Текст книги "Дикие мальчики"

3. Три пирамиды удаляются… «Нарывы проели мою плоть до костей, чудовищная чесотка не отступает. Единственный выход – самоубийство. Я могу только молиться, чтобы ужасные тайны, которые я открыл, умерли со мной раз и навсегда…»

4. Четыре пирамиды удаляются… У Одри закружилась голова, как от внезапной остановки лифта… скелет сжимает ржавый револьвер в лишенной плоти руке…

1. Пирамида приближается… Одри видна каменная кладка, похожая на рваное кружево на вершине пирамиды. Влажная жара плотно окутывает его тело затхлым запахом растительного брожения и животного разложения. Из рассветного тумана выплывает фигура в белой набедренной повязке. Перед Одри возникает мальчик-индеец с розовой кожей и тонкими чертами. Два мускулистых длинноруких индейца несут каменные сосуды и орудия. «Ты что, безумец, раз один тут бродишь? Это дурное место. Здесь плотоядные растения».

2. Приближаются две пирамиды… «Ты не осторожно, ты здесь расти. Смотри сюда». Он указывает на обвислую розовую трубку двух футов длиной, растущую из двух пурпурных холмиков, покрытых тонкими красными усиками. Когда мальчик указывает на трубку, та приподнимается и поворачивается в его сторону. Мальчик делает шаг вперед и трет трубку, которая медленно затвердевает в фаллос высотой шесть футов, вырастающий из двух яиц… «Сейчас я заставлю его спустить. Малафья стоит много dinero. Малафья давать мясо»… Он сбрасывает набедренную повязку и залезает на растительную мошонку, обнимает руками ствол. Рыжие усики обвивают его ноги, тянутся к гениталиям и ягодицам…

3. Приближаются три пирамиды… Туман рассеивается. В молочном предутреннем свете Одри видит, как алость, разлившаяся по телу мальчика, сменяется багрянцем, превращая кожу в налившийся красный волдырь. Жемчужная смазка вытекает из головки гигантского фаллоса, течет по бокам. Мальчик извивается на стволе, обеими руками лаская огромную пульсирующую головку. Раздается мягкий приглушенный звук, стон растительной похоти вырывается из разбухших корней, когда растение извергает струю высотой в десять футов. Носильщики бегают вокруг, ловя капли в каменные сосуды.

4. Приближаются четыре пирамиды… Сад плоти расположен в круглом кратере, четыре пирамиды стоят вокруг него на возвышениях, обозначая север, юг, восток и запад. Усики медленно втягиваются, фаллос опадает, и мальчик спрыгивает вниз… «А там жопное дерево»… Он указывает на дерево с гладкими, тесно переплетенными красными ягодицами, у каждой пары подрагивающий анус. Против входных отверстий из ствола растут фаллические орхидеи, красные, пурпурные… «Пусть и оно тоже спустит»… Мальчик поворачивается к одному из носильщиков и произносит что-то на неизвестном Одри языке. Тот усмехается и стягивает набедренную повязку… Остальные носильщики вторят его движениям… «Он трахать дерево. Остальные трахать его»… Двое мужчин зачерпывают из сосуда смазку и натирают себе встающие фаллосы. Затем первый носильщик делает два шага вперед и входит в дерево, обняв ствол ногами. Второй носильщик большими пальцами раздвигает ему ягодицы и медленно всаживает мужчине, люди и растение двигаются вместе медленной гидравлической перистальтикой… Орхидеи возбужденно пульсируют, роняя разноцветные капли смазки… «Теперь надо ловить струи»… Мальчик протягивает Одри каменный сосуд. Двое парней словно бы втираются в дерево, их лица налиты кровью. Всхлип вырывается из расслабленных губ, когда орхидеи пускают дожди струй… «А вот это очень опасное»… Мальчик указывает на человеческое тело, сквозь плоть которого наподобие вен проросли лианы. Из зеленовато-розового тела сочится молочное вещество… Мальчик надевает пергаментные рукавицы… «Если потрогаешь, будешь чесаться… нарывы по всему телу… чесаться хорошо… чесаться приятно… все мясо с себя расчешешь»… Медленно поднимаются веки, открывая зеленые зрачки в окружении черных лепестков. Сразу ясно, что растение их видит. Его тело подрагивает от чудовищной жажды… «Он тут давно. Нужно, чтобы кто-то его подпер»… Потянувшись, мальчик обеими руками берет его голову и резко поворачивает набок. Со звуком, с каким трещит во влажных полотенцах палка, ломается шея. Ступни трепыхаются, и в глазах водоворот радужных красок. Пенис снова и снова извергает жидкость, пока тело корчится в чудовищных спазмах… Наконец тело обмякает… «Теперь он мертвый»… Носильщики копают яму. Мальчик обрезает лианы, и труп плюхается в могилу… «Скоро другой вырастет», – деловито говорит мальчик… «А вон там срущее дерево…» Он указывает на черный кустарник в форме присевшего на корточки человека. Куст – сущий бурелом щупалец, и в их лабиринте Одри замечает скелеты зверьков… «Сейчас проделаю ему дырку»… Зачерпнув из горшка спермы, мальчик намазывает между ягодиц. Поднимаются азотистые испарения, растение корчится и испражняется… «Очень полезно для сада. От него мясо-деревья растут. А теперь покажу тебе хорошее место…» Он ведет Одри по крутой тропинке на открытую площадку у одной из пирамид… В выдолбленных в скале нишах Одри видит лозы с телами людей. От фигур веет отстраненным растительным покоем… «Это место виноградных людей… очень мирное, очень тихое. Они давно-давно тут живут. Корни уходят в сад внизу».

