Текст книги "Золотая шахта"

49

В то время как Большой Король торопился к шахтному общежитию, Род Айронсайдз беспокойно метался на постели, простыни которой уже стали влажными от пота. Он метался в кошмаре, из которого не мог найти выхода. Кошмар был бесконечный, зеленый, дрожащий, сверхъестественный, прозрачный. Он знал, что его от кошмара отделяет только прозрачная стеклянная стена. Он стоял перед стеной, понимая, что за ней ледяной холод, он видел, как свет пробивается сквозь стену, и ему было страшно.

Неожиданно в стеклянной стене появилась трещина, толщиной с волос, и сквозь нее просочилась одна-единственная капля. Большая, размером с жемчужину, совершенная по форме, как будто нарисованная Третчиковом. И сверкала она, как жемчужина.

Никогда в жизни Род не видел ничего более ужасного. Он закричал во сне, стараясь предупредить, но щель становилась все шире, капля скользнула вниз по стеклу, за ней последовала другая, и еще, и еще. Неожиданно часть стены взорвалась, ударил поток пенной воды, и Род закричал.

С ревом вся стеклянная стена рухнула, и зеленая волна высотой с гору, увеначанная белой пеной, накрыла его.

Он проснулся, сидя в кровати, крик ужаса застыл на губах, все тело в поту. Потребовалось несколько минут, чтобы успокоилось бешено колотившееся сердце. Тогда Род пошел в ванную. Налил стакан воды и поднес его к свету. «Вода. Она там! – прошептал он. – Я знаю, она там!» Он выпил воду из стакана.

Он стоял обнаженный, холодный пот высыхал на теле, в руке он держал стакан, и тут ему в голову пришла мысль. Никто никогда ничего подобного не делал, но ведь никто раньше и не пытался пробить Большой Черпак.

– Я просверлю шпуры и заложу большой заряд в висячий бок штрека. Заставлю парней Деланж теперь же заняться этим. Тогда в любой момент я смогу обрушить кровлю и запечатать этот проклятый туннель.

Род удивился, какое сильное облегчение он испытал. Теперь он понимал, как сильно это его беспокоило. Он вернулся в спальню и расправил простыни. Но уснуть не смог. Воображение было перенапряжено, и в мозгу проплывали мысли и картины, пока он вдруг не увидел Терезу Стайнер.

Он не видел ее две недели с возвращения Манфреда из Европы. Дважды говорил с ней по телефону, торопливый, скомканный разговор, который оставил его глубоко неудовлетворенным. Он все больше и больше сознавал, что ему не хватает ее. Попытка найти утешение с другой женщиной кончилась жалкой неудачей. Он сразу утратил к ней всякий интерес и вернул юную леди в лоно семьи в неслыханное время – в начале одиннадцатого в субботу вечером.

Только непрерывные заботы новой должности не давали ему уехать в Йоханнесбург и рискнуть.

– Знаешь, Айронсайдз, пора затормозить, а то совсем потеряешь голову из-за этой женщины. Помни свою клятву – «никогда снова»!

Он выровнял подушку и лег.

Терри лежала неподвижно в ожидании. Был второй час ночи. Одна их тех ночей. И как никогда раньше, она была полна страхом. Холодное липкое ощущение в нижней части живота. До сих пор ей везло. После возвращения из Парижа он не был с нею близок. Но уже прошло две недели, и вечно это продолжаться не может. Сегодня.

Она слышала звуки машины на подъездной дороге и почувствовала себя больной. Я не могу, решила она, и никогда больше не смогу. Теперь я знаю, что так не должно быть. Не должно быть таким грязным, скрытным, ужасным… должно быть, как с Родом.

Она услышала, что он в своей спальне, и села. Почувствовала отчаяние.

Дверь ее комнаты беззвучно раскрылась.

– Манфред? – резко спросила она.

– Это я. Не беспокойся. – Он подошел к кровати, темная безличная форма, на ходу он снимал пижаму.

– Манфред, – выпалила Терри, – у меня в этом месяце началось раньше, прости.

Он остановился. Она видела, как он опустил руки и стоял совершенно неподвижно.

