Текст книги "Пирамиды Наполеона"

– Я восхищен, Тальма, с какой силой духа ты ринулся в эти сточные трубы.

– Уж лучше канализация и Египет, чем парижская тюрьма. А знаешь, Итан, всякий раз, как встречаюсь с тобой, мы обязательно влипаем в какие-то переделки.

– С ними интереснее жить, тебе не кажется?

– Если мне суждено умереть от скоротечной чахотки, то моим последним воспоминанием будет вопль твоей разъяренной домохозяйки.

– Тогда лучше поживи еще. – Я глянул в правый коридор. – А зачем тебе понадобилось спрашивать про кожаный рынок? Мне казалось, что наша станция около Люксембургского дворца.

– Так и есть. Но если полиция прихватит нашего благодетеля, то он направит их в противоположную сторону. – Антуан махнул рукой. – А мы пойдем налево.

* * *

Мы добрались до места, но видок у нас был еще тот: изрядно вымокшая и грязная парочка без всякого багажа, не считая винтовки и томагавка. Мы вымылись, как могли, у фонтана, и все-таки мой дорожный сюртук остался безнадежно испачканным.

– Так много развелось грязи на улицах, – нескладно соврал Тальма почтальону.

Нашу репутацию не повысило и то, что мой друг прикупил самые дешевые билеты, и в результате его экономии нам предстояло трястись в пыли на задней открытой скамье, за стеной почтовой кареты.

– Это избавит нас от досужего любопытства, – оправдывался он.

Учитывая, что у меня украли почти все деньги, я едва ли мог выражать недовольство.

Нам оставалось только надеяться, что эта крепкая колымага успеет уехать довольно далеко от Парижа, прежде чем полиция начнет разыскивать нас на станциях, поскольку наш странный отъезд явно не прошел незамеченным. Достигнув Тулона, где готовился к походу флот Бонапарта, мы окажемся в безопасности: у меня имелось при себе рекомендательное письмо от Бертолле. Для подстраховки я придумал себе имя Грегуар, а акцент решил объяснить тем, что родился во французской Канаде.

Тальма отослал сюда свой саквояж еще до того, как отправился со мной вызволять винтовку, и я позаимствовал у него чистую рубашку, перед тем как оттащить его в багажный отсек на крыше кареты. Винтовку мне пришлось засунуть в его сумку, и лишь томагавк избавлял меня от ощущения полной беззащитности.

– Спасибо, что захватил лишнюю одежду, – сказал я.

– Я отлично экипировался, – похвастался мой спутник. – Припас большой запас легкой хлопчатобумажной одежды, чтобы не изнывать от жары в той пустыне, научные трактаты о месте нашего назначения, несколько переплетенных в кожу блокнотов и целый пенал новых перьев. А мою аптечку мы пополним снадобьями из египетских мумий.

– Неужели ты будешь потворствовать такому шарлатанству?

Раскрошенный прах мертвецов стал популярным лекарством в Европе, но идея продажи склянок, содержимое которых сильно смахивало на обычную землю, вдохновила всевозможных мошенников.

– Конечно, во Франции продают весьма сомнительные лекарства, потому-то я и хочу самолично раздобыть мумию. Восстановив здоровье, мы сможем продать остатки.

– Бокал вина принесет больше пользы, причем без всяких хлопот.

– Вот уж нет, дружище, алкоголь как раз может оказать губительное воздействие.

Его отвращение к вину было столь же странным для француза, как и любовь к картошке.

– Значит, ты предпочитаешь питаться мертвецами.

– Мертвецами, подготовленными к вечной жизни. В их останках сохранились древние живительные эликсиры.

– Тогда почему же они умерли?

– А умерли ли они? Или достигли особого вида бессмертия?

