Текст книги "Звезды из пепла"

Глава 5. Я потерялся, мам

Трестен Райд

– Я решила вернуться на работу.

Я столбенею. Внутри разливается тепло. Мама наконец сделала шаг по лестнице, ведущей к привычной жизни. Мы постоянно то спускались, то поднимались в принятии случившегося. Однако возвращение к работе – это подъем как минимум на несколько ступенек.

– Ты чувствуешь, что готова? – захожу издалека.

– Это необходимо, Трес. Иначе… – мама качает головой, – мы сойдем с ума.

– Я уверен, что ты справишься.

Мама ласково гладит меня по голове. Я позволяю себе принимать все эти нежности, чтобы она быстрее восстановилась. Ей нужна поддержка, и я дам ее, несмотря на то, как подло она однажды поступила.

– Карен сказала то же самое, – говорит она, – отделение нуждается во мне, им не хватает рук. А нам скоро не на что будет жить: мы потратили почти все сбережения.

Я киваю, хотя насчет денег мама не совсем права. Моя подработка тоже приносит пользу. И за последний месяц все счета были оплачены мной.

– Послезавтра я выхожу на работу.

Гостиную озаряет светом. Солнце протискивается в комнату сквозь зазор между шторами, и мама открывает их полностью. Теперь сияет вся комната: этого света нам не хватало очень давно. С тех пор, как здесь погас маленький мальчик.

– Тебе нужно постирать что-то? – спрашивает мама. – Хочу закинуть вещи в машинку.

– Сейчас посмотрю.

Иду в комнату и открываю шкаф. Бросаю на пол несколько шорт, поло, маек. Вспоминаю о тренировочной одежде и лезу на верхнюю полку. Одним движением смахиваю вниз всю стопку. Поднимаю вещи с пола и замираю… Белый конверт, лежащий между майкой и тренировочными штанами, парализует меня. Тот самый конверт. Я стискиваю зубы и уговариваю себя не читать снова.

Нет.

Ни за что. Я только пришел в себя. Если прочту, буду снова жить как в замедленной съемке, как жертва в вечных поисках виноватых.

Получателем письма был я, но задолго до смерти Кайла. Вот только в руки ко мне оно попало уже после. В самый тяжелый период. Когда хотелось спрыгнуть с обрыва. Разбежаться и потерять себя.

* * *

– Как мне его читать? Ты в своем уме? – ору я на маму, которая, оказывается, мне и не мать вовсе.

Злость рвется наружу. Немыслимо. Жизнь уже перевернулась с ног на голову. И предательство вскрывается только сейчас. Костяшки зудят: не терпится разбить все стекла в доме и перевернуть мебель. Сделать так, чтобы наш дом перестал походить на семейное жилище. Пусть он станет руинами, где я похороню свою боль.

– Возможно, у нее что-то случилось. Я не могу знать наверняка! – Мама тоже в истерике.

– У тебя было это письмо, но ты решила показать его только сейчас? Да как ты могла!

– Я только недавно нашла его. Оно затерялось в почтовом ящике, сын.

«Сын». Мне тошно. Не верю ни слову. Она знала, но ничего не рассказала. Не призналась раньше.

– И что мне, по-твоему, делать? Просто прочитать его сейчас? Сколько времени уже прошло?

Я не вижу ничего, кроме тусклой лампы на столе. В комнате настоящая тьма и холод. Мама сидит в черном длинном халате. Ее руки трясутся, и я ненавижу этот день. Я ненавижу три ужасных дня: смерть папы, смерть Кайла и этот. День, когда я узнал, что чужой и что у меня никогда не было семьи.

Одиночка.

– Она написала тебе, Трес. И я, как мать, – голос срывается, слезы не дают ей закончить мысль, – не знаю, что сказать и что, в конце концов, думать. Может, она действительно хочет узнать тебя. А может, это какая-то злая шутка. Вымогательство денег или… или…

Рыдания становятся громче. И я сбегаю из этой пожирающей тьмы. Хватаю со стола наушники и телефон и выбегаю на улицу. Прохладный воздух заставляет ежиться. Гремит гром, но ливня нет. Мне плевать на тучи и надвигающуюся грозу. Даже если хлынет дождь, это к лучшему – освежусь.

