Электронная библиотека » Уильям Берроуз » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Нова Экспресс"


  • Текст добавлен: 24 апреля 2022, 00:58


Автор книги: Уильям Берроуз


Жанр: Контркультура, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Мошенничество с рыбным ядом

Ездил я с компанией «Достоинство инкорпорейтед» и с участием шайки «покупателей» проверял продавцов на предмет воровства… Там были две пизды средних лет, у одной была чау-чау, которая скулила и тявкала в коконе из черных свитеров, и еще Боб Шефер, Главарь Шайки – американский фашист с рузвельтовскими шуточками… Дело происходит в Айове, по автомобильному радио передают одну вещицу: «Весной в ограде застряла старая свинья»… А Шефер говорит: «Бог ты мой, будто и не уезжали из захолустья». Той ночью остановились в Плезантвиле, покрышки наши спустили, а во время войны у нас не было на этот случай шинного пайка… А Боб напился и в придорожной закусочной у реки показал местным жителям свою бляху… А я наткнулся на Матроса под пальмой в кадке, в вестибюле… Мы охмуряли местных коновалов с помощью «мошенничества с рыбным ядом»… «У меня есть ядовитые рыбы, док, их привезли из Южной Америки в цистерне, я ихтиолог, а после того, как меня ужалила эта гнусная кандиру… Точно кровь подожгли, а то как же! Вот, доктор, опять начинается…» А Матрос разыгрывает свою сцену Раскаленной Добела Агонии и гоняется за доктором по всему кабинету, точно реактивный паяльник. Он-то своего не упустит… Но коновалов обобрал подчистую… И вот, когда мы с Бобом, как говорят эти старые пизды, «схватили добычу» и арестовали одного угрюмого приказчика, по локоть запустившего руку в карман фирмы, то принялись по очереди разыгрывать крутого копа и копа-мошенника… А мне попадается один плезантвильский коновал, и я ему говорю, что подхватил венерианский вирус и того и гляди растворюсь в ядовитых соках и ассимилирую прохожих, если не буду принимать свое лекарство, причем регулярно… Словом, попадается мне этот старый хрыч – воняет, как навозная куча, потихоньку выделяющая пар, и рычит на меня:

– С вами-то что стряслось?

– Венерианская Шелудивость, доктор.

– Послушайте, молодой человек, я слишком ценю своё время…

– Доктор, неужели вы откажете больному в неотложной помощи?

Хоть и старое дерьмо, но добрый… Вышел я в отрубе…

– У него была только одна доза, Матрос.

– Да ты нагрузился… Ты ассимилировал коновала… Бросил меня на ломках…

– Да. Он был старый и непробиваемый, но не такой уж и непробиваемый для Едких Ферментов Вкрадчивости.

Матрос иссяк, а аптека закрывалась, вот я и испугался, что его плотское возбуждение помешает моим лечебным процедурам… Следующий коновал на одной стороне выписал пару бочек эротогенной кислоты, а на другой – Печи Нагасаки… И мы отключились под каучуковыми деревьями, вытянув ноги на длинную красную ковровую дорожку, обратной связью уходящую в 1910 год… Назавтра мы были не прочь купить это и в аптеке… Или запастись в китайской прачечной черным дымом… который заносится ветром в душные пансионы, тотализаторные залы и перечные забегаловки… Рухнул на унылую плоть, ничтожную и напыщенную, в театральном пансионе, дряхлый актеришка укрепляет жгут и пронзает вену, словно Клеопатра ядовитым гадом… Пробираемся назад мимо серых невозмутимых мелких жуликов… призраков пьяного сна, шарящих по карманам алкашей… Пустые карманы в истертом металле рассветной подземки…

Я очнулся в вестибюле отеля – запах тяжелый и устойчивый, – держа чужое тело в форме кожаного кресла… Я был болен, но не на ломках… Это была тяга к черному дыму… Матрос еще спал, редкие усики его молодили… Я разбудил его, и он огляделся с неторопливой гидравлической сдержанностью, глаза бесстрастные, непроницаемые…