Восходящее солнце бьет Одри в лицо

Свет утренней зари на голом юноше готовящемся нырнуть в пруд.

Тысяча японских юношей прыгают с балкона в круглый бассейн.

Одри принимает душ. Вода стекает по тощему животу. У него встает.

Пятиуровневый туалет в раздевалке увиденный с колеса обозрения… мелькание белых ног блеск лобковых волос худых загорелых рук… мальчики мастурбируют под ржавыми головками душей.

Голый мальчик на желтом стульчаке солнечный свет на лобковых волосах подергивающаяся ступня.

Мальчики мастурбируют в унылых туалетах средней школы в отхожих местах во дворе в раздевалках… мельтешение плоти.

Фарджа испускает глубокий вздох и откидывается на спину прижимая колени к груди. Азотистые испарения поднимаются из розовой прямой кишки оранжевыми цвета сепии розовыми завитками.

Красные испарения окутывают два тела. Крик роз срывается с опухших губ роз прорастающих сквозь рвущие плоть шипы восторга стиснувшего трепещущие тела придавившего их задыхающихся в корчах агонии роз.

То что происходит у меня между ног как прохладный напиток… для меня это именно такое ощущение… холодные круглые камни у меня на спине солнечный свет и тень Мехико. Ощущение между ног навроде покалывания. Благодаря этому ощущению я понимаю что вообще существую.

Мы сидим на корточках наши колени соприкасаются. Кики смотрит вниз между ног смотрит как у него встает. Я чувствую зуд в паху и у меня тоже встает.

…трупы. Под электронным микроскопом видны клетки, нервы, кость.

В телескоп видны звезды планеты и космос. Щелк – микроскоп. Щелк – телескоп.

На самом деле его там не было. Бледная картинка бледная. Я видел сквозь него. В следующей жизни дарю тебе тот адрес где жил когда-то за то запоздалое утро.

Молодые призраки размытые лица мальчики и старый негатив 5 февраля 1914 года.

Я не человек и я не животное. Я здесь ради чего-то, что-то должен сделать перед тем как уйти.

Мертвецы вокруг словно птичьи трели дождем льются мне в лицо.

Полет гусей по светящемуся пустому небу… Питер Джон С… 1882–1904… смерть ребенка давным-давно… холодный далекий дух его мира теней… Я ждал бледный персонаж в чьем-то чужом романе дышащий старыми бульварными журналами. Чуть поверни лицо глаза-незабудки… мимолетная серебряная улыбка растаяла в воздухе… Больше мальчик не говорил.

Холодные звезды расплескивают далекие игрушки пустого дома. Печальные шепчущиеся призраки превращаются в кучеров и зверей из сновидений туман с озера выцветшие семейные фотографии.

