Текст книги "Убийство русалки"

Глава 12

Один, два, один, два. Ханс Кристиан ходил туда-сюда по лестнице в здании Суда, вниз-вверх, пока стрелка часов не перевалила за четверть шестого. Он предчувствовал это. Что Молли не придет.

Один раз он осмелился посмотреть в камеру, где он сидел еще этим утром, и увидел того же мужчину, лежавшего на том же месте. Из темноты он слышал те же стихи золотаря, которые он плавно читал нараспев.

 
– Девушка в бочке, другая в купальнях,
Правда же в том, что дьявол в деталях.
 

Он почувствовал зависть, которую поэты испытывают друг к другу и к чужим словесам. Он снова оглядел площадь в надежде, что девушка все-таки подойдет. Но ее нигде не видно.

Ему нужно войти внутрь самому. Он еще немного обдумал свою защиту и свои слова перед директором полиции. Он даже записал большинство из них. Чтобы показания казались более достоверными, о том, что ему не хватило бы сил унести женщину на себе, и кое-что насчет времени. Он подошел к конторке и оглядел силуэт Козьмуса Браструпа и его страшную тень.

– Ты здесь, чтобы сделать признание? – чересчур громко крикнул надутый привратник, узнав Ханса Кристиана.

– Мне нужно поговорить с начальником полиции.

– Попробуй подойти завтра.

– Нет, поймите же, – начал Ханс Кристиан, понимая, что привратник ничего не сообразит. Наверное, он вырос в маленьком городе, где так шумели ветряные мельницы, что все жители должны были кричать друг другу, а колодец был таким заиленным, что все пили одно пиво с утра до вечера. Даже школьная учительница, милая фрёкен, и дети, и даже гуси у церкви все время ходили пьяными.

– Начальник полиции ушел ужинать и сегодня больше не придет.

Ужинать? Скорее всего, он отправился в Марстранд. Ханс Кристиан видел его входящим и выходящим из уютного трактира вместе с Орстедом и другими обывателями.

Он вышел из Суда и поспешил на Новую площадь, направляясь к Марстранду. Шут и его помощники теперь жонглировали горящими шарами и лизали огонь с горящей лучины.

– Андерсен, – окликнул его кто-то сзади.

Это Молли, уже в другом платье, с рыжими волосами, убранными наверх так, чтобы было видно ее худую шею.

– Я пришла, как только смогла, – сказала она. – Я должна была кое-что сделать. Кое-что важное. Где мои деньги?

Он посмотрел на ее протянутую руку. Что ей сказать? Не мог же он пойти к старому Коллину, чтобы просить милостыню, как и не мог достать пятьдесят ригсдалеров из воздуха. Но если он ей об этом расскажет, она откажется ему помогать, его казнят, и в любом случае она не увидит этих денег.

– Не сейчас, но скоро, – сказал Ханс Кристиан и подумал про Эдварда. Вряд ли он заплатит ему за несостоявшееся чтение дневников из Италии. Едва ли. Но попробовать стоит, с Эдвардом всегда можно было поговорить.

Они миновали Старую площадь и несколько улиц. До Марстранда всего несколько минут.

– Куда мы идем? – спросила она.

– Директора полиции не было в Суде. Он пошел ужинать.

Молли схватилась за него.

– Где же твои манеры? Нельзя отвлекать человека в нерабочее время. Таким людям это не нравится. Они ходят в салон, курят сигары и разговаривают о политике. Ты можешь себе навредить. Лучше, если ты сам найдешь виновного и засадишь его за решетку.

Ханс Кристиан почти забыл звук собственного смеха. Он как будто исходил не от него, высокий смех и по тону, и по громкости.

– Я? – спросил он, заметив, как серьезно лицо Молли.

– Ты докажешь свою невиновность. А я узнаю, что за ублюдок это сделал.

– Я не смогу, как бы я… – сказал он, понизив голос, – нашел убийцу?

– Ты не такой, как другие, – сказала она. – Ты можешь кое-что сделать словом. И ты не остановишься.

Ханс Кристиан быстро изучил ее взглядом, когда они поворачивали на улицу Стуре Канникерстреде[26]26
  Большая Улица Каноников.


