Текст книги "Большие бульвары"
Автор книги: Тони Бэар
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Тони Бэар
Большие бульвары
Tonie Behar
Grands boulevards
© 2013 by Editions JC Lattès
© Перевод. Северская А., 2015
© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2015
Для Моники, моей сестры
Это одно из самых приятных мест в мире, один из редких уголков земли, где наслаждение словно витает в воздухе.
Парижанин здесь живет, провинциал сюда стремится, иностранец, что окажется здесь проездом, долго затем тешится воспоминаниями… Рестораны, кафе, театры, бани, игорные дома так и толпятся здесь;
весь мир сосредоточен здесь, на этих ста шагах.
Альфред де Мюссе
Ноябрь
1
За дверью Би Би Кинг напевал «Sweet sixteen» и пощелкивали фишки
В вечерней толчее Больших бульваров Дория чувствовала себя вполне комфортно. Каблуки ее стильных полусапожек цокали по тротуару, сумка на длинной ручке отбивала ритм стремительной походки. Уже совсем стемнело, но от фонарей, фар и новогодних гирлянд было светло как днем. Взгляд Дории скользнул по продавцу печеных каштанов – пакистанцу, греющему дыханием закопченные пальцы, – остановился на девушке, с вожделением разглядывавшей выставленный в витрине расшитый блестками топ, крупным планом выхватил из толпы бизнесмена, который, прижав к уху мобильник, воровал лакрицу с прилавка продавца сладостей вразнос… Тут Дория отдала себе приказ перестать: эта мания замечать тысячи бесполезных деталей становилась утомительной. Дойдя до бульвара Монмартр, она заметила, что в ресторане «Бродвей-бульвар», находящемся на первом этаже дома 19-бис, появился греческий уголок с подрумянивающимся на шампуре кебабом, от одного вида которого у нее слюнки потекли. Дория набрала код и, толкнув створку тяжелой, немного облупившейся решетки ворот, выкрашенной в синий цвет, вошла в подворотню.
Козырек над входной дверью, роскошный осколок прошедшей эпохи, был украшен куполом в виде полумесяца, с тонкой работы коваными перемычками, белыми, словно меренга. Дверь медленно закрылась, заглушив шум бульвара. Этот шестиэтажный особняк классического стиля словно сошел со страниц Хаусмана: просторный квадратный двор, украшенный деревцами в горшках, два подъезда, «А» и «В», с квартирами, расположенными друг напротив друга. Из окна квартиры, в которую направлялась Дория, доносился голос Фрэнка Синатры, на него накладывался глухой ритм хип-хопа, который включили где-то неподалеку.
Дория повернула направо, к подъезду «А», и набрала цифровой код. С недавних пор доступ к квартирам преграждала застекленная дверь. Собственник особняка, Генеральный банк, переделал роскошный подъезд в стиле рококо в некое кубическое пространство, облицованное с пола до потолка светлым мрамором. Это должно было символизировать высокий статус и респектабельность финансового учреждения. Дория еще помнила очаровательный блочный лифт с деревянной кабиной, скрипучей зарешеченной дверью и потертой бархатной банкеткой, на которой ей в детстве так нравилось сидеть. Этот лифт заменили стальной камерой, открывающейся и закрывающейся с ревом самолетного двигателя.
Доехав до пятого этажа, Дория сделала глубокий вдох и позвонила в дверь. Сцена, которую она пережила всего час назад, заметно подорвала ее силы.
В квартире Фрэнк Синатра заливался о том, «как ты выглядишь сегодня», и слышались хрипловатые от многолетнего злоупотребления виски и сигаретами мужские голоса. Не получив ответа, Дория снова нажала на кнопку звонка. Дверь открыл ее племянник – высокий, худой, в одних джинсах, с почти докуренной сигаретой в зубах. Рассеянный взгляд из-под длинных черных ресниц, каштановая шевелюра в художественном беспорядке. Она предпочла не задумываться, что так здорово удерживает волосы в положении «дыбом» – то ли отсутствие элементарной гигиены, то ли ультрамощный гель для укладки волос.
