Текст книги "Продолжение праздника крови"

– Мне жаль тебя, – сказала Флора, – даже такого как ты мне жалко.

– Мне это нужно, если такое чувство присутствует у тебя в груди. Мне нужна твоя жалость, Флора Баннерворт, потому что никогда не ползал презренный жалкий негодяй по круглой земле, такой же достойный сожаления как я.

– Продолжай, продолжай.

– Я продолжу, и буду делать кое-какие короткие выводы. Атаковав однажды какое-нибудь человеческое существо, мы чувствуем странное, но ужасно сильное желание искать ту же персону, чтобы высосать кровь именно из нее. Но я люблю тебя, Флора. Небольшое количество чувственности, которая все еще имеется в моем ненормальном существовании, распознает в тебе чистую и самую возвышенную душу. Я бы с радостью пощадил тебя.

– О! Скажи, как я могу избежать этого ужасного наказания.

– Это может быть достигнуто только бегством. Покинь это место, я умоляю тебя! Покинь это место настолько быстро, насколько это возможно. Не задерживайся, не смотри с сожалением назад на этот старинный дом. Я останусь в этой местности на долгие годы. Позволь мне не видеть тебя, я не буду преследовать тебя. Но, силой обстоятельств, я вынужден оставаться здесь. Отъезд отсюда – это единственный способ, которым ты можешь избежать судьбы, такой же ужасной как та, которую вынужден терпеть я.

– Но скажи мне, – сказала Флора после короткой паузы, в течение которой она, по-видимому, собиралась духом, чтобы спросить какой-то страшный вопрос, – скажи мне, правда ли то, что те, кто подвергаются ужасному нападению вампира, после смерти сами становятся одними из этого страшного племени?

– Это тот способ, – сказал Варни, – которым размножается этот страшный род. Но время и обстоятельства должны помочь развитию нового ужасного существа. Ты, однако, в безопасности.

– В безопасности! О! Скажи это еще раз.

– Да, в безопасности, одно или два нападения вампира – это недостаточное воздействие на твое смертное тело, чтобы стала возможной твоя трансформация в такое существо как он. Нападения должны повторяться часто и прекращение смертной жизни должно быть обязательно прямым следствием нападений, чтобы можно было ожидать такого результата.

– Да, да. Я понимаю.

– Если ты продолжишь быть моей жертвой из года в год, жизненная энергия постепенно будет покидать тебя, и, как какое-то мерцание свечи, отдающей больше энергии, чем получающей, последний такой несчастный случай заберет твою жизнь, и тогда, Флора Баннерворт, ты можешь стать вампиром.

– О! Ужасно! Очень жутко!

– Если случайно или намеренно, малейшее сияние холодных лучей луны упадет на твои безжизненные останки, ты снова встанешь и будешь одной из нас, ужас для тебя и горе для окружающих.

– О! Я исчезну отсюда, – сказала Флора. – Надежда на избавление от такой жуткой и страшной судьбы заставит меня поспешить. Если бегство может спасти меня, бегство из поместья Баннервортов, я не успокоюсь пока нас не будут разделять континенты и океаны.

– Это хорошо. Сейчас я могу спокойно порассуждать с тобой. Еще несколько коротких месяцев и я начну чувствовать вялость смерти, ползущей по мне, и тогда в мозгах появится безумная страсть, которая, даже если ты будешь скрыта за тройными стальными дверьми, будет опять побуждать меня искать твою комнату, опять поймать тебя в мои объятия, опять высасывать из твоих вен средства к продолжению жизни, опять заставлять эту твою душу дрожать от ужаса.

– Мне не нужны стимулы, – сказала Флора с дрожью, – то, что ты уже рассказал, это меня и без того подгоняет.

– Ты убежишь из поместья Баннервортов?

– Да, да! – сказала Флора, – пусть будет так. Эти хоромы сейчас для меня омерзительны, потому что заставляют вспоминать сцены, происходившие в них. Я попрошу своих братьев, свою мать, всех уехать. И в каком-нибудь дальнем краю мы найдем безопасность и укрытие. Там мы научимся думать о тебе больше с жалостью, чем со злобой, больше с сожалением, чем с упреком, больше с удивлением, чем с ненавистью.