– Выйдем на улицу… Я иссяк…

Я увидел, что и впрямь совсем иссяк, когда остановился перед зеркальной стеной вправить узел галстука в накрахмаленный воротничок… По соседству было полно перечных забегаловок и дешевых салунов с бесплатным завтраком и грузными невозмутимыми буфетчиками, мурлыкающими «Шестнадцатилетнюю милашку»… Я шел без всяких мыслей, точно понукаемая лошадь, и добрался до Китайской Прачечной, что возле Массажного Салона Клары… Мы проникли внутрь, а узкоглазый у входа судорожно мигнул и снова принялся гладить манишку… Мы миновали дверь и занавеску, и черный дым заставил наши легкие отплясывать Джанки-Джигу, потом мы запаслись джанковым терпением, а китаец приготовил нам таблетки и вручил трубку… После шести трубок мы курим уже не торопясь и заказываем чайк, узкоглазый малыш выходит его заварить, и в моей глотке вылупляются слова, словно там уже сделана запись, и я читал их задом наперед… «Чтение с губ» – так называем мы это в отрасли, единственный способ сориентироваться, когда находишься в Риме…

– Я проверил этого козла-полицейского… Каждую ночь, в 2.20, он приходит в «Максорли» и принуждает местного педераста разыгрывать этот чудовищный спектакль на собственной персоне… Так регулярно, хоть часы сверяй: «Нет… Нет… Больше не могу… Хлюп… Хлюп… Хлюп».

– Значит, у нас есть по крайней мере двадцать минут, чтобы влезть и вылезти в боковое окно, а ровно через восемь часов мы будем в Сент-Луисе, и только тогда они спохватятся… По дороге навестим Семью…

Всплывают картины памяти… Голубой Мальчик и все тяжелые серебряные гарнитуры, банки и клубы… Мрачный холодный взгляд манипулирует стальными и нефтяными акциями… В Сент-Луисе у меня богатая семья… Дело было назначено на ту ночь… Когда мы уходили, я облапал японочку, убиравшую в прачечной, моя плоть поползла под джанком, и я договорился вечерком с ней встретиться… Недурно перед дельцем заняться сексом… После грабежа может произойти сексуальное перенапряжение влажного сна, особенно если все идет наперекосяк… (Как-то в Пеории мы с Матросом грабили аптеку и никак не могли подобрать отмычку к шкафчику с наркотой – а фонарик погас, да еще и козел этот рыщет поблизости, и поплыли мы по Сексуальному Течению, глупо хихикая, точно севшие на мель идиоты… Ну а копы гнусно радуются нашей хвори, они нас взяли и отвезли на вокзал, и мы садимся в поезд, дрожа и пылая без джанкового топлива, и вагон постепенно пропитывается теплыми растительными запахами тающей плоти и мочи… Никто не мог смотреть, как мы испаряемся, точно две навозные кучи…) Я пробудился от чуткого сна на ломках, когда вошла японочка… В голове у меня вспыхнули три серебристые цифры… Я вышел на мадридские улицы и выиграл в футбольном тотализаторе… Почувствовал латиноамериканскую душу, чистую и банальную, как солнечный свет, встретил у футбольной таблицы Пако, и он сказал: «Que tal, Henrique?»

И я отправился навестить своего amigo[5]5
  Друг (исп.).


[Закрыть]
, который опять стал употреблять medicina, а у него не было для меня денег, он ничего не хотел делать, кроме как употреблять все больше medicina, он стоял и ждал, когда я уйду, чтобы принять еще, хотя клялся, что не собирается больше принимать, вот я и говорю: «Уильям, no me hagas caso». А вечером встретил в «Mar Chica» кубинца, который сказал, что я мог бы работать в его ансамбле… На следующий день я распрощался с Уильямом, и там некому было слушать, а я, закрывая дверь, услыхал, как он тянется к своим medicina и шприцам… Когда я увидел нож, я понял, что на ми-истере Уильяме, как и на любом другом человеке, маска смерти… Pues, в каком-то гостиничном номере я увидел El Hombre Invisible[6]6
  Человек-Невидимка (исп.).


