Текст книги "Глаз тигра"

– Чабби! Быстрей!

Вельбот был от нас в пятнадцати ярдах. Мотор ритмично работал, и Чабби мгновенно развернул судно. Как только вельбот повернулся к нам, Чабби отдал управление Анджело, а сам перебрался на нос. Он приближался к нам, как громадный коричневый колосс.

– Огненный коралл, Чабби! – крикнул я. – Ей сильно досталось. Вытаскивай ее!

Чабби наклонился вперед, ухватился за ремни на спине Шерри и поднял ее тело над водой. Она повисла в его огромных коричневых лапах, как утопающий котенок. Я прямо в воде стащил с себя акваланг и кинул его Анджело, и когда вскарабкался через борт, Чабби уже уложил Шерри на доски днища, и, склонившись над ней, держал ее в объятиях, чтобы утешить ее и успокоить ее стоны и всхлипывания.

Я нашел мою походную аптечку под грудой снаряжения на носу вельбота, но пальцы не слушались меня, когда я слышал рыдания Шерри у себя за спиной.

Мгновенно отломив головку ампулы с морфином, я наполнил одноразовый шприц прозрачной жидкостью. Теперь я был не только напуган, но и зол.

– Безмозглая идиотка, – произнес я, вне себя от злости. – И что заставило тебя лезть туда? Ты что – рехнулась?

Она была не в состоянии ответить мне, ее синие губы дрожали, и в их уголках пузырилась слюна. Я сжал двумя пальцами ее бедро и воткнул в тело шприц, впрыскивая жидкость. А затем со злостью продолжал:

– Огненный коралл! Господи, да какой из тебя знаток морского дна? Да ни один ребенок на острове не так глуп, как ты!

– Я не думала, Харри, – задыхаясь, произнесла она.

– Не думала! – повторил я. Ее боль только провоцировала приступы моего гнева. – Да есть ли у тебя в голове хоть что-то, чем думают? Или у тебя куриные мозги?

Я вытащил иглу и обыскал аптечку в поисках антигистаминного средства.

– Мне следовало бы положить тебя на колено и…

Чабби посмотрел на меня:

– Харри, если ты произнесешь еще хоть одно слово в том же духе в адрес мисс Шерри, клянусь, я проломаю тебе голову, слышишь?

С легким изумлением я понял, что говорил он совершенно серьезно. Мне приходилось раньше видеть, как у него это получается, поэтому знал, что лучше до этого дело не доводить. Я сказал ему:

– Вместо того, чтобы держать речи, займись лучше тем, чтобы поскорей вывести нас отсюда. Надо торопиться на остров.

– Обращайся с ней поласковей, слышишь, иначе я поджарю тебе задницу так, что ты начнешь мечтать о том, как бы самому посидеть на связке огненного коралла вместо нее. Ясно? – сказал Чабби.

Я не стал обращать внимания на его обвинительную тираду и принялся наносить лекарство на уродливые багровые рубцы, покрывая их защитной болеутоляющей пленкой. Затем я поднял ее на руки и держал так до тех пор, пока морфин не унял боль, тысячами жал пронзившую ее.

Когда я принес Шерри в пещеру, она была уже почти без сознания от наркотика. Всю ночь я провел подле нее, утешая и поддерживая, когда у нее началась лихорадка, вызванная действием яда. Однажды, в полубреду, она прошептала: «Прости, Харри. Я не знала. Я впервые ныряла среди кораллов. Я не узнала его».

Чабби и Анджело тоже не спали. Я слышал шепот их голосов у костра, и каждый час один из них, покашляв у входа, заглядывал в пещеру, чтобы узнать, как дела.

– Харри, как она?

К утру Шерри преодолела худшие последствия интоксикации, и ожоги превратились в несимпатичную сыпь пузырей. Нам потребовалось еще тридцать шесть часов, чтобы прийти в себя и вновь приступить к исследованию впадины. Кроме того, пришлось ждать нужного прилива. На это ушел еще один день.