– Да будет так, – сказал вампир. И он сомкнул свои руки, выражая благодарность, что он смог сохранить спокойствие хотя бы одной, которая, вследствие его действий была в полном отчаянии. – Да будет так, и даже я буду надеяться, что эти чувства, которые побудили даже такое жалкое и такое изолированное существо как я постараться принести мир одному человеческому сердцу, будет оправдывать меня перед Небесами!

– Они будут, они будут, – сказала Флора.

– Ты так думаешь?

– Конечно, а я, в таком случае, буду молиться за тебя.

Вампир, по-видимому, был сильно тронут. И тогда он добавил:

– Флора, знаешь, это место было сценой катастрофы в летописи вашей семьи, которую страшно вспоминать.

– Да, – сказала Флора. – Я знаю на что ты намекаешь. Это всем известно, грустная тема для меня, с которой я не могу ничего поделать.

– Я не буду действовать на тебя удручающе этим. Твой отец здесь, на этом самом месте, исполнил тот отчаянный акт, который привел его не званного на суд Божий. Я очень сильно, дико удивляюсь таким вещам. Ты вознаградишь за то добро, которое я пытался сделать тебе?

– Я не знаю что ты имеешь в виду, – сказала Флора.

– Чтобы быть более точным, тогда, ты помнишь тот день, когда твой отец дышал в последний раз?

– Прекрасно помню, прекрасно помню.

– Ты видела его или разговаривала с ним недолго перед тем, как было совершен этот отчаянный акт?

– Нет. Он один закрылся на некоторое время в комнате.

– Ха! В какой комнате?

– В той, в которой я спала в ночь…

– Да, да, та, с портретом, тем говорящим портретом, глаза которого, кажется, просят предъявить пропуск любого вторженца как только он входит.

– В той.

– Был заперт там четыре часа! – добавил Варни задумчиво. – А оттуда он побрел в сад, где, в этом летнем домике, он сделал свое последнее дыхание?

– Это было так.

– Тогда, Флора, прежде чем я скажу тебе адью…

Едва были произнесены эти слова, как послышались быстрые, поспешные шаги, и позади Варни, у входа в этот летний домик, появился Генри Баннерворт.

– Сейчас, – закричал он, – месть! Сейчас, нечистое существо, пятно на поверхности земли, ужасная подделка человека, если рука смертного может что-то сделать против тебя, ты умрешь!

Пронзительный крик сорвался с губ Флоры и, бросаясь прочь от Варни, который отошел в сторону, она крепко прижалась к своему брату, который указывал мечом на вампира. Это был критический момент, и если Варни не покинул разум, ему следовало бы пасть ниц перед оружием Генри. Но в этот момент он прыгнул на лавку, с которой встала Флора, и в момент сильным ударом своего движущегося тела выбил хрупкую и гнилую доску в стене летнего домика. Еще до того как Генри смог освободиться от обьятий Флоры, Варни, вампир, убежал. Не было лучшего шанса поймать его, чем только что подвернувшийся удобный случай, похожий на тот, когда он был тщетно преследуем от поместья до леса, в лабиринтах которого был потерян.

Глава 3

Объяснение. – Совет Маршдела. – Намеченный отъезд и гнев адмирала.

Это предельно неожиданное движение Варни было внезапным и решительным. Генри думал, что после того как он закроет вход в летний дом, Варни, который причинил так много зла ему и его семье, будет лично с ним драться. И то, что Варни мог найти для себя другой выход, определенно не приходило ему в голову.

– Ради Христа, Флора, – сказал он, – отцепись от меня, сейчас нужно действовать.

– Но Генри, Генри, послушай меня.

– Позже, позже, дорогая Флора, я попытаюсь предпринять еще одну попытку поймать стремительно мчащегося Варни.