И я бегу. Бегу со всех ног. Пытаюсь догнать утраченное счастье.

Беды, как снежная лавина, накрывают меня с головой. И я не успеваю разбираться с ними. За одной плохой новостью приходит другая. Они так и будут сменять друг друга?

* * *

Я так и не решаюсь перечитать письмо во второй раз. Кладу его обратно на полку и возвращаюсь к маме с вещами для стирки. Недавно я начал присматривать съемные квартиры в Барселоне и соседних городах. Две ночи подряд отчаянно настраиваю себя на отъезд и разговор с мамой, но страх причинить ей боль побеждает. Я вроде бы ищу жилье, но мечусь между тем, чтобы уехать и остаться.

Наблюдая за состоянием мамы, я замечаю изменения. С каждым днем она, кажется, приходит в норму все быстрее. Первый рабочий день ее взбодрил. Она перестала походить на собственную тень. Во взгляде снова появился интерес к жизни. Делать выводы все еще рано, но хочется верить, что ей и вправду лучше.

Если я все же уеду, то где-то нужно брать деньги. Моих накоплений не хватит. И если раньше я думал, что вывезу все проблемы, и был готов жить в каморке с тараканами и клопами, то сейчас, увидев варианты, отказываюсь от этой идеи. Идеально решить проблему с деньгами можно было бы благодаря работе с проживанием. Листая вакансии, я натыкаюсь на два таких объявления. Одно предлагает подработку официантом на берегу моря и комнату, а другое – работу мойщика стекол в бизнес-центре и крошечный чердак. Первый вариант привлекает больше, и я откладываю его в избранное.

Утром я снова пялюсь в ноутбук и терзаю себя мыслями. Как поступить? Оставить все как есть или рискнуть? Какой реакции ждать от мамы?

В дверь звонит курьер. Приехал завтрак – бургер с мраморной говядиной и яйцом. Желудок воет. Испытываю легкое волнение, так как экран ноутбука не заблокирован, и мама может в любую секунду зайти и увидеть страницу с жильем в Испании.

Курьер неторопливо достает из сумки еду, и я оборачиваюсь, чтобы проверить, не идет ли с кухни мама. Если она пройдет мимо, то однозначно заглянет ко мне.

– Можно побыстрее? – говорю я парню, который делает все со скоростью улитки.

Он, кажется, начинает возиться еще медленнее. А потом в один момент и вовсе останавливается. Я недоуменно гляжу на него. Его заторможенность до безумия злит.

– В чем проблема отдать заказ?

– Оплата вашего заказа не прошла, сэр. Только что пришло уведомление, – краснеет доставщик.

– Чего? – ничего не понимаю. – Она должна была автоматически сняться с карты.

– К сожалению, этого не произошло. Вы могли бы расплатиться наличными или картой по терминалу. – На его лице появляются красные пятна, подобные укусам насекомым. – Как будет удобно?

Я снова оглядываюсь. Волнение усиливается. Да что ж такое! В самый неподходящий момент встрял с курьером.

– Оплачу наличкой. Подожди пару минут.

Начинаются поиски толстовки, в которой я последний раз выходил из дома. В кармане вроде бы завалялась двадцатка.

– Проклятье! – В прихожей с вешалки падают все куртки, одна за другой. Вокруг настоящий бардак.

Спустя несколько минут я все же нахожу деньги и отдаю запуганному парню.

– Сдачу оставь себе, – киваю ему, – спасибо за ожидание.

Пакет с едой наконец оказывается в моих руках. Вероятность, что мама уже зашла в комнату, предельно высока. Делаю глубокий вдох и готовлюсь к худшему. Ее накроет очередная истерика. И она, возможно, решит, что я предатель. Сын-предатель. Чужой сын-предатель.

Полы подо мной скрипят. От страха увидеть маму заплаканной за ноутбуком все внутри сжимается. Давно надо было поговорить с ней о поисках настоящей матери, но я все не решался. Если мама сейчас у меня, я обязан заговорить. Откладывать больше нельзя.

Я слышу, что мама там. Она ждет. Снова малодушно хочу сбежать, но не даю себе ступить назад. Я должен поговорить с ней, раз она обо всем догадалась.

