Текст книги "Каждый твой взгляд"

Глава 10

Когда на следующий день экипаж Гастингса подъехал к его лондонскому особняку, солнце уже клонилось к закату. Венеция решила устроить праздничный пикник в семейном кругу. Светское общество недавно покинуло душный город и перебралось в поместья, на свежий воздух, а потому ничто не мешало с удовольствием провести время в парке и поднять бокалы как за благополучие первенца герцога и герцогини Лексингтон, так и за здоровье Хелены.

Лорд и леди Гастингс вышли из экипажа. Хелена взяла мужа под руку.

– Вот что способны купить новые деньги.

– Среди прочего, – уточнил Дэвид. Его дед был всего лишь сельским юристом, а дядя организовал весьма прибыльное производство станков и сумел накопить внушительное состояние. – Поскольку вы сама занимаетесь бизнесом, аромат новых денег не должен вызывать острой неприязни.

– И не вызывает. Очень ценю деньги. Считаю, что они позволяют достичь независимости, комфорта и достойного положения в обществе.

Хелена не помнила никого из слуг, и Дэвид снова собрал их, чтобы поприветствовать госпожу.

– Спасибо, – поблагодарила она, когда люди наконец разошлись по рабочим местам.

Чем ближе они становились, тем больше Дэвид страшился полного восстановления памяти. И все же в тени страха зрело зерно надежды.

– Возможность служить вам – это высшее счастье и огромная привилегия, мадам.

– О, так нечестно! – рассмеялась Хелена. – Мужчина с голосом сирены не имеет права расточать любезности, достойные Казановы.

И снова комплименты. Впрочем, их никогда не бывает много, особенно из ее уст.

– Ну что же можно на это ответить? Очевидно, в тот день, когда дошла очередь до меня, Творец пребывал в хорошем настроении.

Хелена добродушно хмыкнула.

– Позвольте заметить, что запасы скромности в Его мастерской иссякли прежде, чем очередь дошла до вас.

– Пусть скромничают те, кто имеет на это веские основания, а я предпочитаю олицетворять собой хвалу Его всемогуществу и славе.

Хелена рассмеялась.

– Богохульствуете?

– Но ведь вам нравится, – пожал плечами Дэвид.

Она посмотрела серьезно.

– Будем стоять здесь весь день или, может быть, все-таки проводите наверх?

Сердце дрогнуло – на сей раз не от страха.

– С удовольствием.

Хелена понизила голос:

– Не могли бы вы произнести это не столь многозначительно?

– А вы не могли бы не придавать моим невинным словам иного значения? – шепотом парировал Дэвид.

Хелена лукаво взглянула и молча покачала головой. Дружелюбие и искреннее душевное расположение согрели сердце. Милли дала дельный совет: надо было давным-давно признаться в своих чувствах. Тогда он не оказался бы в западне и не дрожал бы от страха за свое хрупкое счастье.

Они поднялись по лестнице рядом, рука об руку, а возле двери Дэвид заключил любимую в объятия. Словно ожидая подходящего момента, Хелена тут же обвила его шею руками и спрятала лицо у него на груди.

– Хм, мне нравится ваш запах.

– И чем же я пахну?

– Твидом, книгами в кожаных переплетах и табаком – совсем чуть-чуть. Как будто вы – это не вы, а старомодный сквайр.

Ладони медленно скользнули по рукавам, откровенно ощупывая мускулатуру.

– Кстати, – вставил Гастингс, – если вы не заметили, я еще и безупречно сложен.

Она шутливо похлопала его по щеке.

– Это к вопросу о скромности.

В зеленых глазах светилась нежность. Сердце остановилось: об этом взгляде он мечтал всю сознательную жизнь.

Едва войдя в апартаменты, Хелена сразу устремилась к книжному шкафу.

– Сначала в спальню, – распорядился Дэвид.

Она обернулась.

– Кажется, создавая вас, Творец забыл и о душевной тонкости?

– Нет, не забыл. Но вот вас, дорогая, он явно наделил грязными помыслами. Хочу всего лишь показать спальню, а не использовать ее по назначению.

– А что, эта комната отличается особой красотой?

Гастингс пожал плечами.

– Надеюсь.

Хелена открыла дверь.

– Значит, даже если мне не понравится, все равно придется старательно выражать восторг по поводу…

Голос замер. Она остановилась перед панорамой, над которой Дэвид работал много лет, изливая тоску и безнадежность.

