Текст книги "Край навылет"

Ничто в этот роковой миг не есть то, чем кажется. Вот эта вот женщина, несмотря на свой эм-би-эй, обыкновенно – верный признак идиотизма, разыгрывает тебя, такую умницу, и тебе нужно рвать когти отсюда как можно скорее. Театрально подчеркнутый взгляд на «Г-шок Мини»:

– Ого, ланч с клиентом, «Смит-и-Волленски», месячная доза мяса, скоро вам позвоню. Если маму вашу увижу, привет передать?

– «Сдохни» может быть эффективнее.

Не очень изящный отход. Учитывая нехватку успеха у Максин и вероятность того, что холодность Талит не растает, никуда не деться – ей придется излагать Марке неотредактированную правду. Это при условии, что она сумеет вставить слово, поскольку Марка, находясь теперь под впечатлением, что Максин в таких делах нечто вроде гуру, взялась за еще одну актовую речь, на сей раз – о Талит.

Несколько лет назад, на исходе одного унылого зимнего дня, когда Марка возвращалась домой с Пионерского рынка на Колумбе, ее походя толкнул безликий япп, бросив «Извините», что с нью-йоркского переводится как «Отвали нахуй у меня с дороги», и это наконец оказалось последней каплей. Марка выронила пакеты в мерзкую уличную жижу, хорошенько пнула их и заорала во весь голос:

– Я ненавижу эту жалкую выгребную яму, а не город! – Никто, похоже, не обратил внимания, хотя сами пакеты и их раскатившееся содержимое исчезли за считаные секунды. Единственная реакция последовала от прохожего, который сбавил шаг и заметил:

– И вам не нравится, так почему ж не живете где-нибудь в другом месте?

– Интересный вопрос, – вспоминает она теперь с Максин, – хотя сколько мне на самом деле требовалось об этом думать? Потому что Талит здесь, вот почему, тут все начинается, тут и заканчивается, ничего нового.

– С двумя мальчишками, – кивает Максин, – все иначе, но иногда я сажусь пофантазировать, каково было б, типа, с девочкой.

– И? родите, вы же сами еще ребенок.

– Ага, беда в том, что дети – и Хорст, и все, с кем я дейтилась после.

– Ох, вы б моего экса видели. Сидни. Подростки не в себе заявлялись с паломничествами со всей страны, лишь бы запаровозиться от него и выверить калибровку.

– Он по-прежнему…

– Жив-здоров. Если и отчалит когда, для него будет такой неприятный сюрприз.

– Вы общаетесь?

– Больше, чем мне бы хотелось, он живет на Кэнарсийской линии с какой-то 12-леткой по имени Блестка.

– А с Талит ему удается видеться?

– Мне кажется, там какой-то судебный запрет уже пару лет как действует, когда Сид стал ошиваться на улице у них под окном с тенор-саксофонистом и играть тот старый рок-н-ролл, что ей раньше нравился, поэтому Мроз, само собой, довольно быстро положил этому кибош.

– Стараешься не думать ни о ком плохо, но этот субъект Мроз в самом деле…

– Она не против. Никогда же не хочешь, чтобы дети повторяли твои ошибки. Поэтому оно как – Талит идет по моим стопам и выходит замуж за не того перспективного предпринимателя. Худшее, что можно сказать о Сиде, – он не справлялся со стрессом постоянной жизни со мной. Мроз же стрессу рад, чем больше его, тем лучше, поэтому Талит, само собой, мое извращенное дитя, из трусов выпрыгивает, чтобы стресс у него не вызывать. А он делает вид, что ему нравится. Он зло.

– Так, – осторожно, – если не трогать должность в «хэшеварзах» и все прочее, насколько она, по-вашему, в доле?

– Чего? Секретов компании? Она не из свистунов, если вы на это надеетесь.

– Недостаточно недовольна, хотите сказать.

– Да хоть заходись она от ярости 24-на-7, какая разница? В их добрачном контракте накатано больше, чем на метро. Она, блядь, собственность Мроза.

– Я там пробыла от силы час, но у меня такое чувство. Типа умысла, которым она, возможно, и не делится с вундеркиндом.

– Например, чем? – Проблеск надежды. – Кем-то.

– Мы разговаривали только о мошенничестве… но… считаете, в кадре может быть и мол-чел?

– Некоторые главы истории на это намекают. Сказать вам откровенно, материнское сердце это бы не разбило.

