Текст книги "Край навылет"
Автор книги: Томас Пинчон
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Так и… что у нас тут, истинная любовь, империалистическое насилие, легенда для надежного внедрения к местным? Этого досье почти не выдает. Никаких дальнейших упоминаний о Сьомаре, да и вообще о Виндусте в Гватемале. Несколько месяцев спустя он всплывает в Коста-Рике, но без женушки.
Максин прокручивает дальше, но теперь больше внимания к тому, почему Марвин вообще ей это принес? Что она должна со всем этим сделать? Ладно, ладно, может, Марвин – некий посланец из иного мира, даже ангел, но какие бы незримые силы его ни наняли в данный момент, она обязана задать профессиональные вопросы типа: как в мирском пространстве приблуда для хранения данных оказалась у Марвина? Кто-то хочет, чтобы она это увидела. Гейбриэл Мроз? Элементы в ЦРУ или кто? Сам Виндуст?
11
Неделю или около того спустя Максин снова в Аудитории Вонца на выпуске восьмого класса. После обычного межконфессионального парада духовенства, каждый участник – в приличествующем наряде, что неизменно ей напоминает прелюдию к анекдоту, – Бибоп-Ансамбль Кугельблица исполняет «Отскок Билли», Брюс Зимквеллоу устанавливает нечто вроде рекорда Гиннесса по количеству многосложных слов на одну фразу, затем выходит приглашенный оратор Марка Келлехер. Максин несколько шокирована воздействием всего пары прошедших лет – погодите, недоумевает она с внезапным всплеском паники, сколько лет-то в точности? Седина у Марки сейчас не просто вступила в свои права – она расположилась как дома и закинула ноги на стол, а Марка сегодня в огромных темных очках, которые предполагают временную утрату веры в макияж для глаз. На ней пустынный камуфляж и фирменная сетка для волос, нынче – некоего электрически-зеленого цвета. Ее актовая речь оказывается притчей, в которую никто и не должен въехать.
– В одном городе жил да был могущественный властитель, которому нравилось переодеваться и красться по городу, втайне делая свою работу. Время от времени его кто-нибудь узнавал, но такие люди всегда были не прочь принять горсть серебра или золота, чтобы обо всем забыть. «Какой-то миг на вас действовала высокотоксичная форма энергии, – обычно выражается он. – Вот сумма, которая, я полагаю, компенсирует вам любой причиненный ущерб. Вскоре вы начнете забывать, а потом вам станет лучше».
Еще в то время жила одна старушка – вероятно, от вашей бабушки ничем не отличалась – и по ночам занималась своими делами: таскала везде огромный мешок грязного тряпья, клочков бумаги и кусков пластика, сломанных приборов, объедков и другого мусора, который подбирала на улице. Ходила она повсюду, а в городе жила дольше всех остальных, без приюта и под открытым небом вне зависимости от погоды, и знала она все. Она была хранителем всего, что город выбрасывал.
В тот день, когда их с властителем дорожки наконец пересеклись, его ожидал неприятный сюрприз – когда он из лучших побуждений протянул ей горсть монет, старуха рассерженно швырнула их ему обратно. Монеты, звеня, раскатились по брусчатке. «Забыть? – проскрежетала она. – Я не могу и не должна забывать. Помнить – суть того, что я есть. Цена моего забвения велика, сударь, больше, чем вы можете себе вообразить, тем паче – заплатить».
Опешив и почему-то решив, что предложил недостаточно, властитель снова принялся рыться в своем кошеле, но, когда поднял голову, старуха исчезла. В тот день он вернулся со своих тайных дел раньше обычного, в странном раздрае. Теперь, решил он, следует найти эту старуху и обезвредить ее. Вот незадача-то.
Хоть по натуре своей властитель и не был жесток, давным-давно он понял, что на такой должности, как у него, никто не удержится, если станет чураться того, что делать нужно. Много лет он искал новые творческие методы, которые не требовали бы насилия, и обычно они сводились к тому, что людей просто покупали. Упорных преследователей имперских знаменитостей нанимали телохранителями, журналистов с проблемами назальной протяженности переназывали «аналитиками» и сажали за столы в государственной разведывательной конторе.
