Текст книги "Рождение машин. Неизвестная история кибернетики"

II

«Быть может, исторические корни настоящего положения вещей станут яснее, – писал Норберт Винер в предисловии к «Кибернетике», – если вспомнить, что первая промышленная революция – революция „темных сатанинских фабрик“[144]144
  Слова известного английского художника и поэта Уильяма Блейка (1757–1827), современника первой промышленной революции (поэма «Иерусалим»).


[Закрыть] – была обесценением человеческих рук вследствие конкуренции машин». Теперь, полтора столетья спустя, мир потрясен вторым технологическим прорывом. «Современная промышленная революция должна обесценить человеческий мозг, по крайней мере в его наиболее простых и рутинных функциях. Разумеется, подобно тому, как квалифицированный плотник, квалифицированный механик или квалифицированный портной пережили так или иначе первую промышленную революцию, квалифицированный ученый и квалифицированный администратор могут пережить и вторую. Но представим себе, что вторая революция завершена. Тогда средний человек со средними или еще меньшими способностями не сможет предложить для продажи ничего, за что стоило бы платить деньги»[145]145
  Винер Н. Кибернетика. М.: Советское радио, 1968.


[Закрыть].

«Механический труд обладает многими экономическими качествами рабского труда… всякий труд, принимающий условия конкуренции с рабским трудом, принимает и условия рабского труда, а тем самым становится по существу рабским», – писал Винер в 1950 году. Все еще раздосадованный своим участием в исследовании, связанном с войной, Винер предупреждал читателя о предстоящих опасностях: «Совершенно ясно, что это приведет к массовой безработице, по сравнению с которой депрессия тридцатых годов вызовет улыбку»[146]146
  Там же.


[Закрыть].

Пятого мая 1950 года театр МТИ «Dramashop» начал показ научно-фантастической пьесы, подарившей миру новое слово «робот». Это была «РУР» Карела Чапека (сокращение от «Россумские универсальные роботы»). Пьеса повествует о фабрике, которая производит искусственных рабочих, именуемых «roboti». Роботы восстают против своих создателей и в конце концов уничтожают человечество. Пьеса, написанная в 1920 году, в 1950-м имела оглушительный успех, через три года после публикации ее текст был переведен на тридцать языков. Роботы в пьесе – это не просто куски металла, а сочетание стали и органической материи, что дало простор для фантазии театральных костюмеров.

Перед премьерой, пока за кулисами готовились актеры, надевая свои металлические костюмы, на сцену вышел Винер. Теперь профессор был знаменитым ученым и автором бестселлера, давал бесчисленные интервью, а его лицо мелькало на страницах общенациональных журналов и газет. Он шагнул вперед, навстречу зрителям и сказал: «Когда была написана эта пьеса, автоматические машины не достигли даже младенчества, это был период беременности». Он отметил, что современный мир увидел не только успех автоматических машин, «но и саму философию автоматизации». Профессор добавил, что пьеса Чапека вовсе не научная фантастика, «РУР» предсказала ближайшее будущее. «Машины нужно понять, или они заберут хлеб наших рабочих, – говорил он, глядя на студенческую аудиторию сквозь очки в толстой оправе. – И не только это, нужно понимать ценность человека, или мы станем рабами машин, а не они нашими»[147]147
  «Revival of R.U.R. with New Prologue», New York Times, May 7, 1950, 163.


[Закрыть]. Пролог получился впечатляющим.

«А теперь я хочу показать вам одного из этих роботов», – сказал Винер, повернулся к крылу маленькой сцены, хлопнул в ладоши и повелительно позвал, как будто дал команду собаке: «Ко мне, Паломилла!» Занавес качнулся и поднялся. Появился молодой человек с фонариком в руке, свет которого освещал маленькую, около 50 сантиметров в длину, конструкцию на колесиках. Машина с жужжанием подкатила к Винеру. Паломилла представляла собой трехколесный карт с двумя колесами размером с тарелку сзади и одним маленьким колесиком спереди. У карта была прямоугольная металлическая основа, и конструкция немного напоминала таксу на колесах. На двух передних углах виднелись фотоэлементы, реагирующие на свет. Вывод от светочувствительных датчиков усиливался и поступал на культиватор, который управлял маленьким передним ведущим колесиком, так что машинка двигалась за светом, как моль за факелом, – или, если напряжение на фотоэлементах было обратным, пятилась от света, как постельный клоп. Так исследователи МТИ и называли эту диковину – моль или клоп, в зависимости от ее настроек.