– Вы заказали эту роспись профессиональному художнику? – благоговейно проговорила Хелена после долгого молчания.

Сердце наконец-то вернулось к обычному ритму.

– Нет. Сделал сам.

– Поразительно. Невероятно. – Она повернулась, словно не веря тому, что услышала. – Для меня?

– Конечно.

Она подошла к той стене, где вдалеке текла река, и осторожно прикоснулась пальцем к натянутой между домов веревке с выстиранным бельем.

– Боже мой, так вы срисовали это с тех гравюр, которые я привезла из Тосканы? Узнаю подробности.

– Ну вот, теперь вы все помните.

Наведываясь в Хэмптон-Хаус, Дэвид нередко заставал Хелену погруженной в глубокую задумчивость перед итальянскими гравюрами. В детстве она ездила в Тоскану с матерью и навсегда сохранила восторженную любовь к прекрасному краю.

– А раньше не помнила?

– Нет.

– Гравюры потерялись?

– По-прежнему висят на своих местах. Но вы много лет не были дома. А когда приезжали, вряд ли обращали на них внимание. Мы часто проходим мимо привычных вещей, не замечая их присутствия.

Он и сам давным-давно превратился в привычную вещь.

Хелена на миг задумалась, а потом подошла и пристально посмотрела ему в глаза.

– С моей стороны было непростительной оплошностью не узнать эти пейзажи раньше. Поверьте, преступная невнимательность вовсе не свидетельствует против вашего мастерства.

Порой Гастингс в отчаянии спрашивал себя, за что любит эту возмутительно невосприимчивую, нечуткую, холодную особу. Однако сейчас сомнения рассеялись.

– Смею надеяться, что роспись вам нравится?

– Мало сказать «нравится»! – Хелена отошла и снова принялась рассматривать пейзажи. – В жизни не видела ничего прекраснее.

Затаив дыхание, Дэвид наблюдал, как она бережно прикасается к миру, который он создал для нее с любовью и преклонением.

– Спасибо. Это единственное, что имеет значение.

Хелена не могла понять странного томления.

Каждым своим взглядом, словом, жестом, движением муж вызывал в душе искреннее восхищение. Каждая минута общения доставляла наслаждение, а внимание и преданность безмерно радовали. В таком случае почему же она не сияла улыбкой? Почему постоянно балансировала между смехом и слезами?

– Хотите посмотреть книги, которые издали?

– Вы храните их здесь?

– Конечно.

На многие вопросы Дэвид коротко отвечал «конечно», как будто ни о чем ином и не думал. Как будто другого жизненного пути для него никогда не существовало. Как будто на свете не было никого, кроме нее.

Они спустились по лестнице – снова рука об руку. Хелена то и дело смотрела на мужа. Его классически правильный профиль окончательно лишил спокойствия и заставил еще острее ощутить непонятную сладкую боль.

Кабинет выглядел именно так, как и должен выглядеть кабинет: набитые книгами застекленные шкафы от пола до потолка, массивный письменный стол перед окном, удобный уголок для чтения, аромат кожи с едва заметными нотками книжной пыли.

Из ящика стола Дэвид достал ключ и открыл шкаф, содержимое которого скрывало матовое стекло. На полках ровными рядами стояли книги – должно быть, около полусотни.

Хелену охватил восторг созидателя: вот он, нетленный труд ее жизни. Однако стоило взглянуть на корешки, как радость тут же померкла.

– Внизу стоят книги, рожденные тщеславием авторов: вы издавали их за деньги, – пояснил Гастингс. – В середине – те, которые пользовались коммерческим успехом и приносили хорошую прибыль. Ну а на верхней полке собрано то, что издано по велению души.

– Слава Богу, – с облегчением вздохнула Хелена. – Здесь столько руководств по спиритическим сеансам, что я испугалась: неужели верила в разговоры с духами? И что же, эти выдумки хорошо продаются?

– Судя по всему, да.

Она присмотрелась к верхней полке. Книги, посвященные образованию и личной свободе женщин, она, безусловно, одобряла и сейчас, но некоторые названия вызывали сомнение.

– Вы уверены, что ничего не перепутали? История восточной Англии действительно представляет серьезный научный интерес? Или это результат страстного увлечения Средневековьем в выпавшие из памяти годы?