По такой логике старуха с мешком мусора должна была бы стать кабинетным министром по охране окружающей среды, и настал бы такой день, когда ее имя присвоили бы паркам и центрам по переработке отходов по всей этой державе. Однако стоило кому-то попробовать подступиться к ней с предложениями трудоустройства – ее нигде не могли найти. Меж тем как ее критика режима уже стала частью городского коллективного сознания, и удалить ее оттуда не представлялось возможным.
Так вот, дети, это просто сказка. Такую вы бы могли услышать в России еще в те дни, когда у власти там был Сталин. Люди рассказывали друг другу такие Эзоповы басни, и все знали, что в них что значит. Но можем ли мы в XXI веке утверждать то же самое?
Кто эта старуха? Что она все эти годы отыскивает, по ее мнению? Кто этот «властитель», продаваться которому она отказывается? И что это за «работа», которую он «делает втайне»? Предположим, «властитель» – вообще не человек, а бездушная сила, настолько могущественная, что она, если и не способна облагородить, наверняка дает права, чего в этом городе-государстве, о котором мы ведем речь, всегда более чем достаточно? Ответы на эти вопросы давать вам, выпускной класс Кугельблица 2001 года, в порядке упражнения. Удачи вам. Считайте это конкурсом. Ответы присылайте мне в веб-лог, «таблоидпроклятых. ком», первый приз – пицца с чем угодно по вашему желанию.
Речь удостаивается кое-каких аплодисментов, больше, чем ей досталось бы в снобских академиях к востоку и западу отсюда, но не таких, какими могли бы вообще-то удостоить выпускника Кугельблица.
– Все из-за моей личности, – сообщает она Максин на приеме после. – Женщинам не нравится, как я держусь, а мужчинам – мои принципы. Вот почему я сейчас меньше появляюсь на публике и вместо этого больше занимаюсь своим веб-логом. – Вручая Максин флаер – такой домой приносил Отис.
– Загляну, – обещает Максин.
Поведя подбородком через все патио:
– А вы это с кем пришли, похож на Стерлинга Хейдена?
– На кого? А, это мой экс. Ну. Как бы.
– Тот же экс, что и два года назад? Тогда все было не окончательно, не окончательно и до сих пор, вы чего ждете? Какое-то нацистское имя, если я правильно помню.
– Хорст. Это сейчас появится в интернете?
– Если вы не окажете мне большущую услугу.
– О-ёй.
– Серьезно, вы же СРМ, верно?
– Меня лишили сертификата. Я теперь фрилансер.
– Не важно. Мне бы надо вас кое о чем порасспросить.
– Нам надо где-нибудь встретиться за ланчем?
– Я не устраиваю ланчи. Растленный артефакт позднего капитализма. Может, позавтракаем?
Она тем не менее улыбается. Максин приходит в голову, что, невзирая на только что произнесенную речь, Марка – отнюдь не старая карга, скорее она пышка. У нее лицо и манеры человека, который через пять минут после знакомства наверняка уже будет заталкивать тебе что-нибудь в рот. Что-нибудь особенное, уже на ложке, уже на пути к твоему рту.
Забегаловка «Пирей» на Колумбе замусорена, обветшала, в ней битком сигаретного дыма и кухонных запахов, это заведение шаговой доступности. Официант Майк роняет на стол пару очень тяжелых меню, переплетенных в потрескавшийся бурый пластик, и шествует прочь.
– В голове не укладывается, что это место по-прежнему здесь, – говорит Марка. – Вот и говори потом о жизни взаймы.
– Да ладно вам, это заведение – оно из вечных.
– Еще разок – вы с какой планеты? Мерзавцы домовладельцы и мерзавцы застройщики, объединив усилия, ничего не оставят в этом городе с прежними адресами даже на пять лет, назовите мне здание, которое любите, и скоро оно уже станет либо штабелем сетевых магазинов высшего класса, либо кондоминиумом для яппи, у которых денег больше, чем мозгов. Возьмите любое открытое пространство – по вашему мнению, оно способно бесконечно дышать и держаться? Простите, но с ним уже можно расцеловаться в жопу на прощанье.
– Риверсайд-парк?
– Ха! Как бы не так. Даже Сентрал-парк под угрозой, эти великие провидцы, они уже спят и видят, что от СПУ[54]54
Сентрал-Парк-Уэст.