Он стряхнул ее, возможно не так грубо как нужно было, чтобы она отпустила свою хватку, но с выражением лица, которое ясно указывало, что он хочет освободиться. Затем он выпрыгнул через ту же дыру, откуда исчез Варни, прямо перед тем как Джордж и мистер Маршдел подбежали к двери летнего дома.

Было уже почти утро, так что поля были освещены слабым светом приближающегося дня, и когда Генри достиг места, с которого, он знал, открывался обширный вид, он остановился, и активно пробежался глазами по ландшафту с надеждой обнаружить след беглеца. Но следа не было, он не видел и не слышал сэра Френсиса Варни, тогда он повернулся, и громко позвал Джорджа присоединиться к нему. Подбежали брат и сопровождающий его Маршдел.

Но до того, как они обменялись словами, грохочущий выстрел огнестрельного оружия послышался из одного из окон, и они услышали адмирала, который кричал громким голосом:

– Бортовой залп по борту противника! Стрельни в них еще, Джек! Пальни в борт близко к воде!

Затем последовал еще один грохочущий выстрел огнестрельного оружия, и Генри воскликнул:

– Что значит эта стрельба?

– Она раздается из комнаты адмирала, – сказал Маршдел. – О Господи, я думаю старик сошел с ума. У него шесть или восемь пистолетов, выстроенных в ряд вдоль подоконника, и все заряжены, так что при помощи фитиля они могут прекрасно стрелять как град, который, как он считает, является единственным подходящим средством стрельбы по вампиру.

– Это так, – сказал Джордж, – и, нет сомнений, услышав тревогу, он начал операцию по стрельбе паля во врага.

– Хорошо, хорошо, – сказал Генри, – он должен делать свое дело. Я преследовал Варни до сих пор, и я не сомневаюсь, что он опять спрятался в лесу. Давайте хотя бы сделаем небольшую попытку обнаружить место, где он прячется. Мы знаем местность, так же как и он, вероятно, и я предлагаю начать активные поиски.

– Ну тогда вперед, – сказал Маршдел. – Мы все вооружены, и я лично абсолютно без колебаний заберу жизнь у этого странного существа, если это будет возможно.

– Ты сомневаешься в возможности этого? – сказал Джордж, когда они поспешно двигались через луга.

– Да, я сомневаюсь. И есть причина. Я уверен, что, когда я стрелял в него в прошлый раз, я попал. Кроме того, Флора должно быть подстрелила его, защищая себя и мать, когда нас не было, и она использовала твой пистолет Генри.

– Да, кажется так, – сказал Генри, – и несмотря на все обстоятельства, если я повстречаю его, я устрою эксперимент: смертен он или нет.

Расстояние было не большим и они быстро достигли леса; после этого они разделились, договорившись встретиться в лесу у источника, который был знаком им всем. А до этого каждый из них должен был постараться обнаружить любого, кто прятался среди кустов и деревьев или в дуплах древних деревьев, на которые они наткнутся в ходе этого марша.

На самом деле этой ночью все было так: Генри, поняв, что он, вероятно, проводит чрезвычайно беспокойную и тревожную ночь, потому что в смятении духа ворочался туда и сюда в кровати несколько часов, наконец встал, и это было мудрым решением, и решил выйти из дому, чтобы прогуляться по садам, окружающим замок, вместо того, чтобы находиться в нервном напряжении и беспокойстве в своей комнате.

С первого страшного визита вампира, у обоих братьев стало привычкой иногда стучать в дверь комнаты Флоры, которая, сменив по ее собственной просьбе комнату, обходилась без того, чтобы кто-то с ней сидел, хотела все же, чтобы иногда к ней стучал и разговаривал с ней кто-то из членов семьи.

Тогда Генри быстро оделся. Проходя мимо ее спальни, хотел постучать в дверь, но обнаружил, что она была не заперта, поспешно открыв ее он увидел, что кровать была пуста, быстро осмотрев всю комнату он убедился, что Флоры в ней нет.

