Текст книги "Большие бульвары"

18
Каждый ушел в собственные мысли, и ваза с фисташками незаметно опустела

Макс приготовил виски и фисташки, но, вопреки своему обыкновению, он не улыбался. Укутавшись в свою толстую шерстяную кофту, бледный и серьезный, он молча пил, пока Дория весело рассказывала о том, как обнаружила старое фойе театра «Жимназ». Видя, что реакции от него не добиться, она повернулась к Симону, чтобы спросить, как у него прошел день.

– Нормально, без новостей. – Симон, похоже, думал о чем-то своем.

Макс потянулся к столику, чтобы налить себе еще:

– Мне сегодня пришло заказное письмо.

У Дории мурашки побежали по спине. Наверное, банк опять прислал ей уведомление об уплате долга, а Макс его прочел. Покраснев от стыда, она повернулась к отцу. Он открыл конверт, развернул письмо на бланке Генерального банка и прочел вслух:

– «В настоящее время Вы занимаете квартиру, являющуюся собственностью Генерального банка, которую Вы арендуете у нас по адресу 19-бис, бульвар Монмартр, 75002 Париж. Подписанный нами договор аренды закончится 30 июня 2012 года. Информируем Вас, что с этой даты мы не возобновляем договор аренды этой квартиры в связи с ее предстоящей продажей…»

Первым чувством Дории было безграничное облегчение. Это не она виновата в том, что у Макса сегодня такой похоронный вид, и ей не придется выслушивать его нотации. Второй ее реакцией была попытка понять, что происходит на самом деле.

– Они хотят выставить нас на улицу? – уточнил Симон.

– Через полгода. – Макс сложил письмо и засунул его в карман.

– О, боже. Я наконец поняла, – кивнула Дория.

– Я решил бороться, – заявил Макс. – Хоть шансов у меня и нет, не хочу сдаваться без боя.

– Другие жильцы тоже получили такие письма? – спросил Симон.

– Да. Генеральный банк решил продать особняк в розницу. Это касается всех жильцов. Для кого срок короче, для кого длиннее, в зависимости от даты заключения договора аренды. Похоже, мы будем первыми, наш контракт истекает через шесть месяцев. Последней будет госпожа Дакен, живущая на четвертом этаже. Она въехала в сентябре прошлого года и может жить спокойно еще два года.

– Два года! Повезло ей! – Симон уже не мог сдерживать свои эмоции.

– До того времени все жильцы съедут, и в доме сделают ремонт. Помещения общего пользования и квартиры собираются отремонтировать, чтобы устроить здесь особняк класса люкс, а затем перепродать квартиры по одной, очень дорого. Неплохая финансовая операция.

Каждый ушел в собственные мысли, и ваза с фисташками незаметно опустела.

– А если ты выкупишь квартиру?

– Это было первое, о чем я подумал, Симон! Ни один банк не даст ссуду старику шестидесяти восьми лет. Подумать только, пятнадцать лет назад я предложил им выкупить квартиру… Квадратный метр площади стоил тогда сущую безделицу, я легко мог бы купить эту квартиру, но они отказались продать ее мне.

– Как, по-твоему, какие жильцы могут согласиться на предложение покупки? – спросила Дория.

– Хороший вопрос. Посмотрим… В подъезде «А», на втором этаже, живет Карим.

– Нет, он не сможет, – уверенно сказал Симон. – Он уже взял ссуду, чтобы оплатить ремонт, у него и цента нет лишнего.

– На третьем этаже – «Лазер Финанс». Они не считаются, они принадлежат банку. На четвертом этаже живет эта Барбара Дакен, даже не знаю, кем она работает, – продолжал Макс.

– Это та дама в костюме, которая все время говорит по телефону и ни с кем не здоровается? – спросила Дория.

– Она самая! Она уходит рано утром и не возвращается до позднего вечера. Живет одна, но иногда уезжает на выходные в большом «мерседесе» с шофером. Высший класс! – подтвердил Симон.

– Иногда я думаю, не азартными ли играми она промышляет, – предположил Макс.

