Текст книги "Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи"

5
«Касаться руками его королевского величества»

В начале своего правления, когда Генрих находился на пике юности и силы, он поднимался на рассвете и на несколько часов отправлялся на охоту – порой охота затягивалась до заката. Придворный и дипломат Ричард Пейс сообщал кардиналу Вулси, что в течение лета «король каждый день, за исключением святых дней, поднимается в четыре или пять [утра] и охотится до девяти или до ночи»[151]151
  LP Henry VIII, Vol. III, Part i, p. 350.


[Закрыть]. В холодные месяцы Генрих поднимался позже, обычно около восьми. Поначалу во время охоты его всегда сопровождала большая свита. Но их шумное веселье, «докучливое и излишнее», так ему мешало, что со временем он ограничил количество спутников до нескольких самых приближенных – и среди них часто была его супруга, Екатерина, прекрасная наездница[152]152
  Weir, Henry VIII, p. 107.


[Закрыть].

Чтобы помочь королю подготовиться к охоте и другим придворным развлечениям, слугам личных покоев приходилось подниматься еще раньше монарха. Придворные правила требовали, чтобы грумы личных покоев поднимались в шесть утра. Они должны были убрать и привести в порядок комнаты короля до его пробуждения. Но когда Генрих отправлялся на охоту, им приходилось подниматься намного раньше. Хотя Тюдоры и не знали о существовании бактерий, связь между грязью и болезнями была им очевидна, поэтому королевские покои должны были быть чисты «от всех видов грязи»[153]153
  Weir, Henry VIII, p. 54.


[Закрыть]. В каждой королевской резиденции имелся постоянный персонал для полной и тщательной уборки на случай, если король и его свита надумают приехать. Эти люди мыли и чистили каждый уголок дворца – каждый дюйм пола, стен и даже потолков.

Убравшись в королевских покоях, грумы будили эсквайров, которые спали в комнате, примыкающей к королевской спальне. Это им удавалось не всегда. Генрих не раз жаловался, что эсквайры продолжают храпеть, когда сам он уже поднялся и оделся. Когда эсквайры все же вылезали из постелей, они входили в спальню своего царственного хозяина, чтобы «приготовить его и одеть его в его белье». Белье короля хранилось в спальне в одном из двух сундуков. Обычно белье перекладывали свежими травами, чтобы придать ему приятный запах. В другой сундук складывали грязное белье, предназначенное для стирки в королевской прачечной. Если эсквайрам требовалась какая-то дополнительная одежда для конкретного дня, то эти предметы им вручали грумы в дверях спальни, а тем их, в свою очередь, «честно и чисто», подавал йомен гардероба одеяний[154]154
  «Ordinances for the Household made at Eltham in the XVII year of King Henry VIII in 1526», in Collection of Ordinances and Regulations, p. 156.


[Закрыть]. Хотя йоменам было запрещено входить в королевскую спальню, они носили такие же ливреи, как и слуги личных покоев, что отличало их от других йоменов двора.

Йомен не только приносил одежду короля к дверям спальни, но еще и, вместе с грумом и пажом, отвечал за поддержание одежды в хорошем состоянии. Йомены, грумы и пажи чистили одежду щетками, следили за приятным запахом и вели подробные списки всего, за что они отвечали. Когда монарх и придворные собирались перебраться в другой дворец, эти слуги подбирали необходимую одежду и упаковывали ее. Еще одной обязанностью йомена гардероба было предоставление королевской одежды и украшений художникам-портретистам – например, знаменитому Гансу Гольбейну. Так художники могли работать над деталями портретов, не отнимая времени у короля[155]155
  Arnold, J., Queen Elizabeth’s Wardrobe Unlock’d (Leeds, 1988), p. 22.


[Закрыть]. Парадные портреты Тюдоров поражают проработкой деталей. Король и его придворные изображены в роскошных одеяниях с изысканными украшениями. Успехом эти портреты обязаны не только мастерству художников, но еще и работе йоменов, которые обеспечили мастеров необходимыми предметами одежды.

Когда Тюдоры находили слуг, способных и заслуживающих доверия, они не только вознаграждали их по достоинству, но еще и передавали их должности по наследству. Порой несколько поколений одной и той же семьи занимали одну и ту же должность при разных монархах. Иногда внутри личных покоев происходило и продвижение по служебной лестнице. Например, некий Ричард Сесил был одним из йоменов Генриха VIII. Он не только одевал короля, но еще и отвечал за аксессуары, оружие и охотничье снаряжение. Сесил поднялся из пажей до грумов. Его сын, Уильям Сесил, впоследствии стал главным советником, государственным секретарем и лордом-казначеем у Елизаветы I.