– Трудно сказать. Одно знаю точно: автор этих книг был вашим близким другом.

Ответ прозвучал несколько скованно. Хелена взглянула с любопытством, а потом достала один из томов. Да, средств на издание было потрачено немало: кожаный переплет с золотым тиснением, прекрасная мелованная бумага.

Имя автора гласило: «Э.Д.Ф. Мартин».

– Я его не помню – если это, конечно, «он».

Послышался звук остановившегося экипажа. Виконт подошел к окну и посмотрел на улицу.

– Мистер Мартин был моим сокурсником по колледжу Крайст-Черч. Я вас и познакомил – привез его в Хенли-Парк, когда Фиц с женой устраивали первый прием.

Да, муж действительно говорил как-то странно. Хелена посмотрела с особым интересом.

– Этот человек вам не нравится?

Дэвид отпрянул от окна, как будто увидел что-то крайне неприятное.

– Какая разница?

Дышал он тяжело, словно только что с риском для жизни спасся от бандитов.

– Кажется, у нас посетитель.

Неужели часы визитов так изменились?

– Уже поздно. Мы не обязаны никого принимать.

Лицо Дэвида исказилось гневом, однако ответ не допускал сомнений.

– Обязаны. Во всяком случае, вы обязаны. Приехал ваш автор и ваш друг.

Вошел дворецкий.

– Леди Гастингс, вас хочет видеть мистер Эндрю Мартин.

Хелена вопросительно посмотрела на мужа:

– Тот самый «Э.Д.Ф. Мартин»?

Дэвид повернулся к слуге.

– Можете проводить сюда мистера Мартина через пять минут, не раньше.

– Зачем заставлять гостя так долго ждать?

Ответом послужил поцелуй – на этот раз такой, который вполне сгодился бы в качестве первого. Его можно было принять за слова, вот только слоги превратились в легкие прикосновения губ. Сейчас эти слова означали, что он любил ее нежно и преданно, что готов был посвятить ей всю свою жизнь и всю жизнь мог бесконечно целовать.

Но он все-таки остановился. Вытер ей губы большим пальцем и судорожно вздохнул, когда она этот палец лизнула.

– Давайте попросим мистера Мартина приехать завтра, – прошептала Хелена. – Не хочу видеть никого, кроме вас.

– К сожалению, это невозможно. – Дэвид бережно положил руки ей на плечи и посмотрел в глаза. – Что бы ни случилось, не забывайте, что я вас люблю. И всегда любил.

Он решительно повернулся на каблуках и вышел из комнаты. Хелена осталась стоять в полной растерянности – она не предполагала, что придется принимать неведомого мистера Мартина наедине.

Почему так?

Человек, вошедший минуту спустя, выглядел вполне приятным, интеллигентным и слегка смущенным. Судя по всему, отсутствие лорда Гастингса немало удивило и его.

– Хелена… то есть, леди Гастингс, рад вас видеть. Как поживаете?

– Очень хорошо, благодарю. А как вы, мистер Мартин? Не желаете ли присесть?

Он робко устроился на краешке кресла и посмотрел на дверь, словно ожидая появления хозяина дома. Минута прошла в неловком молчании. Но вот наконец гость откашлялся и обратил внимание на собеседницу.

– Прекрасно выглядите, Хе… леди Гастингс. Надеюсь, болезнь окончательно отступила?

Хелена почувствовала себя немного увереннее: кажется, особым красноречием этот человек не обладал, однако в его поведении чувствовалась искренняя доброжелательность.

– Да, уже все хорошо, спасибо. Но к сожалению, вынуждена предупредить, что в результате несчастного случая я потеряла память и знаю о вас только то, что успел сказать муж: я занималась изданием ваших книг, а познакомил он нас несколько лет назад в поместье брата, графа Фицхью.

На лбу мистера Мартина выступили капли пота.

– Вы… вы потеряли память?

– Видите ли, зачем-то выбежала на дорогу, угодила под экипаж и получила удар копытом по голове.

Гость вытащил из кармана белоснежный платок и вытер лицо.

– Хотите сказать, что я для вас незнакомый человек?

– Боюсь, что так.

Казалось бы, Хелена с самого начала объяснила свое состояние, и все же Мартин опешил: платок застыл в воздухе и в эту секунду напоминал белый флаг, поднятый в знак капитуляции.

