Текст книги "Край навылет"

Томас Пинчон
Край навылет

Thomas Pynchon

BLEEDING EDGE

Copyright © 2013 by Thomas Pynchon

Перевод с английского М. Немцова

1

Нью-Йорк в детективном романе будет не сыщиком и не убийцей. Он будет загадочным подозреваемым, которому подлинные факты известны, но он ничего не расскажет.

Доналд Э. Уэстлейк

Первый день весны 2001-го, и Максин Тарнов, хотя у кое-кого в системе она по-прежнему значится как «Лёффлер», провожает своих мальчишек в школу. Да, может, они уже и не в том возрасте, чтоб их сопровождать, возможно, Максин пока не хочется отпускать, там всего пара кварталов, на работу по пути, ей нравится, и что?

Сегодня утром по всем улицам, похоже, все до единой груши Каллери в Верхнем Уэст-Сайде за ночь вскрылись белыми кластерами. На глазах у Максин солнце пробирается между линиями крыш и водяными цистернами до конца квартала – и в отдельное дерево, которое все вдруг наполняется светом.

– Мам? – Зигги спешит, как обычно. – Ё.

– Парни, смотрите – вон дерево?

Отис медлит и смотрит.

– Обалдеть, мам.

– Не отстой, – соглашается Зиг. Мальчишки не останавливаются, Максин разглядывает дерево еще с полминуты, затем догоняет. На углу, рефлекторно, вплывает в заслон, чтобы оказаться между ними и тем водителем, для кого спортивно – это вывернуть из-за угла и тебя сбить.

Свет солнца, отраженный от окон квартир, глядящих на восток, начал проявляться размытыми паттернами на фасадах зданий через дорогу. Двухчастные автобусы, новинка на маршрутах, ползут по кварталам через весь город, как исполинские насекомые. Стальные жалюзи закатываются, ранние грузовики паркуются вторым рядом, парни со шлангами моют свои участки тротуаров. В дверных проемах спят бесприютные, падальщики с громадными пластиковыми мешками пустых банок из-под пива и газировки держат путь к рынкам, чтобы там сменять тару на деньги, рабочие бригады ждут нарядчиков перед зданиями. На бровке подскакивают на месте бегуны, дожидаясь светофора. В кофейнях копы восполняют недостаток бубличков в организме. Дети, родители и няньки, пешие и колесные, направляются во все стороны к школам по соседству. Половина детворы, похоже, – на новых самокатах «Бритва», поэтому к списку того, чего надо беречься, добавь наскок катящего алюминия.

Школа Отто Кугельблица занимает три сопредельных особняка из бурого песчаника между Амстердамом и Колумбом, на поперечной улице, где «Закону и порядку» покамест не удалось ничего поснимать. Школа названа в честь одного из первых психоаналитиков, которого выдворили из ближнего круга Фройда за выдвинутую им биогенетическую теорию. Ему представлялось очевидным, что человеческая жизнь проходит через разнообразные стадии умственного расстройства, как это понималось в те времена, – солипсизм младенчества, сексуальные истерии пубертата и начального полового созревания, паранойя зрелости, деменция преклонных годов… все подводит к смерти, которая в итоге оказывается «здравомыслием».

– Это вот самое время обнаружить! – Фройд, смахнув на Кугельблица сигарный пепел и выставив за порог Берггассе, 19, чтоб и духу его там не было. Кугельблиц пожал плечами, эмигрировал в США, обосновался в Верхнем Уэст-Сайде и отрастил себе практику, которая вскоре набрала сеть сильных мира сего, какие в некий миг боли или кризиса прибегали к его помощи. На светских раутах, где он все чаще оказывался, стоило представить их друг другу как его «друзей», и всяк тотчас признавал еще одну залатанную душу.

Что бы там ни творил Кугельблицев анализ с их мозгами, некоторые его пациенты до того мило переживали Депрессию, что немного погодя сумели вбросить начальный капитал для учреждения школы, не обойдя при этом долей и Кугельблица, плюс для создания такой учебной программы, где каждый класс считался бы каким-нибудь психическим расстройством и управлялся соответственно. Психушка с домашкой, по сути.