Надев белье с помощью эсквайров, Генрих выходил из спальни, и шесть джентльменов завершали церемонию одевания – надевали на него ту одежду, которую король выбрал на конкретный день. Вулси требовал, чтобы джентльмены короля были готовы к семи утра облачить и одеть его величество, надев на него одежду почтительно, осторожно и спокойно… и что ни один из указанных грумов или слуг не должен приближаться или отступать (если только его величество не приказал или не допустил иного), касаться руками его королевского величества, мешкать с приготовлением или одеванием, поскольку это дозволено только указанным шести джентльменам: исключение делается для теплой одежды или для принесения указанным джентльменам таких предметов, которые необходимы для облачения и одевания короля[156]156
  «Ordinances for the Household made at Eltham in the XVII year of King Henry VIII in 1526», in Collection of Ordinances and Regulations, pp. 155–6.


[Закрыть].

Столь элегантный король, как Генрих VIII, несомненно, очень точно знал, как хочет одеться в каждый конкретный день. Другие же могли в этом вопросе полагаться на своих слуг. Одежда всегда очень занимала молодого короля – гораздо больше, чем его отца, который роскошно одевался только из соображений политической необходимости, а не в соответствии с личными вкусами. Когда Генрих VII взошел на трон, европейские аристократы весьма пренебрежительно относились к английской моде. Бальдассаре Кастильоне в известной книге «Придворный», написанной в 1508 году, превозносил манеру одеваться других наций, но ни словом не обмолвился об английском стиле. Всего через десять лет Генрих VIII все изменил. В дипломатическом отчете венецианский посол Себастьян Джустиниан в 1519 году называл Генриха «самым хорошо одетым монархом мира»[157]157
  CSPV, Vol. II, 1509–1519, pp. 556–65; Castiglione, Book of the Courtier, p. 125. См. также: Lynn, Tudor Fashion.


[Закрыть].

Первый парламентский акт Генриха содержал подробные законы о роскоши, ограничивающие использование определенных тканей и цветов, которые были позволительны только королевской семье. «Акт против ношения дорогих облачений» сопровождался еще тремя актами облачений. Согласно им, пурпур могли носить только члены королевской семьи. Герцоги и маркизы могли носить одежду с рукавами из золотых шелков. Графам дозволительно было носить соболей. Бароны могли надеть мантию из качественной нидерландской ткани, отделанную малиновым или голубым бархатом. Рыцарям дозволялись рубашки из дамаста и воротники из ткани, сотканной с золотой нитью.

Генрих любил подчеркивать достоинства своей атлетической фигуры (и свое богатство) с помощью качества и количества одежды, из которой состояли его одеяния. Ширину плеч подчеркивали пышные, расшитые рукава с подплечниками. Мощные мышцы икр играли под белыми шелковыми чулками. А невероятных размеров гульфик символизировал его мужественность и силу. Дублеты Генриха были раскрыты у горловины, чтобы виднелись изысканные рубашки из дорогих тканей. Рубашки подчеркивали богатство монарха (чистое белое белье показывало, что человеку не приходится заниматься ручным трудом). Кроме того, такая манера одеваться была откровенным эксгибиционизмом – ведь рубашки считались не одеждой, а бельем. Обувь Генриха также была гораздо более яркой и гипертрофированной, чем у его отца. Он ввел в моду высокие ботинки с квадратным носком, длина которого могла достигать семнадцати сантиметров. Королевскую обувь шили из кожи, обычно из сафьяна, а верх иногда делали из дорогой ткани.

Все слои костюма Генриха – рубашка, дублет, колет, камзол и мантия – создавали довольно объемный силуэт. Это делалось намеренно. Генрих был хорошо сложен. Придворные, не имевшие столь развитой мускулатуры, пытались подражать его телосложению, делая свою одежду многослойной. Некоторые даже подбивали свои дублеты, чтобы казаться массивнее. Впрочем, большинству придворных Генриха не приходилось прибегать к подобному обману: даже традиционных слоев одежды было достаточно для объема, а обильные придворные трапезы обеспечивали остальное.