И с такими вот рассуждениями мы отъехали от станции. Среди наших попутчиков в почтовом дилижансе оказались шляпный мастер, виноторговец, такелажник из Тулона и таможенный чиновник, который, похоже, вознамерился проспать до границы Франции. Я надеялся, что у нас будет и пара попутчиц, но тут меня постигло полное разочарование. Мы быстро катили по мощеным широким дорогам Франции, но поездка была утомительной и скучной, как любое путешествие. Остаток ночи мы в основном проспали, а день тянулся в традиционном отупляющем распорядке коротких остановок для смены лошадей, закупок заурядной провизии и посещения сельских уборных. Время от времени я поглядывал на дорогу, но не заметил никакого преследования. В дремотном забытьи мне привиделась мадам Дюррел, грозно требующая вернуть долги.

Довольно скоро скука нас совсем одолела, и Тальма начал развивать свои бесконечные теории о тайных заговорах и мистицизме.

– На нас с тобой, Итан, возложена миссия исторической важности, – заявил он мне, когда наша карета уже громыхала по дорогам в долине Роны.

– А я думал, мы просто сбегаем от неприятностей.

– Все не так просто, мы с тобой обладаем очень ценными качествами, без которых не сможет обойтись эта экспедиция. Мы понимаем ограниченность научных знаний. Бертолле разумный человек, но он мыслит сухими химическими формулами. А франкмасоны, при всем уважении к науке, знают сокровенные ответы на величайшие тайны, хранящиеся в храмах Востока. Как творческая личность я понимаю, что мое предназначение – обнаружить то, что не способна обнаружить наука.

Я скептически глянул на него. К этому моменту он, жалуясь на желудочные колики, уже успел проглотить три дозы очистительных средств, дабы избежать последствий нашего пребывания в канализационных трубах, кроме того, было заметно, что нога его уже бессильно обмякла, явно полностью онемев. Он принарядился в дорожную куртку нежно-лилового цвета, в военном походе уместного не более, чем домашние тапочки. И такой человек решился отправиться на штурм мусульманской твердыни?

– Антуан, нам даже неизвестны названия болезней, существующих на Востоке. Как ты вообще отважился поехать?

– Нас ждут там великолепные сады и дворцы, минареты и гаремы. Мы увидим земной рай, друг мой, хранилище мудрости фараонов.

– Ага, и прах их мумий.

– Напрасно иронизируешь. Мне рассказывали о чудотворных исцелениях.

– Честно говоря, все ваши масонские разговоры о тайных знаниях Востока на самом деле кажутся мне полной чепухой, – сказал я, поменяв положение, чтобы вытянуть ноги. – Что можно узнать, посетив старые развалины?

– А все потому, что ты вечно зевал на наших собраниях, – назидательно произнес Тальма. – Изначально масоны владели первоосновными знаниями искусных каменщиков, сооружавших пирамиды и величественные соборы. И нас с ними объединяет именно уважение к знаниям, но в отличие от них мы готовы заново открыть тайные науки, затерянные в глубокой древности. Древние маги обладали способностями, которые нам и не снились. Хирама-Авия, великого мастера, строившего храм Соломона, убили завистливые соперники, и восстал он из мертвых благодаря самому Мастеру Масону.

Ритуалы посвящения, в которых масоны упорно разыгрывали эпизоды этой сказочной истории, казались мне глупыми. По одной версии эта история предполагала воскрешение, а по другой – просто восстановление тела после подлого убийства, но ни один из вариантов, насколько я понимал, не имел никакой реальной основы.

– Тальма, ты же не хочешь сказать, что действительно веришь во все это.

– Ты пока только готовишься к посвящению. А нам при подъеме на каждую следующую ступень открываются новые удивительные понятия. В древних памятниках хранится множество тайных знаний, и редкие мудрецы, осмеливающиеся вновь открыть их, становятся величайшими учителями человечества. Иисус, Мухаммед, Будда, Платон, Пифагор – все они приобщились к тайным, давно утраченным знаниям великой эпохи Египта, к мудрости той древней цивилизации, что возвела грандиозные памятники, загадки построения которых не смогли разгадать до сих пор. Избранные человеческие сообщества: мы, свободные масоны, а также храмовники, иллюминаты, последователи «Розы и Креста», люцифериане – все стремились вновь овладеть этими знаниями.

– Верно, но эти избранники зачастую расходятся во взглядах, как, например, господствующее направление масонства с ложей египетского обряда. Люцифериане, насколько я понимаю, придают Сатане статус Бога.