[Закрыть] до Пятой авеню все плотно уставлено изящными резиденциями. А Газета Актов между тем ходит кругами в плиссированной юбочке и трясет помпонами, подскакивает с идиотской ухмылочкой, даже если просто бетономешалка мимо проедет. Здесь жить можно, только ни к чему не привязываясь.
Подобные советы Максин слышала от Шона, хоть и не обязательно применимо к недвижимости.
– Я заглянула вчера к вам в веб-лог, Марка, так вы сейчас и за дот-комы взялись?
– Недвижимость – нетрудная ненависть, а эти технари немножко другие. Знаете, как всегда говорит Сьюзен Сонтаг.
– «Мне нравится прядь, я ее оставлю»?
– Если вам очень хочется поговорить о какой-либо восприимчивости, а не просто самому ее являть, вам потребуется «глубокая симпатия, преображенная презрением».
– Насчет презрения я поняла, а вот про симпатию напомните?
– Их идеализм, – может, чуть неохотно, – их юность… Макси, я ничего подобного не видела с шестидесятых. Эти детки вышли менять мир. «Информация должна быть свободной» – они ведь с этим не шутят. И в то же время есть эти алчные ебаные дот-коммеры, по сравнению с которыми застройщики – просто Бэмби и Топотун.
В стиральной машинке-автомате Интуиции лязгает монетка, и запускается новый цикл.
– Ну-ка, ну-ка? Ваш раздельно проживающий зять Гейбриэл Мроз.
– Да она волшебница. Дни рождения не обслуживаете?
– Вообще-то в данный момент «хэшеварзы» и у одного моего клиента вызывают ажиту. Ну, вроде клиента.
– Да, да? – Пылко. – Может, мошенничество?
– Ничего судебного, что выдержало бы слушание, пока, во всяком случае.
– Макси, там правда происходит что-то очень, очень чудно́е.
Возникает Майк с тлеющей сигарой в зубах.
– Дамы?
– В последнее время – нет, – сияет Марка. – Как насчет вафель, бекона, колбасок, жареной картошки, кофе.
– «Особый К», – грит Максин, – обезжиренное молоко, какие-нибудь фрукты?
– Сегодня для вас – банан.
– И кофе тоже. Пожалуйста.
Марка медленно качает головой:
– Тут у нас ранние стадии пищевого нацизма. Так скажите мне, вы с Гейбриэлом Мрозом – что?
– Просто добрые друзья, не верьте «Странице Шесть». – Максин быстро вводит ее в курс дела – аномалии Кривой Бенфорда, призрачные поставщики, течение капитала в сторону Залива. – У меня пока только поверхностная картинка. Но там, похоже, много правительственных контрактов.
Марка кисло кивает.
– «Хэшеварзы» с аппаратом безопасности США теснее некуда, их подразделение, если угодно. Криптография, контрмеры, бог знает, что еще. Знаете, у него особняк в Монтоке, в одной утренней пробежке по тропке от старой воздушной базы. – Забавное у нее лицо, странная смесь изумления и обреченности.
– Почему это может быть…
– Проект Монток.
– Про… А, постойте, об этом Хайди упоминала… Она это преподает, нечто вроде… городской легенды?
– Можно сказать и так. – Такт. – А еще можно сказать – окончательная истина о правительстве США, хуже всего, что можно вообразить.
Является Майк с едой. Максин чистит банан, нарезает его ломтиками себе в хлопья, стараясь держать глаза широко распахнутыми и без осуждения, пока Марка вкапывается в свой высокохолестериновый корм и вскоре уже разговаривает с набитым ртом.
– На мою долю выпало немало теорий заговоров, некоторые – заведомая белиберда, в некоторые я сама хочу верить так сильно, что нужно осторожнее, а другие неизбежны, даже если б я хотела сбежать. Проект Монток – это все кошмарные подозрения, что существовали еще со Второй мировой, вся стоимость параноидного производства, огромные подземные мощности, экзотические вооружения, космические пришельцы, путешествия во времени, другие измерения, мне продолжать? И у кого оказывается к этой теме психопатический интерес – у моего собственного рептильного зятя, Гейбриэла Мроза.