– Мм… понятно.

– Пожалуйста, не стесняйтесь сообщить все, что считаете нужным. Лорд Гастингс рассказал, что я с радостью издавала ваши книги. Уверена, любая информация окажется интересной.

Мистер Мартин с трудом перевел дух.

– Собственно… особенно говорить нечего. Я все время хотел писать об истории, а когда вы организовали издательскую фирму, сразу предложили мне – можно даже сказать, заставили – передать рукописи для публикации. Книги были очень тепло встречены читателями, и я вам чрезвычайно признателен.

– Что ж, приятно это слышать. Рада, что смогла принести пользу одному из друзей лорда Гастингса.

Мистер Мартин опустил глаза и взял с подноса чашку. Рука заметно дрожала.

– О, прошу прощения, – тут же поправилась Хелена. – Муж сказал также, что между нами завязались теплые отношения. Крайне опрометчиво с моей стороны называть вас только его другом.

– Нет-нет, что вы! Если кто-то и должен просить прощения, то исключительно я. Насколько понимаю, несчастный случай произошел, когда вы спешили на встречу со мной – скорее всего чтобы обсудить новую работу.

Он негромко рассмеялся, но не весело, а скорее с неловкостью и виновато.

– Мне крайне неприятно чувствовать себя причиной столь серьезных физических страданий.

Что ж, теперь, во всяком случае, нашлось логическое объяснение его смущению. Каково это – осознавать непосредственную причастность к дорожной аварии? Хелена испытывала сочувствие, но в то же время не могла избавиться от ощущения, что репетировала одну пьесу и вдруг попала на сцену в середине другой.

– Как я могу обижаться на вас за собственную невнимательность на улице? И вы тоже не должны себя винить.

Мистер Мартин осмелился поднять голову.

– Это проще сказать, чем сделать.

Хелена заметила, что у гостя тоже рыжие волосы, только не такие яркие, как у нее.

– Я жива, здорова и, честно говоря, не особенно огорчена тем обстоятельством, что не все помню.

Лицо, и без того растерянное, исказилось болью. Почему же и он, и Гастингс так остро реагируют на каждое слово? Может быть, этот человек просто боится потерять надежного издателя?

– А мы с вами не подписывали контракт на издание новых сочинений?

– Подписывали. Планировали выпустить еще два тома по истории Англии.

– В таком случае непременно выполню обязательства. Обещаю прочитать – или перечитать – все ваши книги, чтобы подготовиться к работе над новыми. Издательский контракт не должен пострадать от моей болезни.

Заверения, однако, лишь усугубили переживания гостя. Он медленно поставил чашку, встал и неловко поклонился.

– Вы очень добры. Рад видеть вас в добром здравии и не смею больше занимать драгоценное время.

– Неужели не хотите обсудить рабочие вопросы? – удивилась Хелена, окончательно сбитая с толку странностью поведения мистера Эндрю Мартина.

Но джентльмен уже удалился.

Гастингс давно хотел изобразить на фреске семейство Фицхью: крошечные фигурки с неразборчивыми, а потому неузнаваемыми лицами. Но все должны быть одеты по моде десятилетней давности и представлять собой группу английских туристов в Италии.

Он провел пальцем по спускающейся с холма дорожке. Можно нарисовать их здесь и позволить ветерку играть лентами на шляпах дам. Пусть все смотрят на разрушенный монастырь на соседнем холме. Все, кроме Хелены. Она повернется к зрителю – к нему.

– Неужели все посетители так странно ведут себя в моем присутствии? – послышался за спиной ее голос. – И неужели вы при каждом визите белеете как полотно и убегаете прочь из комнаты?

Дэвид наконец-то вздохнул полной грудью. К счастью, ничего страшного не случилось. Своим появлением Мартин не разрушил дамбу, сдерживающую поток ее памяти.

– Кто же все-таки этот человек?

Гастингс снова замер. Настойчивый вопрос показывал, что на этот раз подозрение зашло далеко; светлые локоны, даже самые упругие и шелковистые, не помогут отвлечь пытливое внимание.

– Не подскажете, почему автор книг по истории Англии счел возможным нанести визит в столь поздний час? И кстати, почему вы вели себя так странно?

Наступила пауза. Немедленного ответа не последовало.