Сегодня утром, как водится, Максин застает на широкоформатном крыльце кишенье народу – учащихся, учителей на выпасе, родителей и нянек, а также потомство и помоложе, в колясках. Директор Брюс Зимквеллоу, празднующий равноденствие белым костюмом и панамой, окучивает толпу – всех здесь он знает поименно и по резюме биографий, хлопает по плечам, доброжелательно внимателен, судачит или угрожает по мере необходимости.

– Макси, привет? – Вырва Макэлмо, скользя по крыльцу сквозь толпу, дольше, чем надо, с Западного побережья фифа, видится Максин. Вырва – ляля, но и близко не одержима временем. Известно, что других лишают удостоверений Мамаш Верхнего Уэст-Сайда гораздо быстрее, чем сходит с рук ей. – У меня, типа, тут другой кошмар с расписанием на сегодня? – провозглашает она еще за несколько колясок, – ничего капитального, ну, пока, во всяком случае, но в то же время…

– Не вопр, – чтоб только немножко ускорить процесс, – приведу Фиону к нам, а ты ее потом заберешь, когда не.

– Спасибо, на сам-деле. Постараюсь не оч поздно.

– Она всегда и у нас переночевать может.

Когда они еще толком не познакомились, Максин, поставив кофейник себе, всегда вытаскивала травяной чай, пока Вырва не осведомилась, вполне учтиво:

– Типа у меня на жопе калифорнийские номера или как?

Сегодня утром в обычном срединедельном прикиде Вырвы Максин отмечает перемену-другую – то, что Барби раньше называла Костюмом для Директорского Ланча, вместо джинсового комбеза, для начала, волосы подобраны, а не обычными светлыми косами, а серьги с пластмассовыми бабочками-монархами сменились на что – «гво́здики» с брильянтиками, цирконами? Днем какая-то встреча, деловая, небось поиск работы, может, очередная экспедиция за финансами?

У Вырвы степень Помоны, но никакой полной занятости. Они с Дастином трасплантаты, из Кремниевого дола в Кремниевый подол, у Дастина с другом из Стэнфорда маленький стартап, которому как-то удалось просквозить через катастрофу дот-комов в прошлом году, хоть и не скажешь, что с иррациональным оптимизмом. Пока что они нормально способны отслюнивать за обучение в Кугельблице, не говоря уже про аренду цокольного и вестибюльного этажей в буром особняке за углом от Риверсайда, увидев который впервые Максин пережила приступ зависти к недвижимости.

– Великолепная резиденция, – делано протащилась она, – может, я чем-то не тем занимаюсь?

– Ты это с нашим Биллом Гейтсом поговори, – Вырва невозмутимо, – я тут просто тусуюсь, жду, пока мои опционы не созреют? Верно, милый?

Калифорнийское солнышко, воды только с маской и плавать, ну, по большей части. Хотя… Максин не затем столько в том бизнесе, в котором она, чтоб не отрастить себе антенны на умолчания. «Удачи тебе, Вырва», – подумавши. Чем бы оно там ни было, и, отметив развертку ее медленного калифорнийского взгляда при спуске с крыльца, поцеловав своих деток в макушки мимоходом, и утренний поход на работу возобновляется.

Максин заправляет маленьким агентством по расследованию мошенничеств, чуть дальше по улице, под названием «За хвост и за шкирку» – некогда она подумывала добавить «и за решетку», но вскоре сообразила, насколько это будет беспочвенно, если не прямо-таки бредово, – в старом банковском здании, куда входишь через вестибюль, где потолок так высок, что, покуда курение не объявили вне закона, его иногда и не разглядишь. Открывшись как храм финансов незадолго до Краха 1929 года, в слепом делирии, не слишком отличном от недавнего пузыря дот-комов, оно перестраивалось и переперестраивалось, пока, много лет спустя, не стало палимпсестом гипсокартона, дающим убежище заблудшим школярам, строителям воздушных замков из клубов гашиша, агентам по работе с талантами, хиропрактикам, нелегальным сдельным мануфактурам, мини-складам кто знает для каких разновидностей контрабанды, а нынче, на этаже Максин, – службе знакомств «Ента-Экспрессо», турагентству «Туда-Сюда», ароматным покоям иглоукалывателя и травоцелителя д-ра Ина, а дальше по коридору в самом конце – «Место сдается», ранее «Пакеты без границ», которых посещали редко, даже когда место было занято. Теперешние арендаторы помнят времена, когда двери эти, ныне на цепях и засовах, по бокам охранялись гориллами с «узи» и в камуфляже, которые расписывались за таинственные отправки и доставки. Возможность того, что в любую минуту может начаться пальба из автоматического оружия, придавала каждому дню побудительной остроты, но пока «Место» – просто вот оно, ждет.

