Текст книги "Есть стыковка! История первого рукопожатия СССР и США в космосе"

На высоте 10700 метров мы ввели вытяжной парашют, и корабль резко дернулся. Уолли нажал кнопку ввода основного парашюта, он вышел на высоте 3000 м. Невзирая на улучшения в системе, сменяющей подвеску «Джемини» на двухточечную, от срабатывания которой Гриссом разбил свой щиток, нас все же очень сильно тряхнуло. В результате Уолли тоже получил трещину в стекле шлема, потому что он подпер его рукавом скафандра, и гермошлем ударился о металлическое кольцо крепления перчатки.

Мы плюхнулись в спокойные воды океана примерно в 11 км от авианосца «Уосп». Уолли запретил покидать корабль до тех пор, пока его не поднимут на авианосец. Обезвоженный и уставший, я все же чувствовал себя счастливым. Мы доказали возможность встречи на орбите, а это была одна из основных целей программы «Джемини» и большой шаг к посадке на Луну.

Глава 8
Ламберт-Филд

Я вернулся в Хьюстон для обычного отчета и послеполетной пресс-конференции с Уолли, Фрэнком Борманом и Джимом Ловеллом, которые благополучно приводнились 18 декабря. Мне удалось увезти Фей и девочек в Уэзэрфорд на короткие рождественские каникулы, а сам вернулся на работу в качестве дублера командира «Джемини-9».

Состоялась еще пара послеполетных церемоний, включая парад в родном городе в честь возвращения. И были награды: медаль NASA «За исключительные заслуги» и производство в подполковники. За последнее я должен был благодарить Гаса Гриссома. Вскоре после полета на «Джемини-3» репортер спросил его, отличаются ли советские космонавты от американских астронавтов. «Да, – брякнул Гас. – Их повышают в звании, нас – нет». Президент Джонсон об этом услышал, и хотя не отреагировал мгновенно, но добавил Гаса и Джона Янга в список на присвоение очередных званий, когда их решили присвоить Джиму МакДивитту и Эду Уайту после «Джемини-4». Новая политика стала такой: после первого полета вас повышают в звании на одну ступень. Во время полета «Джемини-6» я уже числился в списках на досрочное присвоение звания подполковника, так что послеполетное повышение просто приблизило радостное событие на шесть месяцев.

Джин Сернан, пилот моего экипажа, уже готовился к «Джемини-9» по собственному графику, поддерживая основной экипаж этого корабля – Эллиота Си и Чарли Бассетта. Эллиот входил в нашу вторую группу, и я успел хорошо с ним познакомиться за три года с момента отбора. Невысокий, спокойный, очень религиозный человеком, способный пилот, хотя и слегка неуверенный в полете по приборам. (Ему не довелось провести два года в полетах над покрытой облаками Европой.) Как и Нил Армстронг, он был гражданским летчиком-испытателем, но если Нил провел много лет, летая по заданиям NASA на базе Эдвардс, Эллиот работал на промышленность в лице General Electric.

Чарли Бассетта я знал даже немного лучше, чем Эллиота, хотя его и отобрали в 1963 году в составе третьей группы астронавтов. Он был одним из моих учеников в Школе летчиков-испытателей на базе Эдвардс и, как и я, выиграл приз Хонтса за лучшее сочетание летных и академических результатов в группе 62-A. После выпуска Чарли остался на Эдвардсе и прошел космический курс. Как и Эллиот, он был спокойным и очень дисциплинированным. Он также был выдающимся пилотом.

Перед Эллиотом и Чарли на «Джемини-9» поставили задачу отработать операции встречи и стыковки, используя три разных метода. Сначала им предстояла встреча по типу M=3, то есть стыковка с «Адженой» на виток раньше, чем мы с Уолли достигли «Джемини-7». (Этот вариант должен был стать стандартным для лунных экспедиций.) Затем Эллиоту и Чарли следовало отойти на расстояние 24 км и вернуться к «Аджене» по сценарию, который мы называли «встречей на орбитах с равным периодом», чтобы имитировать и опробовать поиск лунного модуля с борта командного модуля «Аполлона». Наконец, предстояло снизить орбиту «Аджены» так, чтобы она оказалась ниже и сзади «Джемини». Корабль в этом эксперименте играл роль лунного модуля, возвращающегося к командному модулю после отмены посадки на Луну.

