Текст книги "Убийство на вокзале. Сенсационная история раскрытия одного из самых сложных дел 19 века"

Коронер Генри Дэвис произвел беглый осмотр трупа. Затем в дело вступили два медика: доктор Дженнингс и доктор Баркер, которые неделю назад проводили первое вскрытие трупа. Инспектор Райан передал им из тяжелой матерчатой сумки молоток, найденный двумя днями ранее на дне канала. Доктор Дженнингс держал его рядом с черепом убитого, сравнивая размер и форму ран с головкой молотка. Он кивнул своему коллеге, и тот сделал то же самое. Похоже, они остались довольны результатом, но проверка на этом не завершилась. У Райана в сумке было еще три или четыре молотка, найденных при обыске в поместье Бродстон. Доктора опробовали каждый по очереди. До проведения эксгумации они не были согласны с тем, что молоток из канала мог быть орудием убийства Джорджа Литтла, но теперь они понимали, что это было весьма вероятно.

Оставалось провести заключительный, самый мрачный этап повторного вскрытия. Доктор Дженнингс достал пилу для костей и трепан и с легкостью, которая была обусловлена скорее грубой силой, нежели мастерством, удалил большой участок черепа погибшего. Существовала вероятность того, что этот фрагмент понадобится в качестве доказательства, если дело дойдет до суда, иначе толковый адвокат мог оспорить утверждение врачей о том, что орудием убийства был молоток. О том, чтобы сфотографировать или даже сделать беглый набросок в таких условиях, не могло быть и речи. Ничто в этой ситуации не располагало к промедлению, поэтому уже через несколько минут крышка была возвращена на место, а гроб опущен назад в яму. Священник прочитал краткую молитву, и все отправились в обратный путь, оставив могильщиков за работой.

Через несколько часов мистер Кеммис вернулся на Бродстонский вокзал, в комнату на первом этаже, которую он занял в качестве своей штаб-квартиры. Судя по утренним газетам, убийство в Дублине стало главной новостью даже в Лондоне. Городские адвокаты по уголовным делам были начеку, и некоторые из самых смелых детективов Скотланд-Ярда хвастались, что смогут раскрыть это дело за несколько дней. Мистер Кеммис также позабавился, прочитав, что телеграмма, отправленная Чарльзу Фредерику Филду – «принцу детективов», как его называла газета, – была по ошибке доставлена совершенно не связанному с ним мистеру Филду, который был весьма удивлен, получив приглашение в Ирландию. В конечном счете сообщение попало к настоящему инспектору, который занимался делом на Джерси и, по слухам, готовился к отплытию в Дублин.

Королевский адвокат оторвал глаза от газеты и встретился взглядом с только что вошедшим Августом Гаем. Детектив сообщил ему, что Дублинский замок выделяет дополнительные ресурсы для расследования этого дела, в результате чего на станции находилось больше двадцати детективов и полицейских. Суперинтендант Финнамор, возглавлявший отдел G, вернулся с больничного и также собирался помогать мистеру Гаю. Чтобы вести расследование не мешали посторонние, Дирекцию объявили закрытой для всех, у кого не было в ней дел, а у каждого входа выставили офицеров. Полностью закрывать станцию, как того хотел мистер Кеммис, было нецелесообразно, однако теперь пассажиры могли попасть на платформы только через боковые ворота. У мистера Гая были и другие новости: полиция отправила бритву на экспертизу, но результаты оказались удручающе неоднозначными. Ни на лезвии, ни на ручке не было обнаружено следов крови, а тот факт, что металл не потускнел, позволил предположить, что бритва пролежала в воде всего несколько дней. Самым интересным был факт, что бритва была высочайшего качества, какую и подобает иметь обеспеченному джентльмену.