– А я думаю, она секретный агент, – откликнулся Симон.

– Я уверена, что она шпионка Генерального банка!

Симон с Максом расхохотались. Воодушевленные выпитым виски, они перебрали всех жильцов особняка. На пятом этаже жили они – Макс снимал эту квартиру уже целую вечность. На шестом жил Саша, инженер по звуку и начинающий рокер, наверняка неплатежеспособный. Мануэле из подъезда «В», как считал Макс, удалось скопить достаточно, чтобы выкупить квартиру. На третьем этаже располагались владения «Лазер Финанс». Четвертый этаж снимала веселая парочка итальянских дизайнеров – они приезжали всего один-два раза в год. На пятом находились офисы студии «Клайн Дизайн», где царствовал Лео Клайн, также известный как человек не очень общительный, о котором мало что было известно. И наконец, на шестом этаже проживало семейство Дельгадо: Мануэль, Изабелла и их дети – семнадцатилетняя Анжелика, Люкас тринадцати лет и восьмилетний Энзо. Мануэль Дельгадо был директором строительно-ремонтной фирмы, а его жена работала в парикмахерской. Возможно, они будут рады выкупить квартиру.

Короче, почти ни о ком нельзя было сказать определенно. Нужно расспросить всех жильцов, чтобы узнать о намерениях каждого, а затем поступать соответственно. На том и порешили. Конечно, Макс будет бороться, но он пока не знал, с чего начать.

– Я приготовил стейки с перцем, – сказал он.

И это уже было неплохое начало.

19
Бульвар еще был погружен во тьму

В это утро счастливым Симон себя явно не чувствовал. На дворе лило как из ведра – таким утром хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Бульвар еще был погружен во тьму, а Симон уже опаздывал на занятия. Надвинув капюшон до самых глаз, засунув руки глубоко в карманы джинсов, с кривой ухмылкой на заспанном лице, он шел тяжелым шагом, шлепая кроссовками по лужам. В голове вертелись воспоминания о вчерашнем вечере. Симон не любил перемен. Они выбивали его из колеи. Больше того, они его, если честно, пугали! Только он успел привыкнуть к новой парижской жизни, к странноватому, но теплому гнездышку, которое они свили с Максом и Дорией, как все могло развалиться. Полгода! Он даже не успеет спокойно закончить курс. Где ему готовиться к экзаменам? Неужели придется снимать комнату? Кто будет за нее платить? Мать будет вне себя. Зная ее, Симон не сомневался, что она свалит всю вину на Макса. Может быть, удастся снять жилье с кем-нибудь на двоих. При одной мысли об этом у Симона засосало под ложечкой. Он терпеть не мог жить с чужими людьми, а тем более с неопрятными ровесниками, с которыми ему даже поговорить-то не о чем. Уж лучше вернуться в Шантийи и ездить в универ на поезде каждый день. А что будет с Максом? Вдали от своих бульваров, своих друзей, своего клуба «Каде», своего кафе «Индиана», вдали от магазинчиков, куда он много лет ходил за покупками… Он заболеет, потеряет вкус к жизни. Честно говоря, Симон никогда ни о ком не беспокоился, но когда он представил себе Макса на улице, с его пожитками, с фотографией матери под мышкой, не знающего, куда податься… Об этом даже думать было больно. Вот чем плохо жить со стариками: за них начинаешь переживать. А Дория… Что будет с ней?

Погрузившись в свои размышления, Симон не заметил, что давно уже прошел станцию метро «Ришелье-Друо», откуда он каждый день ездил на свой факультет. Он дошел до самого бульвара Итальянцев и остановился напротив кинотеатра «Гомон-Опера». Его ротонда встала перед ним, величественная, притягательная, манящая большой афишей остросюжетного фильма, который Симону давно хотелось посмотреть. Он взглянул на часы. Еще было время сесть в метро на станции «Опера», но и тогда он все равно опоздает. Он перешел улицу из любопытства, чтобы получше рассмотреть афишу и, кстати, заглянуть в расписание сеансов. Один из них начинался как раз через десять минут. Сам не зная, как так получилось, Симон купил билет на фильм 3D и большой пакет попкорна. Он проскользнул в почти пустой зал, охваченный сладким чувством свободы.