Ее покрасневшие от слез глаза первой пулей выстреливают мне в сердце. Затем летит вторая – из-за фотографии, что сжимают ее пальцы. И последняя пронзает еще глубже. Эта пуля проходит навылет.

Я вижу письмо родной матери на столе.

– Трес… – Она вся дрожит.

– Мам, – меня самого не слушается голос, – ты не думай, я еще не принял решение. Я еще думаю и скорее всего не…

– Стой! – перебивает меня мама. Она вытирает ладонью слезы и кладет фотографию на стол рядом с письмом. – Я должна сказать тебе, что на самом деле думаю по этому поводу. Я не могу больше держать это в себе и видеть, как ты мучаешься.

Я стою на сквозняке. Порывы ветра из открытого окна остужают пыл. О чем она думала до сегодняшнего дня? Сжимаю кулаки за спиной так сильно, как могу. Жду ее слов как вердикта. Приговора, который расставит все по местам. И покажет, где мое место.

– Мне было невыносимо скрывать от тебя правду. Я терзала себя девятнадцать лет. Каждый раз думала: еще годик и расскажу, но не сдерживала своих же обещаний. Трес, мое бремя молчания оказалось ничем по сравнению с твоим состоянием после услышанного. – Щеки мамы раскраснелись от того надрыва, с которым она делится своими переживаниями. – Это невозможно, – качает она головой, – я не хочу для тебя такого будущего. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Найти вторую семью и обрести еще один родной дом – это шанс, который нельзя упускать. Я не вечная, сын. И лучше, чтобы рядом у тебя были близкие люди. Не только я.

– Мам, хватит об этом… – не могу больше слушать про ее возможный уход.

– Нет, Трес, дай мне договорить. Это важно.

– Я слушаю.

– Ты все делаешь правильно. Найди ее, пока не стало слишком поздно. Жизнь идет. Мы вольны совершать ошибки. И одну я уже совершила. – Сожаление во взгляде мамы передается и мне. – Не сказала тебе правды в детстве. Если бы не смерть Кайла, то я бы не решилась. И тогда ты бы ничего не узнал.

– Ты боялась сказать мне?

Мама кивает, и с ее ресниц продолжают капать слезы. Она сжимает край рукава своей махровой кофты и подносит его к лицу.

– Очень боялась. Боялась, что правда разрушит наши отношения, что ты не сможешь воспринимать меня как раньше и любить как родную маму.

«Я потерялся, мама. Я не знаю, что чувствую».

– Понимаю, как нелегко тебе было, – отвечаю я через силу, – не вини себя.

– Я любила и люблю тебя каждой клеточкой сердца, Трес. Для меня ты никогда не был чужим. Вы с Кайлом делили мое сердце. Поровну.

«Вот только отец – нет. Он любил меня как чужого сына».

– Знай, я поддержу тебя, что бы ты ни решил. И я всегда здесь. Твой дом здесь.

Горло сдавливает. Тяжело глотать. Мама кидается ко мне в объятия. Утыкается в грудь. Ее руки гладят меня по волосам. Эмоции, словно молнии, мечутся внутри – я не понимаю самого себя. Что я ощущаю? Какие чувства мной завладели?

И только после того, как мама произносит решающие слова, я закрываю глаза и выдыхаю. На этот раз осознавая свой выбор.

– Поезжай, Трес. Поезжай, пока не стало поздно.

Глава 6. В поисках потерянного счастья

Трестен Райд

Выбор сделан. Салоу вместе с семьей Ривьера и подработкой официантом ждет меня. Руки зудят от предвкушения, я уже расчесал ладони до красных отметин.

Этот вариант подходит на все сто процентов. Работать официантом мне не в новинку: больше года я разносил еду и напитки, чтобы заработать денег для Кайла. Конечно, к концу рабочего дня чувствовал себя как после марафонского забега, но это вошло в привычку. Я готов к труду. У меня есть цель, которую хочу достичь, и я не собираюсь ни на что отвлекаться. Справлюсь со всем, чтобы найти… семью?

Люди, предлагающие комнату в Салоу, по описанию приятные и спокойные. Памелла и Хуан – владельцы ресторана. С ними живут Бридли и Абель – их дети. Парень – мой ровесник, а девушке восемнадцать.