Учитывая любовь короля к одежде и охоте, неудивительно, что у него было множество специальных костюмов для верховой езды и охоты. Королевские портные шили такие костюмы за большие деньги. У короля имелась также одежда для соколиной охоты. Он приглашал специальных мастеров, которые из дорогого шелка и металлических нитей готовили снаряжение для королевских соколов и гончих. Судя по описи королевского гардероба, у Генриха имелась обширная коллекция охотничьего снаряжения – в том числе не менее 450 колпачков для соколов и 158 собачьих ошейников. Все это имело такую ценность, что хранилось в шкафах и кабинетах личных покоев короля в Гринвиче и Уайтхолле, а также в личной сокровищнице в Хэмптон-Корте. Поскольку лошади были главным средством передвижения короля и его имущества, а также участвовали в турнирах, охоте и церемониальных мероприятиях, неудивительно, что в бухгалтерских книгах постоянно встречаются записи об оплате седел, упряжи, поводьев, пряжек и других предметов, связанных с верховой ездой. Все это было таким же роскошным, как и личная одежда Генриха. У короля было седло из пурпурного бархата, украшенное золотыми лилиями, и итальянская упряжь, украшенная косичками из черного шелка, а также пряжками и кисточками из черного шелка и золота на поводьях.

Особое снаряжение королевских лошадей и гончих было не только декоративным, но и полезным. Генрих очень любил собак и держал большое их количество. Спаниель Кат и еще одна собака, Болл, часто терялись. Король страшно переживал, когда такое случалось, и предлагал солидное вознаграждение за их возвращение. Кат потерялся в мае 1530 года, а потом еще и в феврале 1531 года. Качественный ошейник мог помочь в поисках собаки. В описи гардероба числятся роскошные ошейники из бархата и золотой парчи, украшенные декоративными раковинами, розами и гранатами, а также королевскими инициалами. Поводки иногда делали из шелка или серебра – шелковые обычно красили в любимые цвета Тюдоров, зеленый и белый. Человек, нашедший королевскую собаку, мог с легкостью определить хозяина.

Детали одежды Генриха были проработаны еще более тщательно – и стоили еще дороже. Его дублеты застегивались на сорок золотых, серебряных и алмазных пуговиц. Рукава были украшены пуговицами до самого запястья. Еще больше драгоценных пуговиц красовалось на жестких воротниках дублетов. В первой половине тюдоровского периода пуговицы считались исключительно мужским аксессуаром. В те времена мужская одежда была гораздо более яркой и роскошной, чем одежда придворных дам.

Королевский гардероб поражал воображение буйством цвета: золотая парча, яркий красный, глубокий синий, сочный зеленый и угольно-черный. Все эти ткани были не только красивы, но и весьма дороги. Чем ярче была одежда, тем дороже она стоила. А это означало, что король и его приближенные, в буквальном смысле слова, выделялись из толпы. Большинство придворных могли позволить себе только одежду приглушенных тонов – бледно-голубого, оранжевато-розового и горчично-желтого. Придворные низшего ранга носили одежду из некрашеной ткани.

В создании королевской одежды участвовало огромное множество мужчин и женщин. Портной, вышивальщица, чулочник и скорняк (поставщик мехов) шили одежду. Сапожник, ножовщик, шляпник и шелковщица отвечали за аксессуары. Сначала Генрих пользовался услугами отцовского портного, Стивена Джаспера, но через два года заменил его Уильямом Хилтоном – ему хотелось избавиться от стиля отца и создать собственный. Хилтон занимал эту должность до самой смерти. В 1519 году королевским портным стал француз Джон де Пари. Он отлично понимал желание короля следовать последним веяниям моды страны своего главного соперника, Франциска I[158]158
  Lynn, Tudor Fashion. Хотя Генрих быстро сменил портного, служившего его отцу, он захотел оставить вышивальщика Уильяма Мора, который работал у него до 1518 года. Затем его заменили два других Уильяма – Мортимер и Ибгрейв. Хилтон явно произвел впечатление на короля, поскольку ему удалось сохранить свою должность до самой смерти в конце 20-х годов. Затем его сменил Джон Малт, который тоже работал до самой смерти, а в 1545 году портным стал Джон Бриджес, который одевал короля в течение двух последних лет его правления и был портным всех трех его преемников.


[Закрыть].

Королевские портные не пользовались современными манускриптами или книгами. Первые манускрипты по дизайну одежды появились гораздо позже, в XVI веке, но даже тогда они были большой редкостью[159]159
  См. например: Alcega, J. De, Libro de Geometria practica у traca (Book of Geometry, Practice and Patterns) (1580).