Мы теряли драгоценные часы. Я легко мог себе представить, как «Мандрагора» все приближается к нам. Это было быстроходное, мощное судно, и каждый потраченный впустую день делал наши планы все менее выполнимыми. На третий день мы снова отправились к омуту. Было уже за полдень, и хотелось пройти туда при низкой воде, едва не задевая острые коралловые зубцы, до которых оставалось не более нескольких дюймов.

Шерри еще не оправилась от ожога, и ее руки были забинтованы. Она осталась на борту вельбота, чтобы составить компанию Анджело. Мы с Чабби нырнули одновременно, быстро спустились в глубь и остановились над покачивающимися верхушками водорослей, чтобы оставить там первый сигнальный буек. Я решил систематично исследовать все дно. Мы разбили его площадь на квадраты, оставляя поверх подводных зарослей буйки, привязанные к якорям нейлоновой леской. Проработав около часа, мы не обнаружили ничего, что бы хоть отдаленно напоминало останки судна. Правда, там еще оставались заросли кораллов, перемешанных с густой подводной растительностью, но они требовали более подробного исследования. Я отметил их на грифельной доске, прикрепленной к моему бедру. К концу этого часа запас воздуха в двойных емкостях почти иссяк. Чабби требовалось больше воздуха, так как он был крупным мужчиной, а его техника подводного плавания не до конца отточенной. Мне приходилось постоянно проверять давление в его акваланге. Когда начали подъем, я с особой предосторожностью делал остановки для декомпрессии, хотя Чабби, как обычно, проявлял нетерпение. Ему никогда не доводилось видеть водолаза, который поднялся слишком быстро, и чья кровь начинала закипать в жилах, подобно шампанскому. Можно остаться калекой на всю жизнь – пузырьки воздуха, попавшие в мозг наносят ему непоправимый вред.

– Нашли что-нибудь? – крикнула Шерри, как только мы показались из воды.

Мы выпили кофе из термоса и, отдыхая и разговаривая, я выкурил сигару. По-моему, все были слегка расстроены, что успех не был мгновенным, и я старался приободрить их, говоря о предстоящих находках. Надев заново наполненные акваланги, мы с Чабби снова ушли под воду. На этот раз у нас в запасе было только сорок минут для работы на глубине в сто тридцать футов, ведь газ скапливается в крови постепенно, и повторный глубоководный спуск усиливает риск. Мы осторожно пробирались сквозь побеги бамбука и нагромождения кораллов, исследуя каждую трещину и впадину между ними. Через каждые несколько минут мы останавливались, чтобы отметить местоположение интересных предметов, ползая взад и вперед, чтобы методично исследовать поверхность дна между буйками.

Прошло сорок три минуты, и я бросил взгляд в сторону Чабби. Ни один из наших водолазных костюмов не подходил ему, и он нырял обнаженным, если не считать старомодного черного шерстяного купального костюма. Он был похож на одного из моих приятелей – дельфинов – правда, был не столь изящен, когда продирался сквозь заросли водорослей. Я улыбнулся этой мысли и был готов отвернуться, когда случайный луч пронзил подводный полог и что-то блеснуло на дне возле Чабби. Я мгновенно подплыл, чтобы рассмотреть блестящий предмет. Вначале я подумал, что это створка раковины, но предмет был толще и правильной формы. Я опустился ниже к нему и увидел, что он наполовину занесен слоем гниющих кораллов. У меня на поясе болтался небольшой ломик. Я вытащил его из футляра, чтобы отломать кусок коралла, в котором застрял предмет. Кусок получился не менее пяти футов, и я положил его себе в сеть.

Чабби следил за мной, и я подал знак подниматься.

– Что нашли? – нетерпеливо закричала Шерри, когда мы вынырнули. Вынужденное заключение в лодке стало сказываться на ее нервах. Она стала раздражительной и нетерпеливой, но я не мог позволить ей нырять, пока не заживут уродливые язвы на ее руках и бедрах. Я знал, что ее легко может поразить вторичная инфекция. Поэтому в этих жарких условиях я постоянно пичкал ее антибиотиками и успокоительными средствами.

– Не знаю, – ответил я, подплывая к судну, и протянул ей сетку.

Она с жадностью схватила ее, и пока мы выкарабкивались и снимали снаряжение, Шерри пристально изучала находку, вертя ее в руках.

