Текст книги "Рождение машин. Неизвестная история кибернетики"

I

Лафайeт Рональд Хаббард, очень плодовитый фантаст, был одним из первых и самых известных писателей, выращенных кибернетикой. Кроме того, Хаббард был членом нью-йоркского сообщества Explorers Club, посвященного экспедициям в неизведанные уголки мира. Клуб выпускал свой журнал, Explorers Journal, в зимнем выпуске 1949 года которого Хаббард изложил образ исследования человеческого разума как обширной и неизведанной территории, «расположенной на расстоянии двух с половиной сантиметров вглубь черепа от нашего лба». Хаббард читал Винера и был потрясен. Вдохновленный профессором из МТИ, пророк-мечтатель предположил, что мозг – это «электронная вычислительная машина», а инженерия предоставила ему инструменты, чтобы проникнуть на дюйм вглубь головы.

«Разум способен выполнить все функции компьютера, – писал Хаббард, – даже хорошего компьютера».

Более того, он считал, что «аналитический разум – не просто хороший компьютер, это замечательный компьютер»[302]302
  Хаббард Рон Л. Дианетика: современная наука о разуме. 1999.


[Закрыть], который не может ошибаться. Ошибки и несовершенство человеческого поведения вызваны «неверными данными», так же как в случае с настоящими машинами. Человеческий разум на самом деле совершенен, но, как и любой инструмент, подвержен ошибкам пользователя. Позже Хаббард развил эту мысль в целую книгу, ставшую культовой, – «Дианетика». Опубликованная в 1950 году, «Дианетика» стала одной из самых переводимых книг в истории, была издана на 65 языках, и к настоящему моменту продано более 20 миллионов ее экземпляров. На сегодняшний день 680-страничный том – одна из самых продаваемых книг, посвященных самосовершенствованию, написанных в XX веке. И кроме того, она является одним из основных текстов Церкви сайентологии[303]303
  Ronald R. Kline, The Cybernetics Moment (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2015), 91–93.


[Закрыть].

В центре своей теории Хаббард поставил простой пример сложения с помощью вычислительной машины. Введите 6 раз по 1, и вы получите 6 – машина получает корректные данные и дает корректный ответ. Но что, если клавиша «7» запала? Тогда, если вы введете такую же команду, калькулятор получит неверные данные (6 раз по 7) и высветит ответ 42. Любое арифметическое действие, введенное с клавиатуры с запавшей клавишей «7», будет вычислено неверно. Точно так же неправильная входящая информация может запутать человеческий разум. «Неверные данные поступают в машину. Машина дает неверный результат. Неверные данные поступают в банк памяти человека, человек реагирует аномальным образом», – объяснял Хаббард. Эта ситуация проста, понятна и дарует свободу. Отныне неадекватное поведение человека вовсе не результат ошибки проектирования в раз и навсегда определенных механизмах разума. Аберрация[304]304
  Аберрация – отклонение от нормы; ошибки, нарушения, погрешности. – Прим. перев.


[Закрыть], проповедовал Хаббард, это результат плохих входных данных, которые дают неверные выходные данные. «Таким образом, проблема устранения аберрации – это проблема поиска запавшей клавиши»[305]305
  Хаббард Рон Л. Дианетика: современная наука о разуме. 1999.


[Закрыть].

Хаббард и его служащие полагали, что Винер с энтузиазмом одобрит новую науку[306]306
  William Schlecht to Norbert Wiener, June 29, 1950, Norbert Wiener Papers, MC 22, box 8 («Correspondence 1950»), folder 121, Institute Archives and Special Collections, MIT Libraries, Cambridge, MA.


[Закрыть], однако у профессора она вызвала сильный гнев. «У меня никогда не было веры Хаббарду, – писал в письме Винер, – и я с самого начала сомневался в его добросовестности»[307]307
  Norbert Wiener to William Schlecht, July 8, 1950, Norbert Wiener Papers, MC 22, box 8 («Correspondence 1950»), folder 121, Institute Archives and Special Collections, MIT Libraries, Cambridge, MA.


[Закрыть]. В других письмах он сравнивал «Дианетику» с колдовством вуду и гипнотизмом, с распространенным в XVIII веке верованием в исцеляющие силы животных[308]308
  Norbert Wiener to Frederick Schuman, August 14, 1950, Norbert Wiener Papers, MC 22, box 8 («Correspondence 1950»), folder 122, Institute Archives and Special Collections, MIT Libraries, Cambridge, MA.