Музейный барельеф бога Амона с эрекцией. Тощий мальчик в форме начальной школы стоит перед божеством. В туалете музея мальчик спускает штаны фаллическая тень на дальней стене.

Все Боги Египта. Бог Амон мальчик оскал зубов тяжелое дыханье.

Ясный свет на мраморных портиках и фонтанах… Боги Греции… Меркурий, Аполлон, Пан…

Свет впитывается в красные стены Марракеша.

Le gran luxe[39]39
  Сверхроскошь (фр.).


[Закрыть]

3 апреля 1989 года, Марракеш… Неосвещенные улицы, повозки с карбидно-желтыми фонарями. Похоже на гравюру 1890-х годов к изданию дневников какого-нибудь путешественника. Ватаги диких мальчиков на улицах, злобных, как голодные псы. Полиции почти не существует, и у каждого, кто может их себе позволить, есть телохранители. Мой марракешский связной любезно одолжил мне двух надежных нубийцев и подыскал приличное жилье.

Волны декора и архитектурных стилей оставили по себе отметины наподобие геологических напластований. В мире нет места, частичка которого не нашлась бы в Марракеше: улица Сент-Луиса, мексиканский кабак-кантина, традиционно английский дом, альпийское горное шале – ни дать ни взять огромная съемочная площадка, где постоянно смещаются декорации. Город расползся во все стороны: до Атласских гор к востоку, до Сахары к югу и приморских городов к западу, а на севере он переходит в промышленные резервации. Здесь закатывают фантастические вечеринки, здесь – огромные поместья и роскошь такая, о какой читаешь в анналах Римской империи.

Шикарным считается одеваться в дорогое, пошитое на заказ тряпье, и все пидоры тусуются в прикидах диких мальчиков. Вот костюмы с нью-йоркской Бауэри-стрит – будто бы в пятнах мочи и блевоты, которые при более пристальном изучении оказываются замысловатой вышивкой тонкой золотой нитью. А вот обноски клошаров из тончайшего льна, летние костюмы обедневших аристократов, экипировка Грэма Грина для захудалых шпионов (плохих католиков, отправленных на задание страной, в которую не верят), фетровые шляпы, разношенные старыми нариками, джинсы, выцветшие на крестьянских парнях, штаны и куртки кули из желтой шелковой тафты, дешевые кричащие тряпки сутенеров, которые оказываются не такими уж дешевыми, а несочетаемость цветов оборачивается тонкой гармонией, найти которую можно только в лучших «Лавках для Бедных Мальчиков», где одежду подбирают под вашу манеру ходить, садиться и наклоняться, к вашему цвету волос и глаз, к вашему дому и общему фону. Прикиды словно бы имеют скрытый смысл, а может, два или три, а то и целых шесть. Вот вроде бы дорогой костюм довольно грубо выделывается под дешевку, но при ближайшем рассмотрении дешевизна оказывается тщательно спланированной, у вас на глазах одежда меняет цвет и фактуру. Вот прохожий одет вроде бы во взятый напрокат костюм, а потом вдруг перед вами копия баптиста-проповедника Билли Грэма, хотя нет, это стодвадцатидолларовый уцененный до 69,23 костюм агента ФБР, а может быть, из-под лишенного рисунка мексиканского пончо проглядывает модная при короле Эдуарде саржевая шотландка, а с другой стороны, одежка юного копа, которому не по себе в первый день в штатском: воротничок жмет и рукава коротки. Все эти костюмы полны примочек: подтягивающиеся на хлястиках рукава, потайные карманы, – и многие психи прячут на себе какую-нибудь крысу, мангусту, кобру, гнездо скорпионов, которых можно неожиданно выпустить для увеселения компании. Такой вот псих заявляется, скажем, в енотовой шубе, из которой выпрыгивает живой енот, чтобы прикончить шестерых чистокровных чихуахуа светской львицы Бабблс де Кокуэры. А голубые мангусты-мутанты с накидки того же меха одного хрена перебили всех кобр в Джемальфне. Поначалу смешно, но тут ведь доводят до крайности. «Боже ты мой, вон идет хрен в костюме тигра! Спасайтесь, кто может!» Тут натянут кевлар или еще какую броню, чтобы защитить свою шкуру, а на вас вывалить что угодно. Понемногу учишься держаться подальше от толстяков в одежде из питоньей кожи. Следует избегать любого вздутия или выступа, а беременным теткам так просто уступают дорогу. У каждого – двусторонний пиджак-трансформер и потайные карманы, каждый умеет тайком переложить зверюшку из одного кармана в другой, чтобы ее не засекли при обыске, который теперь обычное дело при входе в любое заведение. Следующий шаг – одежда из кожи, и люди, как звери, охотятся за животными ради их шкуры. Затем на рынок выходит синтетика. Речь идет о шестнадцати оттенках мебели и обоях ей под стать с защитой от термитов, моли и старения. Можно купить что угодно: рыжеволосую задницу мексиканский пах, китайский желудок. Люди рвутся к разнородности и пятнам тонкие черные руки как щипцы для орехов улыбка деревенского мальчишки потом рога и козлиные копыта мальчики-волки мальчики-ящерицы один одержимый сделал себе руки гладкими и красными как терракота и завершил их клешнями омара.