Прибой начинал бить через риф, поверхность омута покрылась рябью, и наш вельбот раскачивался и подпрыгивал на воде. Анджело было все труднее удержать его на месте – пришло время уходить отсюда. Мы провели под водой столько времени, сколько я считал безопасным для одного дня. Вскоре мощный океанский прибой хлынет через риф, прыгая вниз по скалам.

– Вези нас домой, Чабби, – крикнул я, и он пошел к моторам. Все наше внимание было сосредоточено на быстром беге через проход. Наступающий прилив толкал нас, обдавая брызгами, что казалось, вельбот вот-вот потеряет управление и мы налетим брюхом на коралловые стены проливчика. Однако мореходное искусство Чабби не подвело нас, и, наконец, мы влетели в спокойные, защищенные рифом воды и повернули к острову.

Теперь я мог переключить внимание на найденный мною в омуте предмет. Шерри, не переставая, пичкала меня советами быть поосторожней, но я просто положил кусок мертвых кораллов на сидение и стукнул по нему ломиком. Он раскололся на три куска, открыв нашему взгляду сразу несколько предметов, которые в свое время обволок и сохранил для нас полип.

Это были три круглых серых предмета. Я вытащил один из них из кораллового футляра и взвесил на руке. Он был тяжел. Я протянул его Шерри.

– Ваши предположения? – спросил я.

– Мушкетные пули, – сказала она, не колеблясь.

– Несомненно, – согласился я. Мне следовало бы узнать их с первого взгляда. Поэтому я решил взять реванш, определив второй предмет. – Небольшой медный ключ.

– Ты гений, – сказала она не без иронии, но я не обратил внимания, так как в эту минуту пытался осторожно освободить тот белый предмет, который первоначально привлек мое внимание. Наконец, он выпал наружу, и я повернул его, чтобы разглядеть узор на одной из его сторон.

Это был кусочек белого фарфора, осколок края тарелки, который был украшен изображение герба. Половины рисунка недоставало, но я тотчас узнал вставшего на дыбы льва и слова: «SENAT ANGLIA». Это была тарелка из судового сервиза компании. Протянув осколок Шерри, я внезапно понял нечто, как будто своими глазами увидел происшедшее.

– Когда прибой разбил хребет судна, и кораллы переломили его пополам, оно стало тонуть средней частью вниз. Весь его тяжелый груз и оборудование должны были сдвинуться с места, разрывая внутренние перегородки. Начинка судна стала высыпаться – пушки, картечь, столовое серебро, чашки, бутылки, монеты и оружие. Всем этим было усыпано дно омута, пока кораллы не обволокли и не поглотили творения человеческих рук.

– А как же ящики с сокровищами? – спросила Шерри. – Они могли выпасть из трюма?

– Не знаю, – признался я, а Чабби, который также внимательно слушал, плюнул за борт и проворчал:

– Передняя часть трюма всегда имеет двойную обшивку, из двух—трехдюймового дуба, чтобы груз не сдвигался во время шторма. Если в трюме что-то было, то оно до сих пор там и лежит.

– Такое мнение стоило бы тебе на Харли-стрит десяти гиней, – сказала Шерри, подмигнув. Она засмеялась и повернулась к Чабби. – Не знаю, милый Чабби, что бы мы без вас делали, – Чабби лишь насупился и внезапно начал что-то увлеченно рассматривать на горизонте.

Лишь позже, когда мы с Шерри искупались на одном из уединенных пляжей, облачились в свежие одежды и уселись вокруг костра, потягивая «Чивас Регал» и закусывая свежим уловом, эйфория по поводу наших первых незначительных находок стала испаряться. Я начал трезво размышлять, что же нам делать с останками «Света Зари», разбросанными по всему омуту.

Если Чабби ошибся, и ящики с драгоценностями, тяжелые от груза, пробили днище и упали сами по себе, то мы обречены продолжать наши поиски до бесконечности. Я видел около двухсот коралловых блоков и холмов в этот день, и каждый из них мог скрывать часть тигрового трона Индии. Но если Чабби был прав, и груз остался в трюме, тогда кораллы покрыли всю переднюю часть корабля, лежащего на дне, несколькими слоями окаменевшей извести и сокровища оказались под настоящей броней, заросшей водорослями.