[Закрыть]
, попытался достать его ножом, а он говорит: «Если ты меня убьешь, этот гроб расползется по швам, точно сгнившая нательная рубаха»… И я увидел уродливого краба с раскаленными клешнями у окна, а ми-истер Уильям принял какое-то белое medicina и наблевал в уборной, и мы сбежали в Грецию с парнишкой примерно моих лет, который то и дело называл ми-истера Уильяма «Бестолковым Американцем»… А ми-истер Уильям сделался похож на гипнотизера, которого я однажды видел в Тетуане, и говорит: «У меня есть штуковина, с помощью которой можно облапошить Краба, только больно уж она хитроумная»… А мы не смогли прочесть, что он там пишет на прозрачных листах… В Париже он показывал мне Человека, который в воздухе рисует на этих листах картины… А Человек-Невидимка сказал:

– Эти бесцветные листы и есть то, из чего сделана плоть… Становятся плотью, когда приобретают цвет и письмена…

Короче, Слово и Образ содержат идею, то есть на бесцветных листах предопределяется путь всякой плоти. А я сказал:

– Уильям, tu res loco.

Бесполезно… no bueno

Так много лет… тот образ… встал и раскумарился на предрассветных ломках… No me hagas caso… Опять он так коснулся… запах пыли… Навернулись слезы… В Мексике он коснулся вновь… Холодный весенний ветер унес стертые в порошок кодеиновые пилюли… Дыры, прожженные сигаретами, в многочисленной Предметной Полиции… Не смог предоставить никакой информации, только уносимую ветром личность… вырождающуюся… «Мистер Мартин» не смог достать, только и всего… Хлебный нож в сердце… Тень отключила свет и воду… Мы пересекаемся на голых стенах… Ищем повсюду… Бесполезно… Вваливаемся в темную мятежную дверь… Мертвая Рука вытягивает ноль… Пять палок пыли поставили мы, все живые и мертвые… Молодая форма уехала в Мадрид… Демерол при свечах… Поверните стрелку… Последний Электрик, чтобы постучать в окно… Прибытие переселенцев… Яд мертвого солнца исчез и прислал бумаги… Парм через флейты Рамадана… Мертвое ворчание в собачьем космосе… Дыра, прожженная сигаретой, во тьме… никакой информации, только холодное весеннее кладбище… Матрос сгнил в коридорах той больницы… Предметная Полиция хранит все доклады Правления, только и всего… Хлебный нож в сердце предлагает оценку бедствия… Он просто сел на «мистера Мартина»… Не смог достать плотью Ниньо Пердидо… Долго меж флейтами Рамадана… «No me hagas caso» скользит меж светом и тенью…

– Американец тащится через раненые галактики con su medicina[7]7
  Вместе со своими лекарствами (исп.).


[Закрыть]
, Уильям.

Половина вашего мозга, постепенно увядающего… Отключили свет и воду… Не смог достать плотью… опустевшие стены… Ищем повсюду… Замер в пути и вижу мистера Брэдли мистера Нуля… Да и слепцы не могут отказать в картах моей крови, кого я сотворил… «Мистер Брэдли мистер Мартин», неужели трудно написать нам получше?.. Исчезли… Ищите где угодно… Бесполезно… No bueno…

Я харкаю кровью в тенях скользящих грифов… В «Меркадо Майориста» увидал заезжего типа… Некий ми-истер мариканский fruto[8]8
  Фрукт, гомосексуалист (исп.).


[Закрыть]
, пьющий писко… пригвоздил меня взглядом так, что я сажусь и пью, и рассказываю ему о том, как живу под горой, в лачуге, крытой жестью, придавленной камнями, и как ненавижу своих братьев за то что они едят… Он говорит что-то про malo viento[9]9
  Нездоровый ветер (исп.).


