Текст книги "Звезды из пепла"

Глава 14. И так красивая

Трестен Райд

Я ставлю мешок с картофелем в подсобку и, вытирая грязные руки о фартук, исподлобья смотрю на Хуана. Он выглядит удовлетворенным моей работой. Я перетаскал уже шесть мешков с улицы в подсобку. С меня стекает пот, и футболку можно выжимать как половую тряпку.

– Отличная работа, Трестен. А в тебе больше силенок, чем я думал.

Хуан протягивает руку, и я отвечаю рукопожатием. Усмехаюсь и отхожу, вытирая краем футболки свое лицо.

– Можешь пойти умыться, – показывает он рукой направо. – Там у нас ванная комната.

– Спасибо, было бы здорово освежиться.

– Иди, а потом я расскажу тебе о работе в зале и за кассой.

Я киваю и прохожу мимо Хуана. Сегодняшний день потрачен на адаптацию к работе. И меня это нисколько не беспокоит. Большие планы есть на завтра: окончательно разберусь с вещами и начну поиски дома матери – в письме она оставила свой адрес.

Следую по коридору, ведущему к ванной комнате, размышляя, как было бы круто купить холодного пива и выпить его на берегу вечером. Захватить пачку чипсов с паприкой и беконом и посмотреть футбол, сидя на теплом песке. Но не успеваю повернуть за угол, как кто-то налетает на меня и носом утыкается в грудь.

– Эй! – следует резкий негодующий крик.

Я опускаю голову и вижу макушку с белокурыми волосами, доходящими до плеч. И, когда девушка наконец выпрямляет спину, я узнаю ее. Лусия, с которой нам сегодня так и не удалось познакомиться.

– Извини, – она произносит это высоким голосом, – я тебя не заметила.

– Твой нос знатно врезался мне в грудь, – смеюсь я.

– Да, он у меня такой, острый, – Лусия хихикает, поглаживая нос, – но я люблю его. И в горбинке есть свой шарм. Ты не думай, меня этим не обидеть. Я привыкла.

Недоумевая, поднимаю бровь. Я не мог и подумать, что она комплексует. Абсолютно нормальный нос, я и не заметил горбинки, пока она не сказала. И в мыслях не было намекнуть ей на ее изюминку.

– Я не имел в виду ничего такого, – потирая руки, говорю ей.

На Лусии маленький обтягивающий белый топ, по цвету сливающийся с ее волосами. Пусть вырез и скромный, но длина топа явно неприемлемая для работы. Это определенно не понравится Памелле. Хмыкаю и спрашиваю:

– По каким дням ты работаешь?

Она хлопает глазами, а затем обводит меня внимательным взглядом.

– Я тут с понедельника по среду. Работаю из-за матери. – Лусия прерывается и моргает левым глазом три раза.

Я понимаю, что это нервный тик, и делаю вид, что не обращаю на него внимания. После секунды неловкости Лусия продолжает:

– Я должна как-то оправдать надежды и принести домой немного бумажек.

– Родители давят?

– Не особенно. Скорее я чувствую вину, что не поступила в универ и подвела их. Доктора в семье теперь не видать, а они очень хотели.

Она пожимает плечами, и я чувствую, как губы горят от ее напористого взгляда. Кажется, теперь объектом ее внимания точно будут не барная стойка и касса.

– Трестен! – От баса Хуана я вздрагиваю. – Ты еще не дошел до ванной? Должен был уже вернуться.

– Сейчас вернусь, – кричу ему в ответ.

Делаю шаг вперед к Лусии, и она с улыбкой отходит в сторону, чтобы пропустить меня.

– Поговорим позже, – бросаю ей перед тем, как уйти.

Ее глаз вновь дергается, и я кивком даю понять, что еще вернусь.

Зайдя в уборную, сразу включаю воду. Сложно назвать это ванной: посреди небольшого помещения стоит умывальник, справа стиральная машина и чуть в стороне душевая кабина.