– Не Сатане, а Люциферу. Искренне веря в двойственность добра и зла, они полагают, что богам присуща двойственная природа. И вообще, я же не сравниваю эти общества. Лишь говорю, что утраченные знания прошлых времен столь же важны, как и будущие научные открытия. Сам Пифагор провел в обучении у жрецов Мемфиса восемнадцать лет. А где пропадал примерно столько же лет Иисус, о том Евангелие умалчивает. Некоторые утверждают, что он также учился в Египте. Где-то там сокрыта та самая сила, что способна переделать мир, восстановить гармонию и вернуть золотой век, вот почему девиз нашего общества гласит: «От хаоса к порядку». Ученые, подобные Бертолле, изучают горы и реки. Они зачарованы тайнами естественного мира. Но мы с тобой, Гейдж, чувствуем, что под его внешней оболочкой скрывается нечто сверхъестественное. Электрическая сила, к примеру. Мы же не видим ее, а она существует! Мы понимаем, что мир, познаваемый с помощью чувств, является лишь своеобразной вуалью. Египтяне тоже это понимали. Если мы сумеем прочесть их иероглифы, то станем вершителями судеб!

Как у всех сочинителей, у моего друга было пылкое воображение, побеждающее всякий здравый смысл.

– Электричество, Антуан, по сути своей – явление природы, естественная сила. Оно проявляется в виде молнии на небесах и в виде электрического разряда на представлениях в салонах. Ты рассуждаешь, как шарлатан Калиостро.

– Он был опасным человеком, стремившимся использовать египетские обряды для дурных целей, но не шарлатан.

– Однако его поймали на мошенничестве, когда он показывал алхимические чудеса в Польше.

– Его окружали завистники! По свидетельству очевидцев, он исцелял больных людей, от которых уже отказались обычные врачи. Он общался с особами королевской крови. Возможно, он прожил много столетий, подобно Сен-Жермену, который в действительности был князем Трансильвании и лично знал Клеопатру и Иисуса. Калиостро учился у этого князя. Его…

– …высмеивали и травили, а потом он умер в тюрьме, преданный собственной женой, самой роскошной куртизанкой Европы. Ты же сам говорил, что его египетский обряд – это просто оккультная чепуха. Какие есть доказательства тому, что кто-то из этих самозваных магов прожил хотя бы несколько столетий? Послушай, я не сомневаюсь, что в мусульманских странах можно узнать много интересного, но меня подрядили в эту экспедицию для научных, а не для священных или магических исследований. Ваша же собственная революция отвергла религию и мистицизм.

– Так именно поэтому в наши дни и проявился небывалый интерес ко всему мистическому! Разум уничтожает мир чудес. А религиозные гонения породили жажду духовности.

– Не думаешь же ты, что целью Бонапарта…

– Тише! – Тальма кивнул на стенку кареты. – Не забывай о клятве.

Ах да. Предводителя и место назначения нашей экспедиции полагалось держать в строгой тайне, хотя любой разгадал бы ее, послушав наш разговор. Я покорно кивнул, понимая при этом, что благодаря нашим изолированным местам и громыханию колес остальные пассажиры вряд ли что-то слышали.

– Неужели ты подразумеваешь, что эти тайные знания и являются нашей главной целью? – спросил я, понизив голос.

– Я подразумеваю, что наша экспедиция преследует множество целей.

Откинувшись назад, я уныло взирал на угрюмый холмистый пейзаж, ощетинившийся пнями срубленных деревьев, предназначенных для утоления ненасытной потребности новых фабрик в древесине. Казалось, что даже леса рекрутировали для порожденных революцией военных и торговых предприятий. И пока предприниматели богатели, сельская местность опустошалась, а города окутывались зловонным смогом. Если магия древних не портила природу, то их могущество действительно было велико.

– Кроме того, искомые знания и образуют науку, – продолжил Тальма. – Платона они привели к созданию философии. Пифагор создал геометрию. Моисей и Солон преуспели в законоведении. Все это разные стороны Истины. Говорят, что именно последний исконный фараон и маг Нектанебо возлег на ложе любви с Олимпиадой и зачал Александра Великого.

