Текст книги "Рождение машин. Неизвестная история кибернетики"

Словосочетание «суверенная личность» не было для авторов пустой фразой, они уверенно заявляли, что «один взбалмошный гений» может сделать для кибервойны столько же, сколько целое государство. Пентагон отныне был не сильней какого-нибудь подростка-вундеркинда. Технология уравняла участников будущих столкновений: «Смиренные и могущественные сойдутся как равные»[612]612
  Там же.


[Закрыть]. Последствия были огромны: «Государствам придется перестраиваться, чтобы снизить уязвимость к компьютерным вирусам, логическим бомбам, заражению связи и брешам в защите, которые могут быть делом рук как Агентства национальной безопасности США, так и каких-нибудь хакеров-подростков»[613]613
  Там же, 193.


[Закрыть], – предсказывали Рис-Могг и Дэвидсон.

Журнал Kirkus Reviews еще до официального выхода книги в печать назвал ее «потрясающей и проницательной». Газета Vancouver Sun рекомендовала «обязательно прочесть» ее, а канадская Financial Post охарактеризовала ее как «отрезвляющую». Рецензии на книгу появились в Guardian и Wall Street Journal[614]614
  Kirkus Reviews, December 15, 1996; Peter C. Newman, «Beyond Boom and Bust», Vancouver Sun, March 1, 1997, C 5; John Chevreau, «Escape Route for Tax Prisoners», Financial Post, March 15, 1997, 65; Decca Aitkenhead, «The Sovereign Individual», Guardian, April 5, 1997, A3; John H. Fund, «Taking Future Stock», Wall Street Journal, March 31, 1997, 12.


[Закрыть]. Шифропанки, конечно, были в восторге. Один из членов списка заметил: «„Суверенная личность“ затрагивает много тем, касающихся шифропанков»[615]615
  Howard Campbell, «Fighting the cybercensor», e-mail to [email protected], January 26, 1997.


[Закрыть]. «Рекомендуется всем ш-панкам»[616]616
  Jim Choate, e-mail to [email protected], August 4, 1997.


[Закрыть], – добавил Джим Чот, написавший один из первых ремейлеров. Другие были настроены более скептически: книге не хватало четкости, и в ней было слишком много громких заявлений. Хотя Рис-Могг и Дэвидсон никогда не ссылались на криптоанархизм или шифропанков, публикация книги привлекла к движению всеобщее внимание. Впрочем, ее успех был недолговечен, как и срок жизни породившей ее утопической идеологии.

Идея заключалась в том, чтобы совместить преимущество страны «первого мира» – высококачественную инфраструктуру – с преимуществом страны «третьего» – хранение данных и ведение бизнеса «без ненужных законов и налогов».

В ту пору оптимизма, когда еще не случился крах «новой экономики», несколько предпринимателей, вдохновленных повестью Винджа и идеями шифропанков, восприняли идею суверенной личности вполне буквально. Идея электронных денег завораживала Райана Лэки с пятнадцати лет, он даже начал связанный с ними бизнес-проект на острове Ангилья, где законы были не особо строгими, но не смог найти общий язык с правящей семьей. Ярый шифропанк, во время учебы он сохранил архивы списка рассылки на сервере Массачусетского технологического института. Лэки даже выглядел как образцовый шифропанк: весь в черном, бритый наголо, бледный от долгого сидения перед экраном, в очках в черной оправе. Он был убежден, что конфиденциальность и интернет-свобода находятся под угрозой, так как законы повсюду, а особенно в Соединенных Штатах, становятся все жестче.

Несколько криптоанархистов давно искали оффшорную территорию, где можно было бы разместить автоматы свободы: ремейлеры, серверы, занимающиеся шифрованием, и машины, чеканящие электронные деньги. Поначалу они рассматривали Ангилью и Тонгу, но в июне 1999 года Лэки и Шон Гастингс наткнулись на любопытную книгу Эрвина Штрауса «Как основать свою страну»[617]617
  Erwin S. Strauss, How to Start Your Own Country (Port Townsend, WA: Loompanics Unlimited, 1984).