– Жаль, что у меня нет для вас новостей получше.

– Поэтому я и дальше буду брать, что смогу, моего внука Кеннеди, у меня Офелия подкуплена, нянька его, время от времени дает нам с ним минутку-другую наедине. Хотя бы приглядывать за ним получается, следить, чтоб не сильно его переебали. – Смотрит на часы. – У вас еще минута есть?

Они следуют на перекресток 78-й и Бродуэя.

– Пожалуйста, никому не говорите.

– Мы ждем вашего дилера, чего?

– Кеннеди. Талит и офицер гестапо, за которого она вышла, отправили его в Коллиджиэт. Куда ж, блядь, еще. Хотят, чтобы он без стыков запрограммировался в Харвард, юрфак, Уолл-стрит, обычный Манхэттенский марш смерти. Что ж. Только б бабуля не подсуропила.

– Могу спорить, он от вас без ума. Считается, это вторая по крепости связь между людьми, из всех, какие бывают.

– Еще б, птушто вы оба ненавидите одних и тех же людей.

– Ууу.

– Ладно, может, преувеличиваю, я Талит, конечно, терпеть не могу, но, случается, и люблю тоже.

Дальше по кварталу, перед политехникумом для правящего класса, зароились маленькие мальчики в рубашках и галстучках. Максин тут же засекает Кеннеди, для этого не нужно быть ясновидящей. Кудрявый блондин, подмастерье сердцееда, он изящно сдает задним ходом от кучки мальчишек, машет, поворачивается и опрометью кидается на другой конец квартала прямо в объятья Марки.

– Привет, пацан. Тяжкий день?

– Они сводят меня с ума, бабуля.

– Ну еще бы, уже почти конец семестра, они просто еще парочку поздних вбросов делают.

– Кто-то вон вам машет, – грит Максин.

– Черт, это уже Офелия? Должно быть, машина раньше пришла. Ну, дружище, это было кратко, но значимо. А, и еще вот, чуть не забыла. – Вручая ему две или три карточки с покемонами.

– Генгар! Японский Псиутк!

– Этих, как мне сообщали, можно добыть из машин лишь в некоторых игровых залах Токио. У меня там, может, свой человек, так что не отключайся.

– Обалдеть, бабуля, спасибо. – Еще раз объятия, и он отваливает. Глядя, как он бежит на угол, где его уже ждет Офелия, Марка прикручивает ко взгляду телевик.

– Эта счастливая чета Мрозов, говорю вам, либо они меня еще не догнали, либо отлично изображают дураков. Так или эдак, но кто-то велел Гюнтеру приехать сюда раньше.

И придется ли мне когда-нибудь в итоге с таким вот иметься, машинально думает Максин, затем так же проворно решает не иметься, если получится.

– Хороший пацан для покемономана.

– Остается лишь молиться, что Талит не заимела себе никакого гена чистюли от матери Сида. Сид по-прежнему ворчит про те бейсбольные карточки, что она выкинула сорок лет назад.

– Мать Хорста тоже. Что не так с их поколением?

– Сегодня такому не бывать, у яппов крепкие прихваты с коллекционным рынком. Все равно покупаю всего по два, чтоб уж наверняка.

– Так вы получите Бабушку Года, если не остережетесь.

– Эй, – Марка решила быть крутым парнягой, – Покемон, что я понимаю? какой-то вест-индский проктолог, да?

Хорст не может найти мороженое с таким вкусом, который ему сегодня очень нужен, и проявляет признаки сгущающегося нетерпения, что обычно в такой флегме тревожит.

– «Тесто для шоколадного печенья с арахисовым маслом»? У нас же это годами валяется, Хорст, а? – Сознавая, что звучит это в точности как у ядовитой зануды, какой все эти годы она тщательно старалась не быть, хотя бы не говорить так.

– Не могу объяснить. Это как китайская медицина. Нехватка яна. Иня? Чего-то из них.

– В смысле…

– Не хотелось бы слетать с катушек перед мальчишками.

– О, а передо мной, значит, не вопрос.

– С чего мне начинать разговаривать с тем, у кого твой уровень пищевого образования? Аааххх! «Тесто для шоколадного печенья с арахисовым маслом». Понимаешь, о чем я?

Максин берет беспроводной телефон и показывает им ползнака «тайм-аут».

– Просто возьму и наберу 911, окей, солнышко? Только, разумеется, с поправкой на твое уголовное прошлое…

До какой степени серьезности слепляется эта домашняя сцена, никто никогда не узнает, потому что как раз в этот миг из вестибюля жужжит Ригоберто.

– Тут Марвин?

Не успевает она повесить трубку домофона, тот уже у двери. Ганджапортация, несомненно.

– Опять, Марвин.

– День и ночь на посту, приношу людям то, что им нужно. – Из скоро-уже-винтажной козмо-сумки он извлекает две кварты мороженого «Бен-и-Джерри» со вкусом теста для шоколадного печенья с арахисовым маслом.

– Это перестали выпускать еще в 97-м, – Максин меньше изумлена, нежели раздражена.

– Так только деловые страницы утверждают, Ма-зин. А это вожделенье.

Хорст, уже заглатывая мороженое ложками с обеих рук, воодушевленно кивает.

– О и вот тоже, это тебе. – Передавая видеокассету в коробочке.

– «Вопи, Блэкула, вопи»? У нас дома копий уже стопка, включая режиссерскую версию.

– Дах-рагуша, я их только доставляю.

– Есть номер, по которому тебе звонить, если мне захочется переслать это кому-то еще?

– Так оно не работает. Я сам заеду.

И он выскальзывает в летний вечер.

13

В некий ранний час, слишком уж скоро, мальчишки и Хорст встают и загружаются в просторный черный «линкольн» на «Дж. Ф. К.». План на лето – лететь в Чикаго, впитать город, арендовать машину, поехать в Айову, навестить там прародителей, а затем отправиться в гран-тур по местам, которые Максин про себя называет Ебупрофанным Западом, потому что едва там оказывается, такое ощущение, что у нее месячные. Она едет с ними в аэропорт, типа не цепляясь или как-то, просто приятно проветриться, через окошко «таун-кара», ничо?

Бортпроводницы ходят парами, руки молитвенно сложены впереди, монахини неба. Длинные очереди людей в шортах и высящихся рюкзаках медленно шаркают на регистрацию. Детвора балуется с подпружиненными лентами на стойках контроля очередей. Максин ловит себя на том, что анализирует проходимость – какая очередь движется быстрее. Это просто привычка, но Хорсту от нее не по себе, потому что Максин всегда права.

Она медлит, пока не объявляют посадку, обнимаясь со всеми, даже с Хорстом, смотрит, как они спускаются по телескопическому трапу, и только Отис оглядывается.

На обратном пути, минуя другой выход на посадку, она слышит, как ее зовут по имени. Вообще-то визжат. Это Вырва, обряженная в сандалии, большую обвисшую соломенную шляпу, летний сарафан микродлины и некоторого количества энергичных оттенков, по статутному праву запрещенных в Нью-Йорке.

– Направляемся в Калифорнию, нет?

– На пару недель к родне, потом возвращаемся через Вегас.

– «Дефкон». – Что, Дастин в серферских шортах с гавайским узором, попугаи и прочее, объясняет, есть ежегодная хакерская конференция, где гики всех убеждений, по все стороны закона, не говоря о разноуровневых копах, считающих, будто работают под прикрытием, сбираются, сговариваются и спиваются.

Фиона отправлена в какой-то анимэшный лагерь в Нью-Джёрзи – кино по «Кваке», мастерские по машиниме, японский персонал, уверяющий, будто не знает ни слова по-английски, кроме «обалдеть» и «отстой», чего для широчайшего диапазона человеческих устремлений более чем достаточно…

– А как все в ПодБытии? – Из чисто светских соображений, поймите…

Но Дастину как-то не по себе.

– Так или иначе, грядут большие перемены. Кто бы там внутри ни был, лучше наслаждаться этим, покуда можно. Пока его относительно невозможно взломать.

– А так не будет?

– Уже недолго. Слишком многим его хочется. В Вегасе все будет как скоростная впарка в ебаном зоопарке.

– Не смотри на меня, – грит Вырва. – Я просто косяки скручиваю и подаю говножрачку.

Из динамиков разносится голос, объявляя что-то по-английски, а Максин неожиданно не понимает ни слова. Некий гул, которым мрачно предсказываются события, вообще не таким ей хочется быть призванной.

– Наш рейс, – Дастин подхватывает их ручную кладь.

– Привет Зигфриду и Рою.

Вырва шлет воздушные поцелуи через плечо аж до выхода на посадку.

В конторе, когда Максин добирается до нее, – Дейтона с крохотным телевизором, который она держит в выдвижном ящике стола, приклеилась к дневному фильму по Афро-Американскому Романтическому Каналу (АРКА) под названием «Подрезанная защита любви», в котором Хаким, дефенсив-лайнбекер-профи, на площадке рекламного ролика пива, в котором снимается, знакомится и влюбляется в Прозорлайвость, модель, участвующую в том же ролике, и она незамедлительно заводит Хакима до того состояния, когда он вскоре с раннинг-беками расправляется так же, как свойственники с закусью. Воспламененное его примером, нападение начинает разрабатывать собственные мето́ды побед. То, что прежде было тусклым годом для команды, которая никогда не выигрывает даже в орлянку, переворачивается с ног на голову. Победа за победой – дикая карта! плей-офф! Суперкубок!

В перерыве между таймами на Суперкубке команда опущена на десять очков. Масса времени, чтобы все изменить. Прозорлайвость ураганом проносится сквозь несколько кордонов секьюрити в раздевалку.

– Милый, нам нужно поговорить. – Перерыв на рекламу.

– Ууух! – Дейтона качает головой. – Ой, ты вернулась? Слуш, минут десять назад звонил какой-то мудак с замашками белого. – Она роется на столе и находит записку позвонить Гейбриэлу Мрозу и нечто похожее на номер сотового.

– Я это из другой комнаты сделаю. Твое кино опять включили.

– Ты с этим типом осторожней, детка.

Держа в уме древнее различие СРМов между соучастием и просто телефонными звонками, которые, вероятно, следует принять, она тут же связывается с Гейбриэлом Мрозом.

Никакого «здрасьте, как поживаете».

– На защищенной линии? – вот что желал бы знать цифровой олигарх.

– Я все время по ней покупки делаю, сообщаю людям номера моих кредиток и прочее, ничего плохого пока не случалось.

– Полагаю, могли бы углубиться в определения «плохого», но…

– Мы рискуем серьезно отклониться от темы, да, судьбоносной для занятой, важной жизни… Итак…

– Сдается, знакомы с моей тещей Маркой Келлехер. Видели ее сайт?

– Время от времени кликаю на него.

– Могли там читать кое-какие жесткие комментарии, типа, каждый день, о моей компании. Есть представление, зачем она это делает?

– Она, похоже, вам не доверяет, мистер Мроз. Глубоко. Должно быть, она верит, что за блистательной сагой излишеств мальчика-миллиардера, которая всех нас так развлекает, залегает нарратив потемнее.

– Мы занимаемся безопасностью. Чего хотите, прозрачности?

Нет, я предпочитаю матовость, шифровку, хитрожопство.

– Для меня слишком политично.

– Как насчет финансово? Эта швигер – сколько, по-вашему, мне будет стоить, чтобы она отвалила? По грубой прикидке хотя бы.

– Отчего-то, типа, у меня такое смутное чувство, у Марки нет ценника.

– Ну да, ну да, может, все равно спросите? Был бы очень, очень признателен.

– От нее у вас столько головняка? Ладно вам, это же просто веб-лог, сколько народу его читает?

– Один – уже много, если это не тот человек.

Что приводит их к ничьей, национальная принадлежность по выбору. Ее ответом должно бы стать: «При ваших-то связях в высших кругах, кто на всей гражданке света белого вообще станет требовать от вас объяснений за что бы то ни было?» Но это было б равносильно признанию, что ей известно больше, чем положено.

– Я вам так скажу, увижу Марку в следующий раз – спрошу у нее, почему она не отзывается более высоко о вашей компании, а если она после этого харкнет мне в рожу и обзовет вашей шестеркой, продавшейся корпорациям, тип-того, я смогу не обратить на это внимания, птушто глубоко внутри буду знать, что оказываю громадную услугу роскошному парню.

– Вы меня презираете, верно?

Она делает вид, будто обдумывает вопрос.

– Это у людей вроде вас лицензия на презрение, у меня мою отозвали, поэтому приходится удовольствоваться тем, что я ссу кипятком от ярости, а это длится недолго.

– Приятно знать. В будущем может оказаться сподручным держаться подальше и от моей жены, кстати.

– Секундочку, дружочек, – ну и мерзотен же этот парень, – вы неверно меня поняли, типа она же крошечка-хаврошечка и все такое, но…

– Просто постарайтесь держать дистанцию. Будьте профессионалом. Удостоверьтесь точно, на кого работаете, ОК?

– Говорите помедленней, я пытаюсь записать.

Мроз, как и ожидалось, надувшись, бросил трубку.

Вписывается Роки Тэкнез. Как обычно, без багажа.

– Эй. Макси, мне надо было в ваш район, страху тут нагнать, нет, постойте, я что сказал, имел в виду – «произвести впечатление» кое на каких клиентов. Надо кой-чо с вами пообсуждать, лично.

– Важное, верно?

– Возможно. Знаете столовку «Омега» на 72-й?

– Возле Колумба, конечно. Десять минут?

Роки сидит в кабинке позади, в глубоких недоосвещенных уголках «Омеги», с гладким деловым типом в заказном костюме, в очках с бледной оправой, среднего роста, япповые прихваты.

– Простите, что от работы отрываю и проч. Поздоровайтесь, Игорь Дашков, приятный человек для вашего «Ролодекса».

Игорь целует Максин руку и кивает Роки.

– На ней жучка нет, надеюсь.

– У меня нетерпимость к жукам, – делает вид, будто объясняет, Максин. – Я лишь все запоминаю, а потом, на дебрифинге, могу вывалить федералам дословно. Ну или тем, кого вы так опасаетесь.

Игорь улыбается, склоняет голову, типа, без сомненья очарован.

– Покамест, – бормочет Роки, – не изобрели такого копа, какой мог бы вызвать у этих ребят что-нибудь сильнее легкой досады.

В соседней кабинке Максин замечает двух молодых мясников определенного измерения, они заняты ручными игровыми консолями.

– «Дум», – помавает большим пальцем Игорь, – только что вышел для «ГеймБоя». Постпоздний капитализм вышел из-под контроля, «Объединенная аэрокосмическая корпорация», луны Марса, врата в ад, зомби и демоны, включая, мне кажется, и этих двух. Миша и Гриша. Поздоровайтесь, падонки.

Молчание и работа кнопок.

– Как приятно с вами познакомиться, Миша и Гриша. – Как бы вас там ни звали на самом деле, привет, я Мария Румынская.

– Вообще-то, – поднимает голову один, обнажая строй тюремных резцов из нержавеющей стали, – мы предпочитаем Деймос и Фобос.

– Слишком много времени тратят на видеоигры. Только что с зоны откинулись, дальние родственники, теперь не такие уж и дальние. Брайтон-Бич для них – небеса обетованные. Я их привожу на Манхэттен, чтобы они поглядели на преисподнюю. А также на встречи с моим дружбаном Рокко. Бизнес ВК с тобой хорошо обходится, старина амиго?

– Медленновато, – Роки, пожимая плечами, – mi gratto la pancia[59]59
  Букв. чесать пузо (ит.).


[Закрыть], знаешь, просто в пупе ковыряюсь.

– Мы говорим «хуем груши околачивать», – сияя Максин.

– Затейливо, – Максин, улыбаясь в ответ.

– Зато весело.

Даже если этот парень выглядит так, что ему сдают только трефы, очевидно, где-то внутри глянцевой пригородной упаковки, в матрешкиной глубине затаился громадный бывший спецназовец, крутой парень, готовый делиться боевым опытом двадцатилетней давности. Никто не успевает и сообразить, как Игорь засвечивает флешбэк про ВЗП[60]60
  Высотный затяжной прыжок.


[Закрыть] над Северным Кавказом.

– Падаешь в ночном небе, над горами, жопу себе морозишь – и тут давай медитировать: а чего я на самом деле хочу от жизни? Убить побольше чеченов? Отыскать настоящую любовь и завести семью где-нибудь в теплом месте, например, в Гоа? Чуть не забыл парашют раскрыть. А снова на грунте – все ясно. Тотально. Нагрести кучу бабла.

Роки хехекает.

– Эй, а я это сам прикинул, ни из какого самолета и выпрыгивать не пришлось.

– Может, если прыгнешь – решишь все свои деньги раздать.

– Вы таких знаете? – грит Максин.

– В Спецназе странные вещи с людьми происходят, – отвечает Игорь. – Что там о больших высотах.

– Спроси у нее, – Роки, подаваясь к уху Игоря. – Давай, спроси, она норм.

– Что у меня спросить?

– Знаете что-нибудь про этих людей? – Игорь подталкивает к ней папку.

– «Ценные бумаги Мейдофф». Хмм, может, какие-то цеховые сплетни. Берни Мейдофф, легенда улицы. Поговаривали, вполне успешный был, насколько мне помнится.

– От одного до двух процентов в месяц.

– Приятная средняя доходность, так в чем проблема?

– Не средняя. Та же каждый месяц.

– Ой-ёй. – Она шелестит страницами, поглядывает на диаграмму. – Что за поебень. Это совершенно ровная линия, возрастание до бесконечности?

– Вам не кажется немножко аномальным?

– В этой экономике? Вы поглядите – даже в прошлом году, когда техно-рынок всплыл брюхом кверху? Нет, тут какая-то пирамида Понци наверняка, а судя по масштабу этих инвестиций, он еще и соперников должен опережать. У вас в него какие-то средства вложены?

– У моих друзей. Они начинают тревожиться.

– И… это взрослые люди, которые смогут пережить неприятные известия?

– На свой особый манер. Но они тепло оценят мудрый совет.

– Ну, это ко мне, значит, и сегодня мой совет – перемещаться быстро, по возможности без эмоций, к ближайшей стратегии выхода. Ключевой фактор – время. Хорошо было бы месяц назад.

– Роки говорит, у вас дар.

– Любой идиот, ничего личного, это бы заметил. Почему КЦБ ничего не предпринимает? ОП, кто-нибудь.

Жом плечьми, красноречивые брови, большие пальцы трутся друг о друга.

– Мда, это, разумеется, мысль.

Уже какое-то время Максин осознает боковое рукомахание и боповую жестикуляцию, не говоря уже о тихой декламации и диджейских звуковых эффектах, со стороны Миши и Гриши, которые оказываются большими поклонниками полуандерграундного русского хип-хопа, в особенности – мелкой растафарской рэп-звезды по имени Децл: выучив наизусть два его первых альбома, Миша обеспечивает музыку и вокальные ударные, Гриша тексты песен, если только она их не перепутала…

Игорь подчеркнуто сверяется с «Ролексом-Челлини» белого золота:

– Как по-вашему, им хип-хоп полезен? У вас дети есть? Как с ними, они…

– Дрянь, которую я в таком возрасте слушала, я не в позиции… но вот этот номер, который они сейчас лабают, он вполне заразный.

– «Вечеринка у Децла», – грит Гриша.

Гриша переводит в порядке пояснения.

– Погоди, давай ей «Уличного бойца» покажем.

– В следующий раз, – Игорь, поднимаясь уходить, – честно. – Жмет руку Максин, целует ее в обе щеки, справа-слева-справа. – Я передам ваш совет друзьям. Дадим вам знать, что произойдет. – Мелодично прочь и наружу.

– Эти две гориллы, – объявляет Роки, – только что сожрали целый торт с шоколадным кремом. По одному на брата. А я остался с чеком на руках.

– Так, значит, это Игорь хотел меня видеть, не вы?

– Разочарованы?

– Не-а, наш человек. Он мафия или что?

– Сам до сих пор вычисляю. Та публика, с которой он трется на Брайтон-Биче, некоторые были в кругу Япончика, пока Япошу нашего не замели, определенно олдскульная толпа. Но если быстро просканировать наружку, никаких видимых татух, размер воротничка 15 с половиной, эхх, – повихляв рукой, – сомнительно. По мне, так он скорее посредник.

Однажды, направляясь в бассейн «Дезэрета», Максин обнаруживает, что служебный лифт занят, вероятно – до особого оповещения, въезжает еще какая-то япповская плесень, несомненно. Она идет искать другой лифт и в итоге оказывается внизу лестницы, в цокольном лабиринте, и вот уже готова сделать шаг, вопреки собственному здравомыслию, в печально известный Задний Лифт, наследие прежних времен, по слухам, обладающее собственным разумом. Вообще-то Максин сама начала верить, что в нем живет призрак, там Что-то Случилось много лет назад, и с этим до сих пор так и не разобрались, поэтому теперь, когда выпадает возможность, лифт этот пытается направить своих ездоков теми курсами, что помогут ему обрести хоть какое-то кармическое облегчение. На сей раз лифт не едет прямо вверх к бассейну, чью кнопку Максин нажала, а доставляет ее на этаж, который она сразу не узнает, и оказывается он…

– Макси, эй.