– Дория?
– Да, Симон, это я. Папа дома?
Парень сделал шаг в сторону, чтобы пропустить ее. Круглый стол в столовой был покрыт зеленым сукном, на котором красовались рассыпанные стопки фишек, дымящаяся пепельница и карты. За столом углубились в покерную партию четыре субъекта. В пылу игры они сняли пиджаки и остались в одних рубашках. Дория, обладавшая обостренным театральным чутьем, поняла, что эта сцена ничего хорошего не предвещает – отец вряд ли уделит ей внимание, ведь партия в карты для него святее, чем Судный день. Дория тихонько вздохнула, отказываясь от трагической сцены, которую уже приготовилась сыграть (броситься в слезах в отцовские объятия, горько сетуя на предательскую натуру мужчин). Ей, как ни парадоксально, еще больше захотелось плакать.
– Фредерик мне изменил, – тихо сказала Дория, опустив глаза. – Можно я сегодня переночую у тебя?
Расставшись с сигарой, Макс Даан поднялся с места, чтобы обнять дочь. Конечно, теперь окружность его живота не уступала обхвату плеч, но он был все таким же высоким, и в его надежных объятиях Дория, уткнувшись носом ему в шею, позволила себе истерику, которая зрела с начала вечера. Его верные друзья встали с мест и заботливо обступили их, отпуская более или менее уместные комментарии, типа: «Да, теперешние женщины не умеют удержать мужчину».
– Как ты об этом узнала? – спросил Макс, не выказывая особого удивления.
Дория шмыгнула носом:
– Я возвращалась с работы после тяжелого дня, прошла мимо нашего с ним любимого ресторана и увидела его! Он обнимал на диване какую-то длинную блондинку и целовался с ней взасос. Я подошла прямо к их столику. Он начал мямлить всякую чушь: дескать, это не то, что ты думаешь, я просто проверял, насколько ее зубы сочетаются с языком…
Макс повернулся к своим соратникам и уточнил:
– Он фотограф.
Как будто это все объясняло. Друзья с серьезным видом кивнули.
– Я выплеснула вино из бокалов им в лицо, – продолжила свой рассказ Дория. – Перевернула тарелки, сорвала со стола скатерть… И ушла прочь, не разбирая дороги, не зная, куда податься, где укрыться от этой лжи и предательства…
– Короче, в итоге ты пришла к папе. – Макс снова нежно обнял дочь.
– В наш покерный вечер, – коварно вставил друг отца Жеже Жакобби.
Дория оглядела их, одного за другим – седеющие волосы, морщинистые физиономии… О боже, они даже карт из рук не выпустили, держа их рубашкой вверх. Отцовские друзья, которых она знала с детства, симпатичные, но прискорбно инфантильные и безнадежно пристрастившиеся к картам.
– Вы прямо наркоманы какие-то! Пусть весь мир рушится, вас ничего, кроме карт, не интересует! – Дория попыталась изобразить негодование.
– Ничего подобного! Твоя жизнь нас интересует, правда! Вот, выпей стаканчик, тебе на пользу пойдет, – проворковал толстый Джо Бубуль, протягивая ей виски, который Дория проглотила, даже не поморщившись.
– Раз так, можешь расположиться в моем кабинете, – решил Макс. – Там бардак, зато есть куда лечь. Симон, найди ей, пожалуйста, чистые простыни.
Молодой человек вынырнул из облака дыма и неторопливо направился к шкафу.
– Хочешь поиграть с нами? Отвлечешься от неприятностей, – предложил Морис Аккерман, который придерживался девиза: «Нет такого горя, которое не развеял бы час игры в покер».
Дория вежливо отказалась и последовала за Симоном в кабинет.
Кабинет был просторный, с двумя высокими окнами, выходившими во двор. Если не считать письменного стола фирмы Habitat, трещавшего под грузом бумаг, и нескольких картин, стоявших прямо на полу, в комнате царил удивительный порядок. Симон положил на кровать постельное белье, сел рядом, поднес косяк к губам и глубоко затянулся.