– Ага! – сказал он наконец, и она услышала шорох его ног на толстом ковре. – Я как раз собирался сказать тебе, – он колебался, подбирая слова,

– что… я буду отсутствовать в течение пяти дней. Уезжаю в пятницу. Мне нужно в Дурбан и Кейптаун.

– Я тебя соберу, – сказала она.

– Что? А, да, спасибо. – Снова шорох ног. – Ну, что ж. – Он поколебался, потом быстро наклонился и коснулся ее щеки губами. – Спокойной ночи, Тереза.

– Спокойной ночи, Манфред.

«Пять дней». Она лежала в темноте и радовалась. «Пять дней наедине с Родом».

50

Детектив инспектор южноафриканского уголовного розыска Ханнес Гробелаар сидел на краю стула со сдвинутой набок шляпой и говорил по телефону, который держал зажатым в руке носовым платком. Это высокий человек с длинным печальным лицом и траурно повисшими усами, тронутыми сединой.

– Скупка золота, – говорил он в трубку, а потом ответил на очевидный вопрос: – Золотой порошок рассыпан во всему полу, есть и ювелирные весы, и на них отпечатки пальцев покойника. – Он послушал. – Ja. Ja. Хорошо, ja. Похоже, сломана шея. – Инспектор Гробелаар повернулся на стуле и взглянул на труп, лежавший на полу рядом с ним. – Немного крови на губе, Больше ничего.

К столу подошел один из специалистов по отпечаткам пальцев, и Гробелаар, продолжая держать трубку, встал, чтобы не мешать ему работать.

– Отпечатки? – с отвращением переспросил он. – Тут на всем отпечатки, пока мы выявили не менее сорока разных рук. – Он слушал несколько секунд.

– Нет, мы его найдем. Должно быть, рабочий банту с шахты, а у нас отпечатки пальцев их со всей республик. Просто нужно проверить всех и допросить. Ja, через месяц, не позже, он у нас будет. Я буду на площади Джона Форстера около пяти, как только мы закончим тут. – Он повесил трубку и встал, глядя на убитого.

– Ублюдок, – сказал стоявший рядом сержант Хьюго. – Сам напрашивался, покупая золото. Это так же опасно, как алмазы. – Он показал большой конверт, который держал в руке. – Здесь много осколков стекла. Как будто бутылка, в которой было золото. Убийца пытался замести, но сделал это не очень хорошо. Эти осколки лежали под столом.

– Отпечатки?

– Только один достаточно большой осколок. На нем смазанный отпечаток. Может оказаться полезен.

– Хорошо, – кивнул Гробелаар. – Продолжайте искать.

Из здания послышался женский вопль, и Хьюго сморщился.

– Она опять начинает. Дьявол, я думал, она уже иссякла. Все португальские женщины таковы.

– Ты никогда не слышал, как они рожают, – сказал Гробелаар.

– А ты слышал?

– Да в соседней квартире рожала одна, так крыша чуть не обвалилась.

Усы Гробелаара повисли еще более траурно: он подумал о предстоящей работе. Часы, дни, недели допросов, проверок и новых перекрестных допросов, целый ряд мрачных неразговорчивых подозреваемых.

Он вздохнул и ткнул пальцем в труп. «Ладно, мы с ним закончили. Пусть его унесут».

51

Роду потребовалось два дня, чтобы рассчитать необходимый заряд. Шпуры были размещены таким образом, чтобы вызвать максимальный обвал висячего бока. Вдобавок он решил разместить заряды и в боковых стенах с таким расчетом, чтобы они взорвались после обвала кровли. Это отбросит груду осколков в туннеле и плотно запечатает его.

Род сознавал, что такое давление воды в две тысячи фунтов на квадратный дюйм, и потому решил, что взорвать нужно не менее трехсот футов кровли. Его заряд был рассчитан на это, но он знал, что даже это полностью не перекроет воду. Но значительно уменьшит ее поступление, и команда цементировщиков окончательно заткнет туннель.

Братья Деланж не разделяли энтузиазма Рода по поводу этого проекта.

– Эй, нам потребуется три-четыре дня на сверление и подготовку зарядов, – возразил Джонни, когда Род показал ему тщательно вычерченный план.