– Я уже говорил тебе, что не хочу соперничать с человеком, не дожившим до тридцати трех лет.

– В Тулоне ты познакомишься с новым Александром.

А возможно, Бонапарт просто стал сиюминутным героем, на мгновение вырвавшимся из тьмы безвестности. Надо бы успеть вытянуть из него помилование за не совершенные мной преступления, использовав все доступное мне обаяние.

Оставив позади разоренные сельские угодья, мы въехали в обширное поместье с лугами и парковыми ансамблями, еще хранившими следы аристократического благолепия. Директория явно конфисковала его у кого-нибудь из титулованных особ или именитых церковников. Теперь здесь обосновались крестьяне, браконьеры и фермеры, между деревьями просматривались бедные лачуги, окутанные дымом костров. Близился вечер, и я надеялся, что скоро мы прибудем в гостиницу. От долгой тряски у меня уже болело все тело.

Внезапно я услышал крик нашего возницы, сменившийся треском и грохотом тяжелого падения. Мы резко остановились. На дороге перед каретой лежало дерево, и лошади испуганно ржали и топтались на месте. Похоже, тут потрудились особые дровосеки. Из леса появились темные фигуры. Их ружья нацелились на кучера и его сидящего выше помощника.

– Разбойники! – крикнул я, нащупывая спрятанный под сюртуком томагавк. Давненько не упражняясь в метании этого топорика, я осознал, что все-таки смогу попасть в цель шагов с тридцати. – Скорей! К оружию! Может, сумеем справиться с ними!

Но когда я выскочил из кареты, меня встретил сонный таможенник. Вдруг ставший весьма бодрым, он проворно спрыгнул на землю и приставил к моей груди дуло пистолета. Отверстие ствола казалось ужасающе огромным.

– Bonjour,[17]17
  Здравствуйте (фр.).


[Закрыть] месье Гейдж, – обратился ко мне притворщик. – Будьте любезны, бросьте-ка на землю ваше дикарское оружие. Я должен доставить обратно в Париж либо вас, либо вашу побрякушку.

Глава 4

Грабители, зачастую оказывающиеся в революционной Франции полицейскими агентами, выстроили нас в шеренгу, как учеников на школьном дворе, и начали изымать ценные вещи. Учитывая мнимого таможенника, в банде насчитывалось шесть человек, и когда я разглядел в сумерках их физиономии, то слегка испугался. Двое сильно смахивали на жандармов, уже пытавшихся арестовать меня в Париже. Может, и мой фонарщик затесался в их компанию? Пока я не заметил его. Двое держали под прицелом наших возниц, а остальные сосредоточились на сборе кошельков и карманных часов у пассажиров.

– Полиция изобрела новый метод сбора налогов? – саркастически поинтересовался я.

– Я не уверен, что он на самом деле таможенный чиновник, – встрял шляпник.

– Молчать! – Их главарь нацелил свое оружие прямо мне в нос, словно решил, что я мог забыть о его существовании. – Не думайте, месье Гейдж, что наши действия не санкционированы властями. Если вы откажетесь подчиниться нашим приказам, то, несомненно, еще встретитесь с полицией в недрах государственной тюрьмы.

– Каким приказам?

– По-моему, вы ошибаетесь, на самом деле его зовут месье Грегуар, – добавил шляпник, желая помочь мне.

Мой противник взвел курок пистолета.

– Вы прекрасно знаете, что нам нужно! Эта вещь должна попасть к ученым, способным использовать ее надлежащим образом. Расстегните-ка рубашку!

Холодный ветерок пробежал по моей груди.

– Видите? У меня ничего нет.

Он нахмурился.

– Тогда где же он?

– В Париже.

Дуло резко переместилось к виску Тальма.

– Давай его сюда, или я вышибу мозги твоему приятелю.

Антуан побледнел. Я был совершенно уверен, что ему еще не приходилось стоять под прицелом пистолета, и всерьез разозлился.