[Закрыть]
и смеется, а я знал одну гостиницу и пошел с ним туда… Утром он говорит, что я парень честный и он возьмет меня с собой в Пукальпу, он едет в джунгли искать змей и пауков, сфотографировать их, а снимки взять с собой в Вашингтон, вечно они что-нибудь увозят, даже если это всего лишь паукообразная обезьяна, которая харкает кровью, как и почти все мы здесь, зимой, когда туман опускается с гор и прямо липнет к одежде и к легким, и все кашляют и харкают кровавым туманом на грязный земляной пол, где я сплю… На другой день садимся в автобус до Михто, к ночи мы уже в снежных горах, и ми-истер достает бутылочку писко, водитель напивается и гонит через сельву, и за три дня мы добираемся до Пукальпы… Ми-истер отыскивает одного колдуна, платит ему, тот готовит айухкаску, я тоже немного принимаю, и muy mareado[10]10
  Голова кругом (исп.).


[Закрыть]
… Потом я снова очутился в Лиме и сам не знаю, где еще, и увидел ми-истера ребенком, в комнате с розовыми обоями, он смотрел на то, чего я никак не мог разглядеть… В глотке у меня был привкус ростбифа, индейки и мороженого, и до меня дошло: то, чего я никак не мог разглядеть, всегда было там, в коридоре… А ми-истер смотрел на меня, и я разглядел в его глотке слова уличного мальчишки… Назавтра за нами в отель явилась полиция, а ми-истер показал им письма к Команданте, вот они и пожали друг другу руки и ушли завтракать, а я сел на автобус и уехал в Лиму с деньгами, что он дал мне на снаряжение…

Устранить координатные точки

К9 вел бой с чужим экраном разума… Магнитные клешни нащупывали вирусные перфокарты… затягивали его в немыслимую круговерть…

«Назад… Держитесь от этих клешней подальше… Устранить координатные точки…»

На Ратушной площади длительная остановка – красный свет… Перед киоском с горячими сосисками стоял парень и сдувал с лица капли воды… Ветер приносил сквозь винные пары и каштановые волосы клочья серых испарений, а на пожелтевшем гостиничном фото была видна медная кровать… Неведомое утро развеяло дождь в паутину тумана… Летний вечер нащупывает путь в комнату с розовыми обоями… На рассветных ломках – шелест часовых стрелок и каштановых волос… Утро развеяло дождь на медно-красных крышах в ленивую дымку яблоневого цвета… Летний свет на розовых обоях… Серо-стальные столовые горы, освещенные розовым вулканом… Снежные склоны под северным сиянием… Неведомая улица смешивает джанковые шорохи рассветных ломок… Вдали – флейты Рамадана… Огни Сент-Луиса увлажняют булыжную мостовую будущей жизни… Провалился сквозь писсуар и велосипедные гонки… На стене бара стрелки часов… Моя смерть пробежала по его лицу и растворилась в футбольных результатах… запах пыли на запасных армейских одеялах… Жесткие джинсы на фоне стены… А Кики по-кошачьи удалился… Некая чистая рубаха – и вышел… Он ушел в невидимое, утро развеяло… «Бесполезно… No bueno… Сам тусуюсь…» Такие вот вспышки мудрости…

К9 вернулся в район боевых действий… Перебравшись в юного китайца, отправил оборонительное донесение, с подпрыгиванием и щелканьем проскочившее сквозь бильярд-автомат… Вражеские планы рухнули во взрыве скоростных расчетов… Щелчки в перфокартах переадресованных приказов… Треск коротковолновых помех… Тррааахх… Грохот мыслящего металла…

«Вызываю партизан всех наций… Гибнет слово… Гибнет фото… Ворваться в Серую Комнату… Улицы подчиняются бильярду… Очистить входы и выходы… Устранить координатные точки…»

– Билет, который лопнул, оставил мало времени, поэтому желаю «доброй ночи»… Клочья серого испанского гриппа не станут фото… Освети ветер зеленым неоном… Ты под надзором пса… Улица развеяла дождь… Если тебе захотелось чашку чая с розовыми обоями… Пес поворачивается… Так много и та-а-а-ак…

– Постепенно я составляю фотокарту… Световую поэму раненых галактик я сотворил под надзором пса… Улица развеяла дождь… Пес поворачивается… Воюющая голова пересеклась с державами… Гибнет слово… Гибнет фото… Ворваться в Серую Комнату…

Он ушел сквозь незримые утренние часы, оставив позади миллион магнитофонных записей своего голоса, растворился в холодном весеннем воздухе, задав бесцветный вопрос?