Во время состыкованного полета Чарли должен был выполнить выход в космос на два с половиной часа и использовать реактивное кресло, разработанное компанией Ling-Temco-Vought для Отделения систем ВВС США. Запуск GT-9 наметили на 17 мая 1966 г.

Я уже думал о том, что будет после «Джемини-9». Дик Слейтон сказал мне, что мы с Джином по логике можем ожидать полета на «Джемини-12», последнем пилотируемом корабле в серии. Быть командиром дублирующего экипажа, конечно, хорошо, но я хотел командовать собственным полетом. Однако сначала требовалось отправить в полет «Джемини-9».

Программа «Джемини» шла от одного достижения к другому – первый полет, первый выход, полеты на четверо суток, на восемь и на четырнадцать, наконец, успешная встреча на орбите. Странно было отсутствие ответа со стороны Советов, и когда у нас выдавался небольшой продых, мы размышляли, почему так происходит. Где их полеты большой продолжительности? Как насчет следующего выхода? А насчет встречи и стыковки? Мы знали, что подобное обязательно должно готовиться, но где же оно?

Спустя многие годы мне предстояло узнать, что советская ракетная и космическая программа страдала от нехватки средств и ее раздирали управленческие склоки. Еще одним фактором стала смерть Сергея Королёва 14 января 1966 года. Он был наиболее сильным и способным лидером советской космической программе и единственным, кто обладал необходимой пробивной силой и мог справиться с большинством проблем, если не со всеми[54]54
  Длительный полет и новые выходы планировалось осуществить в 1966 году на «Восходе-3» и последующих кораблях этой серии. Сближение и стыковка были первой целью нового проекта «Союз». Руководство ОКБ-1 С. П. Королёва выступало за скорейшее начало полетов «Союзов», пусть даже ценой отмены «Восходов» с их высоким уровнем риска. Заказчик и другие участники программы возражали.


[Закрыть]. Алексей Леонов и другие космонавты, к этому времени уже хорошо знакомые с Королёвым, были потрясены и опечалены. Как я узнал позднее, однажды, незадолго до злополучной хирургической операции, Алексей провел удивительный вечер в доме Королёва. Главный конструктор рассказывал о своем заключении в качестве «врага народа» в 1930-е годы. Теперь в его конструкторском бюро воцарился хаос – различные силы боролись за контроль над ним.

3 февраля 1966 года Советы осуществили первую мягкую посадку беспилотного аппарата «Луна-9» на Луну. На долгое время это стало их последним триумфом.

Наш первый общий выезд в «милый старый Сент-Луис» для личного знакомства с кораблем номер девять был назначен на понедельник 28 февраля 1966 года. Оба экипажа летели вместе – Эллиот и Чарли на одном T-38, а мы с Джином следом за ними на втором. Утром, когда мы собрались на базе Эллингтон, на предполетном брифинге нам сообщили, что на аэродроме Ламберт-Филд в Сент-Луисе облачность на высоте 450 метров, от переменной до полной, видимость пять километров, временами дождь и даже ливень. В общем-то, ничего особо страшного.

Когда мы ознакомились с NOTAM’ами – предупреждениями для летчиков о текущем состоянии аэропорта – мы узнали, что на основной посадочной полосе № 12 не работает индикатор угла глиссады системы инструментального захода на посадку ILS. Это означало, что заход нам придется рассчитывать самим. Неприятно, но в общем не проблема ни для кого в группе: я уже почти два года летал на Лабмерт-Филд и обратно, Эллиот, будучи в дублирующем экипаже «Джемини-5» большую часть 1965 года, тоже.

В 07:35 утра Эллиот в качестве основного пилота и Чарли вылетели на самолете с опознавательными знаками NASA 901. Мы с Джином последовали за ними вплотную на NASA 907. Я находился в передней кабине, за штурвалом. По пути мы запросили погоду в Сент-Луисе и узнали, что нижняя граница облачности ниже обещанной. На высоте нашего полета «суп» был особенно плотным, так что я занял позицию буквально в паре метров от правого крыла Эллиота. Когда после 90-минутного перелета мы стали снижаться для захода на посадку, Эллиот сообщил, что проходит дальний привод, и скомандовал выпуск шасси. Я также выпустил шасси.