[Закрыть], в которой описывалось княжество Силенд, крошечный искусственный остров в Северном море на оставшейся со времен Второй мировой противовоздушной платформе Рафс-Тауэр. Покрытая ржавчиной платформа площадью 550 квадратных метров висела между двумя огромными полыми понтонами в 18 метрах над водами сурового Северного моря, в 12 километрах от Филикстоу на побережье Суффолка.

Второго сентября 1967 года, в честь дня рождения своей жены, ветеран Второй мировой войны, майор в отставке Рой Бейтс объявил платформу независимой от Британии и пожаловал своей жене титул княгини. Британия, так же как США, ООН и все прочие международные организации, отказалась признавать независимость княжества, но князь Бейтс продолжал считать свой дом отдельным государством. Однако к 1999 году здоровье майора сильно ухудшилось, и княжеская семья собиралась покинуть Силенд, предоставив его в распоряжение другим желающим. В ноябре того же года Гастингс приехал на платформу в первый раз. К тому моменту он успел набраться опыта в оффшорных финансовых операциях и азартных играх онлайн на Ангилье, где и повстречал Лэки. Осмотрев Силенд, предприниматели воодушевились и решили воплотить свой замысел в жизнь.

«Сильнее всего нас вдохновили „Истинные имена“ Вернора Винджа»[618]618
  Райан Лэки в беседе с автором, 27 апреля 2014 года.


[Закрыть], – вспоминал впоследствии Лэки. Им с Гастингсом хотелось, чтобы люди, действующие на Ином Плане, могли «жить при компьютерах и самостоятельно проводить разные операции, не отвечая ни перед каким правительством». Такие суверенные личности были бы настоящими «людьми высшего сорта». Княжество Силенд сулило меньше всего юридических трудностей, лучше страны Гастингсу и Лэки было не найти. На заброшенной противовоздушной платформе в Северном море не было ни законов, ни полиции, ни правоохранительных органов. Силенд был идеальным местом для будущих суверенных личностей.

Бизнес-план заявлял, что HavenCo Ltd. станет первой в мире безопасной зоной для хранения данных, «физически защищенной от любых судебных исков». Идея заключалась в том, чтобы совместить преимущество страны «первого мира» – высококачественную инфраструктуру – с преимуществом страны «третьего» – хранение данных и ведение бизнеса «без ненужных законов и налогов»[619]619
  «HavenCo Ltd., Business Plan» // 2002.http://web.archive. org/web/20030425191342/http://www.seanhastings.com/ havenco/bplan/ExecSummary.html


[Закрыть]. «Силенд находится менее чем в трех миллисекундах (если перемещаться со скоростью света по оптоволоконному кабелю) от Лондона», – сообщал бизнес-план, своей формулировкой напоминая «Истинные имена».

Двадцатилетний Лэки стал ведущим инженером и перебрался на голую платформу, где провел почти два года, большую часть из которых в одиночестве, обеспечивая работу HavenCo. Его партнеры приезжали только с журналистами, СМИ обожали писать про Силенд.

Идея была настолько удачной, что журнал Wired сделал из нее тему номера еще до того, как HavenCo начала работу. Корреспондент журнала Симсон Гарфанкел буквально следовал за Лэки по пятам, он сидел с ним в одной лодке, когда ведущий инженер HavenCo впервые приехал на Силенд в январе 2000 году. Гарфанкел показался Лэки «очень доверчивым».

Статья, вышедшая в Wired в июле 2000 года, называлась «Бизнес в открытом море» и гласила: «Отважные авантюристы пускаются в многомиллиардное путешествие по морским просторам, чтобы создать жиропроводную[620]620
  Жиропровод – жаргонное название волоконно-оптического кабеля с очень высокой пропускной способностью.


[Закрыть] безопасную зону для хранения данных». На обложке красовалась команда из девяти человек (на самом деле их было четверо) на ржавой противовоздушной платформе с вертолетной посадочной площадкой. Остров не просто торчал из океана, это циклопическое сооружение вырастало сквозь облака и атмосферу прямиком в космос, возвышаясь над голубым шаром нашей планеты. Иллюстрация была выполнена в духе Whole Earth Catalog. Журнал превратил платформу в Северном море в самую настоящую Бермуду в небесах с алмазами.