«Тишина, тяжелая и синяя, опустилась на горные селения… Пульсирующая неорганическая тишина, будто словесная пыль, оседает с размагниченных моделей… Вошел сквозь старый голубой календарь в веймарского юношу… Пожелтевшее фото на розовых обоях под медно-красной крышей… В предрассветной тишине серые человечки порезвились в его тюрьме и ушли в невидимую дверь… Щелкаем Сент-Луис под гонимой ветром сажей старых газет… «Долгоножка» напоминал Дядю Сэма на ходулях, он держал неподалеку от Сент-Луиса остеопатическую клинику и заманил туда за два доллара в неделю несколько джанковых больных, они могли сколько угодно отрубаться в зеленых шезлонгах и любоваться дубами и лужайкой, спускающейся к маленькому озеру в солнечных лучах, а сестра ходила по лужайке и разносила серебряные подносы с джанком… Мы звали ее «Мамашей»… А вы бы?.. Мы с Доком Бенвеем укрылись там после заварушки в Далласе, и все из-за этой сексуально возбуждающей мази, а Док очумел от эфира и подмешал слишком много шпанской мушки, вот он, недолго думая, и сжег член комиссара полиции… Короче, заявляемся мы к «Долгоножке» немного поостыть, а он сидит себе как ни в чем не бывало в темной комнате с фикусами в кадках, и на столе серебряный поднос, где он любит держать недельный запас… Сестра проводила нас в комнату с розовыми обоями, там был колокольчик – звони в любое время дня и ночи, и тут же появляется сестра с наполненным шприцем… А как-то раз сидели мы на лужайке в шезлонгах, завернувшись в пледы, был осенний день, желтели деревья, и над озерцом светило неприветливое солнце… Док срывает пучок травы…

– Джанк превращает человека в растение… Зелень, видишь?.. Зеленая доза должна долго держать.

Мы выписались из клиники и сняли домик, Док принимается варганить свой зеленый джанк, и подвал уже битком набит баками, которые воняют, точно навозная куча наркоманов… Короче, в конце концов он получает эту густую зеленую жидкость и набирает ее в шприц размером с велосипедный насос…

– Теперь надо подыскать достойный сосуд, – сказал он, и мы заарканиваем одного старого любителя чумовых колес, говорим ему, что это чистейший китайский героин времен династии Лин, и Док двигает ему прямо в вену целую пинту зелени, Желтая Шкура делается волокнистой и вянет, точно старая репа, а я и говорю:

– Лично я сматываюсь.

А Док отвечает:

– Сосуд явно недостойный… Кроме того, я уже решил, что джанк не зеленого цвета, а голубого.

Вот он и накупает уйму трубок и шаров, и они мерцают в подвале, целая батарея трубок, металлические испарения, ртуть и пульсирующие голубые сферы, и запах озона, и коротенькая блюзовая нота высшего класса – раскумаривает до состояния металла, эта джанковая нота со звоном проносится сквозь ваши кристаллы, и с лязгом падает тяжелое синее безмолвие… и все слова превратились в холодный жидкий металл и утекли прочь, а ты себе принимаешь дозу в прохладной голубой дымке испарившихся банкнот… Потом мы выяснили, что все металлические джанки радиоактивны и могут взорваться, если двое из них войдут между собой в контакт… В этой точке наших исследований мы и пересеклись с Полицией Нова…»

Китайская прачечная

Когда молодой Сазерленд попросил меня помочь ему получить офицерский чин в полиции Нова, я в шутку ответил:

– Возьми Уинкхорста, специалиста-химика из фармацевтической компании «Лазарь», и мы это дело обсудим.