Первая проблема: я с трудом видел периферийным зрением мигающий зеленый огонек дальнего привода. Кроме того, не чувствовалась тряска, обычная при снижении скорости T-38 до стандартной скорости подхода 305 км/ч. Я был слишком занят, пытаясь держаться за крылом Эллиота, и не обращал внимание на свою собственную воздушную скорость. Бросив быстрый взгляд на скоростемер, я увидел, что мы пытаемся приземлиться на 415 км/ч – на 110 км/ч больше, чем следует. Я заметил, что Эллиот выпустил закрылки на полное отклонение. Опыт полетов на T-38 на Эдвардсе научил меня, что закрылки следует отклонять не более чем на 60 %, поскольку дальше коэффициент подъемной силы почти не меняется, и можно только увеличить сопротивление и усилить тряску, если, конечно, для начала иметь правильную скорость.

Мы продолжали снижение сквозь «суп» в сторону полосы, и тут я заметил мигающий зеленый огонек ближнего привода. «Что за хрень случилась со средним приводом?» – спросил я у Джино. Явно какая-то путаница, но слой облаков был настолько плотным, что я с трудом видел T-38 Эллиота и Чарли в каком-то метре слева от своего фонаря.

Внезапно мы вывалились из облачности, и я с изумлением увидел, что находимся не перед тем концом полосы, на который заходили, а у противоположного. Мы по-прежнему шли на высоте пары сотен метров и двигались прямо на холм. Я радировал Эллиоту: «Мы не попали на полосу!» Я ожидал, что он прервет заход на посадку и начнет медленный разворот с набором высоты. Вместо этого – вжих! – Эллиот заложил левый крен и исчез в облачности. Я попытался повторить маневр, но, когда он сделал второй резкий разворот, я полностью потерял его из виду. «Заход с потерей ведущего», – передал я ему и сделал стандартный отворот на 10° вправо.

Мы с Джином снова вывалились под облака и увидели, что находимся прямо над корпусом 101 – зданием фирмы McDonnell по соседству с аэропортом, где собирались наши «Джемини». Затем мы пролетели над кабинетом мистера Мака в углу главного здания фирмы. Над летным полем поднимались похожие на воронки колонны облаков, нижним концом почти доставая землю и рассыпая по сторонам снег, крупу и дождь. Эллиот выписывал зигзаги между ними, стараясь повернуть еще сильнее влево и выйти на ось одной из полос, однако он находился слишком близко и не попадал на нее. Тем не менее было очевидно, что он старается держать аэродром в поле зрения.

А вот я – нет. Стоило бросить один взгляд на снежные заряды выше и вокруг нас, на высоте от 150 до 300 метров, и я передал на КДП: «NASA 907, уходим на второй круг». Я добавил тяги, убрал шасси, поднял закрылки и стал удаляться, чтобы повторить попытку. Сделав это, я переключился на новую частоту радиообмена.

Я стал оглядываться в поисках Эллиота и Чарли и увидел, что их самолет снова заложил крутой вираж и пытается зайти на полосу, на которую они не попали в первый раз. Они находились уже слишком близко и снова не попадали на нее. С выпущенными шасси и закрылками они прошли позади башни КДП на западной стороне летного поля. В это мгновенье я их потерял, а поскольку мой приемник уже был настроен на другую частоту, ничего больше не услышал.

Ламберт-подход держал нас на кругу так долго, что у нас осталось очень мало горючего. Наконец мне пришлось сказать им: «Еще одна задержка, и мне придется объявить аварийную ситуацию. Мне нужно сесть сейчас же».

Они дали мне вектор до дальнего привода. Теперь уже самостоятельно я сверил время, расстояние и высоту по карте подхода. Подготовившись полностью, я нацелился на курсовой радиомаяк, снизил скорость до 295 км/ч (и почувствовал тряску) и вышел к внешнему приводу на правильной высоте. Мы миновали средний привод и вышли из облачности в падающий снег на 90 метрах. Я коснулся без проблем, закончил пробег и, свернув на рулежку, передал: «NASA 907 на земле».

«Принято, 907-й, – сказали с КДП Ламберта. И после паузы: – Кто был на NASA 901?»

Странный вопрос. «Си и Бассетт, – сказал я. – А в чем дело?»

«У McDonnell Aircraft для вас сообщение».