В течение некоторого времени обсуждались дальнейшие действия. Группа детективов мистера Гая уже побеседовала с большинством сотрудников железной дороги, и наметились несколько лиц, представляющих для полиции особый интерес. По косвенным причинам подозрения суперинтенданта пали главным образом на носильщика Макколи. Он был одним из немногих, кто по нескольку раз в день заходил в кабинет кассира, к тому же он был там поздно вечером в четверг. Мистера Кеммиса тем временем больше интересовали заместитель кладовщика Бернард Ганнинг и его жена Энн. Посетители их подвальной квартиры отмечали, что они жили не по средствам; кроме того, похоже, что молоток, которым был убит мистер Литтл, взяли именно со склада Ганнинга. Высказывались также опасения, что руководитель инженерного отдела, Патрик Моан, был не совсем честен в своих ответах. Таким образом, эти трое стали главными подозреваемыми, и пришла пора королевскому адвокату лично их допросить.

Компания Midland Great Western Railway еще не обладала достаточными ресурсами и опытом для производства собственных локомотивов, а потому их закупали у компании в Манчестере, но обслуживали все же в Бродстоне. Это происходило в огромном цехе, расположенном на небольшом расстоянии от станции, на другой стороне заросшего кустарником пустыря к востоку от конечной станции. Перед зданием находился так называемый Локомотивный двор с воротами, выходящими на Фибсборо-роуд, где в домах, принадлежащих железнодорожной компании, жили многие из здешних рабочих.

В здании, куда вошли мистер Кеммис и суперинтендант Гай, было шумно. В одном конце цеха механики собирали котел, забивая заклепки с силой, от которой, казалось, дрожали стены. Большую часть помещения занимали вагоностроители – квалифицированный отряд инженеров, столяров и слесарей, создававших с нуля товарные и пассажирские вагоны. Даже там, где рабочие не издавали слишком громких звуков, натиск на органы чувств не ослабевал. В воздухе витали опилки, пары краски и лака, тошнотворный аромат скипидара.

Неподалеку от цеха, в закутке, притворявшимся кабинетом, они обнаружили Бернарда Ганнинга, грузного мужчину лет сорока. На стенах вокруг него висел целый арсенал инструментов: огромные кувалды для укладки железнодорожного полотна, пилы всех размеров, зубила, сверла, малярные кисти. В обязанности Ганнинга входило выдавать их мастерам и фиксировать их благополучное возвращение в конце каждого дня, а также следить за тем, чтобы в мастерской никогда не кончались краска, смазка и другие расходные материалы, которые требовались для работы.

Появление детектива и его коллеги вызвало определенный интерес, и рабочие опустили инструменты, чтобы посмотреть на них из-за двери кладовой. Ганнинг, казалось, был обескуражен таким вниманием, возможно, понимая, что как проживающий на территории Дирекции мог попасть под подозрение. Он хотел подчеркнуть, что редко проводил там много времени за исключением тех случаев, когда уходил домой поспать или поесть.

– Мистер Ганнинг, скажите, пожалуйста, где вы находились в вечер убийства?

– Я был здесь, на складе, с трех часов до половины пятого. Потом я пошел домой, в нашу гостиную в подвале Дирекции, и попросил жену напоить меня чаем, а потом вышел на улицу, так как у меня были дела в городе.

Мистер Ганнинг подробно рассказал о своих последующих передвижениях, которые охватили неожиданно большую часть города. После деловой встречи в одном из центральных отелей Дублина он зашел к своему портному, затем посетил друзей на обоих берегах Лиффи и закончил встречу в пабе возле Тринити-колледжа. Мистер Гай спросил, в котором часу он вернулся на станцию.

– Около одиннадцати часов. Я постучал в ворота под часами, которые открыл ночной сторож Джон Кинг.

– Вы видели кого-нибудь еще?

– Ни души. Я подошел к двери Дирекции, где я живу.

– Она была заперта на ключ?

– Нет, просто закрыта.

– Оставляли ли обычно эту дверь незапертой так поздно ночью?

– Да, обычно ее закрывали в половину двенадцатого. Я сразу же спустился в гостиную, где находилась моя жена и Кэтрин Кэмпбелл, наша служанка. Я сказал ей, чтобы она выключила газовый свет и заперла наружную дверь, то есть ту, через которую я только что вошел.

– Эта дверь закрывается на ключ?

– Нет, на засов. Любой человек, находящийся внутри, может его открыть.

