Текст книги "Приключения в Африке. Приключения юного раджи (сборник)"

Хотя экспедиции пешком имеют свои выгоды, мы с Герри, сев на лошадей, решили, что предпочитаем впредь разъезжать верхом.

Тотчас по окончании завтрака мы отправились к тому месту, где убили слонов, вынули клыки, и негры нарезали мяса. Потом выкопали могилу и похоронили бедного Ганса. После этого мы отправились по следам слонов, намереваясь убить некоторых днем, а потом опять напасть, когда они пойдут к водопою.

Токо, ехавший впереди, вернулся с известием, что видел пять слонов на открытой долине, поедающими ветви и листья с их любимых деревьев. Через минуту мы сами увидели этих животных и сошли с лошадей. Пока макололо держали их, мой дядя, Герри и я подкрались к краю леса, а мистер Вельбурн, Токо и один из его соратников обошли кругом с намерением напасть на слонов с другой стороны, если они направятся туда. Я боялся, чтобы зоркие глаза слонов не увидели нас, прежде чем мы успеем выстрелить. Дядя посоветовал нам выбрать дерево, на которое мы могли бы влезть или ствол которого был достаточно толст, чтобы защитить нас, если бы слоны, увидев нас, вздумали напасть.

Так как лес был довольно густ, слоны не могли двигаться так же свободно, как на открытой местности, и поэтому мы надеялись успеть убежать, если наши пули не убьют их с первого выстрела.

Три великолепных слона стояли вместе, а подальше несколько других. Последние достались на долю мистера Вельбурна и его негров, а мы обратили наше внимание на трех ближайших. Мы шли очень осторожно, по одному в ряд. Малейший звук, даже шелест ветвей мог привлечь внимание нашей ожидаемой добычи.

Мы наконец могли видеть, как они поднимают хоботы, чтобы достать до высоких ветвей; они же не могли видеть нас.

Заняв наши места, один перед каждым слоном, мы наклонились так низко, как могли, чтобы слоны нас не приметили, и в то же время стали искать деревья, которые могли бы послужить нам убежищем. Деятельность и присутствие духа необходимы, когда охотишься за хищными зверями, а главное за слонами.

Я потерял из виду моего дядю, который находился с левой руки, но мог видеть Герри, голова которого виднелась над травой и кустами с противоположной стороны. Я решил не стрелять, пока не услышу выстрела дяди, и в ту самую минуту, когда раздался его выстрел, я выстрелил.

Прежде чем рассеялся дым, послышался громкий рев. Вслед за моим выстрелом выстрелил и Герри, но я не мог видеть результата. Я побежал спрятаться за дерево, выбранное мною, ожидая, что слон, в которого я выстрелил, яростно накинется на меня, но он, по-видимому, искал врага, который ранил его. Немного прошло времени, прежде чем он увидел меня и бросился. Я также слышал громкий треск ветвей с правой стороны, без сомнения, ломаемых тем слоном, в которого стрелял Герри.

Спрятавшись за дерево, я начал заряжать ружье, надеясь, что успею выстрелить опять в слона, когда он пройдет мимо меня, потому что, хоть он и видел меня одно мгновение, я знал, что он пойдет прямо, не заглядывая за дерево. Но прежде чем он дошел до этого места, он упал на колени и сломал несколько молодых деревьев. В то же мгновение я услышал крик Герри и, бросив свою добычу, побежал к нему на помощь.

Я прибежал как раз в то время, когда слон с поднятым хоботом устремился на Герри, который не успевал ни зарядить опять ружье, ни спрятаться за дерево.

Я выстрелил в слона, и он упал на колени, как и мой. Если дядя имел такой же успех, то у нас будет большая добыча.

Бросив наших слонов, мы поспешили в ту сторону, где предполагали найти дядю, дорогой заряжая наши ружья. Мы громко кричали, чтобы привлечь внимание. Нам ответил страшный рев, и вместо слона мы с удивлением увидели громадного льва, смотревшего на дерево, между ветвями которого мы увидели дядю. Теперь мы должны были позаботиться о себе, потому что если лев увидит нас, то разорвет на куски, если мы только не убьем его. К счастью, возле нас было другое дерево. Мы спрятались за него и выстрелили в льва. К нашему великому восторгу, мы положили его на месте.

