) – стоянкой для яхт знати и фешенебельным курортом для морских купаний. Но этот замысел не удался. Раз в две недели здесь останавливается пароход, который в летние месяцы курсирует между Одессой и Керчью, но в этот сезон он временно прекратил свои остановки. Порт Ялты находится в зачаточном состоянии, но место, где он расположен, очаровательно. В непрерывной до этого стене гор, стоящей на заднем плане, появляется глубокая щель, по которой, прыгая через скалы и камни, весело течет в море ручей. Хотя его длина лишь чуть больше трех миль, за долгие века он принес столько земли, что из нее образовалась маленькая равнина. На ней и был построен городок, который должен был играть роль склада для соседних поместий и вилл. Главное здание в этом городке – гостиница, где усталый человек получает мало удобств и большой счет. Она называется Citt di Odessa – «Город Одесса» (на итальянском языке. – Пер.).

Элементы рельефа южного берега на всем его протяжении, как правило, имеют названия, данные греками еще во времена Византии. А греки называли самые заметные мысы и отвесные скалы именами святых, даже если там не стоял монастырь или церковь. Святой по-гречески «агиос», это слово ставили в названии перед именем, и оно сохранилось до сих пор в искаженной форме «Ай». Например, позади Алупки возвышается Ай-Петри – гора Святого Петра. Мыс, который служит западной границей ялтинской бухты, называется Ай-Тодор – мыс Святого Феодора, а другой мыс, восточный, носит название АйДаниль в честь святого Даниила. Вблизи него находится Нитика (очевидно, Никита. – Пер.) – прекрасный поселок в тени деревьев грецкого ореха, знаменитый своим ботаническим садом, который расположен между домами поселка и морем. Этот сад – государственное предприятие, где можно купить саженцы лучших видов плодовых, лесных и прочих деревьев и других растений и где молодые мужчины обучаются профессии садовника. Он был основан в 1812 году по просьбе господина фон Стевена, выдающегося ботаника-путешественника, который и был назначен его руководителем. (Христиан Христианович фон Стевен – известный русский ботаник и садовод шведского происхождения, основатель и первый директор Никитского сада в Крыму. – Пер.) Предполагали, что этот питомник будет обслуживать лишь те провинции империи, где нет своих лесов, но он уже давно обеспечивает всю империю культурными разновидностями плодовых деревьев и виноградных лоз, декоративными кустами, строевыми деревьями и цветами. Он имеет хорошую репутацию и в Европе. Приезжим показывают несколько олив с гниющими трухлявыми стволами как почтенных дряхлых растительных старцев, над которыми, должно быть, пронеслось много столетий.

За ялтинской бухтой полоса уступов постепенно теряет аристократический облик. Начиная с окрестностей Алушты, вдоль берега уже не мчатся запряженные четверкой лошадей модные экипажи. Здесь Воронцовская дорога отходит от побережья: через широкий пролом в длинной горе она поворачивает внутрь полуострова, к Симферополю. Дальше на восток путешественник должен ехать по неровным дорогам. Их проложили владельцы имений и жители деревень примитивными способами, которыми пользовались еще их предки. Ехать нужно верхом или на арбе – маленькой двухколесной телеге, запряженной обычно буйволами. Алушта расположена в очаровательной долине, которая покрыта пышной растительностью. Сам городок состоит из нескольких татарских жилищ, которые теснятся вокруг остатков крепости, и аккуратных белых пригородных домиков с верандами, принадлежащих владельцам виноградников. Когда-то этот город играл важную роль: в византийскую эпоху здесь жил епископ, а место, где стоит Алушта, имело стратегическое значение, и, чтобы укрепить его, император Юстиниан приказал построить здесь крепость. Главное, что осталось теперь от этой цитадели, – три башни. Они интересны толщиной своих стен (высота которых больше шести футов) и тем, что имеют разную форму: одна круглая, вторая четырехугольная, третья шестиугольная.

Большой пролом в горах возле Алушты служит естественной границей, которая делит прибрежный хребет на две части – западную, которая уже описана здесь, и восточную, которая заканчивается по другую сторону Судака. По длине они примерно одинаковы, но на восточной половине горы дальше отстоят от моря, и средняя высота их меньше. Эта вторая половина берега по красоте ничем не уступает первой, но аристократы совершенно не обращают на нее внимания. Здесь землями владеют в основном хозяева виноградников и крестьяне-татары. Судак, название маленькой деревушки, означает также край виноградарства, один из самых больших в Крыму. Каждый год в Москву поступает оттуда большое количество винограда. Это просторная долина, занятая в основном виноградарскими хозяйствами. Кое-где среди виноградников встречаются плодовые сады, которые знамениты своей красотой в весенние месяцы, когда пышно цветут миндальные, абрикосовые и персиковые деревья. Рядом, на огромной горе, выдающейся в море, когда-то находилось процветающее поселение; сначала оно было греческим, потом генуэзским. Его величественные развалины стоят там до сих пор. Когда полуостров перешел под власть России, этих остатков прошлого было гораздо больше: еще сохранялись красивые общественные здания и частные дома, которые видел и которыми восхищался Паллас. Материал, из которого они были сделаны, пошел на постройку больших бесполезных казарм. Теперь эти казармы уже давно заброшены, и к древним руинам прибавились их лишенные смысла развалины. Еще примерно через двадцать миль возникает мрачный мыс Карадаг, которым завершается цепь крутых гор Крыма. Дальше, в сторону Кафы, горы постепенно переходят в степь, которая занимает всю северную часть полуострова и тянется на восток до берегов Керченского пролива.