Два часа спустя Симон вышел из кино, настроение было отличное. Он чувствовал, что готов бросить вызов любому, сразить лазерным мечом самого страшного врага и умереть за экипаж своего корабля (он смотрел фильм про космических пиратов). Он был уверен, что в итоге все наладится, и даже если он не доучится до конца первого курса, что за беда? Симон вдруг понял, что изучать медицину ему скучно до смерти. И что в этом такого? По молодости многие ошибаются. Он шел вперед быстрым шагом, подгоняемый холодом, румянившим его щеки. Дождь перестал. Зимнее солнце освещало величественные особняки бульвара Итальянцев, золотило фасад здания банка «Креди Лионне», помпезного и разукрашенного, словно королевский дворец. Прогуливаясь, Симон дошел до книжного магазина Дель Дюка, на витринах которого, как обычно, красовались дорогие издания. Рядом с книгами о кино, моде, кухне, звездах почетное место занимал солидный альбом об архитектуре Больших бульваров. Он зашел в магазин, чтобы посмотреть этот альбом. Некоторые фотографии были просто великолепны, например снимок строительства на бульваре Капуцинок особняка с металлическим каркасом, построенного при префекте Оссманне. Он также разыскал фотографии находящегося как раз за книжным магазином особняка «Орлож», в котором раньше располагалась редакция газеты «Ле Монд»; знаменитого Золотого дома, ресторана, который в XIX веке посещали светские щеголи, писатели, куртизанки, столько раз описанные Мопассаном, Бальзаком и Прустом, и где теперь находился филиал банка Париба. А вот и кафе «Тортони», которое когда-то прославилось своим мороженым, а теперь исчезло; вот музей Гревэн, «Олимпия», «Гран-Рекс»… Все здания, среди которых он жил эти несколько месяцев. Окружение, к которому он привязался. Симон увидел в этом некий знак и купил книгу. Он подарит ее Максу на Рождество.

20
Дория искрилась, как растворимая таблетка витамина С

Макс повернул ключ в замочной скважине и, пошатываясь, вошел в пустую квартиру. Симон на несколько дней уехал к родителям в Шантийи, чтобы отпраздновать сочельник с лицейскими друзьями. Дорию пригласила к себе Беттина, которая организовала предновогоднюю вечеринку.

Макс этим вечером поужинал у Жеже. Его супруга приготовила настоящее корсиканское пиршество: омлет с морскими ежами и сочного жареного ягненка с полентой, а на десерт вкуснейшее «полено» с каштанами. Что греха таить, после нескольких рюмок Максу всегда начинало казаться, что жизнь прекрасна, потому он и не пропускал случая пропустить парочку. Они поиграли в покер с Джо Бубулем, Морисом Аккерманом, и всей компанией так набрались, что даже диск корсиканского многоголосого пения начал казаться Максу вполне приемлемой музыкой. Старые товарищи предлагали ему разные варианты решения проблемы переселения, более или менее приемлемые. Морис Аккерман вызвался подселить Макса к себе, на том условии, что тот согласится удалить аденоиды – Макс, увы, прославился своим оглушительным храпом. Жеже предложил ему пожить у его матери, в корсиканской горной деревушке. Макс напомнил своим друзьям, что ему предстоит найти жилье для трех человек, ведь он не мог бросить ни Дорию, ни Симона. Джо Бубуль обещал подумать. Он был владельцем бывших фабричных помещений в Сантье, которые его сын как раз переделывал в квартиры… А пока Макс выиграл в покер, и в его кармане шелестела неплохая пачка банкнот. В итоге вечер удался на славу.