Нефти почти не осталось, и двигатели внутреннего сгорания большая редкость. Возвращаются паровые автомобили и прочая электрика. Бесшумные электрические дирижабли богатеев величественно плывут в вечернем небе, ресторан под открытым небом в гондоле, дуновение аромата влажных лужаек и полей для гольфа, мирное счастливое многоголосье музыки 1920-х годов. Как никогда раньше, le gran luxe расцветает в огромных поместьях богачей. Главный пропагандист и практик стиля – Эй. Дж., владелец частной паровой железной дороги, которую он под влиянием минуты забивает то барабанщиками и банкирами 1890-х годов, то школьниками на каникулах 1920-х, аферистами и карточными шулерами 1918-го, и каждый желающий отправиться в путешествие по «железке» должен сперва обратиться в отдел кастинга и подбора актеров.

«Я держу железные дороги ради паровозных гудков на пустынных одноколейках, запаха потертой кожи, пара, сажи, горячего железа и аромата хорошей сигары, ради вокзалов со стеклянными крышами и станционных гостиниц красного кирпича».

Он щедро спонсирует партизанские отряды, содержит обширный тренировочный центр и нанимает беглых ученых разрабатывать на своих заводах и в лабораториях новые виды оружия. Он не задумываясь тратит миллионы, лишь бы ему на стол попало какое-то конкретное блюдо. Его ежегодный званый ужин вызывает обвал валют и банкротит целые страны.

– Я хочу на обед свежую кабанью печень, жареную белку, дикую спаржу, тушеную ботву турнепса, кукурузную кашу, вареную кукурузу в початках и ежевику. Хряк должен быть из Озарка и с острым хребтом, вскормленный желудями, арахисом, тутовыми ягодами и яблоками из Миссури. Моего хряка должны круглосуточно держать под тщательным наблюдением, чтобы он не съел какую-нибудь гадость вроде коровьих лепешек, крольчат или дохлых лягушек, и пусть наблюдение будет ненавязчивым, чтобы не смущать животное.

– К какому времени вам доставить, босс? Через год?

– Не позднее ближайшего воскресенья.

– Но, босс, какого черта..

– Отправляйся хоть к черту, но раздобудь мне такого кабана.

– Слушаюсь, босс.

– Как найдешь, сразу доставь сюда. Как тебе известно, кабанья печень, оставленная на льду, даже на несколько часов, совершенно непригодна в пищу. Хряка надо забить на моей кухне, а подрагивающую печень немедленно отправить на сковороду и обжарить в жире другого такого же хряка.

– Да, конечно, босс… Можно погрузить свинью на борт и доставить реактивным самолетом.

– Ты в своем уме? Мой хряк перепугается, а это плохо отразится на его печени.

