Текст книги "Большие бульвары"

4
Сделать женщин нечеловечески красивыми или пугающе человечными

После визита к Беттине Дория, воспользовавшись отсутствием Фреда, который, как она знала, был в своей мастерской, навестила прежнюю квартиру на бульваре Сен-Мартен, чтобы забрать свои вещи. Послеполуденное осеннее солнце косыми лучами било в эркерное окно гостиной. Низкий столик был не убран после завтрака Фреда. Дория с удовольствием отметила, что на столе одна чашка и одна тарелка. Она направилась в спальню. Незастланная постель со скрученным одеялом свидетельствовала о беспокойной ночи. Дория растянулась на белой простыне, думая, какое лицо будет у Фреда, если он вернется и застанет ее здесь уснувшей. Тяжелый камень лег на сердце, горло больно сдавило: она уже скучала по нему… Никогда больше она не ляжет спать в эту постель, никогда не проснется, чувствуя обращенный на нее взгляд Фреда. Нет, она уже на него не сердилась. Просто ей хотелось, чтобы все это продлилось хоть чуть-чуть подольше.

Фредерик Дени любил женщин, всех женщин. Ограничиться близким общением только с одной из них казалось ему невыносимым и даже обидным. Дория не знала, какие личные проблемы, какие комплексы или какие раны породили в нем эту неутолимую жажду женского общества. Но этот изъян был во Фреде заметен, уже когда она его встретила. Она вступила в эти отношения, будучи вполне осведомленной.

А все оттого, что Фред был намного интереснее, чем средний мужчина! Не писаный красавец, нет, тут совсем другое… У него было потрясающее чувство юмора. Он умел видеть забавные моменты и не зло над ними посмеяться. Он был талантлив. Он умел понять и ухватить суть человека одним щелчком камеры, чтобы потом она раскрылась в миллионах пикселей на его фотографиях. Он знал, как сделать женщин нечеловечески красивыми или пугающе человечными, и чувствовал душу человека. Дория успела немало узнать об этом. Фред столько «обстреливал» ее своим фотоаппаратом, что она открыла в себе и незнакомые доселе лица, и странные выражения, унаследованные от матери, и тайные оттенки уязвимости, и неожиданные приливы чувственности…

Фред в основном работал с профессиональными фотомоделями для женских журналов. Но он любил находить красоту и на улице. Его фотоаппарат и ясный взгляд за круглыми очками без труда находили отклик в женских сердцах. О да, у Дории частенько был повод для ревности.

Фредерик был любопытным, Фредерик был страстным, Фредерик был – и этого у него не отнимешь – хорошим любовником. При этой мысли, которая очень скоро породила мучительные сомнения, Дория встала с кровати. Все, ее время рядом с этим мужчиной закончилось, пора уйти и начать новую жизнь. Она занялась сбором вещей, которых оказалось не так уж и много. В любви Дория была кочевницей.

После своего первого разрыва она вернулась жить к маме.

После второго сняла квартирку вместе с Беттиной.

После третьего ушла к отцу, благо он согласился ее приютить…

Дория быстро набила чемодан одеждой, косметикой и обувью. Чтобы собрать разбросанные книги, папки, фотографии, несколько любимых безделушек (в том числе куклу Барби с пожеванными ногами, которую отец подарил ей на ее четвертый день рождения), много времени не потребовалось. Наконец Дория пристроила свой ноутбук и свой айпад среди свитеров, закрыла крышку и с трудом застегнула чемодан, думая, как приятно было бы когда-нибудь распаковать свои вещи окончательно…

5
Прелюдия к «Травиате» зазвучала в вечернем воздухе

Уже вечерело, когда Дория вернулась на бульвар Монмартр, таща за собой чемодан на колесиках, тяжелый, как сама судьба. Во дворе царило необычное оживление. Везде светились разноцветные фонарики.

Розовый фасад бутика «О май год!» в глубине двора был ярко освещен, и по неровным булыжникам разгуливали с десяток девушек с фужерами шампанского в руках. На крыльце Дория встретила консьержку Миру. Она стояла перед дверью своей комнатки, наблюдала за всеобщим весельем и ворчала:

– Ну вот, теперь еще аперитивы… Уж я бы вас разогнала! Ты только посмотри, какой бардак!

– Добрый вечер, Мира! Что случилось?