В своем профиле Памелла пишет: «Мы рады видеть тех, кто едет к нам за счастьем».

Иронично. Начинаю смеяться. Громко. Горько.

Могу ли я назвать свою поездку путешествием за счастьем? За счастьем или…

В поисках счастья.

В поисках потерянного счастья.

Станет ли родная мать для меня счастьем? Усмехаюсь. Что я творю? Складывая последние вещи в чемодан, сам не понимаю, что делаю. Не понимаю, нужно ли мне все это. Любопытство берет вверх, и я оправдываю свою поездку им. Только ли любопытство толкает к поискам? Что убеждает меня поехать?

– Трес, – мама прерывает мои мысли неожиданным появлением на пороге комнаты, – ты собрался?

Озарение отзывается ускоряющимся сердцебиением. Я уезжаю от мамы. Не родной, но той, что отдала мне девятнадцать лет жизни. Уезжаю, потому что хочу посмотреть в глаза человеку, который оставил меня младенцем на произвол судьбы.

– Почти. Пять минут, и буду вызывать такси.

Застегиваю тугую молнию на нейлоновом чемодане и отставляю его в сторону. Со сборами покончено.

– Подойди ко мне, Трес.

Мама разводит руки в стороны, приглашая в объятия. В моих движениях вдруг появляется неловкость, и я скованно двигаюсь вперед. Привычный мамин запах немного успокаивает. Тревога отступает. Мама запускает пальцы в мои волосы и треплет их.

– Я буду очень скучать, – тихо говорит она, – очень-очень. Но так правильнее. Поезжай без сожаления. Тебе не о чем волноваться тут. Я справлюсь.

– Утром вновь казалось, что я совершаю ошибку.

– Тебе страшно. Любой на твоем месте испугался бы неизвестности. Но это возможность найти вторую семью. Я поддерживаю тебя в этом решении, сын.

Живот скручивает. Когда мама целует меня в щеку, я выдыхаю. Она видит, как я напряжен, и поэтому лишь крепче обнимает.

– Все будет хорошо. – Ее слова вселяют в меня уверенность. – Я рядом. Я всегда с тобой, что бы ни произошло.

– Мне нужно сказать кое-что важное, – голос дрожит и срывается на последнем слове, я делаю паузу и продолжаю: – Ты всегда была и остаешься моим самым родным человеком, м-м-мам.

Она вздрагивает. Еще раз целует меня и отпускает, чтобы снова не расплакаться.

– Все! Собрались! – восклицает мама. – Никаких слез и грустных прощаний.

– Пора вызывать такси.

– Вот! Займись делом, а я пока схожу причешусь. Мне скоро на работу.

Я слегка улыбаюсь. Мама удаляется в ванную, а я вспоминаю о письме. Рука тянется к шкафу. Достаю конверт с верхней полки и заглядываю внутрь. Проверяю, все ли на месте. В конверте не только обращение родной матери, но и «сувениры» от нее. Две монетки. Одна с выгравированной звездой по центру, а другая с надписью «Барселона». Интересно, о чем мать думала, когда выбирала их для меня. Что она хотела сказать? Вспоминается последняя строчка из письма.

«Когда нас превращают в пепел, мы возрождаемся в звезды».

Я много размышляю над этими словами, но не нахожу в них ничего особенного. Глупая ванильная цитата.

– Вызвал машину? – слышу сначала голос мамы, а вскоре и ее шаги. Она уже на пути в мою комнату. Одним движением убираю конверт в задний карман джинсов, решая переложить его уже в такси.

– Занимаюсь этим прямо сейчас.

Закончив с приготовлениями, я останавливаюсь у входной двери и еще раз оглядываю маму. Она всем своим видом показывает, что ничто не способно нарушить ее умиротворение, и это внушает мне уверенность в будущем.

Мама отпускает меня. Я это чувствую. Она держится до последнего. И только когда ее ладонь касается моей щеки, роняет слезу.

– Я с тобой.

* * *

– Молодой человек! Молодой человек, проснитесь!

Виски пульсируют. Я не сразу понимаю, где нахожусь.

– Самолет готовится к взлету. Будьте любезны, пристегните ремень безопасности и приведите спинку кресла в вертикальное положение.