После статьи в Wired на общение с прессой и постоянные визиты журналистов у шифропанков стало уходить больше времени, чем на собственно работу, а между тем дела компании шли не так уж хорошо. Лэки нанял компанию Winstar Communications, чтобы провести волоконно-оптическую линию связи из Лондона к побережью. Winstar была одним из ярких представителей интернет-бума конца 1990-х годов – в 1999 году ее прибыль составила 445 миллионов долларов, но уже в 2001 году компания лопнула. Волоконно-оптическое соединение с берегом так и не было налажено, не говоря уж о «жиропроводе» к Силенду, о котором так поспешно объявил Wired.

Лэки придумал безумный план – проложить одноинтервальный волоконно-оптический кабель из Лондона в Нидерланды через Силенд, но и этот проект оказался неосуществим. Связь была только беспроводная. Скорость передачи данных, которой приходилось довольствоваться, составляла всего 10 Мбит/с, то есть на закачку фильма весом в 1,5 Гб уходило около 20 минут, и при этом канал был намертво забит. «Низкая пропускная способность убила экономику»[621]621
  Лэки, беседа, 27 апреля 2014 года.


[Закрыть], – так назвал это Лэки.

Изначально у маленькой команды HavenCo имелось славное местечко в модном и современном районе лондонских доков, жить в котором было намного приятнее, чем на заброшенной противовоздушной платформе в холодном море. Но денег не хватало. Жизнь на острове была нелегкой – когда Лэки совсем переехал туда, он питался одними консервами из кладовки. Шон Гастингс и его жена Джо привезли ему собаку, черного лабрадора, но она только раздражала Лэки.

На Силенде был еще уборщик Колин, англичанин лет шестидесяти, с которым Лэки тоже не ладил. Чтобы не сталкиваться с Колином в крошечном помещении, Лэки жил по сан-францисскому времени, хоть и находился у побережья Англии, – спал днем, бодрствовал ночью – и прятался то у себя в комнате, то в центре обработки данных. «Было довольно-таки скучно», – вспоминал он. Он сидел на ржавой платформе по пять-шесть месяцев подряд, с трудом привыкая к неотвязному запаху дизельного топлива, но он был занят с компьютерным оборудованием, которое провез контрабандой из Соединенных Штатов. «Мне было все равно»[622]622
  Там же.


[Закрыть], – сказал Лэки. Он пребывал на Ином Плане.

Дела у HavenCo обстояли не лучше, чем у Лэки. В распоряжении компании было пять крепких серых аппаратных стоек с голубыми разъемами наверху, способных вместить сорок пять серверов, но подключить и сдать в аренду удалось только с десяток машин. Компания так и не набрала достаточного стартового капитала, несмотря на тенденцию к повышению курсов, преобладавшую на рынке перед крахом «новой экономики», а бюджет стремительно уменьшался. Ави Фридман, один из главных инвесторов HavenCo, обеспокоенный «проблемой 2000 года»[623]623
  Проблема 2000 года связана с тем, что в программах, выпущенных в XX веке, при расчете даты на год иногда отводилось два знака, а не четыре (например, 01.01.60 вместо 01.01.1960). 2000 год в такой системе становился годом 00, что программы понимали как 1900, и это приводило к серьезным ошибкам в их работе. Особенно это было опасно для автоматизированных систем управления и финансовых программ. – Прим. перев.


[Закрыть], забрал из проекта около 2 миллионов долларов наличными, в банкнотах по 100 долларов, и держал их у себя дома, время от времени выделяя по полторы тысячи долларов в качестве минимального платежа. Лэки использовал личные кредитные карточки и залез в долги.

Клиенты, вопреки ожиданиям, не спешили воспользоваться услугами безопасной зоны для хранения данных, к лету 2000 года двое из трех основателей покинули проект. Еще год Лэки удавалось удерживать компанию на плаву благодаря десятку клиентов, в основном казино. Верный духу шифропанков, Лэки запустил на платформе анонимный ремейлер Mixmaster Type II. Он был уверен, что делает нужное дело, но денег оно не приносило. Бизнес-план HavenCo показывал прибыль в размере 25 миллионов долларов к третьему году работы, фактически же за это время Лэки потерял 220 тысяч долларов. В начале 2001 года Google предложила ему должность инженера, но Лэки верил, что у шифропанковской безопасной зоны для хранения данных есть будущее. Он отказался.