– Типа еще одного детки-миллиардера с шизанутой одержимостью, вы имеете в виду, или?..
– Попробуйте определить его как «жадного до власти мудака – поклонника ЦРУ».
– При условии, то есть, что это взаправду, вся эта штука с Монтоком.
– Помните, еще в 96-м рейс 800 «ТУЭ»? Сбит над Лонг-Айлендским проливом, правительство расследовало его так клево, что в итоге все решили, будто оно это и сделало. Монтокцы утверждают, что в тайной лаборатории под мысом Монток разрабатывалось оружие на основе пучка частиц. Некоторые заговоры – они теплые и утешают, мы знаем, как звать всех плохих парней, мы хотим, чтоб они понесли заслуженное наказание. А вот насчет других уже не уверен, хочешь ли, чтобы в них была правда, потому что они зло, так глубоки и всеохватывающи.
– Что, путешествия во времени? Пришельцы?
– Если вы делаете что-то втайне и не хотите привлекать внимания, что может быть лучше – просто выставить это на осмеяние, чтобы скорее списали со счетов, а не привлекали несколько калифорнийских элементов?
– Мроз мне отнюдь не кажется антиправительственным крестоносцем или искателем правды.
– Может, он считает, что все это реально, и хочет свою долю. Если уже ее не получил. Он вообще об этом не говорит. Все знают, что Лэрри Эллисон гоняет на яхтах, Билл Гросс собирает марки. А вот эта, как ее, вероятно, назвал бы «Форбс», «страсть» Мроза, она не очень-то широко известна. Пока.
– Похоже, как раз это вы хотите опубликовать у себя в веб-логе.
– Лишь когда раскопаю побольше. Каждый день появляются новые улики, слишком много отмороженных денег уходит на неочевидные цели в слишком многих направлениях. Может, все взаимосвязано, может, только часть. Эти призрачные платежи, которые вы пытаетесь отследить, например.
– Пытаюсь. Их смурфят по всему миру, проводят по счетам в Нигерии, Югославии, Азербайджане, все наконец вновь собирается в банке-хранителе в Эмиратах, в Свободной Зоне Джебел-Али регистрируется какое-нибудь Специализированное Дочернее Предприятие. Вроде Деревни Смурфов, только симпатичнее.
Марка моргает, глядя на еду у себя на вилке, и почти что видно, как начинают вращаться через двойное сцепление ее старолевацкие шестерни.
– А вот это я, может, и хочу запостить.
– А может, и нет. Мне бы пока еще не хотелось никого спугнуть.
– А если это исламские террористы или что-то? Тут фактор времени может быть важен.
– Прошу вас. Я лишь гоняюсь за растратчиками, я что, по-вашему, на Джеймс-Бонда похожа?
– Не знаю, ну-ка ухмыльнитесь мне, как мачо, сейчас поглядим.
Но что-то на лице у Марки, какой-то невнятный коллапс, от чего Максин не понимает, кто еще даст ей хоть какую-нибудь поблажку.
– Ладно, слушайте, у моего свистуна есть источник, какой-то юный юбер-гик, так вот он копает, пытается крякнуть хоть что-нибудь, что «хэшеварзы» зашифровали. Что бы он ни нашел, чем бы оно ни было, я могла бы передать вам, идет?
– Спасибо, Макси. Хотела бы я вам сказать, что с меня причитается, хотя в данный момент, говоря технически, ничего с меня не причитается. Но если б вам этого очень хотелось… – С виду она едва ли не стесняется, и Максиново мамское СЧВ, уже пущенное в ход, подсказывает, что это не будет не связано с Талит, ребенком, которого – и Марка без смущения это признает – она некогда буквально вымаливала, мало того – по которому она и скучает больше всего, ибо ребенок этот проживает в Верхнем Ист-Сайде, прямо через парк от нее, но с таким же успехом мог бы жить и в Катманду, светская дама, собственная ее детка, которую Марка видит редко, если видит вообще, – потерявшаяся Талит, проданная и купленная миром, от ненависти к которому Марка не откажется никогда.
– Давайте угадаю.
– Я туда прийти не могу. Я нет, но, если под каким-то предлогом сможете вы, просто посмотреть, как у нее там что. Вот правда, мне нужен всего лишь доклад из вторых рук. Судя по тому, что я вижу в интернете, она в «хэшеварзах» ревизор компании, поэтому у вас, может, получится, я не знаю…
– Просто позвонить, сказать: «Здрасьте, Талит, я думаю, у вас в компании кто-то играет в Кто Украл Печенюшку Из Банки, может, вам нужен десертифицированный СРМ?» Перестаньте, Марка, это гонки за неотложками.
– Так… они вас ре-десертифицируют, что?
Осторожно:
– Когда вы ее видели в последний раз?
– Карнеги-Меллон, когда она получала магистра управления бизнесом. Уже много лет как. Меня даже не пригласили, но я все равно пошла. Ее сияние добивало даже туда, на зады, где я сидела. Я какое-то время поныкалась у Забора, надеялась, что она подойдет. Ебаное убожество какое-то, если вспомнить. То кино с Барбарой Стэнуик, только без скверных советов, как одеваться.
Что вызывает у Максин рефлекторную оценку выбора сегодняшнего облачения у Марки. Максин замечает, что волосяная сетка – в тон сумочке. Что-то вроде яркого оттенка пурпурной репы.
– Ладно, слушайте, я, наверное, сумею при случае немного позаниматься социотехникой. Если даже она не согласится на встречу, это ведь тоже мне что-то скажет, правда?
12
Талит ненадолго вернулась из Монтока и может выделить Максин время до работы. Очень рано поутру, сквозь мутный летний свет Максин сперва направляется в центр на свою еженедельную встречу с Шоном, который выглядит так, словно только что всю ночь готовился к экзаменам в камере сенсорной депривации.
– Хорст вернулся.
– Это типа, – воздушные кавычки, – «вернулся»? Или просто вернулся?
– Я должна это понимать?
Постукивая по виску, словно слушая голоса из дальнего далека.
– Вегас? Церковь Элвиса? Хорст с Максин дубль два?
– Прошу тебя, мне мама такое говорила б, если б не так сильно ненавидела Хорста.
– По мне, это слишком эдипово, но могу порекомендовать тебя обалденному фройдисту, гибкие тарифы, все вот это вот.
– Наверное, не стоит. Что бы, по-твоему, сделал Догэн?
– Сел.
После того, как оттикала добрая часть, похоже, целого часа:
– Эм-м… сел, да, и?..
– Просто сидел.
У таксиста по дороге из центра радио настроено на христианскую станцию «звоните – ответим», которую он внимательно слушает. Ничего хорошего это не предвещает. Он решает выехать на Парк и дальше всю дорогу оттуда. Библейский текст, ныне обсуждаемый, – из 2-го послания к Коринфянам: «Ибо вы, люди разумные, охотно терпите неразумных»[55]55
2 Кор 11:19.
[Закрыть], – что Максин расценивает как знак: альтернативные маршруты предлагать не стоит.
Парк-авеню, несмотря на чьи-то представления об облагораживании, осталась для всех, кроме хронически не обремененных врубом, самой скучной улицей в городе. Первоначально сооруженная как нечто вроде благородной крышки над железнодорожными путями к Гранд-Сентралу, чем она должна быть – Елисейскими Полями? Если гнать по ней ночью в лимузине-растяжке, скажем, в Харлем, она краем глаза может вполне показаться сносной. При свете же дня, со средней скоростью квартал в час, забитая шумными и ядовито смердящими транспортными средствами, каждое на передовой стадии ветхости, чьи водители претерпевают (или смакуют) уровни враждебности, сопоставимые с тем, что у нынешнего таксиста Максин – не говоря о полицейских барьерах, знаках Однополосное Движение, бригадах с отбойными молотками, канавокопателях и фронтальных погрузчиках, бетономешалках, асфальтоукладчиках и битых мусоровозах, не маркированных никаким именем подрядчика, что уж там телефонными номерами, – все это становится поводом для духовного упражнения, хотя, быть может, скорее восточного типа, нежели связанным с радиостанцией, которая теперь орет чем-то вроде христианского хип-хопа. Христианского чего? Нет, знать этого ей не хочется.
Вот их подрезает «вольво» с дилерскими номерами, дефилируя полиэдральными зонами смятия в уверенности своей неподверженности авариям.
– Ебаные евреи, – ярится таксист, – люди ездят, блядь, как животные.
– Но… животные не могут ездить, – утешает Максин, – и вообще-то… разве Иисус стал бы так говорить?
– Иисус бы возрадовался, если бы всех евреев расхерачило ядерной бомбой, – объясняет таксист.
– О. Но, – ей отчего-то не удается не отметить, – он разве… сам не был еврей?
– Вот не надо мне этой срани, дама. – Он показывает на полноцветную распечатку Искупителя, приколотую к его противосолнечному козырьку. – Вы где-нибудь таких евреев видели? На ноги гляньте – сандалии? верно? Все знают, что евреи не носят сандалии, они носят кожаные полуботинки. Вы, милочка, должно быть, сильно не из города.
Знаете, чуть было не отвечает она, должно быть, да.
– Вы сегодня у меня последняя ездка. – Таким странным тоном, что у Максин начинают мигать огоньки оповещения. Она бросает взгляд на время, которое показывает видеодисплей в спинке переднего сиденья. До конца любой известной смены еще очень далеко.
– Я так круто с вами обошлась? – Есть надежда, что игриво.
– Мне процесс начинать надо. Я все откладывал, но времени больше нет, сегодня или никогда. Нас не сгребешь просто, как рыбу неводом, мы знаем, что грядет, нам нужно подготовиться.
Все мысли об оскорбительных чаевых или нотации-в-конце-поездки испарились. Если она доберется безопасно, за это можно отдать… сколько? Двойной тариф минимум.
– Вообще-то мне нужно пешком пройти пару кварталов, вы меня здесь не высадите? – Он более чем доволен этим, и не успевает дверца полностью захлопнуться, такси свинчивает за угол к востоку и некой судьбе, думать о которой ей уже не нужно.
Максин в Верхнем Ист-Сайде не чужая, хотя ей тут по-прежнему неуютно. Ребенком она ходила в среднюю школу Джулии Ричмен – ну, в завязке бывала разок-другой – по Восточной 67-й, ездила через весь город на автобусах пять дней в неделю, так и не привыкла. Глубинка, ленты в волосах. Визиты сюда всякий раз – как зайти в комплексно застроенную общину карликов, все мелкомасштабное, кварталы короче, переход через авеню требует меньше времени, так и ждешь, что в любую минуту к тебе подойдет крохотный официальный зазывала и скажет: «Как градоначальник Города Жевунов…»
Резиденция Мроза, напротив, – такое место, о которых агенты по торговле недвижимостью обычно склонны ворковать: «Исполинское!» Если выразиться иначе, оно, блядь, неохватно. Два целых этажа, вероятно, и все три, неясно, хотя Максин понимает, что ей по статусу экскурсия вряд ли светит. Она входит через общественное помещение, используемое для вечеринок, музыкальных вечеров, сборов средств и т. д. Центральный кондиционер выставлен на максимум, что с учетом того, к чему клонит день, не повредит. Дальше вглубь, через некую почтенную долю мили она замечает лифт куда-то, где, несомненно, приватнее.
Комнатам, сквозь которые ей дозволяют пройти, недостает личности. Стены селадонового оттенка, на которых висят разнообразные дорогие произведения искусства – она узнает раннего Матисса, не в силах опознать нескольких абстрактных экспрессионистов, может, там Сай Туомбли-другой – не вполне связно, чтобы предполагать страсть собирателя, скорее тут нужда приобретателя выставить их. Musée Пикассо, Гуггенхайм в Венеции, тут не оно. В углу стоит «Имперский Бёзендорфер», на котором поколения наемных пианистов часами являют Кэндера-и-Эбба, Роджерза-и-Хэммерстайна, попурри из Эндрю Ллойда Уэббера, а Гейбриэл и Талит с разнообразными приспешниками меж тем окучивают залу, нежно прореживая чековые книжки Ист-Сайдских аристо ради разнообразных благих дел, из коих многие по стандартам Уэст-Сайда тривиальны.
– Мой кабинет, – объявляет Талит. Винтажный письменный стол Джорджа Нелсона, однако еще и настенные часы с Сычом Омаром. О-ёй. Кавайная тревога.