– С такими игрушками лучше быть поосторожнее.

– Считаю до трех.

– Голова Антуана тверда как камень. Как бы пуля не отскочила в вас рикошетом.

– Итан, – взмолился мой приятель.

– Раз!

– Я продал медальон, чтобы оплатить наше путешествие.

Я продолжал заговаривать им зубы.

– Два!

– И расплатился с долгами за квартиру.

Тальма покачнулся.

– Тр…

– Погодите. Если уж вы так настаиваете, то он лежит в багажном отделении на крыше кареты.

Наш мучитель вновь перевел пистолет на меня.

– Честно говоря, буду только рад избавиться от проклятой безделушки. От нее одни неприятности.

– Эй ты, сбрось-ка сюда его чемодан! – крикнул грабитель помощнику кучера.

– А какой он?

– Темно-коричневый, – быстро отозвался я, заметив изумленный взгляд Тальма.

– Они все тут одинаково темные при таком освещении!

– Черт побери всех праведников и греховодников…

– Да я быстрей сам принесу его.

Теперь ствол пистолета уперся мне в спину.

– Давай, живо!

Главарь тревожно глянул на дорогу. Движение здесь было весьма оживленным, и я с удовольствием представил себе, как на этого негодяя наезжает тяжелый и неповоротливый воз с сеном.

– Не могли бы вы опустить пока свой смертоносный пугач? Вас же здесь шестеро, а я всего один.

– Заткните пасть, иначе я пристрелю вас прямо сейчас, перерою все сумки и сам найду его.

Я поднялся в багажное отделение на крышу кареты. Грабитель решил подождать внизу.

– Ага. Да вот же он, наш саквояж.

– Кидай его сюда, американская собака. Порывшись в багаже, я обхватил рукой приклад винтовки, подцепив также лежавшую рядом сумку с патронами и роговую пороховницу. К сожалению, мне не удалось перезарядить ружье после выстрела по дверному замку моей бывшей комнаты: настоящий коммивояжер не допустил бы такой оплошности. Другой рукой я поднял баул Тальма и крикнул:

– Держите.

Мой удар пришелся точно в цель. Тяжелый саквояж ударил по пистолету, сработал спусковой крючок, и выстрел разнес в клочья пожитки Антуана. Поделом тебе, болван. Лошади встали на дыбы, поднялся жуткий крик, а я, прижав к себе винтовку, спрыгнул с другой стороны кареты и приземлился на обочину дороги. Прогремел второй выстрел; голову мою осыпало древесными обломками.

Не пытаясь скрыться в темноте леса, я забрался под днище кареты, ловко проскочив между крутящимися колесами. Притаившись за ними, я улегся на живот и начал лихорадочно заряжать винтовку тем хитроумным способом, которому научили меня канадцы. Надо было откусить конец патрона, плотно умять его в стволе шомполом и подсыпать пороху на полку замка.

– Он сбежал!

Трое бандитов, обогнув карету сзади, бросились в лес, полагая, что я укрылся именно там. Пассажиры, похоже, хотели тоже разбежаться, но двое разбойников приказали им оставаться на месте. Мнимый таможенный чиновник, разразившись проклятиями, спешно перезаряжал свой пистолет. А я, уже закончив перезарядку, выбрал нужную позицию и выстрелил в него.

Темноту прорезала ослепительная вспышка. Негодяй, согнувшись, рухнул на колени, и я с ужасом увидел то, что сразу выскочило у него самого из-под рубашки и свободно покачивалось на шее. Эту масонскую эмблему, несомненно, присвоили себе приспешники Силано из ложи египетского обряда – своеобразное пересечение циркуля и угольника. А в центре вырисовывалась отлично знакомая мне буква. Так вот она, разгадка!

Я выкатился из-под кареты, вскочил на ноги и, схватив винтовку за ствол, изо всех сил огрел второго бандита прикладом. Когда эта импровизированная одиннадцатифунтовая кленовая дубинка приложилась к его черепу, раздался радующий слух треск. Я подхватил свой томагавк. Где же третий негодяй? Тут грохнул еще один ружейный выстрел, и кто-то яростно завопил. Я рысцой побежал в лес, темневший по другую сторону дороги, противоположную той, где разыскивала меня сейчас первая троица разбойников. Остальные пассажиры, включая Тальма, тоже бросились врассыпную.