– Второй четверг месяца. Мануэла устроила распродажу своих штучек! Ты, стало быть, надолго? – спросила она, покосившись на чемодан Дории.

– Да, приехала погостить у папы и Симона. Расскажи, кто такая Мануэла. Я это имя уже вчера слышала.

– Год назад, когда в нашем дворе закрылась мастерская стекольщика, Мануэла взяла помещение в аренду под свою лавочку. Она-то ее зовет «дворец женских удовольствий», а тебе я скажу, что это самый натуральный секс-шоп. Раз в месяц она приглашает к себе всяких там дамочек и за бутылочкой шампанского продает им свой товар…

Дория не без интереса слушала об этом нововведении в отцовском дворе, несомненно, сулившем немало развлечений. Во время разговора с Мирой она видела, как все новые и новые девушки приходили по двое или по трое: магазин сексуальных игрушек они посещали с такой же непринужденностью, как салон красоты.

С крыльца было видно не все, что происходило во дворе, но, похоже, там собралась целая толпа. Дория удивилась, как немногочисленной, казалось бы, женской компании удалось поднять такой шум. Мира продолжала разглагольствовать об этих новомодных рекламных акциях, как вдруг перед ними выросла женщина с длинными черными волосами:

– Мира, извините, что беспокою вас, но с этим надо что-то делать! Карим открыл дверь своей кухни, и из его ресторана во двор выполз какой-то сброд. И вы только подумайте – они пристают к моим клиенткам! Это просто отвратительно!

Мира смерила ее взглядом, даже не пытаясь скрыть свое раздражение:

– Я тут ничего не могу поделать, Мануэла. Двор ведь общий! Если я запрещу открывать дверь во двор кому-то, то придется запретить и всем остальным… И может быть, в итоге так и получится. А потом, вы же видите, что я с дочкой Макса разговариваю!

Мануэла смерила Дорию любопытным взглядом:

– Никогда бы не подумала, что у Макса есть дочь.

– А я вот в курсе, что у него их даже две, – процедила Мира сквозь зубы.

Она повернулась к ним спиной и захлопнула за собой дверь. И почти сразу же прелюдия к «Травиате» зазвучала в вечернем воздухе, придавая атмосфере некую барочность и фривольность. Дория осталась наедине с Мануэлой. Владелица «О май год!» вся дрожала от еле сдерживаемой ярости. Она адресовала Дории улыбку, которую та определила про себя как коммерческую:

– Присоединяйтесь к нам! Вот увидите, все очень мило и позитивно.

Любопытство Дории было подогрето достаточно, чтобы она не заставила себя просить. Дория обещала спуститься через несколько минут, когда занесет чемодан в квартиру.

– Оставьте его у Миры, потом возьмете! – Мануэла мило улыбнулась.

Пару минут спустя Дория с фужером шампанского наблюдала за девушками, которые решились выбраться на этот фривольный аперитив после рабочего дня. Девушкам было лет тридцать, чуть больше, чуть меньше, и выглядели они не столько развязно, сколько решительно. Со спокойной уверенностью они демонстрировали, что вовсе не постыдно покупать дополнительное удовольствие в виде игрушек из латекса или металла. Дория заметила, что во дворе они не одни. Несколько представителей мужского пола, привлеченных этим чудесным притоком молодых женщин – к тому же открыто заинтересованных в сексуальных радостях, – пробрались сюда исподтишка, несмотря на заботливо расставленные Мануэлой ярко-розовые плакаты с блестящими надписями: «Только для девочек», «Мальчики, идите домой». Может быть, все дело было в аромате запретности? Несмотря на то что погода этим ноябрьским вечером стояла промозглая – да что там, мороз, да и только, – разыгрывающаяся во дворе сцена казалась удивительно теплой. Из приоткрытого окна Миры лилась ария Виолетты, пузырьки шампанского согревали тело и душу. Женщины пришли сюда развлечься. В мерцающем свете фонариков они чувствовали себя красивыми, да и желанными тоже, ведь мужчины осмелились нарушить запрет хозяйки заведения, чтобы с ними встретиться.