Если гигантский компьютер с его безупречной рациональностью будет запрограммирован в простых и удобных терминах, тогда победа станет целью машины, которую она будет стремиться достичь любой ценой.

Но Паломилла, неповоротливый робот на сцене любительского театра, была не просто игрушкой. Винер разработал ее специально для имитации двух неврологических состояний: болезни Паркинсона и интенционного тремора. Это был совершенно уникальный случай имитации сложного поведения людей простейшими техническими приемами. Дрожащая механическая моль скоро привлекла внимание Медицинского корпуса армии США. Офицеры-медики связались с МТИ и сфотографировали неврологические состояния Паломиллы, чтобы сравнить эти снимки с реальными случаями тремора у людей.

Но вовсе не перспектива того, что машина сможет вести себя как больной человек, вызвала настоящую дрожь ужаса. Самое страшное случится, если машины смогут действовать как самые здоровые и самые способные из людей, превосходя самых лучших работников и обходясь без больничных.

Теория Винера затронула больную тему. Бертран Рассел, который только что получил Нобелевскую премию в области литературы, считал «Человеческое использование человеческих существ» Винера «книгой безграничной важности». Знаменитый английский философ в свои 79 лет предвидел экзистенциальные опасности демократии. Замена людей роботами даст огромную силу небольшой прослойке элиты. Будущие правительственные группировки будут «создавать машины, которые смогут произносить необыкновенно красноречивые политические речи с убедительными жестами. Такие машины можно будет носить из собрания в собрание, не боясь, что они охрипнут, как это происходит с людьми-политиками, и не опасаясь, что их закидают гнилыми помидорами или даже тухлыми яйцами»[148]148
  Bertrand Russell, «Are Human Beings Necessary?», Everybody B, September 15, 1951, 13.


[Закрыть]. Статья Рассела называлась «Нужны ли человеческие существа?».

В трех часах езды от Бостона, на заводе General Electric, один из рабочих особенно проникся этими страхами. 27-летний ветеран войны, он видел, насколько режущие роторы новых фрезерных станков на реактивных двигателях и турбинах работают быстрее и точнее любого из рабочих. И то, что он видел, пугало его[149]149
  See David Standish, «Interview with Kurt Vonnegut Jr.», Playboy 20, no. 7 (July 1973): 57–60, 66, 68, 70, 72, 74, 214, 216.


[Закрыть].

Первая книга Курта Воннегута, «Механическое пианино», была опубликована в 1952 году. Завод стал прототипом места действия футуристической истории. События книги развиваются через десять лет после третьей мировой войны. На автоматизированных заводах всех рабочих заменили машины, американское общество делится на менеджеров, инженеров и всех остальных. Вытесненные с заводов рабочие ведут бессмысленное, жалкое существование в однотипных, унифицированных домах. Главный герой, Пол Протеус, один из привилегированных инженеров, постепенно разочаровывается в устройстве общества и возглавляет восстание против механизированной системы, которое оборачивается неудачей. В книге есть эпизод, в котором Воннегут отдает должное гению Винера, а после показывает, как глупо в механизированном будущем будет выглядеть современное автору устройство общества:

«– Действительно, кажется просто ужасным, что все когда-то было иначе, не правда ли? Разве не смешно было собирать людей в определенное место и держать их там целый день только для того, чтобы воспользоваться их мыслями. А потом – перерыв, и опять мышление, и опять перерыв, да так просто невозможно мыслить.

– Очень неэкономно, – подтвердил Пол, – и очень ненадежно. Можете представить себе горы брака… И что за адская была работенка управлять всем этим. Похмелья, семейные дрязги, недовольство начальством, долги, война – все человеческие несчастья так или иначе отражались на выпуске продукции. – Он улыбнулся. – Счастливые события тоже… Нам приходилось учитывать подобные явления даже при установлении цен на товары»[150]150
  Воннегут К. Механическое пианино. М.: АСТ, 2016.


[Закрыть].

Позднее в статье для журнала Playboy Воннегут так охарактеризовал свое произведение: «„Механическое пианино“ – мой ответ на стремление управлять всем с помощью маленьких коробочек»[151]151
  Там же.