– Ладно, босс, можно зафрахтовать океанский лайнер, обустроить на нем свиноферму, как в Озарке, и…

– Отравить меня хочешь? У хряка будет морская болезнь, и я лишусь обеда. Ясно же, что кабана нужно осторожно перенести сюда на плоту, подвешенном между двумя гигантскими дирижаблями, а плот поднять прямо с Озаркского плато. Белки, ежевика и дикая спаржа, разумеется, полетят вместе с хряком, и отправь с ними еще и свинопаса, худенького парнишку с веснушками. Он будет ухаживать за моим хряком в пути. Он пристрелит и замаринует белок. А потом пригодится для другого дела.

– Хряка доставили, босс.

Эй. Дж. выходит на балкон, а в небе меж двух гигантских голубых дирижаблей висит кусок Миссури, и за ним тянется шлейф дыма темнохвойных лесов…

– Хочу на ужин пучеглазую щуку, желтого окуня и сома из рек с прозрачной, питаемой холодными родниками водой.

– Хорошо, босс, прикажу обить реактивный самолет изнутри алюминием и наполнить водой.

– Ты сказал, один реактивный самолет?

– Точно, босс.

– Безмозглый идиот! Щука сожрет окуня, а сом сожрет всех и вся. Пока самолет сядет, останется один лишь вялый обожравшийся сом, совершенно непригодный для моего роскошного пиршества. Следует обить три самолета.

– Прошу прощения, босс, но самолет с сомом разбился. Вся вода расплескалась и камни рассыпались.

– Хвала Аллаху, что щука уцелела.

Пикантный контраст всей этой роскоши – голод, страх и опасность на улицах. Лучшие друзья человека – «кольт» и нубийские умельцы, обученные бить обеими концами дубинок или, держа дубинки горизонтально, блокировать готовые вцепиться зубы.

Самый обычный день. Завтрак в патио мне подает мой малайский бой. Патио – миниатюрный оазис с бассейном, пальмами, коброй, песчаной лисой и парой-тройкой крупных, проворных и злобных оранжевых ящериц, которые питаются дынными корками. Итак, после завтрака я отправляюсь в Джемальфну на встречу с придурком Реджи. Нам надо распланировать маршрут к назначенному на завтра ежегодному приему Эй. Дж., который станет гвоздем сезона. Мы называем себя «Приглашенными», у каждого на шее, наподобие армейских «собачьих табличек», висит по перфокарте с приглашением, – ее полагается вставить в электрические ворота Эй. Дж. Я иду через полуденный рынок: пробковый шлем, «кольт», патронташ, по бокам мои великолепные нубийцы, и вдруг мы натыкаемся на стаю из двадцати диких мальчиков. Когда они видят нас, их глаза загораются, как у кошек, волосы встают дыбом. Плюясь и рыча, они окружают нас и набрасываются на моих нубийцев. У вожака на одном глазу повязка, а в культю из дерева и кожи на месте правой руки ввинчен нож для кастрации хряков. Проворный, как ласка, он стремглав ныряет под дубинку нубийца, делает выпад культей, и прямо-таки чувствуешь, как холодная сталь прорезает кишки, как спагетти. Так вот, шикарные люди не теряют головы и не хватаются за пушку при виде проблемки, с которой нубийцы и сами должны бы справиться, например, с оравой завшивевших попрошаек. Надо решать, и решать быстро, есть ли тут работа для «кольта». Я решаю, что это бесспорно тот самый случай, навостряю оба глаза на тощий живот вожака и стреляю. Тяжелая пуля сорок четвертого калибра отбрасывает его на десять футов. Я целюсь и стреляю, целюсь и стреляю, обойма пуста, лезу в специальный, проложенный кожей нагрудный карман за тупорылым тридцать восьмого калибра, но тут мальчишки рассеиваются и исчезают как призраки. Подбивая бабки, насчитываю семерых мертвых или умирающих диких мальчиков. Откуда ни возьмись, выскакивает священник и начинает отпускать грехи. Я вижу, как двое диких мальчиков плюют в него на последнем издыхании. Глаза моего нубийца стекленеют, кишки дымятся на послеполуденном солнце, привлекая мух. Неохотно подходит полицейский, и я отдаю ему несколько приказаний на блестящем арабском. Я нахожу Реджи на площади, он потягивает розовый джин, укрывшись от солнца в тени нищих. Паралитичная старуха подергивается, и на нежную кожу Реджи падают брызги солнечного света.