[Закрыть]. Модные новости передавались с континента с помощью писем. Портные изучали одежду, привезенную из-за моря. А затем портные Генриха создавали собственные модели. Один из гостей Уайтхолла заметил, что в маленьком кабинете рядом с королевской спальней хранились «одеяния разных фасонов»[160]160
  Hayward, М., Dress at the Court of Henry VIII (Leeds, 2007), p. 345.


[Закрыть].

Среди ролей, отведенных в королевском гардеробе женщинам, выделялась роль шелковщицы. Она могла работать самостоятельно и иметь учениц. Работа ее заключалась в изготовлении лент, позументов и шелковой отделки. Кроме того, она занималась чисто женской работой – стиркой и крахмалением, починкой рукавов, воротников и вуалей. Первой шелковщицей Генриха VIII была Летиция Уорсоп, затем ее сменила Анна Каупер.

Был один предмет одежды, которым не занимались работники королевского гардероба. Королевскими рубашками занимался самый приближенный слуга – хранитель королевского стула. Поскольку рубашки были ближе всего к королевскому телу, то и заботиться о них должен был самый доверенный слуга. Мы мало что знаем о рубашках Генриха – только об их отделке. Его рубашки шили из черного и белого шелка, «с серебряными и золотыми лентами и рюшами» и с «рюшами из шелка разных сортов»[161]161
  Hayward and Ward (eds), The Inventory of King Henry VIII, Vol. II, p. 81.


[Закрыть].

Генрих довольно быстро собрал впечатляющую и роскошную коллекцию одежды, тканей, вышивок, кружева и драгоценностей. Джустиниан утверждал, что за первые десять лет своего правления английский король потратил на свой гардероб 16 000 дукатов, что по нынешним меркам составляет 1,6 миллиона фунтов. И это еще явная недооценка. Опись гардероба Генриха, составленная в 1521 году, показывает стоимость в 10 380 фунтов, то есть около четырех миллионов по нынешним меркам[162]162
  CSPV, Vol. II, 1509–1519, pp. 556–65; Castiglione, Book of the Courtier, p. 125. См. также: Lynn, Tudor Fashion.


[Закрыть]. Высокая стоимость предметов Большого гардероба значительно повышала статус этого отдела королевского двора. Сколь бы расточительным ни был Генрих, но барахольщиком его назвать было нельзя. Стремясь одеваться по последней моде, он регулярно чистил свой гардероб и дарил одежду своим придворным. Его преемники поступали так же. Судя по описям, короли династии Тюдоров каждый год раздавали сотни предметов одежды в качестве подарков.

Благодаря усердию Николаса Бристоу, работавшего в гардеробе одеяний и постели, сохранился и недавно был обнаружен редкий предмет из личного гардероба Генриха VIII. В 2014 году в Общество исторических королевских дворцов пришел прямой потомок Бристоу, у которого сохранилась потрясающая шляпа, которая, как считалось в семье, принадлежала королю. История гласит, что после падения Булони в результате долгой осады 1544 года радостный Генрих подбросил шляпу в воздух. Ее поймал Бристоу, сопровождавший своего хозяина в этой кампании. Шляпа действительно была достаточно богата, чтобы принадлежать королю. Она была сделана из малинового шелка, украшена страусовым пером и, по-видимому, ранее была отделана драгоценными камнями. Научный анализ показал, что шляпа относится к позднему Средневековью или началу тюдоровского периода, так что мы вполне можем считать, что это была шляпа Генриха VIII[163]163
  Шляпа была приобретена Обществом исторических королевских дворцов благодаря внимательности и стараниям куратора коллекции королевских церемониальных одеяний Элери Линн. Я крайне признательна Элери за то, что она позволила мне рассказать эту историю в моей книге. Она расскажет обо всем сама – причем более подробно – в собственной книге: Eleri Lynn, Tudor Fashion: Dress at Court 1485–1603.


[Закрыть].

Когда короля одевали, он обычно сидел на высоком стуле с подножкой, а на его плечах лежал платок. Цирюльник Пенни выступал вперед и начинал брить своего царственного хозяина и укладывать его волосы. В первые годы правления Генрих чисто брился, но вскоре отрастил бороду, и цирюльнику приходилось аккуратно ее подстригать. Такой моде вскоре последовали все придворные аристократы.

Королевский цирюльник должен был обладать безупречным характером и пользоваться абсолютным доверием – ведь он работал острым лезвием прямо у горла короля. Судя по придворным документам, совершенно ясно, что «указанный цирюльник особо тщательно следит за собственной чистотой… воздерживается от общества порочных персон… [и] избегает опасностей и тревог, чтобы хорошо работать для его величества короля». Он должен был иметь все необходимые для эффективной работы инструменты и содержать их в идеальной форме. Ему нужны были «вода, полотенца, ножи, гребни, ножницы и другие предметы… для подстригания и ухода за волосами и бородой Короля»[164]164
  «Ordinances for the Household made at Eltham in the XVII year of King Henry VIII in 1526», in Collection of Ordinances and Regulations, pp. 157–8.