[Закрыть]. Винер не проявлял терпимости к человеку, которого считал шарлатаном. Восьмого июля 1950 года он написал короткое и немногословное письмо будущему основателю Церкви сайентологии, называя его просто «сэр».

«Довожу до Вашего сведения, что я определенно не одобряю Вашу лженауку, Вашу книгу, Вашу систему терапии, Ваше учреждение, Вас самого и доктора Пауэлла», – писал Винер представителю учреждения, который ошибочно рассчитывал на его поддержку. Винер был настолько огорчен, что указал прямо: «Настоящим письмом я запрещаю Вам явное или неявное использование моего имени для одобрения Вашей теории или ее части»[309]309
  Norbert Wiener to L. Ron Hubbard, July 8, 1950, Norbert Wiener Papers, MC 22, box 8 («Correspondence 1950»), folder 121, Institute Archives and Special Collections, MIT Libraries, Cambridge, MA.


[Закрыть].

Через две недели Хаббард ответил на это письмо: «Уважаемый доктор Винер, мне очень жаль, если какая-либо часть дианетики огорчила Вас»[310]310
  L. Ron Hubbard to Norbert Wiener, July 26, 1950, Norbert Wiener Papers, MC 22, box 8 («Correspondence 1950»), folder 121, Institute Archives and Special Collections, MIT Libraries, Cambridge, MA.


[Закрыть]. Хаббард пообещал не использовать имя Винера в будущем, но, как большой поклонник, не мог отказать себе в удовольствии упомянуть, как сильно кибернетика повлияла на его работу. «Некоторые из Ваших выводов были очень полезны при разработке дианетики», – сообщил Хаббард Винеру и заверил профессора, что отныне «определит политику» не упоминать его имя. Тем не менее Хаббард видел свое новое поле деятельности, которое через несколько лет сформировало интеллектуальные основы Церкви сайентологии, как «инженерный тип науки», который «отлично дополняет кибернетику»[311]311
  L. Ron Hubbard to Claude Shannon, December 6, 1949, Claude Elwood Shannon Papers, box 1, MSS 84831, Library of Congress, Washington, DC.


[Закрыть]. Эта связь не стала новостью для Винера. Он просмотрел книгу Хаббарда, и поверхностное сходство с его собственной работой не ускользнуло от его внимания. «Дианетика похожа на безграмотную попытку ухватить размах кибернетики», – написал Винер коллеге в июле 1950 года[312]312
  Norbert Wiener to William Schlecht, July 8, 1950.


[Закрыть].

Обычно подразумевают, что правитель командует, управляет и контролирует часть машины или политического общества. Но это не просто упрощение, это ошибка. Правитель сам по себе является частью общности, частью более крупной системы.

Через два месяца после обмена немногословными письмами с Хаббардом Винер опубликовал вдумчивое и полемичное предостережение против искушений псевдонауки. Он выступил против «сомнительной работы любителей», которые используют точный математический язык без четкого его понимания. Винер приберег свою ярость для множества идей, которые назвал одним словом «холизм», идей, в которых система рассматривается только как единое целое, сущность, которая гораздо больше, чем просто сумма составляющих. По его мнению, это был самый ужасный вид лженауки. «Позвольте мне указать на призрак другого псевдонаучного измышления: „холизма”, – писал он для уважаемого философского журнала[313]313
  Norbert Wiener, «Some Maxims for Biologists and Psychologists», Dialectica 4, no. 3 (September 15, 1950): 190.


[Закрыть]. – Если феномен можно оценить только в целом, значит, он не поддается анализу». А это делает его недоступным для серьезного исследования. «Целое никогда не бывает в нашем распоряжении»[314]314
  Там же, 191.


[Закрыть].

Грей Уолтер, один из ведущих британских специалистов в области технологий, придерживался весьма практичного взгляда на мир и точно так же был нетерпим к псевдонауке и шарлатанам. Он знал о частых попытках объединить различные школы научных дисциплин в единое целое и видел привлекательность кибернетики. Уолтер, который через три года станет соучредителем Международной ассоциации кибернетики, был человеком бдительным и осмотрительным. Еще в 1953 году он предупреждал, что теория связей, предложенная кибернетикой, может стать объектом поклонения. Наука об обратных связях имеет такой привлекательный подтекст, что недисциплинированные умы могут попытаться объединить и связать непересекающиеся области знаний. «Америка является великим инкубатором синтетических культур», – писал он, а в качестве примера культа называл дианетику Хаббарда[315]315
  Уолтер Г. Живой мозг. М.: Мир, 1966.