– Сука безмозглая! – орет он и оборачивается к своему подручному. – Дай этой старой карге корку черствого хлеба и найди мне крепкого нищего для тени.

Я сажусь и заказываю «стингер».

– Потасовка на площади. Я потерял нубийца.

– Я видел отсюда. Думаю, Дональд знает, где найти хорошего охранника.

– Похороню своего на американском кладбище. Мы можем встретиться там и решить насчет маршрута на вечеринку. По дороге могут возникнуть неприятности, сам знаешь.

– Вполне вероятно. Несколько смутьянов уже критиковали Эй. Дж. за расточительность, недовольные дураки – извечный бич очень богатых людей.

На следующий день, после того, как нубийца закопали честь по чести, собирается отряд из тридцати человек, и все вместе мы отправляемся в укрепленное поместье Эй. Дж. за городскими стенами. Надо признать, мы бросаемся в глаза с нашими нубийцами в алюминиевых сандалиях и набедренных повязках, несущими проволочные щиты, чтобы прикрывать нас от камней. За поясом у них в ножнах острые, как бритва, мачете на крайний случай. Поэтому мы шагаем между нубийцами очень даже degage[40]40
  Непринужденно (фр.).


[Закрыть], словно нам черт не брат.

– Старик примется ломать кирпичи своими приемчиками карате, конечно, скука смертная, но его не остановишь. Зато дармовые еда и выпивка на месяц. Одно можно сказать в его пользу, за что-то взявшись, он выдает по полной.

На улицах еще хуже, чем обычно: ходячие мертвецы в кататонии от голода набились штабелями мешков с цементом нубийцы распихивают их дубинками тела сгибаются и выпрямляются снова медленно тащатся вперед и все направляются к поместью Эй. Дж. Между ногами этого потока шныряют дикие мальчики словно блудливые котята взмахивая бритвенными лезвиями и осколками стекла – вж-жи-ик – и быстро назад в укрытия из шагающей плоти. Молодой агент только что из Вест-Пойнта где его прозвали Хорьком он умел проскользнуть через линию нападающих на футбольном поле как хорек в крысиную нору ныряет вслед за диким мальчиком и то что мы нашли после пары взмахов мачете не станешь описывать родным и близким.

А потом вдруг перед нами возникают тридцатифутовые электрические ворота в черной гранитной стене. Спотыкаясь о чьи-то ноги, мы прорываемся к воротам и «пробиваем» свои «карточки», оставшиеся трясут решетку и суют пальцы в рот, пуская слюни, словно коровы с афтозным стоматитом. Эй. Дж., великолепный в белом одеянии, приветствует нас с помоста во внешнем дворе. Он улыбается и машет пускающей слюни толпе.

– Расклад им известен. Чем лучше питаюсь я, тем лучше питаются они. От le gran luxe вкусные объедки.

Внешний двор представляет собой небольшую арену с балконами по периметру. Мы поднимаемся на балкон, а Эй. Дж. спускается на середину арены.

– Выпускайте быка.

Под рев фанфар бык вырывается из какого-то прохода, замечает старика и устремляется прямо на него. Старик же стоит, занеся кулак, чувствуется легкая сейсмическая дрожь, когда он плотнее упирается ногами в землю, готовясь к убийству. Стремительное движение, удар, и я вижу, как вылетают бычьи мозги. Бык спотыкается перед стариком и валится набок, одна нога подергивается в воздухе. За считаные секунды туша разделана, и куски сырого кровоточащего мяса брошены за стену толпе.