– Что он, все время так? – спросила Дория.
– В смысле? Покер, музыка, дружки? Почти каждый вечер.
За дверью Би Би Кинг мурлыкал Sweet Sixteen и щелкали фишки.
– Он разрешает тебе курить травку? – спросила Дория.
Симон сделал еще одну затяжку, устремив взгляд в пространство:
– Шутишь? Он сам в молодости и не такое вытворял. Не ему меня упрекать.
Дория открыла окно, чтобы проветрить. Некоторые окна в подъезде «В» еще светились. В квартире напротив брюнет с аккуратным пробором работал, склонившись над архитекторским столом. В другом окне она заметила краснеющий огонек сигареты. Кто-то курил в темноте.
– Это Анжелика… – томно произнес Симон.
Он встал рядом с Дорией и поднял глаза к темному окну. Окурок вдруг полетел во двор, маленькая ручка помахала в воздухе, чтобы разогнать дым, и окно поспешно закрылось.
– Как учеба? Все в порядке? – спросила Дория, полагая, что именно такие слова должны прозвучать от тетки.
Она была всего на десять лет старше Симона, сына ее сводной сестры, и считала парня скорее младшим братом. Он окончил лицей в июне, получив степень бакалавра, и теперь учился в университете. С начала учебного года он жил у своего деда Макса, тем самым избавляя родителей от необходимости снимать ему тесную, но дорогую комнатушку, да еще и без элементарных удобств.
Симон неопределенно махнул рукой:
– Как же меня медицина задолбала!
– Ты что, там вскрытиями занимаешься?
– Пока нет, я же на первом курсе! У нас только химия, биохимия, биология…
– Если тебе попадутся какие-нибудь любопытные случаи, скажи – мне нужны сюжеты для видеороликов.
Симон протянул ей косяк, она молча докурила его и протянула руку, чтобы выкинуть окурок в окно, но он остановил ее:
– Мира дуется, когда находит окурки во дворе. Она классная тетка. Так что не стоит прибавлять ей работы.
Дория растроганно погладила Симона по щеке: к ней словно вернулся прежний мальчуган с большими ласковыми глазами, внимательный и предупредительный, старавшийся никого не обидеть. Она закрыла окно на шпингалет, задвинула обычные для старых парижских квартир внутренние ставни, задернула занавески.
– Спокойной ночи. – Симон поцеловал ее в щеку.
– Будешь спать?
– Э… Вообще-то нет, пойду выпью стаканчик у Карима.
– Карим – это хозяин кафе внизу?
– Да, кафе прикольное. Хочешь со мной?
– Спасибо, я сегодня слишком устала.
Она вытащила из сумки зубную щетку, флакончик молочка для снятия макияжа, ночную рубашку и сменное белье на завтра. У Дории был талант составлять планы и выполнять их с точностью до запятой. До сих пор все складывалось без сучка и без задоринки, и это, если задуматься, было очень-очень грустно…
По дороге в ванную она поцеловала в макушку своего отца, который чмокнул ее в ответ, не поднимая глаз от своих карт. Покончив с вечерним туалетом, она вернулась в свое убежище.
Лежа в темноте, вытянув руки поверх накрахмаленного пододеяльника, Дория вспоминала сегодняшний день. Она отказалась сниматься в рекламе маргарина, затем застала своего неверного мужчину с другой, а потом убедилась, что ее отец все тот же заядлый игрок в покер. День закончился… Дория закрыла глаза.