Заходить в кабину точно не буду, потому что нет сменной одежды. А надевать несвежую после душа я терпеть не могу. Что может быть хуже, чем надетая на чистое тело поношенная одежда? Снимаю майку и кладу ее на стиральную машинку. Обливаю лицо водой, брызгаю на шею, чтобы хоть как-то освежиться. Холодная вода стекает вниз на торс и немного снижает жар. Соленый пот сходит с тела – я выдыхаю с облегчением. Ненавижу быть грязным. У себя в Штатах я принимал душ дважды в день.

Беру наконец бумажные полотенца, чтобы вытереться. Почти отрываю лист, как позади распахивается дверь. Я смотрю в отражение в зеркале и вижу в нем шокированное лицо Мышки. Видимо, бегала по своим норкам и добралась до «Перекрестка».

Ее нижняя челюсть опускается: губы, налитые клубничным оттенком, распахиваются в изумлении.

– Эм, – говорит она вместо приветствия.

Кажется, Бридли шокирована моим присутствием – это видно по выражению ее лица и скованности позы. Она не двигается и ошарашенно смотрит на меня. Я перевожу взгляд на майку, лежащую на стиральной машине, и думаю надеть ее. Однако, видя, как Мышка облизывает губы, решаю не торопиться.

– Похоже, встречи в ванной становятся традицией. Завтра в какой ванной встретимся? – ухмыляюсь я, замечая ее растерянность.

– Даже не мечтай, – фыркает она и выхватывает рулон бумажных полотенец.

– У тебя скверный характер, Бридли Ривьера.

– Ты меня не знаешь.

– Ты права, но эффект первого впечатления уж слишком силен.

– Значит, ты уже понял, что я сразу перехожу в атаку, когда кто-то ведет себя со мной как идиот.

Ее дерзость смешит меня, но, должен признать, это выглядит довольно мило. Она хмурит брови домиком и становится похожа на мышонка Джерри из мультфильма.

– Я придерживаюсь такой же тактики, – отвечаю ей, – знаешь, что это значит?

Мышка скрещивает руки на груди.

– И что? – хмыкает она.

Бридли даже не догадывается, что я тоже приготовил для нее сюрприз, как и она мне утром. Ей нужно только дождаться его.

– Будь осторожна. В любую секунду можешь ступить своей ножкой на заряженный снаряд. Он чрезвычайно опасен, – подмигиваю ей. – Взорвется в одно мгновение.

– Разминирую, если надо будет.

Она гневно отрывает себе бумажное полотенце, и рулон в следующую секунду прилетает мне в руки. Мышка взрывается от злости.

Бридли подходит ближе: она хочет пройти к раковине, но я преграждаю путь. До носа долетает аромат ее сладких духов: смесь жасмина, пионов и мармелада. Они кажутся мне чарующими, будто я в цветочном саду.

– Дай мне пройти, – Бридли напрягается, – мне нужно смыть макияж. Не видишь, размазался?

Она машет пальцами возле лица и всем свои видом пытается доказать, что наполовину стершаяся стрелка испортила ее облик. Сдаюсь под натиском и пропускаю ее к раковине.

Оглядываю Мышку со спины и сразу же отворачиваюсь. Нет, нет, нет. Не надо, Райд. Просто выйди из ванной и проветрись. Тебе нельзя усложнять себе жизнь.

– И так красивая. Без стрелок, – последнее, что я произношу перед тем, как оставить ее одну.

После ругаю себя за чрезмерную эмоциональность. Зачем я вообще это сказал? Мог бы держать свои мысли при себе. Хотя мысли и Бридли Ривьера никак не должны пересекаться. Мне нужно на воздух.