На кухне Макс бросил в бутылку ледяной воды «Эвиан» пару растворимых таблеток аспирина. Неплохо держа равновесие, он направился в ванную, чтобы хорошенько ополоснуть лицо холодной водой и почистить зубы. В некоторые вечера он даже мыл волосы, что хорошо помогало от головной боли, но сейчас, в три часа ночи, на это уже не было сил. Где-то раздался пронзительный звук, напоминающий мышиный писк, но Макс заставил себя не обращать на него внимания. Мышей он боялся. Наконец он лег в постель, чинно положив руки поверх одеяла, и стал ждать прихода сна. Но мысли так и не дали ему уснуть… Джо еще больше потолстел, надо было сказать ему об этом. Он забыл зайти к Мире, чтобы поздравить ее с Новым годом. Интересно, как провели этот вечер дочь и внук? Симон с некоторых пор снова стал молчаливым, а Дория искрилась, как растворимая таблетка витамина С. Вот в чем проблема, когда живешь с молодыми: за них переживаешь. Мышь в своем углу все еще пищала. Макс повернулся на бок и закрыл глаза. В голове замелькали картинки: Дория целует юного идиота с шестого этажа (на прошлой неделе он застал их во дворе дома); шурша, летит к нему письмо Генерального банка; мышь плачет навзрыд, шумно сморкаясь…

Макс приподнялся на локте. Мышь не может плакать! Он прислушался: звуки, похоже, доносились снизу, из квартиры Барбары Дакен. Любопытство одержало верх над усталостью. Макс живо вскочил с постели, опустился на колени и прижался ухом к паркету. И правда, внизу плакала женщина. Скрючившись на полу с выставленной к потолку задницей и свернутой шеей, Макс вдруг ощутил, что находится в довольно рискованной позе. Его позвонки уже угрожающе скрипнули. Он на некоторое время застыл, истово моля Бога, чтобы его не скрючило в таком положении. Оценив безопасность превыше достоинства, Макс перекатился на бок. Сначала он оказался на спине, затем осторожно вытянул ноги и, наконец, встал, ничего не сломав и не вывихнув. Это был настоящий подвиг. Приободрившись, Макс одернул пижаму, пригладил растрепанные волосы, налил в стакан холодной воды и спустился, чтобы позвонить в дверь плачущей соседки.

Барбара Дакен открыла дверь. Вид у нее был поникший, а глаза мокрые от слез. Макс протянул ей стакан воды:

– Вот, выпейте холодной воды.

Удивленная Барбара выпила воду без возражений и жестом пригласила его войти. Разглядывая обстановку квартиры, одновременно элегантную и безликую, Макс извинился за то, что ворвался без приглашения среди ночи:

– Не могу слышать, когда женщина плачет. Я пришел вас поддержать и, если пожелаете, выслушать.

Завернувшись в шаль, молодая женщина забилась в угол дивана. На журнальном столике стояло множество фотографий. На одной из них Макс рассмотрел хорошенькую улыбающуюся девочку лет одиннадцати-двенадцати.

– Моя дочь. – У Барбары на глазах снова появились слезы.

Макс нахмурил брови: есть горести, при которых утешения бесполезны. Барбара Дакен тихо плакала. Усталая, отчаявшаяся, она в итоге доверилась Максу.

Несколько месяцев назад, в начале шестого учебного года, ее единственная и обожаемая дочь Инес переселилась в Нью-Йорк, к своему отцу. Девочка сама попросила об этом под тем предлогом, что мама слишком занята работой, чтобы о ней заботиться.

– У меня и правда не хватало на нее времени. Я адвокат, я работаю со многими известными людьми из шоу-бизнеса, занята с утра до ночи. Я живу одна и тружусь изо всех сил, чтобы дочь ни в чем не нуждалась.

После долгого разговора с бывшим мужем Барбара признала, что для дочери так будет лучше. В Нью-Йорке Инес сможет поступить в лучший колледж и будет жить в нормальной семье (бывший муж женился во второй раз, и у Инес была сестренка, которую она обожала). Но сегодня Барбара горько пожалела о своем решении:

– Я не могу больше без нее жить, я страшно по ней скучаю. Я даже не могу поцеловать ее, когда поздравляю с Новым годом…

– Девочке там хорошо? – спросил Макс.