Она сощуривается в отчего-то сальном сумраке.

– Редж?

– Тут как в каком-нибудь азиатском ужастике, – шепчет Редж. – Может, Оксида Пана. Ты можешь как бы скользнуть сюда вдоль стены, чтоб мы не попались вон той камере слежения?

– А почему нам нужно не попадаться камере, еще раз?

– Они меня в этом здании не хотят. Теперь уже и судебный запрет должен выйти.

– Так ты что, ты… теперь здания выслеживаешь?

– Тот липовый сортир в «хэшеварзах»? Только что на улице случайно заметил одного парня оттуда, у меня при себе достаточно чистой пленки было, поэтому я начал слежку и съемку. Зигзагами по всему этому кварталу, он постепенно набирает пару-тройку других типов, которых я тоже узнаю, а они тут берут и заваливают в этот вот «Дезэрет», их как звезд принимают на входе. Тут я соображаю, что поскольку Гейбриэл Мроз один из здешних хозяев…

– Минуточку, Мроз? С каких пор?

– Думал, ты знаешь. Как бы то ни было, теперь это чистый научный интерес, события нас догнали и перегнали. Мроз меня вчера уволил из проекта. Ко мне в квартиру опять вламывались, теперь все разгромили, все отснятые материалы забрали, кроме тех, что я спрятал.

Развитие событий не внушает.

– Пойдем лучше со мной. Служебный лифт, наверное, уже освободился.

Посредством коего им удается скрыться через задний выход и на Риверсайд, где они едва успевают на автобус в центр.

– Полагаю, ты копам или как-то об этом не упоминал.

– Если только хорошенько их посмешить, чтоб как-то облегчить иначе суровый рабочий день, в смысле. Ну да, как насчет по пути из города?

– Сиэттл.

– Пора, Макси. Мроз оказал мне услугу. Мне в резюме кино про «хэшеварзов» не нужно, портит имидж, и знаешь что, «хэшеварзы» уже в прошлом. Что б ни случилось, им пиздец.

– Не сказала бы, что они совсем уж на грани Главы Одиннадцать.

– Если у дот-кома и есть бессмертная душа, – Редж до странности отсутствующ, словно уже окликает из окна какого-то движущегося на запад шарабана, – «хэшеварзы» свою уже погубили.

Они выходят на 8-й улице, обнаруживают пиццерию, некоторое время сидят за уличным столиком. Реджа заносит на грядку философской погоды.

– Я ж не то чтоб каким-нибудь Альфредом Хичкоком когда был или как-то. Мое барахло можно смотреть до полного окосения, и там все равно не будет никакого глубокого смысла. Вижу что-то интересное – снимаю, вот и все. Будущее кино, если хочешь знать, – настанет такой день, канал шире, больше видеофайлов в интернете, все будут всё снимать, сильный перебор того, что можно посмотреть, ничто нихера не будет означать. Считай, что я это все напророчил.

– Ты нарываешься на комплименты, Редж, а как же тот незапланированный косметический ремонт твоей квартиры? Кто-то, должно быть, высоко оценил что-то снятое тобой.

– Мроз, – жмет плечами он. – Пытается захавать то, что считает своим.

Нет, думает Максин с внезапной гриппозной болью в пальцах, Мроз – это в лучшем случае. А если кто-то другой, Сиэттл может оказаться недостаточно далеко.

– Послушай, если тебе нужно, чтобы я тебе что-нибудь похранила…

– Не волнуйся, ты у меня в списке.

– И ты дашь мне знать, когда уедешь из города?

– Попробую.

– Пожалуйста. О, и еще, Редж.

– Ну, я знаю, сам когда-то смотрел «Бионическую женщину». Рано или поздно Оскар Голдман говорит: «Джейми – будь осторожней».

– Он был для меня крепким образцом еврейской мамочки. Только не забывай, что даже Джейми Соммерз иногда нужно ступать с опаской.

– Не беспокойся. Раньше я думал, что коль скоро я вижу что-то в видоискатель, оно не сможет мне навредить. Так сколько-то и длилось, но теперь-то я поумнел. Ты довольна? – Разочарованная детка написана у него на лбу.

– Наверное, я бы сочла это хорошей новостью.