– Браво! Отлично! – кричал дядя, спускаясь с дерева. – Теперь пойдемте за моим слоном.

Не говоря более ни слова, он выбежал из леса.

Глава IX

В долине мы увидели слона, очевидно, раненого.

– Если бы лев не вмешался, я убил бы его тотчас! – воскликнул дядя. – Теперь поспешим к нему.

Мы не знали, куда подевались другие слоны, и заключили, что или мистер Вельбурн их убил, или они убежали в лес.

Однако мы скоро увидели, что попытка догнать слона пешком будет бесполезна, и пошли к тому месту, где оставили лошадей. На лошадях мы быстро вернулись к слону, который медленно продвигался. Увидев нас, он поднял хобот и громко заревел. Дядя выстрелил, за ним Герри и я, и слон повалился мертвый.

– Удачная охота! – с радостью воскликнул дядя. – Мы скоро нагрузим все повозки, если будем продолжать таким образом. Фред, поезжай в стан и приведи быков, на которых мы навьючим клыки и мясо, а мы с Герри займемся другими слонами и львом.

Я хорошо рассмотрел местность и думал, что смогу найти дорогу без труда. Скоро мне повстречалось стадо жирафов, таких красивых с их длинными шеями.

Подстрекаемый инстинктом охотника, я бросился за ними. Вдруг моя лошадь прыгнула в сторону, и я увидел, что она чуть не упала в западню. Почти тотчас же два жирафа попали в другие западни. Обернувшись, я увидел, что этих животных преследуют несколько человек туземцев.

Осмотрев западню, в которую я чуть не попал, я заметил, что она имеет футов двенадцать глубины, широкая внизу и суживается кверху.

Передние ноги жирафа завязли в одной стороне ямы, а задние – в другой, так что бедный жираф, несмотря на всю свою борьбу, не мог высвободиться.

Я оставил туземцев захватывать жирафов и поехал дальше, разумеется, гораздо медленнее, чем прежде, чтобы не попасть в западню.

Благополучно доехав до стана, я поспешил взять быков и вернуться, боясь, чтобы туземцы не узнали об убитых нами слонах и не присвоили себе клыки. Но они были слишком заняты жирафами и слонов не видели.

Мистер Вельбурн имел почти такой же успех, как и мы, убив двух прекрасных слонов и пару оленей.

На следующий день мы продолжали наше путешествие к северу.

Проезжая по равнине, мы с Герри увидели какое-то животное, то поднимавшееся из земли, то исчезавшее.

– Это, должно быть, какой-нибудь зверь, попавший в западню! Подъедем посмотреть, что это такое.

Подъехав к этому месту, мы узнали, что предположение Герри справедливо. Этот зверь была квагга. Напрасно делала она самые отчаянные усилия, чтобы освободиться из западни.

– Мне хотелось бы взять ее, – сказал Герри. – Если бы нам удалось приручить ее, из нее вышла бы отличная верховая лошадь. Посмотрите за западней, а я приведу людей с веревками.

Я согласился, и он скоро вернулся с Токо и двумя другими неграми, которые принесли не только веревки, но и большой мешок и седло.

– Что вы будете делать с этими вещами? – спросил я.

– Вот увидите, – ответил он. – Это придумал Токо.

Квагга казалась удивленной, увидев себя окруженной человеческими существами, и по-прежнему старалась выпрыгнуть из западни.

Токо, прикрепив мешок к концу длинной палки, накинул его на голову квагге, чтобы она не укусила. Тело ее обвязали веревками и вытащили из ямы. Очутившись на твердой земле, она начала лягаться, но Токо крепко держал ее за веревку, накинутую на шею. Наконец, выбившись из сил, она осталась неподвижна. Тогда Токо сделал знак своим товарищам, которые надели на кваггу седло и подтянули подпруги.