Двигаюсь к двери в зал, где уже не так мало посетителей, как было с утра. Ресторан гудит: разноголосье гостей, жужжащая кофемашина, крики Памеллы, чей-то смех. Уши вянут от непривычки. Я подхожу к бару и вдыхаю пряный аромат кофе, который только что приготовила Лусия. Она уже успела собрать волосы и надеть фартук. Видимо, Памелла все же заставила ее быть сдержаннее в одежде.

– Эй! Лусия! – окликая, к ней направляется брюнет.

Черты его лица кажутся знакомыми. Где-то я его уже видел.

– Где Бридли? Ее нет семь минут. – Парень хочет казаться властным и решительным, только вот Лусии наплевать на его корону.

Я встречаюсь с ней взглядом. Она ищет поддержки у меня? Не может справиться с этим парнем сама?

До меня доходит, кто это может быть. Ищет Бридли? Интересно-интересно. Так вот о ком Мышка говорила вечером за столом с Памеллой.

– Ты лампочку проглотила?

Придурок. Кулаки чешутся. Я встаю перед Лусией и оказываюсь лицом к лицу с напыщенным индюком, который строит из себя невесть что.

– Эй, – обращаюсь к нему, – повежливее.

Его лицо приобретает бордовый оттенок, как у хорошего испанского вина.

– Бридли ищешь? Она только что была со мной в ванной.

– Что?

Он одной рукой хватает меня за майку. Я в ответ лишь ухмыляюсь и вызывающе вскидываю брови. Парень замечает на мне капли воды и понимает, что я не вру: я действительно был с Бридли в ванной. Наедине.

– Ты кто такой? – буквально выплевывает он мне в лицо.

– Расслабься, – отвечаю, отталкивая его, – у меня на этот город другие планы.

– Какие планы? Ты кто такой?

Похоже, он тот еще собственник и не отпускает Мышку ни на шаг от себя. Интересно, как ей живется в такой клетке? Ни шагнуть, ни вздохнуть без его ведома.

Бридли ведь умеет за себя постоять. Так почему не даст отпор ему? Что ее держит?

– Бридли?

Мышка появляется в зале и уверенным шагом идет вперед. Однако, как только замечает нас вдвоем, начинает нервно рыскать взглядом по залу. Видимо, пугается увиденной картины.

– Амадис? – обращается она к нему, и я наконец вспоминаю, что слышал это имя за столом. – Ты же обещал подождать в машине.

– Ты задержалась, и… – он задумывается на секунду и оборачивается ко мне, дергая желваками, – я решил проверить, все ли у тебя в порядке.

– У меня все хорошо, а у тебя? Ты красный как рак.

Мышка теперь глядит в мою сторону и пытается понять, что здесь произошло. А точнее, дерзил ли Амадис, разузнал ли, кто я и что я буду жить рядом с ней три месяца. Стена к стене. Почти кровать к кровати.

– Да, все нормально. Твоя подруга еще не пришла?

– Нет, она задерживается.

Мышка заглядывает в телефон, после чего закрывается, скрещивая руки на груди. Видно, что ей некомфортно стоять между Амадисом и мной.

Лусия отходит к столику обслуживать клиентов, чтобы не влезать в передрягу. И я считаю это лучшим решением, которое она могла принять.

– Тогда я закажу пока что-нибудь, подождем ее и поужинаем. Согласна?

Я, как зритель, наблюдаю со стороны за разыгрывающейся сценой. Аромат цветочных духов Мышки заглушает кофе и оказывает приятный расслабляющий эффект на тело.

– Я не голодна, Амадис, спасибо. Если ты хочешь, закажи что-нибудь.

– Ладно, тогда выпьем мохито?

Мышка закусывает губу и убирает упавшие пряди светлых волос за ухо. Амадис одной рукой притягивает ее за талию. Демонстрирует, кто здесь ее парень. Все это представление для меня.

– Ты что, специально это устраиваешь? – шепчет она ему, но мне удается расслышать.

– Идем, сядем, – Амадис меняет тему, – а ты, – он указывает пальцем на меня, – сделай нам два мохито.