Я зарулил к перрону McDonnell и увидел там большую группу ожидающих нас людей. Выражение их лиц говорило мне, что что-то случилось. Я выключил двигатель, поднял фонарь и спросил: «Что с 901-м?»

Руководитель группы McDonnell ответил: «Самолет упал на 101-й корпус, где собирают “Джемини”!»

Когда мы с Джином вылезли из самолета, появился сам мистер Мак и повел нас внутрь. Он дождался, пока мы вошли в комнату дежурной смены, и только там сказал, имея в виду Эллиота и Чарли: «Они оба мертвы. В здании несколько человек получило ранения».

В последней попытке зайти на посадку Эллиот оказался слишком низко и слишком близко к корпусу 101. То ли он, то ли Чарли в последний момент попытался включить форсаж, чтобы набрать высоту, но это не помогло. T-38 проскакал «блинчиком» по асфальтовой крыше и упал на парковку, где и взорвался. Эллиот и Чарли погибли сразу же. Тринадцать человек внутри пострадали от падающих обломков, но к счастью, никого не ранило серьезно. Корабли «Джемини» также не получили повреждений. Если бы удар случился на 30 метров раньше, самолет не чиркнул бы по краю крыши, а вошел в боковую часть здания и похоронил всю программу «Джемини».

Я пошел позвонить Дику Слейтону и сообщить ему скверные новости. Дик назначил Ала Шепарда главой комисссии по расследованию, и тот уже вечером вылетел в Сент-Луис с Мыса.

В ближайший четверг, в холодный, облачный, противный день, Эллиота и Чарли похоронили на Арлингтонском кладбище. Конечно, мы с Джином присутствовали на обеих церемониях. Джина особенно потрясла смерть Чарли: они проработали вместе два года, а теперь Чарли стал вторым погибшим членом группы астронавтов 1963 года за шестнадцать месяцев. Гибель Эллиота сильнее всего переживал Нил Армстронг. Они с Эллиотом не только разделяли общее первенство как двое гражданских астронавтов, но и были хорошими друзьями, проведя год в одной команде в дублирующем экипаже «Джемини-5».

Сразу после похорон Дик Слейтон отозвал нас с Джином в сторону и сказал, что переводит нас из дублирующего в основной экипаж «Джемини-9». Джим Ловелл и Базз Олдрин станут нашими дублерами[55]55
  Еще до трагедии они были назначены дублерами на «Джемини-10».


[Закрыть]. Таким образом, мне предстояло вернуться в космос менее чем через шесть месяцев после первого полета. Господи, но не такой же ценой!

Старт «Джемини-9» планировался на 9 мая 1966 г., до него оставалось всего десять недель – не слишком-то много времени для тренировок. Моя роль в новом полете состояла в общем руководстве и управлении кораблем при встрече и стыковке с «Адженой». К счастью, я уже дважды прошел цикл подготовки на «Джемини», сначала дублером на «Джемини-3», а затем в основном экипаже «шестого», и мог сказать Джину: «Я все системы знаю. Тебе нужно кое-что освоить, но я советую тебе сконцентрироваться на выходе в открытый космос и на работе с бортовым компьютером».

Первые несколько «Джемини» оснащались бортовым компьютером с память объемом 4096 машинных слов. Начиная с корабля № 8, на котором предстояло полететь Нилу и Дейву, мы получили усовершенствованный компьютер с внешним устройством памяти на магнитной ленте, где умещалось аж 500 тысяч слов – это казалось просто огромным количеством. Джину предстояло превратиться в эксперта, знающего, какие данные записаны на ленте и как их оттуда достать.

Выход должен был стать еще одним серьезным испытанием. Джин уже нарабатывал упражнениями хорошее физическое состояние. Это было насущной необходимостью, потому что выход планировался очень сложный. Джину предстояло выбраться из люка «Джемини», отойти вперед, чтобы проверить способность контролировать свое пространственное положение и движение, а затем проползти по внешней поверхности до секции адаптера, где хранилась ракетная установка перемещения, известная под именем AMU[56]56
  Astronaut maneuvering unit.