– Отлично! – вскричал Герри. – Я скоро покажу вам, что я могу сделать.

Прежде чем я успел отговорить его, он со своей обычной пылкостью вскочил на кваггу и поскакал.

Случилось то, чего можно было ожидать. Квагга помчалась к своему стаду, с которым ее разлучила западня. Я боялся, зная злую натуру этих животных, что, увидев какое-то странное существо на спине своего товарища, они залягают его до смерти. Напрасно я кричал Герри, чтобы он остановил своего коня и вернулся, – он уже не мог этого сделать.

Велев Токо сесть на его лошадь, я отправился в погоню за ним.

Как только стадо квагг увидело нас, оно бешено поскакало по скалистым руслам источников, по густым чащам, по горам и по долам. Наши лошади начали выказывать признаки усталости, и я боялся, что Герри будет унесен в пустыню. Соскочить с квагги было бы безумством, а между тем, пока квагги бежали, нельзя было надеяться, чтобы их товарищ остановился.

Мы умчались так далеко, что наверняка наши друзья будут беспокоиться, потому что они не видали, как мы исчезли, и никто в стане не будет знать, куда мы девались. Оставить Герри нечего было и думать, и мы мчались вперед, не имея, однако, никакой надежды остановить его безумного коня.

Затруднение разрешилось неожиданно. Вдруг впереди стада квагг показалось большое количество людей, вооруженных копьями и дротиками. С громкими криками негры начали метать свое оружие в стадо, которое разбежалось в разные стороны, а та квагга, на которой сидел Герри, остановилась, что позволило нам подъехать к нему. Я посоветовал Герри сойти.

– Нет-нет! – ответил он. – Я намерен оставить у себя этого коня, и если вы поедете около, он пойдет хорошо.

Герри был прав. Уставший зверь пошел очень тихо и позволил опутать себе ноги крепкими веревками, так что нечего было опасаться, что он убежит.

– Я его приручу! – вскричал Герри. – Скажите им, Токо, что никто не должен кормить его – я сам буду приносить ему пищу.

В это время туземцы, убившие несколько квагг, подошли к нам. Мы сочли благоразумным и вежливым поблагодарить их за то, что они остановили кваггу, и Токо, служивший переводчиком, так все объяснил, что охотники выразили свое удовольствие видеть нас и пригласили в свою деревню.

Нам бы следовало извиниться под тем предлогом, что нам надо тотчас вернуться в свой стан. Но так как день уже кончился, и даже Токо объявил, что в темноте не найдет дорогу, мы приняли предложение и отправились с нашими новыми друзьями.

Их хижины оказались больше и опрятнее тех, которые мы видели до сих пор, и мы узнали, что эти люди были не только охотниками, но и земледельцами.

Женщины немедленно принялись приготовлять еду, и скоро вся деревня пировала. Мы, разумеется, ужасно устали и попросили позволения отдохнуть в одной из хижин.

Только мы заснули, как нас разбудил страшный шум. Мы выбежали и увидели, что все женщины, стащив своих детей с постелей, безжалостно хлещут их розгами. Осведомившись о причине этого, Токо передал нам, что громадное стадо слонов приближается к плантациям, и детей бьют затем, чтобы криками их напугать слонов. Это, с одной стороны, для нас было приятным известием, так как мы надеялись получить большой груз для наших повозок.

Мы тотчас вызвались отправиться стрелять в слонов, если туземцы проводят нас к деревьям, за которыми мы можем расположиться. Нашлось много добровольцев, и они провели нас к деревьям недалеко от плантаций, мимо которых, по их уверениям, слоны должны были непременно пройти. Мы обрадовали их, сказав, что они получат мясо, а мы возьмем клыки.

Шум между тем продолжался, женщины кричали и хлестали, дети выли, собаки лаяли, мужчины ревели во все горло и махали зажженными факелами. Мы боялись, что слоны испугаются и вернутся назад.