Я вздрагиваю. В салоне холодно. Тело сотрясает озноб. Это лихорадка после сна, в котором я видел Кайла. Он – все еще открытая рана для меня. В беспамятстве я приехал в аэропорт и сел в самолет. И даже не заметил, как провалился в сон. Посадка закончилась, и мы уже взлетаем.

– Пристегнусь, – сквозь сонный дурман отвечаю бортпроводнице.

Голова раскалывается как после нокаута. Я беру чертов ремень и пристегиваюсь. Какой в нем толк? Если самолет упадет, ремень уж точно меня не спасет.

– Благодарю!

Стюардесса покидает ряд, где я сижу, и мысли возвращаются к Кайлу. Он нечасто снится мне. А если и снится, то после пробуждения я чувствую в груди тяжесть. Это ощущение невозможно описать. Я никогда не тонул, но, кажется, случись такое, на дне я ощущал бы что-то похожее. Осознание, что ничего нельзя сделать. Остается только сдаться в плен иссиня-черной воде. Монстру, что живет глубоко-глубоко.

– Черт…

Как мучительно даются воспоминания о нем. Недавно я приносил ему чай и тосты с апельсиновым джемом в постель. Недавно я держал его маленькую ручку и качал на качелях. Недавно я засыпал рядом с ним и молил бога, чтобы он проснулся.

После химиотерапии Кайл вроде бы пошел на поправку: врачи отмечали положительную динамику, как вдруг состояние снова ухудшилось. Мы были с ним словно на аттракционе под названием «жизнь-смерть»: то взлетали вверх, как на русских горках, то летели вниз со страхом разбиться.

Каждый раз я молился, когда переступал порог кабинета лечащего врача Кайла. Я, атеист, взывал к богу, потому что Кайл должен был жить. Мы с мамой хватались за любую возможность: я работал на трех работах, мама искала врачей. Мы делали все, чтобы он жил. Запах в больнице, казалось, мог убить даже мертвого. Я заходил в палату, и живот скручивало так, что тошнота подступала к горлу.

Я видел бледное лицо Кайла. Лицо, угасающее с каждым днем, как лампочка сломанного фонаря. Я бросил все силы на починку, чтобы эта лампочка вновь светила как раньше. Но здесь от меня почти ничего не зависело. Напряжение росло с каждым днем. Оно не давало моей крови остыть, и та кипела, заставляя всегда быть начеку. Я прислушивался к каждому вздоху Кайла ночами и вздрагивал, когда он переставал сопеть. Я боялся жить и постоянно ждал тьмы, которая могла в любую секунду забрать его.

Жизнь отнимает самых дорогих. И я не понаслышке знаю об этом.

Удивительно, как приходится принимать все, что подбрасывает тебе жизнь. Я откидываюсь на сиденье и бросаю взгляд в иллюминатор. Кресла подрагивают. Самолет начинает набирать скорость. Скоро я окажусь в жаркой Испании. Что меня там ждет? Много интересного. Для начала начос и холодное пиво в обед. На десерт – встреча с родной матерью.

Железная птица отрывается от земли, и я тоже взлетаю вместе с ней. Смотрю в новую жизнь, где вскоре не будет места прошлому. Нужно лишь набраться терпения.

Америка подо мной исчезает. Губы непроизвольно растягиваются в невеселой улыбке. Я никогда больше не вернусь сюда. Прежним.

Глава 7. Частичка моего американского сердца

Бридли Ривьера

– Да пошел ты!

– Следи за языком, Памелла!

– Это я должна следить? А ничего, что пять секунд назад ты назвал меня поломойкой?

– Ничего подобного я не говорил! А вот ты… Не ври!

– Не говорил? Ну конечно! А не ты ли намекнул, что я ничего не понимаю в бизнесе, Хуан?

Я еще не открыла глаза, а родители уже грызутся. Сколько можно! От головной боли хочется скулить. Сегодня воскресенье. С трудом заставляю себя оторвать голову от подушки. Спросонья не сразу нащупываю мобильник на тумбочке. Что-то падает на пол. Судя по тому, как разрываются виски, еще очень и очень рано, чтобы вставать.

После вечернего разговора с Абелем я полночи смотрела сериал. Снова пересматривала «Элиту», чтобы успокоиться. В итоге уснула в четыре утра.