Только выйдя из лифта, Максин слышит, дальше по коридору и за дверью, Дейтону Лоррейн, переключенную в режим высокой драмы: она снова оскорбляет конторский телефон. Максин на цыпочках заходит примерно одновременно с воплем Дейтоны:

– Я эти йопаные бумашки подпишу и пошла, хочешь быть папулей, сам всей этой сранью занимайся, – и шварк трубку на рычаг.

– Утро, – чирикает Максин нисходящей терцией, может, лишь чуть-чуть заточив вторую ноту.

– Скорее последний вызов его жопы на посадку.

Бывают дни, когда кажется, будто у всех подонков в городе «За хвост и за шкирку» – в засаленных «Ролодексах». На автоответчике скопилось сколько-то телефонных сообщений – сопуны, телемаркетеры, даже несколько звонков в связи с ныне активными ярлыками. После некоторой сортировки воспроизведения Максин перезванивает встревоженному правдолюбу с фабрики быстрого питания в Джёрзи, который ведет тайные переговоры с бывшими сотрудниками «Кремовых Хрустиков» на предмет незаконного приобретения сверхсекретных параметров температуры и влажности для «контрольного ящика» поставщика пончиков, вместе с равно засекреченными фотографиями пончиковой шприц-машины, которые, однако, теперь, похоже, представляют собой «полароиды» автомобильных запчастей, сделанные много лет назад в Куинзе и отфотошопленные, притом – как попало.

– Я уже начинаю думать, в этой сделке что-то не то, – голос ее осведомителя немного дрожит, – может, даже незаконное.

– Возможно, Тревор, из-за того, что по Титулу 18 это преступное деяние?

– Это подстава ФБР с внедрежом! – вопит Тревор.

– С какой стати ФБР…

– Тю-у? «Кремовые Хрустики»? От лица их собратьев в правоохране всех уровней?

– Ладно. Я поговорю в ОП[1]1
  Окружная прокуратура. – Здесь и далее прим. переводчика. Переводчик благодарит Олега Мороза, Владимира Перцова, Анну Синяткину и Константина Томашевича за необходимые технические консультации и порталы PynchonWiki и Луркоморье за накопленные массивы данных, а также Юлию Гаврилову за некоторые подсказки из области специального знания.


[Закрыть] округа Берген, может, они там что-то слыхали…

– Постойте, постойте, кто-то идет, вот – меня засекли, ох! может, я лучше… – Линия умирает. Так всегда.

С неохотой она ловит себя на том, что не сводит глаз с последнего из, она сбилась со счета, скольких инвентарных мошенничеств при участии розничного торговца Шела Й. (он же Шалый) Локоттса, известного по всем Трем Штатам своей ТВ-рекламой Дяди Шалого: он с высокой скоростью кружился на некоей вертушке, как пацаненок, что рвется к улету («Дядя Шалый! Закручивает цены!»), таща за собой чуланные органайзеры, кивичистки, штопоры с лазерным наведением, карманные дальномеры, сканирующие очереди к кассам и рассчитывающие, какая окажется короче, сигнализации, подключаемые к пультам ДУ, чтоб те никогда не терялись, если только не потеряешь и пульт к сигнализации. Ничего этого на магазинных полках еще не было, но как оно работает, можно всегда посмотреть в ночном эфире.

Уже не раз побывав у самых врат Дэнбёри, Шалый остается в хватке фатума за субзаконные предпочтения, тем самым ставя Максин на такие нравственные тропинки, от которых и ослик из Большого Каньона призадумается. Засада тут – с шармом Шалого, по крайней мере – с его наивностью человека, только что с вертушки, и Максин не вполне способна поверить, что наивность эта липовая. Обычному мошеннику распада семьи, общественного позора, легкого срока на нарах бывает довольно, чтобы взяться за поиски законного, если не честного найма. Но даже среди низкоставочных шнырантов, с которыми она обречена иметь дело, кривая обучаемости Шалого перманентно бездыханна.