[Закрыть]. Давно никто не говорил ему комплиментов.

– Моя сестра говорила то же самое. Этот вырезальщик…

Ханс Кристиан перебил ее:

– Я не желаю слышать это обращение.

– Извини. Андерсен, – сказала она, – хороший поэт, он замечает вещи, которых другие не видят.

– Перестаньте, – попросил он.

– Да, что-то такое, – ответила она.

Она лгала, он был в этом уверен. Но ему это понравилось. Понравились ее слова.

Они бежали через улицу к трактиру, расположенному на втором этаже.

– Теперь расскажите господину Браструпу, что вы на самом деле видели и слышали, а чего не видели и не слышали. Чтобы он понял, что не я был в комнате вашей сестры после девяти часов. К тому же я недостаточно силен, чтобы перенести тело, – сказал он, поднимаясь по семи ступенькам в трактир.

– Только если ты мне поможешь, только если ты найдешь убийцу, – сказала она, не двигаясь.

У нее был решительный и серьезный вид.

– Речь идет о моей смерти, – заявил он и посмотрел на свое отражение, умноженное многочисленными окошками на входной двери. Его голова выглядела так, будто ее отрубили несколько раз.

– И моей сестры, – говорит она. – Она должна быть отмщена. Никто не должен оставаться безнаказанным после такого. Ни в этом мире, ни в каком-то еще.

Она была права.

– Я могу помочь только… насколько это в моих силах.

– Насколько в твоих силах. Это больше, чем я могу требовать.

– Вы не должны злиться, если все пойдет не так, – сказал он и подумал о последних критических отзывах в свой адрес. И почему он всегда берется только за те дела, где очень мало шансов на успех? Театр, книги, балет, поиски убийцы.

– Все должно пойти хорошо, – сказала она и сжала его руку.

Он почувствовал, как пот струится у него по лбу и стекает на грязный воротничок.

– А сейчас вы пойдете со мной к начальнику полиции и скажете, что ошиблись?

Она кивнула.

Марстранд – фешенебельное место. Ханс Кристиан знал это только потому, что однажды сопровождал Орстеда, который ужинал здесь с братом и с их женами. В тот раз Ханс Кристиан стоял снаружи и надеялся, что его пригласят к столу, но они этого не сделали. Может быть, дело было в его старом платье и грязных калошах, в которых он ходил по зимней слякоти. Сейчас он вошел в салон, отделенный черными гардинами. Половой попытался остановить его, но не успел. Ханс Кристиан раздвинул гардины и прошел между столиками, за ним по пятам следовала девушка. Вот пожилая пара ужинала жарким из гуся. Чуть дальше сидела группа серьезных мужчин с маленькими бокалами вина в руках.

Наконец он нашел Козьмуса, его большие усы и начищенные до блеска сапоги. Он беседовал с маленьким, элегантным человеком в черном шейном платке, завязанным бантом, с белой бородой и светло-голубыми глазами. За ними, практически сливаясь с гардиной, стоял половой с белым полотенцем через плечо. Ханс Кристиан видел темнокожих людей раньше. И здесь, в Копенгагене, и в Италии, и во Франции. Молли, очевидно, не видела, и он заметил, что она отступила на шаг назад, увидев полового.

– Господин Браструп, вот я и ваш свидетель, – сказал Ханс Кристиан и достал свою речь из кармана сюртука.

Начальник полиции поднял взгляд с темно-красного пудинга, и раздражение загорелось в его глазах.

– Что на вас нашло, Андерсен? – Он поднялся и промокнул рот салфеткой.

– Вот она. – Он подтолкнул Молли к столу, она чуть сопротивлялась, смущаясь авторитета двух пожилых мужчин, слишком большого даже для Ханса Кристиана.

– Она сказала, что это не мог быть я.

Козьмус посмотрел на девушку. Оглядел ее с головы до ног. Раздражение в нем росло. Ханс Кристиан только сейчас заметил, что платье Молли в пыли и грязи. Козьмус повернулся к своему собеседнику.

– С вашего позволения, господин Шнайдер. Прошу меня извинить.