– Я разведусь с тобой! Запомни мои слова!

Стены вибрируют – дверь соседней комнаты со всей силы влетает в проем. До меня только сейчас доходит, что комната, где должен поселиться Трестен, временно занята мамой. Она перебралась туда, чтобы не делить одну кровать с отцом.

Дела плохи: родители почти не общаются, а если и решаются заговорить друг с другом, то происходит скандал вселенских масштабов. Не верится, что мама и папа поливают друг друга грязью намеренно. Нет. Просто от злости говорят вслух все, что в голову придет.

Тот парень из Америки станет глотком свежего воздуха для нашей семьи и наверняка понравится маме. Она скучает по родной стране: по языку, менталитету. Мы все никак не может выбраться в Штаты: то не хватает денег, то появляются какие-то неожиданные проблемы. Три года назад мы уже собрались ехать, и тут вдруг у папы защемило нерв в пояснице. Он не смог не то что лететь, даже подняться с кровати. В итоге все остались дома ухаживать за ним.

Порой кажется, если бы мама была более уверена в своих решениях и не зависела от отца в финансовых и рабочих вопросах, то давно купила бы билет на первый же рейс из Барселоны в Чикаго. Родители познакомились там, в забегаловке «Тишь», где мама подрабатывала официанткой, когда заканчивала университет. У нее был план: после построить карьеру в рекламе. Однако ему не суждено было осуществиться, ведь на пороге «Тиши» одним вечером появился отец. Они сразу потерялись друг в друге. Спустя неделю они уже были готовы пожениться. Отец приехал в Чикаго на съезд рестораторов. Молодой амбициозный мужчина с огромным желанием открыть свой бизнес, но только в родной стране, в Испании. Не знаю, как мама согласилась на переезд. Но сразу после университета она оставила Штаты и прилетела в Салоу.

Мама поверила в отца, когда у того было пусто в карманах. Она отправилась за ним с единственной целью – быть рядом и поддержать во всех начинаниях. Они начали с маленького бизнеса – открыли палатку с хот-догами неподалеку от «ПортАвентура». И мама не давала отцу сдаться. Не оставила его, даже когда дела были совсем плохи. А спустя несколько лет у них наконец-то все получилось. Ведь порой выигрывает не только тот, кто быстро получает желаемое, но и тот, кто умеет ждать.

Семейный ресторан «Перекресток сердец» существует уже десять лет, радуя туристов вкуснейшей испанской паэльей, американскими бургерами и десертами. Никто из родителей не говорил, но я знаю, что название несет в себе и скрытый смысл.

Ресторан – это монумент. Он – символ встречи, место, где пересеклись их сердца.

Мы с Абелем и Амадисом там частые гости. Иногда отец приглашает нас на ужин, и после учебы мы заскакиваем к нему. А в выходные остаемся на целый день, если нет большого наплыва людей.

От воспоминаний о ресторане, об ароматах блюд просыпается аппетит. Живот скручивает от голода – он издает зловещее урчание. Со сном на сегодня покончено. Есть дела поважнее. Я поднимаюсь с кровати, быстро привожу себя в порядок и выскальзываю из комнаты.

– Мам? – стучу в дверь и, удостоверившись, что рядом нет отца, перехожу на английский. – Впусти свою розочку, хочу немного побыть с тобой.

Знаю, этот трюк сработает. Опираюсь на стену и жду. И все же это крайне необычно, что маме потребовалось так мало времени, чтобы влюбиться в отца.

Неужели сердце способно открыться человеку в одно мгновение? Со мной такого еще не происходило. Амадис не появился в моей жизни неожиданно. Он всегда был рядом с Абелем со времен вступления брата в футбольный клуб. Поэтому и я с ним часто виделась. Я много слышала об Амадисе от школьных подруг, Абеля и родителей, и он меня заинтересовал.

Ухаживать за мной он начал в середине десятого класса – завалился к нам домой, встал в дверном проеме и ждал меня, чтобы позвать кататься на роликах. Первое свидание закончилось нашим падением из-за его неуклюжести: я тогда разбила в кровь коленку, а Амадис порвал штанину. Вместо того чтобы плакать, я начала смеяться. Амадис прервал мой хохот внезапным и таким напористым поцелуем, что я ответила на него больше из любопытства, чем от желания. Можно ли считать нас парой? Пойдет ли один за другим до конца, как это сделали мама и отец? Я не знаю.