[Закрыть]. Далее ему следовало сесть в AMU, зафиксироваться в ней, отстыковать устройство от «Джемини» и полетать вокруг корабля, оставаясь привязанным к нему 38-метровым фалом. Поскольку двигатели AMU использовали для создания тяги горячий газ (а не холодный и безвредный, как на ручном устройстве перемещения Эда Уайта), скафандр Джина имел специальный слой металлической сетки на ногах и руках – на тот случай, если они попадут в струю.

Установка AMU представляла собой эксперимент ВВС США, в котором изучалась возможность инспекции вражеских спутников будущими военными астронавтами. Офицером – руководителем проекта этой установки был майор Эд Гивенс, тот самый Гивенс, закончивший Аннаполис одновременно со мной и бывший моим инструктором и другом в Школе летчиков-испытателей. Эд получил перевод с Эдвардса в Отделение космических систем ВВС США в Лос-Анжелесе в 1964 г., а затем перешел в Хьюстон вместе с проектом AMU.

Работы предстояло много, а времени катастрофически не хватало. Здорово помогло то, что дублер командира Джим Ловелл тоже дважды прошел цикл подготовки на «Джемини», а Базз Олдрин работал над сценарием встречи на орбите «Джемини-6». Крутость Базза никто не мог бы оспорить, но он часто отвлекался на посторонние вопросы. Мне пришлось просить его вплотную заниматься вещами, требующимися для полета, и посоветовать Джиму Ловеллу держать Базза в фокусе. «С ним нужно обращаться как с пулеметом двенадцатого калибра. Нельзя позволять ему стрелять рикошетом».

До старта «Джемини-9», однако, Нил Армстронг и Дейв Скотт должны были выполнить полет на «Джемини-8». Старт назначили на 16 марта, а план полета в сущности повторял то, что было у нас изначально на «Джемини-6»: встреча и стыковка с «Адженой» на витке M=4 и выход в открытый космос. Поскольку корабль № 8 запитывался от топливных элементов, а не от аккумуляторов, он мог оставаться на орбите дольше, чем наш № 6. Выход Скотта должен был стать намного более амбициозным, чем все, что планировалось до него. Его рассчитывли примерно на два часа, а Скотт имел в своем распоряжении ручное устройство реактивного управления на холодном газе со значительно большими возможностями, чем у Эда Уайта.

«Атлас-Аджена» красиво ушла в небо 16 марта, а через час с лишним за нею последовали Нил и Дейв. Мы с Джином посмотрели старт по телевидению из ЦУПа, а затем вернулись в тренажер «Джемини» в корпусе № 5 – продолжать свои занятия.

Мы услышали затем, что Нил и Дейв провели «чистую» последовательность включений и вышли точно к «Аджене», после чего Нил медленно ввел нос «Джемини» в стыковочный узел через шесть с половиной часов после старта. «Мы состыковались», – доложил он ЦУПу.

Мы с Джином продолжали наши тренировки по встрече, когда вдруг позвонили из ЦУПа с приказом срочно явиться туда: ««Джемини-8» уже потратил все топливо одного коллектора двигателей управляемого спуска и половину второго. Они возвращаются!»

Мы выбрались из тренажера и поспешили в 30-й корпус. Там мы узнали, что менее чем через полчаса после стыковки Нил и Дейв заметили неожиданный разворот по крену и колебания в ориентации корабля. В то же самое время «Аджена» перестала правильно реагировать на команды. Решив, что проблема на ее стороне, астронавты отключили системы ракетной ступени, вернув тем самым управление кораблю, и расстыковались. Как оказалось, именно этого и не стоило делать. Их «Джемини» начал вращаться быстрее и быстрее, пока скорость не дошла до оборота в секунду. Теперь-то они поняли: один из двигателей корабля застрял во включенном состоянии, выключили все шестнадцать и активировали вторую систему управления, предназначенную для спуска. Нил работал ее двигателями до тех пор, пока «Джемини» не перестал вращаться и не вернулся под контроль.

Теперь корабль вновь обрел устойчивость, но израсходовал большую часть бесценного топлива для маневров на спуске – а именно, полторы заправки из двух. Полетное правило на сей счет гласило, что посадку необходимо произвести немедленно. «Джемини» приводнился в Тихом океане примерно в 1000 киломерах к югу от Иокогамы в одной из запасных посадочных зон. Эсминец «Леонард Мейсон» ждал их, готовый подобрать корабль и экипаж.