Талит довела до совершенства этот трюк мыльных опер – все дневные часы умудряться выглядеть прикинутой к вечерним мероприятиям. Макияж высокого класса, волосы взъерошенным бобом, где каждая прядка задорого дезорганизована, не торопится, когда б ни повела Талит головой, скользнуть обратно в свой художественный беспорядок. Черные шелковые брючки и соответственный топ, до середины не застегнутый, в чем, как мнится Максин, узнается весенняя коллекция Нарсисо Родригеса, итальянские туфли, что лишь раз в год есть в продаже по ценам, которые могут себе позволить люди – некоторые люди, – изумрудные серьги каждая по полкарата, часы «Эрме», ар-декошное кольцо с голкондскими алмазами, что всякий раз, стоит ей пройти сквозь солнечный свет из окна, вспыхивают почти ослепительно белым, как волшебная светошумовая граната супергероини для сбития плохих парней с панталыку. В число коих, как далеко не раз придет в голову Максин, пока длится их тет-а-тет, может входить и она сама.
Что-то вроде горничной приносит снизу кувшин чая со льдом и вазочку корнеплодовых чипсов различных цветов, включая индиго.
– Я навеки его люблю, но Гейб – парень с причудью, я это знала с тех пор, как мы начали дейтиться. – Талит тем тоненьким, под-«Бурундуковым» голоском, что насмерть чаруют определенную разновидность мужчин. – У него всякие не жуткие, но для меня – необычные ожидания? Мы были просто дети, но я уже видела потенциал, я себе говорила: лапочка, выполняй программу, это может оказаться идеальная волна, а оказалось… в худшем виде, это было познавательно?
А мне обруч подари.
Талит и Гейбриэл познакомились в Карнеги-Меллоне еще в золотую эпоху тамошнего Факультета Компьютерных Наук. Сосед Гейба по комнате Дитер защищался по волынкам, степень в которых УКМ тогда по случаю предлагал, и, хотя парнишке в общежитии разрешалось пользоваться только репетиционной трубкой, звука ее хватало, чтобы выгонять Гейба в компьютерный кластер, располагавшийся все равно недостаточно далеко. Вскорости он уже пялился в различные телеэкраны студхоллов или пользовался удобствами других общаг, включая ту, где жила Талит, там вскоре докатился до кластер-гикового существования при свете ящика, часто не понимая толком, бодрствует он или у него ФБС и он грезит, что могло повлиять на его первые беседы с Талит, которые ныне она припоминает как «необычные». Она была девушкой его грез, буквально. Образ ее слился, среди прочих, с лицами Хизер Локлир, Линды Эванз, Морган Фэрчайлд. Ее же никак не отпускала тревога: что произойдет, если однажды он хорошенько выспится и увидит ее, настоящую Талит, без ящичных наложений.
– И? – с эдаким взглядом.
– И на что же я жалуюсь, я знаю, в точности так и моя мама говорила раньше. Когда мы еще разговаривали.
Тоже метод завязать беседу, предполагает Максин.
– Ваша мама и я, мы соседки, как выясняется.
– Вы последовательница?
– Не слишком, в старших классах даже думали, что у меня лидерский потенциал.
– Я имела в виду, фолловите ли вы веб-лог моей матери? «Таблоид проклятых»? Ни дня не проходит без того, чтоб она не флеймила нас, Гейба и меня, нашу компанию, «хэшеварзов», она вглухую не слезает с нас. Очевидный тещин трип. В последнее время разбрасывается этими дикими обвинениями, массивные оттоки средств «хэшеварзов», предположительно – за границу. Часть тайного жульничества внешней политики США, крупнее Иран/контра еще в восьмидесятых. Если верить моей матери.
– Я так понимаю, они с вашим мужем не очень ладят.
– Не сильнее, чем не ладим мы с ней. Мы, по сути, друг друга терпеть не можем, это не секрет.
Отчуждение от Марки и отца Талит Сида, очевидно, началось на первом курсе.
– На весенних каникулах они хотели забрать нас в какой-то кошмарный отпуск, чтобы мы слышали, как они орут друг на друга, чего нам и без того дома хватало, поэтому мы с Гейбом просто поехали в Майами, и, судя по всему, всплыли какие-то кадры меня без верха, которые просочились на МТВ[56]56
«Музыкальное телевидение».