Им овладела тревога, быстро вооружившись он поднял Маршдела и Джорджа, но не дожидаясь их готовности присоединиться к нему, стал рыскать по саду в поисках Флоры.

Таким образом он стал свидетелем странной и неожиданной встречи Варни и Флоры в летнем домике. Что случилось после того, как он их там обнаружил, читатели уже знают.

Флора пообещала Джорджу, что она немедленно вернется в дом, но когда Джордж и Маршдел оставили ее одну, она чувствовала себя настолько взволнованной и ослабшей, что уцепилась за решетку этого маленького сооружения, и оставалась неподвижной несколько мгновений, прежде чем смогла набраться сил, чтобы идти к замку.

Прошло две или три минуты, Флора находилась в таком ментальном замешательстве в связи с тем, что произошло, что она едва могла поверить, что это было наяву, когда неожиданный тихий звук привлек ее внимание и через отверстие, сделанное в стене этого летнего дома, с видом полного самообладания, опять появился сэр Френсис Варни.

– Флора, – сказал он, тихо возвращаясь к разговору, который был прерван, – теперь я полностью убежден, что ты станешь гораздо более счастливой после нашей встречи.

– Боже мой! – сказала Флора, – откуда ты появился?

– Я никуда и не уходил, – сказал Варни.

– Но я видела как ты убегал из этого места.

– Ты видела, но это было для того, кто внезапно появился здесь. У меня и мысли не было прерывать так резко нашу беседу.

– У тебя есть что-то, что ты можешь добавить к тому, что ты уже рассказал?

– Абсолютно ничего, но возможно у тебя есть вопросы, которые ты хочешь задать мне, думаю, они у тебя есть, Флора. У тебя в голове есть еще какие-нибудь вещи, которые сильно тревожат тебя наряду со страшным визитом, который я нанес тебе?

– Да, – сказала Флора. – Что стало с Чарльзом Холландом?

– Слушай. Не теряй надежды; когда ты будешь далеко отсюда ты встретишь его снова.

– Но он бросил меня.

– Но когда вы столкнетесь с ним, он попросит прощения за свое предательство и ты примешь его таким же невинным, каким он был, когда впервые прошептал, что любит тебя.

– О радость, о радость! – сказала Флора. – Этим заверением ты смягчил боль от того, что он сделал, и с лихвой компенсировал мне все причиненные тобой страдания.

– Адью! – сказал вампир. – Теперь я проследую к моему дому другим маршрутом, чтобы избежать тех, кто хочет убить меня.

– Но после этого, – сказала Флора, – для тебя не будет никакой опасности, ты останешься невредимым, а наш отъезд из поместья Баннервортов будет таким скорым, что ты будешь избавлен от всех опасений мести со стороны моего брата, и я опять обрету то счастье, которое, как я думала, покинуло меня навсегда.

– Прощай, – сказал вампир, затем, обворачивая плащ вокруг себя зашагал из летнего дома, и быстро скрылся из виду за кустами и густой растительностью, которой изобиловал этот сад.

Флора опустилась на колени, и произнесла короткое, но прочувствованное благодарение Небесам за это счастливое изменение ее судьбы. Здоровые краски понемногу стали возвращаться на ее щеки и теперь она, чувствуя больше энергии и силы, пошла по направлению к дому. Она испытывала то восторженное чувство, которое разум испытывает, когда стряхивает стресс, обнаружив, что, воображение обрисовало реальность в гораздо более мрачных тонах, чем она была на самом деле.

После этого вряд ли необходимо говорить, что поиски сэра Френсиса Варни в лесу были непродуктивными, и утро рассвело над братьями и мистером Маршделом без того, чтобы они нашли хоть малейший намек на присутствие Варни. Озадаченные и поставленные в тупик, они стояли у границы леса и грустно смотрели на освещенные окна замка Баннервортов, которые сейчас отражали золотым свечением косые лучи утреннего солнца.