Шнайдер? Ханс Кристиан слышал это имя раньше, но не мог вспомнить где, к тому же Шнайдер не обратил никакого внимания ни на Ханса Кристиана, ни на девушку. Его внимание занимала исключительно большая рыбина, которая лежала у него на тарелке с открытым ртом и с порезанным телом рядом с кучкой белых костей.

Начальник полиции подтолкнул Молли и Ханса Кристиана мимо чернокожего полового. Через гардины, в кухню. Толстый повар бросал раков в большую кастрюлю. Несколько слуг пробежали мимо, но никто ничего не сказал. Они вошли через двойные двери на задний двор, где три толстые свиньи пили воду из зеленоватой лужи. Мясник разделывал утку кровавыми руками.

Лицо Козьмуса стало пунцовым. Мейслинг, ректор частной школы, куда ходил Ханс Кристиан, становился такого же цвета каждый раз, когда Ханс Кристиан открывал рот. Он достал свои бумаги.

– Я не понимаю, Андерсен, – сказал Козьмус. – Я нахожусь в приличном обществе, и тут заявляетесь вы со своей свидетельницей, которой вообще не место в таком заведении.

– Это почему же? – спросил Ханс Кристиан.

– Потому что она выглядит именно так, кем является. Женщина, которая зарабатывает деньги грехом.

– Если ее слова посадили меня в тюрьму, то они могут и освободить меня.

– Я устал от этого словоблудия. Чего вы хотите от меня?

Ханс Кристиан заглянул в свою защитную речь. Как там было?

– Эта благородная дама отказалась от своего заблуждения в том, что я отнял жизнь у покойницы, и теперь утверждает, что кто-то другой встретил несчастную на улице позднее.

Затем ему нужно было снова взглянуть на записи, но Козьмус выбил их у него из рук, и они полетели в грязь, белый листок исчез в коричневой жиже.

– Опять вы читаете красивые речи, – сказал Козьмус. – Вы отрываете меня от ужина в почтенной компании, чтобы я слушал эту чепуху?

Ханс Кристиан попробовал вспомнить, что он там написал.

– Я ушел уже в девять часов. Убийство произошло позднее, я уверен в этом, и ее сестра теперь тоже, – сказал Ханс Кристиан, пытаясь подтолкнуть Молли к начальнику полиции.

Козьмус покачал головой.

– Дайте я угадаю, Андерсен, – говорит Козьмус. – Вы ей заплатили за то, чтобы она пошла с вами. Чтобы она изменила показания.

– Естественно, – ответил Ханс Кристиан. И слишком поздно осознал, что этого не стоило говорить.

– Спасибо, я достаточно услышал. Я пошел назад. И только попробуйте еще раз обратиться ко мне или отвлечь меня подобным образом. Еще хоть раз.

Козьмус перешагнул лужу и пошел вверх по лестнице.

Ханс Кристиан почувствовал, как на него накатило безумие.

– Господин Браструп, прошу вас, я не могу снова сесть в тюрьму. Подумайте, сколько доброго я могу сделать, сидя за письменным столом! Я напишу про вас в моей следующей пьесе! Сделаю вас героем, величайшим из всех!

Козьмус остановился на верхней ступени.

– Аккуратнее, Андерсен. Я расторгну соглашение с Йонасом Коллином, если вы не бросите свои глупости. Увидимся через три дня, Андерсен. Один уже почти закончился, так что через два дня. И я не верю, что появятся хорошие новости.

Черный половой уже стоял у дверей и сразу же закрыл их, как только Козьмус вошел в кухню.

Ханс Кристиан не понял, что он сделал не так. Он повернулся к Молли, чтобы отругать ее за то, что она ему не помогла, но встретил звонкую оплеуху.

– За что ты это сделала? – спросил он, подумав, что оплеуха тем или иным образом их сблизила.

У нее в глазах стояли слезы. Это удивило его. Женщины не плакали из-за него с тех пор, как он уехал из дома, и тогда это была его мать.

Мясник с уткой прошел мимо них на кухню. Сцена его явно позабавила.

– Я для тебя не больше, чем проститутка, которая должна вытащить тебя из затруднительного положения. Ты ничего не понял, – сказала Молли, повернулась и ушла.

– Нет, подожди! – закричал Ханс Кристиан ей вслед и чуть не натолкнулся на батрака с двумя большими ведрами, в которых плескались угри. – Чего я не понял?