– Милая, – мама отвечает на английском, появляясь в дверном проеме, – проходи, конечно.

Я обнимаю маму и прохожу в комнату. Осматриваюсь и про себя ухмыляюсь: обои цвета фуксии. Кто знает, вдруг нашему новому соседу они приглянутся. Вторая стена, вся в пышных бутонах цветов, заставляет в этом усомниться. Розовые ковры на полу окончательно разбивают мои надежды. Трестену явно «понравится» интерьер.

Тревога зарождается внутри, когда я завожу с мамой разговор, который подведет к новости о новом жильце. Нужно рассказать про идею Абеля и как вечером я осуществила ее. А это значит, что Трестен уже весь в сборах. Пойти первой к отцу страшно, поэтому я начинаю с мамы.

– У вас с папой тяжелый период?

Улыбка исчезает с маминого лица, во взгляде – разочарование и страх, и она отводит глаза. Подходит к кровати, хватает плед и нервно стелет его поверх одеяла.

– Крайне тяжелый, Бри. Видимо, мы устали друг от друга.

Устали? Как она может такое говорить?

– Прости, мам, что вмешиваюсь, но при чем тут усталость?

– Милая, я не знаю, как по-другому описать, что между нами происходит. Мне надоели его ежедневные нравоучения, что и как делать. Не помню, когда в последний раз он приглашал меня на свидание, когда водил в ресторан, когда дарил подарки. Уже несколько лет Хуан даже к морю не предлагал мне прогуляться.

– Мне казалось, он лишь давал тебе советы по управлению рестораном, – снова говорю я то, чего не следует. – Они в самом деле тебя обижают?

Мама избегает моего взгляда. Она поправляет спадающую на лицо челку и обмахивает руками лицо из-за жары.

– Дело не в этом, Бри. Я не получаю от него внимания, не чувствую себя любимой. Такое ощущение, что я работаю на твоего отца! Работаю!

Я неосознанно прикусываю язык и вздрагиваю. Мама считает, что нужна отцу как работник, а не как женщина. Вот в чем суть кризиса их отношений.

– Ты не представляешь, как мне надоели все эти отговорки: «У нас нет возможности поехать в Штаты сию секунду, следующим летом соберемся». Бри, – мама подсаживается ближе, – я скучаю по Америке. Твой отец – частичка моего американского сердца, потому что я уехала оттуда, когда влюбилась в его глаза, зовущие к морю. Я отдала свое сердце, и оно вырвалось из клетки, а сейчас потухло и будто снова заперто.

По ее взгляду ясно – мама влюблена в отца так же сильно, как и много лет назад. Ей просто необходимо от него больше внимания, ласки, теплоты и понимания. Папины чувства с годами немного притупились, он привык к обыденной жизни и забыл, каково это – ухаживать за любимой женщиной. Значит, нужно растормошить его. Я думаю, что в их жизни просто необходим свежий ветер. И, возможно, этим ветром перемен станет приезд Трестена из Америки.

Что ж, пора поставить в известность маму. Она должна знать, что скоро в нашу жизнь ворвется незнакомый парень.

– Думаю, я знаю, как все исправить. Только сначала выслушай меня, мам, – прошу, ласково касаясь пальцами ее кисти. – Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное.

– Абеля исключили из университета?

Она охает. Ее грудь вздымается от нахлынувшего волнения. Мама напрягается и прижимает руки к груди, косясь в мою сторону.

– Нет-нет, мам. Он еще не настолько отупел.

Она расслабляется.

Абель, конечно, иногда творит всякую ересь, но до отчисления из университета дело не доходит. Иначе одной проблемой стало бы больше, а их и так хватает. Настанет день, когда брату придется начать брать ответственность за свои поступки, но не сейчас.

– Так что за новость?

Я хочу сказать маме все прямо, чтобы это воспринялось как данность. Выдыхаю и с внезапно появившейся уверенностью говорю:

– К нам скоро приедет гость.

– Ребекка? – теряется мама.