С высоты трех ступенек, ведущих к входу в магазинчик, Мануэла краешком глаза присматривала за собравшимися, болтая с клиенткой. Она одаривала всех своей коммерческой улыбкой, плавным движением проводя рукой по длинным черным волосам, но, судя по тому, как раздувались ее ноздри, Дория догадалась, что она все еще была в ярости. Она издалека улыбнулась и отсалютовала хозяйке фужером. Мануэла в ответ помахала ей рукой. Дория сделала глоток шампанского и удовлетворенно вздохнула. Впервые за эти сутки она чувствовала себя хорошо. Узел, сжимавший ее горло, немного ослаб. Она прислонилась к стене и улыбнулась сама себе, глядя на зажигающиеся на небе звезды.

– Мадемуазель, держу пари, что вы упали с небес!

– Простите…

– Вы так похожи на ангела!

Он стоял перед ней – обворожительный, в лихо заломленной фетровой шляпе. Она узнала Сашу, того парня, который утром, словно мартовский кот, улепетывал с шестого этажа. Вблизи он был так же чертовски мил, как и издали. Дория была отнюдь не из тех девушек, которые отшивают заинтересовавшегося ими красавчика. О, нет! Она внимательно оглядела представшие ее взору белоснежные зубы, ласковый взгляд из-под длинных ресниц, губы, м-м-м… мужественные, красиво вылепленные губы.

– На ангела, значит… Любопытно!

– На ангела, что снизошел до вечеринки на заднем дворе Больших бульваров. Ты у Мануэлы в первый раз?

– Я здесь случайно, но тут любопытно.

– Ах да, ангел не может угадать, где он приземлится.

Они рассмеялись. Тут послышался мелодичный голос Мануэлы – она приглашала девушек войти в магазин, чтобы открыть для себя в этом дворце чувственности секреты женских наслаждений. Толпа заволновалась, несколько девушек направились к бутику.

Саша склонился к Дории:

– Ты правда туда хочешь? А то мы могли бы выпить по стаканчику у Карима, это напротив. Я тебе покажу тайный ход…

Дория скрыла свои колебания за широкой улыбкой и сделала глоток шампанского, чтобы выиграть время на краткое совещание с собой. Теперь ее мысли были заняты совсем другим. «О май год!» подождет. Разве несколько граммов пластика перевесят килограммы мышц и шарма? Вдруг Дории до смерти захотелось больше узнать об этом парне, который способен утром вылезти из окна блондинки, а вечером уже приударить за шатенкой. Например, за ней. Дория колебалась недолго. Вслед за Сашей она скользнула в невзрачную дверь, ведущую на кухню оживленного ресторана, затем прошла по узкому коридору и оказалась прямо у стойки ресторана «Бродвей Бульвар».

Пиво в баре лилось рекой. Народу у стойки собралось вдвое больше, чем обычно. Хозяин, здоровяк с круглым, веселым лицом и коротко стриженными темными волосами, сиял радостной улыбкой. Дория заметила несколько столов, занятых небольшими группами или парами, которые она раньше заметила во дворе перед ступеньками «О май год!». За стойкой красивая смуглая азиатка лениво протирала стаканы. Дория протиснулась вслед за Сашей к стойке, где хозяин, не дожидаясь заказа, поставил перед ними две кружки пива и вазочку попкорна.

– Спасибо, Карим! Не забыл про концерт, о котором мы с тобой говорили?

– Даже не знаю, приятель… Его здесь сложно организовать.

Саша склонил голову набок и придал своему лицу выражение неподдельного отчаяния:

– Да ладно! Ты же не хочешь, чтобы я выступал в Делявилле!

Карим залился заразительным смехом и повернулся к Дории:

– Только посмотри на него! Ему палец в рот не клади! Он даже с фонарным столбом готов заигрывать, чтобы добиться того, что ему надо! А вы что, на аперитив пришли?

– Нет. Вообще-то я теперь в этом доме живу, – сказала Дория и улыбнулась.

Оба вытаращились на нее круглыми от удивления глазами.

– Я дочь Макса, – пояснила Дория.

– Макс? Он мужик что надо! – кивнул Карим.

Девушка за стойкой, которая ни слова не упустила из их разговора, закончила вытирать очередной бокал, и вставила словечко:

– Макс офигенный.

О да, все, кто встречал Макса хоть раз в жизни, пели ему дифирамбы. Дочь этого славного отца расправила плечи, охваченная огромной любовью и гордостью, и улыбнулась:

– Меня зовут Дория.

Саша поднял свою кружку:

– Добро пожаловать на Большие бульвары, Дория-путешественница!.. Не смущайся, это я так шучу.