– Этот Уинкхорст – преступник Нова?

– Нет, просто техник-сержант, которого надо допросить. Разумеется, я считал, что он ничего не знает о методах, с помощью которых подобные люди задерживаются для допроса… Это ювелирная операция… Сначала мы высылаем группу агентов… (как правило, под видом журналистов)… для контакта с Уинкхорстом и подвергаем его воздействию целого набора стимулирующих средств… Контактирующие агенты заводят разговор и записывают ответ на всех уровнях, вплоть до словесных единиц, а фотограф делает снимки… Этот материал передается в Отдел искусства… Писатели описывают «Уинкхорста», художники рисуют «Уинкхорста», актер по системе Станиславского становится «Уинкхорстом», а затем «Уинкхорст» отвечает на наши вопросы… Обработка Уинкхорста уже велась…

Через несколько дней раздался стук в дверь… На пороге стоял молодой Сазерленд, а рядом с ним – человек в пальто с поднятым воротником, так что видны были только горящие гневным протестом глаза… Я заметил, что рукава пальто пусты…

– Я надел на него смирительную рубашку, – сказал Сазерленд, вталкивая человека в комнату… – Это Уинкхорст.

Я увидел, что воротник был поднят, чтобы скрыть кляп…

– Но… Ты меня не так понял… Не до такой же степени… То есть, конечно…

– Вы сказали взять Уинкхорста, разве не так?

Соображал я быстро:

– Хорошо… Вынь кляп и сними смирительную рубашку.

– А он не станет звать легавых?..

– Не станет.

Когда он снял смирительную рубашку, мне вспомнилась картина старого сна… Этот процесс известен как ретроактивное сновидение… Разыгранное четко и со знанием дела, оно становится свершившимся фактом… Даже если Уинкхорст поднимет крик, никто его не услышит… В мое прошлое вторгается обратная сторона мирового зеркала… Стеклянная стена, значит… Уинкхорст не пытался кричать… С каменным лицом он сел… Я попросил Сазерленда оставить нас, пообещав дать его прошению законный ход…

– Я пришел за оплатой по счету прачечной, – сказал Уинкхорст.

– Какую прачечную вы представляете?

– Китайскую прачечную.

– Счет будет оплачен законным порядком… Как вам известно, ничто так не запутано и не отнимает столько времени, как оформление официальных распоряжений по поводу так называемых личных расходов… Вам известно и то, что оплачивать счета деньгами строго запрещено.

– Я уполномочен требовать оплаты… Это все, что мне известно… И могу я, наконец, спросить, почему я был вызван?

– Ну почему же вызван?.. Скажем так – приглашен… Так будет гуманнее… Дело в том, что мы проводим опрос, касающийся человека, с которым, полагаю, вы длительное время близки, а именно – мистера Уинкхорста из фармацевтической компании «Лазарь»… Мы беседуем с друзьями, родственниками, коллегами, чтобы предсказать его шансы на переизбрание капитаном софтбольной[11]11
  Софтбол («мягкий мяч») – игра, напоминающая бейсбол, но с большим по размеру и более мягким мячом. «Играть в мяч» – сотрудничать с полицией (жарг.).


[Закрыть]
команды администраторов-химиков… Вам, разумеется, должно быть понятно, сколь важен этот вопрос в свете девиза компании: «Играть только в мягкий мяч», не так ли?.. Теперь, просто чтобы оживить нашу беседу, предположим, что вы и есть Уинкхорст, и я буду задавать вопросы прямо, договорились?.. Прекрасно, мистер Уинкхорст, не будем терять время… Нам известно, что вы – химик, ответственный за синтезирование новых галлюциногенных наркотиков, многие из которых пока еще не выпущены, даже с экспериментальными целями… Мы знаем и то, что вы произвели определенные молекулярные изменения в уже известных галлюциногенах, свободно распространяемых во многих жилых кварталах… Каков же эффект этих изменений?.. Пожалуйста, пусть то, что я явно не обладаю специальными знаниями, не удерживает вас от полного ответа… Это не мое дело… Ваши ответы будут записаны и переданы для обработки в Технический отдел.