К концу десятилетия итоги деятельности криптоанархистов были неоднозначными. С одной стороны, большинство их начинаний кончилось ничем: список рассылки заглох, а многие их проекты – ремейлеры, PGP, пулы сообщений, электронные деньги, оффшорное хранение данных – балансировали на грани или вовсе провалились. Шифропанки искали землю суверенной личности, Бермуду в небесах с алмазами, а нашли одинокого чудака на ржавой платформе в Северном море без гроша в кармане. И все же идеологию криптоанархизма ждал небывалый успех, пусть и без научно-популярного бестселлера.

Даже в самых неблагоприятных условиях, когда законам, обществу и продажным правительствам нельзя было доверять, на технологии можно было положиться.

Как и многих либертарианцев, Мэя завораживала философия Фридриха Ницше. «Шифрование даст дорогу не низшим 90 %, – был убежден Мэй. – Шифрование даст дорогу сверхчеловеку». Точно так же поколение назад первопроходцы технологий были уверены, что кибернетика позволит создать совершенного человека. Благодаря списку рассылки Мэю удалось заработать «огромную кучу» денег, инвестируя в многообещающие идеи и компании, о которых он узнал, пока координировал список.

«Может, это и пахнет элитизмом, – осознал Мэй, – но я очень мало верю в демократию»[624]624
  May, «True Nyms and Crypto Anarchy», 73.


[Закрыть]. Вместо этого криптоанархисты полностью доверились технологиям. Большие простые числа пересилили большие учреждения, решающее слово принадлежало математике, а не человеку. Даже в самых неблагоприятных условиях, когда законам, обществу и продажным правительствам нельзя было доверять, на технологии можно было положиться. Мэй видел не что иное, как автоматизированный политический строй.

Криптоанархизм заключал в себе несгибаемую кибернетическую веру в машину. Он соединил дерзкую мечту Винера о восстании машин с твердым убеждением Бранда, что компьютеры и связанные в сети сообщества сделают мир лучше. Прямой путь лежит между техноутопизмом Тимоти Лири и техноутопизмом Тимоти Мэя, между киберпанком и шифропанком. Лири с персональным компьютером чувствовал, что способен на все. Мэю не хватало только одного: могущества простых чисел. «Криптография дает „усиление личности”»[625]625
  Там же, 60.


[Закрыть], – писал он в 1999 году.

Шифропанки ни секунды не сомневались в том, что шифрование по сути своей явление либертарианское, что чем активнее им будут пользоваться, тем больше свободы получит отдельная личность. «Это неизбежное следствие технологий»[626]626
  Мэй, беседа, 17 апреля 2014 года.


[Закрыть], – говорил Мэй. Серверы, на которых работали ремейлеры, и службы шифрования представлялись участникам движения либертарианскими автоматами, антиправительственными политическими машинами. Что бы ни закладывалось в них на входе, на выходе получалась свобода.

В 1999 году Мэй подвел итог эпохальным переменам, свершившимся за два предыдущих десятилетия: «Может, мы еще не погрузились по-настоящему в виртуальную реальность „Истинных имен”, но благодаря криптографическим технологиям, цифровым подписям, ремейлерам, пулам сообщений и безопасным зонам для хранения данных важнейшие аспекты „Истинных имен” уже сегодня, сейчас, можно воплотить в Сети. Mr. Slippery уже здесь, и, как предвидел Вернор [Виндж], федералы уже идут по его следу»[627]627
  May, «True Nyms and Crypto Anarchy», 35–36.


[Закрыть].

Мэю не обязательно было выражаться расплывчатыми научно-фантастическими метафорами, сам того не зная, он был прав. Пока он писал эти строки, федералы действительно выслеживали вполне реального Mr. Slippery в обширных сетях военных структур США, который занимался как раз тем, что Мэй предрек несколько лет тому назад, – пачками воровал коммерческие и военные тайны, шифровал их и перекидывал зашифрованные файлы на компьютеры, недоступные правительству. И точно так же, как в повести Винджа, федералы не могли пресечь кражу данных. Но этот воплотившийся Mr. Slippery не был преданным свободе американским гражданином. Когда после долгого и трудоемкого расследования ФБР вычислило виновника с Иного Плана, им оказалась разведка одного из самых изобретательных противников США.