Меня зовут Саша. Вот этот качок за стойкой Карим, а та красотка, которая вытирает стаканы, его подруга Соня.

Дория хотела расспросить его о концерте, который он собрался устроить, как вдруг неожиданно перед стойкой возникла Мануэла со сжатыми челюстями и дрожащими ноздрями. Ее коммерческую улыбку сменил нескрываемо злобный оскал. Она встала перед Каримом и обвела публику язвительным взглядом. Дория почувствовала, что этот взгляд обжег ей лицо, словно лазерный луч.

– Это уже восьмая! – проскрежетала Мануэла.

Карим повернулся к ней:

– Восьмая?

– Да, восьмая девушка, которая собиралась сегодня вечером сделать у меня покупку и которую я нахожу здесь, за кружкой твоего дрянного пива. Это называется кража клиентов.

Дории захотелось спрятаться под стол. Хозяин бара расставил ноги и выпятил грудь:

– Я ничего не крал, эти девушки свободные люди. Если им больше нравится у меня, чем у тебя, я тут ничего не могу поделать. Разве что добавить, что я их понимаю.

– Еще как можешь! Без твоих махинаций тут не обошлось, господин хороший. Отныне я запрещаю тебе выпускать клиентов в мой двор, когда я организую аперитив. Это вопрос уважения, вежливости и добрососедства.

– Если кому-то понадобится вечером подышать воздухом во дворе, я им мешать не стану. А в четверг вечером еще и счастливого пути пожелаю, так-то вот, мадам! Это вопрос принципа!

– Что-что?

Карим медленно скрестил руки на груди:

– Что слышали. Как вы ни стараетесь рожать детей для себя, зарабатывать на жизнь самостоятельно, а теперь и трахаться своими пластиковыми игрушками, я скажу, что мужчину никогда и ничто не заменит. Вот почему я не стану мешать моим клиентам приставать к вашим девицам.

Мануэла презрительно расхохоталась:

– Только не это! Еще один тупоголовый мачо сводит все к размерам своего мужского хозяйства. Я здесь говорю о бизнесе, о торговом обороте.

Карим удовлетворенно оглядел свой битком набитый бар:

– А у меня в этот четверг дела как раз идут отлично!

Мануэла смерила его взглядом с головы до ног, затем с ног до головы, словно оценивая его запас прочности:

– Ну, хорошо. Хочешь войны? Готовься!

Дория могла бы поклясться, что под этим властным взглядом Карим потерял несколько сантиметров в росте. Мануэла круто повернулась и направилась прочь, цокая каблуками своих высоких сапог по замызганному паркету. В черных кожаных брюках, обтягивающих длинные ноги, эта стройная женщина с королевской осанкой и гордо расправленными плечами прямо-таки излучала ощущение естественной, немного пугающей власти. Дории показалось, что она вот-вот выхватит кнут, словно укротитель в клетке со львами.

Карим вытер очередной бокал и проворчал:

– Ну вот, только мы тут развеселились…

6
Натянув резиновые перчатки, он взялся за дело с каким-то мазохистским удовольствием

В очках-половинках, съехавших к кончику крупного носа, в белом фартуке, обвязанном вокруг живота, Макс готовил на ужин свое коронное блюдо – рыбу под маринадом. В большой сковороде уже тушилось несколько нарезанных луковиц и перцев, предварительно обжаренных в оливковом масле. Он тщательно измельчил спелые помидоры, бросил их в соус, добавил щепотку соли и немного молотого перца, помешал все это деревянной ложкой и присел за стол очистить черные маслины от косточек. Макс спокойно готовил в тишине опрятной кухни, наслаждаясь спокойствием того момента, когда на улице уже сгустилась темнота, а лампа на мраморной столешнице наполняет кухню теплым светом. Из приоткрытого окна приглушенно доносилась веселая музыка карнавала на улицах Парижа. Он выжал сок из половинки лимона, затем достал пышный пучок свежевымытой петрушки и ловко порубил ее на деревянной доске. Покончив с этим, Макс Даан добавил в соус, который к тому времени загустел, лимонный сок, маслины, петрушку и оставил тушиться на медленном огне. Филе сардин, разделанное еще в рыбном магазине, уже ждало на тарелке. Он обжарит рыбу в последний момент, когда придет Дория. Симон уже вернулся из университета и занимался у себя в комнате, хотя, вообще-то, Макс подозревал, что на самом деле он играет по Интернету в покер – в какую-нибудь упрощенную его версию, позволяющую подросткам разоряться онлайн.