Через внутренние ворота мы проходим в само огороженное поместье. Здесь в ресторанах под открытым небом шведские столы закусок, здесь подают пиво, охлажденную скандинавскую водку и горячие рыбные супы из Перу. Буколические ресторанчики на берегу реки в синих вечерних тенях, крытые шифером дома красного кирпича, целые кварталы, где подают домашнюю американскую жратву былых времен: индейку, жареного цыпленка, чай со льдом, горячее печенье и хлеб из кукурузной муки, отбивные, ростбиф, домашнее клубничное мороженое, утку, дикий рис, кукурузную кашу, каштаны со сливками. Здесь пруды и каналы, здесь плавучие рестораны увиты цветами, здесь ресторанчики на старых речных судах с меню из странствующего голубя, жаворонка, кулика, дикого индюка и оленины. Здесь дирижабли и тележки разносчиков, шато высокой кухни под управлением эксцентричных тиранов, русские станционные буфеты с осетриной, икрой, копченым угрем, водкой, шампанским и рейнвейном, здесь деревенские харчевни и все разновидности простой крестьянской кухни. Здесь труднодоступные рестораны, славящиеся голубем с белым мясом. И каждый в мире знаменитый ресторан воспроизведен в малейших деталях: танжерский «1001», старинный марсельский «Лукулл», парижские «Максим» и «Тур д’аржан» и сент-луисский «Тони Фаустус».

Я замечаю, что если что-то остается на тарелке или в стакане, то официанты ссыпают или сливают это в баки – одни предназначены для жидких, другие – для твердых отходов. После того как мы обошли буфеты и набили животы, нас собирают на балконе, выходящем на главные ворота, где в ожидании топчутся бедняки Марракеша. Эй. Дж. недолго, но высокопарно разглагольствует о том, как важно поддерживать в сознании туземцев крепкий образ милостивого господина, и в этот момент по одну сторону от ворот отъезжает панель в стене, и оттуда вылезает огромный фаллос, который ссыт мартини, супом, вином, кока-колой, гренадином, водкой, бурбоном, пивом, горячим масляным ромом, розовым джином, коктейлем «Александр», глинтвейном, кукурузным виски, – все извергается в корыто длиной сорок футов с надписью «ВЫПИВКА». Из панели по другую сторону ворот выпирает резиновая задница, извергая запеченную треску, соленую сельдь, утиную подливу, мексиканское чили кон карне, десерты «Мельба», сиропы, соусы, повидло, мясные кости и хрящи, – все сыпется в корыто с надписью «ЖРАТВА». Вопя, пуская слюну, пихаясь, бедняки кидаются к корытам, зачерпывают еду и питье обеими руками. Облаками поднимается вонь блевоты. Эй. Дж. нажимает кнопку, герметизирующую балкон. Крутятся лопасти вентиляторов, и гостей окутывают ароматы прохладных летних прудов и мшистых камней. Все мы остаемся тут на месяц – не так уж и тяжко, учитывая, что ждет нас внутри и что творится снаружи.

В дополнение к ресторанам для более энергичных гостей организуют кулинарные экспедиции во все уголки земного шара. Гости встают в шесть утра к завтраку из фруктового сока, идеально приготовленной яичницы, у которой желток медленно утекает, если разрезать, бекона, который слегка выгибается по форме вилки, не слишком хрустящий, но и не вялый, домашнего хлеба, за которыми следуют чай, кофе, сигарета и отдых, и отправляются в путь по пламенеющим осенним холмам. Ясный голубой октябрьский день. Они идут десять миль пешком к реке, где их ждут плоскодонки. Чистая река холодна и глубока. Они плывут вниз по течению, по пути ловят рыбу в заводях, запрудах и бухточках. Остановившись на ланч, гости вооружаются упругими дубинками и шлепают вдоль отмели, убивают лягушек и обдирают кожу с лапок, которые зажаривают в свином сале до хруста и запивают холодным пивом. Когда после полудня они добираются до сельской переправы, их поджидает обильная трапеза из пресноводных окуней (их еще называют пучеглазой щукой), черных окуней и сомов. Дом красного кирпича на холме. Бурбон и марихуана, выросшая в летнем зное штата Миссури, которая благодаря скудной почве холмов имеет особый привкус и которую называют «пурпурной травой». Сумерки голубой пылью ложатся на речную долину, когда гости принимаются за трапезу из лососевых стейков, двух сортов окуня, обжаренного на свином сале со слабым привкусом дыма, сидра и яблок из сельского сада. Они охотятся в осенних лесах и возвращаются к ужину из куропатки, дикой индейки и белки с каштанами, зеленым луком и сладким картофелем.