[Закрыть]. Название книги означает пианино, которое играет автоматически, как будто за ним сидит призрак. Заголовок намекает на образ Америки в приближающуюся эпоху электроники. К 1955 году научная фантастика была популярным жанром литературы. Когда авторам не хватало идей, они черпали их в кибернетике. Так поступил и автор рассказа «The Cyber and Justice Holmes» Фрэнк Райли, известный в 1950-е годы фантаст. Райли, так же как и Воннегут, обыграл идею о второй промышленной революции. Его сюжет – о системе правосудия, в которой интеллектуальные и высокоэффективные машины заменили людей-судей. Райли назвал эти устройства киберами. В тексте автор приводит мнения и сторонников, и оппонентов-скептиков инноваций. В рассказе есть цитата из листовки, восхваляющей автоматическое принятие решений: «Мы видели, что в других странах сделали киберсудьи. Мы свидетели эффективности кибернетических модулей в нашем собственном Апелляционном отделе… И я могу пообещать в два раза больше судебных процессов за вдвое меньшую стоимость для налогоплательщиков… при современном, хорошо отлаженном киберправосудии!»[152]152
  Frank Riley, «The Cyber and Justice Holmes», Worlds of If 5, no. 1 (1955): 55.


[Закрыть]

Герой Райли, консервативный судья Уолфред Андерсон, собирается увольняться. Он сомневается в правильности предстоящих изменений системы уголовного правосудия страны. Судьи из плоти и крови и так почти уступили свои полномочия судьям из стали и диодов. Читатель узнает о сомнениях судьи: «Киберы быстрые. Они судят легко и всегда в рамках буквы закона. Они отделяют факты от лжи. Их не уводит с прямого пути правосудия хрупкость человеческого существа. Их представления никогда не размываются эмоциями»[153]153
  Там же, 57.


[Закрыть].

Но полностью рациональное поведение – это еще не все, важны еще эмоции и сочувствие. Рассказ кончается тем, что самая последняя модель мощного, практически всезнающего компьютера ломается, не в силах посчитать «важность мечты».

Райли прекрасно уловил эту типичную для середины XX века смесь крепкой веры в прогресс и приглушенного, томительного страха. В 1950-х годах «автоматический» было синонимом технологического прогресса. Однако на протяжении 1950-х и в начале 1960-х годов компьютеры были так редки, что в их собирательный образ, рисуемый обществом, не входили программное обеспечение, напичканное ошибками, и медленная аппаратура. Большинство людей даже не могли представить себе, что технология может не работать.

К середине 1961 года в США работал только 5371 компьютер разных типов. Аппаратура военного и правительственного назначения составляла 40 % от общего рынка. В тот год более 1 миллиарда долларов было потрачено на компьютерное оборудование для военных и коммерческих пользователей[154]154
  John Johnsrud, «Computer Marks Fifteenth Year», New York Times, November 2, 1961, 51.


[Закрыть]. Технологический процесс развивался все быстрее, но достоверные факты и цифры были в дефиците, и многие писатели обозревали будущее, а не настоящее.

Тройная революция – это «кибернетическая революция», революция вооружения и революция в области прав человека.

Одним из наиболее волнующих образов этого времени были самовоспроизводящиеся машины. В 1961 году Винер размышлял о возможностях машин, которые смогут воспроизводить сами себя, как биологические формы жизни. В интервью для Christian Science Monitor Винер перефразировал Библию, придавая теологический подтекст научному прогрессу: «И машины станут создавать машины по своему образу и подобию»[155]155
  David R. Francis, «Self-Producing Machines», Christian Science Monitor, June 2, 1961, 16.


[Закрыть]. Через два года Винер написал свою последнюю книгу, которую назвал «Творец и робот». В серии социально-философских очерков Винер рассматривает этические проблемы взаимоотношений между творческими силами человека и созданной его гением кибернетической машиной. В книге действительно есть что-то религиозное.

III

Религия строится на табу. «Каково бы ни было содержание религии, в ней часто заключено нечто, напоминающее запертую гостиную фермерского дома Новой Англии, с опущенными шторами, восковыми цветами под стеклянным колпаком над камином, позолоченными камышами, обрамляющими незаконченный портрет дедушки на мольберте, и фисгармонией из черного дерева, на которой играют лишь на свадьбах и похоронах. …Мы не должны говорить о Боге и о человеке одновременно – это богохульство», – писал он с легким оттенком сарказма[156]156
  Винер Н. Творец и робот. М.: Прогресс, 1966.