– Я беру свои слова обратно. Ты плохо владеешь словом, не умеешь разговаривать с людьми и все портишь, – сказала Молли.

– Правда? – спросил он, вспоминая всю свою недолгую жизнь, все свои беседы, директора школы, других писателей, рабочих на фабрике в тот день, когда его приняли туда в тринадцать лет. Нет, разговоры не были его сильной стороной, писал он гораздо лучше, и еще лучше, наверно, танцевал.

– Это потому, что никто меня не понимает, – сказал он, больше самому себе.

– Нет. Это потому, что тебя невозможно понять. И начальник полиции арестовал тебя, потому что ему так удобно. Он не торопится. У него есть убийца, – продолжила Молли. Ханс Кристиан видел, как выражение на ее лице менялось с яростного на удивленное. – Ему все равно, прав ты или виноват, – сказала она и быстро нырнула в толпу, движущуюся за запряженной лошадьми подводой. Ханс Кристиан еле успевал за ней по неровной мостовой. Только на улице Кёбмагерсгаде[27]27
  Улица Мясников.


[Закрыть] у него получилось догнать ее.

– Мы не сможем найти убийцу. Взгляни на нас, – сказал Ханс Кристиан. Его голос срывался, он искал, где бы можно было увидеть их отражение. Вон там, в окне лавки старьевщика с истертыми, цвета ревеневого киселя, шезлонгами. Он схватил Молли за руку, она вырвала ее, но все равно посмотрела на их отражение в окне. Вот они стоят рядом, тощий поэт, полуворон, получеловек, в грязном черном платье и коротковатых брюках. Подол платья у Молли был испачкан, к нему присохла грязь и глина, но взгляды обычно никогда не опускаются так низко, все смотрят на тугую шнуровку на груди, на позолоченный корсаж и рыжие кудри, которые обычно лежат на плечах, а сейчас были завязаны тугим пучком.

– Не так уж и безумно это выглядит, – сказала Молли.

– Может быть, – сказал Ханс Кристиан, понимая, что Молли дает ему что-то, чего раньше не было. Что-то подобное чувствует старая лошадь, на которую надели новое седло и прикрепили плюмаж на голову. Ханс Кристиан видел в лице Молли что-то от Анны, веснушки, светлую кожу, что-то, чего нет в итальянских синьорах и французских мадам. Он любил путешествовать, но веснушки Молли напоминали ему о Дании, о светлых летних ночах и зимней темноте, о дожде над холмами, о сиянии солнца и солнечных бликах в лужах.

– Тело, – шепнул он, представляя, как Анну вытаскивали из канала.

Молли оторвалась от отражения в окне.

– Что с телом?

Он продолжил.

– Вчера на канале не заметила ли ты чего-нибудь необычного в сестре? – спросил он, хотя понимал, что это звучало глупо.

– Я почти не смотрела, – шепнула Молли и отвернулась.

Там было что-то. Ханс Кристиан уверен, что, помимо ужасного, трагичного и жестокого, в этом трупе было что-то необычное.

– Что-то изменилось в твоей сестре, – добавил он.

– Что? – спросила Молли.

– Все произошло так быстро, потом ты плюнула мне в лицо, и люди стали кричать, что меня нужно казнить, – объяснил он. – Но что-то в ней было не так, как должно быть.

Он осознал, что это звучало замысловато и непонятно, но как еще это выразить?

Молли схватила его за руку.

– Я работала сиделкой в больнице много лет назад. И одна из старых медичек всегда говорила, что мертвые говорят, если их слушать.

Ханс Кристиан почувствовал, что все в нем жаждет оказаться в другом месте, в Риме, дома в Оденсе, где угодно, лишь бы не смотреть на мертвое тело Анны. И все же не что иное, как его собственный голос, произносит:

– Хорошо. Давай послушаем, что нам скажет Анна.

Глава 13

Место было тщательно выбрано. Маленькая бричка с сундуком спрятана под низкими кронами деревьев. Никто не заметит и не удивится, откуда она там. А если бы кто-нибудь и увидел, то не понял бы, почему она там стоит. Что скоро в нее спрячут маленького мальчика и увезут его от ничего не подозревающих родителей среди городской толчеи. Увезут далеко, прежде чем добрый доктор узнает, что произошло.