– Этот процесс известен как напряжение-деформация… Он происходит, или происходил, с применением циклотрона… Например, молекула мескалина подвергается воздействию циклотронного напряжения так, что деформируется энергетическое поле и некоторые молекулы становятся радиоактивными и приобретают способность к ядерному распаду… Обработанный таким образом мескалин… (известный как «препарат собачьего бешенства»)… вызовет в человеческом организме… э-э… неприятные и опасные симптомы, а главное – «тепловой синдром», который является рефлексией ядерного распада… Объекты жалуются на то, что они горят, что их заперли в душной печи, что в теле роятся раскаленные добела пчелы… Раскаленные пчелы – это, разумеется, деформированные молекулы мескалина… Я, конечно, излагаю упрощенно…

– Есть и другие технологические процессы?

– Разумеется, но всегда это вопрос деформации или ассоциации на молекулярном уровне… Другой процесс заключается в подвергании молекулы мескалина воздействию определенных вирусных культур… Вирус, как вам известно, это мельчайшая частица, которую можно легко ввести в молекулярную цепочку… Такая ассоциация позволяет точнее оценить состояние любого, кто перенес вирусную инфекцию, например гепатит… С помощью такого препарата намного легче вызвать тепловой синдром.

– Можно ли дать этому процессу обратный ход? То есть можете ли вы обезвредить соединение, уже подвергнутое деформации?

– Это нелегко… Проще было бы забрать у распространителей наши товары и заменить их.

– А теперь я бы хотел спросить, могут ли существовать безопасные соединения… Могли бы вы, например, соединить на молекулярном уровне мескалин и апоморфин?

– Сначала нам пришлось бы синтезировать формулы апоморфина… Как вам известно, это запрещено.

– И это весьма разумно, не так ли, Уинкхорст?

– Да… Апоморфин борется с паразитной инвазией, стимулируя регулирующие центры, чтобы нормализовать обмен веществ… Сильнодействующая разновидность этого лекарства могла бы дезактивировать все словесные единицы и погрузить Землю в полное безмолвие, уничтожив при этом тепловой синдром.

– Вы могли бы это сделать, мистер Уинкхорст?

– Разумеется… Если я получу приказ… Хотя, в свете известных нам обоим фактов, это маловероятно.

– Вы имеете в виду намеченную дату Нова?

– Конечно.

– Вы убеждены, что это неизбежно, мистер Уинкхорст?

– Я видел формулы… В чудеса я не верю.

– В чем заключаются эти формулы, мистер Уинкхорст?

– Вопрос в уничтожении отходов… Того, что известно как уран, это относится ко всем подобным сырьевым ресурсам, которые на самом деле являются одной из форм экскрементов… Данная проблема удаления радиоактивных отходов в конечном счете неразрешима ни в одной временной вселенной.

– Но если мы дезинтегрируем словесные единицы, то есть выпарим резервуары, тогда взрыва не произойдет, поскольку не будет достигнут желаемый результат…

– Возможно… Я химик, а не пророк… Считается аксиомой, что формулы Нова не поддаются изменению, что однажды начатый процесс необратим… Вся энергия и все ассигнования сейчас направлены на планы спасения… Если вы заинтересованы, я уполномочен предложить эвакуацию… на временном уровне, разумеется.

– А взамен?

– Вы всего лишь отправите донесение о том, что на планете Земля нет никаких признаков деятельности Нова.

– То, что вы мне предлагаете, это ненадежное акваланговое существование в чужом затасканном кинофильме… Подобные люди сделали широкий разворот назад, к двадцатым годам… К тому же все это нелепо… Представьте, что я шлю словечко с Меркурия: «Климат прохладный и бодрящий… Туземцы крайне дружелюбны…» или: «На Уране испытываешь легкость в членах и радостное чувство свободы»… Вот и доктор Бенвей рычал: «Так ты попросту прольешь свет на собственное участие в грязном деле Нова. Это же нелепо, все равно что: когда раскалывается яйцо, климат прохладный и бодрящий… или: Уран – это безграничная свобода»… Это же развалившийся старомодный розовый балаган 1917 года… Маленький унылый оросительный канал… Что же еще, если в порнофильмах показывают свидания с извивающимися паралитиками?.. Вы сулите мне акваланговые объедки… ненадежную плоть… замусоленный фильм, фиговый листок… Сортир провонял кишечным уличным мальчишкой.