[Закрыть].

Религиозные табу проникают далеко за пределы деревянного домика на ферме в Новой Англии. «Даже в области науки, – писал 67-летний Винер, – очень рискованно идти против общепринятых таблиц приоритетов». Табу запрещало сравнивать живые существа и машины, это тоже было богохульством. Каждая часть живых существ – живая, а каждая часть машин сделана из безжизненного металла, пластика и стекла. Автоматы, в отличие от животных, не имеют такую загадочную тонкую структуру, которая наделяет их целеполаганием. А для кибернетиков цель всегда была ключевой особенностью всех систем, управляемых отрицательной обратной связью. С точки зрения Винера, догматы церкви мешали усовершенствованию знаний. Он попытался ослабить религиозные запреты в своей последней книге, проводя аналогию между словами сакральных текстов и кибернетикой. Он написал, что три аспекта кибернетики имеют религиозную подоплеку: машины могут обучаться, воспроизводить самих себя и они окутаны ореолом легенд. Наука, как он ее видел, вторгалась на территорию религии, вытесняя из нее Бога. Кибернетика позволяла сделать иррациональное рациональным.

На первый взгляд обучаемые машины не имеют религиозного значения. Но Винер хорошо разбирался в классике и знал, что обучаемые машины связаны с самой важной и противоречивой теологической проблемой, теодицеей[157]157
  Теодицея – совокупность религиозно-философских доктрин, призванных оправдать управление Вселенной добрым Божеством, несмотря на наличие зла в мире. – Прим. перев.


[Закрыть]. Винер писал: «Проблема обучения, в частности в ее приложении к машинам, способным обучаться играм, может показаться несколько далекой от религии. Тем не менее существует теологическая проблема, к которой вышеприведенные рассуждения имеют отношение. Это проблема игры между Творцом и его творением. Это тема книги Иова и „Потерянного рая“ Джона Мильтона.

В обоих этих сочинениях Дьявол ведет игру с Богом, причем ставкой является душа Иова или вообще души людей. Но, согласно ортодоксальным иудейским и христианским воззрениям, Дьявол – одно из творений Бога… Но если Дьявол – одно из творений Бога, то игра, составляющая содержание книги Иова и „Потерянного рая“, представляет собой игру между Богом и одним из его творений… Может ли Бог вести серьезную игру со своим собственным творением? Может ли любой творец, даже ограниченный в своих возможностях, вести серьезную игру со своим собственным творением?»

Для Винера в этом вопросе скрывается вопрос об отношениях людей и их собственных творений, машин. Ответ кибернетики ясен: да. Если вы можете играть с машиной, это и будет ответом на вопрос. Да, потому что даже механические творения могут победить человека-создателя. И это уже было сделано в случае с шашками. Как верно предвидел Винер, построить механизм, который победит лучших игроков русской школы шашек, было только вопросом времени. Творение человека может обхитрить его самого, поэтому творение Бога, безусловно, сможет перехитрить Бога. А это значит, что божественное могущество не безгранично.

Есть и другая, более неприкосновенная религиозная догма, связанная с механическим воспроизводством: только Бог может создать жизнь, только Бог – Создатель. Живые существа потому и живые, что могут воспроизводить себя по образу и подобию Бога. Создание новых жизненных форм по чьему-то еще образу противоречило природному порядку вещей. Это было богохульством: «Стремление людей возвысить Бога над человеком, а Человека над материей, естественно приводит к предположению, что машина не может создавать другие машины по своему образу и подобию»[158]158
  Винер Н. Творец и робот. М.: Прогресс, 1966.


[Закрыть].

Но автоматизация обещает, что скоро люди смогут создать машины, которые, в свою очередь, создадут другие машины.