Война

«Противостояние техники, в центре которого неизбежно окажутся программы, написанные людьми, – кибернетическая война», – такими словами начиналась главная статья майского номера 1979 года журнала Omni, посвященная изменениям в природе войны. На обложке изящные, округлые зеленые буквы заголовка парили над сотканным из звезд размытым силуэтом лица, глядящего из открытого космоса, из межзвездной тьмы. Изображение чем-то напоминало психоделические финальные сцены из фильма «Космическая одиссея 2001 года» Стэнли Кубрика.

Глянцевый ежемесячный журнал, посвященный киберпанку, совмещал в себе науку и научную фантастику в присущей тому десятилетию эскапистской манере: вычурный футуризм, одержимость космосом, сюрреалистические яркие цвета. Майский номер не стал исключением. Центральное место в нем занимала научно-популярная статья, написанная автором научно-фантастических романов Джонатаном Постом, – «Кибернетическая война». Пост уверенно предсказывал будущее, которое наступит через 20 лет. Он предвидел, что к 1999 году в мире – на Земле или над ней, в космическом пространстве – будет около миллиарда компьютеров, что «почти все они будут меньше большой книги» и связаны между собой.

Треть из них будет работать в офисах и лабораториях, треть – в жилищах, а еще треть – внутри оружия и военной техники. Солдатами будущего, «разумеется», также будут компьютеры. «Добро пожаловать на третью мировую войну, кибернетическую войну, созданную машинами для машин»[628]628
  Jonathan Post, «Cybernetic War», Omni 2, no. 5 (May 1979): 45.


[Закрыть], – писал он.

В арсенале кибернетической войны Посту виделось великое множество фантастического оружия: крылатые ракеты, управляемые бомбы, высокотехнологичные межконтинентальные ракеты с несколькими боеголовками и такие инструменты, как автоматизированное распознавание образов, программы, теория игр, шифрование и моделирование. В 1979 году эти термины еще не получили четкого определения и звучали одинаково фантастически.

Описанные в статье Поста технологии намного опережали существующее техническое развитие. Американские военные еще приходили в себя после поражения во Вьетнаме, где ни о каких высоких технологиях не слышали. Apple II вышел на рынок меньше двух лет назад. «У кого есть собственный компьютер? – спрашивала реклама Apple в Omni, размещенная сразу после статьи Поста. – Только подумайте: иметь свой собственный компьютер»[629]629
  Apple, advertisement, Omni 2, no. 8 (August 1979): 29.


[Закрыть]. Электронной почты еще не было, не создали одну из первых в мире систем связи между компьютерами, Usenet. CompuServe начала предлагать клиентам первые информационные услуги онлайн с удаленным доступом лишь четыре месяца спустя, в сентябре 1979 года[630]630
  Dylan Tweney, «Sept. 24, 1979: First Online Service for Consumers Debuts», Wired, September 24, 2009.


[Закрыть]. Так что предсказать доступные, объединенные в сеть компьютеры размером с книгу было довольно смелым шагом.

Редакторы Omni проиллюстрировали воображаемое оружие будущего картинкой с картой Соединенных Штатов, мерцающей во тьме в ожидании роя вражеских ракет, и оператором, готовым нажать ярко-оранжевую кнопку пульта управления NORAD: «Командные пункты третьей мировой пульсируют кинескопами»[631]631
  Post, «Cybernetic War», 45.


[Закрыть], – сообщала подпись.

Главными чертами кибернетической войны Пост называл точность, скорость, автоматизацию и огромную роль шпионажа. Первое качество кибернетического оружия – точность. И уж конечно, военные роботы не бывают такими симпатичными, как R 2-D 2 и C‐3PO, дружелюбные робопомощники и переводчики из «Звездных войн». Пост считал, что эта легендарная киноэпопея неверно отображает настоящее, не говоря уж о будущем: «Настоящие сегодняшние роботы – это гладкие дозвуковые убийцы, более известные как крылатые ракеты»[632]632
  Там же.