Только мы влезли на деревья, каждый из нас в сопровождении нескольких туземцев, как увидели громадное стадо слонов, выходящих из густой чащи леса. Мы тотчас прицелились в передних и выстрелили, надеясь убить некоторых, а остальных прогнать. Два слона упали, и стадо остановилось, по-видимому изумленное тем, что случилось.

Это дало нам время опять зарядить ружья. Слоны снова двинулись и прошли по павшим телам своих товарищей. Мы снова прицелились и выстрелили. Еще три слона упали, но слоны не останавливались, хотя ревели и шли с очевидной осторожностью.

Я был рад, что мы сидим высоко на деревьях. Мы застрелили еще трех, но слоны все подвигались, ломали заборы, окружавшее плантации, хватали плоды со стволами и проглатывали. Мы все стреляли, и крики жителей не останавливали слонов, которые ломали хижины и топтали их, как будто это были карточные домики. Токо уверял нас, что часто так бывают разрушены целые деревни.

Как только слоны прошли, мы спустились с деревьев и убили их такое множество, что это может показаться невероятным. Остановились мы только потому, что у нас недостало зарядов.

Наконец мы вернулись в деревню, жители которой весьма равнодушно отнеслись к потере своей жатвы, считая, что изобилие слоновьего мяса вполне их вознаградит.

Отдохнув несколько часов, мы простились с нашими друзьями и пообещали вернуться за клыками, напомнив им, что это принадлежит нам.

Герри оставил мешок на шее своей квагги, а мы с Токо ехали по бокам. Квагга шла удивительно хорошо, и мы вернулись в стан скорее, чем надеялись. Мы привезли такие удовлетворительный известия, что не теряя ни минуты повели быков к деревне.

Нас приняли как старых друзей, и мы пообещали награду каждому, кто принесет нам клыки. Повозки наши были почти полны, и еще один день такой успешной охоты позволит нам повернуть на запад.

Мы с Герри поздравляли себя с возможностью провести спокойно ночь в нашей палатке между повозками, но недолго мы спали. Нас разбудил страшный удар грома, а потом мы услышали страшные крики в деревне, около которой мы остановились. Мы оделись и поспешили туда.

Странное зрелище бросилось нам в глаза. Все мужское народонаселение было на ногах, вооруженное луками и стрелами. Когда молния сверкала из черных туч, они пускали в нее стрелы. Гром гремел, молнии сверкали, люди кричали и выли.

Я спросил Токо, что это значит.

– Они стреляют в тучи, чтобы их прогнать, – ответил он.

Я сказал Токо, что на могущественное существо, управляющее небесами, не может повлиять такое сумасбродство, хотя Оно преклоняет ухо к молитвам малых детей.

– Это бедные, несведущие дикари, – заметил Токо, – они не жили с белыми людьми.

На следующее утро туземцы принесли нам известие, что стадо слонов находится в лесу миль за восемь, недалеко от ручья, куда они непременно пойдут напиться вечером, и если мы примем надлежащие меры, то будем в состоянии убить столько слонов, сколько захотим.

Не теряя времени направились мы к ручью и расположились так, чтобы могли стрелять в слонов, когда они приблизятся к воде или станут возвращаться от ручья.

Не стану распространяться о том, что может показаться повторением. Достаточно сказать, что мы не обманулись в ожиданиях.

Вернувшись в нашу палатку, мы с Герри до того утомились, что все следующее утро не трогались с места, пока туземцы приносили нам клыки. После завтрака мы пошли настрелять дичи, потому что слоновье мясо нам уже надоело. Настреляв птиц, мы на обратном пути остановились посмотреть на лошадей и кваггу, которые паслись в полном согласии. У квагги были завязаны глаза. Герри подошел к ней и стал ласково гладить ей ухо.

– Берегитесь! – воскликнул я. – Она вас укусит.

Только я успел это сказать, как квагга повернула голову и чуть не схватила Герри за руку.

Это было уроком Герри впредь не ласкать свою любимицу. Я посоветовал надеть на кваггу намордник, пока нрав ее не смягчится.