Если машины когда-нибудь смогут создавать другие машины по своему образу, необходимо понимать, что в таком случае есть образ машины? «Машина может создавать сообщение, а сообщение может создавать другую машину», – так это представлял себе профессор. Передачу конструкции можно наглядно увидеть на примере программы. «Гибкую» машину, программу, можно легко скопировать и перенести на другой компьютер. Сообщение – образ программы – создается заново на новой машине. В случае простой аппаратуры образ машины будет представлять собой ее конструкцию. И эта конструкция может быть передана по телеграфной линии как схема чертежей, которые позволят воспроизвести копию машины на другом конце провода.

Но жизнь можно сравнить с машинами уже сейчас. Органически воплощенные устройства с обратной связью – люди – просто-напросто более сложные машины с цепочками обратной связи, помогающими стабилизировать температуру тела, а не комнатную, и кровяное давление, а не давление в баллоне. Поэтому, считал Винер, даже такая сложная машина, сделанная из молекулярных структур, может быть превращена в образ, преобразована и скопирована, так же как простые машины можно разобрать на части, описать и собрать их копии по чертежам. «В принципе, возможно переслать человеческое существо по телеграфу», – написал он в «Творце и роботе». И поспешно добавил, что практические трудности передачи человека по телефонной линии намного превосходят даже его собственную изобретательность.

В конце 1950-х годов, после одного доклада о социальном и экономическом приложении этого нового феномена, зачитанного на конференции Британской ассоциации электротехники[159]159
  L. Landon Goodman, «Automation and Its Social and Economic Implications» (отчет предоставлен в British Electrical Development Association annual conference, April 12, 1956), 1.


[Закрыть], автоматизация неожиданно приобрела мистическую ауру. Популярная шутка 1960-х отразила эту неуместную таинственность: техник работает с огромным компьютером и, впечатленный размерами конструкции, спрашивает машину: «Если ты столько всего знаешь, скажи мне, есть ли Бог?» И получает такой ответ: «Сейчас есть». В январе 1962 года Алистер Кук рассказал ее на радио Би-би-си в одном из эпизодов своей популярной передачи «Письма из Америки», эпизод назывался «Большой мозг»[160]160
  Alistair Cooke, «Big Brains», Letter from America, BBC Radio 4, January 21, 1962, 21:00.


[Закрыть].

В популярной культуре преобладали мрачные пророчества об угрозе хитроумных изобретений. Современная кибернетика была встречена с таким же страхом и порицанием, с каким общество относилось к колдовству в эпоху Средневековья. Винер это чувствовал. Он писал, что если бы двумя столетиями ранее, в 1760-х годах, ученый сумел создать механическое творение, которое умело бы играть в игры и даже создавать свои копии, он примерил бы на себя желтую робу санбенито, которая означала, что носящий ее человек – еретик, осужденный на сожжение. Современные Винеру люди уже смирились с тем фактом, что Дарвин сравнил их с приматами. Сравнение с машинами – это следующая веха. Но профессор не хотел видеть машины в магическом свете; он хотел сделать ровно противоположное – показать, что вся магия – это механика.

Чтобы проиллюстрировать механику магии, Винер использовал мифы, глубоко укоренившиеся в коллективном разуме. Например, известную балладу Гёте «Ученик чародея». В балладе чародей-наставник ненадолго покидает своего ученика и дает ему несколько поручений. Скучающий подмастерье решает использовать магию и превращает метлу в раба, таскающего воду в чан для бани. Сначала подмастерье очень доволен своей задумкой, но вдруг понимает, что забыл волшебную команду и теперь не может остановить неутомимо работающую метлу. Когда подмастерье рубит ее топором, обе половинки продолжают работу и носят вдвое больше воды. Наконец, возвращается старый чародей, произносит магическое заклинание, и метла возвращается в свой угол.

С точки зрения Винера, эта история соответствует архитипичному шаблону, который отражен в бесчисленном количестве басен и страшных историй, а также в религиозных текстах: нетерпеливый и амбициозный человек обращается за помощью к магии, а потом неизбежно теряет контроль над своим изобретением. Но даже в таких случаях «deus ex machina»[161]161
  «Бог из машины» – выражение, означающее неожиданную, нарочитую развязку той или иной ситуации с привлечением внешнего, ранее не действовавшего в ней фактора. – Прим. перев.


[Закрыть] может предотвратить катастрофу.

Мечтатели видели беспрецедентные возможности, конец нудной работы, повышенную ценность человеческого достоинства, доступный досуг и комфортную жизнь в мире и согласии.