[Закрыть]. Совершенное робо-оружие, как он их назвал, было маленьким, быстрым, легким и обладало атомным жалом. «Благодаря новым достижениям в области робототехники и искусственного интеллекта крылатые ракеты поражают намеченную цель с точностью до сантиметра, с почти звериной ловкостью отыскивая ее на расстоянии в несколько тысяч километров»[633]633
  Там же, 46.


[Закрыть]. В то время была запущена военная система глобального позиционирования (Global Positioning System, GPS), начиная с 1978 года на орбиту вышли десять спутников первого поколения Block I.

Военные роботы не бывают такими симпатичными, как R2-D2 и C-3PO, дружелюбные робопомощники и переводчики из «Звездных войн».

Впрочем, кибернетическая война будет не только точной, но и быстрой: «Электроны бегут по схемам узлов компьютера с поразительной скоростью». Скорость вычислений ограничивается только скоростью света – чуть меньше 300 метров в секунду. «По сравнению с ними реактивные самолеты, пули и ракеты – просто черепахи». Автор был уверен, что «компьютерные воины» изобретут снаряды, способные поражать цель со скоростью света[634]634
  Там же, 48.


[Закрыть].

Следующая отличительная черта войны будущего вытекала из резко возросшей скорости оружия: кибернетическая война будет автоматизированной. Огонь будет вестись так быстро, что реагировать «со скоростью человека» станет практически невозможно, – Пост повторял слова инженеров противовоздушной обороны, сказанные более тридцати лет назад. «Компьютерная технология, автоматизирующая бой, называется К3: коммуникация, командование и контроль». Стремительная автоматизация означала, что машины становятся все важнее, а люди, наоборот, теряют свою значимость. Техника и информация в войнах будущего пригодятся больше, чем солдаты и мирное население: «Компьютер играет главную роль»[635]635
  Там же.


[Закрыть].

Наконец, многое в кибернетической войне будет зависеть от высокотехнологичного шпионажа. Компьютеры произвели революцию в тайном искусстве криптографии. Пост читал о шифровании с открытым ключом и был очарован. Он предсказывал, что в 1999 году «любой, у кого есть доступ к компьютеру, сможет связаться с любым, у кого есть доступ к компьютеру, при помощи абсолютно неуязвимого кода»[636]636
  Там же, 49.


[Закрыть]. Понятие безопасности стало тесно связано с компьютерами, так как именно на них правительства, частные компании, разведслужбы и военные с их устрашающим арсеналом нового вооружения хранили самую важную информацию.

Пост считал, что все эти новые боевые системы объединяет одно: «В них все зависит от одного супероружия, от не знающего усталости компьютера, который, как ни парадоксально, становится шансом освободить человечество»[637]637
  Там же, 45.


[Закрыть]. Omni точно уловил главный парадокс киберпанка и перенес его на войну. Лучшие умы Сан-Франциско, области расцвета передовых технологий, соглашались со своими коллегами от контркультуры, что компьютеризированное будущее не за горами, но не были уверены, что машины принесут силам добра и зла. Дистопия и утопия сменяли друг друга.

Это противоречие вдохновляло адептов киберпанка, и оно же привлекло внимание Пентагона к кибернетической войне. Новое оружие могло стать инструментом как угнетения, так и освобождения, технологиями могли пользоваться как власти, так и те, кто шел против них, как армия, так и мятежники, – говоря языком «Звездных войн», как Империя, так и повстанцы. Да, Министерство обороны вкладывало деньги в разработку хитроумного оружия, которому никакие мятежники не смогли бы противостоять, но они не успевали за развитием технологий, которые дарили новые возможности как сильным, так и слабым. Персональные компьютеры, компьютерные сети и шифрование с открытым ключом одновременно укрепляли и подрывали существующую структуру общества и положение властей. Это противоречие, считал Пост, определит будущее противостояние: «Пропасть между богатыми и бедными будет расти, но бедные научатся сознавать это, и им будет чем ответить. Возникнет протест против действий компьютеризированной полиции. Саботаж систем производства и распределения, управляемых компьютерами, повлечет за собой усиление робобезопасности. Многие назовут это противостоянием Человека и Машины»[638]638
  Там же, 104.


[Закрыть].