[Закрыть].

Прически и бритье короля были роскошью – как и любая другая личная церемония. В описи имущества числятся серебряные чаши для бритья, которые хранились в Тауэре и Хэмптон-Корте. Кроме того, у короля имелись специальные полотенца, отделанные черным шелком. У короля был гребень, «отделанный золотом… каменьями и жемчугом», золотая зубочистка и «серебряная палочка для ушей»[165]165
  Lynn, Tudor Fashion.


[Закрыть].

Когда цирюльник завершал свою работу, короля осматривал один из четырех врачей, которые посещали короля по очереди. Врачей можно было сразу отличить по длинным, подбитым мехом мантиям и черным бархатным шапочкам. Они часто носили с собой сосуды в форме мочевого пузыря для анализа королевской мочи. Они же изучали и его стул. Генриха регулярно посещали королевские аптекари и, когда возникала необходимость, личные хирурги.

Регулярно подвергаться медицинским осмотрам требовал королевский протокол. Здоровье монарха имело огромное значение для государства, поэтому следовало сразу же выявлять любые признаки болезни и подавлять ее в зародыше. Но Генрих всегда был подвержен ипохондрии и впадал в панику, как только при дворе возникали какие-то болезни. То, что его брат умер в возрасте пятнадцати лет, не оставив наследников, вызвало у Генриха настоящую паранойю. Французский посол называл его «самым запуганным человеком в этом отношении, какого только можно себе представить»[166]166
  Johnson, L., «All the King’s Fools: Mirth & Medicine» (unpublished research for Historic Royal Palaces, September 2011).


[Закрыть].

Впрочем, страх Генриха перед болезнями не был совсем уж безосновательным. При дворе всегда находилось огромное множество людей, и любая болезнь могла стремительно распространиться – особенно летом, когда наступала жара, а течение реки замедлялось. Генрих и сам перенес ряд серьезных болезней. В 1514 году он болел оспой, а в 1521 году у него случился первый приступ малярии – но не последний. Любовь к активным видам спорта делала короля подверженным травмам. Самые серьезные травмы случались на турнирах, но однажды король повредил ногу и на теннисном корте. Боль была такой острой и длительной, что ему пришлось целый месяц носить туфлю из черного бархата.

Генрих всегда был хозяином собственной судьбы. Он твердо решил защититься от болезней, и поэтому живо интересовался состоянием современной медицины. В 1518 году он создал в Лондоне Королевский медицинский колледж, а позже – Компанию цирюльников и хирургов[167]167
  Это значительно повысило статус и престиж хирургического ремесла и способствовало развитию этой науки, поскольку члены гильдии могли консультироваться друг с другом.


[Закрыть]. За время его правления было принято не менее семи парламентских актов, которые регулировали и лицензировали медицинскую практику – эти законы оставались неизменными в течение 300 лет. Генрих также создал королевские кафедры медицины в Оксфорде и Кембридже.

Не ограничиваясь диагнозами окружавших его профессионалов, Генрих имел собственную аптечку и регулярно принимал лекарства по собственному усмотрению. Он любил делиться рецептами с членами семьи и близкими друзьями. Однажды он послал лекарство от чумы лорд-мэру Лондона, чтобы тот распространил его среди народа. Это средство состояло из трав, листьев вяза и вереска, имбиря и белого вина. Король советовал принимать такой настой в течение девяти дней. Мы не знаем, распространил ли лорд-мэр это тщательно продуманное, но совершенно неэффективное средство.

Генрих и его врачи твердо верили в то, что на здоровье, благополучие и характер человека оказывают влияние планеты. Рожденный под знаком Рака король считал, что им управляет стихия воды и материнские циклы Луны. Это объясняет его живой интерес к таким чисто женским вопросам, как деторождение, секс и любовь. Судя по гороскопу, составленному при рождении, он должен был быть живым, веселым и романтичным ребенком, а затем стать деятельным мужчиной. Но в то же время в гороскопе говорилось о вспыльчивости, беспокойстве и полном неприятии критики. Из физических особенностей в гороскопе отмечалась бессонница, повышенная сексуальность, сильные ночные поллюции, подверженность головным болям и запорам. Это предсказание оказалось на удивление точным.