Хелена заговорила более настойчиво:

– Что вы скрываете? По какой причине ни разу на меня не посмотрели? Известно ли вам, что выглядите так, словно считаете себя виноватым, хотя трудно предположить, в чем именно?

Кажется, пришло время открыть правду.

Дэвид провел пальцем по краю дубовой панели.

– Дело в том, что я тайно ревновал вас к мистеру Мартину. Вы проявляли к нему особый интерес, – признался Гастингс, все еще не осмеливаясь обернуться.

– Особый интерес к мистеру Мартину? – озадаченно переспросила Хелена.

– Да, к мистеру Мартину.

– Но замуж вышла не за него, а за вас. Разве это не доказывает явного предпочтения?

Дэвид вцепился в край панели, как будто искал в ней спасения.

– Мы не женаты, – с трудом шевеля губами, произнес он. – Только притворяемся супругами.

Хелена, кажется, поняла отдельные слова, но смысла сказанного уловить не смогла.

– Как можно притвориться супругами? Что, у нас была ненастоящая свадьба? И мои родные позволили устроить подобную шутку? – Она нервно вздохнула. – Или они ничего не знают?

– Знают, но не имеют возможности выбирать, а потому вынуждены поддерживать обман… во всяком случае, в глазах общества.

Хелена окончательно растерялась и не знала, как реагировать на невероятную историю: смеяться или обижаться.

– Объясните же скорее!

На миг Дэвид поднял глаза к потолку, как будто умолял высшие силы о помощи.

– В той жизни, которая стерлась из памяти, вы любили не меня, а мистера Мартина.

Хелена удивилась, что смогла твердо устоять на ногах.

– Не верю, – сказала она. А может быть, не сказала, а закричала, потому что Дэвид вздрогнул от внезапной силы ее голоса. – Я не могла любить мистера Мартина, потому что, увидев его, не почувствовала ровным счетом ничего!

– И все же любили с тех пор, как вам исполнилось двадцать два года, – меланхолично подтвердил Дэвид.

Что это? Нелепый сон, из которого никак не удается вырваться? Пять лет любить мистера Мартина?

– В таком случае почему же я не вышла за него замуж?

Дэвид пожал плечами.

– Обстоятельства помешали.

Хелена мучительно пыталась заглянуть в глубину сознания, за плотный занавес забвения, однако прошлое оставалось непроницаемым, как густой лондонский туман.

– Он джентльмен, я леди. Какие обстоятельства могли помешать нам вступить в брак, если мы того хотели?

– Он уже связал себя обязательствами прежде, еще до знакомства с вами. Не был помолвлен, но внушил весьма серьезные надежды. И не смог противостоять ожиданиям.

Смысл витиеватой фразы отозвался в сознании раскатом грома.

– Мистер Мартин женат?

– В весьма значительной степени.

– И когда же он женился?

– В феврале девяносто второго года, через шесть месяцев после вашей первой встречи.

Хелене показалось, что ее с силой толкнули в грудь.

– И несмотря ни на что, я любила его вплоть до катастрофы?

– Любили до такой степени, что не обращали внимания ни на кого другого. А со временем даже убедили его в необходимости тайных встреч.

Сейчас Хелена чувствовала себя так, будто лежала на земле, а дикие звери безжалостно ее топтали и рвали на части.

– Но как? Когда?

Лицо Гастингса потемнело от боли.

– Когда начался роман, известно только вам двоим, и больше никому. Могу сказать лишь одно: я обнаружил это в январе нынешнего года, после чего сестра и невестка немедленно увезли вас в Америку – от греха подальше.

И правильно сделали. На их месте Хелена поступила бы точно так же.

– К сожалению, чувства оказались настолько прочными, что, едва вернувшись, вы сумели вырваться из-под опеки семьи и встретиться с Мартином в отеле «Савой». Вот только свидание это организовала его свояченица. Специально для того, чтобы застать вас обоих на месте преступления.

От шока, унижения и презрения к себе Хелена с трудом дышала. Она смотрела на Гастингса, желая одного: чтобы тот замолчал. Но виконт неумолимо продолжал свой безжалостный рассказ:

– Я довольно близко знаком с мужем миссис Монтит, и он рассказал о ее интригах. К тому же мне повезло перехватить телеграмму, которую эта змея отправила Мартину от вашего имени. В результате я последовал за ним из клуба в отель, а когда понял, что должно произойти с минуты на минуту, бегом бросился по лестнице в номер, чтобы предупредить вас об опасности, в то время как свояченица поднималась туда же в лифте. Предпринимать что-то серьезное было уже некогда, а потому мы спрятали Мартина в ванной, а сами притворились, будто только что тайно поженились и празднуем медовый месяц.