Мы обсудили все в мельчайших деталях. Кажется, все давно уже поняли грандиозность стоящей перед нами задачи и сошлись на том, что выполнение ее надо разбить на стадии. Сначала нам следует обнаружить место, где лежат ящики, а затем вырвать их из цепких объятий кораллов.

– Ты знаешь, что нам понадобится, не правда ли, Чабби? – поинтересовался я, и он кивнул.

– У тебя еще сохранились те два ящика? – я стеснялся упоминать гелигнит в присутствии Шерри. Мне это слишком живо напоминало о проекте, для которого нам с Чабби пришлось как следует запастись взрывчаткой. Это было три года назад во время мертвого сезона, когда я отчаянно пытался найти наличность, чтобы не пропасть вместе с «Балериной». Даже с большой натяжкой этот проект нельзя было отнести к разряду законных, но потом я почти позабыл о нем. И вот теперь нам снова понадобился гелигнит.

Чабби покачал головой:

– Нет, наш запас весь взмок, как портовый грузчик в жару. Даже икнуть возле него было опасно – в воздух мог взлететь целый остров.

– И что ты с ним сделал?

– Мы с Анджело отвезти его в Мозамбикский пролив и сбросили там, где поглубже.

– Нам понадобятся по меньшей мере два ящика. Нужен настоящий взрыв, чтобы отломать там внизу большие куски коралла.

– Я поговорю с мистером Кокером. Он, пожалуй, сможет достать.

– Сделай одолжение, Чабби. В следующий раз, когда ты отправишься на Сент-Мери, скажи Фреду, чтобы он достал для нас три ящика.

– А как насчет ананасов, что мы подняли с «Балерины»? – поинтересовался Чабби.

– Не пойдет, – ответил я ему. – Не хочу, чтобы мой некролог звучал так: «Этот человек пытался взорвать ручные гранаты на глубине ста тридцати футов».

На следующее утро я был разбужен неестественной тишиной. Душный воздух, казалось, был заряжен электричеством. Я лежал, прислушиваясь, но даже крабы-скрипачи хранили молчание. Непрерывный шелест пальмовых ветвей тоже стих. Единственным звуком было низкое и нежное дыхание спящей со мной женщины. Я поцеловал ее в лоб и потихоньку вытащил правую руку у нее из-под головы, чтобы не разбудить. Шерри хвасталась, что она всегда спит без подушки – они, якобы, портят осанку, призналась она мне, но это не мешало ей использовать любую подходящую часть моего тела в качестве таковой. Я поковылял из пещеры, стараясь восстановить кровообращение в руке с помощью массажа. Нанося визит своему любимому дереву, я рассматривал небо.

Рассвет был туманным, звезды казались тусклыми, затянутые темной дымкой, повисшей в небе. Нагретый воздух был тяжел и удушлив, не было ни ветерка, и атмосферные заряды покалывали мне кожу.

Когда я вернулся, Чабби сидел, подбрасывая ветки в огонь, чтобы раздуть его. Он взглянул на меня и подтвердил мой диагноз.

– Погода портится.

– И что будет, Чабби? – он пожал плечами. – Барометр упал до 28,2, но все станет ясно только к полудню, – и он снова принялся шевелить угли и раздувать огонь.

Погода подействовала и на Шерри. Волосы на ее висках слиплись от пота, и она с раздражением огрызалась со мной, пока я менял ей повязку. Но уже минутой позже, когда я одевался, она подошла ко мне и прижалась щекой к моей спине.

– Прости, Харри. Сегодня так душно и… невыносимо, – она провела губами мне по спине, касаясь толстого валика шрама кончиком языка.

– Простил?

Мы с Чабби нырнули в омут около одиннадцати часов утра и провели под водой тридцать восемь минут, не найдя ничего мало-мальски существенного. И вдруг я услышал удары о металл. Клинк! – донеслось сквозь воду. Чабби тоже притих. Звон донесся опять, повторенный трижды.