– Ничего подобного, – ответил Род. – Мне нужно, чтобы все было сделано аккуратно. Не меньше недели.

– Вы сказали проходить быстро. Ничего не говорили, что стены нужно усеивать дырами, как сыр.

– Ну, что ж, а теперь говорю, – мрачно сказал Род. – И еще скажу, что вы будете сверлить, но не будете заряжать, пока я сам не проверю, достаточно ли глубоко вы просверлили.

Он не доверял Джонни и Дэви: те не будут тратить время и сверлить двадфатифутовые шпуры, когда можно просверлить на шесть футов, заткнуть взрывчаткой, и никто не увидит разницы. Пока не будет слишком поздно.

Впервые за все время заговорил Дэви Деланж.

– Будете засчитывать нам дополнительные объемы, пока мы возимся с этим? – спросил он.

– Четыре сажени за смену. – Род согласился платить за выемку несуществующей породы.

– Восемь, – сказал Дэви.

– Нет! – воскликнул Род. Это грабеж.

– Не знаю, – пробормотал Дэви, глядя на Рода хитрыми, маленькими, как у хорька, глазами. – Может, спросить совета у братца Дювенханжа?

Дювенханж был представителем рабочего профсоюза на первом стволе. Он довел Френка Леммера почти до нервного срыва и теперь взялся за Родни Айронсайдза. Род предложил головной администрации дать Дювенхенжу хорошо оплачиваемую работу, лишь бы убрать его с пути. Меньше всего в мире Род хотел, чтобы братец Дювенханж сунул свой нос в штрек к Большому Черпаку.

– Шесть, – сказал он.

– Ну… – Дэви заколебался.

– Шесть честная оплата, – сказал Джонни, и Дэви сердито посмотрел на него. Джонни выхватил из его рук полную победу.

– Хорошо, значит договорились. – Род быстро закончил переговоры. – Начнете сверлить запасные шпуры прямо сейчас.

По замыслу Рода требовалось заполнить двумя тоннами взрывчатки почти сто двадцать шпуров. Отверстия должны были быть просверлены в тысяче футов от начала штрека на 66 уровне.

Штрек теперь превратился в просторный, хорошо освещенный и вентилируемый туннель, по стенам и потолку тянулись вентиляционные трубы, шланги с сжатым воздухом для сверел, электрические кабели, по полу были проложены рельсы.

Вся работа прекратилась, пока братья Деланж занимались запасным зарядом. Легкая работа немногого требовала от людей. Когда заканчивалось сверление, Дэви вставлял измерительный прут, чтобы проверить глубину скважины, и затем запечатывал отверстие бумагой. Хватало времени для кофе и размышлений.

Три темы постоянно занимали мысли Дэви, пока он сидел, ожидая окончания работы отбойщиков. Часто он мысленно видел пятьдесят тысяч рандов. Это его деньги, все налоги выплачены, деньги сбережены за несколько лет и размещены в местном отделении Йоханнесбургского строительного общества. Он представлял себе, как они лежат пачками в сейфе общества. И на каждой пачке надпись «Дэви Деланж».

Потом его воображение автоматически переключалось на ферму, которую он купит на эти деньги. Он видел, как вечерами сидит на широкой веранде, а заходящее солнце окрашивает вершины Свартберга за долиной, и скот с пастбищ идет домой.

И всегда рядом с ним на веранде сидит женщина. Рыжеволосая женщина.

На пятое утро Дэви приехал домой на рассвете, он не устал. Ночная работа была легкой и неутомительной.

Дверь спальни Джонни и Хэтти была закрыта. За завтраком Дэви читал газету. Как всегда, его полностью поглотил комикс – приключения Модести Блейз и Вилли Гарвина. В это утро Модести была в бикини, и Дэви сравнивал ее с большим здоровым телом жены брата. Эта мысль оставалась с ним, когда он лег в постель, и он лежал без сна, мечтая, и в мечтах Модести превращалась в Хэтти, а Вилли Гарвин – в Дэви.

Час спустя он все еще не спал. Он сел и потянулся к полотенцу, лежавшему в ногах постели. Обернул полотенце вокруг пояса и пошел по коридору в ванную. Открыл ее дверь и оказался лицом к лицу с Хэтти Деланж.