В глубине души все еще теплилась надежда: секунда – и Дэвид рассмеется, признается, что пошутил. Однако разум заставил принять всю жестокость правды.

Хелена помолчала.

– И сколько же времени прошло между нелепым событием в отеле и катастрофой?

– Под экипаж вы попали на следующее утро.

Что сказал мистер Мартин? «Если кто-то и должен просить прощения, то исключительно я. Насколько понимаю, несчастный случай произошел, когда вы спешили на встречу со мной – скорее всего чтобы обсудить новую работу».

Нет, не о новой работе собиралась она разговаривать. Хелена густо покраснела. Трудно было представить себя бегущей по улице вслед за мужчиной, не замечая ничего вокруг.

– Неужели действительно ничего не помните? – тихо спросил Гастингс.

Она покачала головой. Наверное, так даже лучше. Господи, до чего же унизительно! Преследовать женатого человека, как будто он украл ее ридикюль.

– Что я в нем нашла? – Вопрос прозвучал словно во сне. Хелена искренне не понимала, как могла нарушить все мыслимые правила приличия ради того, кто во время недавнего визита не вызвал ни тени интереса.

– Мистер Мартин казался вам приятным, открытым человеком, и вы полностью ему доверяли.

– Но ведь это настоящее затмение разума! Я рисковала, могла погубить и себя, и всех своих родных. Они были бы вынуждены отказаться от меня. А малыш, которого ждет Венеция? Я никогда бы его не увидела.

– Не забывайте, что мы говорим о семействе Фицхью. Ваши родные всегда отличались широтой взглядов: позволили поступить в университет, организовать издательство… и при этом ограничились лишь выражением легкого недоумения. Разумеется, точно так же они разрешили бы встречаться с ребенком Венеции, но только втайне от всего света.

Хелена едва дышала от отвращения к той эгоистичной, безрассудной женщине, о которой только что рассказал Дэвид.

– Не казните себя, – негромко попросил он. – Вы судите свои действия и действия мистера Мартина абстрактно, вне жизненной ситуации. Он обаятельный молодой человек, умеет расположить к себе улыбками и приятными манерами. Но оказался слабовольным: уступил настояниям матери и женился по расчету. Сомнения, сожаления и неуверенность лишили его прежней способности радоваться и дарить радость, но вы полюбили того, кто еще не успел совершить страшную ошибку – человека, исполненного надежд и высокого идеализма.

А потеряли любимого на пике чувства, и время не смогло смягчить удар. Все последующие годы вы видели не настоящего Мартина, а такого, каким он был в начале знакомства – энергичного, полного сил человека, за которого с радостью вышли бы замуж. Наверное, всепрощение зашло слишком далеко, но кто из нас не мечтает о чистой любви и абсолютной, бескорыстной преданности?

Хелена прислонилась к стене. Доброта Дэвида действовала на израненную душу подобно целительному бальзаму, и она позволила себе уступить благородству, искренности, великодушию.

Гастингс подошел ближе и взглянул с неподдельной тревогой.

– Хелена, вы хорошо себя чувствуете? Надеюсь, не станете сердиться за то, что до сих пор мы скрывали правду? История слишком сложна, да и приятной ее назвать трудно. Мы не знали, как…

Она подняла руку, умоляя замолчать. Сердиться можно было только на себя.

– Хелена…

Она не позволила договорить.

– И где же в этой дурацкой любви были вы?

– Держался на почтительном расстоянии. Наблюдал со стороны.

– Значит, все это… – Она показала на великолепную фреску и замолчала, не зная, как продолжить.

– Я всегда любил вас, – со спокойной уверенностью произнес Дэвид, глядя синими, как небо, глазами. – И вы это знаете.

В горле застрял комок.

– Достойна ли я такой преданности?

– Наверное, случается так, что люди влюбляются в тех, кто не в состоянии ответить на чувства с равной силой. Жизнь такая, какая есть, и другой быть не может. Я отдаю, ничего не требуя взамен. Вы не должны мне ровным счетом ничего: ни любви, ни дружбы, ни даже обычной признательности.