– Сумку! Держите его сумку! – превозмогая боль, орал подстреленный мной таможенник.

Я усмехнулся. Медальон спокойно лежал в надежном тайнике, под стелькой моего башмака.

* * *

По мере приближения ночи сумрачный лес становился все темнее. В гордом одиночестве я стремительно углублялся в чащу, выставив перед собой винтовку, чтобы избежать лобового столкновения с деревьями. Что же получается? Вряд ли на нас напали простые грабители, скорее, они действовали по приказу какого-то влиятельного чиновника или даже члена французского правительства. На их связь с официальными кругами и ложей египетского обряда указывало то, что их главарь, следивший за мной от самого Парижа, отлично знал и о моем выигрыше, и о положении дел.

Меня встревожила не только готовность этого негодяя разрядить пистолет мне в голову. Его масонский знак украшала традиционная латинская буква, либо символизирующая связь с Господом, либо имеющая отношение к гностицизму или к геометрии.

Буква «G».

На эту же букву начинается и моя фамилия, и именно ее вывела на спинке кровати окровавленным пальцем Минетта.

Уж не увидела ли бедняжка перед самой смертью масонский знак?

Чем больше интересовались окружающие выигранной мной безделушкой, тем решительнее мне хотелось сохранить ее. Должна же быть какая-то причина для такого повышенного интереса.

Остановившись в рощице, чтобы перезарядить винтовку, я затолкал в ствол патрон и прислушался. Где-то поблизости хрустнула ветка. Неужели меня выследили? Убью любого, кто подойдет слишком близко. Но вдруг это несчастный Тальма пытается найти меня в темноте? Все же я надеялся, что он попросту останется возле кареты, и, не решившись выдать себя выстрелом или криком, не мешкая направился дальше в лес.

Воздух еще был по-весеннему свеж, и возбуждение от бегства испарилось, оставив ощущение холода и голода. Я уже раздумывал, не повернуть ли обратно к дороге в надежде отыскать какой-нибудь крестьянский дом, когда заметил впереди свет: вечерний сумрак рассеивали несколько фонарей, горевших между деревьями. Припав к земле, я расслышал тихий разговор, который велся явно не на французском языке. Так вот где можно спрятаться! Я наткнулся на цыганскую стоянку. Считалось, что цыгане пришли в Европу из Египта, поэтому многие, особенно англичане, называли этих бродяг именно египтянами. Сами цыгане ничуть не оспаривали это мнение, заявляя, что ведут свой род от жрецов египетских фараонов, хотя некоторые воспринимали их появление как нашествие бродячих мошенников. Утверждение о влиятельном древнем статусе цыган подстрекало влюбленных и прожектеров выкладывать денежки за их гадания.

И вновь сзади послышался какой-то шорох. Тогда-то мне пригодился опыт лесной жизни в Америке. Выгодно использовав свет фонарей, я затаился в кустах. Мой преследователь, если, конечно, он гнался именно за мной, продолжал идти своим путем. Подобно мне, он помедлил в задумчивости, заметив освещенные повозки, а потом пошел вперед, несомненно догадавшись, что я мог укрыться именно там. Когда его лицо озарилось светом, я еще больше озадачился, не узнав в нем никого из наших попутчиков или напавших на нас бандитов.

Тем не менее его намерения были достаточно очевидны. Он также держал наготове пистолет.

Незнакомец стал подкрадываться к первому фургону, и я бесшумно последовал за ним. Пока он разглядывал на редкость живописный вид ближайшей цыганской кибитки, ствол моей винтовки, легко продвинувшись над его плечом, уперся ему в висок.

– По-моему, нас не успели представить друг другу, – тихо произнес я.

После непродолжительного молчания мой пленник произнес по-английски:

– Я всего лишь человек, который только что помог спасти вашу жизнь.

С удивлением услышав родной язык, я не решился сразу ответить тем же.