Рассчитывает, что я расстелю перед ним красную дорожку? Да я бы врезал ему, если бы был в Штатах, на ринге.

– Трестен, – Лусия подходит очень вовремя. – Я все сделаю.

Она подмигивает.

– Спасибо, Лусия.

Мышка с Амадисом садятся внутри ресторана. Он все еще следит за мной: показательно обнимает Бридли и целует в шею. Заявляет права на нее. Но она не игрушка. Раздражаюсь и ухожу прочь на склад к Хуану, пока он окончательно не разозлился и не уволил меня.

И все же в Бридли есть что-то, что заставляет возвращаться мыслями к ней. И я долго думаю, пока не прихожу к мысли: если Бридли нужна будет помощь, я протяну ей руку.

Глава 15. Чудовище вернулось

Бридли Ривьера

– Зачем ты устроил этот концерт?

Амадис весь покрыт пятнами алого цвета. Он настолько зол, что его ярость будто отравляет воздух вокруг, и я, не желая находиться в этом ядовитом облаке, пересаживаюсь на диван напротив. Показываю ему, что надо выдохнуть, но Амадис, кажется, совершенно не замечает моего негодования.

– Мы же с тобой говорили, – мой голос спокоен, – ты обещал, что будешь держать себя в руках, чтобы то твое состояние не вернулось.

Мне не по себе даже от упоминания. Если это повторится, я просто сразу запишу нас обоих к кардиологу. Мое сердце точно не выдержит еще одного такого эпизода.

– Я устроил концерт? А ты ничего не хочешь мне рассказать? Кто этот, черт возьми, Аполлон?

– Из всего произошедшего ты заметил только то, что он хорош собой?

Это настолько абсурдно, что я начинаю хохотать.

– Тебе смешно? А я не вижу тут ничего забавного, Бридли.

Тон его голоса задевает меня, и желание смеяться пропадает.

– Успокойся, Амадис. Этот парень… так, – поправляю волосы, чтобы прикрыть уши, – знакомый мамы.

Я выпрямляюсь, а Амадис тянется к моим волосам. Нет!

– Знакомый мамы? Что? – Он хмурится. – Лжешь – у тебя правое ухо покраснело.

Как же бесит эта моя реакция на собственное вранье. Невозможно ничего скрыть.

– Ты не захочешь даже слушать, если я начну рассказывать правду. Разозлишься, как обычно. А я снова буду чувствовать себя так, словно стою в сливной яме.

– Когда это я вымещал злость на тебе?

Амадис не замечает ничего вокруг себя, и на какое-то мгновение я чувствую укол грусти в сердце. Наверное, так жить проще: когда не видишь своих ошибок и не испытываешь ни за что вину.

– Бридли, только не говори мне, что он тот, о ком я думаю.

Его кулаки сжимаются: костяшки белеют, вены на руках вздуваются, каждая мышца тела напрягается.

– Твою мать, это что, тот самый новый работник и ваш жилец?

Он бьет кулаком по столу.

Удар.

Еще один.

И еще один.

Он останавливается, когда замечает, что обращает на себя внимание людей за соседними столиками. Они косятся на него с недоумением.

Я привыкла к его выходкам: Амадис неисправим. Не знаю, что должно произойти, чтобы он хоть раз смог уравновешенно решить проблему или хотя бы спокойно обсудить ее.

– Похоже на то, – произношу первое, что приходит на ум.

– Вы с ума сошли все? Где Абель? Где он был, когда принималось это решение?

Совсем рядом, Амадис. Совсем рядом.

– Я не понимаю, как ты могла согласиться на эту авантюру!

А я не понимаю его. Совсем! Эгоизм Амадиса временами разрастается до невероятных размеров.

– Как я могла? А ничего, Амадис, что мой отец ночует в ресторане, а не дома? Ничего, что мама страдает от их постоянных ссор?