– Наверное, да. Во всяком случае, она не говорила мне ничего, что позволило бы в этом усомниться.

– Вы обсудили с ее отцом возможность возвращения?

– Он нью-йоркский адвокат! Вы знаете, что это такое? Все документально оформлено. Назад дороги нет.

– Да полно вам! Нет ничего, что невозможно было бы исправить! Вы говорили дочке, что скучаете по ней?

– Нет! Я не хочу, чтобы она чувствовала себя виноватой.

Молодая женщина встала, чтобы принести что-то из кухни, и Макс проводил ее долгим взглядом. Фигура у нее была как раз в его вкусе: длинные ноги, упругие ягодицы в облегающих легинсах. В горле у него запершило, он прокашлялся и потихоньку допил из стакана принесенную воду. Она вернулась с бутылкой водки и двумя стопками:

– Вы не откажетесь составить мне компанию? Терпеть не могу пить одна, а сейчас мне это действительно нужно…

Эта Барбара была ему все более симпатична, тем более что тонкая ткань футболки выгодно обрисовывала ее пышный бюст. Она налила две стопки ледяной зубровки и отодвинула рассыпанные по столу карточки. Макс заметил на столике письмо Генерального банка:

– Я вижу, вы получили такое же любовное послание, как я.

Барбара Дакен выпила глоточек водки и вздохнула:

– Да, через два года придется мне подыскать другое жилье.

– Вы ведь адвокат, не так ли? Скажите, банк действительно имеет право так поступать?

– Вполне. Банк имеет право распоряжаться своей собственностью, как ему заблагорассудится, если все будет сделано законным образом.

– Но ведь и мы имеем право не соглашаться уезжать! – Макс подлил себе водки. Тема разговора его нервировала. – Я живу здесь уже сорок лет! Если я, к примеру, захочу оспорить их решения, какие у меня будут возможности для защиты?

– В одиночку вы мало что можете сделать. Надо организовать товарищество жильцов, которое станет вести переговоры с собственником. Это само по себе поможет замедлить процесс. Затем это товарищество должно будет найти что-то незаконное в процедуре или добиться, чтобы особняк причислили к историческим памятникам. Но это маловероятно. Хотя… вы можете в свободное время навести справки о прошлом этого дома. Иногда выясняются интересные подробности. Сомневаюсь, что вам удастся заставить их сменить решение, но это может помочь вам выиграть время.

Она плотнее завернулась в свою большую шаль, из-под которой показались две прелестные ножки с ногтями, накрашенными весьма сексуальным темно-красным лаком. Макс отвернулся и допил свою стопку. Со стола, из своей бумажной рамки, на них смотрела смеющимися глазами маленькая Инес.

– Я, кажется, не видел вашу дочь в нашем доме. Она никогда не приезжает в Париж? – спросил Макс.

– Приезжает, конечно, но я никогда не принимаю ее здесь. Она со мной путешествует, так лучше для всех. Я поселилась в этой квартире после ее отъезда. Не могла больше жить на прежнем месте, – там все напоминало о ней. Если она будет останавливаться здесь, мне снова станет тяжело, когда она уедет… – Барбара вдруг прижалась лбом к плечу Макса: – Я хочу увидеть свою дочь, хочу снова обнять ее. Я так жалею! Я хочу видеть, как она растет. В прошлый свой приезд она так изменилась… она превращается в подростка, а я все пропускаю!

Макс напряженно размышлял, мягко поглаживая ей спину. Все тело женщины сотрясали сухие рыдания, словно слез у нее больше не осталось.

– Скажите ей правду. Признайтесь, что очень по ней скучаете и сожалеете о своем решении. Не беспокойтесь, она вернется. – Он долго молчал, а потом добавил: – Они всегда возвращаются. Моя дочь вернулась жить ко мне, когда ей исполнилось двадцать восемь лет.