Король был настолько одержим движением планет, что позже установил в Хэмптон-Корте астрономические часы. Это достижение тюдоровской технологии показывало не только время, но еще и месяц, дату и количество дней с начала года. Часы показывали также фазы Луны, движение созвездий зодиака и, что имело более практическое значение для Генриха и его придворных, время подъема воды у Лондонского моста.

Исполняя свои обязанности, королевские врачи использовали множество испытанных травяных средств. Они имели доступ к разнообразным травам и растениям из дворцовых садов и огородов. Эффективность таких средств была различной. Синеголовник приморский, или эрингиум, считался афродизиаком. Камфара применялась для облегчения болей в спине, вызванных «неумеренным употреблением женщин». Настой коры ивы использовали для лечения головной боли – весьма эффективное средство, поскольку в коре содержится аспирин. Маргаритками лечили отеки и синяки, а манжетку, белену, лойник и зверобой применяли при лечении ран и язвы. Это было весьма актуально для короля, поэтому его врачи составили для него особую пасту из розового масла, семян мирта и «половины унции длинных червей, которых нарезали и промывали в белом вине в течение двух часов». Алкоголь в белом вине эффективно очищал рану. Для той же цели использовали живых личинок, но мертвые черви в такой пасте вряд ли оказывали какое-то благотворное действие. Королевские врачи придумали средство и от другой болезни короля. «Мазь королевской милости» составлялась на основе желтого донника и использовалась для лечения «воспаленного члена»[168]168
  Я благодарна доктору Тиму Катлеру, почетному куратору аптечного сада Почетной компании цирюльников, за то, что он щедро поделился со мной своими знаниями в области травяных средств, которыми пользовались Тюдоры.


[Закрыть].

Позже среди королевских медиков появились цирюльники-хирурги. За время правления Генриха эта профессия получила серьезное развитие. Такие специалисты выполняли и медицинские, и парикмахерские функции. И тому были основания: цирюльник-хирург мог точно оценить здоровье своего клиента по состоянию его кожи, волос, дыханию и запаху тела. Цирюльники-хирурги пускали кровь, удаляли и чистили зубы, подстригали ногти, промывали уши, удаляли червей и «мелких тварей», а также удаляли с кожи пятна и отметины.

Тюдоровскую медицину совершенно несправедливо считают варварской и совершенно неэффективной. Хотя кровопускания, слабительные и даже ампутации конечностей имели место, современная медицина исповедовала холистический подход к благополучию пациента. Врачам советовали обращать внимание на психическое состояние, повседневные привычки и питание пациентов, воспринимать тело в целом, не сосредоточиваясь лишь на той части, которая вызывала боль или затруднения. Тюдоровские врачи полагали, что характер пациента определяется тем, какой из четырех гуморов преобладает в его организме. Например, человек с избытком желчи будет сварливым и раздражительным, а тот, в ком преобладает флегма, станет вести себя вяло и апатично.

Чтобы изменить баланс гуморов и достичь оптимального здоровья, врачи рекомендовали своим пациентам regimen sanitatis, то есть здоровый образ жизни. Он включал в себя определенное питание, отдых, отсутствие стрессов, хорошие отношения с коллегами и компаньонами. В «Первой книге введения в знания», опубликованной в 1542 году, Эндрю Борд описал именно такой подход. Он говорил своим читателям, что, «отдыхая и возвеселяя дух», они должны «воздерживаться от греха и следовать христианскому учению». Борд писал: «Ничто, после Бога, не приносит такого утешения сердцу, как доброе веселье и хорошая компания». Другими словами, смех – лучшее лекарство. Неудивительно, что этого доктора прозвали Веселым Эндрю. Вполне разумные советы он давал относительно питания. Он рекомендовал употреблять в пищу то, что сегодня называют «суперпродуктами»: имбирь, яйца-пашот и плоды цитрусовых[169]169
  Borde, A., The Fyrst Воке of the Introduction of Knowledge (1542).


[Закрыть].

Все шло очень хорошо, пока пациент находился в относительно хорошем состоянии здоровья, но в периоды болезни врачам приходилось прибегать к более серьезным методам. Особой популярностью пользовалось кровопускание. В сохранившихся медицинских текстах эта процедура описана очень подробно – какие вены следует открывать в зависимости от заболевания. Например, вена между указательным и большим пальцем руки могла облегчить мигрень, болезни мочевого пузыря лечили, открывая вену над щиколоткой, а от меланхолии помогало кровопускание из вены на спине. Широко использовались слабительные, рвотные и средства, стимулирующие менструации. Генрих живо интересовался работой своих врачей и долгими часами обсуждал с ними наилучшие для себя средства.