Со вчерашнего дня управляющий отделением Дяди Шалого где-то на Лонг-Айленде, на какой-то остановке линии в Ронконкому, оставляет все более растерянные сообщения. Ситуация на складе, нестыковки в инвентарной ведомости, что-то немножко другое, ебаный Шалый, прошу вас. Когда же Максин будет дозволено оттянуться, стать Энжелой Лэнзбёри, возиться лишь с шикарными ярлыками, а не сидеть тут в ссылке среди бестолковых и уработавшихся…

При последнем недавнем своем полевом визите к Дяде Шалому Максин свернула за угол башни из картонных коробок и натурально врезалась не в кого-нибудь, а в самого Шалого – в футболке «Чокнутого Эдди» желтого цвета вырвиглаз он крался за некой аудиторской бригадой, средний возраст двенадцать лет: фирма их печально знаменита наймом злоупотребителей растворителя, видеоигровых торчков, субчиков с диагностированной ущербностью критического мышления и немедленным командированием их на опись инвентарного имущества должников.

– Шал, чего.

– Уй, я опять это сделал, как всегда грит Бритни.

– Ты глянь, – топоча взад-вперед по проходам, хватаясь за опечатанные коробки и поднимая их. Какое-то количество их, к чьему-нибудь, не Максин, удивлению, хоть и опечатаны, но внутри у них ничего. Оп-па. – Либо я у нас Чудо-Женщина, либо мы переживаем небольшую инвентарную инфляцию? …Не стоит громоздить эти чучела коробок слишком высоко, Шал, один взгляд на нижний слой, а он не проседает под такой тяжестью сверху? обычно это неплохая наводка, а, а эта детская аудиторская бригада, ты б им хотя бы дал выйти из здания перед тем, как подгонять к рампе грузовик и тот же комплект картонок везти на, блядь, следующий склад отделения, понимаешь, о чем я…

– Но, – глаза круглы, как леденцы на ярмарке, – у Чокнутого Эдди же получалось.

– Чокнутый Эдди сел, Шал. Тебе светит еще одно обвинение вдобавок к твоей коллекции.

– Ай, да какие проблемы, тут же Нью-Йорк, жюри обвинит и салями.

– Короче… прям сейчас-то нам что делать? Мне звонить спецназ вызывать?

Шалый улыбнулся и пожал плечами. Они стояли в тенях, пахших картоном и пластиком, и Максин, насвистывая сквозь зубы «Помоги мне, Ронда», боролась с позывом переехать его вильчатым погрузчиком.

Теперь она злобно смотрит на папку Шалого столько, сколько можно выдержать и не открыть ее. Духовное упражнение. Жужжит интерком.

– Тут какой-то Редж, что-то там у него не назначено?

Спасена. Она откладывает папку, которой, словно хорошему коану, все равно не удастся иметь смысл.

– Так, Редж. Втаскивай же сюда жопу. Давненько.

2

Фактически пару лет. Реджа Деспарда, судя по виду, этим антрактом изрядно помолотило. Он документалист, который в девяностых начинал видеопиратом, ходил на дневные сеансы с заемным камкордером записывать с экрана премьерные показы, с которых потом тиражировал кассеты и продавал на улице по доллару, два иногда, если считал, что дадут, зачастую навариваясь, не успевали у кино закончиться премьерные выходные. Профессиональное качество имело склонность страдать по краям, шумные кинозрители приносили свои обеды в громких бумажных кульках или вставали посреди фильма, чтобы загородить обзор, часто – на целые минуты экранного времени. Хватка камкордера у Реджа не всегда бывала тверда, экран также бродил в кадре, иногда медленно и сонно, а временами – с ошеломительной резкостью. Когда Редж обнаружил на камкордере функцию трансфокации, начало происходить множество наездов и отъездов, можно сказать, ради самого зума, детали человеческой анатомии, статисты в массовых сценах, клевые с виду машины среди фонового уличного движения, тому подобное. Одним роковым днем на Вашингтон-сквер Реджу случилось продать свою кассету профессору НЙУ[2]2
  Нью-Йоркский университет.


[Закрыть], преподававшему киномастерство, и тот назавтра подбежал к Реджу на улице и спросил, запыхавшись, сознает ли он, насколько опережает в своей работе передний край постпостмодернизма «своим необрехтианским подрывом диегезиса».