На ней была белая кружевная ночная рубашка, на ногах тапочки из страусиных перьев. Лицо без косметики, волосы она расчесала щеткой и перевязала лентой.

– Ох! – удивленно сказала она. – Ты меня напугал, парень.

– Прости. – Дэви улыбнулся ей, придерживая одной рукой полотенце. Хэтти быстро оглядела его нагой торс.

Мускулатура у Дэви как у профессионального борца. Волосы на груди курчавые. Татуировка на обеих руках подчеркивала мощные бицепсы.

– Эй, у тебя и фигура, – одобрительно сказала Хэтти, и Дэви втянул живот.

– Ты так считаешь? – Дэви застенчиво улыбнулся.

– Да. – Хэтти наклонилась и коснулась его руки. – И твердая.

При этом движении ее ночная рубашка распахнулась. Лицо Дэви вспыхнуло, когда он заглянул в отверстие. Он попытался что-то сказать, но голос ему изменил. Пальцы Хэтти гладили его руку, она видела, куда он смотрит. Медленно придвинулась ближе к нему.

– Я тебе нравлюсь, Дэви? – спросила она, низким и хриплым голосом, и со звериным криком Дэви набросился на нее.

Руки его сорвали с нее рубашку, он прижал ее к стене, рот болезненно впился в ее тело. Тело прижималось все теснее, глаза стали дикими, дыхание прерывалось.

Хэтти смеялась – беззвучным задыхающимся смехом.

Вот это она любит. Когда они теряют голову, когда сходят из-за нее с ума.

– Дэви, – сказала она, срывая с него полотенце. – Дэви.

Она продолжала извиваться, не даваясь его прижимающим бедрам, зная, что это еще больше вопламенит его. Руки его рвали ее тело, глаза стали безумными.

– Да! – прошипела она прямо ему в рот. Он сбил ее, и она по стене скользнула на пол.

– Подожди, – выдохнула она. – Не здесь… в спальне.

Но было уже поздно.

Дэви весь день провалялся в спальне, его мучило раскаяние.

– Брат, – повторял он. – Джонни мой брат.

Однажды он заплакал, слезы рвали ему грудь. Они выбивались из-под горящих век, и он почувствовал себя слабым и истощенным.

– Мой родной брат. – Он с ужасом покачал головой. – Я не могу здесь оставаться, – решил он. – Надо уходить.

Он пошел к раковине и промыл глаза. Стоя над раковиной, с мокрым лицом, он принял решение.

– Я должен ему сказать. – Слишком велика тяжесть вины. – Я напишу Джонни. Напишу обо всем и уйду.

Он лихорадочно стал искать бумагу и ручку, как будто мог загладить вину, описав ее. Сидел за столом у окна и писал, медленно, с трудом. Когда он кончил, было три часа. Он почувствовал себя лучше.

Он положил четыре плотно исписанных странички в конверт и спрятал во внутренний карман пиджака. Быстро оделся и тайком выбрался из дома, боясь встретиться с Хэтти. Но ее не было видно. Ее большого белого монако не было в гараже, и Дэви с облегчением направился по дороге в «Сондер Дитч». Он хотел добраться до шахты раньше, чем поднимется со смены Джонни.

Дэви слышал голос брата, тот шутил и смеялся с другими отработавшими шахтерами в раздевалке компании. Сам он закрылся в уборной, чтобы не встретиться с братом, и безутешно сидел на сидении туалета. Звуки голоса Джонни оживили с новой силой чувство вины. Письмо с признанием было переложено во внутренний карман комбинезона, он достал его, открыл конверт и перечел.

– Ну, пока, – послышался веселый голос Джонни. – Увидимся, ублюдки, завтра.

Остальные шахтеры хором ответили, хлопнула дверь.

Дэви продолжал еще целых двадцать минут сидеть в застоявшемся запахе тел и мочи, грязных носков и дезинфекции. Наконец он снова положил письмо в карман и открыл дверь уборной.

Команда Дэви ждала у начала штрека. Все сидели на скамье, смеялись и болтали. Чувствовалось, что их ожидает еще одна легкая смена.