На поверхности Анджело, погрузив до половины трехфутовый рельс в воду, бил по нему молотком, давая нам сигнал подниматься на поверхность.

Я дал Чабби знак рукой – «идем наверх», и мы начали подъем.

Когда мы взобрались на борт, я спросил с нетерпением:

– Анджело, в чем дело?

Вместо ответа он указал куда-то в море, за неровные зубцы рифа. Я стащил маску и замигал, стараясь навести фокус после ограниченной видимости подводного мира.

Будто узкий темный мазок на палитре, нанесенный игривым божеством через весь горизонт, над морем низко чернела туча. Пока я наблюдал за ней, она все росла и поднималась из моря, застилая собой синеву неба и становясь все темнее с каждой минутой. Чабби тихонько присвистнул и мотнул головой.

– Да, приближается леди Ц, и, кажется, она торопится.

Низкая черная полоса наступала на нас все быстрее. Туча поднялась выше, закрыв полнеба погребальной занавеской. Чабби выжимал из моторов, что только мог, но когда мы на сумасшедшей скорости неслись по проходу, первые темные языки уже начали застилать солнце. Шерри пересела поближе ко мне, чтобы помочь мне снять прилипший водолазный костюм.

– Харри, что это?

– Леди Ц, – ответил я. – Циклон. Тот самый, что когда-то погубил «Свет Зари».

Анджело раздал нам спасательные пояса. Мы надели их и уселись, прижавшись друг к другу, наблюдая, как туча приближается к нам во всем своем мрачном великолепии. Она уже застилала солнце. Ясный голубой купол неба постепенно превращался в низкую серую крышу клубящейся тучи.

Мы спасались от нее бегством, преодолев проход и вырвавшись в спокойные воды внутреннего залива. Все мы сидели, обернувшись в сторону нашего преследователя, и наши сердца переполнял ужас беспомощности перед лицом безжалостной стихии.

Фронт облаков уже проплыл у нас над головами, когда мы, наконец, вошли в бухточку. Мир вокруг нас превратился в сплошные сумерки, застывшие перед яростной атакой стихии. Туча несла с собой холодный сырой воздух. Когда он достиг нас, мы задрожали от резкого падения температуры. Наполняя воздух смесью морской пены и песка, на нас с оглушающим воем налетел ветер.

– Моторы! – прокричал Чабби, когда вельбот коснулся песка. В эти два новых «Эвинруда» были вложены все сбережения его жизни, и я понимал его озабоченность.

– Мы их возьмем с собой.

– А лодка?

– Затопим. Она может полежать на плотном песчаном дне.

Чабби и я снимали моторы, а Шерри и Анджело разглаживали складки брезента поверх открытой палубы, чтобы спасти оборудование, а затем с помощью нейлоновой веревки перевязывали акваланги и водонепроницаемые футляры, в которых хранилась аптечка и инструменты. Пока мы с Чабби взваливали на плечи два тяжеленных «Эвинруда», Анджело направил влекомый ветром вельбот в залив и там вытащил в его днище пробки. Лодка тотчас наполнилась водой. Поднятые диким ветром волны ринулись ей через борт, и она быстро опустилась на глубину двадцати футов. Анджело вплавь добрался до берега, преодолевая накатывающиеся на него волны. За это время мы с Шерри уже достигли кромки пальмовой рощи.

Я шел, сгибаясь под тяжестью ноши, и когда обернулся, то увидел Чабби, с трудом бредущего вслед за нами. Он был также придавлен неимоверной тяжестью второго мотора и еле передвигал ноги, пробиваясь через взвихренный песок. Анджело появился из воды и поспешил за нами. Когда мы вошли в рощу, Анджело и Чабби почти догнали нас. Если я полагал, что найдем здесь укрытие, то оказался сущим глупцом. Открытое пространство доставляло массу неудобств, но здесь, в роще, нас подстерегала смертельная опасность. Пальмы будто в безумии раскачивались под мощными порывами ветра, наполняя воздух оглушающим ревом, который сводил с ума. Высокие стройные стволы пальм хлестали со свистом, словно кнуты, ветер безжалостно отламывал ветви, разбрасывая их по песку. Они летали по пляжу, будто огромные уродливые птицы. Мы бежали гуськом вдоль еле заметной тропинки – Шерри впереди, прикрыв голову руками. Я впервые почувствовал благодарность судьбе, что меня хоть как-то защищает большой мотор, который я тащил на плечах. Ведь все мы столкнулись с двойной опасностью.