Поскольку смахивало на рекламу христианской программы похудания, внимание Реджа куда-то отплыло, но рьяный академик упорствовал, и Редж вскоре уже показывал свои пленки на семинарах докторантуры, от которых всего шаг оставался до съемок его собственных картин. Промышленные ролики, музыкальные клипы для не подписанных на лейблы групп, информационная реклама для ночного эфира, насколько Макси известно. Работа есть работа.

– Похоже, тебе сейчас некогда.

– Сезонно. Песах, пасхальная неделя, финал НАСС[3]3
  Национальная ассоциация студенческого спорта.


[Закрыть], в субботу Св. Патрик, какабычна, не проблема, Редж, – так что у нас тут, матримониальный вопрос? – Кое-кто бы счел манеру бесцеремонной, и она стоила Максин кое-какой доли бизнеса. С другой стороны, это пропалывает простых залетных.

Тоскливый наклон головы:

– Не стои́т с 98-го… погоди, 99-го?

– А. Дальше по коридору – «Ента-Экспрессо», загляни к ним, специализируются в свиданиях за кофе, первое латте-гроссо бесплатно, если не забудешь попросить у Эдит купон, – ладно, Редж, если дома все в норме…

– Я тут про эту компанию документалку снимаю? И все время сталкиваюсь… – Из тех чудны́х взглядиков, от которых уже ученая Максин больше не отмахивается.

– …с отношением.

– …с доступом. Мне слишком многого не говорят.

– И мы тут о чем-нибудь недавнем или это будет значить погружение в историю, нечитаемый унаследованный софт, вот-вот закон подействует?

– Не, это такой дот-ком, что не утонул в прошлом году при техно-крахе. Никакого старого софта, – на полдецибела тише, чем нужно, – и, может, никакого закона об исковой давности.

Ой-ёй.

– Птушта, вишь ли, если только поиск по активам, тебе вообще-то не нужен судебный эксперт, зайди в интернет, «ЛексисНексис», «ХотБот», «АлтаВиста», если можешь хранить профессиональные секреты, да и «Желтыми страницами» не пренебрегай…

– То, что я на самом деле ищу, – мрачно больше, чем нетерпеливо, – вероятно, не найдется нигде, куда долезет поисковик.

– Потому что… ищешь ты…

– Обычные отчеты компании – бухгалтерские журналы, гроссбухи, регистрационные журналы, налоговые ведомости. Но только попробуешь глянуть, и начинается дичь, все сложено и запрятано гораздо, гораздо дальше, чем достанет «ЛексисНексис».

– Это как?

– ПодСетье? Ползуны с поверхности туда не добираются, а уж шифрование и странные переадресации…

Ох.

– Может, лучше тогда самурай-айтишник тебе поглядит? птушта я вообще-то не очень…

– Разбирается у меня уже один. Эрик Дальполь, гений Стайвесента, орел со справкой, залетел за компьютерный взлом в нежном возрасте, доверяю ему абсолютно.

– Так и кто эти люди?

– Фирма компьютерной безопасности в центре, называются «хэшеварзы».

– Слыхала, что есть такие, да, у них все неплохо, соотношение ц-п[4]4
  Цена-прибыль (на акцию).


[Закрыть] близко к научно-фантастическому, нанимают, как не в себя.

– С каковой стороны я и хочу подойти. Выживание и процветание. Бодренько, верно?

– Только… постой… кино про «хэшеварзов»? Съемки чего, как нёрды в мониторы пялятся?

– В первоначальном сценарии было много автомобильных погонь, взрывов, но бюджет как-то… У меня крохотный аванс, который компания отслюнила, плюс мне разрешен доступ всюду, или я так считал до вчерашнего дня, после чего решил, что мне лучше поговорить с тобой.

– Что-то в бухгалтерии.

– Просто хочу понимать, на кого я работаю. Душу на перекрестке я пока не продал – ну, может, только пару тактов ритм-энд-блюза по чуть-чуть, но я прикинул, что полезней будет, если Эрик позырит. Знаешь что-нибудь про их гендира – Гейбриэла Мроза?

– Смутно. – Заголовки на обложках отраслевых изданий. Один из юных миллиардеров, вышедших невредимым, когда спала лихорадка дот-комов. Припоминаются ей снимки, грязновато-белый костюм от «Армани», сшитая на заказ бобровая федора, не вполне раздает папские благословения налево и направо, но готов к этому, случись нужда… вместо платка-паше – записка от родителей. – Читала, сколько могла, но, типа, не увлекает. Билл Гейтс в сравнении – харизматик.