[Закрыть]. Затем Уолтер почти поэтическим языком предостерег против культов, и его слова стали резонансными для целого поколения. «В этом искусственном синтезе есть нечто, чего следует остерегаться: нам нужно сохранять и культивировать точки роста науки, а не объединять произвольным образом, как срезанные цветы, их бесплодные и экзотические соцветия»[316]316
  Там же.


[Закрыть].

Но предостережения Винера и Уолтера были бесполезны. Универсальная теория машин, какой являлась кибернетика, была слишком сильным и многообещающим образом для многих творческих умов. В действительности она была слишком соблазнительной, чтобы оставаться в узких границах истинной науки. Так появилась «Психокибернетика», книга по саморазвитию, опубликованная в 1960 году Максуэллом Малцем, известным пластическим хирургом. Дизайн обложки был создан в стиле таблоида, текст был напечатан черными заглавными буквами на красном фоне. Книга обещала, что «это великое открытие знаменитого пластического хирурга» поможет читателям «избежать глупой монотонной жизненной рутины и достичь жизни за пределами жизни». Магическая книга Малца обладала силой позволить читателю «выглядеть моложе, чувствовать себя здоровее и стать более успешными!»[317]317
  Maxwell Maltz, Psycho-Cybernetics (New York: Pocket Books/Simon & Schuster, 1969), cover.


[Закрыть].

Откровенная реклама работала, и это отразила статистика продаж. По данным The New York Times, долгое время «Психокибернетика» была бестселлером и возглавляла список самых читаемых книг наряду с «Советами Элоизы по домоводству» и книгой «Я ненавижу готовить». К началу XXI века было продано более 30 миллионов ее экземпляров[318]318
  Цифра 30 миллионов предоставлена издателем книги.


[Закрыть]. Работа Малца стала классикой и ярким представителем набирающего популярность жанра книг по саморазвитию. Если кто-нибудь в действительности и популяризовал кибернетическую теорию, так это доктор, работающий с грудью, а не числами. Поразительный успех Малца иллюстрирует скрытый подтекст кибернетики. Любой хороший пластический хирург, пояснял Малц, должен быть еще и психологом, хочет он этого или нет. Косметическая хирургия меняет не только лицо или живот человека, она может изменить его будущее, его поведение, индивидуальность, а иногда даже базовые способности и таланты. Малц считал, что, меняя форму чьего-то носа, он неизбежно влияет на внутренний мир личности. Доктор понимал, что его работа связана с огромной ответственностью, при которой нужно понимать, как физическая оболочка взаимодействует с внутренним миром человека. В своем стремлении постичь тонкости взаимоотношений разума и тела косметический хирург зашел довольно далеко. Исследуя различные дисциплины, он нашел ответы «в новой научной дисциплине кибернетике»[319]319
  Maxwell Maltz, Psycho-Cybernetics (Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1960), VIII.


[Закрыть]. Вдохновленный наукой об обратных связях и автоматизации, Малц рассматривал тело как машину, которая вмещает человеческий разум. Внося изменение в машину посредством хирургии, он также меняет и разум. Новое восприятие доктора привело его к революционному выводу. Он считал, что кибернетика представляет достаточное доказательство ошибочности идеи подсознания. Малц отказывался рассматривать душу человека как сложную и непостижимую биологическую систему, на которую влияют травматический детский опыт и глубокие архетипические страхи, как это обычно делают психоаналитики. Он был уверен, что Фрейд и Юнг ошибались, а разработчики ракет были правы.

На протяжении трехсот страниц Малц убеждал читателей, что их мозг – это механизм, который автоматически работает для достижения главной цели «почти так же, как самонаводящаяся торпеда или ракета находит свою цель и устремляется к ней»[320]320
  Там же, 18.


[Закрыть]. Ядерные ракеты не просто устрашают, они также освобождают, и весьма неожиданным способом. Доктор возвращался к идее целеустремленности ракеты-перехватчика снова и снова, чтобы проиллюстрировать, как работает разум человека. Мозг и нервная система превратились в механизм достижения цели, которым пользуется и управляет разум. Сознание управляет телом, которое Малц описывает в инженерных терминах: «Эта автоматическая, целенаправленная машина работает почти так же, как электронный сервоприводный механизм. Базовые принципы весьма схожи, но они гораздо удивительнее и сложнее, чем любой электронный мозг или управляемая ракета, когда-либо созданная человеком»[321]321
  Там же, 13.