2
Та смесь сострадания и насмешки, с которой смотрят на рогоносцев
На кухне Макс в бледно-зеленых резиновых перчатках и фартуке протирал губкой мраморную столешницу. Рядом со стальной раковиной сохли вымытые пепельницы и стаканы. Бледное ноябрьское солнце играло на кафеле, заливая лучами восьмиугольные белые плитки с черными квадратными вставками между ними. Чисто выбритые щеки, квадратная челюсть и зачесанные назад волосы с проседью – в шестьдесят восемь лет Макс Даан был все еще довольно привлекательным мужчиной и даже, как говорила его дочь, «настоящим красавчиком». Поцеловав его, Дория с удовольствием вдохнула аромат знакомого одеколона с нотками кедра и лимона. Макс обладал потрясающей способностью даже после самых бурных ночных кутежей по утрам оставаться бодрым и с ясными глазами. В своей разгульной жизни он придерживался железной дисциплины и никогда не ложился спать, не вытряхнув предварительно пепельницу, не выбросив мусор и не убрав грязную посуду в раковину. Каждое утро он долго стоял под душем, брился, опрыскивался одеколоном и иногда надевал солнцезащитные очки, ожидая, когда спадут мешки под глазами. Это была одна из многих причин, по которым его дочь им восхищалась. А вот Симон, похоже, проспал ночь в той же футболке, что была на нем вчера вечером. Стоя босиком, он поедал хлопья из миски.
– Доброе утро, принцесса, я вскипятил тебе воду для чая и купил свежий багет. – Симон нежно улыбнулся Дории.
– Спасибо…
Дория плеснула кипятка в заварочный чайник, вынула из холодильника масло и варенье. По радио передали точное время: десять часов.
– Ты собираешься помириться с Фредериком? – спросил Макс.
Она знала, что, если она вернется на бульвар Сен-Мартен, Фред, вероятно, встретит ее с милой улыбкой и свежими рогаликами. Для него измены в порядке вещей, всего лишь часть супружеского контракта. Но этот удар, пусть даже нанесенный перочинным ножичком, пришелся Дории в самое сердце. Другая женщина, конечно, могла бы закрыть на это глаза и остаться. Ведь им с Фредом неплохо вместе. Но Дория никогда не пряталась от правды. Ей скорее свойственно желание выяснить все до конца и докопаться до истины. Пусть даже этот рискованный шаг принесет новую рану.
– Не думаю… Нет.
– Отличное решение! – поздравил ее Макс. – Один раз еще ладно, но второй… Пусть убирается к черту! Садись и ешь бутерброд, ты худая как палка.
Она печально откусила хлеб и уставилась на Симонову картонку с хлопьями, на боку которой красовалась дурацкая игра-лабиринт. Итак, все решено. Остались организационные вопросы.
– Офигеть! Вы только посмотрите! – воскликнул Симон.
Макс и Дория подошли к Симону, который уже прижался лбом к стеклу. Окно кухни выходило на просторный двор, свежевыкрашенные стены дома прекрасно смотрелись под осенним солнцем. Напротив, на шестом этаже, стоял на подоконнике высокий черноволосый молодой человек. Босой ногой он пытался – пока безуспешно – дотянуться до водосточной трубы примерно в метре справа от него. Облокотившись на подоконник, на него с тревогой смотрела женщина.
– Это Анжелика? – спросила Дория, разглядывая роскошную грудь, рвущуюся на свободу из декольте черной ночнушки.
– Нет, ее мать! – Симона, похоже, эта сцена от души веселила.
– Изабель Дельгадо, – уточнил Макс.
Молодому человеку удалось ухватиться за водосточную трубу одной рукой. Женщина тревожно переминалась с ноги на ногу, словно умоляя его поторопиться.
– А кто он такой? – спросила Дория.
– Саша Беллами. – Макс явно сочувствовал молодому человеку. – Музыкант, живет на седьмом этаже.
– В подъезде «А». – Симон решил, что без этого уточнения информация о молодом человеке будет неполной.
Музыкант по имени Саша крепко обнял водосточную трубу правой рукой, прижался к ней бедром и спрыгнул с подоконника. Левая сторона его тела на долю секунды зависла в пустоте, а затем ударилась о трубу, которую он обнял крепко, как влюбленный обнимает свою возлюбленную.
– Вот ненормальный! – ахнула Дория.