Умытый, причесанный, осмотренный и одетый король был готов появиться перед придворными. Как и остальные придворные, король садился за первую трапезу не раньше 10.30–11.00, хотя иногда это было и в полдень[170]170
  Я признательна Марку Мелтонвиллу, специалисту по исторической пище и члену Общества исторических кухонь при дворце Хэмптон-Корт, за то, что он поделился со мной своими знаниями в этой области.


[Закрыть]. Трапезу называли обедом, и она была самой плотной. Учитывая, что Генрих часто уезжал на охоту прямо с рассветом, он порой брал еду с собой. В первой половине тюдоровского периода завтракать при дворе было не принято. Исключение делалось для рожениц, маленьких детей, беременных или кормящих женщин и для больных. Все остальные должны были заработать свою еду трудом (низшие классы) или какими-то придворными занятиями – делами, охотой или развлечениями (высшие классы).

Королевская трапеза, естественно, сопровождалась пышной церемонией, но тут все зависело от конкретной трапезы и степени приватности. Группа высокопоставленных придворных руководила слугами, подготавливающими столовую и накрывающими столы. Хотя при этом процессе король не присутствовал, все джентльмены должны были кланяться его пустующему месту и почтительно целовать салфетки и скатерти. Хранитель королевского стула следил за доставкой столового белья, а после использования возвращал его в кладовую и затем отправлял в стирку.

Одним из самых роскошных предметов столового белья была красиво расшитая салфетка три-четыре фута длиной. Ею покрывали королевские столовые приборы – доску, нож, ложку и вилку (у Генриха были особые приборы – с одной стороны это была ложка, а с другой двузубая вилка), соль и хлеб. Когда еда была уже на столе, эту скатерть убирали[171]171
  Вилки появились в Италии во времена правления Генриха, но до елизаветинских времен их чаще использовали для сервировки, а не для еды.


[Закрыть]. В описи имущества Генриха VIII, составленной в конце его правления, числится набор таких салфеток, «расшитых золотом и шелком» и относящихся к эпохе правления Эдуарда IV или даже более раннему периоду[172]172
  Hayward and Ward (eds), The Inventory of King Henry VIII, Vol. II, p. 205.


[Закрыть]. Остальные придворные должны были приносить к столу собственные нож и ложку. Специальная льняная салфетка или длинный кусок ткани использовали все сидящие за одним столом.

Мы привыкли считать, что Генрих VIII поедал огромное множество куриных ножек и швырял кости через плечо. Но все было не так. Король и его придворные вели себя за столом самым изысканным образом. Сначала король принимал участие в длительной церемонии омывания рук. Когда он садился за стол, край скатерти поднимали и клали ему на колени. Если в процессе трапезы ему требовалась салфетка, ее подавал ему особый слуга, который затем складывал ее и перекидывал через руку. В руководстве по этикету Эразм писал: «Облизывать грязные пальцы или вытирать их о свою одежду невежливо. Лучше использовать скатерть или салфетку»[173]173
  Hayward and Ward (eds), The Inventory of King Henry VIII, Vol. II, p. 204.


[Закрыть].

Представление о тюдоровских трапезах, как о грандиозных и буйных пирах с королем, сидящим за главным столом, не соответствует действительности. Грандиозные трапезы устраивались только тогда, когда нужно было развлечь послов или других знатных гостей. Обычно такие обеды проходили в приемном зале. И обычно здесь обедали самые высокопоставленные придворные. Рядом с приемным залом находилась личная столовая короля. Попасть туда можно было через галерею и кабинет. Именно здесь чаще всего и обедал король. Прислуживали ему личные слуги.

Личная кухня располагалась под личными покоями короля, поэтому еда готовилась поблизости и поступала на королевский стол горячей. Это позволяло личным поварам Генриха готовить самые изысканные блюда – им не приходилось готовить большие количества еды, как на главной кухне дворца. Больше всего Генрих VIII любил белый бульон с миндалем, рулетики из говядины, баранью ногу с лимоном, пирог с дичью и апельсинами, тушеных каплунов, фазанов, запеченную оленину, свиную печень и лосося, запеченного в соусе.

Одним из любимых поваров короля был француз Пьеро ле Ду. Генрих так ценил его кулинарные таланты, что часто дарил ему роскошную одежду, в том числе и мантию из коричневой ткани, подбитую 123 шкурками черного ягнячьего меха, черный бархатный дублет и черный камлотовый камзол, подбитый белой овчиной[174]174
  Lynn, Tudor Fashion.