В «Обезьяньей лапе», классической страшной истории, написанной в 1902 году английским мастером короткого рассказа Джекобсом, этот шаблон доведен до абсолюта. Британский старшина привез домой из Индии талисман, засушенную лапу обезьяны. Будучи в гостях у своего друга Герберта, старшина рассказывает ему и его родителям, что обезьянья лапа может выполнить три желания своего владельца. Отец Герберта загадывает получить 200 фунтов. На следующий день фабричный служащий сообщает, что Герберта задавил станок на фабрике, и предлагает его родителям 200 фунтов в качестве компенсации. Через неделю после похорон мать, убитая горем, просит обезьянью лапу вернуть сына. Тут же слышится медленный и сильный стук в дверь. Взволнованная мать бросается открывать ее, но отец, понимая, что сын стал зомби, загадывает третье желание, и стук в дверь прекращается.

Кибернетика в конечном итоге приобретает черты этих страшных историй. Роботы в пьесе Чапека «Россумские универсальные роботы» были вымышленными, они символизировали машины, вырвавшиеся из-под власти человека, точно так же как волшебная метла или лапа обезьяны. Непослушные магические артефакты тождественны машине, несовершенному творению человеческой магии. И эти магические устройства выполняют приказы настолько же дословно и упрямо, как и запрограммированная на двоичном языке машина.

Винер считал, что магические истории и поэмы были предкибернетическим способом выражения логики машин. Несмотря на стройную теорию и твердые убеждения, архетипические шаблоны пересилили даже в нем самом. Он хотел прийти к взгляду на религию сквозь объектив кибернетики, но закончил тем, что стал описывать кибернетику через призму религии. Предполагалось, что машина будет доминировать над мифом, но вместо этого миф стал доминировать над машиной.

Через 13 лет после публикации «Кибернетики» Винер решил подвести итоги и сосредоточиться на том, что произошло за это время. У него не шли из головы те огромные ресурсы, что были потрачены на SAGE, и он был очень озабочен кнопочной войной и темной стороной автоматизации. В одной из своих самых популярных статей в журнале Sciencе, напечатанной в мае 1960 года, он снова упомянул простую и безжалостную логику «Ученика чародея», «Обезьяньей лапы» и джиннов: «Магия автоматизации будет такой же буквальной – и потому такой же ужасной и опасной». Пока два чуждых друг другу фактора – человек и компьютер – объединяются для достижения общей цели, бедствия неизбежны: «Предполагается, что катастрофа разразится не только в сказках, но и в реальном мире»[162]162
  Norbert Wiener, «Some Moral and Technical Consequences of Automation», Science 131, no. 3410 (May 6, 1960): 1358.


[Закрыть].

Он думал о современной войне, о сражении управляемых компьютером межконтинентальных баллистических ракет, напичканных смертельным и мощным ядерным содержимым. Если гигантский компьютер с его безупречной рациональностью будет запрограммирован в простых и удобных терминах, тогда победа станет целью машины, которую она будет стремиться достичь любой ценой, «даже если потребуется истребить свою же собственную армию».

А тем временем холодная война с СССР давила тревожным ожиданием нападения. Компания IBM создала и установила 24 огромных компьютера, каждый из которых весил 250 тонн, состоял из 49 тысяч электронных ламп и потреблял электроэнергию мощностью в 3000 киловатт. Для громоздкой системы SAGE нужны были свои собственные электростанции с генераторами и дизельными двигателями. Машины устанавливались парами, оба компьютера работали параллельно, один был активным, а второй – резервным, готовым в любой момент включиться в работу. Обе системы находились в режиме онлайн десятилетиями, среднее время простоя на техобслуживание составляло 226 минут в год[163]163
  Astrahan and Jacobs, «History of the Design», 349.


[Закрыть]. Компьютеры IBM были настолько велики, что занимали целый этаж обширного командного комплекса, не считая дисплеев и операторов, которые располагались двумя этажами выше.