Один за другим у окон появились соседи. Вскоре все жители особняка, которые были дома в этот утренний час, лицезрели опасный спуск Саши. Даже финансисты с третьего этажа, усердные служащие Генерального банка, наблюдали за происходящим через двойные стекла своих кондиционированных кабинетов. Взгляд Дории задержался на узкой талии молодого человека, которая виднелась из-под задравшейся футболки. Стройный торс, загорелая кожа, черные волосы… Она прищурилась, чтобы внимательнее разглядеть лицо: красивый рот, миндалевидные глаза непонятного цвета, узкий подбородок… Невероятно! Перед ней был прямо-таки неотразимый красавчик, соблазнительный до чертиков.
– Ситуация накаляется! – Макс был первым, кто уловил возникшее напряжение.
Пара выброшенных из окна кроссовок пролетела над двором и приземлилась рядом с мусорными ящиками. Изабель Дельгадо торопливо захлопнула окно. Саша ускорил свой спуск, но завис на уровне второго этажа: путь ему преградил стеклянный навес. До земли оставалось по меньшей мере метра три. Если спрыгнуть, без переломов не обойдется. Теперь уже все соседи заволновались:
– Надо позвонить Мире, чтобы она принесла лестницу!
– Я уже звоню, она не отвечает!
– Я скажу Мануэле!
– Держись, парень!
Почти сразу же на втором этаже открылось окно, длинные черные волосы заплескались по ветру, женская рука потянулась к Саше, тот немедля поймал ее и исчез в комнате.
– Вот те на! Его спасла Мануэла. Ну надо же, он наверняка и с ней случая не упустит. И за что мужику такая удача! – Симон завидовал и не скрывал этого.
Во дворе консьержка Мира живо подобрала кроссовки и вернулась в свою ложу. Окно второго этажа закрылось в тот же момент, когда распахнулось окно шестого. Из него высунулся коротко стриженный мужчина и что-то завопил, явно вне себя от ярости. Он долго, озадаченно разглядывал гладкий фасад и пустынный двор. Слышно было, как Изабель Дельгадо кричит, что он сумасшедший. Соседи, не отрываясь от окон, разглядывали его с той смесью сострадания и насмешки, которую вызывают рогоносцы.
– Ну что уставились, придурки? – заорал стриженый.
Словно по сигналу, каждый застигнутый с поличным наблюдатель спешно вернулся к своим занятиям.
Макс провел ладонью по заметно отросшим с их первой встречи волосам дочери:
– Может, поживешь у меня некоторое время? Я могу сделать перестановку и поселить тебя в своем кабинете. А работать буду в столовой.
Дория, которая провела утро, размышляя под одеялом, что же она будет делать, если отец выставит ее на улицу, недолго думая, бросилась ему на шею:
– Спасибо! Я согласна!
– Круто, – обрадовался Симон.
3
Не трави мне душу…
Фасад дома 15 по бульвару Мадлен был украшен кариатидами. Среднестатистический прохожий и не заметил бы эту деталь, но от гипертрофированной наблюдательности Дории она не укрылась. В бельэтаже этого особняка раньше жила Мари Дюплесси, самая прекрасная и самая злосчастная из великих куртизанок своего времени. Именно ее Александр Дюма увековечил под именем Маргариты Готье в «Даме с камелиями», и именно она впоследствии вдохновила Верди на создание «Травиаты». Мари Дюплесси умерла здесь же в 1847 году, в нищете, в своих роскошных апартаментах, и ее имущество было распродано на аукционе.
В одно прекрасное ноябрьское утро 2011 года на втором этаже этого знаменитого дома женщина в длинном лабораторном халате, запятнанном чем-то красным, и повязанной на голове бандане с черепами открыла дверь Дории, у которой при виде ее вырвался крик ужаса. Беттина Диаман удивленно обернулась, ища взглядом, что такое могло испугать ее гостью, но ничего не увидела.
– Что это за маскарад? – спросила Дория, придя в себя.
– Я кормлю Капюсин.
Дория последовала за своей лучшей подругой, которая убежала на кухню, потому что не годится оставлять десятимесячную девочку одну на высоком стульчике. Головка ребенка торчала из огромного пластикового слюнявчика, уже запачканного красным пюре.
– Она что, успела зафанатеть по Эдварду Калену? – Дория устроилась на дизайнерском металлическом стуле, как можно дальше от пюре. Она заметила те же кровавые пятна на белой плитке, и ей чуть не стало плохо.