[Закрыть]. На кухне Генриха VIII работала единственная женщина, миссис Корнуоллис. Она работала в кондитерской и в домовых книгах числилась как «жена того, кто готовит королевские пудинги»[175]175
  Sim, A., Food & Feast in Tudor England (Stroud, 2005), p. 32; Weir, Henry VIII, p. 6


[Закрыть]. Король так любил ее сладости (особенно заварной крем, пончики, торты, желе, миндальный крем и мармелад из айвы, настолько густой, что его можно было резать ножом), что даже подарил ей отличный дом в Олдгейте [176]176
  Мужчины преобладали на королевских кухнях, поскольку их труд стоил дороже. А это повышало статус королевского двора. Та же система существовала во всех дворцах и особняках королевства.


[Закрыть].

Собственная кухня избавляла короля от риска отравления. Доступ на королевскую кухню имели лишь немногие из тех, кто работал на главной кухне. Кроме того, личная кухня позволяла королю обедать в любое время, не сковывая себя расписанием, которому подчинялись остальные придворные. Это было полезно, поскольку, как это часто случалось, король «далеко уходил на прогулки, охоты, соколиные охоты или занимался другими занятиями»[177]177
  «Ordinances for the Household made at Eltham in the XVII year of King Henry VIII in 1526», in Collection of Ordinances and Regulations, p. 158; Brears, P., All the King’s Cooks: The Tudor Kitchens of King Henry VIII at Hampton Court Palace (London, 1999), p. 142.


[Закрыть]. Генрих постоянно требовал себе закусок поздно вечером. Больше всего он любил особый хлебный пудинг, приправленный элем.

На более официальных трапезах перед королем и теми, кто сидел за его столом, ставили множество разных блюд на выбор – до тридцати пяти на каждую перемену. Остальным придворным подавали строго определенное количество блюд в соответствии с их статусом. Законы о роскоши, принятые в мае 1517 года, определяли не только цвет и стиль одежды при дворе, но и качество питания. Так, например, во время одной трапезы кардиналу могли подать до девяти блюд, герцогу, архиепископу, маркизу, графу или епископу – до семи, лордам, рыцарям ордена Подвязки, мэрам города Лондон и аббатам – до шести, а придворным низшего ранга приходилось ограничиваться тремя. Но не торопитесь им сочувствовать: «блюдо» могло состоять из целого лебедя, павлина или «дичи сходной величины»; четырех ржанок, куропатки или тетерева; восьми перепелок; или двенадцати мелких птиц вроде жаворонков[178]178
  Sim, Food isr Feast in Tudor England.


[Закрыть]. Кроме того, законы о роскоши относились лишь к определенным продуктам. Другие – например, похлебки, блюда из требухи или устрицы (они стоили дешево и были доступны) – подавались всем присутствующим в изобилии[179]179
  Похлебка представляла собой нечто среднее между кашей и жарким. Она состояла из овощей (иногда с мясом) и овса или ячменя для густоты. Хотя это блюдо было основной пищей низших классов, его подавали и при дворе, сдабривая миндалем, специями и вином.


[Закрыть].

Обед был достаточно плотным, чтобы король и придворные благополучно занимались своими делами до ужина. Ужин подавали между тремя и четырьмя часами. Иногда в восемь-девять часов подавали вечернюю трапезу[180]180
  Хотя при дворе в те времена залы освещали очень ярко (и дорого), обычные люди ужинали в разное время в зависимости от времени года, чтобы есть при дневном свете. В августе устраивали короткий перерыв довольно рано, чтобы не отрываться от уборки урожая.


[Закрыть]. Тем, кому везло ужинать при дворе, ужин мог быть полным повторением обеда. Королевской семье подавали такое же безумное количество разных блюд – супы, похлебки, запеченное мясо, торты, заварные кремы, фрукты, орехи и сыры. Тюдоры любили и умели пировать. В поваренных книгах того времени содержатся подробные инструкции по приготовлению блюд самой разной формы для достижения драматического эффекта. Например, свиной желудок следовало начинять свиным фаршем со специями, а сверху покрывать бланшированным миндалем, чтобы он напоминал ежа. Повара могли создать и мифического василиска – для этого нужно было сшить переднюю часть каплуна с задней частью свиньи. Для достижения максимального эффекта такие блюда проносили по всему залу и лишь потом подавали.