В других местах предлагают катания на лыжах перед шведским столом с охлажденной водкой, горячие пряные блюда после конной прогулки по горам северной Мексики, омары и моллюски на пляже, чай со льдом и жареные цыплята в отеле «Грин-Инн».

Еда – лишь одно из развлечений. Здесь вам обеспечат любые удовольствия, занятия спортом или хобби. Вот перечень некоторых услуг: компьютеризированные библиотеки с полной базой данных по любому предмету, опытные инструкторы по любому вопросу, виду спорта или ремеслу. Имеются планеры, воздушные шары, парашюты, акваланги и подводное плавание с прибрежных баз. Есть камеры сенсорной изоляции, бассейны глубокого погружения, антигравитационные камеры, имитирующие условия космоса. Есть тиры, где можно тренироваться с любым оружием – от лазерного пистолета до бумеранга. Имеются высокохудожественные порнофильмы. В поместье Эй. Дж. любой период истории и любая местность или страна представлены в Международном павильоне. Вы можете насладиться путешествием в 1920-е годы, в Италию эпохи Возрождения, в Китай времен мандаринов, в Древнюю Грецию или в Древний Рим. Любые сексуальные вкусы будут удовлетворены в выбранных вами декорациях. Подрочить в 1920-е годы? Трахнуть девственную весталку? Поиграть в сиамских близнецов с миленькой космонавткой? Хотите греческих юношей, облаченных лишь в собственную красоту и солнечный свет? Провести пару часиков на полубаке китобойного судна? Вечерок в римских банях? Посмотреть, как я трахаю Клеопатру? Хотите извращения эпохи Чиму? Секс в сортире 1910-х годов? Заднее сиденье автомобиля? Бомбоубежище во время бомбежки? Палатка на двоих в Юконе? На облучке экипажа? На драккаре викингов? В шатре бедуинов? В туалете средней школы? Все что угодно.

Сегодня утром после завтрака из фруктов, йогурта и фазаньих яиц я иду в ангар для планеров. У Эй. Дж. несколько сотен планеров, сконструированных на основе самых ранних моделей, которые запускаешь, разбежавшись, и иногда приземляешься на ноги. Есть здесь планеры, разгон которым дают лыжи, роликовые коньки или велосипеды. Во всех случаях планеры сконструированы так, чтобы максимально уподобиться мечте о крыльях и полете. Если у вас возникнут свои идеи насчет новой модели, конструкторы воплотят их за несколько дней. Планеры изготовлены из самых разных материалов и бывают самых разных цветов под стать различным ландшафтам и состояниям неба, и многие расписаны акварельными пейзажами. Есть красные модели для скольжения в лучах заходящего солнца, модели из прозрачного пластика для планирования на лыжах, синие крылья – для гор. Я выбираю горную модель в оттенках от нежнейшей голубизны яичной скорлупы до иссиня-черного. Крылья обтянуты тонкой и плотной китайской парусиной-рами, которую изготавливают из крапивы. Маленький дирижабль возносит нас к пусковой установке в Атласских горах. От установки круто вниз под уклон уходит бетонная дорожка для разбега. Я надеваю роликовые коньки и поднимаю планер, по обе стороны от меня вздымаются крылья, я упираю руки в стропы. Управлять аппаратом можно, перенося свой вес из стороны в сторону, во время полета пилот подвешен между двух распорок или строп. На случай, если устанут руки, есть строповое сиденье. Я бросаюсь вниз по дорожке: быстрее, еще быстрее, колени согнуты, я взмываю над долиной, ноги болтаются на высоте двух тысяч футов. Это в самом деле полет словно во сне, я управляю планером движениями рук, всем телом ощущаю его вибрацию, я сливаюсь с крыльями, и крылья плывут над долиной. Я сажусь на строповое сиденье. Я вижу раскинувшийся под ногами город. Я сажаю планер на запекшейся от жара, поросшей сорняками улочке и качу на роликах в поместье, чтобы остаток дня провести за порнофильмами.

Несколько лет назад актеры устроили забастовку, протестуя против оскорбительных для их достоинства условий.

– Ваша плоть заражена грязные фильмы сколько еще нам ебаться очень хорошо мистер Великий Сластосука? Мы блядь устали ебаться спасибки большое.