Мы стояли и разговаривали, как вдруг лошади начали становиться на дыбы и лягаться.

– Это что такое? – спросил Герри, обернувшись.

Мы увидели двух громадных носорогов, которые смотрели на лошадей как на незваных гостей, не имевших прав находиться в их владениях.

Не без труда успели мы от них убраться. Как ни неуклюже это животное и как ни коротки его ноги, оно может двигаться с удивительной быстротой по твердой почве.

Так как наши ружья были заряжены только дробью, было бесполезно стрелять. Лошади очень хорошо могли уберечь сами себя, хотя, испугавшись свирепых животных, разбежались во все стороны. Мы между тем вынимали дробь и заряжали ружья пулями. Лошади успели убежать, но бедная квагга со связанными ногами и завязанными глазами сделалась добычей переднего носорога. Прежде чем мы с Герри успели выстрелить, он проткнул бедную кваггу своими страшными рогами. Хотя уже было поздно спасать кваггу, мы все-таки выстрелили, и носорог упал, протащив, однако, свою жертву несколько шагов.

Мы, разумеется, опять зарядили ружья, но, прежде чем успели выстрелить, другой носорог мог бы наделать разных бед в нашем стане. К счастью, в эту минуту Токо, только что вернувшийся с неграми, которые несли клыки, предупредил катастрофу, которой мы опасались, и убил носорога, прежде чем тот добежал до повозок.

Мы провели приятный вечер, потому что наши повозки были нагружены до самого верха, и дядя выразил опасение, как бы оси не сломались от необычайной тяжести, прежде чем мы доедем до берега.

Не теряя времени отправились мы в путь и благополучно довезли драгоценные вещи, собранные нами.

Так кончились мои первые приключения в Африке. После этого мне удалось побывать в разных частях этого до сих пор малоизвестного материка, и когда-нибудь я поведаю свету о других моих приключениях.

Приключения юного раджи

Глава I

Старый, но испытанный бурями корабль «Гламорган-Кэстл» с распущенными по обеим сторонам лиселями[1]1
  Лисель – добавочный парус, поднимаемый при слабом ветре.


[Закрыть] шел пассатом по пути в Индию. Пассажиры расположились на деке, под защитой навеса от палящих солнечных лучей, обдававших палубу таким жгучим жаром, что даже индусы, привычные к этой раскаленной атмосфере, изнемогали от жары. Все каюты были заняты. Тут были и генералы, и судьи, и офицеры всех рангов, были замужние дамы, возвращавшиеся к своим мужьям, и отданные на их попечение молодые девушки. Но не многие из пассажиров обращали на себя внимание. В числе таких был полковник Росс со своей дочерью, красавицей Виолеттой. Был майор Молони со своей хорошенькой полненькой женой, на которой он недавно женился, и еще капитан Хоксфорд, возвращавшийся в полк, – красивый мужчина, но не симпатичный, холодный и сдержанный или, быть может, казавшийся таковым от резких очертаний его сжатых губ и больших серых глаз.

Капитан корабля, мистер Лайфорд, представлял собой тип настоящего моряка. Он был внимателен и любезен с пассажирами и держал в порядке свою команду. Если все было исправно, лицо его принимало выражение спокойствия и невозмутимости; но оно оживлялось мгновенно, и его чистый, звонкий голос, раздававшийся при команде, свидетельствовал о том, что у него не было недостатка в мужестве и решимости.

Ему часто приходилось брать на себя роль миротворца, потому что дамы нередко затевали между собой ссоры, и, как признавался шкипер, труднее всего было их уладить, в особенности когда в дело вмешивалась ревность. Супруга бригадира Боманджоя сердилась, например, на то, что ей не оказывали того же внимания, что госпоже Лексикон, супруге судьи. В свою очередь, мисс Марта Пеликан, совершавшая уже вторичную свою поездку на Восток, жаловалась на равнодушие к ней офицеров, постоянно увивавшихся подле этой простушки мисс Приттиман, у которой ничего ровно не было такого, что заслуживало бы внимания, кроме румяных щек и голубых глазок.