– Опять сбил со следа, – заметил Генри, выражая раздражительность, – опять сбил со следа, и так же удачно как раньше. Я провозглашаю, что я буду драться с этим человеком, пусть наш друг адмирал говорит что хочет против того, что я хочу встретиться с ним в смертельной схватке. Он будет наслаждаться триумфом над всей нашей семьей, если убьет меня, или я избавлю мир и нас от этого страшного типа.

– Будем надеяться, – сказал Маршдел, – что появится другой способ положить всему этому конец.

– Это значит, – сказал Генри, – надеяться на невероятное; каким другим способом можно положить конец? Кем бы ни был этот Варни: человеком или дьяволом, он, очевидно, определил, что мы будем его жертвами.

– В самом деле, есть вероятность этого, – заметил Джордж, – но в любом случае он обнаружит, что нас не так легко победить. Он должен обнаружить, что если мягкий дух бедной Флоры был смущен этими пугающими обстоятельствами, то мы – люди более твердого характера.

– Он обнаружит, – сказал Генри, – я готов отдать жизнь ради этого. Я не буду знать покоя, кроме того, который будет необходим, чтобы восстановиться, пока я не одержу победу над этим монстром. Я не буду искать никаких удовольствий, и изгоню из моего разума все, что может помешать этому занятию. Он или я должен умереть.

– Хорошо сказано, – сказал Маршдел, – и все же я надеюсь, что обстоятельства позволят избежать необходимости таких действий, и, возможно, вы станете мудрее и рассудительнее, чтобы придерживаться более умеренного и безопасного курса.

– Нет, Маршдел, ты не можешь почувствовать то, что чувствуем мы. Ты смотришь на это все как зритель, сочувствуя горю, но ты не чувствуешь сам острую боль от этого горя.

– Ты думаешь мне не тяжело? В целом мире у меня никого нет, и сейчас я очень сильно опечален горем вашей семьи; мои воспоминания о молодых годах помогают мне в этом. Поверьте мне, вы оба, что я не праздный наблюдатель ваших бед, но полностью разделяю их. Если я советую вам быть спокойнее, и стараться придерживаться более спокойных средств достижения ваших целей, это не значит, что я советую вам трусость; но видев в мире гораздо больше того, что позволили увидеть вам ваше время и возможности, я не смотрю так восторженно на вещи, а смотрю с холодной и спокойной рассудительностью, я не говорю, что будет самым лучшим, я просто предлагаю свой совет.

– Мы благодарны тебе, – сказал Генри, – но, кажется, в этом деле требуется решительное действие. Нельзя больше терпеть, чтобы вся семья страдала от такого демона в человеческом образе как Варни.

– Позвольте мне, – сказал Маршдел, – посоветовать вам предоставить решение этого дела на рассмотрение Флоре. Пусть ее желания определят правила действий. Она страдает больше всех, и она больше всех заинтересована в прекращении этого страшного дела. Более того, в ее характере есть рассудительность и решительность, она посоветует вам правильно, будьте уверены.

– То, что она нам даст неплохой совет, – сказал Генри, – и что мы должны искать любую возможность, чтобы подчинять ее желаниям наши планы, в этом нет сомнений; мало что делается без ее совета и санкции.

Давайте пойдем домой, потому что мне очень не терпится выяснить: как случилось так, что она и сэр Френсис Варни были вместе в этом летнем домике в такой странный час.

Все трое пошли по направлению к дому, разговаривая, по дороге, все с тем же напряжением.

Глава 4

Совещание. – Дуэль и ее результаты.

После этой встречи Флоры с ужасным сэром Френсисом Варни, обстоятельства, в которых оказались она и те, кто был ей дорог, требовали того, чтобы она их хорошенько обдумала, однако способность мыслить долго к ней не возвращалась.

Все неприятности, все, какие только могли разрушить спокойствие, вероятно, произошли с этой семьей. Как в Макбет, их беды пришли в самом деле батальонами, и теперь, когда безмятежность в их доме была уничтожена, мелкие несчастья и раздражения, которые во время безмятежности их не тревожили, сейчас стали гигантскими, и добавились к их затруднительному положению.