Мама имеет в виду мою бывшую одноклассницу, которая к этой ситуации не имеет отношения. Хоть Ребекка и переживает нелегкие времена из-за ремонта, к нам переехать для нее сродни самоубийству. Она терпеть не может Абеля из-за его дурацких шуток. И даже старается лишний раз к нам не заходить.

– Нет. Ребекка тут ни при чем.

– Тогда о ком ты говоришь?

– Мы с Абелем посоветовались, и я ответила приглашением на заявку. Помнишь, вы искали официанта?

На одном дыхании я выдаю всю правду. Тянуть ни к чему. Больше всего на свете я боюсь развода родителей, а не последствий этого признания.

– Что ты сделала? – Глаза мамы округляются. – Я же сказала снять это объявление!

Она вскакивает с места и начинает метаться по комнате, хватая ртом воздух. Мама запускает руки в свои темные волосы и поднимает их. Она похожа на какого-то безумного ученого, который только что провалил главное исследование в своей жизни.

Вместо того чтобы как-то успокоить маму, озвучиваю самый весомый для нее аргумент.

– Американец. К нам приедет американец!

Я встаю с дивана и восклицаю так громко, что мама замирает и сводит брови, осознавая услышанное.

– И что теперь делать? – На ней лица нет. – Как нам отменить это?

– Никак. Мам, у него вылет через несколько дней. Билет на руках. Поздно что-то отменять.

– Как поздно? Санта-Мария! Его даже поселить некуда!

Мама шокирована. Она осторожно присаживается на край кровати и в растерянности качает головой.

– Бридли Ривьера, где мы, скажи на милость, должны его разместить? На своей голове, может быть?

– В этой комнате.

– Нет-нет! Нет. Я не вернусь к твоему отцу.

– Не отказывайся сразу, мам, – прошу ее выслушать меня. – Давай поговорим о плюсах, их много.

– Вот что ты придумала? – мама продолжает качать головой. – Какие тут могут быть плюсы?

– Например, стоит подумать о том, как вы будете справляться в сезон без дополнительных рук? – закидываю удочку. – Этот парень поработает, принесет ресторану прибыль. Может, тогда мы и сможем накопить на путешествие в Штаты. Как тебе такой плюс?

– Милая, такие решения не принимаются в одночасье. – Мама потихоньку приходит в себя. – Как ты не побоялась моей реакции? Как ты, в конце концов, не побоялась реакции отца?

– Мы с Абелем волнуемся за вас.

Вдруг замечаю ее дрожащие руки и в следующую секунду протягиваю маме стакан воды. Она залпом выпивает содержимое, отдает стакан и прижимает кулак к бледным губам.

– Но… Но…

В ее голосе слышится надлом, и он обрывается, словно ниточка. И я, глядя на маму, вижу в ней испуганного ребенка. Ребенка, который боится потерять свое счастье. В ее случае – любимого мужчину, нашего отца и шанс на совместное будущее.

– Я обещаю тебе, что все будет хорошо. Мам, это лучшее решение в нашей жизни!

– Как мы с твоим отцом будем жить в одной комнате?

– Как раньше, – добавляю позитива, – одной дружной семьей.

– Какой мы больше не являемся.

– Это сблизит вас.

– И в кого ты такая настырная? – хитро прищуривается мама. – Конечно же, в…

– В тебя! – не даю ей договорить.

– Не представляю, как мы это провернем. – Ее обескураженность немного пугает меня, но, когда разговор переключается на Трестена, она становится спокойнее. – А что ты говорила? Он американец?

– Трестен из Атланты.

– Сколько ему лет?

– Ровесник Абеля.

– Что-то еще о нем известно?

Мама кажется заинтересованной.

– Я пришлю тебе его анкету, – подмигиваю ей, – он трудолюбивый и ответственный. То, что нужно.

– Ладно. Давай попробуем.

Я ликую! Все идет как надо. Я не ошиблась, когда отправила обратное письмо.

Мама дарит мне легкий поцелуй в лоб и шепчет:

– Спасибо, что помогаете нам с папой, таким дуракам, искать выход из лабиринта. Иногда самим сложно выбрать правильный путь.

– Главное, не расстраивайся, мам, – пытаюсь подбодрить ее, – все только-только начинается.