Когда появился Дэви, все весело приветствовали его. Братья Деланж были популярны, но Дэви не ответил на приветствия. Он даже не улыбнулся.

Старший свази протянул ему безопасную лампу, и Дэви подтверждающе хмыкнул. Тяжело пошел один по туннелю, не обращая внимания на окружение, мозг его барахтался в луже вины и жалости к самому себе.

Через тысячу футов он добрался до места дневной работы. Смена Джонни оставила сверла, соединенные с компрессорной системой, готовые к работе. Дэви отановился посредине рабочего пространства, и без участия сознания руки его сами начали двигаться, выдвигая фитиль безопасной лампы.

За защитной сеткой появился голубой огонек, и Дэви поднял лампу на уровень глаз и медленно пошел вдоль штрека. Он смотрел на пламя, но не видел его.

Воздух в тоннеле прохладный, отфильтрованный, в нем ни запаха, ни вкуса. Дэви шел как во сне. Он тонул в жалости к себе. Он видел себя в героической роли, одним из великих любовников прошлого, поставленных в трагические обстоятельства. Мозг его был занят только этой картиной. Глаза ничего не видели. Он слепо исполнял ритуал, который проделывал раньше тысячи раз в начале каждой смены.

Медленно за защитной решеткой огонек изменил свою форму. Его вершина расплющилась, над ней возникла призрачно-бледная линия. Глаза Дэви увидели ее, но мозг отказался воспринимать увиденное. Дэви продолжал идти в оцепенении вины и жалости.

Эта линия над пламенем называется «шапка», она означает наличие в воздухе по крайней мере пяти процентов метана. Последний шпур, который проделала смена Джонни Деланжа, столкнулся с заполненной метаном трещиной. В течение уже трех часов газ из трещины поступал в туннель. Воздух вокруг Дэви был заполнен метаном, Дэви дышал им, набирая полные легкие. Нужна была всего лишь искра, чтобы воспламенить его.

Дэви дошел да конца штрека и щелкнул щипцами для снятия нагара. Огонек в лампе погас.

– Благополучно, – сказал Дэви, не слыша своего голоса. Он пошел к ожидавшим рабочим.

– Благополучно, – повторил он, и старший свази повел сорок человек команды Дэви Деланжа в забой.

Дэви тоскливо шел за ними. По пути он сунул руку в карман и достал пачку сигарет. Сунул одну в рот, остальные положил обратно и принялся рыться в карманах в поисках зажигалки.

Дэви переходил от одной группы рабочих к другой, указывая направление отверстий. Каждый раз, как он заговаривал, незажженная сигарета свисала с его губы. Он жестикулировал рукой с зажигалкой.

Ему потребовалось двадцать минут, чтобы запустить все сверла. Наконец он остановился и осмотрел туннель. Каждый забойщик и его помощник выглядели отдельной скульптурой. Большинсто было обнажено по пояс. Тела их казались высеченными из черного масла и смазанными жиром. Они с напряжением держали тяжелые сверла.

Дэви поднял к лицу сложенные руки с зажигалкой и повернул колесико.

Воздух в туннеле превратился в пламя. В мгновенном взрыве темепратура повысилась до той, какая бывает в паяльной лампе. Она сожгла кожу на лицах и обнаженных телах рабочих, сожгла волосы. Уши превратила в пережженные угли. Испарила глазные яблоки. Сожгла их одежду. В это мгновение, когда пламя лизало кожу его лица и рук, Дэви от страшной боли открыл рот. Пламя устремилось в его полные метаном легкие. Внутри тела газ взорвался, и грудь его раскрылась, как бумажный мешок, ребра выпятились наружу, как лепестки раскрывающегося цветка.

В один момент погиб сорок один человек. В наступившем молчании они лежали, как сожженные насекомые, на полу туннеля. Один или два еще шевелились, спина изгибалась рефлекторно, распрямлялась нога, разжимались сожженные пальцы, но через минуту все стихло.

Полчаса спустя доктор Дэн Стендер и Род первыми вошли в туннель. Запах горелого мяса вызывал тошноту. Им пришлось бороться с ней, когда они пошли вперед.