Но он не решался, однако, вмешиваться в тех случаях, когда затевалась ссора между мужем и женой, зная очень хорошо, что вмешательство третьего лица может еще больше испортить дело. В особенности же избегал он какого-либо вмешательства в нескончаемые истории майора Молони с его супругой, в сущности только забавные, потому что толстенькая миссис Молони добивалась, по-видимому, того, чтобы совсем прибрать к рукам своего повелителя, на что майор, при всем своем добродушии, не поддавался. Всякие ссоры между командой капитан быстро улаживал и водворял тишину и мир.

На корабле было несколько очень хорошеньких девушек, и между ними мисс Виолетта Росс единодушно признавалась самой красивой. Она была молода и нежна, как лилия, с голубыми глазами и каштановыми волосами. Но не одной красотой она обращала на себя внимание: ее мягкий характер и ум также доставили ей большое уважение среди пассажиров. Капитан Хоксфорд отличался, по-видимому, равнодушием к женским прелестям – по крайней мере, относительно своих соотечественниц; но все-таки Виолетте Росс оказывал большее внимание, нежели другим.

Но был еще один пассажир на корабле, о котором мы скажем несколько слов. Одет он был в матросское платье, но по его изящным манерам, открытому, смелому взгляду, мягкому голосу видно было, что это не простой матрос. Он был еще очень юн, не более как лет восемнадцати-девятнадцати от роду, и, несмотря на простое платье, находился между пассажирами, не встречая на то никакого препятствия со стороны капитана, а с офицерами на корабле обходился по-товарищески. На хинди он объяснялся свободно, а с ласкарами, индийскими матросами, говорил на их языке; вместе с тем видно было, что ему хорошо были известны индийские нравы и обычаи. Горячее южное солнце закалило его лицо и придало ему вид местного уроженца. Капитан мог сообщить относительно него только то, что его звали Реджинальд Гамертон, что он приехал вместе с ним из Индии во время последней поездки и что во время шторма он выказал большое мужество и знание морской службы. Судя по его смуглой наружности, по правильным чертам лица и по блестящим глазам, многие думали, что в жилах его течет индусская кровь; другие намекали на то, что он сын резидента при дворе какого-то туземного принца и что будто мать его – дочь раджи. По-английски он говорил в совершенстве, был хорошо образован и отличался манерами молодого человека, привыкшего к лучшему обществу. Он свободно со всеми разговаривал, но относительно себя был чрезвычайно молчалив, никогда не обронив ни малейшего намека о своей прежней жизни или о своих перспективах. При всем том, казалось, он вполне доверчиво смотрел в будущее.

Его окружала какая-то таинственность, придававшая ему еще больший интерес, в особенности среди прекрасной половины пассажиров. Любезность и внимательность его были одинаковы ко всем дамам, однако можно было заметить, что с Виолеттой Росс он разговаривал чаще, чем с другими. Да и ее глаза разгорались при его приближении, и она охотнее слушала его, нежели замечания, которые делал ей пошленький капитан Хоксфорд, видимо, смотревший на молодого Гамертона с завистью и при всяком удобном случае обращавшийся с ним презрительно и высокомерно. Полковник Росс нисколько не препятствовал Гамертону оказывать знаки внимания Виолетте и сам обходился с ним любезно.

Третий офицер корабельной команды заболел, и место его занял молодой Гамертон, как его обыкновенно звали. Глаза Виолетты постоянно следили за ним, когда он ходил по юту, и нежный румянец играл на ее щеках каждый раз, когда он приближался к ней и наклонялся, чтобы сказать ей что-нибудь.

Капитан Хоксфорд с трудом сдерживал в себе ревность и делал свои замечания так громко, что они доходили до слуха Реджинальда.

– Так как, по-видимому, этот молодой человек, – говорил он, – хочет заработать на свой проезд, то ему не следовало бы столь фамильярно обращаться с теми, кто выше его по своему рангу и положению. Я удивляюсь, как это капитан Лайфорд позволяет ему обедать в каюте, в то время как он должен сидеть вместе с другими младшими офицерами.