Равнодушие Амадиса ранит. Я хочу высказаться и поставить его на место, но, когда вижу, что он вдруг бледнеет, отбрасываю эти мысли. Его лицо становится белым как мел. Я пугаюсь и быстро беру его ладонь в свои.

– Это возвращается. – Он зажмуривается и начинает считать секунды. – Если я сейчас не досчитаю до десяти, ты…

– Тише, Амадис.

– Ты…

Он хватается за горло и мысленно начинает отсчет. Невыносимо видеть его страдания.

– Ты умрешь, – повторяет Амадис в агонии, с закрытыми глазами, – умрешь.

На его лбу появляются капли пота, и я подхожу, сажусь рядом и крепко его обнимаю, чтобы он почувствовал мою поддержку.

– Если я не успею посчитать, ты умрешь. Я не хочу. Не хочу тебя терять.

Я обнимаю его так крепко – что есть силы – и прошу Вселенную, чтобы приступы Амадиса прекратились.

– Ненавижу свою жизнь, – бормочет он в судорогах, сжимая мои плечи, – когда уже отпустит?

– Ты долго находился в ремиссии, – шепчу ему на ухо, пытаясь успокоить, – как только перестанешь нервничать по пустякам, все снова станет нормально.

Поглаживаю его спину, стараясь отдать все тепло, что есть у меня. Амадис постепенно затихает, словно растворяясь во мне. Я – его успокоительное, как и всегда. Он наконец досчитывает до конца и выдыхает. Мы сидим в обнимку еще несколько минут, прежде чем он продолжает.

– Я снова страдаю от навязчивых мыслей. Каждый день перед сном тринадцать раз переворачиваю подушку. Это словно какая-то игра, Бридли. В ней враг пытается убить тебя. А я делаю все возможное, чтобы ты выжила.

– Амадис, – в горле встает ком, – это лишь мысли, это не реальность. В реальности мы сейчас просто сидим в ресторане.

Что происходит с ним, известно только мне и Абелю, который двадцать четыре на семь находится с Амадисом. Он просто-напросто не может не знать о такой большой теневой стороне лучшего друга.

Психические расстройства не щадят никого. Но на долю Амадиса выпало одно из самых неспокойных – обсессивно-компульсивное расстройство. Время от времени оно не дает ему жить нормально. В его голову лезут навязчивые трагичные мысли, от которых невозможно избавиться. Иногда они достигают таких масштабов, что мозг Амадиса не справляется. Они заставляют его чувствовать тревогу. И он сам не замечает, как в голове рождается цель – чтобы никто не пострадал, нужно начать считать.

Обычно объектом тревоги являюсь я. Амадис думает, что со мной произойдет нечто ужасное, если он не закончит ритуал, который запрограммировал его мозг. Малейший стресс – и Амадис захвачен монстром.

В такие периоды я стараюсь проводить с ним как можно больше времени. Какое-то время все было хорошо, я даже посмела допустить мысль, что монстр, пожирающий разум Амадиса, оставил его. Как вдруг… Его неожиданное возвращение застало врасплох нас обоих.

– Я так люблю тебя! – Амадис зарывается лицом в мои волосы. – Слов не хватит, чтобы сказать, как сильно.

Мои губы касаются его щеки и оставляют нежный поцелуй. Спокойствие Амадиса приобретает статус «на вес золота». А значит, в ближайшее время я точно буду максимально сдержана.

* * *

– Вау!

– Что?

– Твоя подруга будто бы с Луны свалилась. Как она может не знать Андреса Иньесту[1]1
  Андрес Иньеста – один из самых выдающихся игроков в истории мирового футбола и самый титулованный испанский футболист.


[Закрыть]?

– А как ты можешь не знать, чем консилер отличается от тона?