52

Дэн Стендер сидел за столом и смотрел на автостоянку перед шахтной больницей. С предыдущего вечера он как будто постарел на десять лет. Дэн завидовал беспристрастности коллег, с которой они относились к работе. Он сам никогда не был способен на это. Он только что завершил сорок первый осмотр, чтобы выдать свидетельства о смерти.

За те пятнадцать лет, что он работает на шахте, он привык к смерти в самых ужасных ее формах. Однако подобного он еще не видел. Сорок один погибший, все от ожогов и массивных травм от взрыва.

Он чувствовал себя истощенным, лишенным сил. Потирая виски, посмотрел на пластиковый поднос с жалкими остатками предметов. Это вещи из карманов Деланжа. Само по себе извлечение их из сгоревшей одежды – грязное занятие. Ткань обгорела до тела. На парне была нейлоновая майка. Нейлон расплавился и стал частью обожженной поверхности.

Связка ключей на медном кольце, складной нож с костяной рукоятью, зажигалка «Ронсон», зажатая в сожженной правой руке, бумажник из газельей кожи и конверт с обгоревшим краем.

Предметы, принадлежавшие жертвам банту, Дэн уже передал в агентство по набору. Из отправят в семьи погибших. Он с отвращением вздохнул и взялся за бумажник. Раскрыл его.

В одном отделении полдесятка марок и банкнота в пять рандов. Другое отделение набито бумагами. Дэн посмотрел: торговые карточки, квитанции химчистки, объявления о продаже ферм из «Фармерз Уикли», сберегательная книжка.

Дэн раскрыл книжку и присвистнул, увидев итоговую сумму. Он пролистал ее страницы.

В сберегательной книжке был еще захватанный распечатанный конверт. Дэн раскрыл его и сморщился. Там было множество фотографий, которые предлагают в портах Мозамбика или Лоренцо Маркеш. Именно такой материал Дэн и отыскивал.

Когда родственникам возвратят вещи погибших, Дэн хотел, чтобы у них не было свидетельств человеческой слабости. Он сжег фотографии вместе с конвертом в пепельнице, потом смешал пепел и выбросил в корзину для бумаг.

Потом подошел к окну и раскрыл его, чтобы проветрить дым. Посмотрел на стоянку в поисках альфа-ромео Джой. Она еще не приехала, и Дэн вернулся к столу.

Взгляд его упал на оставшийся конверт, и он подобрал его. На нем была полоска крови, и один угол обгорел. Дэн достал из него четыре исписанные страницы и расстелил на столе.

Дорогой Джонни.

Когда папа умер, ты был совсем маленьким, и я всегда считал тебя скорее своим сыном, чем братом.

Ну, Джонни, мне нужно сказать тебе кое-что…

Дэн читал медленно и не слышал, как в комнату вошла Джой. Она стояла у дверей и смотрела на него. У нее было доброе выражение, она слегка улыбалась, светлые волосы прямо падали на плечи. Она тихонько подошла к нему сзади и поцеловала в ухо. Дэн вздрогнул и повернулся к ней.

– Дорогой, – спросила Джой и поцеловала его в губы. – Что это такое интересное ты читаешь, что даже не заметил моего появления?

Дэн немного поколебался, потом сказал:

– Ночью в несчастном случае погиб человек. Это было в его кармане.

Он протянул ей письмо, и она медленно прочла.

– Он собирался послать это своему брату? – спросила она, и Дэн кивнул.

– Сука, – прошептала Джой, и Дэн удивленно взглянул на нее.

– Девица, это ее вина, понимаешь? – Джой раскрыла сумку и поднесла платок к глазам. – Черт возьми, я испорчу всю косметику. – Она всхлипнула и продолжала: – Стоило бы отдать письмо ее мужу.

– Ты хочешь сказать, что не нужно отдавать? – спросил Дэн. – Мы не имеем права играть в Господа Бога.

– Неужели? – спросила Джой. Дэн молча смотрел, как она порвала письмо на клочки, скомкала их и бросила в корзину для бумаг.

– Ты замечательная, – сказал Дэн. – Выйдешь за меня замуж?

– Я уже ответила на этот вопрос, доктор Стендер. – И она снова поцеловала его.