– Получается, какой-нибудь человек из кабинета кассира мог выйти из здания поздно вечером даже после того, как дверь была заперта?

– Да. Всякий раз, когда мистер Литтл задерживался на работе допоздна, он имел обыкновение спускаться по черной лестнице в подвал, затем подниматься по лестнице мимо квартиры Хэнбери и выходить через эту дверь.

Такой способ попасть со второго этажа на первый показался адвокату странным. Ганнинг объяснил, что его жена каждый вечер запирает внутреннюю дверь на парадную лестницу, делая прямой путь недоступным.

– Упоминала ли она, что мистер Литтл задержался или что его дверь была заперта?

– Нет, вечером она ничего не сказала об этом, только за завтраком на следующее утро. Тогда она заметила, что мистеру Литтлу будет холодно, так как в его кабинете не будет протоплено.

– А почему?

– Потому что, похоже, он запер дверь и забрал ключ с собой, и Кэтрин не могла войти, чтобы почистить камин.

– А во сколько вы вышли из дома в пятницу утром?

– Где-то между шестью и семью часами. Хэнбери вышел первым в то утро – я видел его на платформе, – так что дверь к тому времени уже была незаперта.

Ганнинг заявил, что ничего не знает о пропаже молотка, сказав, что все инструменты выдавал его молодой помощник Уильям Миллар. Парнишка отлучился по каким-то делам, но Ганнинг пообещал, что, как только тот вернется, он сразу же отправит его к мистеру Кеммису и суперинтенданту Гаю.

Далее они побеседовали с Уильямом Макколи, носильщиком, отвечавшим за ежедневную доставку сейфов с деньгами в кабинет мистера Литтла. Семья Макколи посвятила себя железнодорожной компании: Уильям и его жена, работавшая сиделкой у местного инвалида, жили в служебной квартире в двух шагах от локомотивной мастерской, а двое из их семерых детей работали на станции посыльными. Помимо ежедневной доставки сейфов с выручкой, Макколи был фактотумом станции: чистил туалеты, снабжал служебные помещения углем и питьевой водой, разносил багаж пассажиров и, как он выражался, «в целом старался быть полезным».

Королевский адвокат спросил его, в котором часу он обычно приступает к работе.

– Обычно до шести. Сначала я осматриваю уборные, и если они грязные, то мою их. Потом спичкой разжигаю камины.

– Вы имеете в виду туалеты в Дирекции?

– Нет, те, что на платформе, для пассажиров. Там есть камины для обогрева. После того как разожгу камины, я вместе с другими носильщиками иду на платформу встречать семичасовой поезд. В мои обязанности входит приносить кассиру сейфы с деньгами и выносить пустые.

– Расскажите, пожалуйста, что произошло в четверг тринадцатого?

– Да, в этот день я приносил сейфы с деньгами в девять сорок пять, потом в половину двенадцатого и в четверть третьего. В общей сложности двадцать восемь сейфов. После этого в половине четвертого и половине пятого я поднимался, чтобы забрать пустые сейфы.

– Вы помните, кто еще был в офисе в половине пятого?

– Не уверен… Я спустился, чтобы отдать сейфы охраннику пятичасового поезда, а потом увидел, что поезд отправляется.

– Вовремя ли он ушел?

– Возможно, он опоздал на минуту или две, но не больше. Сразу после этого я пошел домой ужинать.

– Когда вы выходили из кабинета мистера Литтла, вы обычно спускались по парадной лестнице или по черной?

– Обычно по черной. Я точно воспользовался ею, когда забирал коробки в половине пятого. Я оставил их в багажном вагоне у охранника Биссета, а сам пошел помогать другому человеку. Я следил по часам, не пора ли забрать последнюю партию сейфов, и поднялся за ними до отправления пятичасового поезда.

– Минуту назад вы сказали, что видели, как он уходил. Теперь вы говорите, что поднялись до того, как он ушел?

Макколи выглядел растерянным.

– Ну, первый звонок к отправлению прозвенел еще до того, как я покинул платформу. Я всегда смотрю на часы на платформе, когда думаю, что пора идти за сейфами. Эти часы находятся дальше Дирекции, чем часы над воротами.