Мадам Кригер ждала их в Бельвю, куда заходил пароход.

Ее взгляд метался от одного человека к другому, вверх и вниз по длинному пешеходному мосту, но не находил того, кого искал. Похоже, половина высшего класса Копенгагена бежала от городской пыли и шума и приехала в Дюрехавсбаккен. Женщины с желтыми зонтиками и собачками, мужчины в начищенных шляпах, маленький струнный оркестр. Но врача нет. У них изменились планы? Мальчик не сделал уроки?

Нет, вот он наконец-то, подумала она. Доктор прошел мимо нее по трапу вместе с женой, которая придерживала шляпку. Два матроса помогли им сойти на сушу. За ними шла горничная с мальчиком на руках. Выглядела она неважно, наверное, ей поплохело на пароходе. И отец, и сын – оба в ермолках[28]28
  Ермолка – маленькая шапка, традиционный еврейский головной убор.


[Закрыть] и очень похожи друг на друга.

Мадам Кригер почувствовала, как ее сердце забилось сильнее. Надо признать, ей это понравилось. Ее тело словно жаждало этого состояния возбуждения.

Она посмотрела на мальчика. Маленький, упитанный, с круглыми, мясистыми ушами, вероятно, такой же хвастливый и раздражающий, как все дети, которых встречала мадам Кригер. Но сейчас он самый важный человек на свете. Он поможет ей пойти дальше, его отчаянный крик должен проникнуть в сердце отца и заставить его понять, что он не сможет отказать ей.

Мадам Кригер последовала за ними, смешалась с другими пассажирами, которые поднимали пыль, двигаясь по лесной дорожке. Воздух дрожит от нетерпения. Все предвкушают прогулку по Дюрехавсбаккену, дети мечтали о сахарной вате и лакричных леденцах, а взрослые радовались дню вдали от городской суеты и смрада. Мадам Кригер старалась не терять из виду аляповатую дамскую шляпку и круглую спину врача. Служанка крепко держала мальчика за руку. Мадам Кригер посмотрела в лес, в ту темную часть пролеска, где она оставила бричку, привязав лошадь к дереву. Сундук будет нужен, чтобы незаметно провезти мальчика в город мимо привратников у Остер-порта.

Сначала лес тихий и красивый. Мадам Кригер осмелилась подойти поближе к врачу и его семье. Это была неплохая идея, так можно попробовать заговорить с ними, может быть, понравиться мальчику. Тогда она будет уже не незнакомкой, а другом, милой дамой из леса, когда она сегодня днем возьмет его за руку и уведет, обещая угостить малиновым соком и сладостями.

– А вы тоже будете смотреть Пьеро? – спросила мадам Кригер служанку, которая из всех взрослых казалась самой располагающей. Врач кинул на нее быстрый, оценивающий взгляд. Он не узнал ее. С чего бы? В прошлый раз она была одета как мужчина.

– И обезьянок, правда, Исак? – спросила служанка. – Они тебя развеселят. Настоящие обезьянки.

Врач снова посмотрел. Он всё-таки узнал ее? Он все-таки хирург, он привык смотреть на тела и их детали профессиональным взглядом. Может, он размышлял, где он видел эти глаза и этот нос.

– Какое красивое имя. Исак. Сколько тебе лет? – спросила мадам Кригер, положив руку на теплую шею мальчика. Вот так. Первое прикосновение. Оно открыло возможности для последующих.

– Пять, – сказал Исак и застенчиво поднял глаза. Взгляд блуждал, ища помощи у мамы. Мадам Кригер улыбнулась и немного отстала от них. Все в порядке. Не надо слишком торопиться.

Вдоль дорожек появлялось все больше торговцев, жонглеров и плутов, которые пытались завлечь молодых людей в карточную игру. Вид большой толпы успокоил мадам Кригер. Людей так много, что доктору с женой будет нелегко найти мальчика, когда она его уведет. Он исчезнет в рое, растворится среди ярких клоунов, раскрашенных осликов и музыкальных сценок.