Стали возникать беспокойства по поводу маленького дохода, потому что спокойно экономить можно было только в условиях удовлетворенности души, которую может произвести только гармония обстоятельств. Хотя раньше, когда в доме были счастье, здоровье и мир, на это никто не обращал внимания.

Сейчас нельзя было предположить, чтобы бедная миссис Баннерворт, как это было раньше, когда ее разум был свободен от волнений, занималась обычными домашними делами, которые создают комфорт в семье. Расстроенная положением своей дочери и смущенная последовательностью мучительных событий, которые произошли за такой короткий период, она не вела активную жизнь.

Прислуга в испуге убегала из поместья Баннервортов, не желая оставаться под одной крышей с семьей, которую посещает такое страшное существо как вампир.

Среди тех, кто занимает позиции прислуги, безусловно можно найти и таких, которые, несмотря на то, что они понимают и чувствуют все, что происходит, и в горе сочувственно остались бы с семьей, которую они знали и в более счастливые времена.

Но иметь в доме таких как они Баннервортам не посчастливилось, эгоизм делал свое дело, и в конце концов они остались одни. Вряд ли кто-то решился бы пойти работать в такое место без сильного стимула, который, однако, Баннерворты предложить не могли.

Итак, все сложилось очень жестоко: в то самое время, когда им была нужна помощь и сочувствие, эта несчастная семья стала почти изолирована; и было абсолютно ясно, что для них было почти невозможно продолжать жить в поместье с комфортом и пользой для себя.

Исчезновение Чарльза Голланда больше не вызывало склонности считать что он совершил предательство. В конце концов каждый из них и все они поняли, что они не могут противостоять морю проблем, которое окружало их.

Читатель тоже не ошибется, если заметит, что этой семье была присуща гордая независимость, которая не позволяла им жить на чужую помощь; хотя они чувствовали, и не ошибались, что, когда Адмирал Белл, в своей искренней манере, предлагал им финансовую помощь, – это было не пустыми словами, они с обидчивостью отказывались, и спрашивали друг друга: зачем начинать зависимую жизнь, когда и у независимой-то неясные перспективы.

Тем не менее, благородная уверенность Флоры в своем любовнике, которая вызывала уверенность и в братьях, иногда внушала им чувство вероятности того, что они ошиблись; и что Чарльз Голланд, подверженный какому-то внезапному импульсу, представляя свое будущее, увидел, что он в опасности и уехал из поместья, и что он на самом деле писал письма, приписываемые ему.

Мы повторяем, что они сомневались только иногда, потому что их реальные мысли и желания были другими, хотя у мистера Маршдела, которого они могли понять, имелись свои сомнения, и они не могли не признать, что он мог смотреть на вещи спокойнее и более беспристрастно, чем они.

Фактически, сомнение, с которым он говорил с ними по этому вопросу, убеждало их в его колебаниях, потому что они объясняли его колебание страхом того, что им будет причинена боль, или будут задеты предрассудки адмирала Белла, с которым он уже разговаривал тоном, близким к перебранке.

Визит Генри к мистеру Чиллингворту не принес никаких результатов, кроме предположений. Все, что этот джентльмен мог сделать, – было выразить готовность направиться по их просьбе куда угодно, вместо того, чтобы предложить какой-то план действий в обстоятельствах, которые он не мог оценить так как они, те, кто были в этом месте и были свидетелями тех событий.

А сейчас мы предполагаем, что читатель готов заглянуть вместе с нами в одну из главных комнат замка Баннервортов. Вечер, несколько свечей отбрасывают слабый свет на просторное, некогда красивое помещение. На торжественном совещании собралась вся семья. А также адмирал, мистер Чиллингворт, Маршдел, и еще зашел Джек Прингл, с согласия своего начальника, но с видом, как будто у него было полное право присутствовать здесь.

Поводом для собрания был рассказ Флоры о странном и очень интересном интервью с вампиром. Детали этого интервью произвели глубокое воздействие на всю семью.