– Значит, чтобы добраться до офисов с того конца платформы, вам требуется несколько минут?

– Именно.

– Что вы обнаружили, когда поднялись?

– Дверь мистера Литтла была закрыта, но не заперта. Я открыл ее и вошел внутрь. Мистер Литтл был там.

– Вы видели там еще кого-нибудь?

– Нет. Не думаю, что там мог быть кто-то еще. Более того, я в этом уверен.

– Вы ему что-нибудь сказали?

– Я сказал: «Спокойной ночи, мистер Литтл», а он ответил: «Спокойной ночи, Макколи». Я осторожно закрыл дверь, спустил ящики по черной лестнице и прошел мимо кабинета клерков солиситора.

– Вы видели кого-нибудь еще?

– В зале находились несколько клерков, которые собирались домой, но я не могу назвать ни одного из них.

– Продолжайте.

– Потом я отнес коробки в багажное отделение, поставил их на место и тут же отправился домой. Я прошел прямо по платформе, под выступающими часами, вышел через ворота, а потом… – Макколи сделал паузу, видимо, что-то вспомнив. – Должно быть, я ошибался раньше, мистер Гай… теперь я вспоминаю, что видел, как отправлялся пятичасовой поезд. Это было после того, как я оставил ящики из-под денег в багажном отделении.

Суперинтендант пристально посмотрел на носильщика, пытаясь понять, говорит ли он правду.

– Когда вы поднимались, Макколи, вы уверены, что не видели Чемберлена, помощника мистера Литтла?

– Я не думаю, что видел его после половины пятого.

– Очень хорошо. Выходит, вы находились на платформе в момент отхода пятичасового поезда. Что вы делали дальше?

– Да, сэр, я стоял в нескольких метрах от багажного вагона. Я пошел домой и обнаружил там трех или четырех своих детей. Там точно были мои дочери: Энн, она уже девушка, ей двадцать три года, и Эллен, которой тринадцать лет. Моей жены там не было, а ужин не был готов, так что я вернулся на платформу.

– Почему? Вы же закончили работу на сегодня?

Носильщик рассмеялся.

– О нет, сэр, моя работа не заканчивается к ужину. Мне нужно было проверить уборные – это заняло всего несколько минут. Затем мне нужно было заполнить пять или шесть угольных ящиков – они вмещают около двадцати килограммов угля каждый. Поэтому я пошел на угольный склад под багажным отделением и пробыл там около получаса. Вернувшись, я встал на платформе и стал ждать пассажиров, которые могли уехать на почтовом поезде. Когда прозвенели колокола, я увидел, как в четверть восьмого отправился почтовый поезд. Затем я еще раз проверил уборные, погасил свет в залах ожидания и вернулся на угольный склад, чтобы взять уголь и дрова…

– Как долго вы находились на угольном складе в этот раз?

– Сейчас не могу сказать точно, но сразу после я пошел домой ужинать. В это время дома были моя жена и все дети. Я пробыл там около часа и поужинал хлебом с маслом и чаем. Кажется, я съел также кусок рыбы, но точно сказать не могу.

– В котором часу вы легли спать в ночь убийства?

– Примерно в девять часов.

– Что вы делали на следующее утро?

– Я, как обычно, взял сейфы, чтобы отнести их в офис мистера Литтла, и столкнулся с миссис Ганнинг у его двери. Было примерно без десяти десять. Я спросил миссис Ганнинг, пришел ли мистер Литтл, и она ответила, что нет. Тогда я запер сейфы с деньгами в кабинете мистера Моана, а ключ отдал дочке миссис Ганнинг.

Мистер Кеммис был очень далек от мысли, что у них есть основания подозревать Макколи, хотя суперинтендант Гай и указал на путаницу носильщика во времени. По крайней мере, они согласились с тем, что необходимо проверить его алиби.

Патрик Моан жил вместе с женой в квартире, принадлежащей железнодорожной компании, на Фибсборо-роуд, в нескольких сотнях метров от Бродстонского вокзала. Их жилище нельзя было назвать роскошным, но они жили в нем бесплатно. Своих детей у Моанов не было, а потому они воспитывали племянника и племянницу Патрика, осиротевших несколько лет назад.