Движущаяся толпа плотнела с каждым шагом. Мадам Кригер приходилось проталкиваться сквозь нее, чтобы держаться поближе к мальчику и в то же время искать взглядом место, где она сможет взять его за руку и увести. Найти правильное место – целое дело. Нельзя больше совершать ошибок. Отлично подойдет киоск, где люди бросали шары в разноцветные кирпичики. Маленький Исак остановился, завороженный мелькающими цветными шариками, со свистом летающими в воздухе. Сейчас? Пока мальчик стоял, погруженный в свои мысли? Мадам Кригер быстро продумала сценарий. Если она крепко схватит его за плечо, то сможет утянуть его за большие фургоны в лес. Заметит ли кто-то его крики? Здесь так шумно, три девочки громко визжали совсем рядом. Нет, шанс был упущен, мальчик уже пошел дальше, держа за руку служанку.

– Вы идете? – Жена доктора поспешила к служанке и Исаку. Кажется, ей было совершенно не весело. Они пошли за матерью семейства.

Склон становился круче. Вдалеке мадам Кригер увидела большой шатер, вокруг которого столпились дети. «Таинственный сад Адриана» – гласила старая табличка. Шатер украшен рисунками четырехглазых львов и медведей с длинными клыками. Служанка тоже заметила шатер и предложила мальчику зайти внутрь. Доктор-еврей закурил трубку, довольный тем, что его сын смело сделал шаг вперед.

Мадам Кригер сразу почувствовала, что это тот шанс, которого она ждала. Сейчас.

Мадам Кригер скользнула мимо них в красноватую темноту шатра. Здесь можно запросто заблудиться. Роспись на стенах лабиринта изображает высокие изгороди, которые огибают углы и ведут в тупики. Вдруг из небольших отверстий появились руки, большие глаза закатывались на гротескных лицах, когда кто-то проходил мимо. Гремели барабаны, так что шатер был весь наполнен мрачной чуждой атмосферой, из-за чего дети визжали, а их мамы вздрагивали. У задней стены есть еще один выход, как раз напротив большой сцены, где шумела большая толпа.

Идеально.

Мадам Кригер высмотрела маленький коридор, откуда ей будет хорошо видно мальчика, когда он зайдет внутрь. Как только он подойдет, она резко дернет его к себе и быстро вытащит из шатра через другой выход. Когда он поймет, что произошло, он уже будет в лесу, по дороге к бричке.

Несколько детей прошло мимо. Лампа горела как раз над ней, и мадам Кригер задула ее и согнулась пополам, как тролль. Она терпеливо ждала. Немного погодя она увидела мальчика у входа. Прямо позади него шла служанка, которая все время подталкивала его вперед. Мальчик сделал несколько осторожных шагов и округлил глаза. Уставился на запутанные коридоры и остановился перед большой картиной, изображавшей идола с рогами и длинным языком. Мужество изменило Исаку, и он повернулся к служанке.

– Вперед, Исак, не будь девчонкой, – сказала она и слегка подтолкнула его.

Мальчик собрался с силами. Он быстро прыгнул за картину и углубился в лабиринт. Мадам Кригер почти чувствовала его запах, его напомаженные волосы. Вскоре он исчез из виду служанки, оставшись только наедине с собой и другими детьми, которые с криками бегали по лабиринту.

Другими детьми – и мадам Кригер.

«Еще один шаг, иди же», – подумала она.

Мальчик шел на ощупь, вытянув перед собой руки, потому что глаза еще не привыкли к темноте. Он бы определенно прошел мимо нее и повернул за ближайший угол, если бы что-то не остановило его.

Он испугался? Может, дело в грохоте барабанов или в запахе прелой травы и мочи, который поднимается от пола?

Мадам Кригер потянулась за ним, почти почувствовав его маленькую ручку в своей. И вдруг он повернул назад и побежал. Она увидела, как он обнял служанку, зарывшись лицом в складки ее платья. Та похлопала его по ермолке на голове и увела из шатра.

Маленький урод, подумала мадам Кригер. Маленький, глупый, трусливый уродец.

Она была так близка.