[Закрыть].

Психоделики – это не бегство в искусственную реальность, наоборот, они освобождают наблюдателя из оков искусственной реальности.

Сравнивать людей с машинами было довольно рискованно. Немногие готовы были идентифицировать себя с поршнями и коленвалами, и уж совсем единицы – с баллистическими ракетами. При этом большинство людей хотели бы контролировать свою судьбу, как будто у нее есть рулевое колесо. Малц очень хорошо понимал этот нюанс. «Вы не машина, – пояснял хирург читателям. – Но в то же время ваши тело и разум функционируют как машина, как электронный компьютер, механическое устройство, запрограммированное работать для достижения цели». Малц предлагал перепрограммировать «встроенный механизм успеха», чтобы «автоматически вести вас в нужном для достижения конкретных целей направлении».

Эта человеко-машинная аналогия оказалась очень привлекательной. Нет никакого подсознания, неподвластного человеку, в мире Малца каждый может контролировать свою собственную «машину». И даже в ошибках нет ничего страшного – безошибочная логика отрицательных обратных связей позволяет совершать неверные ходы и всегда готова подкорректировать курс. Наиболее важные навыки люди получают в результате проб и ошибок, «мысленно корректируя цель после ошибки», пока эффективное движение, реакция или деятельность не будут запрограммированы в сервомеханизм, коим и является человеческое существо. Как только это произошло, для дополнительного обучения не обязательно помнить прошлые ошибки, достаточно сохранять в памяти истории успеха.

Хитрость заключается в том, чтобы доверить своему собственному механизму выполнять его работу, не давить на него своим нервным и тревожным состоянием или чрезмерными нравственными ограничениями. «Вы должны позволить, а не заставить его работать», – писал Малц[322]322
  Там же, 28–29.


[Закрыть]. Мозги – это не серая клейкая масса, а скорее жужжащая машина, готовая потрудиться, чтобы вы могли жить лучше. Это имеет смысл, как и в случае с управляемой ракетой, – Малц сумел убедить в этом десять миллионов читателей.

1960-е годы источали оптимизм и непоколебимую веру в технический прогресс, поэтому аргумент Малца упал в благодатную почву. Бейсболисты «Нью-Йорк Янкиз» передавали из рук в руки потертые копии «Психокибернетики», вышедшей в дешевой бумажной обложке в 1968 году. Том Треш, инфилдер «Янкиз», бредил этой книгой: «Там есть абзац, который всегда помогает мне играть в бейсбол». Вместо того чтобы нервничать на поле, «пытаясь перехитрить мяч и угадать, в какой части поля по нему ударят», он просто расслаблялся и говорил себе, что, как бы то ни было, он уже делал это и сможет сделать сейчас[323]323
  Joseph Durso, «The Secret Weapon», New York Times, July 15, 1968, L37.


[Закрыть].

В предисловии к своему творению Малц добавил следующее размышление. «Довольно иронично, – писал он, – что идея, начавшаяся как изучение машин и механических принципов, зашла так далеко в восстановлении достоинства человека как уникального, творческого создания»[324]324
  Maltz, Psycho-Cybernetics (1960), X.


[Закрыть]. Но даже пылкое воображение доктора Малца не могло предугадать, как далеко зайдет кибернетика.

К 1970 году кибернетика уже достигла своего пика в качестве серьезной научной дисциплины и начала увядать. С одной стороны, идеи кибернетики были необыкновенно плодотворными и помогли сформировать другие области знания, такие как технология автоматизации, искусственный интеллект и даже теория игр. С другой когда терапевты и социологи стали все больше и больше пополнять ряды Американского общества кибернетики, эта наука вошла в стадию медленной гибели. Кевин Келли, редактор журнала Wired, заметил, что «к концу 1970-х кибернетика умерла от сухой гнили»[325]325
  Kelly, Out of Control, 379.


[Закрыть].

Однако, к удивлению основателей, кибернетика выжила, и вовсе не в бостонских исследовательских лабораториях, а в калифорнийских коммунах контркультуры. Растущее движение Нью Эйдж посчитало привлекательной мистическую сторону новой дисциплины. Наиболее важным выражением этого значимого сдвига стала ода кибернетике «За всем следят машины благодати и любви», написанная во время Лета любви 1967 года в Сан-Франциско длинноволосым поэтом-хиппи Ричардом Бротиганом[326]326
  Fred Turner, From Counterculture to Cyberculture (Chicago: University of Chicago Press, 2006).