[Закрыть], со вкусом пикселированные и вообще, но с тех пор все стало только хуже. И они так увлеклись еблей мозга друг другу, что к тому времени, как со всем разобрались, мы с Гейбом уже были женаты и стало слишком поздно.
Максин все время хочется вставить, что она не лезет в семейную динамику, хоть Марка и вынудила ее этим тут заниматься. Но за милями паркета между ними Талит влечет за собой некая инерция обиды.
– Что б ни нашла она сказать про «хэшеварзов» дурного – тут же запостит.
Но погодите-ка. Точно ли Максин только что услышала одно из тех подразумеваемых «но»? Она ждет.
– Но, – добавляет Талит (нет, нет, неужели она сейчас – Ахххх! да, глянь-ка, она и впрямь тут сует ноготок в рот, ооо, ооо), – это не означает, что она не права. Насчет денег.
– Кто вам проводит аудиты, миссис Мроз?
– Прошу вас – Талит. Это и есть отчасти… проблема? Нас обслуживает «Д.С. Миллз» с Пёрл-стрит. Они, типа, действительно ходят в белых ботинках и прочее? Но доверяю ли я им? мммх?..
– Насколько мне известно, Талит, они кошерные. Или что там у БАСПов[57]57
Белые англо-саксонские протестанты.
[Закрыть] вместо? Статья против них только та, что их очень любят ребята из КЦБ[58]58
Комиссия по ценным бумагам.
[Закрыть], может, не настолько, чтоб стать матерью их детям, но довольно-таки. Непонятно, что за проблемы они вам могут создать.
– Допустим, происходит что-то такое, чего они не ловят?
Подавляя желание заорать «Ал-виннн?», Максин мягко интересуется:
– И это… например?..
– Ууу, ну ненаю… какая-нибудь дичь с выплатами после последнего раунда? Учитывая, что первейшая директива в этом бизнесе – всегда хорошо относись к своим ВК?
– А кто-то у вас в компании относится к вашим… плохо?
– Предполагается, что средства ассигнуются на инфраструктуру, которая после всех этих… неприятностей во втором квартале прошлого года подешевела, как грязь… Серверы, мили темной оптики, пропускная способность – бери не хочу. – Похоже, на технических подробностях балабонит. Или тут что-то еще? Легкий скачок, такой от пятнышка на диске бывает, обычно не замечаешь. – Ожидается, что я ревизор, но, когда я про такое заговариваю с Гейбом, он становится уклончивым. Я уже начинаю себя чувствовать фифой в витрине. – Нижнюю губку вперед.
– Но… как бы мне выразиться тактично… вы с мужем ведь наверняка болтали на эту тему по-взрослому, может, и не раз?
Шкодливый взгляд, взмах волосами. Шёрли Темпл следовало бы конспектировать.
– Возможно. А если нет, у нас проблема? – Она сказала «пуобуема»? – То есть… – Интересные полтакта. – Пока я не узнаю чего-то наверняка, к чему его тревожить, по-моему?
– Если только он сам в этом не по самые брови, конечно.
Быстрый вдох, словно только что пришло ей в голову:
– Ну… предположим, вы или ваш коллега, которого вы порекомендуете, могли бы в этом разобраться?
Аха.
– Терпеть не могу матримонию. Талит. Рано или поздно выхватывается огнестрельное оружие. А тут, я уже это просто нюхом чую, все превратится в матримонию быстрее, чем вы успеете выговорить: «Но, Рики, это же просто шляпа».
– Я была бы очень признательна.
– Угу, мне все равно придется привлечь ваших аудиторов.
– А вы б не могли… – Эдак ноготком.
– Тут профессиональное. – Сразу же и целиком, в этом интерьере с непристойно завышенной ценой, почувствовав себя, типа, тотальным лохом. Максин сбавляет обороты? Ладно, может, она сумеет выписать этой виртуальной телке счет на любой гонорар, который только захочет, по цене дорогого отпуска где-нибудь очень, очень далеко, но вот потом, в глубине зимних месяцев, когда можно расслабиться на тропическом пляже, не свернется ли вдруг ромовая смесь в заиндевевшем стакане у нее в руке, когда обрушится на нее, слишком уж запоздало, шизовый вал понимания.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?