– Это лишь его карнавальная маска. У него глубокие ресурсы.

– Ты намекаешь что, мафия, тайные операции?

– По Эрику выходит, замысел на Земле записан кодом, который никто из нас не прочтет. Разве что 666, что более-менее рекуррентно. Кстати, у тебя еще есть то разрешение на скрытное ношение?

– Носить разрешено, смазано и заряжено, ага… а что?

Несколько уклончиво:

– Эти люди не… такие, каких обычно встретишь в техно-мире.

– Типа…

– И близко недостаточно нёрды, уж всяко.

– И это… всё? Редж, по моему обширному опыту, в растратчиков нужно стрелять не так уж часто. Тут обычно помогает немного публичного унижения.

– Ага, – почти извиняясь, – но, предположим, это не хищения. Или не только. Предположим, там кое-что другое.

– Глубже. Зловещее. И все они вместе в этом замешаны.

– Слишком паранойно для тебя?

– Для меня – нет, паранойя – чеснок на кухне жизни, ну да, его слишком много не бывает.

– Значит, и проблемы никакой…

– Терпеть не могу, когда так говорят. Но ладно, гляну и дам тебе знать.

– Ат-лична! От такого мужчина себя чувствует Эрин Брокович!

– Хм. Ну, мы и впрямь подходим к неловкому вопросу. Полагаю, ты тут не для того, чтобы меня нанять или как-то, правда? Не то чтоб я была против работать на авось, просто здесь есть этические аспекты, например гонки за неотложкой?

– А вы что же, присягу не даете? Типа как, если увижу мошенничество в действии?..

– То были «Охотники за мошенниками», их пришлось снять с эфира, людей на слишком много мыслей наводили. Но Рейчел Вайс там была недурна.

– Я просто так, раз вы с ней до того похожи. – Улыбаясь, кадрируя ладонями и большими пальцами.

– Зачем, Редж.

Та точка, на которую с Реджем всегда выходишь. Познакомились они в круизе, если «круиз» рассматривать скорее, может, в специализированном смысле. В кильватере разъезда, еще не вполне в Тот День, с ее тогдашним супругом Хорстом Лёффлером, слишком много часов проведя в помещении с опущенными жалюзи за слушанием «Оползня» Стиви Никс на бесконечном повторе с кассетного сборника, игнорируя на нем все остальное, хлебая кошмарные «шёрли-темплы», заделанные на «Короне королевской», и догоняясь неразбавленным гренадином прямо из горла, изводя по бушелю «Клинекса» в день, Максин наконец разрешила своей подруге Хайди убедить ее, что карибский круиз как-то сумеет освежить ее умственный прогноз. Однажды она, шмыгая носом, прошла по коридору из своей конторы в турагентство «Туда-Сюда», где обнаружила запыленные поверхности, битую мебель, растрепанную модель океанского лайнера, заимствовавшего кое-какие элементы дизайна у корабля КПС[5]5
  Королевская почтовая служба.


[Закрыть] «Титаник».

– Вам везет. У нас только что случилась… – Долгая пауза, в глаза не смотрит.

– Отмена, – предположила Максин.

– Можно сказать. – Цена была неотразима. Для любого в здравом уме – даже слишком.

Ее родители были вне себя от радости присмотреть за мальчишками. Максин, по-прежнему в соплях, обнаружила себя в такси вместе с Хайди, которая поехала ее проводить, курсом на причал в Ньюарке или, быть может, Элизабет, где, похоже, обрабатывались одни сухогрузы, фактически «круизное» судно Максин оказалось венгерским трамповым контейнеровозом «Аристид Ольт» под удобным маршалловым флагом. Лишь в первый вечер после выхода в море она выяснила, что ей забронировали место в «Проказах АМБОПОСОС-98», ежегодного сборища Американской ассоциации больных с пограничным состоянием. Веселье хоть куда, кому только придет в голову отменять? Если только… аххх! Она вперилась взглядом в Хайди на пирсе – вероятно, в некоторой шаденфройде[6]6
  От. нем. злорадство.


[Закрыть] та уменьшалась, сливаясь с промышленной береговой линией, до которой уже не доплыть.