[Закрыть].

 
хочу увидеть совершенство
разума и чувства торжество
пускай запрограммируют блаженство
(скорей, скорей я жду его!)
в кибернетических садах
гуляют люди, звери, птицы
такое даже не приснится
как воздух свеж, вода чиста
в кибернетическом лесу
из кремния и из металла
(вот если бы пора настала!)
машины прошлого лежат во мгле
во тьме лесов и первозданном пепле
о люди! разве вы ослепли?
(так будет, знаю точно я)
кибернетическая внешняя среда
уже вот-вот наступит – это точно
где будет счастлив человек свободный от оков работы
он сбросит бремя страшное невзгоды
и снова наравне с зверями
он будет бегать там вдали
где есть машины благодати и любви
следящие за нами[327]327
  Richard Brautigan, «All Watched Over by Machines of Loving Grace», The Pill Versus the Springhill Mine Disaster (San Francisco: Four Seasons Foundation, 1967).


[Закрыть].
 

Идеология, возникшая и развивавшаяся под влиянием финансированных армией проектов, вдруг на целых два десятилетия вошла в контркультуру Сан-Франциско, пропитанную наркотиками. Один человек сыграл наиважнейшую роль в этой метаморфозе. Это был Стюарт Бранд.

II

Стюарт Бранд был разносторонней личностью – влиятельный редактор, писатель, предприниматель, общественный деятель и футурист, помимо этого, занимавший высокий социальный пост. Бранда сформировала холодная война, кошмар ядерной угрозы был одним из самых ярких воспоминаний его подростковых лет. Его родной город Рокфорд, в северном Иллинойсе, был крупным центром производства тяжелой техники и инструментов. Юный Бранд полагал, что его родной город находится в списке наиболее вероятных целей для ядерной атаки Советского Союза. Его преследовали сны о дне, который наступит после этой атаки: «Кругом был хаос, и когда я смотрел вокруг, я был единственным человеком в Рокфорде, оставшимся в живых, существом ростом по колено кузнечику»[328]328
  Fred Turner, From Counterculture to Cyberculture, 69.


[Закрыть]. Наибольшую известность Бранду принес знаменитый «Каталог всей Земли» (Whole Earth Catalog), который содержал сведения самого широкого диапазона – от карт до описаний садового инструментария. Это издание стало эмблемой контркультуры Калифорнии и движения, ратующего за возвращение к природе.

Однажды на холмах Сан-Франциско Бранд принял немного ЛСД, что было бегством от реальности, и забрался на крышу, чтобы взглянуть на город. Он сидел на одеяле, вздрагивая от холодного весеннего воздуха, и смотрел на холмы, погрузившись в свои мысли: «И я смотрю на здания, на виды Сан-Франциско, думаю об идеях Бакминстера Фуллера[329]329
  Американский архитектор, дизайнер, инженер и изобретатель. – Прим. перев.


[Закрыть], который говорил, что люди считают ресурсы Земли безграничными, потому что видят ее ровной. Я смотрю на Сан-Франциско с высоты 100 метров и под 200 микрограммами ЛСД и думаю, что с этой точки я могу разглядеть кривизну Земли. Я думаю о том, что чем выше заберешься, тем больше увидишь вокруг себя»[330]330
  Fred Turner, From Counterculture to Cyberculture, 69.


[Закрыть].

К тому времени еще не было опубликовано ни одной фотографии Земли, снятой из космоса, несмотря на то что за десятилетие гонки вооружений Соединенные Штаты вышли за пределы планеты. Бранд счел это обстоятельство неприемлемым. С высоты крыши ему показалось, что дома не параллельны друг другу, а расходятся своими вершинами из-за земной кривизны. «Я стал раздумывать об этом, – вспоминал Бранд. – Как мне сделать такую фотографию?» Он был убежден, что все изменится, если люди смогут увидеть фотографию Земли, тогда они поймут, что у всего человечества единая судьба[331]331
  Там же.


[Закрыть].