Мадам Кригер поспешила к другому выходу и снова нашла взглядом доктора, его жену и мальчика, которого, кажется, уже ничего не интересовало. Ни канатоходец, ни силач, который поднимал своего толстого помощника, сидевшего на подушке. Доктор купил сынишке леденец на палочке, но больше интересовался обменом любезностями со знакомыми.

Мадам Кригер чувствовала досаду. «Таинственный сад Адриана» был идеальным местом, а теперь ей придется искать что-то другое. В тесном уголке прижималось друг к другу много людей и доносились ахи и охи.

Там стояла клетка с обезьянами, двумя отвратительными тварями, которые прыгали из стороны в сторону, так что публика каждый раз вздрагивала. Обе обезьянки были одеты в маленькие жилетки и шляпки, а на руках и ногах у них звенели колокольчики.

– Подойдите и посмотрите на этих диких бестий! – кричал дрессировщик с сильным итальянским акцентом. Чаще всего здесь останавливались дети и простые люди. К тому же это было бесплатно или можно было бросить скиллинг в коробку или в шляпу, обходя клетку по кругу.

Мадам Кригер сразу же осенило.

Она приподняла юбки и поспешила мимо шатров, назад к клетке с обезьянами. Дрессировщик только что присел на табурет, чтобы выпить пива с товарищем. Мадам Кригер встала позади клетки с заинтересованным видом. Клетка была заперта на обычную задвижку. В этом механизме стержень вставляется в дужку и наклоняется, чтобы не выпал. Единственное, что нужно было сделать мадам Кригер – раскачать стержень и потянуть. Это быстрое, простое движение. Маленькая дверца раскрылась сама собой. Маленькая девочка перед клеткой увидела это, но ничего не сказала. Мадам Кригер подалась назад. Зашла за кучку детей, которые кричали, дразнились и совали палки между прутьями решетки.

Она посмотрела на мальчика. Служанка тянула его за собой, как безропотного ягненка на бойню. Мальчик уже заметил клетку с обезьянами, но, похоже, ему уже ничего не интересно. Через мгновение обезьяны осознали, что дверца открыта. Свобода. Один из детей взволнованно закричал: «Обезьяны убегают! Обезьяны убегают!»

Мадам Кригер увидела, как поднялся с табурета дрессировщик, все еще с пивом в руке, изумленный и сбитый с толку. Как будто он думал, что ничего не может случиться за все тридцать лет, что он дрессирует обезьян. В течение двух секунд обе обезьяны выбрались из клетки, забрались на крышу и спрыгнули к жаровне, где полная дама жарила вафли. Паника вспыхнула, как лесной пожар. Женщины и дети разбежались во всех направлениях. Мужчины в замешательстве отступили назад. С вышки уже спешил полицейский.

Мадам Кригер не отрывала глаз от мальчика. До сих пор ее план превосходил все ожидания. Теперь нужно было только дождаться правильного момента. Маленькая ручка крепко ухватилась за руку служанки. И она, и доктор, и его жена подхватили всеобщие настроения и двигались на открытое место перед сценой. Мадам Кригер последовала за ними. Она протиснулась между пьяными работягами и семьей жонглера. Если присесть, ей видно мальчика среди высоких фигур.

Одна обезьяна вскочила на веревку канатоходца и скачет по ней с легкостью, как будто ничего не происходило. Другая спрыгнула на землю и бегала между людьми. Это было маленькое животное, но люди все равно разбегались в разные стороны. Матери утаскивали своих детей в безопасное место.

Мальчик тоже ее заметил и сделал пару шагов назад, при этом он махал обеими руками. Служанка скрылась из поля зрения, врач и его жена были сосредоточены на маневрах между людьми.

Мадам Кригер подошла к мальчику со спины. Время пришло. Сейчас самый подходящий момент.

Она крепко взяла его за руку. Он не почуял неладного. Не поднял глаз. Он позволил увести себя прочь отсюда, прочь от визгов и криков. Его ермолка упала, мадам Кригер заметила, что он искал ее, но только ускорила шаг, чтобы оказаться как можно дальше, прежде чем ее обнаружат. И прежде чем сам мальчик поймет, что держит чужую руку.

Солнце быстро заходило за деревья. Холодные тени стали шире.