Январь

21
Прозрачные голубые глаза, лишенные всякой тайны

Дория знала секрет, как создать настоящий «дымчатый взгляд», как в модных журналах. Нужно было, накрасив глаза тушью и подводкой, быстро снять часть макияжа, оставляя на веках темную дымку, придающую взгляду сексапильность кинозвезды. А еще она надела сапожки на «шпильках», как нельзя более женственные и стильные. И это все потому, что она собиралась на свидание с Сашей.

Продолжив с ним знакомство, Дория обнаружила, что Саша бесконечно близок по телефону и до странности уклончив в реальной жизни. После их мимолетного поцелуя на террасе «Жимназ» ей удалось увидеть его всего дважды: у Карима, за бокалом вина, а за неделю до того – на вечеринке у Беттины. В тот вечер она подумала, что дело в шляпе и их отношения наконец перейдут на качественно новый этап, но Саша так напился, что заснул у Беттины на диване, и его невозможно было даже с места сдвинуть. Довольно-таки разочарованной Дории пришлось вернуться домой к пяти утра. Как раз в тот самый момент, когда Макс, благоухая водкой, в пижаме, на лестничной площадке тщетно пытался отпереть входную дверь.

Следующее свидание стоило ей десятков эсэмэс, то дружеских, то игривых, – если судить по ним, хотя бы пальцы у Саши были ловкие. Наконец он предложил ей зайти к нему в «Студио Блю», где он репетировал со своей группой. Натянув самые узкие свои джинсы, Дория пересекла холл особняка шагом победительницы, не забыв полюбоваться своей фигурой в огромных зеркалах в мраморных рамах.

– Мадемуазель!

Она обернулась и с удивлением увидела мужчину с безупречной прической. Дория не ожидала увидеть, что Лео Клайн когда-нибудь отклеится от письменного стола и подойдет к ней уверенным шагом, как нормальный человек. Он был куда выше ростом, чем она себе представляла, и одет без особой фантазии, в темные джинсы и белоснежную рубашку с хорошо накрахмаленным воротничком. Подойдя ближе, он смущенно улыбнулся, поздравил ее с Новым годом и прокашлялся. Она подумала, что общение будет нелегким.

– С Новым годом и вас также! – ответила она с широкой ободряющей улыбкой.

– Э, прошу прощения… Я тут на днях смотрел в окно, и… м-м…

– Да, со мной это тоже случается. – Дория, похоже, наслаждалась ситуацией.

– И я подумал… Это, конечно, может показаться самонадеянным… Но так как мы соседи…

– Ну же, говорите напрямик. По-соседски! – Дории было весело. Пока…

– Да, не правда ли? Это создает, кхм… Определенную близость. Я хочу сказать, вы живете практически у меня под окнами, и…

– И что?

Его прозрачные голубые глаза, лишенные всякой тайны, смело встретились с глазами Дории. Она задумалась, не решил ли он за ней приударить. Вот это была бы бомба! Услышать приглашение на свидание от того, кто на весь дом прославился как старый холостяк!

– Я подумал… Ваш отец ведь играет в покер?

– Что, простите? – Дория напряглась.

– Я и сам большой любитель… Вот я и подумал, не могу ли я присоединиться к его партии в один из вечеров…

Не обманул ли ее слух? Этот чудак хочет поиграть в карты с ее отцом! Она представила себе старых картежников в мареве сигаретного дыма, ожесточенно спорящих о заумных правилах, которые они сами же и выдумали, под включенные на всю катушку старые хиты. Дория задумалась, чем психически здорового молодого человека может привлечь партия у Макса. Лео Клайн спокойно ждал ответа, не сводя с нее глаз.

– Так почему бы вам не спросить об этом его самого? – раздраженно бросила Дория.

Она повернулась на каблуках и стремительно вышла из холла, удивленно встряхнув головой: бывают же странные люди. Затем ее мысли полностью переключились на предстоящее свидание с Сашей. Она надеялась, что у него будет время сделать перерыв в работе, возможно, пообедать с ней или же уединиться в укромном уголке… это было бы неплохо. Но не успела она сделать несколько шагов, как запищал мобильник: «Извини, сегодня слишком много работы. Я не смогу. Перенесем? Студия никуда не уйдет! С.»