На следующее утро Бранд распечатал значки и плакаты с вопросом «Почему у нас до сих пор нет фотографии всей Земли?», сделал большой щит-сэндвич с полочкой для значков спереди, облачился в белый комбинезон и шляпу-цилиндр с хрустальным сердечком и пошел к Калифорнийскому университету в Беркли. Каждый значок стоил 25 центов. Декан приказал выгнать Бранда из кампуса, и его акция попала в газеты города, в том числе и в San Francisco Chronicle. Затем он провел кампании в Стэнфорде, Колумбии, Гарварде и МТИ. Бранд надеялся, что он сможет донести хотя бы до некоторых, как мала, драгоценна и хрупка Земля[332]332
  Stewart Brand, «Photography Changes Our Relationship to Our Planet», Smithsonian Photography Initiative // http:// web.archive.org/web/20080530221651/http://click.si.edu/ Story.aspx?story=31


[Закрыть].

В ноябре 1967 года НАСА получило фотографию планеты со спутника ATS‐3. Счастливый, Бранд поместил ее на обложку своего Whole Earth Catalog, первый выпуск которого вышел осенью 1968 года. Обложка была черная, в середине располагалось четкое изображение Земли. Над земным шаром была простая надпись: «Каталог всей Земли: доступ к инструментам».

По мнению Бранда, инструменты имели почти мифическое значение. Причем стать инструментом могло что угодно: ножовка, монокуляр, пара джинсов Levi модели 501 или даже идея. «Вот инструменты, которые сделают вашу жизнь и весь мир лучше, – писал он во введении к каталогу. – Точно такие же инструменты, как наша теория цивилизации»[333]333
  Katherine Fulton, «How Stewart Brand Learns», Los Angeles Times Magazine, November 30, 1994, 40.


[Закрыть]. Каталог напоминал каталоги заказа по почте, но он был другим.

Высококлассные инженеры добровольно заперли себя в пространстве, где часами шел космический бой не на жизнь, а на смерть, лихорадочно стуча пальцами по клавишам, весело убивая своих друзей и тратя впустую ценное компьютерное время. Происходило что-то важное.

Мысль Бранда была проста: если обитатели коммуны хотят вернуться к самостоятельной жизни на природе, им нужно знать основы сельской жизни. Для этого и выходил его каталог. Помимо описаний различных вещей с указанием производителей и цен, в нем перечислялись советы, как эффективно использовать землю и жилище, наладить производство и овладеть ремеслом, выстроить коммуникации в обществе. Бессвязный набор статей стал чрезвычайно популярным, поскольку отражал идеологию хиппи – человеку не нужны правительство, крупный бизнес или религия, подлинной свободы он может достичь, только если будет сам создавать свою окружающую среду. Каталог был «заготовкой содержимого», которая стала «узлом в сети людей, ищущих друг друга», как назвал это сам Бранд. «Он проектировался как система. Я знал о системах, я изучал кибернетику»[334]334
  Turner, From Counterculture to Cyberculture, 79.


[Закрыть].

Бранд не просто изучал кибернетику, он ею проникся. Первый же выпуск Whole Earth Catalog предлагал своим читателям многоцелевой инструмент: кибернетику. В довольно тонком, всего 62 страницы, каталоге Бранд привел детальный обзор семи книг об этой науке, включая произведения нескольких классиков, чьи труды лежали в основе дисциплины.

Первыми шли цитаты из «Кибернетики» Винера: «Общество, от организма до коммуны, всей цивилизации и универсума, является объектом изучения кибернетики», – писал Бранд во введении к книге для хиппи[335]335
  Whole Earth Catalog, Fall 1968, 34.


[Закрыть]. Винер умер четырьмя годами ранее и уже не мог возражать. Далее Бранд представил труд Росса Эшби «Конструкция мозга», отдельно выделив мысль о том, что мозг – обучающийся механизм[336]336
  Там же, 35


[Закрыть]. Затем снова вернулся к профессору МТИ и его книге «Человеческое использование человеческих существ», провозглашая «социальное, нетехническое, безграничное».

Четвертым классическим трудом была библия саморазвития, «Психокибернетика» Максуэлла Малца.

Бранд предупреждал, что «эта книга не для чтения. Это инструментарий, который поможет обрести контроль над своей природой и своими безграничными желаниями». Затем следовали менее известные издания «Ежегодная книга общих систем», «Индустриальный дизайн» и «Человеческий биокомпьютер» других авторов. Также в первой версии культового каталога Бранда было напечатано знаменитое стихотворение Бротигана «За всем следят машины благодати и любви» рядом с изображением голой парочки.