– Qui etes-vous?[18]18
  Кто вы такой? (фр.)


[Закрыть] – в конечном счете требовательно спросил я.

– Сэр Сидней Смит, британский подданный, говорящий на языке французов достаточно хорошо, для того чтобы понять, насколько ваше французское произношение хуже моего, – ответил он по-английски. – Уберите ствол ружья из моего уха, дружище, и я все вам объясню.

Я замер в изумлении. Сидней Смит? С кем я столкнулся – с самым знаменитым беглым преступником во Франции или с безумным самозванцем?

– Сначала бросьте свой пистолет, – сказал я уже по-английски.

И в этот момент в мою собственную спину уткнулась холодная и острая сталь.

– И вы, месье, тоже бросьте вашу винтовку, раз уж пришли в мой дом.

Приказание произнесли опять-таки по-французски, но на сей раз человек явно говорил с восточным акцентом – цыганским. Полдюжины его собратьев, выйдя из-за деревьев, окружили нас, они выглядели грубо, но внушительно в своих широкополых шляпах или платках, подпоясанные кушаками и обутые в доходящие до колен сапоги. Вооружение их составляли ножи, шпаги и дубинки. Что ж, наше преследование завершилось-таки поимкой.

– Будьте осторожны, – сказал я. – В этом лесу, кажется, за мной еще кто-то охотится.

Я положил винтовку на землю, и Смит послушно проделал то же самое с пистолетом.

Появившийся перед нами красивый и смуглый мужчина со шпагой в руке мрачно усмехнулся.

– Их больше нет, – чиркнув пальцем по горлу, сказал он и забрал винтовку и пистолет. – Мы рады видеть вас в нашем таборе.

* * *

Шагнув на поляну, озаренную светом цыганских бивачных костров, я попал в совершенно другой мир. Их бочкообразные разноцветные кибитки напоминали волшебное поселение лесных эльфов. Вокруг витали экзотические дымные ароматы, а необычный запах кухонных специй был насыщен чесноком и редкими травами. Живописно наряженные женщины с черными блестящими волосами и покачивающимися в ушах золотыми кольцами подняли головы от дымящихся котлов и бросили на нас оценивающие взгляды, их глаза казались бездонными и непостижимыми, как девственные озера. Ребятишки, сидевшие возле раскрашенных колес, поглядывали на нас, словно любопытные бесенята. В тенистом отдалении топтались и пофыркивали низкорослые и косматые упряжные лошадки. Янтарный свет фонарей накладывал яркие мазки на весь бивак. В Париже жизнь протекала в вечных спорах о разумных изменениях и реформах. А здесь царило нечто более древнее, витал дух первозданной свободы.

– Меня зовут Стефан, – сказал разоруживший нас мужчина. На лице его горели темные настороженные глаза, а над великолепными усами кривился нос, так сильно пострадавший в какой-то давней драке, что его формы напоминали изломанный горный кряж. – Нас не интересуют дорогостоящие ружья, поскольку они слишком шумны, их накладно содержать, утомительно перезаряжать и легко украсть. Так объясните же, зачем вы притащили их к нам в табор.

– Я ехал в Тулон, когда на нашу почтовую карету напали разбойники, – объяснили. – Мне удалось сбежать. Увидев ваши кибитки, я остановился и услышал сзади его шаги, – добавил я, показав на Смита.

– А я, – заявил Смит, – помог этому господину избежать смерти и хотел поговорить с ним. Я убил целившегося в него грабителя. Но наш приятель сразу скрылся в лесу и убежал, петляя, как заяц.

Так вот, значит, кто произвел тот, второй выстрел.

– Очень странно! – воскликнул я. – Непонятно, откуда вы могли появиться. Я вас не знаю. И вряд ли вы тот, за кого себя выдаете. Все считают, что Смит давно сбежал в Англию.