При первой рассадке на ужин в тот вечер она застала толпу в настроении для веселья – все собрались под транспарантом, гласившим «ПРИВЕТ ПОГРАНИЧНИКАМ!». Капитан, похоже, нервничал и все время отыскивал предлоги не выбираться из-под скатерти на своем столе. Примерно каждые полторы минуты диджей ставил полуофициальный гимн АМБОПОСОСа – «Пограничье» Мадонны (1984), – и все подхватывали последнюю строку – «За-погра нич-ныкраййй!!!» – со специфическим ударением на последний звук й. Некая традиция, допустила Максин.

Еще позже она обратила внимание на спокойно дрейфующее присутствие, глаз приклеен к видоискателю, пишет попадающиеся объективодостойные цели на «Сони Ви-Экс-2000», переходя от гостя к гостю, пусть они разговаривают или нет, не важно, и оказалось оно Реджем Деспардом.

Рассуждая, что здесь, возможно, окажется выход из совершенной ею, вероятно, кошмарной ошибки, она попробовала таскаться за ним по его траектории среди гуляк.

– Эй, – немного погодя, – преследователь, наконец меня настиг успех.

– Я не хотела…

– Нет, вообще-то можете мне помочь и немного их отвлекать, чтоб не так смущались.

– Не хотелось бы подрывать доверие к вам, я уже не одну неделю до колориста дойти не могу, весь этот сходняк меня и так выставил на сотню баксов в «Подвале Файлина»…

– Мне кажется, не на это они смотреть станут.

Ну. Когда в последний раз кто-то намекал даже так косвенно, что она тянет на… может, и не на конфетку, но хотя бы на попкорн? Ей обидеться? Насколько незначительно?

Переходя от плана одной группы участников к плану другой, засекается вполне нормальный на вид гражданин, интересующийся охотой на перелетных птиц и природоохранными марками, коллекционерам известными как «утиные», и его, вероятно, чуть-менее-увлеченная супруга Глэдис:

– …и мечтаю стать Биллом Гроссом утиных марок…

…не только федеральных с уточками, учтите, но и всех выпусков в отдельных штатах – забредши с годами в соблазнительные болота филателистического фанатизма, этот ныне бесстыдный одержимый коллекционер, должно быть, овладел ими всеми, версиями и охотников, и собирателей, подписанными художником, пробными оттисками, вариантами, косяками и ошибками, губернаторскими изданиями… – Нью-Мексико! Нью-Мексико выпускал утиные марки лишь с 1991-го по 1994-й, завершив серию коронкой всех утиных марок, сверхъестественно красивым видом Чирков-Свистунков в полете, работы Роберта Стайнера, печатной формой которой мне посчастливилось владеть…

– И ее когда-нибудь, – громким щебетом объявляет Глэдис, – я извлеку из архивного пластика, оскверню клей на задней стороне своим слюнявым языком и отправлю с нею счет за газ.

– К почтовой оплате не принимается, ватрушка.

– Вы на мое кольцо смотрите? – В кадр входит женщина в бежевом деловом костюме восьмидесятых.

– Привлекательная вещица. Что-то… знакомое…

– Не знаю, поклонница ли вы «Династии», но когда Кристл пришлось закладывать свое кольцо? это подделка из фианита, $560, в розницу, разумеется, Ирвин всегда покупает в розницу, у него в отношениях категория 301 и 83, я лишь вспомогательный партнер. Он меня на эти штуки таскает каждый год, и под конец мне, как свинье, приходится втискиваться в среднедвузначные размеры платьев, потому что там вечно не с кем поговорить.

– Не слушайте ее, это у нее все двести-сколько-то серий на «Бетамаксе». В фокусе? вы себе не представляете – как-то раз в середине восьмидесятых она и впрямь поменяла себе имя на Кристл. Не такой понимающий супруг счел бы это противоестественным.

Редж и Максин в итоге добираются до казино на борту, где люди в скверно сидящих смокингах и вечерних платьях играют в рулетку и баккара, прикуривая одну от одной, злобно поглядывая взад-вперед и мрачно помахивая пачками понарошечных денег в кулаках.

– Онесибы, – ставят их в известность, – Общий Недиагностированный Синдром Джеймза Бонда, совершенно отдельная группа поддержки. В «РДС»[7]7
  Руководство по диагностике и статистике [психических заболеваний].