Мистер Моан был поразительно высоким человеком с беспокойной, вечно рассеянной манерой поведения. Он вырос в Мэриборо – городе, расположенном в шестидесяти милях к юго-западу от Дублина, и должен был стать католическим священником, однако после обучения в семинарии Святого Патрика в Мейнуте – самой крупной и престижной в Ирландии – он бросил учебу, так и не приняв сан. Вместо этого он открыл небольшую частную школу в Дублине, но после четырнадцати лет преподавания решил, что с него хватит, и в 1853 году поступил на работу в железнодорожную компанию в качестве руководителя инженерного отдела. На эту должность его порекомендовал мистер Бозир.

В его обязанности, по его словам, входила в основном проверка отчетности локомотивного отдела. Он вел учет пробега каждого локомотива, следил за актуальностью бухгалтерских книг на складах, вел подсчет расходов на содержание путей и станций.

Мистер Гай поинтересовался, приходилось ли ему в своей работе сталкиваться с наличными деньгами.

– Нет, я имею дело с цифрами, а не с деньгами. На неделе, когда умер мистер Литтл, я подготовил наш счет в среду. Он составлял двести шестьдесят шесть фунтов, четырнадцать шиллингов и десять пенсов – сумма, причитающаяся локомотивному отделу на зарплату и другие расходы. Я отправил дубликат в бухгалтерию, и он также поступил в финансовый отдел, который его одобрил. Отдел получил деньги через мистера Кристиана, который, должно быть, получил деньги от мистера Литтла.

– Вы знали мистера Литтла?

– Мой кабинет находится напротив его кабинета, но я не был с ним знаком, если не считать обычной любезности одного джентльмена по отношению к другому.

– А где вы были в день убийства?

– Весь тот четверг я находился в своем кабинете: с десяти часов до без пяти пяти.

– Видели ли вы в тот день кого-нибудь необычного в коридорах?

– Нет.

– А что вы делали в тот вечер, покинув свой кабинет?

– Я зашел на склад, чтобы встретиться с мистером Осборном и мистером Ганнингом. Мне нужно было поговорить с ними об обеде для мистера Уилсона – инженера, который недавно покинул компанию. Мы собирались подарить ему столовое серебро, а потому договорились пойти в Европейский отель на Болтон-стрит и обсудить все на следующее утро в одиннадцать часов.

Европейский отель, расположенный в нескольких улицах от Бродстонского вокзала и обслуживавший в основном путешественников, был самым большим в Дублине. Неофициально он был известен как Molonys – так его называли в честь владельца, Джеймса Молони, который управлял отелем вместе со своей женой Джейн.

– А во сколько вы покинули склад?

– Мистер Ганнинг ушел примерно без двадцати шесть, оставив меня с мистером Осборном обсуждать планы на ужин. Мы решили утром зайти к Молони, и если они смогут предложить нам подходящее меню по цене восемь шиллингов за человека, то мы устроим ужин там.

– Когда состоится этот ужин?

– Трагическая смерть мистера Литтла отложила его. На него были приглашены шестьдесят человек. Я, секретарь оргкомитета, отвечаю за ужин и столовое серебро в подарок.

– Сделал ли мистер Литтл свой взнос?

– Да, он дал десять шиллингов на столовое серебро. Мистер Осборн заведовал деньгами. Кажется, он сказал, что мистер Ганнинг тоже внес десять шиллингов. А деньги от мистера Литтла получил я – давно это было, может быть, в августе.

– Итак, мистер Моан, расскажите мне, что вы помните об утре прошлой пятницы?

– Я пришел в свой кабинет в десять. Мистер Чемберлен стоял в конце коридора. Дверь в мой кабинет была заперта, чему я удивился, поэтому послал парнишку посыльного, Мура, вниз, чтобы он взял ключ у миссис Ганнинг. Она принесла его и открыла мне дверь.

– Почему вы удивились?

– Моя дверь обычно не запиралась. Миссис Ганнинг сказала, что причина в том, что Макколи поставил сейфы с деньгами в моем кабинете, так как дверь мистера Литтла была заперта и он не смог туда войти.