Концепция сработала, и Whole Earth Catalog ждал ошеломляющий успех. Бранд и его жена Лоис начали с продажи тысячи копий в своем родном Менло-Парке. Первая версия продавалась за символические 5 долларов. Затем им пришлось нанять помощников, потому что количество подписчиков на каталог и его приложения росло лавинообразно. Всего Бранд выпустил шесть номеров каталога, публикуемых раз в полгода, и девять ежеквартальных приложений, которые были не такими объемными. В 1971 году он анонсировал последний выпуск, который разросся уже до более чем тысячи пунктов на 449 страницах. В общей сложности было продано два с половиной миллиона экземпляров. Последний выпуск каталога в 1972 году получил Национальную книжную премию в номинации «Современные события».

Каталог не был попыткой обратить в свою веру, но он был гораздо большим, чем перечень товаров. Каждая страница и каждый отдельный пункт напоминали читателям, которых становилось все больше, о цели автора: Whole Earth Catalog представляет собой устройство доступа и оценки». Доступа к вдохновению и личной силе каждого, и оценки наилучшего способа организовать свою собственную среду и общество, находящееся в бесконечных приключениях.

Гениальный Бранд предлагал своим читателям участвовать в подготовке каталога – делиться предложениями, идеями и обзорами. В этом важную роль играли приложения, именно они помогали корректировать и обновлять информацию с помощью обзоров, комментариев и других видов обратной связи с читателями. В приложениях печатались анонсы, предложения по добавлению или удалению отдельных пунктов, в рубрике «Письма от других людей» выходили письма «безымянных к безымянным». Суть приложений была та же, что у современного интернет-форума, содержащего спам, шутки и обсуждения, кажущиеся порой бессмысленными посторонним. В конце концов Бранд включил комментарии читателей и в каталог. Например, в последнем выпуске некий Рон Най из Пало-Алто защищал работы Росса Эшби и очень рекомендовал включить его «Введение в кибернетику». «Прекрасно для начинающих», – советовал Най, подписавшийся «С любовью»[337]337
  The Last Whole Earth Catalog: Access to Tools (Menlo Park, CA: Portola Institute, 1971), 316.


[Закрыть].

В каждый новый выпуск каталога отбирались наиболее популярные пункты, а его объем постоянно рос. Последний выпуск был в семь раз толще первого. На первой странице каждого издания Бранд напоминал цель своей работы – предоставить инструменты для образования, вдохновения и преобразования окружающей среды. Он делал это потому, что считал, что люди «подобны богам, и мы можем играть эту роль с успехом»[338]338
  Смотрите введение к каждой публикации каталога и его приложений.


[Закрыть].

Бранд хорошо знал, к чему стремился. Он превратил свой каталог в устройство коммуникации, форму обратной связи. Он хотел, чтобы издание объединило все сообщество, чтобы каталог был частью чего-то такого, что создавало бы равновесие. Детище Бранда было частью динамической и саморегулирующей системы, оно собирало важную отрицательную обратную связь в приложениях и возвращало ее по почте читателям, которые стали частью этой машины благодати и любви. Проводя параллели с кибернетикой, Бранд видел каталог частью адаптивной машины, а не магнитных сил, управляющих гомеостатом Эшби. Издание, со всеми своими приложениями и возникшими сообществами читателей, было механизмом обучения.

Обучение было важной частью контркультуры. Возможно, это был единственный способ расширить свои представления о мире, чтобы найти путь к лучшему, бесконфликтному и справедливому будущему. Для хиппи, жаждущих расширения сознания и умножения знаний, психоделические вещества и компьютеры в равной степени несли этот мгновенный интуитивный смысл. Однако эту связь было трудно выразить, по крайней мере поначалу.

Майкл Россман был влиятельным общественным организатором, защитником открытого образования и активистом движения за свободу слова Калифорнийского университета в Беркли. Также он был активным сторонником психоделиков. «Психоделики, – говорил он, – бесцветные специи, не имеющие вкуса, которые усиливают аромат того, что варится в личной или общественной кастрюле»[339]339
  Michael Rossman, On Learning and Social Change (New York: Random House, 1972), 109.


[Закрыть]. С его точки зрения, прием ЛСД или курение марихуаны было сродни посещению бесплатных обучающих курсов или прохождению психотерапевтических сессий, набирающих тогда популярность. Представители примитивных культур использовали эти субстанции для получения мистического или религиозного опыта, и он считал, что это хороший навык, который можно перенять.

Одно и то же научное и техническое ноу-хау может как убить нас всех в любой полдень, так и создать век изобилия, досуга, персонального роста и исследования космоса.