Приютивший в сентябре своего внука, Макс Даан радовался, что теперь под его крышей оказалась и дочь. Неожиданное, но острое чувство сжало его сердце вчера вечером, когда он заглянул к спящей дочери после ухода друзей. Во сне она показалась ему худенькой и хрупкой, с плотно сомкнутыми ресницами, словно от страшного сна. Днем всех обманывала ее бьющая через край энергия. Дория показалась Максу сильной и проницательной, она явно избавилась от многих иллюзий и теперь старалась найти свой путь в жизни. Но он чувствовал, что дочь не в лучшей форме. Уже несколько лет она ходила по кругу, не двигаясь вперед и не в силах построить ничего нового. Ее романы были недолговечны, а на артистическом поприще она пока далеко не продвинулась. Роли, которые ей удавалось найти, были слишком примитивны для нее. И все же она была талантлива, хотя Макс и не чувствовал в ней того одержимого эгоцентризма, который неотъемлемо вплетен в характер любой настоящей звезды. Нет, Дория отличалась великодушием, она заботилась о других, и Макс не мог не беспокоиться за нее, хотя еще никогда и ни за кого не волновался. Он тогда бесшумно склонился над ней, чтобы поцеловать ее бледную щеку. Дория с рассыпавшимися по подушке темными прядями волос, похожими на легкие, блестящие перья, напомнила Максу птенца, выпавшего из гнезда. Сидя в темноте на краю кровати, Макс с горечью осознал, что в детстве и отрочестве дочери он играл свою отцовскую роль весьма посредственно. Вдруг он мысленно поклялся защищать ее, помочь ей наконец встать на крыло. То есть начать вести себя как хороший отец. Да, лучше поздно, чем никогда…

Макс протер стол губкой и мысленно отчитал себя, качая головой. Не время сейчас для сентиментальности! Он провел значительную часть вечера за приготовлением вкусного ужина для двух детей, вдруг оказавшихся у него на руках, и почувствовал, что малость выбился из сил. Новая роль заботливого папаши стала значительной переменой в жизни убежденного старого холостяка шестидесяти восьми лет.

Макс прополоскал губку и перешел к мытью посуды. Он терпеть не мог мыть посуду, но тем не менее, натянув резиновые перчатки, взялся за дело с неким мазохистским удовольствием. У него для этого было все необходимое: двусторонняя губка, жесткая проволочная мочалка, сильнодействующая жидкость для мытья посуды… И он тер, взбивая пену, отмывал, не пропуская ни пятнышка жира или гари, затем прополаскивал свои кастрюли под проточной водой, вытирал их и напоследок разглядывал под светом лампы, чтобы удостовериться в их идеальной чистоте. Ведь еще больше, чем мытье посуды, Макс ненавидел блюда, приготовленные в сомнительной чистоты кастрюлях.

Макс посмотрел на часы: без пяти девять! Неужели у Дории хватит наглости пропустить его ужин? – подумал он и вдруг понял, что утром они не успели обсудить планы на вечер. Она ушла по делам, ничего не сказав, а он даже не подумал расспросить ее о планах на день…

Стол был накрыт, рис сварен, соус готов, салат ждал в салатнице, а фрукты – в корзинке. Подавив желание еще раз посмотреть на часы, Макс налил себе стаканчик виски, насыпал в вазочку фисташек и с усталым вздохом упал на диван в гостиной. Скрипнули коленные суставы, дали о себе знать и позвонки, но, так как они жаловались каждый раз, когда Макс менял позу, он решил их игнорировать. Звякнув льдинками, он выпил глоток виски. Закрытые окна пропускали свет фонарей и еле слышный шум бульвара. Несмотря на двойные стекла, в квартире никогда не было по-настоящему тихо, но Максу нравился этот шум. Он очистил несколько фисташек, допил виски и забылся сном, откинув голову на спинку дивана.

7
Ты хочешь сказать… какой-нибудь тип вроде тебя?

– Ну и храпишь же ты!

Отец, вздрогнув, проснулся. Дория чудом успела поймать едва не выскользнувший у него из рук пустой стаканчик.

– М-м, пьешь в одиночку? Как-то не по-товарищески!

– Извини. Хочешь и тебе налью?