Итак, Нил и Дейв выполнили встречу и стыковку, но, очевидно, проблемы оставались как на «Аджене», так и на «Джемини». А что хуже всего, не состоялся выход Дейва в открытый космос.

Пока мы с Джином усиленно готовились к «Джемини-9», на авансцену выдвинулась программа «Аполлон». Еще до нашего рокового перелета в Сент-Луис на ракете «Сатурн IB» с Мыса был запущен первый беспилотный корабль в конфигурации Block I с заводским номером 009. Запуск позволил с успехом провести испытание теплозащитного экрана. А 21 марта, меньше чем через неделю после приводнения «Джемини-8», Гас Гриссом, Эд Уайт и Роджер Чаффи были названы в качестве экипажа первого «Аполлона», полет которого в пилотируемом варианте предполагалось провести до конца 1966 года. Джим МакДивитт, Дейв Скотт и Расти Швейкарт стали дублерами.

Мой хороший друг Донн Айзли был разочарован этим объявлением. Несколько месяцев назад ему обещали место в первом экипаже «Аполлона». Но он повредил плечо во время полетов на невесомость на базе Райт-Паттерсон в начале 1965 года, а потом усугубил травму, играя в гандбол – настолько, что в январе 1966 года был вынужден перенести операцию. Это стоило ему назначения в экипаж. Однажды вечером он прямо расплакался у меня на плече. Я пророчил ему другой шанс. На «Аполлоне-1» его место занял Роджер Чаффи[57]57
  Судьба играет человеком… Донн Айзли не попал в экипаж «Аполлона-1» и уцелел, поскольку заменивший его Роджер Чаффи погиб в пожаре на этом корабле в январе 1967 года. И мечта Донна таким ужасным образом сбылась – он таки полетел в составе первого экипажа «Аполлона», но уже на «Аполлоне-7» в октябре 1968 года. – Прим. Л. Розенблюма.


[Закрыть].

NASA также расширило состав отряда астронавтов, отобрав еще 19 новых пилотов 4 апреля 1966 года, в их число попали мои старые друзья и бывшие студенты: Эд Гивенс, Джек Свайгерт, Джо Генри Энгл и Джим Ирвин. С учетом пятерых ученых-астронавтов, принятых в прошедшем июне – шаг, который удивил меня своей преждевременностью, учитывая состояние программы – у нас набралось почти пятьдесят астронавтов. Больше, чем, вероятно, нам могло потребоваться в течение нескольких ближайших лет. Причиной такого расширения послужило то, что Джеймса Вебба крайне раздражали астронавты «Меркурия», такие как Джон Гленн и Ал Шепард, использующие свой вес в обществе в личных целях. Желая уменьшить силу отдельных астронавтов, он решил увеличить их общее количество.

Весной 1966 года я был слишком занят, чтобы думать об «Аполлоне», о товарищах-астронавтах, о чем угодно, кроме «Джемини-9». Оглядываясь назад, я не могу не назвать загрузку чрезмерной. К этому моменту я находился в активной фазе подготовки к полету два года подряд и провел больше времени в Сент-Луисе, чем у себя дома в Хьюстоне. Добавьте время, проведенное на Мысе и на предприятиях других подрядчиков, и вы поймете: я жил жизнью бродячего торговца. По выходным – дома, на всю неделю – из дома. Фей вела хозяйство и заботилась о тех вещах, на которые меня не хватало. Именно она помогала Дионне (11 лет, пятый класс) и Карин (восемь лет, второй класс) с домашними заданиями.

Постепенно, по мере строительства нашего поселка, я знакомился с семьями, поселившимися возле нас. Мы жили среди врачей Центра, таких как Джон Гордон и Джон Биллингэм, и инженеров, среди которых были Кал Беннетт, Гордон Херд и Чет Воган, а также рядом с семьями астронавтов, например, Айзли и Янгами. По существу весь район населяли люди из Центра пилотируемых космических кораблей, за исключением одного летчика гражданской авиации, проживавшего в конце улицы. Все работали по одному и тому же графику, от специалистов по траекториям до персонала по тренажерам и прочих инженеров. Мотивация в NASA поражала: можно было выглянуть на парковку Центра в 16 часов, и никто еще не собирался домой.

Конечно, это вредило семейной жизни и важному делу воспитания детей. Однако никто не жаловался: мы участвовали в великой гонке.