– Это домашний экологически чистый морковный мусс! Ну, что новенького? – спросила Беттина, засовывая еще ложку овощного пюре в ротик дочери.
– Слишком уж красная у тебя морковь!
– Чтобы она лучше ела, я добавила кетчупа.
– Кетчуп тоже экологически чистый?
– Хватит мне мозги парить. Давай лучше рассказывай!
– Я застала их в ресторане на бульваре Бомарше. Повезло мне, что я выбрала эту дорогу. Не иначе интуиция сработала!
– Я тебя умоляю! Мне-то зубы не заговаривай!
Дория широко раскрыла невинные глаза:
– Что?
– Мне лучше выкладывай всю правду! – прикрикнула на нее Беттина, вытаскивая ручку дочери из тарелки.
Но девочка успела разбрызгать еще немного пюре, украсив уже испачканный материнский халат новыми брызгами.
– С некоторых пор он стирает эсэмэски, как только их получит – меня это заинтересовало. – Дория куснула ноготь указательного пальца, морально готовясь к чистосердечному признанию: – Вот я и взломала его почтовый ящик, чтобы проверить. Угадала пароль. Не смотри на меня так, это дата его рождения, как у девяноста девяти процентов людей.
– Я ничего не сказала. Но все равно думаю…
– Я заметила, что он переписывался с какой-то Татьяной. Вчера он назначил ей свидание в устричном баре.
– И что дальше? Ты их выследила?
– Да! Сначала они вели себя нормально. Сидели друг напротив друга, заказали вина, выпили, ну и так далее. Потом принесли огромный поднос с устрицами, креветками… У меня прямо живот подвело – я только блинчиком перекусила, пока подстерегала их в подворотне. И тут Фредерик садится с ней рядом на диванчик, начинает открывать для нее устрицы и кормить ее с ложечки, чувственно так!
Беттина прижала руки ко рту:
– Какой ужас!
– Ну и конечно, после такой прелюдии без поцелуя взасос не обошлось! Дальше плана у меня не было, пришлось импровизировать.
– Да ладно, знаю я тебя, ты свою сцену до запятой приготовила!
Дория колебалась. Она и вправду все заранее спланировала, но признаваться в этом как-то не хотелось. Капюсин склонила голову и серьезно посмотрела на Дорию своими ясными глазками. Под невинным взглядом ребенка Дория почувствовала, что должна сказать правду.
– Ну ладно, твоя взяла, – признала она. – Я вошла в ресторан, молча подошла к их столику и положила рядом с его тарелкой тест на беременность.
– Тест на беременность! – воскликнула Беттина. – Ты хоть понимаешь, что это значит?
Ее круглое лицо перекосилось от негодования, веснушки потонули в румянце. Она стукнула кулаком по перекладине детского стульчика. Капюсин заревела, пуская слюни, смешанные с морковным пюре.
– Подсознательное желание ребенка!
Став матерью, Беттина принялась упорно проповедовать своим все еще незамужним подружкам: «Рожайте! Будет зайка – будет и лужайка». Она встала, взяла дочку на руки и принялась ее успокаивать. Малышка воспользовалась этой возможностью, чтобы густо вымазать ее лицо алым пюре. Мать рассмеялась так счастливо, точно ее нежно касался любовник. Глядя на покрытый липкой массой подбородочек Капюсин, Дория с трудом сдержала рвотный позыв.
– Ты мечтаешь родить ребеночка, Дория, но не можешь себе в этом признаться, – продолжила Беттина.
Дория закатила глаза:
– Да что ты такое несешь, в самом деле! Мне это надо было только для того, чтобы усилить эффект моего внезапного появления. Послушай, что дальше было.
Прижав Капюсин локтем к бедру, Беттина достала влажную салфетку, чтобы вытереть дочуркину мордашку. Щечки Капюсин снова стали розовые и гладкие, словно шелковые подушечки. Она подняла к матери пухленькие ручки и прощебетала «мама». В этой нежности было какое-то волшебство, которое почувствовала Дория и которое даже ей растопило сердце.