Флора на собрании уже выглядела лучше, спокойнее и была более собранной, чем несколько прошедших дней.

Нет сомнений, что беседа, которая была у нее с Варни в летнем-домике в саду рассеяла массу воображаемых страхов, которыми она его окружала, хотя она полностью убедила ее, что он и только он был тем страшным существом, которое причинило столько горя. Тот разговор показал ей, что в нем есть что-то человеческое, и что не было опасности в том, что за ней охотилось такое ужасное создание.

Такое чувство как это, было, естественно, источником глубокого утешения. И более твердым голосом, с большей жизнерадостностью, она еще раз в деталях описала подробности этого разговора всем, кто собрался, сделав вывод, сказав:

– И это дало мне надежду на более счастливые дни. Если бы это было обманом, то счастливым. И сейчас эта пугающая вуаль тайны висит над судьбой Чарльза Голланда, с какой радостью бы я сказала адью этому месту, и всему, что сделало его ужасным. Я почти жалею сэра Френсиса Варни вместо того, чтобы обвинять его.

– Возможно это правильно, – сказал Генри, – до определенных пределов, сестра; но мы никогда не простим того горя, которое он принес нам. Это не так легко – вынудить нас уехать из нашего старого и очень любимого дома, даже если бегство освободит нас от его преследований.

– Но мой молодой друг, – сказал Маршдел, – ты должен вспомнить, что многие люди вынуждены постоянно бежать от зла, которое далеко от того зла, с которым мы столкнулись здесь. Это то, что даст облегчение страдания, если мы не можем полностью от него избавиться.

– Это правильное утверждение, – сказал мистер Чиллингворт, – до определенных пределов, потому что оно многого не принимает в расчет и поэтому не совсем мне нравится.

– Почему, сэр?

– Почему вы уверены, что уехать из поместья Баннервортов – это гораздо меньшее зло, чем остаться в поместье Баннервортов, и быть в опасности того, что за нами охотится вампир. При этом принимается без доказательств предположение о существовании вампиров, во что я никогда не поверю, я повторяю, снова и снова, это противоречит науке, философии и всем законам природы.

– Факты – упрямая вещь, – сказал Маршдэл.

– Несомненно, – заметил мистер Чиллингворт.

– Хорошо, сэр; а здесь как раз мы имеем факт вампира.

– Предполагаемый факт. Одна ласточка не значит лета, мистер Маршдел.

– Это напрасная трата времени, – сказал Генри, – конечно, количество доказательств, достаточное, чтобы убедить одного человека, является недостаточным, чтобы убедить другого. Вопрос в том, что нам делать?

Все взгляды повернулись к Флоре, как будто этот вопрос был особо адресован ей, и ей нужно было, больше чем кому-то другому, ответить на него. Она так и сделала: твердым, четким голосом она сказала:

– Я узнаю судьбу Чарльза Голланда и тогда покину поместье.

– Судьбу Чарльза Голланда! – сказал Маршдел. – Зачем? Разве что если этот джентльмен не захочет общаться на эту интересную тему. Мы можем узнавать его судьбу долго. Я знаю, что это не романтично подвергать сомнению то, что он не писал три письма, найденные на его туалетном столике, и то, что он потом сбежал. Но по-моему, это очень просто принимается за факт. Мне сейчас легче говорить, чем это было раньше, потому что я сейчас накануне своего отъезда. У меня нет никакого желания оставаться здесь, и вызывать разлад в семье, или ссориться из-за чьих-то предрассудков. – Он посмотрел на адмирала Белла. – Я покидаю этот дом сегодня же.

– Ты презренный бестолковый подлец, – сказал адмирал, – чем раньше ты уберешься, тем лучше. Почему ты, плохо выглядящий мерзавец, что ты имеешь в виду? Я думал мы все уладили.

– Я ожидал эту брань, – сказал Маршдел.