С раскачивающихся пальмовых ветвей срывались с высоты пятидесяти футов гроздья твердых, как чугун, орехов. Они были не меньше пушечного ядра и не уступали ему по убойной силе. Мы бежали как сквозь бомбежку. Один из орехов попал в мотор, который нес я. От удара я едва не упал. Еще один стукнулся о землю возле тропы и, отскочив, ударил Шерри по ноге. Удар был не столь сильным, но и его оказалось достаточно, чтобы сбить ее с ног. Шерри упала на песок, будто куропатка, подстреленная из мощного ружья. Когда она поднялась на ноги, то смогла передвигаться лишь прихрамывая. Однако ей удалось побороть себя, и она побежала сквозь смертельный град кокосов.

Мы уже почти достигли седловины между холмов, когда ветер подул с особенно дикой силой. Он завывал над нами на высокой пронзительной ноте, несясь по верхушкам деревьев подобно вырвавшемуся на волю зверю. Ветер метнул на нас новую песчаную завесу. Я бросил взгляд вперед и увидел, как начала валиться первая пальма.

Сначала она устало наклонилась, будто лишившись сил сопротивляться порывам ветра, а затем земля вокруг нее вздыбилась, обнажая вырванные из песчаной почвы корни. Падая, дерево набирало скорость, раскачиваясь из стороны в сторону; оно падало как топор палача, прямо нам навстречу.

Шерри бежала в пятнадцати футах впереди меня, уже начав взбираться на холм. Ее лицо было опущено вниз, словно она наблюдала свой собственный бег, а руки прижаты к голове. Она бежала прямо навстречу падающему дереву и казалась крохотной и хрупкой под готовым обрушиться на нее стволом пальмы. Один удар этого циклопа убил бы ее на месте.

Я закричал ей, но, хотя она была близко от меня, мой крик не услышала. Рев ветра заглушил все наши чувства. Длинный ствол падал все ниже, и Шерри была уже на его пути. Я сбросил с плеч мотор и кинулся вперед. Было ясно, что я не смогу вовремя догнать ее. Поэтому я сделал рывок вперед и падая, протянул правую руку – я хотел ударить Шерри по ноге, чтобы остановить ее. Я приемом футболиста перебил ей лодыжку, и она свалилась лицом вниз в песок. Мы оба лежали распластавшись на песке, когда пальма наконец рухнула. Грохот падения на мгновение заглушил даже завывание ветра. От удара дрогнула земля, и он отозвался во всем моем теле. В следующее мгновение я поднялся и потянул Шерри, чтобы она встала на ноги.

Пальма упала в двадцати дюймах от Шерри, лишь чудом не задев ее. Шерри все еще была ошеломлена и напугана. Я обнял ее, чтобы утешить и приободрить, а затем перенес через ствол, лежащий поперек тропы. Указал на седловину, я подтолкнул ее вперед.

– Беги! – крикнул я, и она, шатаясь, сделала шаг вперед. Анджело помог мне снова взвалить на плечи мотор. Мы перебрались через дерево и с трудом побрели вверх по склону за удаляющейся фигуркой Шерри.

По обеим сторонам тропы было слышно, как с грохотом рушатся все новые и новые деревья, но я старался смотреть только вперед, чтобы падение не застало меня врасплох. В это время еще один крупный сорвавшийся с ветки кокос ударил меня по виску. На мгновение я потерял сознание, но затем, качаясь, двинулся вперед, почти ни чего не видя перед собой, среди чудовищных гильотин падающих пальм.