Беттина достала из холодильника творожный сырок.
– Пора бы тебе прекратить свои романы с токсичными обольстителями.
– Токсичными обольстителями! Не трави мне душу своими сексуальными терминами! – с улыбкой парировала Дория.
Ее подруга снова усадила малышку на стульчик и рассмеялась. Надо сказать, до того как она встретила своего мужа Жюльена, она и сама успела пережить несколько романов повышенной токсичности. По критериям Беттины, токсичным считался любой мужчина, который во время отношений приносил женщине больше проблем, чем реальной пользы.
– Я не шучу. Тебе надо найти мужчину серьезного, надежного, ответственного, уравновешенного…
– Меня сейчас стошнит! – Дория уже пожалела, что начала этот разговор.
Но Беттина неумолимо продолжала:
– Со стабильной работой. Что-то типа банкира…
– Экономного, даже скупого… – Дория начала уже злиться.
– И разумеется, чтобы одевался похуже, чтобы волосы были жирные и изо рта воняло, такого у тебя ни одна девка не уведет!
– Да-да! Вот, значит, кто мне нужен! Решено, с сегодняшнего дня буду бегать от красавчиков, тусовщиков, бездельников, хвастунов, бабников, мечтателей, лодырей, вечных подростков, непонятых художников, безденежных модников. Возьмусь за надежных, серьезных…
– Короче, зануд. С ними не прогадаешь!
Капюсин доела сырок. Беттина сняла свой достойный «Талибана» костюм и сразу же засунула грязную одежду в стиральную машину. Затем она стащила с головы платок с черепами, и ее густые рыжие кудри рассыпались по плечам и спине. Когда Беттина сняла свой уже не вполне белый халат, стала видна ее аппетитная фигура со всеми изгибами и округлостями, которые она обычно выгодно подчеркивала прямой юбкой и высокими каблуками. Дории же, как ни одной другой женщине, шли джинсы. И в дождь, и в холод джинсы обтягивали ее узкие бедра и длинные, безукоризненно рок-н-ролльные ноги.
Характеры у двух подруг были столь же различны, сколь их гардероб. Беттина, спокойная и веселая, украшала свою жизнь, как режиссер, ставящий спектакль. Присущая ей от природы рассеянность иногда ставила ее в невероятные ситуации, из которых она всегда выходила с улыбкой. Под внешней невозмутимостью скрывалась тем не менее железная воля. Беттина умела поставить перед собой цель и упорно к ней идти. Дория же, напротив, была впечатлительная и быстрая, всегда в поиске новых впечатлений, любопытная на грани бестактности, непоседливая и умом и телом.
Она ходила быстро, подпрыгивая и пританцовывая, и порой выпивала чуть больше чем надо, чтобы успокоить себя и усыпить беспричинную тревогу. Активность и адреналин были ей нужны как воздух. Иногда Беттина пыталась направить всю эту энергию любимой подруги хоть в какое-то внятное русло, но почти всегда без заметного результата. Дория смешила ее своими вечными авантюрами и запутанными планами. Они познакомились в пятнадцать лет, на курсах Флоран. Как многие девочки-подростки, они мечтали стать актрисами. Только, в отличие от многих своих ровесниц, они до сих пор с этой мечтой не расстались. Чтобы разрекламировать себя, они вместе снимались в юмористических роликах, которые размещали на Ютьюбе.
– И чем же закончилась история? – спросила Беттина.
– Фред взглянул на тест и побелел как мел. – В глазах Дории загорелись злобные огоньки. – Татьяна с достоинством забрала свое пальто и свалила. Самое интересное, что тест даже не был положительным! Я его только что в аптеке купила. Бедняга просто увидел красную полоску и запаниковал. Я схватила тест и тоже убежала. И тогда Фредерик наконец очнулся и стал кричать: «Дория! Татьяна!» – именно в таком порядке. Когда я уже была в дверях, а Фред за мной погнался, я услышала, как метрдотель сказал: «Мсье, ваш счет…»
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?