Россман был страстным читателем Whole Earth Catalog, и ему были близки представления Бранда об инструментах, а также мысли об управлении и коммуникации, подчеркиваемые в каждом выпуске и ставшие частью самого каталога[340]340
  Там же, 203.


[Закрыть]. Россман знал, что ЛСД успешно использовали художники, музыканты и писатели. Психоделики «устраняли или подавляли сенсорный или эмоциональный опыт и воспоминания, пробуждали истинное Я, часто очень внезапно». Психоделики усиливали связь личности с различными элементами, что позволяло найти новые шаблоны. Эффект психоделических веществ в обществе, согласно Россману, легко можно было выразить на языке инженерии: «В кибернетическом описании процесса соответствующий подход есть высшая степень управления – он делает возможными гетерархическое, а не иерархическое управление системы»[341]341
  Там же, 113.


[Закрыть]. Он имел в виду, что контркультура изменяет установленные силовые структуры. Власть, распределяемая сверху вниз, – это прошлое, снизу вверх – это будущее, это то, куда технологии ведут общество.

Девятого декабря 1968 года в Сан-Франциско изобретатель Дуглас Энгельбарт продемонстрировал девятиминутный видеоролик под названием «The mother of all demos», ставший легендой. В числе прочих экспериментальных технологий, Энгельбарт представил прототип первой компьютерной мыши и персонального компьютера, – такого компьютера, который может стоять дома у каждого, а не только в IBM или Пентагоне.

С точки зрения Россмана, это означало, что технологии больше не сосредоточены в руках власти. Будущее прояснялось, доступные компьютерные технологии неизбежно приведут к тому, что через 15 лет горизонтальные общественные структуры будут превосходить центральную власть. «К 1984 году Америка будет управляться с помощью системы полностью децентрализованной власти», – мечтал Россман в 1971 году. К 2000 году юный идеалист предсказывал появление еще более идеальных «кибернетических» обществ, которые «будут считать машины своим расширением, не наоборот, как происходит сейчас»[342]342
  Там же, 260–261.


[Закрыть].

Компьютерные технологии освободят людей от труда, а централизованные решения устареют. «Каждая промышленная технология теперь может быть реорганизована в соответствии с киберпроизводством и полным управлением», – предрекал молодой Россман[343]343
  Там же, 262.


[Закрыть]. Подобные идеи быстро распространялись в среде контркультуры, и Россман хотел бы изложить их в книге, но для этого нужен был более опытный и красноречивый мыслитель.

Никто не подходил для поиска этого недостающего кибернетического мыслителя лучше, чем неутомимый Стюарт Бранд. В свое время он перешел из биологии в кибернетику ради «спасения мира» и попыток понять мистику. Бранд был не полностью удовлетворен философией, которую проповедовал в своем Whole Earth Catalog. Три года чтения огромного количества новых книг в качестве редактора каталога не помогли ему найти то, что он искал, – «четкую концепцию, объединяющую системный подход кибернетики и религиозное представление о системах». Бранд пытался осмыслить значение сознания. «Трудная задача», – отметил он в журнале Harper. Ему повезло. «Летом 1972-го я нашел книгу, полностью отвечающую моим поискам: „Шаги в направлении экологии разума” Грегори Бейтсона»[344]344
  Stewart Brand, «Both Sides of the Necessary Paradox», Harper’s 247, no. 1482 (November 1973): 20.


[Закрыть].

Бейтсон был антропологом и социологом родом из Британии. Его отец был ведущим генетиком и надеялся, что сын пойдет по его стопам, но юный Бейтсон сопротивлялся давлению семьи. Он приехал в США школьником и поступил в колледж Святого Джона при Кембриджском университете, чтобы отправиться на антропологические полевые работы в Новую Гвинею и на Бали. После Второй мировой войны Бейтсон работал в Бирме в Управлении стратегическими службами США. Он присутствовал на первой конференции Мэйси в 1942 году, и это обсуждение вдохновило его, позже он помог организовать еще несколько встреч. На протяжении своей жизни Бейтсон воспринимал принадлежность к конференциям Мэйси как привилегию[345]345
  Gregory Bateson, Steps to an Ecology of Mind (Northvale, NJ: Jason Aronson, 1972), XI.


[Закрыть]. В 1960–1970-х годах его работы стали символом контркультуры в диком Сан-Франциско. Последние годы своей жизни Бейтсон провел в знаменитом Институте Эсален, месте поклонения хиппи и отчисленных студентов[346]346
  Gregory Bateson, Mind and Nature (New York: Dutton, 1978), XII.


[Закрыть].