Почти бессознательно я достиг гребня седловины. Я не ожидал, что ветер со всей своей мощью начнет толкать меня в спину. Он швырнул меня вперед. Земля ушла у меня из-под ног, и я перелетел через гребень. Ноги не слушались меня, и я вместе с мотором покатился вниз по склону. Во время этого странного спуска, я догнал Шерри, налетев на нее сзади. Она упала на меня, и теперь вниз катилось уже трое – я, мотор и Шерри. Наверху оказывался то я, то Шерри восседала у меня между лопаток, то мотор давил своей тяжестью нас обоих.

Когда, наконец, мы достигли дна седловины, скатившись вниз по крутому склону, и лежали там побитые до синяков, не в силах пошевелиться, я расслышал, что говорила Шерри. Склон защищал нас от прямых атак ветра. Не было ни капли сомнения в том, что Шерри приняла мое падение за нарочно подстроенную атаку, и это привело ее в ярость. Она без стеснения высказывала все, что думает о моих родителях, характере и воспитании. Даже в столь жалком положении, ее гнев показался мне ужасно комичным, и я рассмеялся. Я видел, что она собирается с силами, чтобы побольней ударить меня, и решил ее отвлечь.

– Джек и Джилл пошли к реке…, – хрипло произнес я. На секунду Шерри пристально посмотрела на меня, как на идиота со слюнявым ртом, а затем тоже расхохоталась. Но что-то безумное было в ее истерическом смехе.

– Ты свинья, – давясь от смеха, произнесла она. Слезы катились у нее по щекам, а слипшиеся от песка волосы болтались по лицу как толстые черные змеи.

Когда нас догнал Анджело, он подумал, что Шерри плачет, и заботливо помог ей подняться на ноги, проводив последнюю сотню ярдов до пещеры. Мне пришлось самому взваливать на покрытые синяками плечи мотор и в одиночестве плестись за ними.

Пещера наша была удачно расположена. В нее не проникал ветер. Наверно, древние мореходы вырыли ее, специально имея это в виду. Я принес брезентовую занавеску от насекомых, которая была закручена вокруг ствола пальмы и завесил вход, привалив нижний конец камнями. Мы, будто раненые животные, вползли в наше тускло освещенное укрытие.

Я оставил мотор в пещере Чабби, зная, что тот, подобна любящей матери, позаботится о нем, как о больном ребенке, и как только циклон стихнет, мотор снова будет готов к работе в море. Как только я завесил вход пещеры от ветра брезентом, мы с Шерри разделись, чтобы смыть с себя соль и песок. Для этого нам пришлось использовать тазик с драгоценной пресной водой. Мы поочередно становились в него, и один из нас протирал другого губкой. После бесконечной битвы с мотором, я был весь в синяках и царапинах, и хотя моя аптечка покоилась вместе с вельботом на дне залива, я отыскал в сумке большую бутыль с антисептиком. Шерри не без успеха принялась подражать Флоренс Найтингейл. Комочком ваты, смоченным в лекарстве, она обработала мне раны, мурлыча при этом в знак симпатии и сочувствия.

Эта процедура показалась мне по своему приятной, и я стоял, как загипнотизированный, автоматически отвечая на просьбу Шерри поднять руку или подвинуть ногу. Первым же намеком на то, что мисс Норт отнеслась к моим увечьям без достаточной серьезности, которой они заслуживали, было то, что, издав внезапно боевой клич, она намазала мне самую нежную и выдающуюся часть алым антисептиком.

– Красноносый олень Рудольфа, – смеясь, воскликнула она, и я поднялся, чтобы защитить себя.

– Что ты делаешь?! Это же не смывается!

– Великолепно! – засмеялась она. – Теперь ты будешь заметен даже в толпе!

Я был шокирован таким неподобающим в нашем положении легкомыслием, приняв полный достоинства вид, отправился на поиски сухой пары брюк. Шерри, откинувшись на матраце, наблюдала, как я роюсь в сумке.

– И сколько это продлится? – спросила она.

– Дней пять, – ответил я и остановился, прислушиваясь к завываниям ветра.

– Откуда ты знаешь?

– Это всегда длится пять дней, – объяснил я, натягивая шорты.

– Что ж, у нас будет время, чтобы еще ближе узнать друг друга.