Мадам Кригер ненадолго потеряла направление и поспешила в узкий проход за повозками и шатрами. Она должна увести его дальше, вниз к озеру через лес. Мальчик все еще молчал, наверно, думал, что держит за руку служанку.

Но он посмотрел вверх, на нее. Не встревоженный и не обеспокоенный.

– Куда мы идем? – Его голос был полон доверия. Доверия взрослому в том, что тот желает только добра.

– Мы идем есть пирожные, – сказала она. – Вон там.

Может быть, она сможет занять его мысли, пока они не войдут в лес.

– Можно мне пирожное? – спросил паренек. – Я сегодня не завтракал.

Они дошли до конца прохода, который оказывается заблокирован большой повозкой, стоящей поперек дороги. «Спокойно», – подумала мадам Кригер, стараясь думать холодной головой. Не паниковать, надо найти способ увести мальчишку.

– А где папа? И мама? – спросил маленький еврей. Не испуганно, скорее удивленно.

– Они попросили меня погулять с тобой немного. Потому что ты такой милый, – сказала мадам Кригер. Мальчик ничего не сказал, обдумывая ее ложь. Мадам Кригер взвешивала свой следующий шаг. Может быть, они смогут пролезть под повозкой, особенно если мальчик пойдет первым? Как будто они так играют. Но это невозможно, под повозкой полно чемоданов, ковров и ящиков.

– Вот черт. – Мадам Кригер выругалась вслух. Теперь придется идти назад, туда, откуда они пришли. Приблизившись к началу прохода, мадам Кригер увидела, что шум из-за обезьян стих. Посреди площади стоял доктор. Он возбужденно разговаривал с полицейским и жестикулировал. И жена, и служанка бегают повсюду между ларьками, зовут и спрашивают: «Вы не видели маленького мальчика?»

– А я точно получу пирожное? – спросил мальчик. Мадам Кригер открыла мешочек, нашла маленькую бутылочку с «дыханием ангелов» и вылила немного жидкости на белый платок. Может, этого слишком много, может, слишком мало, она не знала, средство должно сработать быстро. Розоватое масло загадочно мерцало, и она отвернулась, чтобы не вдыхать.

– Скоро, – сказала она. – Скоро ты получишь свое пирожное.

И она прижала платок к лицу мальчика. Она крепко сжала ему горло, он мгновение посопротивлялся и побарахтался в ее руках. Наконец, его руки опустились, и он упал на свои согнутые локти. Быстро. Мадам Кригер затащила его обратно в проход, к повозке и к сундукам под ней. Она вытащила один из них, он был тяжелый, но все же пустой. Она поняла это, когда открыла его. Она схватила его за пухленькие маленькие запястья и крепко связала их веревкой, которая свисала с повозок и служила креплением для ящиков. Ради безопасности она повязала веревку и вокруг его шеи, и завязанный рот сделал из его лица гротескную гримасу.

Мадам Кригер работала быстро и споро. Сложила мальчика пополам, привязав колени к груди, и засунула его в сундук. Ей пришлось приложить усилия, чтобы затолкать его внутрь и запереть сундук на две большие ржавые задвижки. Сундук оказалось невозможно закрыть до конца, одна задвижка болталась незапертой, но времени, чтобы найти новый сундук, не было. Мадам Кригер принялась толкать сундук по дороге. Она задохнулась и взмокла. Взвалив ящик на повозку, она положила еще пару штук сверху. Наконец, как будто она убирала декорации после окончания театральной постановки, она накрыла все большим черным ковром.

«Ну вот», – подумала она.

У нее не было времени рассуждать, хороший ли это план. Это было единственное, что она смогла придумать, единственная возможность. Она сможет вернуться позже. Или чтобы достать мальчика из ящика, или чтобы вынести ящик через проход в лес. Сейчас слишком опасно, слишком рискованно находиться рядом. Все искали мальчика. Мадам Кригер увидела это, когда пришла на площадь. Служанка как раз объясняла пожилой женщине, как выглядел мальчик.

– Исак! Исак! – Рядом стояла мать и выкрикивала его имя поверх голов посетителей, чтобы он не затерялся в их беззаботности. Сбежавшей обезьяны в качестве зрелища на сегодня вполне хватило, а сейчас им хотелось веселья и сахарной ваты.