Если слова эти и доходили до слуха Реджинальда, то он все-таки не обращал никакого внимания на замечания капитана Хоксфорда и держал себя так же свободно, как в самом начале.

Однажды, когда молодой Гамертон находился по служебным делам на носу корабля, капитан Хоксфорд подсел к Виолетте и старался, насколько мог, быть с ней любезным. Она слушала его, но ни малейшая улыбка не мелькнула на ее лице, и она отвечала ему односложно. Наконец полковник Росс подошел к ней; она вскочила с места и взяла отца под руку, сказав, что ей хотелось бы пройтись немного. Капитану Хоксфорду было крайне неприятно, но он не решился сопровождать ее. Вскоре Реджинальд вернулся, как раз в то время, когда гонг ударил к обеду. Виолетта шепнула ему несколько слов, когда они спускались вниз, и он с необычной для него поспешностью последовал за ней, а когда пассажиры заняли свои места за столом, он опустился в кресло подле Виолетты, а с другой стороны поместился ее отец. Капитан Хоксфорд, возвратившись из своей каюты, увидел, что место, на которое он рассчитывал, уже занято, и, сердито нахмурив брови, отправился на другой конец стола. Большая часть пассажиров уже собралась к обеду, как кто-то заметил, что кресла майора Молони и его супруги не заняты.

– Отчего это их нет? – спросил бригадир Боманджой.

– Да у них опять какая-то передряга, – ответила мисс Пеликан.

В это самое время раздался голос молодой дамы, и слышно было, как майор ее уговаривал. Тучи, однако, рассеялись, и интересная пара заняла наконец свое место за столом.

– Пожалуйте, господа; пора приступить к обеду, а то все простынет, – заметил капитан и, прочитав молитву, собирался уже разрезать жареную баранину, плававшую в своем соку.

Вдруг со стороны майора раздался дикий крик и возглас:

– Что с тобой, моя милая! Что ты делаешь!»

Прежде чем он успел это проговорить, баранина наклонилась вперед и скатилась на колени миссис Молони; картофель и рис посыпались ей под ноги, а подливка разбрызгалась во все стороны.

– О, что со мною делается! – вскрикнула маленькая леди, дрожа и взвизгивая от ужаса.

Капитан Лайфорд, удерживая душивший его смех, со всевозможной любезностью подал руку молодой леди, поднял ее с места, чтобы передать ее майору, который подскочил в ужасе, не зная, что случилось с его женой: не свернула ли она себе шею или не наткнулась ли на мясной нож и вилку.

– Вот видишь, моя милая, – тебя зашибло до смерти! – вскрикнул майор и пристально стал всматриваться в свою жену.

Общий смех раздавался со всех сторон; так что майор, не расслышав ответа своей супруги, взял ее на руки и отнес наверх в свою каюту, чтобы она могла переменить платье, залитое соусом.

Из разговора майора, вскоре возвратившегося к обеду, оказалось, что в то время как она для чего-то толкнула его ногой, корабль покачнулся, она потеряла равновесие, и с ней случилась эта катастрофа.

– И пусть это будет ей уроком наперед, – сказал он, подмигивая, но без надежды на то, что она им воспользуется.

– Поздравляю тебя, моя милая, что это не с тобой случилось, – заметил при этом бригадир своей дражайшей половине.

– Я никогда не даю пинков моему мужу, – ответила она.

Желая пощадить чувства миссис Молони, разговор перешел на другую тему. Наконец она появилась, значительно обескураженная, и скромно села подле мужа. Обед продолжался обычным порядком.

Прошло несколько дней после этого события. Корабль шел все по ветру, делая восемь или девять узлов в час, при довольно сильном волнении. Несколько молодых людей взобрались было на реи и, по примеру матросов, стали играть в прыжки. Один из молодых людей, красивый и статный юноша, отправлявшийся к родителям в Индию, где ему готово было место, сорвался с реи и полетел в пенящиеся волны.

– Человек упал за борт! – раздался крик.