Через двадцать минут после приступа Амадиса пришла Ребекка. И нам пришлось сидеть за столом втроем. Она сильно опоздала, и сил разговаривать уже не было. Я прилично переутомилась из-за нервного срыва Амадиса, так что наши посиделки продлились недолго. Лучше бы отменила встречу, потому что она была бесполезной. Я почти не слушала, что говорит подруга, и на вопросы Ребекки лишь качала головой и отвечала общими фразами.

Все мои мысли были об Амадисе. Его приступ разрушил все надежды. Я только-только подумала о том, что жизнь налаживается, а теперь… Теперь будто снова падаю в пропасть.

– Тебе лучше?

– Да, – Амадис заводит машину, – иногда бывает крайне тяжело, но ты же понимаешь, когда ты рядом, я со всем справлюсь.

Триггер срабатывает. Снова разговор о состоянии Амадиса и снова в машине. Тело лихорадит: коленки дрожат, мелкая дрожь рассеивается по спине.

– Понимаю. – В горле словно застряла рыбная косточка, не давая сделать вдох и продолжить фразу.

– Я чувствую себя спокойнее, когда могу держать тебя за руку и слышать твой голос.

Взгляд Амадиса перемещается с дороги на меня. Кажется, он отдает мне все тепло мира. Согреваюсь снаружи, но ледяные глыбы в сердце отказываются таять. До них доходят лишь солнечные блики.

– Меньше нервов, Кабальеро, – говорю ему воинственно, – тогда ты все преодолеешь.

– Мы преодолеем.

Оставшаяся часть поездки проходит в тишине, и я благодарю Амадиса за этот ценный подарок. Мне хочется лишь прикрыть глаза, углубиться в собственные мысли и раствориться в них. Обсуждать произошедшее в сотый раз было бы пыткой для меня. Быстро прощаюсь с Амадисом и выскакиваю из машины. Не хочется сразу бежать в дом, поэтому выбор, где провести вечер, падает на задний двор.

Присаживаюсь на качели. С них давно слезла вся краска, и теперь вместо оранжевого они цвета ржавой трубы. Не раскачиваюсь, а лишь откидываюсь чуть-чуть назад. Затишье на улице очаровывает. Для меня безмерно ценны моменты, когда балбес Абель не устраивает цирк перед родителями, мама с папой не собачатся, и можно спокойно посидеть в тишине и прислушаться к самой себе.

Мне удается полностью уйти в себя. Возникает желание прыгнуть в море с пирса и уплыть далеко-далеко. Все мои мысли – о безграничной свободе.

О свободе, которая позволит открыть для меня клетку и подтолкнет к полету.

Самое сложное – сделать шаг вперед, а после крылья сами расправятся и страх исчезнет. Обрести бы только свободу, и все будет иначе.

Мечты об этом приходится поставить на паузу, когда я замечаю у крыльца отца. Что ж, помечтаю в другой раз.

Приход папы удивляет меня. Он не заходит внутрь. А я прячусь за деревом, не желая быть пойманной. Интересно, что отец будет делать? Откроет дверь своими ключами и зайдет? Останется или заберет вещи и уедет? Проходит около трех минут, и я слышу позади себя звонок велосипеда. Это мама.

– Почему ты здесь? – спрашивает она отца, оглядывая его с ног до головы.

Она с трудом снимает с велосипеда кучу тяжелых пакетов и ставит их на землю.

– Это мой дом! – Отец в своем репертуаре. – Ты везла все это одна?

Видя мамину ухмылку, он упирает руки в бока и выдает:

– Дай сюда!

Я тихо смеюсь. За ними порой очень весело наблюдать со стороны: два ребенка не могут поделить игрушку.

Отец выхватывает у мамы пакеты и гордо шагает с ключом в дом. А мама остается на улице и по-детски улыбается. Я знаю эту ее улыбку – это вера в то, что все может наладиться.

Я радуюсь за родителей и понимаю, что нам с Абелем не придется жалеть о содеянном: Трестен Райд приехал сюда не зря.

По крайней мере, его присутствие уже способствует подвижкам в отношениях родителей.