– Понятно. А что было дальше?

– В одиннадцать часов у меня была назначена встреча с Осборном и Ганнингом, но, поскольку сейфы с деньгами все еще находились в моем кабинете, мне не хотелось уходить. Я вышел в коридор и выразил Чемберлену свое удивление тем, что мистер Литтл не пришел, и посетовал, что не могу уйти на встречу. Чемберлен сказал, что тоже такого не ожидал, но не удивился бы, если бы оказалось, что мистер Литтл шагнул в канал.

– В канал? Что он имел в виду?

– Не знаю. В этот момент ко мне подошел мистер Ганнинг и спросил, почему я не пришел. Я показал на сейфы с деньгами и сказал, что не мог просто так оставить их в своем кабинете. Он велел мне запереть дверь и отдать ключ его жене, что я и сделал, но только после того, как получил разрешение от мистера Кэбри и рассказал ему, куда направляюсь. Затем мы с Ганнингом на такси доехали до входа в локомотивный отдел на Фибсборо-роуд и забрали мистера Осборна.

– И вы втроем поехали в город?

– Да, мы поехали к Молони, как и договаривались. Молони показал, что планирует подать нам на ужин, о котором Ганнинг говорил с ним накануне вечером. Это было действительно длинное специальное меню, мистер Гай, и оно было настолько хорошим, что мы сказали, что ничто не может его превзойти. Мы взяли бутылку вина – ну, все, кроме меня, мистер Гай, я взял пинту имбирного пива – и сказали мистеру Молони: «Мы примем решение и пришлем вам весточку вечером». Затем мы допили свои напитки, вернулись в повозку и пришли к мнению, что должны утвердить меню. Потом кто-то сказал: «Почему бы нам не пойти в “Дельфин” и не поесть устриц?» Так мы и поступили. А потом вместе вернулись в локомотивный отдел около половины первого.

– И вы пошли в свой кабинет?

– Да.

Моан рассказал о том, как обнаружил мистера Бозира и еще нескольких человек, пытавшихся попасть в кабинет кассира, и о своей разочаровывающей одиссее по Дублину в поисках врача. Похоже, он больше ничего не знал, поэтому мистер Гай поблагодарил его, и они пошли назад на станцию.

Там их ждал Уильям Миллар, помощник мистера Ганнинга. Несмотря на то, что Уильям едва достиг подросткового возраста, он проводил на работе большую часть своего дня: шесть дней в неделю он должен был находиться на посту с половины шестого утра до половины седьмого вечера. Главной его задачей было присматривать за инструментами. Мистер Гай спросил его о молотках и о том, хранятся ли они под замком.

– Нет, я храню их в ящике за стойкой и выдаю рабочим, когда они им нужны.

– Имеется ли регистрационная книга, записи о том, кто их брал?

– Нет, я не веду никакого учета.

– Вы выдавали молоток в день убийства?

– Я не знаю. Не помню, брал ли кто-нибудь в тот день молоток.

– Был ли мистер Моан в тот день на складе?

– Насколько мне известно, он не заходил за стойку туда, где лежат молотки.

– А что насчет мистера Ганнинга?

– Возможно, он там был, но я не помню.

– Вы видели молоток, который был найден в канале. Похож ли он на один из тех, что есть на вашем складе?

– Возможно, но машинисты тоже носят с собой молотки, похожие на этот.

– Вы не помните, чтобы кто-нибудь просил у вас молоток под каким-нибудь необычным предлогом?

– Такое возможно, но я не припомню.

– Во сколько вы ушли в четверг тринадцатого?

– Я ушел около половины седьмого с мистером Осборном.

– Только вы двое? А как же мистер Ганнинг?

– Он ушел около половины шестого, и мы остались вдвоем.

– А мистер Моан тоже был там?

– Я не помню.

Начала вырисовываться удручающая закономерность. Когда появлялось небольшое несоответствие или крошечный проблеск света, указывающий на новый путь к разгадке, и все начинало выглядеть многообещающе, последняя зацепка всегда заводила следствие в тупик.