Из-за циклона мы словно попали в заточение. Было непривычно постоянно находиться бок о бок в тесной пещере. Каждое путешествие наружу, вызванное природной необходимостью или визитом к Чабби и Анджело, было сопряжено с неудобствами и риском. Хотя в течение первых двенадцати часов с пальм были сорваны почти все кокосы, и самые слабые деревья были уже повалены, время от времени раздавался треск падающего ствола, и в стороне, будто стрелы, разлетались щепки и отломанные ветки. Гонимые ветром, они могли ослепить или серьезно ранить.

Чабби и Анджело часами колдовали над моторами. Они разобрали их и очистили от морской соли. Работа в этой ситуации была наилучшим занятием.

В нашей пещере, когда первоначальная новизна прошла, надвигался кризис. Я еще не до конца понимал его, однако ощущал его опасность. Я отдавал себе отчет, что никогда не понимал до глубины характера Шерри. Многие вопросы оставались без ответа. Она не пускала меня дальше какого-то барьера, оставаясь недоступной. До сих пор она не высказывала мне своих чувств и не задавала вопросов о будущем. Мне это казалось странным. Любая другая женщина, из тех что я знал, всегда ожидала, более того – требовала объяснений в любви и страсти. Я чувствовал, что эта нерешительность доставляет ей самой не меньше огорчений, чем мне. Она словно попала в ловушку и пыталась выбраться наружу, и от этого страдали ее эмоции. Однако, об этом не было сказано ни слова. Мы будто пришли к молчаливому соглашению не обсуждать наши чувства. Мне это давалось с трудом, ведь я любовник, привыкший изливать свои чувства в пышных фразах. И если пока не удалось заставить эту пташку спуститься с ветки ко мне на ладонь, то, наверно, отчасти потому, что я не прилагал должных усилий. Я бы мог без особых трудностей наверстать упущенное, но отсутствие будущего сдерживало меня. Казалось, для Шерри ваши отношения продлятся не далее заката. И все же я знал, что она этого не желает – иногда периоды уныния сменялись у нее вспышками страсти, в искренности которых не оставалось сомнений.

Однажды я завел разговор о своих планах на будущее после подъема со дна сокровищ – как я закажу себе новое судно по собственному проекту, которое воплотит в себе все лучшее, что было у «Балерины», как я построю себе новое жилище в Черепашьем Заливе, которое уже не удостоишь звания домишка, как я обставлю его и кто в нем будет жить. Шерри отмалчивалась. Когда слова у меня иссякли, она отвернулась от меня на матраце, притворяясь спящей, но я мог, даже не прикасаясь к ней, ощутить напряжение во всем ее теле.

В другой раз я поймал ее прежний враждебный, почти ненавидящий взгляд. А через час она была охвачена безумием страсти, в полном противоречии с ее предшествующим настроением.

Она разбирала и чинила мою одежду из сумки, и, сидя по-турецки на матраце, делала старательные, аккуратные стежки. Когда я поблагодарил ее, в ответ она произнесла что-то язвительно-насмешливое, и все закончилось шумным скандалом. В конце концов, она кинулась наружу из пещеры и побежала, сгибаясь под порывами ветра к жилищу Чабби. Она не возвращалась до самой темноты, пока Чабби не привел ее назад, освещая дорогу фонарем.

Чабби одарил меня взглядом, способным испепелить менее выдержанного человека, и холодно отказался зайти на глоток виски. Это могло означать, что он либо болен, либо не в настроении. А затем, что-то неодобрительно бормоча, снова исчез в темноте.

К концу четвертого дня мои нервы были на пределе. Я продолжал размышлять о странном поведении Шерри со всех точек зрения и сделал некоторые выводы.

Заключенная вместе со мной в тесных стенах пещеры, она была вынуждена, наконец, задуматься о том, что ее связывает со мной. Она влюбилась, наверно, впервые в жизни, и ее бунтарский, независимый дух воспротивился этим новым чувствам. Признаться, для меня это также не было весьма приятным переживанием. Я наслаждался краткими периодами любви и раскаянием перед каждой новой ссорой, но с жадным нетерпением ждал, когда же она осознает неизбежность своего состояния и полностью покорится ему.