– Давай! Пойду принесу еще фисташек. И позову Симона.

– О, я буду удивлен, если он к нам присоединится. Он из своего логова выходит только за тем, чтобы обследовать холодильник и проглотить что-нибудь за пять минут.

– Спорим? – Дория улыбнулась и направилась в комнату Симона.

И правда, через несколько минут Дория вернулась вместе с Симоном, волосы которого были зачесаны на странный косой пробор.

– Невероятно! Как тебе это удалось? – удивился Макс.

– Подкупом. Я обещала ему кока-колу.

Все трое рассмеялись. В детстве Симон обожал кока-колу. Как-то раз Дория засекла, сколько времени ему понадобится, чтобы выпить полулитровую бутылку. Он управился за семь и тридцать две сотые секунды. Ему тогда было одиннадцать лет, и этим подвигом он хвастался еще очень долго. Все восхищались и улыбались. Все, кроме его матери.

Дория провела рукой по волосам, заговорщически взглянув на Симона, но он в ответ только запустил свои длинные пальцы в вазочку с фисташками и вытащил горсть. Она разлила виски в три стакана. Отец любил виски со льдом, она пила неразбавленным, а Симон… с кока-колой.

– У тебя камин работает? – спросила Дория, глядя на красивый камин из серого мрамора с черной решеткой.

– Не знаю. В последний раз я зажигал его несколько лет назад. – Макс задумался, что-то вспоминая. – Я тогда устроил здесь вечеринку. Одна молодая особа стала бросать в огонь сначала всякие мелочи: то фантик, то печеньице, то бумажную салфетку. Постепенно она вошла во вкус и плеснула в камин свою водку. Вспыхнуло голубое пламя, и девушка осталась без бровей и ресниц. Во хмелю она решила, что это классно, и весь остаток вечера строила из себя Елизавету I. Но на следующий день она позвонила вся в слезах и обвиняла меня, что я ее изуродовал. Огонь я больше не разводил.

– Совсем без башни девка! – восхитился Симон. – И как они, отросли?

– По последним сводкам новостей, пострадавшая полностью оправилась. Ну как, проголодались? Я тут кое-что приготовил…

Сардины под маринадом были просто изумительные, хотя Макс и уверял, что соус перестоял. Дория только теперь поняла, насколько проголодалась, ведь с утра она только сэндвичем перекусила, а потом погрызла попкорн у Карима. Она положила себе еще риса с хорошей ложкой соуса, словно спеша обогнать других едоков. Макс смотрел на жадно насыщающуюся дочь с нескрываемым беспокойством:

– Тебя Фред голодом морил!

– Вовсе нет! Просто аппетит разыгрался. Сегодня у меня был насыщенный день. Чувствую, что от всех этих событий я психологически повзрослела.

– И эта похвальная зрелость к тебе пришла разом, в один день?

– Точно! Я сегодня приняла важное решение: мои следующие отношения будут прочными или их не будет вовсе. Больше не хочу заведомо обреченных связей с ненадежными мужчинами.

– Молодец! – одобрил отец, подкладывая ей рыбы. – Теперь, как только мужчина к тебе подойдет, сразу переходи на другую сторону улицы!

– Ты хочешь сказать… какой-нибудь мужчина вроде тебя? Бабник, игрок, гуляка и бездельник? – спросил Симон.

Да, Симон был молчалив, зато всегда говорил именно то, что думает.

– Прошу прощения, я всю жизнь трудился в поте лица, я и теперь еще работаю! – Макс парировал этот выпад с улыбкой.

– О’кей, бездельника беру назад, – кивнул Симон.

– Если не считать лени, описание довольно точное… – признал Макс.

– Знаете, кто меня сегодня пригласил в кафе? – поспешила спросить Дория, чтобы сменить тему. – Саша, наш сосед. Он ужасно симпатичный, и он гораздо серьезнее, чем можно подумать. Мы целый час проговорили о работе.

Макс еле сдержал стон:

– Ты хочешь сказать, он тебе нравится?

Дория слегка замялась, но затем твердо ответила:

– Поверьте, под маской донжуана на самом деле скрывается человек тонко чувствующий и целеустремленный. Я считаю, он далеко пойдет… Ну ладно, если честно, я на него запала.

Симон с Максом переглянулись. Говоря о своей зрелости, Дория явно поторопилась с выводами.