– Ты ожидал ее? – сказал адмирал выхватив чернильницу и бросив ею в Маршдела. Чернильница сильно ударила его по подбородку и расплескала свое содержимое на его груди. – Сейчас я тебя удовлетворю, ты, подлец. Провалиться мне на этом месте, если ты не второй Джонс, топящий корабль. Пусть трясется мой шпангоут, если я не скажу сейчас кое-что крепкое.

– Я действительно, – сказал Генри, – должен возразить, адмирал Белл, против такого поведения.

– Возражай и пошел вон.

– Мистер Маршдел возможно прав, сэр, или он может быть неправ, это его мнение.

– О, не обращайте внимания, – сказал Маршдел, – я смотрю на этого старого морского хулигана как на что-то среднее между дураком и сумасшедшим. Если бы он был помоложе, я бы его публично высек. Но пока я всего лишь живу надеждой сдать его в какую-нибудь комфортную психушку.

– Меня в психушку! – закричал адмирал. – Джек, ты слышал это?

– Да, да, сэр.

– Прощайте все, – сказал Маршдел, – всего наилучшего этой семье. Я не могу оставаться под этой крышей, чтобы меня так оскорбляли.

– Хорошее избавление, – кричал адмирал. – Я лучше проплыву вокруг света на корабле, полном вампиров, чем с таким мошенником и подлецом как ты. Убирайся вон, ты хуже чем юрист.

– Нет, нет, – кричали все, – мистер Маршдел, останьтесь.

– Останьтесь, останьтесь, – кричал Джордж и миссис Баннерворт.

Миссис Баннерворт тоже кричала останьтесь, но в этот момент Флора встала и четким голосом сказала:

– Нет, пусть уходит, он сомневается в Чарльзе Голланде. Пусть уходят все, кто сомневаются в Чарльзе Голланде. Мистер Маршдел, да простят вас Небеса за ту несправедливость, которую вы сейчас делаете. Мы, возможно, больше никогда не встретимся. Прощайте, сэр!

Эти слова были произнесены таким решительным тоном, что никто не возразил им. Маршдел странным образом осмотрел семейный круг и через мгновенье ушел.

– Ура! – закричал Джек Прингл. – Хорошо сработано.

Генри выглядел, скорее, обиженным, чего адмирал, однако, не мог видеть, и в беспечной манере, в какой он обычно говорил, старик обратился к нему:

– Послушайте вы, мистер Генри Баннерворт, вы не в восторге от меня, и зная это я не думаю, что останусь здесь, чтобы у вас были со мной проблемы. Что касается вашего друга, который только что вас покинул, он бы сделал это рано или поздно в любом случае, я говорю вам, ничего хорошего в этом парне нет. Вы думаете, что путешествуя по морям и океанам в течение шестидесяти лет я не научился определять: честный человек или нет? Но не берите в голову, я собираюсь поехать поискать своего племянника, а вы поступайте как знаете.

– Только Небеса знают, адмирал Белл, – сказал Генри, – кто прав, кто не прав. Я очень сожалею, что вы повздорили с мистером Маршделом, но что сделано, то сделано.

– Не покидайте нас, – сказала Флора, – позвольте мне попросить вас, адмирал Белл, не покидать нас; ради меня останьтесь здесь, потому что с вами я могу непринужденно и доверительно беседовать о Чарльзе, в то время как я не могу этого делать ни с кем другим. Вы знаете его хорошо и уверены в нем, а другие – нет. Я умоляю вас, поэтому, остаться с нами.

– Только при одном условии, – сказал адмирал.

– Назовите его, назовите его!

– Вы планируете сдавать поместье?

– Да, да.

– Тогда сдайте его мне, и позвольте мне заплатить за несколько лет вперед. Если вы этого не сделаете, хрен я здесь останусь еще хоть одну ночь. Мы должны совершить эту сделку немедленно, и вы должны оставаться здесь как мои гости пока не соберетесь еще куда-нибудь. Вот мои условия. Скажите да, и все будет в порядке, скажите нет, и я вылечу отсюда как круглое ядро из пушки. Будь я проклят если так не будет, скажи, Джек?