Капитан Лайфорд мгновенно взбежал наверх, отдавая приказание убрать паруса и уменьшить ход корабля, чтобы можно было спустить лодку. Молодой человек умел плавать, но, упав неожиданно в пенящееся море, он потерял присутствие духа, и сомнительно было, чтобы он мог удержаться на воде. Ему бросили две скамейки и клетку для кур, но уже тогда, когда он был позади корабля. Реджинальд, услышав крик, взбежал наверх и, не теряя ни минуты, не сняв даже шляпы, спустился к воде и поплыл к почти утопающему юноше. Вечерело, и наступал уже ночной сумрак. Сильное возбуждение овладело всеми на корабле.

Их вскоре потеряли из виду при той быстроте, с которой шел корабль, потому что, хотя команда и была хорошо дисциплинирована, все-таки нельзя было рассчитывать подтянуть паруса с такой же быстротой, как это делается на военном корабле.

Мнения разделились. Некоторые считали их погибшими, говоря, что самый лучший пловец не может продержаться в таком море.

Капитан Хоксфорд был того же мнения и выказывал сожаление об их участи, притворно соболезнуя о том. Наконец паруса были подобраны, ход корабля уменьшен и спущена лодка со старшим офицером и командой волонтеров. Лодка помчалась по направлению, в котором видели в последний раз пловцов, среди все более сгущавшегося мрака и окружавшего ее пенящегося моря, и быстро скрылась из виду. Сильная тревога овладела всеми; даже капитан с трудом скрывал свое волнение. Молодой Гамертон возбуждал всеобщий интерес, и даже суровый старый бригадир объявил, что он готов отдать всю свою добычу, которую он заграбастал при взятии Мультана, чтобы только спасти молодого человека, и те, кто хорошо знал старого солдата, могли судить о том, насколько сильно возбуждены были его чувства, чтобы внушить ему эти слова. Бедная Виолетта! Отец не мог не заметить ее волнения, но он полагал, что она разделяла те же чувства, что и всякий другой при виде той опасности, которой подвергал себя молодой Гамертон.

Мгновения казались минутами, минуты – часами, и все на корабле с напряженным нетерпением ждали возвращения лодки. Наконец капитан стал тревожиться и за посланную им команду, и за пловцов.

– Не шуметь на баке! – крикнул он. – Не видит ли кто лодки?

Ответа не было. Корабль шел уже медленнее. Ветер завывал в снастях, и волны лизали бока его в то время, как он тихо выгребался вперед.

– Мистер Тайминс, зажгите синий огонь! – крикнул капитан боцману, у которого все было уже наготове.

Загорелся яркий огонь, зловещим светом осветивший мачты и снасти и толпу зрителей, придавая им какой-то мертвенный вид.

Полковник Росс, позабыв на мгновение эффект, производимый обыкновенно светом, подумал, что дочери его делается дурно. Но ее дрожащий голос успокоил его.

– Я очень рада, что вижу этот сигнал, – заметила она. – Это даст им наверно возможность отыскать дорогу к кораблю.

– Я надеюсь, – сказал полковник, – что они доставят нашего молодого друга и юношу, для спасения которого он так мужественно жертвует своей жизнью; но в такой темноте нелегко будет найти их, разве у них хватит настолько сил, чтобы криком дать о себе знать.

– Они вернутся! Они вернутся! – вскрикнула Виолетта. – О, отец, это ужасно!

Время шло. Зажгли еще несколько синих огней.

Наконец какой то матрос вскрикнул: «Вон она! Вон она!» – и другие также объявили, что видят лодку. Раздался радостный крик, к которому присоединилось большинство находившихся на палубе. Капитан приказал молчать. Теперь он сам заметил медленно подплывающую лодку, подбрасываемую волнами. Наступила страшная минута ожидания, пока лодка подойдет к борту корабля, потому что с такого расстояния нельзя было рассмотреть – кто сидит в ней.

– Что, нашли их? – спросил капитан, не будучи в силах скрывать своего беспокойства.