[Закрыть] еще не попал, но они лоббируют, может, для пятого издания… на здешних съездах им всегда рады главным образом из-за стабильности, если вы меня поняли. – Максин на самом деле не поняла, но купила «пятидолларовую» фишку и отошла от стола, отхватив столько, что, будь это настоящие деньги, достало бы на короткую экскурсию в «Сакс», если и когда ей повезет из всего этого выпутаться.

В какой-то момент в видоискателе возникает розовое от выпитого лицо, фатально принадлежащее некоему Джоэлу Сарделю.

– Ага, ясно, вы меня узнали из новостей, а теперь я просто фураж для камеры, да? хоть меня и оправдали, по факту – уже в третий раз, по обвинениям подобного характера. – Перейдя затем к откупориванию длительного эпоса о несправедливостях, как-то связанных с манхэттенской недвижимостью, за которым во всех его нюансах Максин следит с трудом. Может, и следовало бы – уберегло б от лишних хлопот на дальнейшем пробеге.

Полон борт пограничников. Со временем Максин и Редж отыскивают несколько спокойных минут на открытой палубе, наблюдая, как мимо скользит Карибия. Повсюду высятся башни грузовых контейнеров, высотой в четыре-пять слоев. Совсем как в центральных районах Куинза. Умственно еще не вполне на борту этого круиза, она ловит себя на вопросе, сколько из этих контейнеров – муляжи и какова вероятность того, что тут у нас разворачивается некое плавучее товарное мошенничество.

Она замечает, что Редж не сделал ни единой попытки запечатлеть ее саму на видеопленке.

– Вы у меня не вычислились как погрантип. Думал, вы из персонала, типа директора по общению или чего-то вроде.

Удивившись, что прошло, ох, может, час или больше с тех пор, как она в последний раз думала о ситуации с Хорстом, Максин понимает, что, вставь она хоть ноготок в эту тему, камера Реджа включится снова.

Давняя практика этих сборищ АМБОПОСОСА – посещать буквально географические пограничья, каждый год новое. Шоп-туры по торговым точкам мексиканских макиладор[8]8
  От исп. maquiladora – фабрика в Мексике, у границы с США, где производят сборку товаров из американских деталей для реэкспорта в США.


[Закрыть]. Потакание страсти к игре в казино у Государственной Границы в Калифорнии. Пенсильвано-голландская обжираловка вдоль Линии Мэйсона – Диксона. В этом году граница назначения – между Гаити и Доминиканской Республикой, тягостная от меланхолической кармы, что тянется еще с дней Петрушечной Резни, которая почти не проникла в буклет. «Аристид Ольт» входит в бухту Манзанильо, и все стремительно расфокусируется. Не успевает судно пришвартоваться в Пепильо-Сальседо, как пассажиры, озабоченные крупной рыбой, принимаются воодушевленно фрахтовать лодки идти за тарпоном. Другие, например Джоэл Сардель, кого недвижимость перегнала из любопытства в одержимость, вскоре уже объезжают местные агентства, и их втягивают в свои фантазии те, из чьих побуждений нельзя исключать алчность, не говоря про наеби-yanqui.

Народ на берегу разговаривает на смеси креёла и сибаэньё. В конце пирса быстро материализовались сувенирные прилавки, торговцы закусью, продающие яникекес и чимичуррос, практикователи вуду и сантерии, предлагающие чары на продажу, поставщики мамахуаны – доминиканского фирменного напитка, поступающего в гигантских стеклянных банках, и в каждой, похоже, в красном вине и роме замаринован кусок дерева. Ну а чрезграничной вишенкой на сливочном мороженом на каждую банку доминиканской мамахуаны наложено подлинное гаитянское любовное заклятие вуду.

– Вот это разговор! – восклицает Редж. Они с Максин вливаются в компашку, начавшую это пить, все передают банки по кругу и со временем оказываются за несколько миль от города в «Эль Суэньо Тропикаль»[9]9
  От исп. «Тропическая греза».


[Закрыть], полупостроенном и в настоящее время заброшенном роскошном отеле, где с воплями носятся по коридорам, раскачиваются над двором на джунглевых лианах, что укоренились где-то наверху, гоняют ящериц и фламинго, не говоря уже друг о друге, и проказничают на разлагающихся кроватях королевских габаритов.