– Я уполномочен сделать предложение, а не оценивать его законность.

– Предложение отклоняется… Так называемые офицеры этой планеты охвачены паникой и, нарядившись бабами, рвутся к первой спасательной шлюпке… Подобное поведение недостойно офицера, и эти люди освобождены от командования, которое они и без того наверняка считали невыносимым бременем… За все время моей службы в качестве офицера полиции я ни разу не видел такого откровенно бестолкового заговора… Банда Нова, которая здесь действует, – сплошь доходяги, где-нибудь в другом месте они не смогли бы даже прорвать цепь наших полицейских…

Это старый, испытанный подстрекательский способ вывести преступника на чистую воду… Три тысячи лет в полиции, а он все еще действует… Уинкхорст постепенно исчезал в раскаленных спиралях крабовидной туманности… Какое-то мгновение я был охвачен паникой… потом не торопясь подошел к магнитофону…

– Теперь, если вы будете столь любезны, мистер Уинкхорст, я бы хотел, чтобы вы послушали эту музыку и описали мне свою реакцию… Мы используем эту музыку в рекламе апоморфинной программы… Итак, будьте добры, послушайте, окажите любезность… Мы думаем вставить здесь негромкого уличного мальчишку…

Я поставил барабанную музыку Гнаовы и повернулся, сверкнули оба орудия… Сплошь и рядом под многотонным напором вылетели серебристые иглы, он все так же хорош, как прежде, нанося мощные проникающие удары в барабанном ритме… На экране появился скорпион-контролер – голубые глаза, раскаленные добела фонтаны брызг из расплавленного ядра планеты, где в полдень плавится свинец, его тело наполовину скрыто галереей майяского храма… Комната пропиталась зловонием пыточных камер и опаленной плоти… Пленные взяты в кольцо под раскаленными добела небесами Минро, и их заживо пожирают металлические муравьи… Я держался на расстоянии, окружив его мощными проникающими световыми потоками, семьдесят тонн на квадратный дюйм… Команды стали громкими и четкими: «Взрыв… Удар… Огонь… Проникновение… Смерть»… Экран раздвинулся… Я разглядел кодексы майя и египетские иероглифы… Пленные вопят в печах, разлагаясь на насекомовидные формы… Выполненный в натуральную величину портрет трупа без штанов, повешенного на телеграфном столбе и извергающего семя под раскаленным добела небом… Зловоние пытки, когда раскалывается яйцо… только на насекомовидные формы… Взятые в кольцо позвоночники собирают грибовидных муравьев… Глаза лезут из орбит, повешен нагишом на телеграфном столбе юношеского образа…

Музыка перешла на флейты Пана, и я перебрался в отдаленные горные селения, где в крытых шифером домиках клубится голубая дымка… Местечко, где под вечной луной живут люди-лианы… Давление исчезло… Семьдесят тонн на квадратный дюйм внезапно улетучились… Сквозь безмятежную серую даль я увидел, как взрывается в зоне низкого давления скорпион-контролер… Яростные ветры, исхлестывающие черную равнину, развеяли кодексы и иероглифы по мусорным кучам Земли… (Молодой мексиканец, насвистывая мамбо, спускает брюки у глинобитной стены и подтирает задницу страницей Мадридского кодекса.)… Местечко, где живут в песчаных бурях, оседлавших ветер, люди-пыль… Ветер, ветер, ветер в пыльных конторах и архивах… Ветер в кабинетах правлений и пыточных банках времени…

(«Зеленое обиталище людей-лиан погружается в полное безмолвие».)


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации