Текст книги "Круг Александра"

Сухожилия на руках Хины вздулись, и, постепенно сгибая клинок, он соединил острие с рукояткой. Все воины затихли. Их собственные мечи давно бы сломались, не выдержав напряжения. Когда Хина отпустил кончик меча, лезвие, со свистом прорезав воздух, вернулось в исходное положение.

– Это настоящий клинок наших предков, – тихо произнес Хина, рассматривая волнистые узоры, застывшие на стальном лезвии, которое можно было бы назвать совершенным, если бы не зазубрина возле самой рукоятки.

– Тагак, – промолвил Пага. – А я теперь ношу парный меч, клинок Клиарна – Тусту.

С этими словами он достал из ножен свой меч и положил его рядом с первым. Два клинка были абсолютно идентичными, вплоть до зазубрины у рукоятки. Хина наклонился и коснулся пальцем единственного изъяна сначала на одном лезвии, затем на другом.

Встанем все вместе, один к одному,

Сталь блеснула огнем,

Встанем все вместе, плечом к плечу,

Брат отдал свою жизнь,

Кровавая жертва сплотила народ,

И нет иного пути,

Смерть брата навеки сплотила народ,

Теперь мы все, как один.

Кубару пришлось приложить значительные усилия для того, чтобы сохранить самообладание. В ту ночь, когда погиб Клиарн, он слышал, как Шеста, постельничий, в первый раз затянул эту песню. И она сохранилась до сих пор вместе с памятью о неприятном для него эпизоде.

Хина с почтением взял в руки парные мечи и один за другим вернул их владельцам. Этим жестом он подтверждал, что они приняты в клан. Однако Хина только показал свой клинок Кубару и не предложил его осмотреть. Таким образом, он не обещал взамен свою защиту.

Кубар дал знак Паге не реагировать на скрытое оскорбление. Он понимал, что ожидать так рано полного и безоговорочного признания было бы глупо. На это потребуется время. Даже если Хина до конца поверит в его историю, все равно Хина не таг. Его старший брат правил здесь. Следовательно, Хина не мог брать под свое покровительство того, кто, возможно, не понравится брату. Он был осторожным и мудрым, каким и должен быть член правящей семьи. Кубар уже почти полюбил его, несмотря на то что он являлся представителем старой феодальной системы, вернувшейся к жизни на Колбарде.

Кубар заметил, что стало еще темнее. Освещение было таким тусклым, словно солнце закрыло грозовое облако, хотя небо на самом деле оставалось чистым. Не в силах сдержаться, он оторвал взгляд от Хины и с тревогой посмотрел на темно-синие небеса:

– Свет еще вернет свою прежнюю силу? Хина рассмеялся:

– Разумеется, ты не можешь этого знать, не так ли?

Кубар не почувствовал подвоха в этом вопросе, но понял, что первый шаг к полному признанию уже сделан. Он просто должен был доказать им всем, что величайшая легенда на самом деле вернулась к ним. Он перевел взгляд на свои руки и ноги.

Да, легенда вернулась. Пусть даже шерсть его поредела, подумал он и почесал залысину на затылке.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Эй, ты! Да, ты, со скошенным лбом. Наверное, до тебя никогда не дойдет, что должен делать копьеносец из первого ряда. – Голос Пармениона дрожал от гнева. – Да, придурок, я говорю именно про тебя! Выйди вперед! И ты думаешь, из тебя получится солдат? – Парменион подошел ближе и, поднявшись на цыпочки, наклонился вперед в тщетной попытке добиться, чтобы его глаза находились на одном уровне с глазами солдата. – Ну, что ты можешь мне на это сказать? Или тебя поразила немота?

Объект гнева Пармениона смог ответить ему лишь взглядом выпученных от страха глаз. Он открыл рот, словно бы собираясь что-то сказать, но произвел на свет только нечленораздельные звуки.

Парменион в отчаянии резко воздел руки к небу, и недоученный копьеносец резко отпрыгнул назад.

– Ага, ты отскочил назад! Я посмотрю, как ты отскочишь назад, когда будешь встречать свою первую атаку. Клянусь всеми богами, я воткну тебе в задницу свой меч, если ты отступишь хотя бы на один проклятый дюйм. Клянусь тебе в этом! – Его голос почти сорвался. – Я клянусь тебе тенью моего отца! Я клянусь самим Александром!

– Не нужно употреблять в клятвах мое имя.

Парменион развернулся на каблуках, и когда Александр подошел ближе, отточенным движением отсалютовал ему пикой.

– Генерал Парменион, не хотели бы вы осмотреть последние образцы оружия, изготовленные кузницей? А я тем временем поговорю с нашими людьми.

– Кузница! Да в этой вонючей дыре не наскрести металла и на пятьдесят наконечников для копий. Тем более ума для того, чтобы их сделать.

Парменион прошел через ворота обратно в город, и, заслышав его громкие проклятия, женщины загоняли домой детей и закрывали двери своих жилищ.

– Вольно, – тихо скомандовал Александр, и построенные в шеренги три сотни мужчин и несколько женщин издали дружный вздох облегчения.

Он попробовал посмотреть на них другими глазами, снова увидеть перед собой стройные ряды своего войска, лучшей в мире многотысячной фаланги, марширующей по Гавгамельской равнине, чтобы оспорить господство над всей Персидской империей. Но перед ним была лишь суровая реальность.

Его новая «армия» представляла собой оборванную, немощную, недисциплинированную банду воров и трусов. Их город был прибежищем мелких грабителей, способных напасть только на одинокого, невооруженного путника. Эти люди годились для того, чтобы нанести удар дубинкой со спины или устроить еще более отвратительную охоту на своих соседей, чтобы получить у гаварниан награду за их головы, но, как он сам мог убедиться не более десятка затемнений назад, они в панике разбежались от горсточки гафов, преследовавших их ради забавы.

Такой была его армия. Начав с этой банды негодяев, он должен объединить все племена, проживающие на территории, превышающей по площади Анатолию. А затем повернуть их совместные силы против гафов, которые, что делало ситуацию еще более сложной, подчинялись единому правителю, называемому тагак или как-то похоже. Александр почти не сомневался в том, что как только этот тагак узнает о появлении среди людей нового лидера, поставившего перед собой задачу их сплочения, он объявит на него охоту и не успокоится до тех пор, пока лидер не будет обезврежен. По крайней мере, так бы поступил он сам на его месте. Таким образом, на задачу, для решения которой требовались годы, ему отводилось всего лишь несколько месяцев. И если он не успеет ее решить, общий враг уничтожит его.

Он снова посмотрел на свой отряд.

– Генерал Парменион прав, – и чуть не поперхнулся от этих слов. В македонской армии был другой Парменион, самый преданный полководец его отца, служивший первое время правой рукой и ему самому, но затем обвиненный в измене и убитый по его приказу. Александр до сих пор считал, что в то время у него были веские причины считать Пармениона предателем, но все же обветренное лицо старого воина часто преследовало его во сне. Похоже, теперь у него будет новый Парменион – толстый, одноглазый, неграмотный стражник, являвшийся единственным звеном, связывающим его с прошлым. Новый генерал Парменион для нового мира.

Люди застыли в угрюмом молчании, по-видимому не испытывая восторга оттого, что какой-то незнакомец, выдающий себя за героя легендарного прошлого, так грубо вмешивается в размеренное течение их жизни. Александр не питал на их счет никаких иллюзий и знал, что, скорее всего, они вонзили бы ему в спину нож при первом же удобном случае, если бы не страх перед Невой. Никто не сомневался, что Нева – имеющая достаточно силы, как моральной, так и физической, для того, чтобы держать в руках этот сброд, – убьет первого, кто на такое осмелится. Александр уже начал подозревать, что когда гафы схватили ее, мужчины побежали прочь, крича не от испуга, а от радости. Даже ее дядя, Иварн Черный Зуб, являвшийся номинальным правителем в этой грязной дыре, казалось, временами побаивался племянницы. В ней было нечто такое, что не подходило данному месту, но пока он еще не мог понять, в чем именно заключается несоответствие.

– До сих пор вы сражались только каждый за себя, – произнес Александр голосом, который он использовал, когда хотел поговорить со своими солдатами в дружеском тоне. – Теперь же вам предстоит научиться сражаться вместе, как один человек. Вы должны передвигаться все, как один, опускать копья все, как один, и если понадобится, умереть все, как один. Вам необходимо понять, черт возьми, что если хотя бы один из вас дрогнет, если хотя бы один человек побежит, то остальные непременно погибнут. Не жалейте слабого, оказавшегося в ваших рядах, поскольку он может стать причиной вашей смерти.

Сейчас я скажу вам о том, что вы уже слышали сто раз, но я скажу вам об этом другими словами. Завтра мы выступаем против киевантов. Завтра, вооруженные новыми боевыми навыками и отвагой, вы победите ваших старых врагов. Все вы не раз говорили мне о том, что ненавидите киевантов, что они мочатся в реку, из которой вы пьете, о том, что они похищают ваших женщин и детей для своих извращенных утех. Под моим руководством завтра вы покараете их. И пусть все знают, что воинов из Риса нужно бояться!

Александр закончил фразу на эмоциональном подъеме, ожидая услышать в ответ одобрительные возгласы, полные энтузиазма. Но они сохраняли угрюмое молчание. После неловкой паузы он повернулся к ним спиной.

– Опустите копья, черт вас возьми, и следуйте за мной шагом.

* * *

Иварн, как обычно находившийся в состоянии опьянения, размахивая руками, рассказывал о том, как завтра он будет лично отрезать уши пленным бандитам из Киеванта. Александр сидел напротив на жестком стуле, а Парменион стоял у него за спиной. Комната освещалась чадящей жаровней, и густые облака дыма, предварительно наполнив глаза слезами, а легкие – копотью, друг за другом выплывали через отверстие в крыше.

Затемнение уже перевалило через середину, но Иварн все еще не мог успокоиться и продолжал буйствовать:

– А этот проклятый Борет! Его я кастрирую и повешу на стенах, окружающих их жалкую навозную кучу!

Александр кивнул ему с отсутствующим видом и посмотрел в сторону Невы.

Как всегда, она постаралась ответить «своему спасителю», как она его называла, самым соблазнительным взглядом. Он поспешно отвел глаза в сторону. Значит, проблема секса будет присутствовать и здесь. Даже в юношеские годы у него не находили отклика похотливые мечты сверстников. Он просто не испытывал такого же острого желания поскорее познать любовь женщины или другого мужчины. Ему казалось, что он играет в какую-то игру только для того, чтобы не отставать от своих товарищей.

И тут ему еще следовало учитывать тот факт, что она была единственной родственницей главаря этого разбойничьего поселения. То, что он спас ее от гафов, подняло его престиж, а данное им затем Иварну обещание уничтожить киевантов, по крайней мере на какое-го время, еще больше упрочило его положение. Он не хотел рисковать тем, чего ему удалось достичь.

– Так объясни мне еще раз, о легендарный герой, – проревел Иварн, и окружающие его телохранители загоготали над остроумной шуткой, – как мы это сделаем?

Александр посмотрел через плечо на Пармениона и выразительным взглядом попросил его не обращать внимания на иронические комментарии.

– Все очень просто, о царь царей. – Александр запнулся на этих словах, но ему было необходимо продолжать играть свою роль. – Я покажу тебе секретный способ побеждать врагов и приумножать твою славу. Сражаясь вместе, как сплоченный отряд, твои воины смогут громить врагов, в десять раз превосходящих их числом.

– А затем я смогу делать с моими врагами все, что захочу? – произнес Иварн тоном капризного ребенка.

– Совершенно верно.

– А что, если ты подведешь нас завтра? – спросил один из стражников.

Александр посмотрел на него со спокойной улыбкой:

– Ошибки быть не может.

– Будем на это надеяться, – многозначительно произнес Иварн.

Александр понимал, что его положение очень шаткое. Принадлежащий ему лук стоил дороже имущества всего поселения, и только обещание победы над врагом из соседней долины удерживало на плечах его голову.

– На, выпей еще! – внезапно воскликнул Иварн и, с трудом поднявшись на ноги, протянул Александру флягу с забродившим козьим молоком.

– Может быть, тебе пора отдохнуть? – предложил Александр. – Затемнение уже скоро закончится. Нам необходимо выступить как можно раньше, поскольку киеванты, наверное, уже узнали о том, что мы готовимся к нападению.

Иварн в ответ небрежно махнул рукой и рухнул в деревянное кресло, которое он называл своим троном.

– Я пойду проверю посты, – сказал Александр холодным тоном и поднялся со стула.

Он коротко кивнул главарю и вышел из лачуги. По привычке ему все еще казалось, что, выйдя ночью на улицу, он окажется в темноте. Однако в период затемнения интенсивность освещения падала только до уровня обычного облачного дня или сияния полной луны над покрытыми снегом равнинами за пределами Бактрии. Он посмотрел в направлении, которое мысленно называл северо-западом, и увидел в отдалении, У самого подножия Олимпа, мерцающее на темном фоне пятно света и поднимающуюся над ним тонкую струйку дыма. Через несколько часов он выступит против них и сделает первый шаг к основанию новой империи.

Его снова охватило ощущение необычности происходящего. Он посмотрел на запад и на направленном вверх изгибе поверхности смог увидеть голубые реки, гладь далекого моря, темные горные долины, зеленые леса и белые пики горных вершин. А дальше тянулась сплошная зеленовато-синяя полоса, постепенно исчезающая в лучах потускневшего солнца.

– Знаешь, он собирается тебя убить после того, как ты победишь для него киевантов.

Обернувшись, он увидел, что рядом с ним стоит Нева. Он по запаху почувствовал ее приближение, поскольку, как и все местные жители, она смотрела на купание как на вредное и напрасное занятие.

Александр решил, что эта девушка выглядела бы достаточно привлекательно, если ее отмыть и одеть в наряды, к которым он больше привык. Она приблизилась к нему и, коснувшись рукой его плеча, прижалась сбоку всем телом.

– Если ты захочешь, я буду твоей до конца затемнения.

– Спасибо за оказанную честь, – прошептал Александр в ответ, надеясь, что Парменион догадается не упускать из виду вторую руку девушки, лежавшую, как он знал, на рукоятке ее кинжала, – но уже скоро нужно будет поднимать людей. И я не могу растрачивать силы перед битвой, иначе боги перестанут мне помогать.

– Я думала, такому мужчине, как ты, вполне по силам познать за ночь троих женщин, а затем перерезать горло своим врагам.

– Ну да, конечно. Но я хочу служить твоему дяде, используя все имеющиеся у меня силы.

– Разве ты не слышал, что я тебе сказала? Старый козел прямо сейчас планирует твое убийство.

– Но почему ты мне об этом рассказываешь?

– Неужели ты сам не понимаешь?

Нева начала тереться лобком о его бедро, и в ее движениях только слепой не увидел бы имитацию того, что, как она надеялась, очень скоро должно было произойти.

Порывистым движением Александр обнял девушку и, проглотив появившийся в горле комок, поцеловал ее в шею. Она вздрогнула и застонала от удовольствия. Парменион, не отрывавший взгляда от ее руки на рукоятке кинжала, не смог сдержать сальной улыбки.

– Дорогая, я хочу того же, чего и ты, – прошептал он, – но если я не выиграю завтрашнее сражение, даже тебе не помешать своему дяде получить мою голову. Мне нужны все силы для победы, но затем ты получишь от меня достойное вознаграждение. – Он поцеловал ее еще раз, а затем быстро разжал объятия и отступил на несколько шагов.

Она посмотрела на него голодным взглядом, глазами, затуманенными от похоти.

– Только присматривай за Лотаром. Это здоровенный телохранитель с тупой физиономией. Он сделает все, что скажет Иварн; остальные слишком трусливы, чтобы пойти против тебя в открытую.

– Спасибо. И знай, все твои желания скоро исполнятся. – Бросив взгляд на Пармениона, он пробормотал: – Убираемся отсюда поскорее.

Он поспешно оставил Неву, все еще задыхающуюся от страсти.

Парменион собрался отпустить похабную шутку, но прежде чем он успел проронить хотя бы слово, взгляд Александра дал ему понять, что подобные комментарии способны завести его в слишком глубокую воду.

Нева проводила взглядом Александра, скрывшегося за углом. Она все еще дрожала от возбуждения, а он ушел. Затем ее мысли переключились на Лотара, который, пошатываясь, направлялся к своей хижине, чтобы поспать остаток ночи. «Что ж, – подумала она, – необходимо сделать кое-какие приготовления, и хотя Лотар глуп, у него есть несколько неоспоримых достоинств». Она вздрогнула от приятного предчувствия.

* * *

– Держите строй! – проревел Парменион. – И следите за тем, чтобы ваш щит прикрывал соседа слева!

Звуки сигнальных рожков неприятеля стали громче. Город походил на муравейник, в который сунули палку, заставив обитателей проявить кипучую активность. Защитники Киеванта высыпали из ворот, выкрикивая проклятия и оскорбления. Александр смог только удивленно покачать головой. Эти люди казались еще более грубыми и неотесанными, чем те, которые следовали сейчас за ним.

Все происходило в точности так, как предсказывала Нева. Стычки между жителями различных поселений представляли из себя отчасти кровную месть, отчасти кровавый спорт. Когда враждующие стороны решали выяснить между собой отношения, они встречались перед воротами крепости одной из сторон и целый день осыпали друг друга оскорблениями. Для них это был цивилизованный способ провести хороший поединок.

Время от времени, рассказывала она, кто-нибудь набирался храбрости и приближался к рядам противника, еще более оживленно крича и жестикулируя. От противоположной стороны, выкрикивая ответные проклятия, тоже отделялся один представитель, а затем, продолжая изощряться в оскорблениях и жестикуляции, порою бросив друг в друга копья, соперники сближались. Поединок прекращался, когда после удачного удара дубинки один из соперников получал серьезное ранение или, в редких случаях, падал бездыханным. Раненый отступал под защиту своих товарищей, которые в ходе поединка подбадривали его выкриками и, само собой, делали ставки на того, кто победит. Соплеменники раненого бойца бросали копья или выпускали несколько стрел в спутников победителя. На этом сражение обычно заканчивалось.

Иногда сражение носило более массовый характер, и сразу несколько дюжин мужчин, а порой и женщин обменивались ударами, но это был предельный уровень ведения боевых действий между поселениями.

После нескольких дней подобных баталий одна из сторон признавала себя побежденной и либо убиралась под защиту родных стен, либо возвращалась домой, оставив, как требовал обычай, своих павших. Их головы, разумеется, выдавались гафам за вознаграждение. Если набиралось достаточное количество свежих голов, то гафы могли засчитать их как ежегодную дань и на некоторое время оставить поселение в покое.

Эти люди пали так низко, что потеряли всякое представление о том, как вести нормальную войну. И если поначалу Александр считал такую возможность почти невероятной, то попытки обучить жителей Риса элементарным основам воинского искусства убедили его в обратном. Слушая рассказ Невы, он вспомнил о легендарных героях, сражавшихся один на один под стенами Трои, – но те люди были героями, а здесь речь шла о дерущихся мужланах.

Александр со спины Буцефала окинул взглядом свою странную армию, марширующую следом за ним строем в четыре колонны. Он хорошо теперь представлял, как несколько веков назад гафы смогли одержать верх в войне за плодородные земли, после чего загнали людей на высокие холмы и начали охотиться на них для развлечения, как он сам охотился в горах на диких кабанов.

– Сир, мы подошли совсем близко. Мне кажется, уже пора.

Александр кивнул Пармениону и сделал ему знак перестроить походные колонны в положение для атаки. Ему требовалось держать свое войско в постоянном движении и не давать людям времени задуматься о том, что должно было произойти. Нева уверяла его, что соотношение сил должно быть приблизительно одинаковым, но ее оценка оказалась неверной. Из ворот укрепленного поселения уже высыпало не менее пяти сотен человек. Но противник мог иметь даже десятикратное численное превосходство, и Александр все равно не испытывал бы при этом особого беспокойства. Дисциплина против количества уравнивала соотношение сил. Данное правило уже не раз доказывало свою справедливость на полях сражений.

С помощью пинков, тычков и окриков Парменион начал перестраивать нерадивых воинов из походных колонн в фалангу глубиною в пять рядов. Александр согласился с доводами Пармениона относительно того, что, ввиду отсутствия нужного количества человек, фаланга должна иметь меньшую, чем обычно, глубину рядов, с тем чтобы ее фланги были разнесены на всю ширину долины, по которой предстояло вести наступление.

Александр наложил стрелу на тетиву лука и направил Буцефала за спину выстроившихся в шеренги солдат. Александр не привык руководить своим войском, оставаясь в тылу, но он считал, что в данной ситуации, держась сзади, верхом на устрашающем животном и со стрелой, приготовленной для первого дезертира, ему будет значительно проще одержать победу в предстоящей битве. Куда лучше было командовать фалангой из тыла, чем скакать впереди на лихом коне, а затем, обернувшись, обнаружить, что его «армия» решила отправиться домой.

Оскорбления, выкрикиваемые киевантами, стали хорошо различимы.

– Мы мочимся на ваши головы, грязное отребье.

– Вы живете внизу, и мы выше вас.

Этого он никак не мог понять. Почему относительное местоположение поселений по высоте имело для них такое значение, просто не укладывалось у него в голове. Абсурдность подобных представлений казалась очевидной даже Пармениону. Но жители Риса сочли себя смертельно оскорбленными и начали отвечать гневными выкриками.

Парменион, державший в руке штандарт, который представлял собой всего лишь кусок материи с нанесенными на него грубыми очертаниями горы Олимп, повернулся к своим людям и приподнял флаг над головой.

Александр бросил взгляд через плечо, туда, где в тени нависающего утеса сидел Иварн в окружении своих телохранителей, приготовившись наблюдать за сражением с безопасной дистанции. Он не сомневался, что этот старый мерзавец будет держаться в отдалении до тех пор, пока решающий перевес не окажется на той или иной стороне.

– Ну хорошо, Парменион, давай поскорее покончим с этим глупым спектаклем, – сказал Александр, раздосадованный тем, как смехотворно выглядит его пестрое войско. Стоявший рядом с Александром мальчик начал отбивать ритм на барабане, и Парменион, держа штандарт высоко над головой, повел фалангу в наступление на киевантов, встретивших необычное зрелище насмешливыми выкриками.

Несколько бойцов бросили через плечо неуверенные взгляды на Александра, но одного выразительного движения кончика стрелы оказалось достаточно для того, чтобы убедить их вернуться к выполнению поставленной перед ними задачи.

Фаланга маршировала по ложбине и неуклонно приближалась к беспорядочной толпе киевантов, расположившейся в сотне шагов от стен своего поселения. Дистанция между ними становилась все меньше, и в толпе уже стали хорошо различимы отдельные лица.

* * *

Элдин установил камеры на максимальное увеличение и, умело переключаясь между различными видами, выводил на главный экран одно изображение за другим. На это сражение никто не делал серьезных ставок, и Элдин руководствовался чисто профессиональным интересом, поскольку он должен был внимательно следить за всем, что происходило на поверхности. Ему первому из всех современников выпал случай стать свидетелем того, как Александр Великий организует сражение. Возможно, ему удастся подметить здесь какую-нибудь закономерность, способную помочь в дальнейшем при оценке вероятного исхода будущих сражений.

Он знал, что Корбин с большим любопытством просмотрит отснятый материал и некоторые кохи захотят получить копии. Но до начала масштабных боевых действий между гаварнианами и людьми, ожидаемого в ближайшее время, почти все кохи покинули яхту Корбина и вернулись домой, чтобы заняться делами или предаться другим развлечениям. Как только обстановка на поверхности Колбарда станет накаленной, они немедленно прилетят обратно – и записи предыдущих сражений будут представлять для них большой интерес.

Как казалось Элдину, было нечто трогательное в том, что некогда всемогущий царь вынужден теперь командовать таким сбродом. Он все еще находился под впечатлением манер и облика Александра. Имелись все основания ожидать с его стороны проявления некоторого высокомерия, подобно тому, как держались с ним кохи, которым он служил. В нем, несомненно, чувствовалось царское величие, но оно не мешало Элдину оценить по достоинству, а затем даже полюбить этого человека. Чувства Элдина основывались не на том, какое место он занимал в истории, что само по себе являлось достаточным поводом для восхищения. Они были более личными. Александр обладал удивительными талантами, но они не пробуждали в окружающих злобы или зависти, а, напротив, заставляли полюбить его. Порою он походил на любознательного юношу, перед которым лежала целая непознанная Вселенная, и в то же время под поверхностью чувствовалась бесконечная печаль. Элдин попытался отбросить эти мысли в сторону, но понял, что и он сам, казалось бы, толстокожий профессионал, оказался под влиянием этой незаурядной личности. Ему оставалось только надеяться, что события, о которых Александр даже не подозревал, не разрушат его полностью, оставив без остатков самоуважения, способного смягчить последствия.

* * *

– Полуповорот налево!

Наступающая фаланга, что являлось характерным для данного построения, начала отклоняться вправо, поскольку каждый человек инстинктивно стремился заслонить себя щитом, удерживаемым его соседом.

Они уже находились в ста шагах от киевантов, чьи насмешливые выкрики полностью прекратились, уступив место напряженной тишине. Почти все солдаты правильно выполнили команду, за исключением нескольких человек, не уверенных, где у них находится левая сторона, а где правая. На мгновение в шеренгах возникла легкая неразбериха, но под давлением большинства самые бестолковые быстро повернули в нужном направлении.

– Полуповорот направо!

Теперь середина фаланги оказалась напротив толпы киевантов, которые неловко переминались с ноги на ногу, не совсем понимая, что происходит. В конце концов, нормальные люди должны были сейчас остановиться, начать выкрикивать оскорбления и в течение нескольких часов прохаживаться вперед-назад, прежде чем, набравшись храбрости, подойти поближе. Эти же воины, сохраняя странное молчание, приближались, как штормовая волна.

– Опустить копья!

От вида копий, опущенных более или менее синхронно, по спине Александра пробежали мурашки. Это было почти как в прежние времена.

– Не сбивайтесь в кучу, черт вас возьми!

Голос Пармениона дрожал от радостного возбуждения. Он впервые командовал в бою отрядом и, по-видимому, испытывал от этого большое удовольствие.

Киеванты находились в полной растерянности. Некоторые из них бросили копья, по большей части не долетавшие до первой шеренги, но пара копий все же попала в цель, и один человек свалился на землю, громко крича от боли. Ряды марширующих солдат начали терять стройность.

Наступил решающий момент, от которого зависел исход сражения. Александр понял, что ему пора вмешаться, или его люди сломают строй и вернутся к своим любимым, но совершенно абсурдным способам ведения боя.

– Ну а теперь, мои македоняне, – крикнул Александр, поддавшись внезапной фантазии, – в атаку ускоренным шагом!

Он перевел Буцефала на рысь, направив животное к правому флангу, и одновременно с его громким призывом фаланга бросилась вперед – накопленное напряжение нашло себе выход в атакующем порыве.

Александр хорошо знал, что исход большинства сражений во многом предопределяется еще до того, как противники в первый раз скрестили оружие. Когда триста человек одновременно издали воинственный клич, киеванты, убедившись, что ситуация серьезная, побросали свои щиты и со всех ног побежали к городским воротам. В течение нескольких секунд сражение, если его можно было так назвать, превратилось в преследование киевантов, которые, крича от страха, думали лишь о том, как бы побыстрее оказаться под защитой стен и оторваться от преследующей их по пятам фаланги.

На скачущем теперь во весь опор Буцефале Александр настиг убегающую толпу. Убрав лук в чехол, он обнажил меч и начал щедро награждать ударами всех, кто подворачивался ему под руку, но предварительно повернув лезвие плашмя, поскольку имел уже свои планы относительно этих людей. Киеванты рассыпались перед ним в стороны, не осмеливаясь даже посмотреть в лицо человеку, оседлавшему страшное животное гафов.

Александр достиг ворот, намного опередив своих людей. Главарь киевантов, стоявший в проходе, делал угрожающие жесты, словно бы вызывая Александра на поединок, но когда Александр опустил меч, дав понять, что он с радостью ответит на это предложение, главарь отбросил в сторону щит и, забежав за ворота, быстро затерялся в шумной толпе детей и женщин, всего лишь несколько мгновений назад заполнявших городские стены.

Александр развернулся в воротах, внезапно осознав, что, увлекшись кавалерийской атакой, ускакал далеко вперед и теперь вся армия киевантов находилась между ним и его войском. И поскольку он перекрыл единственный путь к спасению, ему придется удерживать его в одиночестве, пока не подоспеет подмога.

Оборачиваясь, он ожидал увидеть перед собой толпу загнанных в угол людей, готовых с ожесточением прорываться мимо него, но ему предстала совсем другая картина.

Киеванты упали перед ним на колени и умоляюще сложили руки, с ужасом оглядывались через плечо на приближающуюся фалангу, а затем снова смотрели на него. Битва была выиграна, даже не успев начаться.

В недоумении покачав головой, он вложил в ножны меч и сделал знак Пармениону прекратить наступление.

Потребовалось несколько минут на то, чтобы успокоить людей, и Пармениону пришлось нокаутирующими ударами остудить пыл нескольких жителей Риса, готовых расправиться со своими старыми врагами.

Во взглядах победителей и побежденных присутствовала некоторая неловкость, поскольку ни одна из сторон не имела опыта в подобных делах и теперь никто не знал, как себя нужно вести.

Александр повернулся к городским стенам и громким криком объявил, что главарь киевантов должен выйти из ворот, прежде чем он досчитает до ста, или иначе пленников начнут казнить одного за другим. Ответом ему были горестные завывания женщин. Оставалось только надеяться, что здесь имеют хоть какое-то представление об арифметике, но прежде чем он успел сосчитать до пятидесяти, женщины вытащили из ворот главаря, покрытого синяками и ссадинами, и бросили его к ногам Александра.