К началу 1960-х дискуссии о компьютерах и автоматизации поменяли общий тон, пессимисты остались в меньшинстве, началось время мечтателей. Когда в газетах по всему континенту напечатали статьи об автоматизации ПВО, маятник общественного мнения качнулся от страха к восхищению. Этому немало поспособствовал Джон Диболд, успешный предприниматель, общественный деятель и редактор «Автоматического управления», журнала, посвященного передовым технологиям. Кроме того, Диболд работал во влиятельной исследовательской группе, занимавшейся автоматическими механизмами управления в Гарвардской школе бизнеса. Он внес свою лепту в термин «автоматизация» в конце 1940-х, когда ему было двадцать с небольшим. Опытный инженер, он был гораздо осторожнее в своих пророчествах о будущем машин. «Такие авторы, как Норберт Винер, создали мир научной фантастики, и нам кажется, что он стал реальностью, что первые представители расы человекоподобных роботов уже созданы».

Но факты говорили об обратном. Машины не умели думать, о чем Диболд написал уже в своей первой книге «Автоматизация», опубликованной в 1952 году. Проблема заключалась в семантике, метафорах, гуманистических концептах механических сущностей. «Ни одна интерпретация фактов не была более обманчивой – или пугающей»[164]164
  John Diebold, Automation: The Advent of the Automatic Factory (New York: Von Nostrand, 1952), 154.


[Закрыть]. Диболд внимательно следил за автоматизацией ПВО и пришел к очевидному выводу: «Самый значимый прогресс в разработке автоматических систем управления был сделан военными»[165]165
  John Diebold, Beyond Automation (New York: McGraw Hill, 1964), 105.


[Закрыть].

SAGE продемонстрировала преимущества централизованной системы реального времени, основанной на моделировании. Система поддерживала актуальную картину воздушного трафика по всей Северной Америке, охватывающую более 50 000 полетов в день. Как пионер в области автоматизации, обширная система ПВО показала, что онлайн-работа компьютера в режиме реального времени возможна, что компьютеризированное управление может быть гибким и позволяет учитывать огромное количество различных опций, что можно фильтровать и выбирать отдельные события в огромном диапазоне данных. Стало понятно, что систему, предназначенную исключительно для военных нужд, можно использовать в обширном секторе частных компаний.

Ограничения этой системы были еще очевиднее. Диболд был обеспокоен тем, что человек по-прежнему играл важную роль в системе SAGE, его задачей оставалась стратегия. С точки зрения Диболда, это было проблемой. Время между распознаванием угрозы и откликом было небольшим, а доступного оружия становилось все больше. Все это делало задачу назначения вооружения слишком сложной для неэффективных людей с их медленными мозгами, склонными к ошибкам. «Зависимость от человека в современных военных системах очень опасна», – писал человек, сделавший термин «автоматизация» таким популярным[166]166
  Там же, 106.


[Закрыть]. Как и другие изобретатели до и после него, Диболд доверял машинам больше, чем их создателям.

Природа не просто копирует одну и ту же форму жизни, в естественное воспроизводство вводится непрерывный поток ошибок и модификаций, результатом которого становится улучшение.

Одно расстраивало Диболда – то, что SAGE, автоматизированная система, настолько впечатлившая его, уже устарела. К концу 1950-х страшный сон командующих системами ПВО, предсказанный Арнолдом сразу после Хиросимы и «Фау‐2», стал реальностью. SAGE хорошо справлялась с вражескими бомбардировщиками, но была абсолютно бесполезна против баллистических ракет. Сверхзвуковая ракета, летящая из Советского Союза в Соединенные Штаты, поразит цель менее чем за 30 минут, и существующее оборудование не сможет ее остановить. Необходимо было реорганизовать автоматизированную систему.

Межконтинентальные баллистические ракеты насколько быстры, что их нужно засекать не на подлете, а на стадии запуска. NORAD анонсировал создание сети из семи новых РЛС, которая имела зону видимости около пяти тысяч километров и была разработана специально для отслеживания советских межконтинентальных баллистических ракет в течение пяти минут после запуска[167]167
  «7-Radar Net to See Rocket 3,000 Mi. Away», Chicago Tribune, March 13, 1959, A5.


[Закрыть].

ВВС США создали три зоны раннего обнаружения – в Гренландии, Великобритании и на Аляске. Работы начались летом 1958 года. Туле, Гренландия, подключилась к сети в декабре 1960 года; Клир, Аляска, – через полгода; Файлингдейлс-Мур в Йоркшире, Англия, начала работать в сентябре 1963 года. В случае чрезвычайной ситуации у оператора было 15 минут для принятия решения, за это время нужно было успеть получить ответ от президента.