В феврале этот выдающийся капитан английского военного флота, гроза всей французской береговой линии, сбежал с женской помощью из парижской тюрьмы Тампль, под которую приспособили бывшее обиталище рыцарей-храмовников. С тех пор его никто не видел. Изначально Смита схватили при попытке увести из устья Сены французский фрегат, и французские власти не стали даже рассматривать предложения о его выкупе или обмене, настолько велика была слава этого дерзкого и отважного рейдера. Гравюры с его портретами продавались не только в Лондоне, но и в Париже. С чего бы ему вдруг объявиться на тулонской дороге?

– Я надеялся, что успею предупредить вас об опасности. И вовсе не по счастливой случайности я догнал вашу карету вскоре после того, как на нее напали. Почти целый день я ехал по вашим следам, хотел переговорить с вами вечером в гостинице. Увидев бандитов, я испугался, как бы не произошло худшего, и незаметно подобрался к ним поближе. Вы ловко провели их, но они превосходили вас количеством. И когда один негодяй взял вас на прицел, я пристрелил его.

У меня остались подозрения.

– А о чем вы хотели предупредить меня?

Он глянул на Стефана.

– Можем ли мы довериться выходцам из Египта?

Цыган выпрямился и расставил ноги, словно готовясь к кулачному бою.

– Пока вы гостите у цыган, ваши тайны останутся с ними. Как вы защитили этого беглеца, англичанин, так же и мы защитили вас. Мы тоже поняли, что происходит, и предпочли помочь жертвам разбойного нападения. Бандит, преследовавший вас обоих, больше не вернется к подельщикам.

Лицо Смита озарилось сияющей улыбкой.

– Ну, тогда мы все оказались братьями по оружию! Верно, я сбежал из тюрьмы Тампль с помощью роялистов и, естественно, хочу как можно скорее перебраться в Англию. Мне пришлось дожидаться оформления приличных документов, чтобы беспрепятственно покинуть берег Нормандии. Новые сражения не за горами. Но в той отвратительной тюрьме я от нечего делать беседовал с комендантом, бывшим учеником храмовников, и он поведал мне множество любопытных историй о Соломоне и его каменщиках, о Египте и жрецах, о магических формулах и силах, затерянных в тумане времен. Языческая белиберда, конечно, но чертовски интересно. Что, если древние действительно обладали утраченной ныне магией? А потом, когда я, сбежав из тюрьмы, прятался в тайном месте, роялисты поведали мне, что прошел слух о подготовке некой восточной экспедиции и что в ней пригласили участвовать одного американца. Я слышал о вас, мистер Гейдж, и о ваших опытах с электричеством. Кто же не знает о сподвижнике великого Франклина? Особые осведомители доложили не только то, что вы выехали в южном направлении, но также и то, что вами и имеющимся у вас медальоном весьма заинтересовались соперничающие правительственные фракции, а медальон тот как раз упоминался в легендах, услышанных мной от тюремщика. Правительственные группировки рассчитывали схватить вас. Учитывая, что у нас с вами, похоже, общие враги, я решил до отъезда из Франции заручиться вашей поддержкой. Но действовать собирался осторожно. С чего бы вдруг американца пригласили во французский военный поход? Как его могли завербовать? Затем всплыла история графа Алессандро Силано и необычного торга в некоем игорном заведении…

– По-моему, сэр, вы узнали обо мне более чем достаточно, но не слишком ли опрометчиво повторяете все это вслух? Какова ваша цель?

– Мне тоже хотелось бы узнать ваши цели и предложить вам службу на благо Англии.

– Вы, наверное, бредите.

– Выслушайте меня. Мой новый друг, Стефан, не выпить ли нам с вами за компанию немного вина?

Цыган кивнул и отрывисто приказал что-то кудрявой темноволосой красотке по имени Сарилла, достойной быть увековеченной в виде какой-нибудь мраморной богини; ее светлые, с поволокой глаза игриво глянули в мою сторону. Значит, несмотря на тяготы последних дней, я еще не утратил привлекательности. Она принесла бурдюк с вином. О господи, как же мне хотелось пить! Ребятишки и собаки, сидя в тенистом сумраке возле кибиток, так напряженно наблюдали за нами, словно у нас вот-вот должны были отрасти рога или птичье оперение. Утолив жажду, Смит вновь повернулся ко мне.